Тот самый диван

Говорить очевидные вещи – все равно что неправильно подавать мяч в теннисе. Прилетит обратно с той же силой. В то утро я не сомневался ни секунды – после вскрытия тела жертвы я уверенно заявил: «Ее задушили». И моментально получил ответ от следователей из подразделения криминальной жандармерии: «Спасибо, мы так и думали». Ожидаемая реакция.

Еще бы. Они приехали на место преступления раньше меня, как только тело обнаружили и безуспешно пытались реанимировать. Прибывшие на место преступления эксперты-криминалисты взяли первые пробы и сразу же заметили следы удушения на шее жертвы. Странгуляционные борозды – классика жанра в криминалистике. Так что в моем «сенсационном» заявлении не было ничего удивительного.

Несмотря на упущенную инициативу, я продолжаю свое собственное расследование, ради которого меня августовским воскресным утром подняли с постели в 6 часов. В ту ночь в деревне, насчитывающей около 700 жителей, праздновали свадьбу. Было много гостей. Возвращаясь домой в 3:25 ночи, одна из подружек невесты обнаружила тело 19-летней Энджи. Она лежала без чувств возле дома своих родителей на окраине деревни, уткнувшись лицом в землю. Праздник моментально закончился для всех, кто еще задержался на торжестве. Два спасателя-добровольца из числа гостей, приглашенных на свадьбу, попытались реанимировать девушку до приезда скорой помощи, которая прибыла по вызову только к 4 часам. Несмотря на все усилия вернуть Энджи к жизни, приехавший врач смог только констатировать смерть молодой женщины. Соседи сообщили бригаде скорой помощи, что в доме осталась маленькая Ева – двухлетняя дочь погибшей. Так как бабушки и дедушки на тот момент не было дома, то врачам пришлось забрать малышку с собой.

Попытка реанимации была совершенно обоснована, но она полностью изменила картину преступления: тело перевернули, передвинули и уничтожили часть улик.

Все это мне как судмедэксперту очень не нравится, но ведь нужно же было спасать жизнь. Воспользовавшись присутствием знакомых специалистов, без лишних свидетелей, я деликатно приподнимаю простыню. Тело Энджи обнажено, так как верхнюю часть пижамы и бюстгальтер разрезали пытавшиеся спасти ее врачи скорой помощи. На ней все еще надеты брюки спортивного типа и видны немного приспущенные на бедрах стринги. У нее голые ступни и абсолютно чистые подошвы ног. Я бросаю взгляд через ограду домовладения и вижу дорогу, покрытую мелким синим гравием. Такой же гравий и у меня дома: если только вы не обладаете магическими способностями или у вас нет ковра-самолета, то от двери дома никак невозможно пройти так, чтобы не испачкать подошвы ног.

– Мы обыскали все окрестности, доктор, но так и не нашли никакой обуви. Похоже, что ее сюда привезли.

– У вас есть предположения, кто бы мог это сделать?

– Еще нет. Но мы опросим всех гостей. Их очень много! Говорят, по деревне ездила какая-то машина – слышали скрежет шин. Она была припаркована совсем рядом, и из нее гремела музыка.

На правом боку Энджи довольно обширный участок кожи – примерно 21 см в длину и 7 см в ширину – поврежден. На кисти правой руки есть следы крови. Примечательно, что странгуляционные борозды имеют довольно большую глубину – 3–4 мм. В верхнюю борозду врезалась разорванная серебряная цепочка. Удивительно, что она осталась на шее несмотря на перемещение тела и попытки реанимации. Также имеются разрывы мелких кровеносных сосудов глаз – так называемые петехии, или точечные кровоизлияния, – которые, как и цианоз[2] губ и ногтей, являются типичными признаками смерти от удушения.

Прежде чем передать тело санитарам морга, в обязанности которых входит его транспортировка в Институт судебно-медицинской экспертизы, я делаю смывы с шеи и цепочки, а также беру образцы пятен крови, чтобы отправить их в лабораторию для поисков наличия ДНК. Наконец, я закрываю голову, кисти рук и ступни жертвы, заворачивая их в большие пакеты из крафт-бумаги.

На следующий день мы встречаемся в зале для вскрытий. Два эксперта-криминалиста, присутствовавшие на месте убийства, и руководитель следственной группы надели поверх униформы индивидуальные средства защиты. Они имеют право только смотреть. Но у меня есть мои «подручные» – мне ассистируют санитар морга и интерн.

Процедура вскрытия проходит без проблем, в соответствии с обычным протоколом. Я возвращаюсь к внешнему осмотру. Теперь, в свете ярких операционных ламп, условия для этого гораздо лучше. Под ногтями жертвы я замечаю небольшой фрагмент темного цвета. Что это? Кровь? Грязь? Необходимо будет ждать заключения лабораторной экспертизы.

Стерильными ножницами я срезаю ногти и помещаю каждый в специальный отдельный пакетик, аккуратно маркируя, с какого именно пальца ноготь срезан.

Такого рода педантичность никогда не бывает лишней и может принести огромную пользу. В результате исследования волосистой части головы обнаруживается несколько гематом, которые скорее говорят о случайном столкновении с внешними объектами, чем о намеренно нанесенных ударах. Почему я так считаю? Опыт. На коже лба я вижу небольшие поверхностные кровоизлияния.

Исследование внутренних органов у этой не обремененной лишним весом молодой женщины не представляет никаких затруднений. Как обычно и бывает в случае асфиксии, в легких определяется отек, а вскрытие черепа показало полнокровие сосудов головного мозга. Кроме этого, асфиксия вызвала значительный отек мозга. Так как в результате неожиданного увеличения объема содержимого черепной коробки сжатому головному мозгу не хватило пространства, то он нашел единственный возможный выход – большое затылочное отверстие, расположенное у основания черепа (в нормальных условиях служащее для прохода спинного мозга). Феномен, известный под названием «дислокация головного мозга», неизбежно приводящий к смерти[3].

Особенно внимательно я исследую гениталии. Я ищу малейшие следы сексуального насилия. Сегодня никаких следов нет. Ни царапины, ни одной, даже крошечной, гематомы, ни ссадины, никаких разрывов. Тем не менее я в обязательном порядке беру мазки. Никогда нельзя быть ни в чем уверенным!

Я заканчиваю послойным исследованием тканей шеи. Как говорится, лучшее надо оставлять напоследок. Эта манипуляция подтверждает очевидную причину смерти и ее насильственный характер: жертву схватили за цепочку на шее, что и привело к образованию кровоизлияний в мягких тканях шеи. Зато нет никаких признаков перелома гортани: хрящи убитой все еще сохраняют свойственную молодости эластичность и могут легко менять форму при надавливании, а затем без труда возвращаться в первоначальное положение.

Тем временем следствие отрабатывает несколько версий преступления: один из гостей на свадьбе, убийца-гастролер, сведение счетов… Но наиболее вероятная версия связана с бывшим молодым человеком Энджи – Габеном. Жандармы арестовали его при попытке забрать их дочь Еву из больницы. Когда его стали расспрашивать о том, что он делал в вечер преступления, он, растерявшись, поспешно стал давать путанные объяснения, что вызвало у жандармов вполне обоснованные подозрения. Его немедленно задержали на 24 часа. Дело в том, что его разрыв с Энджи имел довольно бурный характер: они расстались за месяц до трагедии после трех лет совместной жизни. В разговорах с близкими подругами Энджи говорила, что опасается насилия с его стороны.

Несмотря на противоречивые ответы, которые привлекли внимание жандармов, задержанный Габен продолжал утверждать, что никогда бы не сделал ничего плохого матери его дочери. Для проверки его заявлений жандармам необходимо время: задержание продляется, но Габен по-прежнему настаивает на своей невиновности. А как же машина, разъезжавшая в тот вечер по деревне? – Да, это была его машина, но он всего лишь проезжал мимо дома родителей Энджи. Отрицать данный факт не имеет смысла: геолокация его сотового телефона однозначно говорила о том, что в ту ночь он находился совсем рядом с местом преступления. А отправленные СМС с его телефона? – Да, это он писал накануне вечером «Ты бросила меня. Зря ты это сделала». Но он не убивал.

Будучи уличенным в явных нестыковках, Габен наконец признается, что в ночь убийства он действительно приходил к своей бывшей девушке. По его словам, они долго говорили о совместных планах на будущее, и Габен якобы выразил желание восстановить и продолжить отношения, раскаявшись в том, что был недостаточно внимателен к Энджи. Свое согласие, по заверениям молодого человека, они решили скрепить сексом по обоюдному согласию, а именно – анальным половым актом. Он не уточняет, удалось ли ему в полной мере осуществить задуманное или нет. Потом на пороге дома они выкурили по сигарете, и Габен вернулся к себе, ни о чем не подозревая. Почему он не сказал всю правду сразу? – Он боялся, что его обвинят в убийстве.

В конце концов, несмотря на все заявления Габена о том, что он невиновен, следователь принимает решение возбудить в его отношении уголовное дело по обвинению в убийстве бывшей сожительницы.

Через несколько дней после трагедии в деревне проходят похороны Энджи с отпеванием в местной церкви. Габен обращается к следователю с просьбой разрешить ему присутствовать на церемонии, но получает отказ. Зато на похороны отправляют жандармов в штатском. Версия насчет убийцы-гастролера все еще имеет право на существование, а, как известно, иногда преступник приходит на похороны своей жертвы. Но в тот день никаких посторонних на церемонии замечено не было.

Время идет, и в ноябре приходят результаты первых анализов ДНК, которые вызывают некоторое удивление. Следы ДНК Габена обнаружены на затылке жертвы, но не на цепочке. Также они присутствуют под ногтями, но их нет ни в области половых органов, ни в области ануса. Со стрингами картина еще сложнее: на них нет следов ДНК Габена, но есть следы другого мужчины. Начинаются сомнения, тем более что ДНК принадлежит одному из родственников Энджи. Иными словами, члену семьи. Ох, семейные отношения часто бывают такими запутанными, так что дело плохо.

Ознакомившись с результатами анализов, адвокат Габена направляет ходатайство о его освобождении из-под стражи. Но прошлое Габена свидетельствует не в его пользу. У Габена уже есть судимость. За несколько лет до описываемых событий он совершил преступление, было возбуждено уголовное дело. Однако тогда все закончилось досудебным соглашением. Тем не менее, как ни крути, Габен подходит в качестве идеального подозреваемого: криминальное прошлое, болезненный разрыв, противоречащие друг другу заявления и т. п. Так что ничего удивительного в том, что ходатайство его адвоката было в итоге отклонено.

Жандармы приступают к поискам второго мужчины – родственника убитой. Его быстро идентифицируют благодаря анализам ДНК, однако у него железное алиби: он принимал участие в соревнованиях по петанку, которые шли несколько дней на юго-востоке Франции. Так откуда тогда на жертве взялась его ДНК? Объяснение кроется в бельевой корзине: в семье все грязное белье сваливают в одну корзину и стирают вместе, вот поэтому на стрингах и появились следы ДНК родственника убитой[4].

А у меня новое задание – следователь хочет получить сведения о характере повреждений, обнаруженных на теле Габена в вечер накануне его задержания. Его осмотрел врач и упомянул в протоколе осмотра «несколько повреждений кожи на внутренней стороне левого запястья и на внешней стороне правого локтя». К сожалению, в протоколе нет фотографий. Они позволили бы мне наверняка сказать, были ли это ссадины от ногтей Энджи или нет.

Любая ссадина – это повреждение кожи, но не каждое повреждение является ссадиной. Они часто располагаются параллельно друг другу.

Поэтому в разговоре с судьей я уточняю, что следы ДНК под ногтями Энджи и повреждения на предплечьях Габена могут быть связаны с защитными действиями при удушении сзади – так жертва обычно пытается освободиться от агрессора. Что касается Габена, то он утверждает, что поранился листом гипсокартона, когда помогал другу делать ремонт в доме. Друг подтвердил помощь Габена во время ремонта, но не помнил о травме.

Как любой хороший специалист по уголовному праву, адвокат цепляется за все мелочи и отрабатывает все возможные варианты. В частности, разыгрывается и такая карта (а почему бы и нет?), как забывчивость судмедэксперта. Почему судмедэксперт не измерил температуру тела, чтобы точно определить время наступления смерти? Когда я читаю этот вопрос в полученных документах, меня бросает в холодный пот. Действительно, почему?! Ведь это азы профессии, хорошо известные даже новичкам: если жертва скончалась совсем недавно, необходимо измерение температуры тела. Как я мог забыть об этом?! Я отчетливо помню все процедуры с телом. Я действительно не измерил температуру! Когда я был на месте убийства, то мне и в голову не пришло сделать это. Однако после того, как первые эмоции улеглись, я успокоился. Если я не измерил температуру, значит для этого были основания[5]. Я не просто так забыл. Я следовал своему инстинкту. Сейчас мне только надо найти объяснение этому упущению.

Я восстанавливаю хронологию событий, произошедших с 3:25 ночи, когда обнаружили тело, и до момента, когда приехали судмедэксперты. Энджи пытались реанимировать, когда тело было еще теплым. Я сразу же понимаю, что манипуляции с телом при обнаружении, а затем непрямой массаж сердца вызвали мобилизацию кровообращения и обеспечили тепловой обмен в организме. В результате тело не остыло, как это обычно бывает, и не затвердело. На нем также не было трупных пятен. Вот поэтому, когда я осматривал убитую, ее тело все еще было теплым и гибким, хотя смерть могла наступить за несколько часов до моего осмотра. Следовательно, любые измерения температуры были бы совершенно бесполезны, тем более что на основании сопоставления свидетельств был сделан вывод, что смерть наступила в интервале между 0:30 и 3:25 ночи[6]. То есть речь идет о точности, превосходящей любые измерения температуры в самых идеальных условиях. Я фиксирую все эти рассуждения в красиво составленной объяснительной записке, успокоившись и убедившись в очередной раз в своей профессиональной компетенции.

Адвокат настаивает: почему судмедэксперт не уточнил время наступления смерти на основании анализа содержимого желудка? Меня так и тянет дать простой ответ: да потому что его об этом никто не просил… Будем честны, эти сложные анализы не входят в первоначальный протокол вскрытия. Я возвращаюсь к документам и начинаю готовить новый протокол.

Время наступления смерти и последний прием пищи – это вечная классика. Но в настоящей жизни судмедэксперта все зачастую сложнее, чем в сериалах.

Между тем в запросе судьи нет ничего сложного: «В дополнение к вашим протоколам осмотра и вскрытия тела, а также с учетом материалов, собранных судебными следователями по вопросу употребления пищевых продуктов и напитков Энджи М., определить по мере возможности временной интервал, в течение которого могла наступить смерть».

Я погружаюсь в изучение процессуальных документов. Материалы следствия систематизируют документы (протоколы, технические справки, исследование личности обвиняемого и др.) в форме сгруппированных разделов в зависимости от характера документов: раздел A представлен формальными документами, раздел B посвящен общим сведениям и личной информации, раздел C специализируется на данных о содержании под стражей и судебного контроля, а раздел D предназначен для основных документов.

За каждым документом в разделе закреплена соответствующая буква и номер в хронологическом порядке. Раздел может включать как одну страницу, так и пятьдесят или даже больше. Я нахожу мои документы в части D – материалы, собранные экспертами-криминалистами. Здесь же систематизированы всевозможные протоколы жандармов. Под номером D640 (Вы можете представить себе толщину папки судьи уже по этой цифре! К счастью, он предоставил мне материалы в оцифрованном виде на компакт-диске.) хранится протокол допроса свидетеля – подруги Энджи:

Употребляла ли Энджи алкоголь во время аперитива?

Мне кажется, что она могла выпить рюмку ромового ликера Malibu Coco с апельсиновым соком. Но я не очень уверена в этом – возможно, она пила только апельсиновый сок. Энджи опаздывала. Она присоединилась к нам позже.

В котором часу вы сели за стол?

Аперитив продолжался недолго. Если не ошибаюсь, мы сели за стол к 21:30.

Вы помните меню и что именно Энджи ела во время праздничного ужина?

Вначале у нас был салат по-пьемонтски. Потом курица, кажется, с чипсами. На десерт подавали торт – крамбл с грушей и шоколадом. Что касается Энджи, то точно помню, что она ела салат. Она съела совсем немного. Если я ничего не путаю, то у нее в тарелке еще было мясо. Я не уверена, ела ли она десерт. Во всяком случае, она ела мало.

Употребляла ли Энджи алкоголь во время праздничного ужина?

Нет, она пила апельсиновый сок, Кока-Колу или воду. Вино пили только парни.

В котором часу закончился праздничный ужин?

Я уже точно не помню – прошло много времени, – но, скорее всего, где-то около 23 часов.

Как скоро после окончания праздничного ужина ушла Энджи?

Она ушла тогда же, когда и я, – ближе к полуночи.


Я нахожу свой протокол вскрытия (документ D112), где я отметил следующее:

… Анализ содержимого пищевого комка указывает на наличие непереваренных идентифицируемых продуктов: фрагменты сосисок Knacki, огурцов, помидоров, яиц, риса и картофеля. Фрагменты медикаментов не обнаружены. Слизистая оболочка желудка без изменений. Кардия и привратник в норме.


Что касается токсиколога, то он сообщает об отсутствии алкоголя. Но был обнаружен кодеин в количестве 5,9 нг/мл. Эксперт приходит к следующему выводу:

… Наличие кодеина свидетельствует о применении противокашлевого препарата. Его концентрация в крови соответствует терапевтической, а не токсической. Кодеин влияет на пищеварение и замедляет кишечную перистальтику подобно опорожнению желудка. В то же время не существует никаких достоверных исследований, подтверждающих взаимодействие между интенсивностью замедления при опорожнении желудка и процентным содержанием кодеина в крови.

Вот и вся информация. Теперь я должен навести справки, поискать научные источники. Судмедэксперты, разумеется, всегда интересовались содержимым желудка жертв, и опыт у них есть, но кто особенно преуспел в этой области, так это анестезиологи. Если перед наркозом ваш желудок полон, то шансы (или, скорее, риски) того, что содержимое желудка попадет в легкие в момент наступления медикаментозного сна, довольно высоки. А это, как вы понимаете, может быть смертельно. Вот именно поэтому анестезиологи просят приходить на плановую операцию натощак.

Публикации судмедэкспертов и анестезиологов совпадают по многим пунктам. Большое значение имеет время опорожнения желудка, которое варьируется в зависимости от многих факторов: насколько жидкой была пища, состав продуктов (жиры и алкоголь существенно тормозят опорожнение желудка, а сахара ускоряют его), вес и объем пищи и т. д.

Я помню, что у Энджи был легкий ужин с небольшим количеством жиров, белков и углеводов, жидкости было мало, а алкоголь она не употребляла. Ужин закончился к 23 часам, так что, по моим подсчетам, ее желудок должен был быть пустым через два часа, то есть к часу ночи. Между тем в научных публикациях упоминается (и даже подчеркивается), что шоковые или стрессовые состояния значительно изменяют работу органов пищеварения, особенно опорожнение желудка – до такой степени, что многие авторы пишут о том, что неоднократно имели возможность убедиться в наличии практически непереваренных пищевых комков в желудке умерших людей даже через несколько лет после смерти мозга. Еще аналогичным образом действует кодеин.

После двухдневных библиографических поисков и завершения шестистраничного подробного аргументированного отчета я прихожу к следующему выводу:

Определение временного интервала наступления смерти с большей точностью, чем интервал, установленный на основании предоставленных экспертами данных, не представляется возможным.

Я надеялся, что с этим затянувшимся делом для меня все уже было закончено, как вдруг адвокат снова проявил инициативу. Тщательно была обследована машина Габена. Эксперты-криминалисты обнаружили крошечные пятна крови на ковровом покрытии багажника. Пришли результаты генетического анализа, подтвердившие, что это кровь Энджи. Я быстро сопоставляю эту информацию с повреждениями кожи на лбу девушки, которые явно немного кровоточили. Но у адвоката более богатое воображение, и он запрашивает новую экспертизу: по его мнению, кровь «могла попасть на ковровое покрытие случайно – например, от гигиенической прокладки». Я, мягко говоря, изумился (Господи! Когда же и чем все это закончится!), но, придя в себя, снова сажусь за компьютер и начинаю составлять новый документ. В голове постоянно крутятся слова одного из следователей, который заметил, что Габен был буквально одержим чистотой своей машины: он мыл и чистил салон автомобиля сам, не доверяя эту работу никому. И вот я снова пускаюсь в рассуждения о повреждениях кожи, физиологии кровотечения, лейкоцитарном тромбе, времени коагуляции, а также о гигиенических прокладках и их степени абсорбции. В итоге, составив четырехстраничный документ, я прихожу к очередному заключению:

Для случайного попадания крови на ковровое покрытие гигиеническая прокладка должна была быть полностью пропитана кровью. Трудно представить себе причину, по которой использованная гигиеническая прокладка могла бы оказаться в глубине багажного отделения автомобиля[7]. Разве что, если бы сам Габен согласился превратить свою машину в мусорный контейнер. Впрочем, эту оригинальную идею я предпочитаю оставить при себе.

Но и это еще не все! Чтобы доказать версию своего клиента о половом акте по согласию, адвокат Габена ходатайствует о проведении эксгумации трупа для новых анализов. Следователь удовлетворяет ходатайство и отдает распоряжение об эксгумации тела Энджи. И при том, что я объяснял судье, что новое вскрытие не принесет значимых результатов для подтверждения достоверности показаний. Я уже исследовал тело максимально тщательно и отметил в протоколе осмотра, что никаких следов сексуального насилия не было, а установить факт совершения полового акта по согласию с использованием презерватива почти невозможно; без эякуляции вероятность обнаружения ДНК существенно снижается, и, как бы то ни было, я уже сделал все необходимые анализы. Но я обязан удовлетворять все ходатайства защиты, чтобы избежать риска обжалования в следственной палате апелляционного суда.

Итак, декабрьским утром тело Энджи извлекают из гроба, чтобы сделать смывы и взять мазки, и затем снова возвращают в гроб. Все напрасно: все дополнительные анализы дают отрицательные результаты[8].

После чего не последовало никаких обращений. Неужели вдохновение покинуло адвоката?

Нет. Через два года я получаю вызов на следственный эксперимент. Процедура проходит под проливным дождем при поддержке двадцати жандармов. В целях безопасности деревня заблокирована, а дорога перекрыта. Вначале подозреваемый в убийстве проявляет большую готовность к сотрудничеству. Он говорит, что ездил в течение некоторого времени по деревне. Так что теперь небольшая группа следует по маршруту, указанному словоохотливым Габеном. Затем он просит остановиться возле дома. Мы входим в дом. Он звонит, дверь открывает Энджи, они болтают. Потом занимаются анальным сексом. По просьбе следователя Габен показывает диван, на котором они занимались анальным сексом. Габен уточняет, в какой позе находилась Энджи: «на карачках», – уточняет он.

– Что произошло потом? – спрашивает судья.

В ответ тишина – Габен замер, не шевелясь. Он стоит перед диваном, опустив руки. Его лицо каменеет, в глазах пустота.

Габен по-прежнему молчит. Чтобы разрешить ситуацию с затянувшимся молчанием, на помощь ему приходит судья.

– Вы уехали?

– Да, да… [продолжительное молчание] Я уехал.

И снова воцаряется тишина. Судья пытается прервать молчание:

– Куда вы уехали? Вы вернулись к себе домой?

– Да, это так. [продолжительное молчание] К себе домой.

Габен буквально оцепенел – он напряжен и неподвижен. Такое ощущение, что он превратился в зомби. Судья:

– Тогда покажите нам дорогу, по которой вы ехали.

Время тянется мучительно медленно. Наконец Габен выходит из состояния оцепенения. Все участники следственного эксперимента в этот момент испытывают одно и то же чувство. Процедура закончилась. Следственный эксперимент завершился рядом с диваном, когда обвиняемый рассказал о половом акте с Энджи. Всего остального просто не существует. Он стер остальное из памяти. Мне кажется, что как раз в этот момент он и задушил мать своей дочери. Затем он отнес тело в машину – именно поэтому она была босиком с чистыми ступнями. Он бросил тело в багажник, в результате чего была повреждена кожа на боку. Вероятно, в ходе этих перемещений также пострадала голова жертвы, и капли крови попали на ковровое покрытие. Затем Габен ездил по деревне, наматывая километры. Он не знал ни куда ехать, ни что делать дальше. Потом он вернулся к дому и оставил там тело.

Но об этом он не скажет ни на следственном эксперименте, ни перед судом присяжных заседателей департамента Де-Севр.

Этот 24-летний молодой человек, находящийся в клетке в качестве обвиняемого, производит странное впечатление. Он почти ничего не говорит, не отвечает на вопросы председателя суда или говорит, что ничего не помнит. Он не реагирует даже на очень яркое выступление руководителя следствия, которое не оставляет Габену никаких надежд.

Самое удивительное, что адвокат, который так донимал нас в ходе следствия со своими бесконечными запросами документов и ходатайствами то одних, то других экспертиз, больше не защищает обвиняемого.

Не буду скрывать, что про себя я вздохнул с некоторым облегчением. Его присутствие принесло бы бесконечные препирательства и поток не всегда уместных вопросов. Все это с целью утопить доказательства обвинений в море малозначительных деталей и неправдоподобных предположений, чтобы запутать присяжных.

Наступает моя очередь выступать. То есть наша очередь. Дело в том, что поскольку в рамках этого расследования главная роль у экспертиз, то, с разрешения председателя суда, мы подготовили совместную речь с моей коллегой-генетиком. Так что мы сменяем друг друга, выступая перед присяжными и судьями. Мы поочередно объясняем, какую роль играют взятия смывов, анализы и экспертные заключения.

Желая обеспечить полную ясность, я показываю на большом экране в зале судебных заседаний документальные фотографии.

Я хотел показать багажник машины со следами пятен крови на коврике, но случайно открыл другой файл – с посмертной фотографией лица жертвы. Эту фотографию никто из присутствующих раньше не видел. Я сразу же убрал ее с экрана, но, как оказалось, поздно: присутствующие успели ее рассмотреть и содрогнулись от ужаса, а родители жертвы, рыдая, выбежали из зала. Один только обвиняемый не проявил никаких эмоций.

Его приговорили к двадцати годам лишения свободы. Он не стал обжаловать приговор.

Приговор вступил в законную силу, но семья Энджи не узнала всю правду. Ее знал только Габен, который так и не сказал о том, что же на самом деле произошло в ту ночь.

Загрузка...