Чистая земля

В монастырь входили через Большие южные ворота. Гулко стучали деревянные сандалии-гэта по мощёной дорожке, вдоль которой стояли каменные фонари. Вечером в них зажигали свечи, и фонари напоминали толстых светлоголовых карликов.

Чтобы пройти к Залу мечтаний, где с учениками занимался бритый и толстый монах-бонза, надо было миновать высоченную пятиярусную пагоду, украшенную позолоченными хвостами огромных рыб.

Сяку Кэн знал, что каждый ярус обозначает одно из пяти веществ, составляющих весь окружающий мир, — дерево, огонь, землю, железо и воду. А, кроме того, есть две могущественных силы, Инь и Ян, которые, сталкиваясь, дают всему движение и жизнь. Об этом тысячи лет назад говорил Будда.

Вот он и сам, пришедший с запада, сидит, скрестив ноги, на троне- лотосе.

Будду не беспокоят мирские тревоги и заботы. И жестом правой своей руки он призывает всех — не надо бояться. Смерть не страшна. По сути дела её нет, а есть цепочка перерождений. Душа человека приходит вновь и вновь в этот мир, чтобы стать лучше, освободиться и уйти, наконец, в Чистую землю, где нет никаких страданий.

Гигантский бронзовый Будда так просветлён и спокоен, как карпов пруд и бамбуковая роща. Глаз мудрости во лбу больше человеческой головы. Палец на руке длиннее папиного лука. А ноздри, как пещеры.

Однажды приятель Ушиваки каким-то непостижимым образом взобрался наверх, спрятался в ноздре, да и заснул. Может, он хотел проснуться уже в Чистой земле. Долго его искали, пока не услышали, как похрапывает Будда.

— Нама Амида буцу! — воскликнули бонзы, преклонив колена и ударив в медные гонги, — О, Будда Амида!

Ушиваки пробудился, но не мог спуститься. То голову свешивал из ноздри, то ноги. Пришлось монахам составлять две лестницы, чтобы достать его.

С тех пор Ушиваки только так и называли — Ноздря. Впрочем, он не обижался. У самого Ушиваки ноздри были хоть куда! Он запросто мог засунуть в одну целых три пальца.

— Не то чтобы я не мог спуститься, а просто Будда меня не отпускал, — рассказывал Ушиваки. — Когда я там спал, то понял, что всё в нашем мире едино. А сам Будда Амида — это бесконечный свет и бесконечная жизнь. Всякий, кто верит в него и исполняет заветы, после смерти возродится в Чистой земле, где вечное блаженство. Моя мама давно дожидается там меня и моих братьев.

Они возвращались из школы. Уже взошла луна и наполнила лес серебристым сиянием.

Лесные духи якши шуршали в кустах и папоротниках.

Сяку Кэн взглянул на луну и сказал:

— Там побывали люди.

— Конечно, — ответил Ноздря. — Думаю, именно там находится Чистая земля.

— Эх, совсем не в этом дело! — огорчился Сяку Кэн. — Я точно вижу, как они прилетели туда на железном корабле, толкаемые огнём. Немножко побродили и вернулись обратно на Землю.

— Вот это вздор! — воскликнул Ноздря. — Железный корабль не только летать, но и плавать не сможет. Сказал бы — деревянный!

Они как раз вошли в прозрачную бамбуковую рощу, шелестевшую под лёгким ветерком. Казалось, она парит в небе. И два оленя, едва перебирая ногами, бесшумно летели среди тонких стволов. Ноздря опустился перед ними на колени. Он всегда поклонялся им, потому что олени — родственники белого единорога, украшавшего фамильный герб семьи Ушиваки.

Всё было, как во сне.

И Сяку Кэн вдруг ясно увидел за рощей огромный город, где дома намного выше пятиярусной пагоды, цветные многоместные повозки стремительно мчатся по гладким, как стальные мечи, улицам, а под ними — глубокие, залитые дневным светом пещеры, в которых снуют туда-сюда, свистя и грохоча, длиннющие кареты, и множество людей повсюду.

«Неужели это Чистая земля, куда мы попадём после смерти?!» — подумал Сяку Кэн.

И невольно заговорил на языке того города, как на родном, отчего Ноздря, засунув всю пятерню в нос, буквально остолбенел.

Да и как тут было не напугаться, когда приятель Сяку Кэн бормочет что-то, вроде заклинаний, будто настоящий колдун? К тому же на берегу карпова пруда сидит лиса с таким задумчивым видом, словно собралась рыбу ловить, а удочку забыла. А кто не знает о лисьих чарах!? Лисий дух запросто вселяется в человека, делая его одержимым, если не совсем безумным.

— Прочь! — заорал Ноздря, — Изыди!

Всё вокруг встрепенулось, вздрогнуло, изменившись. Лиса подскочила и засеменила по берегу пруда, заметая хвостом следы.

Очнулся и Сяку Кэн от своих видений. Но только на время. Они приходили теперь вновь и вновь, становясь всё отчётливей. И Сяку Кэн, в конце концов, понял, что когда-то жил в том огромном городе, — в другой стране и в другом времени.

Он припоминал всё больше и больше о своей прежней жизни, что не так уж и удивительно. Ведь ангел при рождении не шлёпнул его по устам, не отнял память.


Загрузка...