Путем взаимной переписки

– 11 -

В небольшом магазине напротив станции выпили они еще по полстакана водки и по кружке бочкового подогретого пива. Зашли на станцию проверить расписание и выпили там в буфете по стакану красного. На обратном пути завернули опять в магазин, взяли еще по кружке пива. Бутылку кубанской Борис запихнул в левый внутренний карман пальто.

– Во, Настенка, – похлопав себя по тому месту, где выпирала бутылка, сказал Борис продавщице, – грудь побольше, чем у тебя. Еще б сюда бутылку – и можно в самодеятельности бабу играть.

– А чего ж не возьмешь еще? – спросила Настенка,

– Время не хватает, – пошутил Борис и пошевелил пальцами, словно пересчитывал деньги.

Назад пошли напрямую, по тропинке через какие-то огороды. Тропинка была узкая, левой ногой Алтынник шел нормально, а правой попадал почему-то в сугроб. Видно, обратно косою, – подумал он безразлично.

Вернувшись, сели опять за стол. Алтынник выпил еще полстакана и после этого помнил себя уже смутно.

Почему– то опять разговор зашел насчет возраста.

– А мне вот скоро тридцать пять годов будет, – сказала Людмила, – а никто мне моих годов не дает. Двадцать шесть – двадцать восемь от силы.

– Еще замуж десять раз выйдешь, – сказал Борис.

– А у нас Витька Полуденов, – вмешалась в разговор бабка, – со службы пришел, взял за себя Нюрку Крынину, а она на двадцать лет за его старше и тромя робятами. И живут меж собой лучше не надо.

Алтынник насторожился. Он понял, куда клонит бабка. Ему стало весело, и он сказал:

– Ишь, бабка, хитрюга. Думаешь, я не понимаю, к чему ты все это гнешь? А хоть вот я, – он хлопнул ладонью по столу, – на тебе женюсь? – Он повернулся к Борису. – А, Борис? А ты меня будешь звать папой и будешь нам с бабкой платить алименты по старости лет.

Эта мысль показалась ему настолько смешной, что он долго не мог успокоиться и трясся от мелкого, может быть, нервного смеха. Но его никто не поддержал, а наоборот, все трое насупились и недоуменно переглядывались. Поняв, что сказал бабке что-то обидное, он перестал смеяться. Старуха сидела, поджав тонкие губы.

– Что, бабка, обиделась? – удивился Алтынник.

– Еще б не обижаться – сказал вдруг Борис. – Нешто можно старому человеку глупости такие говорить?

– Фу ты, ну ты, – огорчился Алтынник. – Что за народ пошел. Мелкий, пузатый, обидчивый. В рожу плюнешь – драться лезет. Я ж пошутил просто. Характер у меня такой веселый: люблю пошутковать, посмеяться. Ты говоришь, этот ваш… как его… взял на двадцать лет старше, а я тебе говорю: давай, мол, бабка, с тобой поженимся. Ну ты, конечно, не на двадцать годов меня старше, потому что у тебя дочь мне все равно как мать. А жениться, бабка, мне еще ни к чему. Я, бабка, еще молодой. Двадцать три года. Можно сказать, вся жизнь впереди. Вот армию отслужу, пойду в техникум, после техникума в институт. Инженером, бабка, буду. – Ему вдруг стало так грустно, что захотелось плакать. И говорил он все это таким тоном, как будто к трудному и тернистому пути инженера его приговорили и приговор обжалованию не подлежит.

Людмила, сидевшая рядом с Алтынником, на эти его слова реагировала самым неожиданным образом. Она вдруг встала, покраснела и изо всей силы грохнула вилку об стол. Вилка отскочила, ударилась в оконное стекло, но, не разбив его, провалилась на пол между столом и подоконником.

– Ты чего, Людка? – вскочил Борис.

– Ничего, – сказала она и кинулась в соседнюю комнату. Борис пошел за ней.

Бабка молча вздохнула и стала собирать посуду. Алтынник сидел растерянный. В его мозгу все перемешалось, и он никак не мог понять, что здесь произошло, кого и чем он обидел. Бабка собрала посуду и стала мыть ее возле печки в тазу с теплой водой. За дверью соседней комнаты слышен был глухой голос Бориса, он звучал монотонно, размеренно, но ни одного слова разобрать было нельзя, хотя, правда, Алтынник особенно и не пытался. Потом послышался какой-то странный, тонкий, прерывистый звук, как будто по радио передавали сигнал настройки музыкальных инструментов.

– Ну вас! – махнул рукой Алтынник и уронил голову на стол. Но стоило ему только закрыть глаза, как в ту же секунду он вместе со стулом и со столом начинал переворачиваться, он хватался за край стола, рывком поднимал голову – и все сразу становилось на место.

Дверь из соседней комнаты отворилась, вошел Борис, Он сел за стол на свое место, взял рукой из тарелки кусок огурца и начал жевать.

– Чего там такое? – спросил Алтынник не потому, что это ему было действительно интересно, а просто как будто бы полагалось.

– Чего ж чего? – Борис развел руками. – Обиделась на тебя Людка.

– С чего это вдруг? – удивился Алтынник.

– Не знаю. – Борис пожал плечами. – Тебе лучше знать, Вчерась обещал на ней жениться, а теперь и нос в сторону.

– Кто, я обещал? – еще больше удивился Иван.

– Я, что ли?

– Вот тебе на! – Алтынник подпер голову рукой и задумался. Неужто вчера по пьянке что-то такое он ляпнул? Да вроде не может этого быть, и на уме такого у него никогда не было. – Ишь ты, жениться, – бормотал он. – Еще чего. Делать нечего. Да если б я захотел… любая девчонка… У меня на гражданке была восемнадцать лет… Художественной гимнастикой занималась… Очки носила минус три…

Борис молча жевал огурец, не обращая никакого внимания на слова Алтынника, и выбивал пальцами на столе барабанную дробь, Алтынник посмотрел на него, встал и пошел в соседнюю комнату. Людмила лежала поперек кровати животом вниз и тихонько скулила. Именно этот скулеж и показался Алтыннику похожим на сигнал настройки.

– Э! – Алтынник отодвинул ее ноги в сторону, сел и потряс ее за плечо, Она продолжала скулить на той же ноте.

– Слышь, Людмила, перестань, – дергал ее за плечо Алтынник. – Я это самое… не… не… – язык у него заплетался, – не люблю, когда плачут.

– И-и-и-и-ииии, – выла Людмила.

– Вот тоже еще завела свою музыку! – Алтынник в досаде хлопнул себя по колену. – Слышишь, что ли, Людмила. Ну чего плакать? Ведь можно и по– человечески поговорить. Ты говоришь, жениться я на тебе обещался? Людмила перестала выть и прислушалась.

– А я вот не помню. И не помню, было у нас чего или не было, честное слово. Потому что пьяный был. Ну, а по пьяному делу, сама знаешь, мало ли чего можно сказать или сделать. Ведь ты, Людмила, взрослая женщина. Ты старше меня, и намного старше, Людмила. Ты, если правду говорить, по существу мне являешься мать.

Услышав последние слова, Людмила выдала такую высокую ноту, что Алтынник схватился за голову.

– Ой, что же это такое! – закричал он. – Людмила, перестань, я тебя прошу, Людмила. Ну, если я тебе обещал, я готов, Людмила, пожалуйста, хоть сейчас, но и ты войди в мое положение, пожалей меня. Я ведь, Людмила, еще молодой, я хочу учиться, повышать свой кругозор. Зачем тебе губить молодую жизнь? Найди себе какого ни то мужичка, подходящего по твоему возрасту, а я еще к семейной жизни не подготовлен, у меня об этом деле никакого понятия…

Не меняя в своей песне ни одной ноты, Людмила поднялась, села на кровати, спустив ноги на пол, и продолжала выть, широко раскрыв рот и бессмысленно пуча глаза в пространство. Алтынник отбежал в сторону, прижался к стене. Не смолкая ни на секунду, Людмила стала не спеша отрывать от своей кофточки по кусочку кружева, словно лепестки ромашки: любит, не любит. С ума сошла! -похолодел Алтынник. Он выскочил в соседнюю комнату. Борис по-прежнему сидел за столом, но теперь он жевал пирог.

– Борис! – закричал Алтынник.

– Чего? – равнодушно спросил Борис.

– Людмиле плохо. Воды!

– Вон налей, – Борис невозмутимо показал глазами на графин.

У Ивана тряслись руки, и половину воды он пролил мимо стакана. Со стаканом вернулся в горницу. Кружевная кофточка Людмилы за это время уже сильно уменьшилась в размере.

– Людмила, – ласково сказал Иван, – на-ко вот, выпей водички, и все пройдет.

Он схватил одной рукой ее голову, а другой пытался влить в рот воду, но оттого, что дрожали руки, только бил ее стаканом по зубам, а вода лилась ей на грудь.

Резким движением она вышибла стакан из его руки, стакан ударился о спинку кровати и вдребезги разбился.

– И-и-и-и-и-иии!

Терпение Алтынника кончилось. Он выбежал за дверь.

– Все! – закричал он Борису. – Уезжаю! К чертовой матери! Где мой чемодан?

– Где его чемодан? – спросил Борис у матери, подметавшей пол тем самым веником, который ночью Алтынник использовал вместо подушки.

– Там, – сказала старуха, махнув веником в сторону двери.

– Там, – повторил Борис.

Алтынник подошел к двери, но у порога остановился. Звук, доносившийся из горницы, вызвал у него дрожь в коленях.

– Борис! – взмолился Иван. – Скажи ей, что я согласный. Что я на ней женюсь хоть прямо сейчас. Как говорится, предлагаю ей руку и сердце. Руку и сердце, – повторил он и засмеялся: эта фраза показалась ему смешной. И у него вдруг все поплыло перед глазами, закружилось в бешеном темпе, он еле дошел до стула, уронил на стол голову и тут же уснул.