Пустая шкатулка и нулевая Мария. Книга 1

Меня встретила ясная синева неба.

Только я встал, как сразу полез в телефон проверить дату: седьмое апреля. Сегодня седьмое апреля. Газета тоже была сегодняшней, да и по телику сказали, что сегодня седьмое апреля. Да-да, в курсе, что нет смысла постоянно проверять число. Но с того дня, как я выбрался из «Комнаты», проверяю его каждый раз — иначе просто тревожно.

Все, что случилось в «Комнате», отложилось у меня в памяти просто как знание. Точнее, этакие снимки мест, где я побывал, но теперь, разглядывая их, ничего не чувствую: ни злобы, ни печали. Может, я даже кого-то любил там, но забыл. Да и эти зыбкие воспоминания, наверное, скоро забудутся.

Я забуду даже Марию.

Но мы и не должны были встретиться, так что вряд ли увидимся вновь.

В любом случае было седьмое апреля, день вступительной церемонии.

Я перешел во второй класс старшей школы.

Значит, теперь мы будем учиться не на четвертом, а на третьем этаже. Вид из окна у меня остался почти тот же, хотя стало чуть пониже, и окна выходили чуть западнее. Стоило мне оказаться в классе «2-3», как я ощутил, что обстановка по-настоящему изменилась. От радости я даже прижал руку к груди.

На учительском столе оставили лист с рассадкой. Я заглянул туда, узнал свое место и пошел к нужной парте. Новые одноклассники встретили меня приветливо. Да, приятно тут.

Очередной парень зашел в класс и, заметив меня, тут же замахал рукой.

— Здорова, Хосии! Мы опять в одном классе!

Почему-то вполне обычное приветствие привлекло сразу ребят пятнадцать — они повернули головы в сторону новоприбывшего. Ну да, Харуаки в своем репертуаре: шумит по поводу и без.

— Харуаки…

— Ч-чего?

Я с сомнением уставился на него:

— Настоящий?

— А смахиваю на поддельного? Типа у меня есть брат-близнец? Ты чё, модной манги начитался, что приключилось, будто у школьников-питчеров есть братья-близнецы?!

— Да нет…

Какой-то он совсем уж подозрительный…

— Точняк, Хосии! Я тут вот чё вспомнил…

— Хару, Кадзу, приветики! — перебили Харуаки.

В дверях показалась Коконэ, рядом с ней — Дайя.

А, так они и в школу парочкой ходят? Хотя, если ляпну такое, Дайя от меня никогда не отстанет: будет ходить по пятам весь день. Лучше подержу рот на замке.

— Ого, это чё, со мной девушка поздоровалась? Аж сердце зашлось! Погоди… так это ты, Кири? Во облом!

— Эй, Хару… тебя чего понесло?

— Не, я типа понимаю, что ты без ума от меня, но хорош преследовать! Даже в один со мной класс напросилась!

— Ха-ха-ха! Это ты так пытаешься не смущаться? Да неужели я тебя околдовала? Как это по-детски, Хару! А кстати, не прекратишь ли заодно забивать память на мобиле? Я про записи моего миленького голоска.

— Да кому ты нужна!

— «Господ-и-ин…» Ну! Давай не стесняйся! У тебя отличная возможность пополнить свою коллекцию! Дать тебе шанс? На этот раз будет «с возвращением»!

Боже, ну и разговоры у них, аж самому стыдно… Может, хватит?

— Эй… Кадзу, у тебя нет с собой петард? Я бы сейчас засунул парочку в рот Кири.

— Ого, Дайя! Так тебе завидно, что только у Хару есть записи моего голоса? Расслабься! Если вылижешь мне туфли, то я, так и быть, порадую тебя, любителя младших сестер! Даже братиком назову! Я просто сама доброта!

— Ага, как же, доброта. Зовись лучше «ошибка природы».

Ну да, с новым учебным годом класс поменялся, но в целом все осталось как прежде… Но я ведь так и хотел.

Без Марии и Моги будет грустно, но все-таки ради жизни без них, ради обыденности я и сражался с «Комнатой удаления».

— А ты чего лыбишься?.. На тебя смотреть противно, Кадзу, — пристал ко мне Дайя.

— Ой, точно! Ну что за ухмылка? Сразу видно: воображает что-то пошлое. Наверное, мечтает, как рядом с ним сядет какая-нибудь милая дурочка…

— Не-а, — перебил я, и Коконэ надулась.

— Эй, так чё, для кого место? Я его знаю? Или ее? Она хорошенькая? — Харуаки бесстыдно плюхнулся на чужую парту и принялся расспрашивать.

Поскольку я уже посмотрел лист рассадки, то знал, кто это будет.

— Ага, хорошенькая.

— Ух, в натуре?! Колись, кто это!

Я и сам обрадовался тому, что у нее есть свое место. Что она когда-нибудь сможет занять его.

Хотя не исключено, что к моменту, когда она вернется, мы уже не будем соседями по партам, но какая разница?

Я улыбнулся и назвал ее фамилию:

— Моги.

Тот дождливый день, казалось, никогда не закончится.

Как только Дайя сообщил, что Моги попала в аварию, я сразу рванул в больницу, даже школу прогулял. Добрался я на такси. Вообще, и самому не верится, что я решился на такой поступок, особенно если учесть, как я люблю свою спокойную жизнь.

Но надо было поехать. Надо было узнать, чем закончилось мое сражение с «Комнатой».

В больнице я оказался даже раньше родителей Моги. Там многие приняли меня за ее парня. Меня пустили, и мы вместе с ее родными ждали конца операции.

Все прошло успешно… ну, вроде бы. Остаток дня Моги пролежала без сознания.

В реанимацию меня не пустили, а в общее отделение Моги перевели только через два дня. Вот тогда-то мне и удалось навестить ее.

На Моги было больно смотреть: ноги и одна рука сломаны и подвешены на вытяжках, другая — уцелевшая — рука, фиолетовая после капельниц на сгибе локтя, безжизненно свисала с постели; все лицо в царапинах и ссадинах. Писк электрокардиографа и шум аппарата искусственного дыхания неприятно отдавались у меня в голове.

Когда я впервые увидел Моги, всю израненную, на глаза сами собой набежали слезы, но плакать я не мог — не одному же плакать? Нет, рядом с ней я обязан оставаться сильными. Поэтому, кое-как удержав слезы, я заглянул ей в лицо.

Моги, кажется, удивилась, что я пришел, хотя точно, так это или не так, нельзя было сказать — она просто лежала, не в силах пошевелиться.

В тот день ее родители передали мне, что она уже в сознании, но не говорит после шока. Однако стоило Моги заметить меня, как она тут же открыла рот, пытаясь что-то произнести. Мне не хотелось, чтобы она напрягалась, но Моги не слушала моих возражений: она все равно пыталась выдавить из себя хоть слово. Ее кислородная маска вся запотела… Наконец Моги выдохнула:

— Слава богу… я… жива.

Она говорила совсем тихо, но я все равно расслышал.

Едва она договорила, как вдруг заплакала. Я отвел глаза и наткнулся на порванную сумку — она стояла у кровати. Внутри блестела какая-то упаковка. Она привлекла меня, и я невольно потянулся за ней. Оказалось, в сумке лежали умайбо со вкусом бургера и соуса терияки. Содержимое после аварии помялось и раскрошилось в труху. Бездумно перебирая упаковку в руках, я вдруг понял, что сдерживать слезы больше не в силах, и заплакал.

Не знаю почему, но слезы хлынули именно в тот момент. Я помнил, что даже в «Комнате» Моги дарила мне умайбо, хотя больше не догадывался зачем.

Слезы все текли и текли по моим щекам.

Потом я часто приходил навещать Моги, и каждый раз она пыталась держаться молодцом.

— Пока я была без сознания, мне снился длинный сон, — как-то призналась она.

Видимо, и правда подумала, что все было сном.

И я понял еще кое-что: в этом, реальном, мире Моги в любом случае попала бы под грузовик. И в любом бы случае выжила. Наверное, поэтому повторы «Комнаты удаления» никак не заканчивались.

Хотя Моги выжила, ног она больше не чувствовала — сильно повредила позвоночник. Врачи говорили, что на восстановление можно не надеяться.

Я не знал, как лучше с ней заговорить об этом, поэтому всегда молчал. Моги это заметила и как-то поделилась со мной:

— Раньше я верила, что, попади в такое положение, буду думать: лучше б умерла. Ты, наверное, тоже так думаешь? Ведь теперь я не смогу ходить… Захочется мне сбегать в магазин за вкусняшкой, а я не смогу — придется либо просить кого-то, либо ехать на коляске. Купить поесть — и то проблема. Просто кошмар. Но вот что удивительно: я совсем не думаю о смерти. Почему? Потому что в глубине души понимаю…

«Жизнь прекрасна», — совершенно искренне призналась Моги.

— Поэтому все хорошо. Школу я не брошу, и не важно, сколько времени уйдет на лечение. Может, мы не будем в одном классе, но… главное — я останусь в школе. — Моги улыбнулась и согнула в локте тонкую руку.

Стыдно вспоминать, но я тогда заплакал прямо у нее на глазах. Я был по-настоящему счастлив. По-настоящему счастлив, что самое главное желание — помочь Моги — исполнилось.

«А я… могу я что-то сделать? Хочу помочь, чем только смогу. Я правда хочу помочь. Поэтому и спрашиваю».

«Может, просить о таком невежливо, но…» — начала Моги и засмущалась.

— Но я хочу, чтобы ты нашел для меня место. Снова. Для меня.

«Снова? Я уже находил для тебя место?»

— Да, в том длинном сне, — ответила Моги, затем почему-то покраснела и опустила глаза.

Шла вступительная церемония.

Харуаки быстро наскучила речь директора — это прям читалось по его лицу. Взглянув на него, я неожиданно кое-что вспомнил.

— Кстати, Харуаки, ты же утром хотел что-то рассказать?

— Мм? А, точняк! К нам типа в первый класс старшей школы поступила такая симпатяшка! — Харуаки хлопнул меня по плечу и подмигнул.

— Да как-то плевать. Едва ли я стану ей сэмпаем.

— Ну ты придурок! Увидеть ее — уже счастье!

Только ты так думаешь, ага.

— А ты о ней когда прознал? Мы ведь впервые ее класс сегодня увидим.

— Дайян сболтнул!

— Дайя?

Как-то не верится. Не слышал раньше, чтобы Дайя о девчонках болтал.

— Чё, не веришь? Так это он не просто так, а по причине! В курсе, что Дайян на вступительных всего две ошибки отхватил?

— Да, он сам хвастался. Лучший результат по школе.

— И рекорд его всего лишь год продержался! Же-е-есть! — совсем развеселился Харуаки.

Да уж, он безнадежен.

Хотя я его понимаю…

— Ну и? Как связаны эта красотка и Дайя?

— Ты чё, реально тупишь? Или как? А, Хосии? Эта симпатяшка получила сто из ста по всем предметам и побила рекорд. Ну а учителя сказали об этом Дайе как предыдущему рекордсмену. Один даже спалился, что, поглядев на такую красотку, ваще застремался. И это он-то, взрослый!

Ну это точно выдумка — застремался! Да насколько же он старшее ее?

Пока мы болтали, директор наконец-то закончил свою речь, и микрофон взял ведущий.

— Спасибо за ваше выступление… А сейчас — представитель-первогодок…

— Эй, слышь, идет! Та самая девчонка!

Ну да: ей дали выступить с речью, потому что у нее лучшие результаты.

Даже мне стало интересно, так что я стал высматривать ее в толпе.

— Представитель-первогодок — Мария Отонаси.

Мария… Отонаси?

Где-то я такое слышал… Да нет… быть не может… Ведь Марию на самом деле звали Аей Отонаси…

— Здесь, — отозвалась девушка.

Этот голос… совершенно точно принадлежит Марии. А, вот оно что… До меня дошло.

«Раз уж забыл, попробуй вспомнить: меня зовут Мария».

Вот оно как… Значит, те слова не были шуткой.

Чего?.. Так я все это время звал Марию просто по имени?.. Ой! Ой-ой-ой-ой!

— Ты чего покраснел, Хосии?..

Девушка изящно поднялась на сцену. Хоть Мария и прожила куда дольше всех, кто тут стоял, она не утратила своего спокойного достоинства.

Она повернулась к нам, и ребята тут же загудели.

Новенькая форма, знакомое лицо. Лицо той, с кем я провел так много времени.

Нет уж, это нечестно! Никогда бы не подумал, что она на год младше!

Мария оглядела толпу и неожиданно встретилась со мной глазами. Она улыбнулась, и я затаил дыхание.

Она не отвела взгляда — так и начала речь, поглядывая на меня. От ее сильного голоса толпа совсем притихла.

— Ты смотри, та девчонка пялится сюда! Блин, она что, влюбилась… в меня? — развеселился Харуаки, но я ничего не ответил. Просто чувствовал на себе взгляд Марии и не мог выдавить из себя ни слова.

Я только смотрел на нее.

А она смотрела на меня.

— На этом я, представитель-первогодок, Мария Отонаси, завершаю свое приветствие.

Она спустилась со сцены, и толпа зашумела. Нет, не только ученики — даже учителя остались в недоумении.

Но сильнее всех удивился я.

Потому что Мария, спустившись со сцены, пошла прямо ко мне.

Как будто подчиняясь неведомой силе, ребята расступились и освободили ей дорогу. Мария все шла и шла — прямо ко мне.

По пути, который соединял наши судьбы.

Да ладно? Она что, так и не избавилась от привычки делать что вздумается? Хотя да, неудивительно, ведь в том мире можно было ни о чем не задумываться, а сразу действовать. Но здесь-то не так!

Вот и конец моей обычной жизни.

— Ха-ха…

И все-таки я рассмеялся.

Хлопот теперь точно не оберешься.

Да, хлопот… Только я не чувствовал этих так называемых хлопот.

Наконец ребята передо мной расступились, и Харуаки тоже отошел в сторону. Мне показалось, что я торчу в эпицентре бури. Точнее, прямо в «глазу».

И Мария тоже здесь, прямо передо мной.

Я думал, мы больше не встретимся.

Хотя, если задуматься, совершенно ясно: она не могла не вернуться.

Потому что ее цель — заполучить шкатулку. В этом случае разумно остаться со мной, так как меня преследует О.

Мария улыбнулась:

— «Потому что я всегда буду с тобой, сколько бы времени ни прошло» — с этими словами я когда-то объявила тебе войну, но, судя по всему, это не конец. По крайней мере, я пробуду с тобой еще чуть-чуть.

После чего она представилась как следует:

— Мария Отонаси. Приятно познакомиться.

Она поклонилась так же, как кланялась когда-то давно, — очень низко.

И поэтому так же, как и тогда, в первый раз, я захлопал.

Несколько секунд аплодировал только я, но вот ко мне присоединился Харуаки (хотя вообще не соображал, что делает), затем еще кто-то… еще… Никто не понимал, что тут творится, но овации звучали все громче и громче.

Под бурные аплодисменты Мария подняла голову.

Она не улыбалась.

А только сжала пальцы в кулак, вскинула руку и решительно поглядела на меня.