Глава 3 ЧТО ПОСЕЕШЬ, ТО И ПОЖРЕШЬ…

У каждой недоработки есть своя

Фамилия и адрес!

(Из воспоминаний коллег Л.П. Берия)

I

— Так нельзя работать! — возмущался в трубку начальник пятого отдела Завалишин. — Саботаж какой-то! Вы там фильтруйте информацию хоть немного, не сваливайте все без разбору в подразделения! Что значит — приказал на все реагировать?! Что значит — быть бдительным?! Мы же тут захлебываемся разбираться! Я по каждой вашей наводке высылаю сменный наряд! У меня люди с ног валятся! И они тоже не медики! Мне дали всего одного эксперта из медслужбы! Я его что — на двадцать кусочков должен разрезать?!

Он в раздражении бросил трубку на рычаг, нажал кнопку селектора, отвечая на вызов из патрульной машины.

— База слушает! Миша, что у тебя по Александро-Невской лавре?

— Все туфта, Виктор Петрович! — доложил Тыбинь. — Язвы накладные! Куплены в магазине для приколов! Она их купила, чтобы побольше подавали!

— Вот черт! Давай оттуда на Староневский, дом… сейчас гляну… 128! Врач «скорой помощи» сообщил в центральную, что не может установить диагноз. У больного жар, высыпания на коже.

— А я-то чем могу помочь?! Надо было лучше в институте учиться!

— Я сейчас подключу к тебе эксперта, пока едешь — он тебя проинструктирует.

— Да я всю эту медицинскую тряхомудию наизусть помню! Но так же…

— Вот и поезжай! Все, конец связи!

В комнату оперативного дежурного вошел Зимородок, остановится у двери, выказывая уважение начальству.

— Костя, проходи! — махнул пухлой рукой Завалишин. — Не до церемоний! Что у тебя?!

— Ерунда. Чистый поклеп на главного врача. Коллега по белому халату захотел занять его место. Не было никаких трупов, никаких сокрытий. Когда я приехал, милиция уже разобралась,

— Что же они не перезвонили?! Как шум поднимать, так до дежурного по управлению добрались!

— Говорят — забыли…

— У Морзика бабушка сама себя оговорила — думала, что лекарства бесплатно давать будут… Группа Тарзана вылавливает оглоедов, устроивших панику в сто тридцать первой школе… Слушаю, пятый!.. Так… так… А кто звонил? Опять он?! Это же параноик, неужели вам непонятно?! От него три звонка за сегодня — и все деза! Я его за клевету привлеку, гада, если не уймется! Нет, людей посылать не буду! Под мою ответственность, пожалуйста! И прекратите вываливать сюда все, что вам наболтают! Надоело!

Он покачался в кресле.

— Уф! Ну и денек! Как в ментовке в день пограничника! Вот еще одна заявка, возьми на себя. В городские морги. В семи из них есть тела, обезображенные язвами. Паталогоанатомы вот здесь и вот здесь затрудняются установить причину смерти. Возьми нашего доктора, он в комнате отдыха курит, просмотрите внимательно. Сам тоже смотри. У докторов свой взгляд, у нас свой. Аппаратуру возьми. Там больше двадцати покойников…

— Сделаем, — сказал Клякса. — А где Дональд с Роликом?

— У них сегодня отдельное задание. От московских коллег.

— Справляются?

— Да, в порядке. А тут — дурдом! У алкаша белая горячка — а соседи звонят на телефон дежурного… А тот — сам видишь — все спускает вниз. Не повезло нам с ним. Скажу, чтобы не ставили его больше.

Зимородок, взяв бумагу с адресами, вышел и лишь за дверью скорчил кислую, недовольную физиономию.

В комнате отдыха маленький, всклокоченный, похожий на доброго монстра из мультяшки, старший опер Моцик инструктировал свой сменный наряд.

— А в комнате инструктажа московские опера заперлись, — пояснил он удивленному таким беспорядком Кляксе. — С ночи там сидят, вычисляют кого-то…

— Ну и денек… У тебя что за сегодня?

— Пустячок… Молодежь купила караоке с песнями советской пионерии, ночь напролет распевали «Взвейтесь кострами!» и «Орленок». Жилец за стенкой настучал дежурному, что у соседей слет коммунистов-террористов. Старый кадр, из бывших диссидентов!

— Теперь их время стучать…

В углу комнаты сидел не знакомый никому из разведчиков человек средних лет и, оттопырив в сторону скрюченный мизинец, прихлебывал горячий чай, ломал шоколадку. Лицо его было круглое, подвижные брови — кустистые, добрые и седые. Прикладываясь губой к дымящейся чашке, он смешно двигал бровями вверх-вниз. Среди плечистых обветренных «наружников» тотчас становилось понятным, что это работник кабинетный, скорее всего доктор. На нем был мятый костюмчик в серую полоску, у ног стояла небольшая сумка.

Всем присутствующим в помещении даже казалось, что от незнакомца едва уловимо пахнет неким медицинским запахом — такой был у него эскулаповский вид. Доктор Айболит какой-то. Клякса так к нему и обратился:

— Здравствуйте, доктор. Я за вами.

— Климентий Георгиевич, — протянул Айболит капитану пухлую теплую ладошку. — Нам надо ехать?

Шурша фольгой обертки, он принялся собираться. Прошел в умывальник, привычными круговыми движениями врача вымыл руки. Клякса поджидал его в коридоре. Доктор вертел головой по сторонам, оглядывался.

— Я впервые в жизни пью чай на конспиративной квартире. Так все интересно!

— У вас-то, наверное, гораздо интереснее, — вздохнул Клякса. — У нас рутина. А бумаг сколько!

— Голубчик! Вы себе не представляете, сколько рутины в медицине! Одна латынь чего стоит!

У спуска на лестницу он вдруг осторожно коснулся пальцами Кляксиного плеча — точно невидимую пушинку снял.

— У вас царапина на запястье голубчик. Надо обработать.

— Что вы, доктор! — заулыбался Зимородок. — Как маленького!.. Это я вчера неудачно в сугроб упал.

Он и впрямь ощущал себя ребенком на приеме у врача. Но Климентий Георгиевич был настойчив, тут же достал из кармашка сумки йод, пластырь и обработал ранку.

— Впредь, пожалуйста, падайте ловчее.

Кира ждала их в машине во дворе базы. Она села рядом с доктором и всю дорогу расспрашивала его о всевозможных болезнях своих родственников. Доктор нравился ей, она даже раскраснелась.

— А я ведь тоже в медицинский поступала!

«Да ты стареешь, подруга», — подумал Зимородок, Глянул на себя в зеркальце, оттопырил губу и покачал головой в созвучье мыслям.

В Питере насчитывается тридцать пять моргов, то бишь паталогоанатомических отделений. Среди них есть такие экстравагантные заведения, как, например, морг при комитете ветеранов подразделений особого риска. Конечно, в бюро судебно-медицинской экспертизы проблем с определением причин смерти не возникает, а вот в психиатрической больнице, в крематории, в богоугодном заведении имени святого великомученика Георгия — пожалуйста. Костя прикинул маршрут, решил начать с крематория и полетел на Пискаревку.

На Шафировском проспекте въехали в большой треугольник меж железнодорожной развязкой на четыре стороны света. Две длинные трубы маячили издали, как вертикальный тоннель в мир иной. Двор и здание были весьма милы.

— Приехали, доктор! — весело сказал Зимородок, лихо тормознув у пандуса. — Вы там не задерживайтесь долго, у нас еще четыре места.

Айболит задвигал добрыми седыми бровями.

— Боюсь, вы меня неправильно поняли. Вам тоже придется участвовать в осмотре. Во-первых, надо будет заснять то, что я скажу. Во-вторых, вы должны хоть немного напрактиковаться в определении внешних признаков… искомой инфекции. Это составная часть моего задания. Мне сказали, что я у вас буду старшим и вы будете выполнять все мои распоряжения. Ну, так как?

С этими словами он достал из сумки три комплекта одноразовых средств защиты — бумажные респираторы, голубые пластиковые бахилки на ноги, прозрачные хирургические перчатки.

— В анатомичках теперь не всегда вовремя убирают, а при вскрытиях, бывает, пачкают пол.

— Я не пойду, — сказала Кира решительно, косясь на докторские причиндалы, — Я не хочу, Костя! Мне потом покойники всю ночь будут сниться!

— Я ведь один не поспею во все подозрительные места, — вздохнул Климентий Георгиевич.

— Он прав, — сказал Клякса. — Надо идти.

— Кому это надо! — раздраженно бормотала Кира, выбираясь из машины. — За двадцать лет вот только покойников не «тянула»… С чего вообще взяли, что кто-то должен заболеть? Какой дурак это придумал?!

— Подай мне камеру и успокойся. Не смотри никуда, если хочешь. Я сам все сделаю.

Директор крематория к ним не вышел. Он чувствовал себя очень важной персоной. В сопровождении заведующего отделением, аппетитной живенькой блондинки, они с полчаса бродили по кафельным казематам обширного «приемного покоя».

— Вот трофические язвы, — тыкал лазерной указочкой их инфернальный проводник, переходя от стола к столу. — Видите — они расположены лишь в нижней части голени. Вот обычный фурункулез. Это… м-м… это клещ-железянка, скорее всего. Живет только на лице. Неизлечим, между прочим. Кира Алексеевна, не трогайте свое лицо. Не стоит здесь прикасаться к открытым участками кожи. Что вы хмуритесь? Вы же хотели быть врачом.

— Я вовремя передумала, — буркнула Кира, свирепея под респиратором.

Увлекшийся доктор нравился ей все меньше.

—Это обычная чесотка… это ожоговая язва… Снимайте, Константин. А вот и сифилис… четвертой степени. А это что? Непонятно, непонятно…

Бормоча и приговаривая, Климентий Георгиевич проворно склонился над очередным столом, схватил пальцами покойника за нос и принялся поворачивать неподатливую закоченевшую шею.

—Вы из горздравотдела? — спросила Зимородка милая блондинка, кокетливо оправляя прическу, ничуть не смущенная манипуляциями доктора.

Она разгуливала по заведению, высоко подняв грудь, без респиратора и перчаток, цокая по кафелю сапогами на тонкой шпильке, всем своим видом попирая всевластие смерти.

— Вы не могли бы там поднять вопрос о дотациях нашему учреждению? Цены на энергоносители все рас тут, а средства нам отпускаются в мизерных размерах! Знаете, почем сейчас тонна мазута!

— А они разве… того… сами не горят? — кивнул Клякса на молчаливых «клиентов» заведения.

— Что вы! — игриво закатила глаза блондинка. — Кремация — процесс достаточно длительный. А если, не дай Бог, выполнить его некачественно, санэпидемстанция нас замучает!

Кира косилась на нее удивленно. Есть такие наивные женщины, которые надеются заинтересовать мужчину своей увлеченностью работой…

Доктор Айболит убрал указочку, развел руками.

— К сожалению, того, что нас интересует, у вас нет.

— Ах!.. Очень жаль!..

— Слава Богу!

Кира поспешила к выходу. Клякса, увлеченный содержательной беседой о эзотерическом смысле огня и кремации, засмотрелся в глаза блондинке, наскочил на стол и едва не сбросил на пол синего закоченевшего покойника.

На выходе Климентий Георгиевич собрал у них перчатки, респираторы и бахилки и опустил в урну.

— У меня еще есть. Не расстраивайтесь, Кира Алексеевна. Второй раз пойдет легче. Хочу вам сказать, что та инфекция, которую мы ищем, обладает специфическим гнилостным запахом. Нечто вроде подвала с гниющей картошкой. Это может пригодиться вам в работе.

— Вы что — ее нюхали? — съехидничала Кира, усаживаясь на переднее сиденье.

— А как же, — с гордостью ответил Доктор Айболит. — И не только ее, но и чуму, и холеру, и еще много всяких гадостей. Я даже болел один раз, когда у нас на базе случились неполадки в системе вентиляции боксов и лабораторий. Выбросили во двор и в контур жилых помещений один очень мощный штамм… Все мои коллеги умерли, а мне, как видите, повезло.

— А, знаю! — сказал Клякса. — Вы работали на острове Свободном. Есть такая страшная дыра в Каспийском море… — пояснил он Кире. — Летом плюс сорок и голый камень. Наш доктор в погранотряде там срочную служил. Чумных мартышек лопатой в печку кидал.

— Работал я в другом месте, но на Свободном бывал, — ответил Климентий Георгиевич. — Но давайте продолжим наше расследование. Поехали!

Он сказал это с гордостью, почти как Гагарин. Ему и впрямь нравилось ощущать себя сыщиком, разыскивающим сбежавший вирус. Только сейчас Кира обратила внимание, что все лицо доктора было сплошь покрыто, как точечками, крошечными давними язвами — точно булавкой исколото. Жутко было представить, как выглядело это лицо в дни болезни. «Какой ты Айболит!» — воскликнула про себя Кира: «Ты — доктор Чума!»

Впрочем, управа при любом расследовании подбирала весьма компетентных консультантов. Бывали и звезды первой величины.

— Между прочим, начало бактериологическим исследованиям положено было здесь, в Питере, — повествовал в пути разохотившийся до общения доктор. — Перед Первой мировой в одном из фортов Кронштадта пытались получить противочумную вакцину. Завезли туда верблюдов для опытов, чуму из Индии… Получили, между прочим. Впервые в мире.

Доктор оказался прав: дальше действительно пошло легче. Они приноровились и уже смотрели внимательно, почти профессионально на изъязвленные останки рода человеческого. Практически все умершие были бездомными. Зима…

— Несчастные люди…

— Каждый русский человек в душе немножко бомж, Кира Алексеевна. Мы в России не чувствуем себя дома. Даже Лев Толстой перед смертью забомжевал. Бомж — он, как шлак в мартене, неизбежно сопровождает переплавку гражданского общества.

— Добрая у вас душа, доктор.

— Практичная, голубочка. Гуманность не в духе времени. Вообще, заблуждение полагать, что врачи сантиментальны. Это раньше когда-то было…

Он так и сказал, непривычно, через «а»: сантиментальны.

— Честно говоря, я ведь не совсем врач, как академик Сахаров — не совсем физик. Я, скорее… медицинский работник.

— Не жалеете?

— У каждого свой путь… А вы — не жалеете?

В последней на их пути анатомичке, так же как и во всех прочих, не оказалось ничего подозрительного.

— Есть один покойник, — по дружбе, как о дефицит ном товаре, сообщила им дежурная медсестра, — но он еще в машине. Ребята, когда принимали, даже испугались. Вам лучше к ним самим проехать. Они на адресе. У них там какая-то неполадочка вышла.

Дежурная была худая, синюшная, под стать своим клиентам.

Поехали на адрес. Уже смеркалось.

«Неполадочка», действительно, вышла. Одинокая машина спецтранса со скучающим водителем третий час стояла у подъезда. Санитары, носилки и покойник застряли в лифте между седьмым и восьмым этажами.

— У-у-у!.. — на всю шахту лифта подвывал молодой голос. — У-у-у!.. У-уволюсь к чертовой матери! Не толкай его на меня! Придурок!!! Говорил — давай пешком! Так нет — пройдет, пройдет!..

— Надо же — такая оказия… — рассуждал спокойный тенорок, принадлежащий человеку в возрасте. — Впервые это у меня. Всегда проходило. И покойник-то не Бог весть какой… старикашечка. В нем весу всего-ничего… отчего застряли — ума не приложу. Не иначе, фазы нет.

— У-у-.у… фазы… Как дам сейчас по башке — и сдохнешь!

— Ну и будешь сидеть тут с двумя трупами… даже поговорить не с кем будет. Ты радуйся еще, что дедок попался такой… не вонючий. Иные при смерти и обмараются, и все что хошь. Помирать, видно, тяжело. Вот с таким бы мы с тобой тут намучились. А этот — душевный… легко отошел.

— Эй, в кабине! — окликнул их Клякса, привычно беря инициативу на себя. — У вас там свет есть?

— Это соседи?! — взвился молодой и застучал чем-то по стенке лифта. — Соседи! Вытащите нас отсюда! Спасите! Третий час сидим!

— Или хоть водки дайте… — добавил старший. — Мы свою в пальто, в машине оставили…

— Мы из анатомического отделения. Скоро вас вытащат. У вас там свет есть? Покойника разглядеть можете?

— Зачем его разглядывать?! Не хочу я его разглядывать!!! Вытащите меня, сволочи! Выберусь — все разнесу!

— Перестань стучать и орать, а то уйду! — сурово прикрикнул Зимородок, и молодой санитар тотчас унялся. — Вы сказали по связи, что у вас труп… необычный. С язвами. Можете описать? Климентий Георгиевич, что нужно?

— Месторасположение, количество, цвет… есть ли выделения… корочка…

— Какие выделения! Выпустите меня! Выпустите!!! — завыл молодой и опять забарабанил в стену, теперь уже кулаками.

— Цыц ты! — презрительно прикрикнул на него старый санитар. — А то упадем еще… А вы откуда будете? Зачем вам?

— Мы из санэпидемнадзора, — вовремя нашелся доктор.

— Тогда ясно… У нас тут не тот. Тут старичок, чистенький… хоть и одинокий. Того «КамАЗ» сбил… на обочине валялся. Он внизу, в машине лежит. Страшный — хуже смерти. Вы там Мишке скажите, чтоб водку не трогал, гад. Нам, как выберемся отсюдова, подлечиться надо будет. А то у напарника нервы совсем ни к черту.

— Ладно. Успокойтесь, сейчас лифтеров найдем.

Когда спускались, на пути повстречали неторопливого очкарика лифтера с сумкой инструментов.

Внизу перво-наперво прошли к фургончику спецтранса. Пришлось показать липовое удостоверение следователя прокуратуры, чтобы водитель разрешил осмотреть тело. Вернув ксиву, он молча выбрался из кабины, обошел фургончик, распахнул дверцы и выкатил каталку на шарнирах.

Свежий, залитый запекшейся кровью покойник был ничуть не страшнее синюшных замороженных тел в моргах. Кира с Кляксой разочарованно переглянулись. Но Климентий Георгиевич, едва приступив к осмотру, тотчас отошел и скоренько надел респиратор и перчатки. Кира с удивлением заметила мелкий пот, покрывший его лоб над марлевой повязкой. Глаза он отвел поспешно.

— Фотографируйте, Костя, — глухо сказал он, и руки его, поднятые вверх, обтянутые резиновыми перчатками, затряслись. — Не приближайтесь больше необходимого.

Он очень быстро, в считанные секунды осмотрел лицо, грудь и зачем-то руки и ноги, на которых не было язв. Потом сам с грохотом задвинул каталку, захлопнул дверцу.

— Немедленно к нам! — сказал он, нервно, со скрипом срывая с рук плотно приставший латекс. — Немедленно! И уберите отсюда детей!

Вокруг них уже собирались стайки любопытных, попыхивая пузырями жевательной резинки.

Ремесло разведчика приучает не задавать лишних расспросов.

— Кира, в машину, — сказал Зимородок спокойным голосом, но так, что это прозвучало приказом. — Доктор, вы с ней. Будете показывать дорогу.

Доктор хотел было спросить, указывая на иронически глядящего на них молодого толстого шофера, но Кира потянула его за рукав. Она знала, что это не вопрос.

Пока они усаживались, пока запускали двигатель, Клякса подошел к шоферу, протянул руку.

— Ключи. Вашу машину я отведу в безопасное место.

— Да ты кто такой, мент? — окрысился шофер, сдвигая шапку на брови. — У меня у самого брат в ментовке начальника возит! У меня смена кончается — вот и…

Низенький Костя ударил его прямым в солнечное сплетение, подумал секунду, приценился — и добавил иммобилизующий удар с левой в печень. Подхватив падающего вперед шофера, аккуратно посадил на бортик засыпанной снегом песочницы, нахлобучил на курчавую русую голову слетевшую шапку. Охлопал карманы куртки, заглянул в кабину. Ключи с брелоком в виде скелета торчали в замке зажигания. Махнул рукой Кире, сел, захлопнул дверцу.

В этот миг из подъезда с матюками вывалились многострадальные санитары, жадно хватая свежий воздух широко открытыми ртами.

— Стой! — заорал старший, увидав отъезжающую машину спецтранса, и бросил носилки с покойником так, что многострадальное тело старичка подскочило. — Мишка, сволочь, стой! Водку хоть оставь!!!

И он бессильно потряс в воздухе татуированными кулаками.

Кира не оглядывалась. Доктор попросил через базу связать его с городским номером — и теперь быстро, взволнованно говорил в микрофон:

— Готовьте аппаратуру! Весь комплекс анализов! Да, я не ошибся! Девочка, я столько раз это видел, что скорее не узнаю задницу собственной жены! У него следы инъекций на руках, возможно, его лечили — но меры предосторожности полные! Вы поняли, деточка?! Полные!!! И доложите Валерию Арсентьевичу! Пусть распо рядится направить машину по адресу: Бармалеева улица, тридцать три! Надо изолировать двух санитаров — они имели контакт с носителем. Они во дворе. Никуда они не уйдут, не мелите ерунду! Мы угнали у них машину. У них покойник на руках! Не пойдут же они с мертвецом в метро! Да другой покойник, не этот! Господи, до чего бестолковая!.. Оперативнее, мы уже на подходе!

Они перемахнули с Каменного острова на Аптекарский, и дальше, через Ушаковский мост на Выборгскую сторону. На проспекте Блюхера навстречу им пронеслась желто—красная машина с мигалкой.

— Это наши… — вздохнул с облегчением «доктор». — Сейчас налево, на Лабораторный проспект, а там уже близко. Вот к тем воротам, где высокая труба! Во двор не заезжайте, вас не пропустят охранники… остановитесь у обочины… хорошо. Знаете, Кира Алексеевна, работаешь с этим всю жизнь — но никогда всерьез не веришь, что это может случиться…

Он впервые за время поездки посмотрел на Киру прямо. Тысячи мелких красных оспинок проступили отчетливо на изувеченном лице. Глаза его были совершенно сумасшедшие, косые, как у зайца. Они были полны ужаса.

Страх этот передался Кире. Доктор знал, чего боялся, а Кира нет, и оттого ее страх перед ужасным и неведомым был еще полнее, всеохватнее и всевластнее. Он преследовал ее все оставшееся время, пока они с Кляксой, совершенно измотанные, возвращались на базу. Она молча пряталась, куталась в воротник куртки. Зимородок пожалел ее и подвез домой, а сам отправился сдавать машину и писать сводку наружного наблюдения. Он нечасто так делал.

Заиграл мелодичный звонок. Дверь открыла дочь, теплая, сонная, в халатике, с книжкой в руке.

— Не прикасайся ко мне! — потрясая руками, яростно закричала Кира и, срывая с себя одежду, побежала в ванную…

II

В это утро, собирая Андрея на службу, мама не скрывала своего удовольствия.

— В кои веки пойдешь, как человек, — приговаривала она, нежно охорашивая его непокорную прическу. — Красавец! А то все вырядится, как биндюжник какой-то! Каждый бы день так ходил…

Лехельт в черном строгом костюме стоял перед старым зеркалом в прихожей и поправлял красивый галстук «павлиний глаз». Вертел головой, приглядывался. Что-то неуловимо не нравилось ему. Типажу не соответствовало.

Шаркая его старыми тапочками, покачиваясь спросонок, вышла из комнаты всклокоченная заспанная Вика в стрингах и тонкой маечке до пупка, сверкая худыми ягодицами, нахально выставив маленькую детскую грудь. Потерла левый глаз кулаком.

— Ботаник какой-то… Подвинься, дай посмотреть!

Она бесцеремонно вытолкнула брата плечом из рамы зеркала и принялась разглядывать правую бровь, в которой красовалась очередная сережка. Бровь слегка опухла и покраснела, но не гноилась.

— Скоро как подушка для булавок будешь!

— Кульно…

Она поцеловала брата в щеку, лизнула бусинками серег. С этой ласковой оторвой в доме не было покоя ни на минуту. Мама измучилась, придумывая для нее развлечения. Маринка свозила девочку вместе с экскурсией в Кронштадт — Вике не понравилось.

— Грязный таун, а море у нас красивее.

Зато в Кронштадте она успела проколоть себе бровь, пока туристы объедались достопримечательностями под Маринкиным соусом.

Андрюха достал из шкафа белоснежный платочек, сложил его уголком и заткнул в нагрудный карман пиджака. Посмотрел, подумал, убрал. Не то.

Вика, оттянув веко и моргая одним глазом, с интересом следила за его манипуляциями.

— А что ты делаешь?

— Понимаешь, мне нужно выглядеть как секретарь или мелкий холуй важной персоны. Но при этом вполне культурно.

— Культурный холуй? Понимаю… Мамин шофер такой. Погоди секунду… не вертись…

Она проворно и ловко, точно и не спала, расчесала пальцами, разгладила Андрюхины светлые волосы на пробор посередине, пригладила, прошлась своим кремом и напоследок слегка спрыснула лаком сильной фиксации.

Получилась ужасная, плосконосая, угодливая морда с жирными прилизанными волосами и хитрыми глазками — как раз то, что надо. Мама всплеснула руками. Лехельт вздохнул — и остался доволен.

— На зеркало нечего пенять…

— Возьми меня на задание! — попросила Вика. — А я хочу! Мама будет открывать филиал в Питере — я ей скажу, чтобы назначила тебя управляющим!

— Нет! — сердито отрезал Андрей. — Не шантажируй меня! Если хочешь ужастиков — сходи в «Кунсткамеру» или в Музей криминалистики!

Он не привык ощущать себя бедным родственником.

Шел мокрый снег с дождем. Набросив на плечи теплую кожаную куртку, Лехельт сидел за рулем новенькой черной «девятки» у Московского универмага и поджидал Ролика. Они заранее обо всем условились. Черная «девятка» всегда ходила под начальником отдела. Завалишин негласно запретил сажать на нее кого-либо, но хитрый Ролик, напирая на специфику сегодняшнего задания, заставил Зимородка обратиться к Виктору Петровичу и получить разрешение. У стажера на эту машину был дальний прицел.

Ролик вскоре появился из прохода во двор, шагая широко и независимо. Он размахивал прямыми до кончиков пальцев руками, как палками, поводил плечами и шел прямо на людей, как бы не замечая никого. Рядом с ним, едва поспевая, заглядывая ему в глаза на ходу, торопилась низенькая, толстая девица, толкая круглыми коленками полы роскошной мокрой шубы.

Лехельт вышел из машины, распахнул дверцу и стоял, заложив руку за борт куртки, поглядывая вокруг с недобрым прищуром.

— Здравствуйте, Виктор Салманович, — сдержанно подобострастно поприветствовал он «шефа».

Ролик едва кивнул, остановился и снисходительно приобнял девицу.

— Бай-бай, детка! До вечера! — он чмокнул ее в полную розовую щеку.

Девица из-за его плеча глазела на Лехельта с любопытством. Андрей, будто не замечая, достал из кобуры под мышкой пистолет, заглянул зачем-то в черный ствол и резко вбросил оружие назад в кобуру. Глаза девицы округлились. Ролик сел, Лехельт захлопнул за ним дверцу, проворно обошел вокруг машины и занял место водителя. Они рванули с места в карьер в сторону центра — точно по графику.

— Ну как? — спросил Андрюха. — Я справился? А кто она?

— Дочка замдиректора «Балтики»… если не врет, — сказал Ролик. — Эндрю, проси что хочешь! Я твой должник по гроб! Ты, может быть, жизнь мне устроил!..

— Неужели женишься?

— С визгом! И изменять не буду… первые годы точно не буду! Я не беспределыцик, понимаю счастье женщины…

— Ладно! — важно потянулся Лехельт. — Станешь крупной шишкой — возьмешь меня на работу.

— Не вопрос! Слушай, как клево рассекать нормаль но прикинутым, в белой рубашке, при галстучке! Не в ватнике и бахилах вонючих… Почему в Америке все агенты ФБР — в костюмчиках?

— Там в белых рубашках ходят все поганцы, а правильные парни — в ковбойках. Наверное, белых воротничков там не любят.

— Да и забить! Чистая работа есть чистая работа!

— Сто пудов!

Они были почти ровесниками и легко понимали друг друга.

Лехельт свернул, притормозил и встал.

— Вот мы и на месте. Пока у нас есть десять минут — сгоняй за мороженым, раз должник!

— Момент!

Ролик выскочил из машины и веселым щенком бросился к лотку. Ботинки на нем были старенькие, густо наваксенные. Лехельт покачал головой. Потом посмотрел в зеркало, взлохматил волосы обеими руками, пытаясь разрушить ненужный теперь холуйский прикид — не вышло. Лак сильной фиксации держал волосы в прежнем, дурацком положении.

Они стояли на Благодатной улице и ждали появления человека, выезжавшего с Новоизмайловского проспекта точно по графику. Сам график запланированных перемещений лежал у Лехельта на приборной доске и был изучен тщательно. Человек этот, председатель одного комитета в администрации города, пожаловался в управление ФСБ на слежку, и Шубин, скрепя сердце, оторвал один наряд от того дела, которое полагал первоочередным на сегодня.

Лехельт и Ролик в то утро вели контрнаблюдение. «Контру».

Обзор из машины закрывали ларьки, и Андрей-Дональд вышел на тротуар размяться, а заодно и осмотреться. Задача контрнаблюдения имеет свою специфику. Просмотрев марки и номера машин, припаркованных в округе, Андрей уже шагнул навстречу Ролику, бегущему вприпрыжку с порциями мороженого в руках, как вдруг тонированное стекло вставшей неподалеку серебристой «ауди»-ретро опустилось, из рукава шубы выставилась пухлая ручка в перстнях и пальчиком поманила растерянно замершего Ролика.

— Ты, фофан, носишь мороженое своему водиле? — спросила толстая дочка замдиректора пивной империи. — Ты на кирзу свою рваную посмотри, а потом мозги впаривай! Я тебя сама сразу раскусила… гад! Носки нормальные купи сначала!

Некоторое отчаяние в голосе указывало на то, что не сразу, и не сама — но для Ролика было уже все равно. Он попытался было улыбаться во все тридцать два бакинских зуба — безрезультатно. Мощный электропривод плавно поднял темное стекло, серебристая рыбка «ауди» постояла с минуту, пока хозяйка утирала невидимые миру слезы, вильнула кормой и пропала в пучине питерских улиц.

Ролик повесил плечи, подобно старухе у разбитого корыта.

— Вот это облом!.. Такая разводка сорвалась!..

Впрочем, долго унывать было не для него.

— Забьем! Найду другую! Питер — базар невест! И носки у меня вполне приличные.

— Где ты их кадришь? — поинтересовался Лехельт, кусая твердое мороженое.

— Да по клубам же! Им ведь тоже скучно дома сидеть. На слишком крутых я не прыгаю, ищу по себе… Чего скалишься? Реальный шанс, скажешь нет? Им со мной весело, это главное. Может и Томка еще передумает. С дураками скучно!

—Хорошо, что она нас сейчас выпасла, а не по ходу дела! Я, кажется, знаю, кто бы тебе подошел. Такая же отвязанная, как ты. Только она еще в школе учится…

Лехельт сказал это просто так, к слову прицепил. Он не собирался знакомить Вику с этим обаятельным бакинским проходимцем и даже представить себе не мог, что из этого получится.

Озябнув от мороженого, они сели в машину. Наступало время работы. Приготовили камеру, включили диктофон. При контрнаблюдении важно, что и в каком порядке происходит, а записывать на бумажке бывает некогда.

Ролик снимал, Андрей наблюдал и диктовал обстановку.

— Десять пятнадцать… появился объект… без машины сопровождения…

— Как простой крестьянин! — хихикнул Ролик.

— За ним сразу — два самосвала, хлебная машина, мотоциклист… такси, ., десять семнадцать — синий «форд», белая «Волга», белый «Жигуль»… десять восемнадцать — черный «ниссан»… десять двадцать — трактор… лошадь с девушкой верхом…

— Лошадь снимать?!

— Не мешай… Десять двадцать одна — уходим на вторую контрольную точку. Конец записи.

График перемещений на сегодня был составлен чиновником с учетом пожеланий «наружки». На утро слуга народа запланировал несколько незначительных и краткосрочных визитов, с которыми он перемещался по городу.

Вторая контрольная точка была выбрана неудачно. По Вознесенскому проспекту пер поток машин. Андрюха язык сбил, перечисляя. Там были и белые «Волги», и белые «Жигули», и несколько черных иномарок, походивших на «ниссанку», которые Лехельт с Роликом не успели опознать. Не было лишь трактора и всадницы — слабое утешение.

Далее объект проследовал в Прачечный переулок, выезд из которого был закрыт.

— Какой дурак составлял маршрут! — ругался Лехельт. — И что мы теперь выпасем? Кто полезет за объектом в тупик?! Только последний идиот!

Они отсняли всех, кто в течение пяти минут спустя проехал по улице Декабристов мимо Прачечного.

— Махнули к Мариинскому дворцу! Он будет там через полчаса!

Встав на пятачке в переулке Антоненко, на задворках здания городской фабрики законов, Лехельт не поленился и загодя, до прибытия объекта, обошел все окрестные стоянки, заметил и переписал припаркованые машины. Если те, кто следят за объектом, захотят дождаться окончания заседания, у него с Роликом есть хороший шанс вычислить их здесь. Главное — не сидеть; чуть подъедет комитетчик — ноги в руки и пошли рыскать по округе! За две-три минуты новых машин появится немного!

Они так и сделали. Едва черный «представительский» автомобиль со знакомыми номерами подкатил к высокому служебному подъезду, как Дональд и Ролик выскочили, хлопнув дверцами, и заспешили один направо, другой налево, попутно примечая, какие машины проносятся мимо. Они уже забыли и об утренней непрухе, и обо всем на свете. Такая работа требует полного сосредоточения.

Тем приятнее бывает удача! В переулочке неподалеку от здания Законодательного собрания Лехельт заметил «форд», которого при контрольном осмотре не было. Синий «металлик». Обрадовался, неторопливо продефилировал мимо, запомнил номера (московские), свернул за угол и прибавил шагу, торопясь к напарнику.

Улыбающийся до ушей Ролик несся ему навстречу.

— Нашел! Я нашел! Я! Белая «Волжанка» подъехала! Встала на Пирогова! Та самая, что была на Благодатке, зуб даю! Я ее сразу узнал! Еще весь капот грязью забрызган!

Дональд сложил скептическую мину.

— А у меня синий «форд». Металлик. С той стороны. Давай так: я пойду посмотрю твою «Волжанку», а ты — моего «форда». Только не светись, аккуратно.

— Обижаешь!

Ролик убежал, мусоля ком жвачки во рту. Андрей, изображая службу внешней охраны здания, медленно пошел дозором, обходя дворец по кругу. Белая «Волга», действительно, стояла на Пирогова, но она ли проезжала с утра вслед чиновнику по Благодатной улице, не представлялось возможным определить. Конечно, номер был забрызган, но это уже старый фокус для простаков. Сейчас есть самоклеечки, с которыми номера машины обновляются в минуту, и каждый профессионал о них знает. Он мысленно срисовал номер и поспешил к патрульной машине.

Ролик уже ждал его там.

— Ну что, маяк ставим?!

— Куда?

— На мою «Волгу», конечно. Тот «форд» на Благодатной не был «металлик», стопор (сто процентов)!

— Подожди, не гони… маяк у нас всего один.

Лехельт связался с базой и передал номера машин. По московским дежурный сразу ответил, что это дело долгое, в день не уложиться, а хозяин «Волги» вскоре был определен как замдиректора овощной базы в Шушарах.

— Вопросы есть? — обернулся Андрей к Ролику. — Дуй к «форду», ставь маячок.

Недовольный Ролик пошел, а Лехельт, не сказав ему ни слова, через полминуты направился следом и отконтролировал, что стажера никто не спалил на маячке. Береженого, как говорится, Бог бережет.

Теперь на экране пеленгатора они видели направление и отметку от машины.

— Слушай! — начал Ролик, которого вечно распирало от нетерпения. — Тот, кто пасет этого «випера»[5], наверняка внутри дворца! В салоне пальто валяется, разве ты не заметил? Не разгуливает же он без пальто по такой мокроте! Давай пойдем внутрь, может, вычислим… И потаращимся заодно! А вдруг он покушение готовит? Как ты думаешь, сколько шишка отвалит за спасение своей жизни?

— Дождешься от них… — хмыкнул Дональд. — Чинушки все скупые, как Плюшкины. А как мы пройдем? Там же охрана, а у нас пропусков нет. Выловят — Шубин настучит в маковку по первое число!

— Кто такой Плюшкин, я не знаю, а как пройти — сейчас стюхаем!

И не успел Андрюха возразить, как Ролик схватил с заднего сиденья сумку с аппаратурой, зонтик и выпрыгнул из машины. Лехельт запер дверцы и побежал следом к помпезному парадному подъезду дворца, невольно подчиняясь натиску стажера, давать окорот которому умел лишь суровый капитан Зимородок.

В эту самую минуту к ступенькам подкатил кортеж с лимузином и из него вышла ни много ни мало, как Валентина Матвиенко, полномочный представитель Президента по Северо-Западному округу. Высыпало человек десять прислуги, наперебой пытающихся защитить легко одетого полпреда полами плащей и пальто. Ролик чертом ввинтился в кучку, пока еще охрана не успела встать в круг, и галантно раскрыл над высокой прической чиновной дамы свой черный зонтик. Матвиенко наградила его благодарным и любопытным взглядом и пошла под зонтиком вверх по ступенькам, не задерживаясь. Ни у кого не поднялась рука оттолкнуть нахала, прикрывающего от непогоды представительскую голову.

Лехельт, восхищаясь, запрыгал по ступенькам следом.

В дверях Ролик, ни на шаг не отлепляясь от полпреда, ловко закрыл зонтик и проскочил бочком, освобождая пространство председателю ЗАКСа и прочим чиновным мужам, спустившимся по лестнице встречать Матвиенко. В парадное у лестницы ввалились репортеры, и вмиг столпилось столько народу, что охране Матвиенко до Ролика было не протолкаться, да они и махнули на него рукой. Теперь пусть служба безопасности здания разбирается.

А Лехельта в его холуйском типаже весьма бесцеремонно тормознули у первой же двери. Андрюха возмущался, чтобы не вызвать еще большее подозрение и не быть задержанным, требовал телефон. Ролик, заметив заминку, подскочил к массивному лобастому «секьюрити» из охраны дворца и, подталкивая под локоть, напер на него:

— Скажите немедленно, чтобы пропустили переводчика! Полпред сейчас будет общаться с иностранной прессой!

Расчет был верен: самого Ролика церберы у дверей ни за что бы не послушалась — незнаком!

Строго поманив вошедшего Лехельта пальцем, Ролик, не оглядываясь, устремился в помещения дворца с такой уверенностью, будто родился здесь. Андрюха едва поспевал за ним.

— Ну ты крутой!..

— У тебя учился! Куда дальше?

— Дальше… — Лехельт на миг замешкался, но тут же сообразил. — Пошли на балкон для прессы… или как там она… ложа!

— Как вычислить того, кто наблюдает за нашим клиентом? — спрашивал Ролик на ходу, пока они по ковровым дорожкам шли наугад вверх, разыскивая ложу для прессы.

— Представь себе, что ты сам его «тянешь». Где бы ты встал? Определи места — и смотри за людьми, которые в этих местах окажутся. Неважно, что человек делает, важно, где он стоит. Хороший спец переходит с одной точки на другую — вот тут его и надо ловить. Если он все время перемещается так, что у него есть обзор на клиента — возьми его на заметку и при случае проверь.

— А как проверить?

— Если есть возможность — постарайся перекрыть ему видимость на свой объект. Ну — встань как-нибудь не удобно. Простому человеку на это плевать, а «пастух» обязательно затревожится.

— А еще?

— Если есть контакт с объектом защиты — по телефону, например, — попроси его пройти куда-нибудь… выйти из комнаты, например. И секи, что делает твой подозреваемый. Да много еще есть штучек. Научишься! У тебя неплохо получается! Постой-ка… — Андрюха задержался перед зеркалом, опять взлохматил волосы. — Сестра с утра смастерила для тебя этот дурацкий пробор — никак не могу избавиться! Я с ним как официант в трактире! На корреспондента явно не тяну.

Они, наконец, достигли ложи для прессы. Здесь все были с брейдиками — пластиковыми бирками на прищепках.

— Черт, а у нас нет! — прошептал Лехельт. — В глаза бросается!

— Момент! — воскликнул Ролик, извлек из кармана две визитки из магазинов модной одежды и жевательной резинкой тотчас прилепил их на карман себе и Дональду. Если не присматриваться — было вполне прилично.

— Не отстирается же потом! — шипел Лехельт.

— Керосинчиком! Проверено!

Они потолкались к ограде, не без труда нашли в зале прикрываемого ими чиновника. Сверху все «виперы» были одинаковые: лысые, пузатые и черные. Перед глазами висела огромная роскошная люстра. Стоял громкий гул голосов.

— Ух ты! — сказал Ролик. — А запах какой! Чувству ешь?! Запах власти: ковровые дорожки, вкусная жратва и деньги! А вон того видишь? Под следствием, подозревается в подлоге документов! А вон тот, правее первого — знаешь, это кто?! Это… организовал банду киллеров! Семь лет условно! А вон тот, с самого краю, что сейчас повернулся назад? Нефтяные поставки, скоростная железка — такая была афера! Вот мужики крутятся!

Будь на месте Ролика Клякса или Кира, или даже Тыбинь — они бы зубами скрежетали от возмущения. А Ролик — радовался! Как ребенок в зоопарке! Для него все это была игра, и Андрею такой взгляд оказался вдруг ближе и понятнее, чем бессильное разлитие желчи старших товарищей.

Вскоре стажер заскучал. Заседание открылось, пошли длинные речи и прения.

— Давай сходим в буфет! Ну давай! — начал канючить он. — По графику это заседание еще два часа длиться будет! Я жрать хочу! Я пить хочу!

Лехельт, понимая бессмысленность торчания в ложе, поддался. Он уже в который раз за сегодня уступал стажеру — и это ему переставало нравиться. Холуйский типаж действовал, что ли?

В роскошном буфете Мариинского дворца Ролик набрал горку самых дешевых «бутеров» с сыром, сок и устроился с удобствами за столиком у окна, заложив ногу за ногу. Во дворцах уютнее всего чувствуют себя авантюристы и самозванцы, и этот юный пройдоха не был исключением.

Лехельт, фильтруя «терки» стажера о «правильной» и «неправильной» жизни, присматривался к немногочисленным посетителям, в основном помощникам депутатов. Этих крупных упитанных молодцев потчевали и обхаживали разносортные лоббисты. Именно в буфетах дворцов решается большинство вопросов… Взгляд разведчика упал на маленького, коротко стриженного человека восточной наружности, кушавшего в одиночестве за столиком. Андрей не успел его разглядеть, потому что человек, едва почувствовал чужое внимание, тотчас прикрылся салфеткой, а потом и вовсе пересел к ним спиной. Этот чисто профессиональный жест с салфеткой заставил Андрея призадуматься. Зимородок не зря подозревал в нем талант сыщика. Изучив спину, прическу, обувь, отметив небольшой кейс у ножки стола, Лехельт толкнул чревоугодствующего Ролика:

— Выходим!

В коридоре он быстро втолковал стажеру задачу и выставил его на позицию. Не прошло и двух минут, как человек с кейсом мягкими решительными шагами покинул буфет — и нос к носу столкнулся с Лехельтом! Как и ожидал Андрей, подозрительный посетитель тотчас чихнул, прикрываясь рукой, и разведчик Дональд не увидел личика загадочной «Гюльчатай». Его лицезрел Ролик, скрытый за портьерой окна в пяти шагах дальше по коридору. И не только лицезрел, но и запечатлел камерой, скрытой в сумке.

Человек, запоздало согнувшись, поспешно миновал ликующего стажера и почти бегом скрылся в кулуарах.

— Это он?! — запрыгал Ролик вокруг Андрея. — Это киллер?! Мы его выпасли?! Давай его задерживать! Уйдет ведь!

Стажеру уже мерещились наградные за сохранение жизни председателя комитета. А у него, возможно, тоже есть дочка…

— Пошли к машине! — охладил пыл супермена Лехельт. — Положено в таких случаях связаться с базой, получить добро опера, выдавшего заявку! И что у нас против него — одни подозрения! Мы и сами здесь, между прочим, нелегально… Мы с тобой разведка, а не штурмовая группа!

Он и не подозревал, как скоро ему придется изменить свое мнение…

Они покинули законотворческие апартаменты через запасной выход. Через высокое окно в роскошном сортире, то есть.

База взяла тайм-аут на прокачку вопроса. Через пять минут сам Завалишин вышел на связь с нарядом и активные действия запретил.

— «Протянуть» его сможете? — поинтересовался он.

— Как два пальца! — отозвался Лехельт и тут же поправился: — Простите, Виктор Петрович… Мы пометили его машину.

— Общение с Роликом не идет тебе на пользу. «Тяните»… сколько осилите, герои мои.

Некий скепсис прозвучал в голосе начальника отдела, но Дональд не придал ему веса. Отметка на экране держалась устойчиво, и «контры» (контрнаблюдения) у этого типа не должно было оказаться. Однако шеф оказался пророком: через двадцать минут маячок вдруг перестал подавать сигналы, так и не двинувшись с места.

— Что за фигня?! Ролик, ты куда маяк воткнул?!

— По инструкции… под брюхо. Жми, посмотрим, что он там с ним делает!

Но синего «фордика» в переулке и след простыл. Вместе с ним исчез безвозвратно и маячок.

Это была досадная пропажа. Частоты работы пеленгаторов «наружки» защищались весьма тщательно. Маячок мог попасть в умелые руки — и тогда…

Андрюха доложил о случившемся на базу, расстроился и призадумался. Маячок — это шайба из прочного радиопрозрачного материала, с магнитной присоской на одном боку. Делают их на совесть и сломать такой без инструмента не так просто — о бордюрный камень не расшибешь. А тут вдруг раз — и нет сигнала…

— Может, в нем аккумулятор сел? Ролик, ты проверял? Проверял, я спрашиваю?!

— А чего — Ролик?! Я разведчик, а не техник по спецснаряжению! Летчик же перед вылетом керосин не проверяет!

— Кляксе объяснишь!

— Ты меня заложишь?! Андрюха, ты же мне друг! Костя — он монстр! Он меня сожрет морально! Я ему вчера жизнь спас, а он мне даже спасибо не сказал! Да не расстраивайся так. Задание мы выполнили, номер машины и портрет героя срисовали… Может, база даст наводку ментам — его тормознут на посту, вот маяк наши отыщется!

— Тебе легко говорить — а мне сегодня объяснительную писать… Мусорных баков тут нет поблизости? Мне Тыбинь рассказывал, как однажды объект маячок в контейнер металлический выбросил. Еле нашли потом…

— Вон стоит контейнер — но я туда не полезу ни за что! В таком прикиде! Хочешь — сам лезь!

— Но как он его нашел? — продолжал размышлять Лехельт. — Ты грамотно поставил? По инструкции?

— Да, да! В углубление днища, на вытянутую руку!

— Ты гонишь! Пришлось бы на колени становиться — а тебе западло было костюмчик марать! Ты его сбоку ткнул под крыло, да?!

— И не сбоку вовсе, а сзади, под багажник…

— А ну — лезь в контейнер! Лезь, говорю! — скомандовал Дональд и на всякий случай еще разок взлохматил волосы, чтобы избавиться от холуйского имиджа.

Уличенный в разгильдяйстве по всем статьям, Ролик вздохнул и, покорствуя судьбе разведчика, со вздохом выбрался из машины. Он все еще стоял в раздумье и нерешительности над мусорным контейнером, как над бездной, когда у Лехельта в кармане запищал мобильник. Опять звонила мама — и в этот раз голос у нее был очень испуганный…

III

— Скажите, профессор, это надежная маска? — спросил генерал Сидоров, прежде чем затянуть на модно выстриженном затылке тугие тесемки. — Она нас защитит от ваших микробов?

— Что вы, Игорь Станиславович! Она устроена как раз наоборот и фильтрует ваше губительное дыхание, чтобы мы с вами не внесли постороннего в исследуемые культуры. Погодите, я ультрафиолет включу.

Яркая вспышка на несколько секунд ослепила вошедших.

Сидоров и Шубин стояли в предбаннике, почесываясь от непривычной сухости на коже: им только что пришлось с ног до головы обтереться губкой, смоченной в спирте. Облаченные в одноразовые зеленые хирургические костюмы, в шапочки и сандалии, с марлевыми повязками, защищающими нежные микробиологические создания от «губительного дыхания» руководителей служб ФСБ, они с любопытством разглядывали друг друга, находя своего визави весьма забавным.

— Вам идет шапочка, Игорь Станиславович! — первым съехидничал Сан Саныч. — Светило! Вылитый генерал от медицины!

— На себя посмотри… медбратец. Санитар из психушки! Профессор, а зачем ультрафиолет в самой лаборатории?

— Когда нет персонала, кварцевые лампы дезинфицируют воздух. Ультрафиолет вреден для глазного дна, поэтому по приходу в лабораторию мы его отключаем.

Голубое мерцание по углам погасло, засветились обычные лампы. Тихонько подвывала под потолком вытяжная вентиляция. В обширном квадратном помещении рядами стояли лабораторные столы с микробиологическим оборудованием, вдоль стен — стеклянные шкафы с инструментарием. На стенах висели датчики системы влаго — и термостатирования[6].

— Это чашки Петри со средами, вон те маленькие пластиковые пробирочки — эппендорфы… Их вставляют в центрифугу, вот сюда… чтобы получить расслоение структуры.

Шубин взял в руки чашку, прочел бисерную надпись под пленкой:

— «Разделение эпидермиса на слои с помощью нагревания, обезвоживание в эксикаторе, хранение в заморозке, выдержка в растворителе, обезвоживание и фиксация образцов для электронного микроскопа…»

— М-м… да… — отозвался Сидоров. — Я из умных слов знаю только «гидроколонотерапия».

— Что это такое?

— Клизма, Сан Саныч. Вульгарная клизма — а как звучит!

Профессор покосился на них и сказал Шубину:

— Протрите руки спиртом, милейший… Как вы заметили, мы не пользуемся перчатками. Не чувствуется инструмент, а работа весьма тонкая. Перенос сред со стола на стол крайне нежелателен, поэтому после каждого касания протираем руки спиртом.

Хозяин сам тотчас проделал это, пояснив:

—Уже привычка. Дома надо мной подшучивают, когда я, включив телевизор, иду мыть руки… Итак, господа, вы хотели посмотреть, каким образом можно получить соответствующую среду, используя исходный биологический материал? Я вас правильно понял?

Шубин и Сидоров дружно кивнули.

—Это процесс длительный и может занимать до нескольких недель. Я покажу вам основные операции последовательно, а проделывать все в полном объеме, наверное, излишне?.. Предположим, в этом контейнере размещен исходный образец…

(Здесь авторы по вполне понятным соображениям опускают технологию изготовления опасных для жизни бактериальных сред).

Когда процедура закончилась, заняв добрых полтора часа, лица у Сидорова и Шубина сделались весьма мрачными. Они даже почесываться перестали.

— И это все? — спросил Игорь Станиславович. — Это же можно проделать у меня на кухне!

— При наличии навыков — да, — пожал плечами хозяин. — Конечно, есть риск заражения…

— Когда вы говорили мне, что это весьма просто, я не предполагал, что настолько просто…

— Кто может проделать это, по вашему мнению? — спросил Шубин.

— Любой человек с медицинским образованием. Если вас интересуют фамилии, то список составит десятки тысяч человек, включая и меня. Вы нас всех пересажаете?!

Профессор повернулся и достаточно нервозно направился к выходу. Погасил свет, включил ультрафиолетовую подсветку, дав понять, что разговор окончен. Сидоров, сделав знак Сан Санычу поотстать, догнал его.

— У вашего товарища очень неприятный взгляд! — пожаловался ему профессор, выходя в коридор. — Тяжелый такой… Взгляд филера, я бы сказал! Соглядатая!

— Вы преувеличиваете, док! — по-свойски обратился к нему Сидоров. — Сан Саныч — милейший человек и к чужим тайнам вовсе даже нелюбопытен! Они ему знаете, как надоели! Больше, чем мне! Он канцелярская крыса, сидит себе, перебирает бумажки… У нас много таких. Успокойтесь и вспомните, что я вам говорил. Нам крайне необходима ваша помощь. Она… она вам самим необходима!

Они продолжили разговор в старом захламленном кабинете, весь вид которого удивительно контрастировал со стерильной чистотой лаборатории. Профессор угощал их чаем, то и дело механически протирая руки бесполезной бумажной салфеткой.

Вел беседу Игорь Станиславович. Шубин сидел полубочком, стараясь не хмуриться и напуская на себя изо всех сил благодушное рассеянное настроение. Губы он принудительно растягивал в дурацкую улыбку.

— Поймите, профессор, — убеждал Сидоров, запрятав поглубже привычные начальницкие нотки. — Если нельзя выйти на преступников по признаку технологии, надо отыскать какой-то другой признак. Образование, место работы, склад характера, наконец… Нам надо за что-то зацепиться!

— Мне незнаком склад характера массового убийцы! Я в свое время отказался от работы над бактериологическим оружием и немало за это потерпел от вашего ведомства! И программы мои закрывали, и учеников увольняли! А по всем остальным признакам мне придется перечислять весь круг моих родственников, друзей и даже просто знакомых! А ваш товарищ их — на карандаш!

— Да что ж вы его так невзлюбили-то! Такой список мы можем составить и без вашей помощи! У нас не хватит сил проверить его! Чем конкретнее будет наводка… — простите, рекомендация, — тем легче нам будет работать, и тем меньше будут обеспокоены непричастные к этому делу люди.

— Ваша работа — не моя забота!.. простите за каламбур.

— Эх, если бы так… — вздохнул Сидоров.

— Есть один очень информативный признак, профессор, — сказал вдруг Шубин довольно жестко, согнав глупую улыбку и отбросив бесполезные попытки миндальничать. — За такую работу человеку, которого мы ищем, должны очень хорошо заплатить. Очень хорошо. Я даже затрудняюсь назвать цифру. Припомните… если захотите, конечно, нет ли среди ваших знакомых микробиологов кого-нибудь, кто бы в ближайшие месяцы вдруг необъяснимо разбогател?

И он развернулся к столу, сложив перед собой короткие большие руки, заглянул в глаза профессора исподлобья, не скрываясь.

— Вы знаете такого человека? Назовите его имя. Обещаю вам — мы проверим его так, что комар носа не подточит. И если он чист — ни один волос с его головы не упадет!

— Да не в этом дело! — раздраженно воскликнул не молодой, усталый профессор.

— А в чем?

— Вам не понять!

Возмущенный Сидоров открыл было рот, чтобы вмешаться, но Шубин остановил его вежливым жестом на полуслове.

— Ну почему же не понять? Не у вас одного есть желание оставаться чистеньким. Вы, скорее всего, опасаетесь, что кто-то скажет, будто вы клевещете из зависти. А может, вы и впрямь ему завидуете?!

— Ну, знаете!..

Профессор встал, судорожно обтирая руки салфеткой, отвернулся от стола к окну. Шубин и Сидоров молчали, переглядывались. Сидоров показывал глазами: давай, мол, дожимай!

— Мы пытаемся предотвратить несчастье, — медленно, с расстановкой заговорил Шубин. — Гибель многих и многих людей!

— Дурацкая арифметика, — вздохнув, сказал профессор. Он, как истинно интеллигентный человек, умел быстро взять себя в руки. — В нашем с вами возрасте смешно апеллировать к высшим ценностям… Вы просто хотите выполнить свою работу. Меня мало волнует спокойствие этого человека… мне и самому казалось кое-что подозрительным… Есть такой микробиолог… Басаргин. Заведует лабораторией в институте экспериментальной медицины. Занимается иммортализацией клеток.

— Простите?

— Бессмертием, проще сказать. Он выкупил лабораторию… месяц назад. Говорит, что получил хороший гранд… но я проверял — среди известных мне стипендиатов его фамилия не появлялась. Я старался не задумываться… мало ли чем сегодня зарабатывают на жизнь ученые… не суди, да не судим будешь. Хотя своя лаборатория — мечта поэта…

— Вряд ли это он, — со вздохом разочарования сказал Шубин.

— Почему? — искренне изумился профессор, откинув голову, подняв брови над очками.

— Если бы он в это ввязался, не стал бы вкладывать деньги в недвижимость. Больше никого не припомните?

— Нет… так вот с ходу — никого… Странно… мне казалось, вы сразу ухватитесь…

— Напрасно вам так казалось. Посади мы хоть тысячу невинных — теракт все равно состоится. Этот след, по-моему, бесперспективен.

— Нет, мы его, конечно, проверим! — возразил Сидоров. — Ты, Сан Саныч, специалист опытный — но проверка здесь не помешает. Может, он выполнил лишь часть работы… может, сдавал лабораторию внаем или что-то в этом роде… А вы, если что—нибудь припомните, звоните мне прямо домой. А то, если дам вам служебный телефон, пожалуй, решите, что мы вас вербуем в агенты, ха-ха-ха! Шутка!

Сидоров торопился в управление. Экскурсии, подобные сегодняшней, он предпринимал редко. Это напоминало ему далекую молодость оперативного работника. Они с Шубиным откланялись и ушли, оставив профессора мучиться вечным вопросом культурного россиянина советских времен: сделал он подлость или нет? В новых временах вопрос этот, к счастью, отменен за ненадобностью.

Был уже восьмой час, когда они вернулись в управление, но верный референт Антонина еще работала с документами за своим столом в приемной. Она была романтической девушкой. Сидоров, однако, не обратил на это никакого внимания. Он скорее возмутился бы, если бы референта не оказалось на месте в любое время дня и ночи. Так у него было заведено, все это знали — и никто не роптал.

— Черт возьми! — сказал Игорь Станиславович, поспешно закрыв дверь в кабинет и яростно почесываясь. — Что значит применять спирт не по назначению! А это что такое?!

На столе его красовался согнутый в три грани лист белого картона с лозунгом «Для руководителя роднее и ближе подчиненного и Отечества нет!».

— Антонина! Откуда эта мерзость?! — с удовольствием гаркнул генерал в полную силу легких. Он любил прикидываться солдафоном.

Референт это знала и обычно слегка подыгрывала шефу.

— Из отдела по правовой и воспитательной работе принесли, Игорь Станиславович. Директива пришла — всем руководителям иметь на столе лозунг. Даже Ястребов у себя поставил.

— Да? — недоверчиво скривился генерал, брезгливо косясь на безвинную бумагу. — Знаешь, ты это… ты забери его и у себя в приемной поставь. Это как бы продолжение моего рабочего места. Береги его, смотри, чтоб не порвали… но если кто на него кофе прольет, я буду не в претензии… Ступай. Ну — что у тебя?

— Наши ребята возвращаются из командировки, Игорь Станиславович, — улыбнулась Антонина. — Нестерович, Веселкин…

— Да-да-да! — оживился Сидоров. — Молодец, что на помнила! Завтра же ко мне на оперативку! Подготовь для них обзоры… Сашку Нестеровича — на микробиологов, он интеллигент, Веселкина — на бомжей… Чего ты скалишься, Шубин?

— Лозунг вам нужно поближе поставить, Игорь Станиславович! Он специально для таких генералов написан!

— Дурацкий лозунг… не понял, что ты имел в виду. Убирай его, Антонина, убирай. Ладно… организуй встречу… пусть начальник первого отдела подъедет на вокзал… По три дня отдыха… по три, больше не дам! Через три дня — у меня всем быть. Сообрази предложения в приказ по управлению… премии там, наградные листы… ну и обзоры по делам, как я сказал. Все, беги, беги… и вообще, домой иди. Ты мне сегодня не понадобишься больше. Нечего тут молодость просиживать.

Сидоров воссел, наконец, за стол, почувствовал себя увереннее.

— Нечего дыбиться, полковник Шубин! А ты как за ботишься о своих подчиненных?

— Мы люди скромные… — уклончиво ответствовал Сан Саныч, — по три выходных за три месяца в Чечне не даем… и грамотами не разбрасываемся…

Начальник службы «закоси-бэ-тэ» нахмурился и закрыл тему. Вместо нее он открыл папку, верхний лист в которой был от руки разделен на две графы. Первая была озаглавлена «Что мы знаем о них?», вторая — «Что они могут знать о нас?». Записей в каждой графе было примерно поровну — и это огорчило Сидорова. Он взял ручку с резиновым шпионским ухом на колпачке, призывающим к бдительности, помурлыкал напряженно — и добавил в первую колонку несколько емких резюме по результатам сегодняшней беседы с микробиологом. Достигнув таким образом информационного перевеса над эвентуальным противником, Игорь Станиславович закрыл папочку.

— Московские опера у тебя? — спросил он Шубина. — Тогда на Басаргина их сам наведешь. Пусть пошерстят его… у них неплохо получается. А там я своих подключу, мне со своими работать проще.

— В каком направлении рыть?

— Я думаю — на архивариуса. Они могли быть знакомы. Ну и на заказчика, конечно. Источник средств выявить… да ребята сами разберутся. Да, вот еще! Поручи своей разведке раздобыть фотографии всех работников архива. И пусть все наряды их отсмотрят внимательно. Вдруг кто-то нарисуется внезапно, где мы его и не ждем. Заронил ты мне сомнения в прошлый раз… подстраховаться хочу.

—В нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть, — согласился Шубин, помечая сказанное в крошечный детский блокнотик.

Сидоров хмыкнул.

—Тебе органайзер подарить?

— У меня есть… Это привычка от прежних времен осталась. По улицам с органайзером не натопаешь… Что еще мы можем сделать?

— Что еще мы можем сделать… — промычал, передразнивая собеседника, генерал. — Боюсь, что пока ничего. Не нравится мне это. Вот ты сегодня о деньгах говорил — и я подумал: надо бы отслеживать все несчастные случаи с медработниками. Не только с микробиологами, но и просто с врачами. Кто-то мог отказаться… кто-то мог не понравиться… или сэкономить решили…

— Разумно! — кивнул Шубин, помечая. — А что с этим бомжем? Какие результаты?

О подозрительной находке Зимородка и Киры они оба узнали еще до встречи друг с другом и поездки в лабораторию.

—Да ровным счетом ничего! — уныло отвечал Сидоров, листая свежую тоненькую папочку из двух листов. — Бомж — он и есть бомж. Ни имени, ни фамилии. Следы язв похожи на инфицирование… но причина смерти — ЗЧМТ. Закрытая черепно-мозговая травма. Пойди теперь, узнай, кто его заражал, кто лечил…

— Он не заразен?

— Нет. Специалисты гарантируют. Двух пьяных санитаров еще подержим в карантине… под видом вытрезвителя.

— Следы уколов — может, он наркоман?

— Дорогое удовольствие для него. Нет, его лечили. У него и на заднице следы инъекций.

— Зачем?

— Что — зачем?

— Предположим, это наш клиент. Если на нем проверяли заразу — зачем его лечить? Помер — значит, действует. А они его лечили… Не понимаю. А результаты расследования ДТП?

— Да голый вассер! Шел по улице Есенина, по обочине, поздно вечером. Сбила черная машина, иномарка. Валялся там до следующего дня, пока труповозка не забрала.

— Мизерна жизнь человеческая…

— Не надо шляться где попало… Есть один случайный свидетель, но он номеров не видел, очкарик близорукий.

— Никто не выходил из машины?

— Говорит — выбежали двое, посмотрели, что канает, — и ноги в руки. Он к ним подойти побоялся.

— Правильно сделал.

— Думаешь — это убийство?

— Можно выстроить непротиворечивую версию. В этом случае свидетелю просто бешено повезло. А что при нем было?

— При бомже? Мешок пустых бутылок и горсть насекомых.

— Мы, с вашего позволения, поработаем в этом направлении.

Сидоров посмотрел скептически.

— Надеешься узнать что-нибудь про человеческий призрак?

— Он не призрак. Он где-то жил… спал. Где-то собирал эти самые бутылки. У него могут быть соседи по ночлежке, какой-нибудь немудреный скарб. Его должны были расспрашивать, откуда у него эти язвы…

— Ну да… резон есть. Хотя при таких язвах его могли гнать отовсюду, опасаясь заразы, и он мог жить один. Я бы прогнал.

— С трудом представляю вас бомжем, Игорь Станиславович.

— Я тоже. М-м… да. Работенка у вас. Иногда я тебе не завидую. Ковыряться в бомжатниках и трупах — бр-р-р!

— Для дела можно и поковыряться. Кстати, нам бы в помощь милицию организовать. Только не в виде облавы, а то все бомжи разбегутся. Нам участковые нужны… ну и пару толковых ребят от каждого отделения.

— Сделаем… позвони завтра.

— По розыску Рустиани ничего нет? Хорошо прячется, гад. Тогда я, пожалуй, откланяюсь, с вашего позволения.

— Так рано? Куда это ты?

— Интимные дела. Гидроколонотерапию одному клиенту делать.

— Машину дать?

— Спасибо, на метро. Да, чуть не забыл. Что там про «крысолова» по нашу душу — ничего не слыхать?

— Честно? Не интересовался. Слава Богу, что не у меня в службе. Спроси у Кречетова. Я плохо переношу разочарование в людях.

— Можно подумать, я от этого обалдеваю.

Шубин откланялся и вышел. В углу у Антонины красовался злосчастный лозунг, уже залитый кофе. Шубин покачал головой одобрительно, запахнул поплотнее шарф и пальто, спустился по лестнице и через боковую проходную, через тугие высокие двери покинул здание на Литейном. На вахте он предъявил бдительному молодому прапорщику настоящий пропуск на имя капитана ИАС Чабрикова. Полковника Шубина не должны были знать в лицо даже здесь.

Он смешался с толпой горожан, маленький, неприметный, крепкий, как жучок в муравейнике, спустился в метро, привычно наблюдая и размышляя, и вскоре вышел на Выборгской. Здесь неподалеку, в одной тихой улочке, была расположена его личная «кукушка» — однокомнатная конспиративная квартира. Шубин использовал ее по-разному, иногда даже поселял в ней назойливых родственников, приехавших полюбоваться красотами Питера.

Лифта в старом доме не было. Он легко поднялся высокими узкими маршами на четвертый этаж. На лестничной клетке сморщенная старуха покосилась на него подозрительно.

— Это не ваша собака гадит у меня под дверью? — спросила она высоким злым голосом.

— Нет, — кротко отвечал Шубин, возясь с ключами. — Не моя. У меня нет собаки. Я часто езжу в командировки.

— Вы мне кого-то напоминаете… Мюллера, по-моему.

— Моя фамилия — Шапкин. Извините.

Приоткрыв дверь, он проскользнул внутрь, не зажигая свет, и лишь заперев за собой, щелкнул выключателем. В квартире было тихо, тепло и пыльно. Не раздеваясь, не снимая обуви, Сан Саныч прошел в угол, к небольшой металлической шкатулке, открыл ее и принялся перебирать папки и пачки листов, сколотые скрепками.

Здесь у него хранились некоторые документы и записи, позволяющие Шубину… как бы это правильнее сказать… поддерживать деловые отношения с рядом очень уважаемых и важных лиц, настоящих «виперов», по терминологии Ролика. В свое время эти персоны совершали различные необдуманные (или, напротив, глубоко обдуманные) поступки, не причинявшие вреда безопасности государства, и даже юридически безупречные, однако высвечивающие их карьеры и репутации в некотором… так сказать, специфическом свете. И тогда это в виде простых рукописных листочков оседало в металлической шкатулке Сан Саныча, гарантируя ему некоторые возможности в решении простейших насущных дел. Он редко пользовался своей шкатулкой в личных целях, никогда — для наживы, и вообще, если бы узнал, что кто—нибудь в его службе позволяет себе нечто подобное — выгнал бы в шею без сожаления. Но жизнь устроена так, что для вершения правильных дел иногда приходится совершать неправильные… и Сан Саныч брал этот грех на себя.

Сегодня Кира, с подсказки Кости Зимородка, обратилась к нему с просьбой посодействовать в поступлении дочери в университет, и Шубин сказал, что попытается найти старого друга. Папочка этого «друга» нашлась на самом дне шкатулки… дело было давнее. Но дела подобного рода, как старинные вина — чем дольше лежат, тем дороже становятся. Впрочем, ничего сверхъестественного. Молодой красивый преподаватель сожительствовал со студентками… добровольно, вполне добровольно. Одна из девушек оказалась замешанной в неприятную историю с резидентурой южного государства, и талантливый воспитатель юношества угодил в поле зрения разведки Шубина. Когда его вызвали на Литейный, он на коленях ползал, умоляя не сообщать в университет. Не сообщили, конечно.

Шубин нашел номер телефона, кротко улыбнулся, позвонил.

— Будьте добры декана. Здравствуйте, Эдуард Яковлевич! Узнали? Ах, вы уже проректор! Тем проще нам будет решить один маленький вопрос…

IV

— А что случилось?! Что?! — вопил Ролик, которого подбрасывало и трясло на ухабах так, что он хватался руками за приборную панель.

— Маме позвонили! — перекрывая гул мотора, кричал Лехельт, вцепившись в рулевое колесо, выжимая педаль газа до полюса. — Какие-то дураки! И сказали, что похитили Вику! Двоюродную сестру! Вернут ее завтра! Если мама заплатит десять тысяч баксов!

— Круто! А куда мы летим?! А-а! Осторожнее!..

Они отчаянно гнали по Московскому проспекту.

— Она сказала мне номер, с которого звонили! 2968605! База прокачала — это номер общаги в студгородке! Новоизмайловский шестнадцать, корпус четыре!

— А у твоей мамы… есть десять штук бакинских?!

— Откуда! Это Викина маман богатая!

— Может, они что-то перепутали?!

— Приедем — разберемся! Я ей покажу баксы… дрянная девчонка!

— Она-то тут при чем?!

— Не знаю!.. Без нее не обошлось! Это наверняка ее знакомые с поезда! Она все к ним собиралась дернуть… Вот и дернула, дура! Еще, небось, язык распустила! Маме чуть с сердцем плохо не стало!..

— Слушай, возвращаемся туда, откуда день начали! Это судьба! О! А это что?

— А это совместные учения… ментов, пожарников и МЧС! Меня Клякса предупреждал! Учатся ликвидировать опасные последствия террористических актов!

— А… ну пусть учатся. Может, пригодится…

— Если мы не сработаем — точно пригодится, — спокойнее сказал Лехельт, снижая скорость. — За семь минут доперли… очень неплохо. Надо будет с Тыбинем поспорить.

Поворот с Благодатной на Новоизмайловский был перекрыт. Гаишник в шлеме, подшлемнике, очках и крагах, похожий на танкиста, помахал им «зеброй». Андрюха ткнул ему в очки удостоверение.

— Мы из ФСБ! Группа подыгрыша! Будем изображать террористов!

Серо-синий «танкист» закрутил жезлом: проезжай!

Они с визгом тормознули у крыльца четвертого корпуса, выскочили, огляделись. Совсем рядом, на площадке за углом, вскоре должно было развернуться основное действо. Там устанавливались, готовились к взрыву и поджогу две вонючие бочки из-под битума, слегка обмазанные напалмом, и четыре мешка мела, которые предполагалось распылить по округе, имитируя химическое заражение. У входа в студенческие общежития, корпуса которых растянулись в студенческом городке на целый квартал, стояли, скучая, сверкая красными повязками, наряды местной гражданской обороны. Они должны были, «услышав взрыв, установить признаки применения террористами средств массового поражения» и вызвать машины пожарных и МЧС, стоявшие наготове в своих гаражах.

Одна пожарная машина, однако, скрывалась в кустах у задней стены пятого корпуса, весьма хитроумно замаскированная фанерными щитами от глаз руководителей учения и представителей городских властей. Ретивый начальник пожарной части номер семь выгнал ее на позицию с утра и припрятал, горя желанием первым прибыть к месту ликвидации опасных последствий. Теперь, пока авторитетная комиссия обходила зону учений и осматривала площадку со спецснарядами, лейтенант-пожарник инструктировал молодого и очень ответственного водителя-оператора.

— И как только долбанет, вы врубаете сирену и верхний брандспойт, выламываетесь из этой растительности и прете прямо туда вот, где мешки. И все, посыпанное белым, тщательно промываете! Понял?! Это будет через полчаса, а пока я — на осмотре территории!

И лейтенант гордо удалился к ларьку с пивом.

Навстречу ему к входу в общежитие пробежали двое молодых ребят в черных костюмах, при галстуках, волоча с собой странную сумку — явно со спецснаряжением. «Началось!» — удовлетворенно подумал лейтенант: «Террористы побежали!» Он любил учения. Он пожары не любил.

— Где нам ее искать?! — недоумевая, спросил Ролик, окидывая глазом многоэтажку, нашпигованную комнатушками. — Телефон, наверное, внизу, у дежурной!

— Разберемся! — сурово отвечал Лехельт.

Он уже избавился от своего холуйского пробора и вновь чувствовал себя уверенно.

— ФСБ! — он сурово ткнул толстой вахтерше красную книжицу. — Пятнадцать минут назад с этого номера позвонили и сообщили, что под животом у правого коня на Аничковом мосту заложена бомба! Мы проверили — враки! Никакой бомбы! Теперь нам нужно найти телефонного террорриста! Вы должны нам помочь!

Может, Андрюха и перегнул немножечко в суровости, но он еще хорошо помнил противную проводницу с Витебского вокзала.

— Да пожалуйста… — выпучив глаза, испуганно и охотно ответила ему толстая вахтерша. — Что мне надо сделать?

— Подозревается одна рыжая девица с проколотым языком и бровью. Вы такой тут сегодня не видели?!

— Да тут все они проколотые… и не только брови, а такие места, что и не приведи Господь сказать!..

— Она еще немного того… с прибамбахом!

— Да товарищ кэ-гэ-бист! Они тут все с прибамбахом! Хоть вы бы уже занялись их воспитанием!

— Займемся! — сурово пообещал Андрюха.

Онемевший Ролик смотрел на него в восхищении.

— Кто еще звонил за последнее время?

— Дина Пьяная говорила… всякую ересь несла… но это она про личную жизнь. Я прогнала ее, потому что матом ругается. Потом я поговорила малость… но я вовсе не про бомбы. Я про внука все волнуюсь. Внук у меня…

— А еще кто?

— Были два первокурсника. Что-то тут бубнил один в трубку, а второй хихикал.

— Как фамилии?!

— Да я не знаю всех по фамилиям! Здесь может тыща человек живет! А эти новенькие, всего полгода прожили!

— А где живут — знаете?

— Да! Знаю! И вам сейчас расскажу! Все первокурсники у нас живут на четвертом этаже. Так куратор распорядился. Чтобы все вместе были. И эти, что звонили, там живут. Да вы подымитесь сами! Их там мало совсем сейчас! Не понаехали еще с каникул!

Андрей с Роликом помчались наверх.

Четвертый этаж встретил их кухонно-прачечными и пивными запахами. В обе стороны узкого полутемного коридора тянулось множество дверей.

— Пошли налево!

Волоча за собой сумку со штурмовым комплектом, разведчики побежали по коридору, поочередно толкая двери. Большинство дверей было заперто, за ними не раздавалось ни звука. За несколькими целовались парочки. В одной комнате побольше в центре стояла практически голая девица, а вокруг нее на корточках присели еще четверо одетых студенток, что-то внимательно разглядывая на ее теле.

Коридор кончился. Осмотр ничего не дал.

— Направо!

Справа за одной из запертых дверей гудела компания. Лехельту послышался Викин голос. Он громко постучал.

— Откройте! Милиция!

За дверью притихли, раздалось общее нервозное хихиканье, в котором Андрею почудился и Викин смех.

— Вика, выходи! Я знаю, что ты здесь!

Хихиканье усилилось. Лехельт приналег на дверь плечом, позвал кивком головы Ролика… С той стороны тоже пыхтели, удерживая дверь в прежнем, запертом положении. Массы разведчиков не хватало для решительного успешного натиска. Ролик вытащил пистолет.

— Постреляем?!

— Спрячь! Гражданское население! Внимание! Если не откроете дверь — мы возьмем комнату штурмом!

Мгновения тишины, глубокий густой бас:

— А пупок не развяжется?! — и оглушительный многоголосый хохот.

— Ах, так!..

Дональд присел на колено, расстегнул молнию сумки, выхватил две штурмовые маски с прорезями для глаз, одну бросил Ролику.

— Надевай!

Достал баллончик с раздражающим газом, прицепил к штуцеру резиновый шланг, подсунул конец под проклятую дверь и повернул рукоятку.

Послышалось шипение. Кто-то воскликнул восхищенно, кто-то зачихал. Зазвенели стекла, потянуло из-под двери сквозняком. Осажденные распахнули окно настежь, и газ без вреда для них улетучивался в атмосферу города, не делая ее ни чище, ни грязнее.

Баллончик чихнул раз, другой — и иссяк. Раздалось обидное ржанье. Кто-то спросил:

— И это весь кайф?

— Ну ладно!..

Лехельт схватил СШГ [7], пинком распахнул дверь соседней комнаты. Крикнул:

— Лежать! Работает спецназ!

На койках вдоль стен и без того лежали трое небритых студентов, посасывая пиво. Они лениво уставились на него. Он пробежал вдоль стены, сплошь увешанной керамическими расписными масками — наверное, на продажу — рывком распахнул створку окна, выглянул, примерился — и, когда Ролик, отвлекая на себя внимание, забарабанил в дверь из коридора ногами, с оттяжкой запустил «Зарю» в соседнее открытое окно.

Лехельт еще успел выскочить назад в коридор, когда ухнуло. Трое студентов дружно подскочили и упали на койки, выронив пиво. Маски одна за другой попадали с гвоздиков на пол и разбились. Стекла вылетели в половине окон корпуса.

— Вот это учения …твою мать!.. — раздался чей-то восхищенный голос с верхнего этажа.

За непокорной дверью стояла полная тишина. Лехельт с одного удара вышиб ее вместе с замком. Они с Роликом вошли в масках, поправляя галстуки.

— Всем на пол! Руки на голову!

Теплую компашку размазало по стенам. Кто-то держался за уши, кто-то просто сидел, не в силах вымолвить ни слова. Закуску и пиво смело со стола. В окно дул ветер, осколки стекол скрипели под ногами. Самодельный карниз обвалился.

Вика, такая же ошалевшая, как и все, покорно подала Андрею руку.

— Я ничего не сделала… — прошептала она. — Я бы сама от них ушла… Эти кретины решили пошутить… я только сейчас узнала…

И тут через выбитое окно донеслись рев двигателя, плеск воды, визг женщин и многоголосая неизысканная матерщина.

Когда раздался взрыв, на площадке за углом недовольные рабочие как раз переустанавливали мешки с мелом и сухой известью, исполняя нервозные указания председателя комиссии, который когда-то служил химиком на подводной лодке. «Заря» громыхнула над их головами, как предвестник страшного суда, — они уронили мешок, он лопнул, и белое облако тертого мела окутало членов комиссии, наблюдавших за их манипуляциями. Члены комиссии плевались и кашляли, размахивая руками — но это оказалось лишь началом их злоключений.

В строгом соответствии с полученными указаниями водитель замаскированной отличной пожарной машины, заслышав взрыв, от которого у него поджилки дрогнули, запустил двигатель, врубил насосный агрегат и, как самоходка из засады, атаковал площадку. Увидав большое белое пятно на грязном асфальте и запорошенные фигуры, он однозначно понял, что это и есть очаг поражения, который ему надлежит продезинфицировать. И пока остальные пожарные машины, поднятые по тревоге бдительными нарядами ГО, только выезжали за ворота гаражей, мощная струя его брандспойта уже настигла белого, как балтийский пекарь, председателя, а сам он азартно выискивал глазами новые жертвы терроризма, разбегающиеся от его мощной красной машины кто куда…

Спаси нас, Боже, от друзей, а от врагов мы и сами спасемся!..

Загрузка...