Глава 3. Телефонный разговор

После ужина, во время которого дочь отчиталась о своём походе в мединститут, Николай Васильевич ещё раз внимательно рассмотрел её ставшую чистой правую руку, коротко поблагодарил мать за ужин и сказал, что ему нужно сделать пару звонков. После этого ушёл в свой кабинет и плотно затворил за собой дверь.

***

Подняла трубку какая-то девушка. Попросил её пригласить к телефону мать. Из личного дела Колокольцевой было известно, что у неё имеются три дочки. Две родных и одна приёмная. Старшая из родных и приёмная дочери живут вместе с нею. Где живёт младшая — неизвестно. В деле об этом сведений нет.

Ждать пришлось довольно долго. Никак не меньше двух минут. В ванной она что ли? Наконец, трубку взяли.

— Алло?... Здесь Колокольцева. Представьтесь, пожалуйста...

Постарался, чтобы голос звучал максимально мягко. Многие жалуются, что голос у него грубый и звучит, как команда, даже тогда, когда обращается к человеку с просьбой.

— Здравствуйте, Марина Михайловна! С вами говорит Ненашев Николай Васильевич. Мы как-то встречались на бюро в обкоме партии. Помните? По-моему, это в сентябре было...

— Да, я вас помню, Николай Васильевич... — спокойно ответила собеседница. — Здравствуйте! Что-нибудь случилось?

— Можно сказать и так. Не могли бы мы встретиться?

— Сегодня?

— Да, желательно сегодня. Я понимаю, что уже поздновато, но...

— Ну хорошо... — это прозвучало с некоторой задержкой. — Не могли бы вы в двух словах пояснить, о чём пойдёт речь? Если это как-то связано со строительством НИИ, то...

— Нет, нет! Разговор пойдёт о вашем подопечном! — прервал он её. — Саша сегодня встречался с моей дочерью. Хотелось бы обсудить это и вообще немного поговорить о нём самом и о его планах на будущее. Здесь я выступаю, скорее, в роли обеспокоенного родителя, но некоторые моменты тревожат меня и как руководителя области.

— Понятно... — вздохнула трубка. — Хотя свою встречу с вашей дочерью он описывал мне несколько иначе. Это ведь Вера искала с ним встречи, не так ли? Сама нашла его в институте... Напрасно тревожитесь, Николай Васильевич! Насколько я поняла, она привлекла его внимание только как интересный клинический случай. Мы буквально час назад за ужином обсуждали сделанное им ей предложение. Признаюсь, мне самой тоже было бы интересно поприсутствовать при этом.

— То есть... — осторожно начал он, — вы хотите сказать, что, делая моей дочери это предложение, Саша уже знал, кто у неё отец?

— Разумеется знал! Он знал об этом ещё вчера утром, когда ваша дочь в компании своих друзей пришла на берег Ангары, чтобы проследить за ним.

— Не проследить, а...

— Не важно, как вы это называете! — перебила она его. — Важно, как он это воспринял. Ребята пришли туда, влекомые своим любопытством. И именно для того, чтобы понаблюдать за ним!... — она сделала короткую паузу и продолжила, — Ну да ладно! Я понимаю, Николай Васильевич, что вас встревожило. Мы с ним ещё вчера это обсудили. Хоть он и остался недоволен, но согласился с моими аргументами и пообещал, что перенесёт свои купания и подводную охоту в какое-нибудь другое, менее людное место. Больше никто из горожан не увидит, как он плавает!

— А не может он вовсе отказаться от своих... э-э-э... фокусов? В любой момент меня могут спросить о его поведении. Что прикажете отвечать? Причём, запрос придёт с такого верха, что я...

— Можете не пользоваться эзоповым языком... — насмешливо ответила Марина Михайловна. — Ваш телефон не прослушивается, потому что вы входите в один хитрый список должностных лиц, а мой телефон не прослушивается по другой причине, но причина эта не менее веская... Совсем отказаться, говорите?

— Да, совсем! Неужели это так трудно? Когда меня информировали о вашем прибытии сюда, мне было обещано, что ваш подопечный будет вести себя, как обычный человек. Ну вы понимаете, о чём я...

Его собеседница хмыкнула:

— Чтобы понять, сложно это ему или легко, нужно, наверное, оказаться в его шкуре. Для него все эти фокусы и чудеса давно стали обыденностью и частью его естества. Вот вам, к примеру, легко было бы с сегодняшнего дня начать дышать в два раза реже? Или в два раза чаще? Даже если вас об этом кто-нибудь настойчиво просит? Не легко. Очень не легко. Так и ему трудно пройти мимо, если он видит, что человек страдает, а он в состоянии ему помочь. Помощь людям я только в качестве примера взяла. Есть много такого, что ему гораздо проще и быстрее сделать по-своему, а не так, как мы с вами это привыкли делать. Он и делает, но старается при этом не привлекать к себе... к нам внимания. Его купания в Ангаре и подводная охота, пожалуй, единственное исключение из этого правила...

Она сделала короткую паузу, а когда продолжила, тон её сделался более напористым.

— А что вас, собственно, беспокоит? Ангелы в церквях у вас не летают? Не летают! А могли бы. Я, к примеру, их пару раз видела. С некоторыми даже успела познакомиться. Медведи и тигры говорящие по улицам не разгуливают? Нет, не разгуливают! Слепые не прозревают! Безногие не бросают свои костыли и не пускаются в пляс! Что именно вызывает ваше недовольство, Николай Васильевич? Мы ведём себя тихо и скромно, но совсем не шевелиться и не дышать мы тоже не можем! Даже из большого уважения к вам!

Последнее прозвучало не столько агрессивно, сколько насмешливо. Николай Васильевич недовольно нахмурился. Не привык он к тому, что рядовые руководители предприятий могут дерзко разговаривать с партией! Впрочем, не такая уж она и рядовая эта Колокольцева. Помни о тех, кто за ней стоит. Нужно сдерживаться.

— Всё это так, Марина Михайловна, но мне вот докладывают, что в народе слушок о некоем Спасителе пошёл. Якобы он к нам в город перебрался. Смешно, правда?... И что вы прикажете с этими слухами делать?

— Ничего не прикажу. Могу посоветовать усилить антирелигиозную пропаганду. У вас в обкоме, в горкомах и райкомах партии десятки освобождённых инструкторов от безделья киснут. Это их работа, между прочим! Они за это деньги получают! Привлеките к этой работе и комсомольские организации. Начиная также с районного звена. Они, на мой взгляд, в последнее время на месте топтаться начали. Не забудьте про радио, телевиденье и прессу. У вас, Николай Васильевич, в руках такой мощный пропагандистский аппарат сосредоточен, что я вообще не понимаю ваших опасений! Мне бы ваши проблемы!

Уела она его! И справедливо уела, между прочим! Мог бы и не заикаться про слухи. Самому прекрасно известно, как с ними бороться! Умная она баба, даром что блатная. Поговаривают, что Леонид Ильич был очарован не столько её красотой, сколько её интеллектом. Лично распорядился о её назначении сюда и о строительстве НИИ под неё. Да и сейчас, говорят, время от времени интересуется.

Помолчали. Наконец, он вздохнул.

— Не хотите встретиться?

— Не вижу смысла, Николай Васильевич, — серьёзно ответила она. — Разве что только для того, чтобы обсудить лечение вашей дочери, но и этот разговор вам лучше вести не со мной, а непосредственно с ним. Он мальчик серьёзный и умненький. Кстати, если вы с женой будете против, то Малыш ничего делать не станет. Он мне прямо так и заявил. Вы уж тогда сами объясните дочери, почему нельзя, хорошо? У девочки вчера надежда появилась. Малыш сказал, что она хоть и храбрится, но это её по-настоящему угнетает. Со своей стороны добавлю, что со временем на этой почве могут развиться различного рода комплексы и даже психозы. Так что хорошенько подумайте, прежде чем отказываться...

— Да, понимаю... Скажите, Марина Михайловна, тот метод с помощью которого Саша убрал с её руки довольно большую родинку, он вообще что из себя представляет? Он традиционный? Или такой же, как и остальные его фокусы?

Она усмехнулась в трубку:

— Я не напрасно называю этот метод несуществующим термином «клеточная хирургия». Нет, Николай Васильевич, этот метод никак нельзя назвать традиционным. Сильно сомневаюсь, что в обозримом будущем в мире появятся специалисты и будет создано оборудование, позволяющее проводить оперативные вмешательства на таком тонком уровне. Так что, пользуйтесь случаем! Может, это станет для вас некоторым утешением за неудобства, связанные с нашим пребыванием на вашей земле.

Николай Васильевич ответно усмехнулся:

— Может быть, может быть... Скажите, Марина Михайловна, а у Саши имеется опыт в таких делах? Ну, чтобы случайно не навредить Верочке?

— Можете не сомневаться, опыта у него предостаточно! Обычные родинки, бородавки и другие несложные дефекты кожи он довольно часто удаляет. Гемангиома, как у Веры, штука более сложная, но только из-за её размеров. Суть же того, что будет происходить во время вмешательства, останется неизменной.

— А где вы предполагаете это проделать?

— Я ничего не предполагаю. Пусть Малыш сам решает, где и как ему будет удобно. Он у нас мальчик вполне самостоятельный. Сразу хочу предупредить: за один сеанс ему никак не управиться. Лечение потребует нескольких сеансов. Он говорил мне о пяти, но был не очень-то уверен. Вполне возможно, что ему потребуется больше времени. Здесь довольно трудно прогнозировать. А что касается места, то тут у него большая свобода выбора. Очень удачно, что эта методика не требует каких-то особых условий. Даже стерильности помещения не требуется. Оно и понятно почему. Целостность кожных покровов не нарушается. Можно даже в окопе этим заниматься...

***

Положил трубку и хмуро уставился на телефонный аппарат. Со стороны посмотреть — полное ощущение, что разглядывает он его. И так голову на бок положит, и эдак. Даже пальчиком по гладкой, чёрной пластмассе провёл. Потом на палец уставился, как будто ожидал следы пыли на нём обнаружить.

Нет, не видел он аппарат. И палец свой не видел. Размышлял он напряжённо. Не успокоил его разговор с Колокольцевой. Точнее, в чём-то успокоил, конечно, но тревога, вспыхнувшая за обеденным столом, не проходила.

— Слухи о нём идут из криминальной среды, — рассуждал он. — Вроде, пока что только оттуда. Нужно попытаться выяснить — не возникли ли какие-либо отклонения от нормы в умонастроениях других верующих. Эти двое прибыли сюда в августе. Точнее, Саша прибыл в середине июля — как раз к началу приёма документов в медицинском, а Колокольцева бывала в городе и до этого. Начиная с марта 70-го года, когда начались первые изыскания на месте строительства будущего института, регулярно в командировки приезжала. В августе прошлого года они здесь окончательно обосновались. Колокольцева приобрела дом на Герцена и перевезла сюда семью. Итого, со времени их переезда из Магадана прошло семь полных месяцев. Достаточно? Да, пожалуй, достаточно, чтобы можно было сделать первые выводы! Нужно собирать бюро! Пусть ответственные работники не только партийного аппарата, но и милиции, и Госбезопасности, доложат обстановку!

Он встал из-за стола, заложил руки за спину и неспешно прошёлся по кабинету. Остановился у большого окна. Нахмурился собственным мрачным мыслям:

— Опять будет много треску и шуму, а толку, как обычно, выйдет немного. Действительно важная информация не прозвучит. Точнее, может быть и прозвучит, но в таком объёме и так завуалировано, что и мимо ушей пропустить легко. Что ещё предпринять? Может, вызвать предстоятеля собора? Как его? Вениамин? Валентин? Да, кажется так... Поговорить, осторожно расспросить о настроениях среди людей. Может, промелькнёт что-нибудь интересное? А там можно было бы зацепиться за кончик ниточки и потянуть. Если окажется, что церковная община уже знает о появлении у нас этой парочки, то можно будет действовать более энергично! Это было бы хорошим основанием, чтобы запросить помощи у Москвы. Пусть забирают их от нас к чёртовой матери! Куда-нибудь подальше! Почему именно мы?

***

После того, что услышала, думала, что лечить он её будет в логове у какого-то разбойника. А он сказал-то всего:

— Не волнуйтесь, Николай Васильевич, эта квартира совершенно легальная. Её владелец сел на пять лет. Ещё три года будет отбывать наказание. С ним люди на зоне поговорили, и он не против, чтобы я ею пользовался. Он не останется внакладе.

Бабушка не утерпела и спросила:

— А зачем тебе ещё одна квартира? У вас же дом достаточно просторный.

Саша пожал плечами.

— У меня есть друзья и подруги. Я хочу иногда с ними встречаться и не мешать при этом ни тёте Марине, ни сёстрам. Кстати, домишко у нас не такой уж большой, — потом посмотрел на папу и добавил. — Прошу вас, Николай Васильевич, не пытайтесь узнать, кто входит в число моих друзей. В том числе и через дочь не пытайтесь. Очень я этого не люблю. Оставьте уж мою приватную сферу при мне, хорошо?

***

Своему помощнику он позвонил сразу же после ухода Саши из их дома. Просто ещё во время разговора за столом ему пришла в голову интересная мысль. На неё натолкнула его одна фраза из вчерашнего разговора с Колокольцевой. Помнится, она сказала, что совсем не шевелиться они с Сашей не могут. Может и не дословно, но общий смысл её слов был именно таков. Так вот: что это может означать на практике? А это может означать, что если они допускают отклонения от правил, как их допускают почти все рядовые граждане, то отголоски их «неправильного» поведения могут стать известными горожанам. Ну, простые граждане нам не очень интересны, но вот правоохранительные органы!

Не появилась ли у них за прошедшие семь месяцев какая-нибудь информация по Саше и его опекунше? Какой-нибудь компромат! С этого и нужно было начинать! Может, и не потребуется проводить коллегию? Может, можно зацепить их не со стороны их влияния на верующих, а со стороны нарушений элементарных правил поведения в обществе?

Со своим помощником он переговорил в 18:11, а уже в 21:41 в их заставленной мебелью с жестяными бирками инвентарных номеров пятикомнатной служебной квартире раздался тревожный звонок прямой связи с обкомом.

Дежурный офицер первого отдела бодро поздоровался и доложил о приёме телеграммы из Москвы с грифами «Срочно» и «ДСП». Гриф «ДСП» позволяет передавать информацию по линиям прямой связи с обкомом, поэтому Ненашев попросил офицера зачитать её. Текст телеграммы гласил: 19:00 МСК просьба безотлучно находиться аппарата спецсвязи.

— Твою мать! — энергично высказался Николай Васильевич, брякнув трубкой по рычагам.

***

Этой ночью иркутский обком партии не спал. С 11 вечера находились на своих рабочих местах начальники всех отделов и секторов со своими заместителями. Поскольку тема разговора с Москвой заранее не была озвучена, к досрочному отчёту и разносу на всякий случай готовились все!

Разговор состоялся лишь в третьем часу ночи. Узнав голос говорящего, Николай Васильевич вытащил из кармана пиджака носовой платок и вытер моментально вспотевший лоб. С ним говорил кандидат в члены Политбюро, Председатель КГБ товарищ Андронов. Впервые в жизни, между прочим, лично обратился. До этого он его только издалека видел.

— Извини, Николай Васильевич, что раньше не позвонил. Михаил Андреевич меня задержал. Обсуждали ваш сегодняшний случай.

После этих слов Николай Васильевич посерел и полез в карман пиджака за тубой с валокордином. «Если он со Смысловым разговаривал, а не с каким-нибудь другим Михаилом Андреевичем, то дело совсем швах!»

Охрипшим голосом переспросил.

— Какой случай, Юрий Владимирович?

Прежде чем ответить, тот сам задал вопрос:

— Ты в комнате спецсвязи один?

— Никак нет, с помощником! Я же не знал, о чём...

— Отпусти его! — перебил Андронов. — И вообще, отпусти домой всех. При разговоре нам никто не понадобится! Давай действуй! Я подожду...

Николай Васильевич прижал трубку микрофоном к груди и повернулся к сидящему за заваленным папками столиком помощнику.

— Сергей Сергеевич, забирай материалы и пробегись, пожалуйста, по отделам. Отпусти всех по домам. Ещё есть время пару часиков поспать. Передай товарищам, что через двадцать минут в здании никто не должен оставаться! Это на тот случай, если кто-то захочет переночевать в кабинете. И сам тоже ступай домой. Ты мне сегодня уже не понадобишься.

Забегая вперёд, скажем, что Сергей Сергеевич ему не понадобился не только сегодня. Погубил он его своим сегодняшним поручением. Но по порядку...

— Мне доложили, что ты собираешь информацию по Александру Кузнецову и Марине Колокольцевой. Это и в самом деле так? — начал Юрий Владимирович, когда разговор возобновился.

«Вон оно в чём дело!» — насторожился он.

— Только информацию о возможных нарушениях, Юрий Владимирович! — быстро ответил он. — Только это! Приводы в милицию, вытрезвитель и тому подобное. Мальчишка совсем ещё молоденький. Ветер в голове. При его-то способностях мало ли что может случиться...

— А Колокольцева? Или ты считаешь, что она тоже способна попасть в вытрезвитель? — Голос Андронова звучал насмешливо. — Тебя разве не предупреждали, что их нужно оставить в покое?

— Предупреждали, товарищ Андронов. Но мне также было обещано, что они будут вести себя здесь, как вполне обычные люди.

— А как они себя ведут? Какие-то отклонения от нормы?

— Да, отклонения. Совершенно случайно узнал о том, что парнишка у нас здесь по воскресеньям в Ангаре купается и рыбу ловит...

— Ну и в чём здесь отклонения? Или у вас в Ангаре не купаются и рыбу не ловят?

— Ловят, но только не руками. Сетями ловят, удочками ловят, а вот руками не ловят.

— А они руками ловят? — усмехнулся Андронов.

— Он ловит... Саша ловит рыбу руками. При этом он под водой развивает скорость повыше, чем у моторной лодки. Это бы ладно, но это происходило на глазах у некоторых горожан. Я поговорил с Мариной Михайловной, и она пообещала, что Саша перенесёт свои развлечения куда-нибудь подальше от города, но кое-кто уже успел увидеть. Мне, как руководителю области, нужно знать, что происходит. Сами понимаете, товарищ Андронов, повторение магаданских событий 69-го года никому не нужно...

— А, так ты, значит, про Магадан в курсе?

— В общих чертах. Мне рассказали, когда предупреждали о прибытии этих двоих. Кстати, Юрий Владимирович, в городе поползли слухи о том, что некий Спаситель перебрался к нам сюда. Пока что слухи крутятся в криминальной среде, но если не пресечь их распространение, то неровен час и среди верующих вспыхнет. Я на понедельник назначил расширенную коллегию с участием представителей правоохранительных органов. Собираюсь поднять вопрос о резком усилении антирелигиозной пропаганды и буду просить начальников городского и областного отделов МВД о содействии. Нужно в самом срочном порядке изолировать злостных распространителей слухов.

— Это ты правильно мыслишь, это я одобряю. Мне вот только одно непонятно. Почему ты не лично обратился к областному руководству МВД, а послал туда своего помощника? Знаешь, к кому этот кретин в городском ОВД со своими вопросами полез? Он тебе не рассказывал?

— Нет. К кому?

— К начальнику милиции общественной безопасности!

У него сердце ухнуло в пятки.

— Твою же мать!... Простите, Юрий Владимирович! Случайно вырвалось!

— Ничего, ничего... — ворчливо отозвался его собеседник. — Я теми же словами выразился, когда мне доложили...

Помолчали. Потом Юрий Владимирович вздохнул и сказал.

— Ладно, остановимся на этом. Это был твой промах, Николай Васильевич. Очень серьёзный промах. Будь уверен, он попадёт в твоё личное дело. Теперь слушай, что ты сделать должен, чтобы смягчить его последствия...

— Первое. Я посылаю тебе своего порученца. В дальнейшем все вопросы связанные с Колокольцевой или Кузнецовым решать будешь только через него. Все без исключения! Запомни это и больше не ошибайся. Второго такого промаха мы тебе не простим!

— Понял я, Юрий Владимирович, понял!

— Хорошо, если понял. Значит, порученец. Звать его Сергей Владимирович. Фамилия Телюпа. Полковник Телюпа. Парень молодой, но уже достаточно опытный и хваткий. Хотел поставить его на ваше областное управление, но передумал. Пусть остаётся моим порученцем. И в деньгах не потеряет и для карьеры лучше. Завтра он подъедет, представится, и вы с ним обсудите в каком месте подобрать для него жильё. Будет ли он на время командировки перевозить к вам семью я не знаю. Это ты сам у него спросишь. У него жена, старенькая тёща и один ребёнок. По-моему, мальчик.

— Понял! Ещё что-нибудь?

— Да. Сделаешь ему официальное прикрытие. Оформи его на какую-нибудь небольшую должность. Каким-нибудь инструктором, но предупреди его непосредственного начальника, что он будет ходить непосредственно под тобой. Выделишь ему кабинет. Впрочем, если он решит, что ему будет лучше иметь кабинет в институте, где Колокольцева работает, договорись с ректором. И вообще, оказывай ему максимальное содействие! Максимальное! Считай его моей правой рукой!

Загрузка...