Пушкин и императрица. Тайная любовь

1

Все цитаты из сочинений А.С. Пушкина приводятся из пушкинских автографов.

2

Вел. кн. Николай Михайлович. Т.1, с. 1. Ср. поэтику «Письма Татьяны»: «Я здесь одна. Никто меня не понимает…»

3

«В Петербурге открыт заговор высшей аристократии. На престол хотели возвести царствующую императрицу (Е. А.). Первое заявление о нем сделал Сперанский», – пишет Фернгаген (Карл-Август Фарнгаген фон Энзе (1785–1858) – немецкий писатель и переводчик сочинений русских авторов – ред.) в 1921 г. В 1822 г. последовал первый арест В.Ф. Раевского и затем заключение его в Тираспольскую крепость (Пыпин, «Общественное движение в России при Александре I», с. 165).

4

Доказательством ее скромности служит ответ Ел. Ал. на вопрос, «составила ли она завещание», «Я ничего не привезла с собой в Россию – и потому ничем распоряжаться не могу». (Воспоминания Н.М. Лонгинова.)

5

См. стих. Державина «Амур и Псишея» 1793 г., изд. Грота, стр. 141. Ода написана на обручение Александра и Елизаветы в 1793 г. (то есть в год Великой Французской революции). «Чарующий стан, совершенная грация движений… Те, кому случалось присутствовать на ее свадебных торжествах, до сих пор вспоминают эту картину… имя Психеи было у всех на устах». (Великий князь Николай Михайлович, «Императрица Елизавета Алексеевна», т. III, стр. 754.) См. известный портрет Елизаветы Алексеевны в виде Психеи художника Д. Евреинова. Как известно, Пушкин просит «ради Христа» сделать «виньету» к первому сборнику стихотворений «имянно в виде Психеи, которая задумалась над цветком…». (Письмо от 15 марта 1825 г. Л. Пушкину и Плетневу.) В письме от 26 сентября 1825 г. Плетнев писал Пушкину: «Виньеты не будет, С художниками невозможно иметь дела: не понимают они нас. Да и что придаст твоим стихам какая-нибудь глупая фигура над пустоцветом? Придет время: тогда не так издадут». Увы… Пушкина издают так же, как и 160 лет назад: «Психеи, склонившейся над цветком», современный читатель, видно, не дождется, как и комментариев к этой примечательной просьбе поэта.

6

На допросе следственной комиссии Кюхельбекер ответил, что главной причиной, заставившей принять участие в тайном обществе, была его «скорбь об порче нравов, как следствия угнетения… Взирая на блистательные качества, которыми бог одарил русский народ – единственный на свете – по сильному и мощному языку, которому нет подобного в Европе, по радушию, мягкосердию – я скорбел, что все это задавлено, вянет и, быть может, скоро падет, не принесши никакого плода в мире…… Да создастся для славы России поэзия истинно русская, да будет святая Русь не только в гражданском, но и в нравственном виде первою державою мира», – говорил Кюхельбекер.

7

Не говорит ли эта фраза героини «Рославлева» и знак секиры у текста: «Я стал(а) думать ее мыслями…» о том, что и пушкинская Полина была иностранка по происхождению, но «русская душой»? Исследователи «Рославлева» прошли мимо того обстоятельства, что «Неизданные записки дамы 1811 года» имеют в черновике дату «22 июня» – то есть число нашествия Наполеона в Россию. «Описки» текста автографа: «Я знал ее скромной и молчаливой», «я еще не понимал ее, но уже любил» и строки Плана: «…Москва в 1811 г. Наполеон шел на Москву… Мы отправились 15 августа……», – совпадают со временем отъезда Пушкиных из Москвы, приездом в Петербург Василия Львовича с племянником и встречей юного Пушкина с И. Пущиным (см. «Воспоминания современников о Пушкине». Москва, 1974. т. I, с. 72–73). Таким образом, «Неизданные записки дамы» могут представлять попытку Пушкина издания своих «Записок» о «Полине» – Е.А., как «защиты ее тени», – читаем в предисловии к «Рославлеву».

8

Не потому ли Модзалевский, «не сводя концы с концами», написал на рукописи (!) дневниковой записи 29 января 1815 г.: «Это почерк Пушкина 1816 года».

9

Не исключено, учитывая многомыслие поэтики, что образ «Другой Марии с другим младенцем на руках» имеет отношение и к «Богородице земного круга» стихотворения 1826 г.

10

Как известно, Бетховен посвятил Елизавете Алексеевне свой единственный полонез – «К Элизе», его оригинал находится в РГБ в Москве.

11

Послушаем речь современников на похоронах Елизаветы Алексеевны: «Те, кто имел счастье находиться вблизи Елизаветы, могли оценить широту ее ума. Из всех источников разума она черпала то богатство идей, ту зрелость размышлений, которые делали ее беседу особо замечательной».

вспоминает Пушкин в 1830 г. образ Жены, смотревшей за «школой» («В начале жизни школу помню я»).

«С ее появлением в России ничто не могло сравниться с ее сокрушительной красотой… Все искусства имели права на ее покровительство. За ее счет молодые художники посылались в Италию… равно и поэзия весьма привлекала ее ум…» (Вел. кн. Николай Михайлович. «Императрица Елизавета Алексеевна», т. III. Послесловие.).

12

«Всемилостивейшая Государыня!

Похвальное слово Государю добродетельному я осмеливаюсь посвятить Высочайшему имени Государыни, сияющей на троне изящнейшими добротами. Похвалю Герою, оградившему в древние времена Россию от нашествия свирепого Мамая, дерзаю поднесть Всеавгустейшей супруге Героя, спасшего во дни наши Отечество и Европу от грозного Наполеона.

Верноподданный Александр Казадаев

Генваря 13 дня 1820 г.

(Печатать позволено вторично

Спб. Сентября 21 дня 1826 г. (!)

Цензор Александр Красовский)».

13

От внимания исследователей «Розы» систематически ускользало Пушкинское обращение к «Друзьям»: «Не повтори: Вот жизни Радость. Не говори: Так вянет Младость». То есть поэт призывал не толковать его «Розу» в абстрактных философских понятиях, как символ «непрочности всего земного» и т. п. истертых клише, А. Н. Веселовский отмечал: «От емкости поэтического образа цветка зависело также и разнообразие вызываемых им ассоциаций: нередко образ цветка почти исчезает за подсказанным ему человеческим содержанием. Дело не в розах, а в качестве воспоминаний». (А. Н. Веселовский. «Из поэтики Розы». Избр. статьи. Л., 1939.) Как известно, Пушкин придавал стихотворению 1815 года особое значение, включив его в издание стихотворений 1826 г. Поправка стиха 1815 г.: «Прости! жалею!» – «Люблю, лелею» в 1826 г. знаменательна обретением нового содержания: Пушкин уже не жалеет об увядании «Розы», но лелеет ее образ в своей памяти.