6

Дверь распахнулась. Луч света прорезал враждебную тьму, пригвоздив Лорелею к подушке. Она поспешно прикрыла лицо рукой, чтобы Курт не заметил слез на ее щеках.

– Лорелея! – Он отвел от нее луч фонарика. – С тобой все в порядке?

– Конечно, – с натужной бодростью ответила она.

– На улице настоящая буря. Я подумал, что ты могла проснуться, а поскольку света нет… он отключился…

– Со мной все в порядке, – твердо повторила Лорелея, но рокот грома перекрыл ее голос.

– Лорелея, – мягко сказал Курт, – вовсе не стыдно бояться грозы.

– А я и не боюсь!

– Милая моя, все мы чего-нибудь боимся. Нет ничего дурного в том, чтобы это признать.

– Знаю. Я не ребенок.

– Вот и хорошо. Я оставлю тебе фонарик. Если я тебе понадоблюсь…

– Не надо! Говорю же тебе, я…

Оглушительный гром прокатился над самой их головой. Молния вспорола тьму, и Лорелея едва не спрыгнула с кровати.

Черт побери! – мысленно воскликнул Курт. Она – его жена, она до смерти напугана, и если сейчас он повернется и уйдет, то никогда больше не сможет считать себя мужчиной!

Миг – и он уже был возле нее, обнял ее здоровой рукой, привлек к себе.

– Прижмись ко мне, mein Liebling, – прошептал он. – Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Уже во второй раз он предлагает ей свою помощь. Но ей это не нужно. Ничего от него не нужно. Даже он сам…

Он погрузил пальцы в копну ее волос и мягко развернул ее лицом к себе. Лорелея попыталась отстраниться, но он вновь прошептал ее имя. Голос его был так нежен, так полон жаждой, что все страхи ее испарились.

– Курт! – прошептала она.

И, обвив мужа руками, припала к его губам.

Губы их встретились, и из груди Курта вырвался хриплый стон.

Годы вдали от Лорелеи растаяли, как дым. Все растаяло, исчезло без следа – остались только запах и вкус, и сладкая боль прикосновения к ее прекрасному телу.

Пять лет он тщетно старался изгнать из памяти воспоминания о единственной ночи, проведенной с безымянной колдуньей, а теперь нашел свою колдунью и назвал ее женой.

И сегодня – их брачная ночь.

Поцелуи становились все более страстными. Не слишком ли он спешит, не требует ли слишком многого? О нет! На его поцелуи Лорелея отвечала своими, лихорадочно лаская холодными пальцами его лицо, плечи, грудь. Прошептав ее имя, он охватил ладонью полную грудь под тонкой тканью – и его возлюбленная содрогнулась от наслаждения.

– О-о, Курт! – прошептала она.

От этого страстного призыва все тело его напряглось и мускулы превратились в камень. Но он приказал себе не спешить. Сегодня они друг для друга – не безымянные незнакомцы, охваченные страстью. Эта женщина, что обнимает его так крепко, словно мечтает никогда-никогда не отпускать, – Лорелея, его жена.

Он снова прильнул к ее губам, и языки их сплелись в древнем, как мир, танце. Лорелея тихо застонала. Поцелуи Курта спускались все ниже, и она страстно выгибалась ему навстречу. Вот он коснулся губами соска, просвечивающего сквозь полупрозрачную ткань, – и по пронзительному вскрику Лорелеи понял, что она готова. Настало время вознести ее на небеса и не отпускать, пока она не взмолится о пощаде.

Но Лорелея уже молила его о милости. Не словами – о нет! – стонами и вздохами, и бесстыдно чувственными извивами податливого тела. Курт пылал, как в огне. Возбуждение его было так велико, что причиняло боль. И все же он ждал. Ждал, когда она скажет, что хочет его, что жаждет его близости, что все эти годы помнила о нем, как и он о ней.

Но разве она уже не признается в этом – каждым движением, каждым вздохом, каждым поцелуем?

– О Курт!

Слыхано ли, чтобы это имя, короткое, резкое и мужественное, так нежно звучало в устах женщины? Словно она произносит его не губами, а сердцем… Гроза миновала, молодой месяц заглядывал в окно, и в его призрачном свете Курт прочел на прекрасном лице Лорелеи то, что наполнило его ни с чем не сравнимой радостью.

– Лорелея! Моя колдунья!

Прижав ее к себе, он перекатился на спину – и вздрогнул от резкой боли в руке. Он сдавленно зашипел сквозь зубы, и Лорелея отпрянула.

– Что? О, Курт, твоя рука! Прости, я не подумала…

Он поймал ее руку и поднес к губам.

– Не уходи.

– Но твоя рука…

– С ней все в порядке.

– Неправда. Тебе больно!

Он поцеловал ее ладонь, слегка прикусив нежный бугорок у основания большого пальца.

– Нет. Но станет больно, если ты уйдешь.

Курт не кривил душой: рука еще ныла, но рядом с Лорелеей он готов был перенести любую боль.

Запустив пальцы в льняную копну ее волос, он осторожно развернул ее лицом к себе и припал к ее губам. Goti, какая же она сладкая!

– Лорелея, – хрипло прошептал он, – я хочу тебя увидеть. Но раздеть тебя одной рукой не смогу. Сделай это, моя колдунья. Сними рубашку – для меня.

О, как она жаждала ощутить на своем теле сильные мужские руки! Быть может, сказывались пять лет воздержания – ведь после Курта у нее никого не было. А теперь он снова стал ее возлюбленным.

И мужем.

Эта мысль поразила ее до глубины души. Выходит, сегодня – ее запоздалая брачная ночь!

– Разденься, Лорелея.

Сердце ее отчаянно забилось. Она изменилась за пять лет – чуть пополнела, красота ее стала более зрелой и женственной. Что, если Курт будет разочарован?

– Mein Lilebling! – Он нежно провел рукой по ее спине. – Позволь мне тебя увидеть.

Нервно облизнув губы, Лорелея встала на колени и медленно стянула рубашку через голову. Тело ее в лунном свете отливало цветом слоновой кости.

Курт молча смотрел на нее – смотрел так, словно хотел поглотить взглядом каждую клеточку ее тела.

– Я… я уже не такая, как пять лет назад, – неуверенно проговорила она.

Так оно и было. Время и рождение ребенка превратили хрупкую юную красавицу в цветущую женщину. На мгновение Курт ощутил острый укол боли, не имеющей ничего общего с болью в сломанной руке. Если бы… ах, если бы ему было дано стать отцом ее ребенка…

Лорелея прикрыла грудь руками, словно защищаясь.

– Может быть… может быть, не стоило?

– Еще как стоило! – улыбнулся Курт. – Ты стала еще прекраснее, чем прежде. Так прекрасна, что у меня дух захватывает. – Он ласково отвел ее руки от груди. – Я жалею лишь об одном – что все эти годы мы провели в разлуке.

– Я тоже жалею, – со слезами на глазах прошептала Лорелея.

Он осторожно коснулся набухшего соска.

– Но теперь мы вместе. Это все, что имеет значение.

Курт провел пальцем по соску, и Лорелея издала тихий стон.

– Mein Liebling, какая же у тебя прекрасная грудь! – Рука его скользнула в ложбинку меж белоснежных холмов, спустилась ниже – вдоль живота – и еще ниже…

Лорелея молча прикрыла глаза.

– Пожалуйста, – прошептала она, – пожалуйста!

– Чего ты хочешь? Скажи.

– Войди в меня, Курт. Возьми меня. Я так хочу тебя, так хочу…

Кровь закипела у него в жилах. Одним движением он сбросил пижамные штаны…

– О, Курт! Мой муж!

Не отрывая глаз от его лица, Лорелея легла на него сверху и помогла найти дорогу… Восторженный возглас женщины слился с хриплым стоном мужчины.

Наконец-то! Курт, ее возлюбленный, ее муж, человек, которого она любит всеми силами души и тела, – он стал с ней единым целым. Глаза его потемнели от страсти, сильная рука нежно гладит ее бедра, дыхание учащается от ее движений.

И Лорелея начала любовную скачку. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее, забыв о робости и стыде. Поверх барьеров любовь несла ее в рай, о существовании которого она прежде и не подозревала.

Курт ощутил приближение развязки, но усилием воли заставил себя помедлить. Ему хотелось увидеть экстаз Лорелеи. И долго ждать не пришлось. Вот она, громко выкрикнув его имя, забилась на нем в сладостных судорогах. А в следующий миг он, притянув ее к себе, перекатился на нее и отдал ей вместе с семенем всю свою страсть, всю душу, все мечты.

В этот миг она достигла второго пика наслаждения. Стоны их слились в единый хор, славящий любовь. Прижавшись губами к ее щеке, Курт ощутил соленую влагу слез, но не знал, ее это слезы или его собственные.

– О Курт! – простонала она. – Не оставляй меня! Никогда не оставляй меня, любимый!

И он тихо поклялся:

– Я никогда тебя не оставлю.

В этот миг блаженной опустошенности Курт наконец понял, почему женился на Лорелее. Расчеты и сделки здесь ни при чем все проще.

Он ее любит.

Лениво текло время. Минуты, часы – не все ли равно?

Лорелея вздохнула и погладила мужа по спине. Кожа под ее ладонью была гладкой и шелковистой, под ней угадывались крепкие, развитые мускулы.

– Тебе понравилось, милая? – промурлыкал он.

– Очень, – улыбнулась она.

Курт улыбнулся в ответ и, обняв ее, перекатился на бок.

– Да уж вижу, – удовлетворенно заметил он и легко поцеловал ее в губы. – Кажется, тебе эта поза по душе.

– А тебе? – порозовев, поинтересовалась Лорелея.

– Ну как тебе сказать… – задумчиво протянул он.

– О, прости! Я никогда…

– Лорелея, милая! Да я же просто тебя дразню! Это было невероятно. Надеюсь, ты не откажешься повторить этот номер на бис – раз этак двести или триста?

– Ах вот как! Ну тогда…

Курт снова поцеловал ее и, откинувшись на подушку, привлек ее голову к своей груди.

– Ах, Лорелея, каким же дурнем я был тогда, пять лет назад!

– Нет. Это я во всем виновата. Зачем я убежала? Мне было стыдно. Казалось, что мы сделали что-то дурное. Никогда прежде я…

– Я тоже, mein Liebling. Никогда – ни до того, ни после – я ни одну женщину не желал так, как желаю тебя.

Новый поцелуй, глубже и страстнее предыдущего, – и удовлетворенный вздох.

– Сколько раз я думал о том, чтобы тебя разыскать! – Он нежно провел ладонью по ее волосам, пропуская льняные пряди сквозь пальцы. – Но гордость меня останавливала. Если уж, думал я, она исчезла, даже не назвав своего имени…

– Мне было так стыдно!

– Теперь я понимаю, но тогда… – Он снова вздохнул. – Знаешь, дорогая, мужчины порой ведут себя как полные идиоты. Особенно когда охраняют свою драгоценную, гордость. Я убедил себя, что лучше всего просто о тебе забыть… но если бы это было так просто! – хрипловато добавил он.

– Я тоже не могла забыть тебя, – тихо призналась Лорелея. – Ты снился мне по ночам, а днем я мечтала о встрече с тобой. Представляла, как вхожу в комнату – а там ждешь меня ты.

Курт крепче прижал ее к себе.

– Теперь мы нашли друг друга, mein Liebling, и никогда больше не расстанемся!

Что-то сжало ей горло. Боже, как же она любит этого мужчину! Как удавалось ей долгих пять лет скрывать от себя правду? И как теперь скрывать правду от него?

Честность важна в любых отношениях, но в их браке – особенно. Курт ясно дал понять: он женился на ней именно потому, что не хотел строить семью на лжи.

Но их семья уже построена на лжи! И какой ужасной лжи! Курт воспитывает собственного сына, не зная, что Вилли – его плоть и кровь!

Сейчас, сказала себе Лорелея. Сейчас она во всем признается…

Но в этот миг Курт снова прикоснулся к ней, шепча ее имя, – и она забыла обо всем на свете…

После обеда они отправились на автомобильную прогулку по окрестностям Вены. Курт загадочно сказал, что хочет кое-что показать жене. Лорелея предложила повести машину, и муж, немного поворчав, согласился – ему и самому не хотелось, чтобы их уединение нарушал водитель.

– Ты прекрасно водишь машину, – заметил он по дороге.

– Спасибо. Мне это нравится. Хотя впервые я села за руль всего несколько лет назад. – Она улыбнулась ему. – Бабушка всегда мне внушала, что водить машину – не дело для женщины.

– Представляю себе! – рассмеялся он. Несколько минут прошло в молчании. – Ты научилась водить после того, как купила коттедж в деревне?

– Нет, еще до того. Мне хотелось время от времени уезжать из Лондона на выходные.

– А я подумал, после того, как появился Вилли… Уильям…

– Вилли. – Лорелея облизнула губы. – Это прекрасное имя, и… моему сыну оно очень подходит. Прости, что я запрещала тебе так его называть.

– Тебе не за что извиняться, mein Liebling, – мягко ответил Курт. – Все верно, он твой сын, и только тебе решать, как произносится его имя.

– Что ж, пусть отныне он будет Вилли.

– Отлично, – улыбнулся Курт. Немного помолчав, он заговорил снова: – Тот человек, его отец… Ты говорила, он так ничего и не знает.

Невидимая ледяная рука сжала ее сердце.

– Верно.

– Ты думаешь, ему это безразлично. – Да.

– Ты в этом уверена? Видит Бог, если бы у меня был сын…

– Поверь, я приняла правильное решение.

– В этом я не сомневаюсь, mein Liebling. Просто пытаюсь представить, каково тебе было, когда ты поняла, что беременна и не к кому обратиться за помощью.

Лорелея крепче сжала руль.

– Да ничего страшного, – с напускной легкостью ответила она. – В жизни и не такое случается. Как-то пережила. Кроме того, беременность протекала легко, и роды были легкими.

– И слава Богу, – с улыбкой ответил он. – Я тобой восхищаюсь. Как тебе удалось в одиночку вырастить такого чудесного мальчугана?!

– Спасибо.

– Таким сыном, как Вилли, любой мужчина мог бы только гордиться.

– Спасибо, – тупо повторила Лорелея. К чему он клонит? Она понимала, что рано или поздно придется сказать правду. Но не сейчас, когда они мчатся по пригородному шоссе.

– Лорелея, об этом я и хочу с тобой поговорить… Видишь тот поворот? Сверни туда.

Она свернула на узкую, не асфальтированную проселочную дорогу. По обеим сторонам дороги как часовые стояли высокие сосны, и сквозь ветви их сочился солнечный свет.

– Куда мы едем?

– Сейчас сама увидишь. Так, теперь прямо… Вот и он.

На склоне холма перед ними открылся сказочный замок: стрельчатые окна, готические башенки, у входа – фонтан с фигурой Дианы-охотницы.

– Вот мы и приехали, – понизив голос, произнес Курт.

– Здесь живут твои друзья? – Лорелея поспешно пригладила волосы. – Если бы ты предупредил…

– Здесь никто не живет. Уже очень давно. Курт вышел из машины и открыл дверь для Лорелеи. Щеки его пылали румянцем. На миг она заподозрила, что у мужа температура. Но пальцы его, когда он помог ей выйти из машины, были холодными как лед.

– Впервые я увидел этот дом много лет назад, – тихо сказал он.

Рука об руку они поднялись по крутым ступеням. Курт достал из кармана ключ и отворил дверь.

Лорелея ахнула от восторга. Дом не был обставлен, но отсутствие мебели, ковров и штор на окнах не могло скрыть его сияющую красоту.

– Курт, как же здесь прекрасно!

– И мне так кажется, – В голосе его звучала гордость. – Я помогал его реставрировать.

– Ты? – Она удивленно обернулась к нему.

– Mein Liebling, я не всегда был богат. Ты ведь наверняка слышала сплетни обо мне. О моем прошлом.

– Я не прислушиваюсь к сплетням, – твердо ответила Лорелея, – и твое прошлое для меня неважно.

– И все же ты имеешь право знать правду о человеке, за которого вышла замуж. – Негромкий голос его гулко отдавался в просторном пустом холле. – Я родился вне брака и вырос на улице. Отца никогда не знал, а мать бросила меня, когда я был еще совсем ребенком.

– Курт! – Она положила руку ему на плечо. – Все это неважно!

– Для меня важно. – Он поймал ее руку и поднес к губам. – Я ведь не слепой и не глухой, милая. И прекрасно знаю, что за спиной меня называют бесчувственным чудовищем. – Он улыбнулся. – Это неправда. Чувства у меня есть, просто до сих пор я не давал им воли. – Улыбка его угасла. – Только сейчас я понял, почему не позволял себе довериться женщине. Из-за матери. Из-за ее предательства.

Что-то сжало ей горло.

– Пожалуйста, Курт, не…

– Милая, позволь мне договорить до конца. Мне нелегко об этом вспоминать, но я должен. Ради тебя.

– Мне ты ничего не должен…

Он прервал ее легким нежным поцелуем, затем обнял за плечи.

– В ранней юности мне приходилось делать такое, чего я сейчас стыжусь. Воровал еду на рынке, лазил по карманам… Словом, делал все, чтобы выжить. Однажды меня поймали. Я попал в тюрьму. Вышел всего через месяц – но этого урока оказалось достаточно. Я поклялся, что никогда больше не потеряю свободу. И стал искать работу. Хозяин этой виллы как раз занимался ремонтом и искал рабочих. – Рот Курта скривился в горькой усмешке. – Здесь я научился класть кирпичи и забивать гвозди. И еще научился никогда не доверять женщинам. Это был последний урок, милая. Я знал, что больше не повторю такой ошибки.

– Курт, пожалуйста, не надо…

– Прошло семнадцать лет. Теперь, как видишь, я один из богатейших людей в Европе. И всего, что имею, добился сам. Деньги, власть – все, о чем можно только мечтать. Лишь одного у меня не было… – Помолчав, он тихо заключил: – Семьи. Но теперь у меня есть семья – благодаря тебе.

Глаза Лорелеи затуманились слезами.

– Курт, милый мой! Бедный мой!

– Не надо меня жалеть. Все мои невзгоды в прошлом. И эту историю я рассказал не для того, чтобы ты плакала обо мне, а чтобы объяснить, что вы – ты и Вилли – для меня значите. И еще, – добавил он внезапно охрипшим голосом, – чтобы ты поняла, почему мне так трудно было тебе довериться. Впустить тебя сюда, – он указал на свое сердце, – куда я поклялся не впускать больше ни одну женщину. – Курт судорожно вздохнул. – Милая, я хочу жениться на тебе еще раз. По-настоящему. Обменяться клятвами перед священником.

Помолчав, он добавил со странной неуверенностью в голосе:

– И еще… если ты позволишь, я хочу сделать кое-что еще. То, что сделает нас настоящей семьей. Я хочу усыновить Вилли. Пусть он станет и моим сыном.

Из груди Лорелеи вырвалось рыдание. У Курта упало сердце. Она не согласна! Что ж, это ее право, ее сын…

– О Курт! – Дрожащей рукой она коснулась его щеки. – Ты говоришь о доверии, о том, что наконец решился открыть свое сердце, и не знаешь… – Голос ее дрогнул и сломался. – Я люблю тебя, – прошептала она. – Пожалуйста, помни об этом. Верь мне. Я тебя люблю.

Разве не об этих словах он мечтал? Почему же какая-то ледяная рука мертвой хваткой сжала его сердце?

– Что ты хочешь сказать, Лорелея? Она набрала воздуху в грудь.

– Я солгала тебе об отце Вилли. Он для меня – не незнакомец из прошлого.

Он побелел как мел.

– Что это значит?

– Это значит, что тебе нет нужды усыновлять Вилли. Он – твой сын.

Курт пошатнулся. Лорелее вдруг вспомнилась его драка Джозефом Лидсом – тогда он держал удар.

Удар, который нанесла она, оказался куда страшнее.

– Курт, умоляю…

Он оттолкнул ее протянутую руку.

– И я должен в это поверить? Что Вилли – мой сын?

– Это правда. Он твой. В ту ночь, когда мы были вместе…

– Всего одна ночь!

– Этого оказалось достаточно, Я забеременела.

– Забеременела? – ледяным голосом переспросил он. – Я был очень осторожен.

– Да, помню. Не знаю, что произошло. Случайность…

На щеке его задергался мускул.

– И почему же ты так уверена, что ребенок от меня?

Жестокий вопрос. Но Лорелея понимала, что заслуживает его.

– Потому что больше у меня никого не было. Ни перед тобой – я много месяцев была одна, – ни после. Я не спала ни с кем, кроме тебя.

– Это можно проверить, – холодно заметил он.

– Проверяй. Любые тесты покажут, что Вилли – твой сын.

Курт вдруг уставился на нее, словно громом пораженный.

– Когда я в первый раз его увидел, – медленно проговорил он, – мне подумалось…

– Да, я боялась, что ты догадаешься.

– Волосы, глаза, улыбка… – Растерянно проведя рукой по волосам, он резко развернулся и принялся мерить шагами комнату. – Так он мой? И вправду мой?

Лорелея кивнула.

– Он твой сын. Мне казалось, ты сразу это заметишь, но…

– Но, – резко повернулся он к ней, – когда я спросил, мой ли это ребенок, ты солгала.

– Нет! То есть да, но…

– Опять «но»! Хватит с меня оправданий! – Он сжал кулаки. – Ты мне солгала!

Лорелея задрожала. Ей случалось видеть Курта в гневе, но в таком… Лицо его было бело как мел, в голосе клокотала ярость, глаза метали молнии. Она шагнула к нему, протянула руку – он брезгливо ее отбросил.

– Попытайся меня понять! – взмолилась она. – Когда шел этот разговор, я тебя совсем не знала! И понятия не имела, что ты сделаешь, если узнаешь, что отец мальчика – ты… Я не хотела…

Он больно схватил ее за запястье.

– Девять месяцев ты носила моего ребенка – и даже не подумала сообщить мне, что у меня есть сын?

– Зачем? Ведь мы совсем не знали друг друга. Я подумала, что такая новость тебя вряд ли обрадует.

– Понятно. Значит, ты решила, что эта новость меня не обрадует, и поэтому…

– Хватит повторять мои слова! И отпусти меня, мне больно!

Курт взглянул на ее руку так, словно увидел ее впервые, и отбросил с таким видом, как будто случайно схватил какое-то отвратительное насекомое.

– Четыре года… – тихо проговорил он. – Четыре года мой сын рос без отца. И даже теперь, когда мы стали мужем и женой, ты предпочла скрывать от меня правду. – В голосе его звучала едва сдерживаемая ярость. – На это у тебя тоже найдется объяснение?

Лорелея с трудом сглотнула.

– Я… я думала об этом в день свадьбы.

– Ах, ты думала! – Курт скрестил руки на груди. – И что же придумала?

– Ты сам знаешь, я выходила замуж против воли. Я была глубоко несчастна, думала, что ненавижу тебя, и…

– И твои чувства оказались для тебя важнее правды?

– Нет! Этого я не говорила!

– Извини, пожалуйста. – Он вежливо улыбнулся. – Продолжай, Лорелея. Не буду тебя прерывать. Хочу дослушать эту трогательную историю до конца.

– Я злилась на тебя, а кроме того, я тебя боялась. Не знала, как ты это воспримешь. – Глаза ее снова наполнились слезами. – Боялась, что ты попытаешься отнять у меня сына.

– Понятно. Только что я был равнодушным незнакомцем – и тут же превращаюсь в свирепого монстра, жаждущего отнять дитя у матери. Противоречивая получается картинка, не находишь?

– Не переиначивай мои слова! – гневно воскликнула Лорелея. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я!

– Хорошо, пойдем дальше. Оставим день свадьбы. Если не ошибаюсь, после него прошло несколько недель. – Он сжал губы. – И в любую минуту из этих недель ты могла бы подойти ко мне и сказать…

– После свадьбы все стало еще сложнее. – Лорелея нервно облизнула губы. – Я увидела, что мой сын…

– Наш сын, – поправил Курт.

– Я увидела, что он полюбил тебя. И ты… кажется, ты тоже его полюбил.

– Да, это, безусловно, веский повод скрывать правду.

– Наш брак обернулся кошмаром, – не обращая внимания на его сарказм, торопливо продолжала Лорелея. – Я думала, что долго он не продлится, и…

– Хочешь сказать, надеялась, что он долго не продлится. И в таком случае – в самом деле, зачем мне знать правду?

– Нет, все совсем не так! – воскликнула она. – Я знала, что должна признаться, но боялась… боялась…

– Ну?!

В холле, прогретом лучами летнего солнца, было жарко, но Лорелею охватила дрожь.

– Больше чем когда-либо я боялась, что ты отнимешь у меня Уильяма, – прошептала она. – А потом – эта авария… Только после аварии я осознала, что к тебе чувствую. Я твердо решила признаться, но… но… все не могла найти подходящего момента.

– Я тебе скажу, Лорелея, какой момент был самым подходящим. Когда ты поняла, что беременна. Ты должна была начать меня искать. В тот же день.

– Пожалуйста, постарайся меня понять! – взмолилась она. – Я думала…

– Знаю я, что ты думала! Что можешь изображать из себя вершителя чужих судеб. Принимать решения за всех – за меня, за моего сына. Не позволить нам узнать друг друга.

Глаза Лорелеи вспыхнули гневом.

– Как у тебя все легко получается! И что же, по-твоему, я должна была сделать? Нанять детективов? В один прекрасный день позвонить тебе в дверь? Привет, помнишь меня, мы с тобой пару месяцев назад неплохо развлеклись вдвоем… и да, кстати, я беременна.

– Да, черт побери, именно так!

– Вот интересно, что бы ты ответил? Если не ошибаюсь, тебя осаждали охотницы за состоянием! Хочешь сказать, ты не счел бы меня одной из них? – Она шагнула вперед, глядя ему прямо в глаза. – Скажи честно, Курт, что бы ты сделал, явись я к тебе с такой новостью пять лет назад?

Несмотря на обуревающий его гнев, Курт почувствовал, что она права. Этот вопрос заслуживает серьезного и честного ответа.

Как бы он воспринял такую новость? С радостью? Пришел бы в восторг от того, что ночь с незнакомкой наградила его обязательствами по меньшей мере на восемнадцать лет? Едва ли. Скорее всего, он был бы расстроен и взбешен. Для начала не поверил бы. Заподозрил бы Лорелею во лжи с самыми корыстными целями. Потребовал бы проведения генетического теста. Но в конце концов поступил бы как порядочный человек. Финансовая поддержка, регулярные встречи. Человек, выросший без отца, не станет отказываться от собственного ребенка.

Но ощущал бы он ту жгучую радость отцовства, которая теперь, несмотря на гнев и ярость, охватывает его при мысли, что малыш Вилли – его сын? Ответ прост: нет. Приходится признать: живого, уже родившегося ребенка любить куда проще, чем безликий зародыш во чреве едва знакомой женщины.

И все же последние недели он простить не мог. Лорелея – больше не незнакомка, связанная с ним одной ночью случайного секса! Полтора месяца назад она стала его женой. Целых полтора месяца! Почему же она молчала? В самом деле, как уверяет, из страха – или ее заставило заговорить только его желание усыновить Вилли?

Для усыновления необходимы документы ребенка: свидетельство о рождении, записи из роддома, Бог знает что еще. Ее тайна могла раскрыться. Неужели только поэтому Лорелея решилась сказать правду?

А ее слезы, признание в любви? Обман. В этой женщине все фальшиво.

Курт отвернулся, чтобы не видеть ее. Сердце его разрывалось от боли. Подумать только – он воображал, что ее любит! Молил Бога, чтобы она ответила на его любовь! Gott, как же, должно быть, она над ним потешалась!

Что ж, ей удалось его обмануть – теперь его очередь нанести ответный удар. Своей блестящей карьерой он был обязан способности мгновенно принимать верные решения. Настало время решить судьбу троих – свою, сына и Лорелеи.

И Курт знал, что ему делать.

– Ты права, – проговорил он с рассчитанной медлительностью, повернувшись к ней и безжалостно вглядываясь в ее опрокинутое лицо. – Я могу отнять у тебя сына.

– Только попробуй!

Он не мог не восхититься ее мужеством. Она знала, что на руках у него все карты, но – дрожа всем телом, белая как полотно – готова была защищаться до последней капли крови.

– Мы не в Англии. Здесь другие законы. – Он холодно усмехнулся. – И я – один из богатейших и влиятельнейших людей в стране. Подумай об этом. И прикинь, каковы твои шансы на победу. – Он сделал паузу, чтобы его слова дошли до нее в полной мере, и, увидев в ее глазах тень страха, продолжил: – Но я не хочу разлучать Вилли с матерью.

Лорелея с облегчением перевела дух.

– Я тоже не хочу, чтобы он страдал, – тихо ответила она. – Знаю, нам будет нелегко, но мы сможем это преодолеть.

– Что «это»? То, что я отец Вилли? Или твою ложь? – Курт покачал головой. – Нет, не думаю.

– Я лгала только потому, что не видела иного выхода! Неужели ты не понимаешь?

– О, теперь я многое понимаю. – Он шагнул к ней и ощутил мрачное удовлетворение, когда она испуганно попятилась. – Например, понимаю, как я ошибался, когда думал, что наш брак основан на честности. Но все к лучшему, mein Liebling. Если бы не наша свадьба, я бы никогда не узнал, что Вилли мой сын. Он рос бы, думая, что отец его бросил. Быть может, однажды мы встретились бы где-нибудь на улице – и не узнали друг друга.

По щекам Лорелеи струились слезы. На миг – всего лишь миг, между двумя ударами сердца – Курта охватило желание заключить ее в объятия и сказать… сказать…

Но что тут скажешь? Она врала, с самого начала ему врала. И о сыне. И о своей любви.

Минута слабости осталась позади. Да, ей удалось его одурачить. Но больше это не повторится.

– Как видишь, милая, наш брак обернулся на пользу всем. Теперь у меня есть Вилли. У него есть я. И, разумеется, ты – мать, которую он обожает. – Он едко усмехнулся. – Есть даже чем подсластить пилюлю. Твое выступление в постели прошлой ночью. – Он поднял руку в насмешливо одобрительном жесте. – Мои комплименты, Лорелея. Ты была великолепна – совсем как в тот, первый раз.

Страдание в ее глазах сменилось гневом. Теперь перед ней стоял настоящий Курт Рудольштадт – тот, которого она ненавидела всей душой.

– Ты отвратителен! – дрожащим голосом произнесла она. – Не понимаю, как я могла думать иначе!

– Ты невнимательно слушаешь, mein Liebling. Я хочу сказать, что ты останешься со мной.

– Черт побери, не смей называть меня… Что ты сказал? Я останусь с тобой?

Курт небрежно пожал плечами.

– Это самый разумный выход. Я не стану разводиться с тобой и оформлять единоличное опекунство над сыном. И, пожалуйста, не трудись уверять, что мне это не удастся. Мне удается все, чего я захочу, – добавил он с обманчивой мягкостью в голосе. – Надеюсь, это ты уже усвоила.

О да, теперь она знала все, что должна знать! Что он жесток и мстителен, что в своей ярости не останавливается ни перед чем. Страшно подумать – еще и суток не прошло с тех пор, как она отдала этому чудовищу и тело, и сердце!

– Я тебя презираю, – прошептала Лорелея. – Ты негодяй. Слышишь меня? Ты…

– Я человек, который видит тебя насквозь, – жестко ответил Курт. – И предупреждаю тебя, Лорелея. Веди себя как следует. Будь хорошей матерью для моего сына и хорошей любовницей для меня – тогда я не выброшу тебя за дверь. Не хотелось бы терять женщину, одаренную такими талантами.

Ее удар пришелся ему прямо в челюсть. Прямой, мощный удар кулаком. Курт успел отклониться, смягчив его. И тут же схватил ее за руку, невольно восхитившись силой и отвагой этой женщины.

– Я же говорил, что у тебя много талантов, – заметил он и, грубо притянув ее к себе, впился в ее губы своими.

Лорелея пыталась бороться, но даже одной рукой он легко победил ее сопротивление. Наконец она сдалась и застыла в упрямой неподвижности.

Мгновение спустя он оторвался от ее губ.

– Можешь меня ненавидеть, сколько влезет, – хрипло проговорил Курт, – но ночью в постели ты будешь стонать от восторга, как прошлой ночью. Иначе мне придется пересмотреть условия нашего договора. Ты поняла? Как я ни ценю твои разнообразные дарования, но моему терпению есть предел. Если придется, Вилли научится жить без тебя. А я подыщу себе другую шлюху.

Лорелея смотрела на него, не понимая одного: как могла она вообразить, что любит этого ужасного человека?!

– Я тебя ненавижу! – выкрикнула она. – Клянусь, ненавижу! И буду ненавидеть до конца своих дней!..

На следующий день Лорелея обзвонила всех венских адвокатов. Каждому она представлялась женой Курта Рудольштадта и задавала одни и те же вопросы о разводе и опеке над ребенком.

И каждый давал ей один и тот же ответ: уйдя от мужа, она неизбежно потеряет сына.

В Европу пришла осень – как говорили, необычно теплая. Однако Лорелея не замечала ласкового бабьего лета – в сердце ее царил ледяной мороз.

Она постоянно жаловалась на холод, и Фрида советовала ей пить побольше горячего кофе. Спасибо, не надо, отвечала Лорелея с улыбкой, я привыкну.

Это была ложь.

Никогда она не привыкнет к холоду и тьме в собственной душе. Никогда не привыкнет к жизни с человеком, который ее презирает.

Что ж, она испытывает к нему те же чувства. Да и вообще, не в ней дело. Главное, что счастлив Вилли.

– Нам нужно поговорить о моем сыне, – сказал ей Курт в тот день, когда мальчик вернулся от бабушки.

– О нашем сыне, – поправила она, и он подтвердил ее слова коротким кивком.

Говорил в основном он. Лорелея молча кивала – все, что предлагал Курт, было разумно. Что бы ни происходило между ними, это не должно отражаться на ребенке. А значит, нужно жить, как раньше, – вместе завтракать, вместе ужинать, притворяться самой обычной семейной парой.

В тот же вечер они осторожно сообщили Вилли, что Курт – его отец. Глаза мальчугана расширились от изумления.

– Мой отец? Значит, у меня есть папа? Как у Гельмута?

– Да, совсем как у Гельмута, – подтвердил Курт, усаживая малыша к себе на колени.

– Ты меня усыновил? – спросил Вилли, обнимая отца.

– Нет, это не нужно, – внезапно охрипшим голосом ответил Курт. – Я твой настоящий отец.

– Правда-правда?

– Правда-правда, – улыбнулся Курт.

– Почему же ты раньше с нами не жил? Почему мне никто не сказал? Почему…

– Это долгая история, малыш. Когда-нибудь мы непременно все тебе расскажем. Но сейчас важно только одно: мы вместе – и останемся вместе навсегда.

– Значит, я родился у тебя и мамы? – немного подумав, уточнил Вилли.

– Да.

– Но ведь вы совсем недавно поженились! Как же я мог родиться раньше?

– Мы с твоей мамой, Вилли, познакомились давным-давно. А потом… ну… потеряли друг друга.

– Гельмут один раз потерял котенка, – заметил Вилли. – А на следующий день его папа его нашел. Вы с мамой так же потерялись?

– Да, примерно так, – ответил Курт и заговорил о другом.

Лорелея понимала, что он прав. Когда-нибудь придется рассказать сыну всю правду, но для четырехлетнего малыша такого объяснения достаточно…

Мой муж, думала она сейчас, зябко кутаясь в теплый плед, – человек, которого я ненавижу. А мой сын – обожает.

Что ж, неудивительно. Не было вечера, когда бы Курт являлся домой без подарка для мальчугана. Он осыпает ее сына игрушками и развлечениями, старается купить его доверие, украсть его у нее…

Но к чему обманывать себя? Она несправедлива к Курту. Вилли любит его не за подарки, а потому, что чувствует в нем ответную любовь. Курт – прекрасный отец: у него всегда находится время для сына, он не стесняется проявлять нежность и ласку, но, когда нужно, умеет быть и строгим. Отец, о котором всякий маленький мальчик может только мечтать.

А она? Увы, она медленно, но верно превращается в дурную мать.

Она разучилась улыбаться в ответ на улыбку сына. Ей тяжело участвовать в его играх. Хуже всего – она постоянно плачет. Не на глазах у Вилли, нет – такого она никогда себе не позволит! Но каждую ночь в своей одинокой спальне она засыпает и просыпается в слезах…

– Фрау Рудольштадт! Лоретея повернулась к двери.

– Да, Фрида?

– Я хотела узнать, что вы предпочитаете на ужин – цыпленка или рыбу?

В последнее время Фрида часто приходила к хозяйке с такими вот мелкими вопросами по хозяйству. Лорелея подозревала, что это неспроста: экономка видит, что с ней что-то неладно, что она постоянно уныла и погружена в себя, и пытается ее «растормошить».

– Так как же, фрау…

– Рыбу, – с усилием ответила Лорелея. – Если вам не трудно.

– А как насчет гарнира? Я купила…

– Решайте сами.

– Как пожелаете, – со вздохом ответила Фрида и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Лорелея тяжело поднялась с дивана и подошла к окну, выходящему во двор.

Даже соседка Анна чувствует, что с ней что-то не так. В последнее время она снова начала приглашать Лорелею на чашечку кофе. Раз или два Лорелея принимала приглашения, надеясь, что болтовня с соседкой ее развеселит, – зря надеялась.

Днем она бродила по дому как привидение, презирая себя за слабость. А ночью напрягала слух, ловя шаги мужа в коридоре, – и за это презирала себя еще сильнее.

Сколько можно надеяться на чудо?

Муж не попытался овладеть ею силой, как угрожал. Напрасно она в гневе называла его чудовищем. Он всего лишь человек, уязвимый, как все люди, а она, сама того не желая, разбередила его старые раны.

Она причинила ему невыносимую боль, и он, охваченный слепой яростью, нанес ответный удар. Разумеется, отвратительные угрозы Курта были несерьезны. Ей следовало бы понять, что он не понимает, что говорит.

Нет, Курт никогда не станет навязывать себя женщине силой. В глубине души она понимала это с самого начала. И все же по ночам, задыхаясь от слез в своей одинокой постели, не могла не мечтать о том, как он войдет, откинет одеяло, скрывающее ее прелести, как она потянется ему навстречу, как он нежно коснется ее и прошепчет слова, которые она так жаждет услышать…

Лорелея сглотнула подступившие к горлу слезы. Этого не будет. Она жестоко оскорбила своего мужа, и он никогда ей этого не простит. И она – разве она может его простить? После всего, что он сделал, после того, как втоптал ее чувства в грязь! Нет, ни за что! Она его ненавидит – и будет ненавидеть до конца жизни! Порыв холодного ветра пронесся по оголенным ветвям деревьев во дворе. Лорелея уронила голову на руки и зарыдала.

По-своему страдал и Курт. Но все-таки теперь, по зрелом размышлении, успокоился. Гнев его иссяк. Что толку злиться? В конце концов, он остался в выигрыше – получил сына. И не скажешь, что потерял жену, – ведь жены у него, по сути дела, и не было.

Сейчас, находясь в своем офисе, Курт отодвинул кресло и подошел к окну. Никогда прежде он не обращал внимания на капризы погоды, но в этом году унылый осенний пейзаж наводил на него непривычную тоску. Постояв немного у окна, он вернулся к столу, не садясь еще раз просмотрел последнюю страницу документа, поднял ручку и аккуратно поставил на положенном месте, в нижнем углу, свою подпись.

Дело сделано. «Дамское изящество» принадлежит Лорелее.

Это следовало сделать еще несколько недель назад, но… сначала авария, потом… Потом он был ослеплен яростью и не мог рассуждать здраво.

Курт сел в кресло и решительно нажал на кнопку переговорного устройства.

– Катлина! Черт побери, Катлина, вы меня слышите?

– Вас весь город слышит, и даже без интеркома, – послышался совсем рядом укоризненный голос секретарши.

Курт вздернул голову. Катлина стояла в дверях: ручка в одной руке, блокнот в другой – настоящее воплощение деловитости и профессионализма. Он поморщился, но решил пропустить ее замечание мимо ушей.

– Я ухожу. – Курт поднялся из-за стола. – Все адресованные мне деловые звонки, если они еще будут сегодня, перенесите на завтра.

– Понимаю.

Молча, с бесстрастным лицом Катлина проводила босса глазами. Она не понимала, что происходит с Куртом Рудольштадтом. Очевидно, он несчастен – но почему? У него красавица жена, сын, который его обожает… Непостижимо. Порой Катлине хотелось хорошенько встряхнуть своего шефа, но есть вольности, которых ни одна секретарша не может себе позволить.

Вздохнув, она подошла к его столу, чтобы навести на нем порядок, и заметила только что подписанный документ…

– Герр Рудольштадт! Герр Рудольштадт! – Курт обернулся – секретарша бежала за ним. – Вы забыли вот это.

– А, спасибо. Хорошо, что вы заметили.

– Вы щедрый человек, герр Рудольштадт. Жаль только, счастья деньгами и дорогими подарками не купишь.

Лицо Курта побагровело.

– Что вы сказали?

– Можете меня уволить, – гордо выпрямившись, отчеканила Катлина. – Разумеется, во что вы превращаете свою жизнь – не мое дело.

– Вот именно, – холодно ответил он. – Не ваше. Следите за своим языком, Катлина. Вы можете зайти слишком далеко.

– Сын вас боготворит. Жена – обожает. А вы бродите по офису мрачный, словно грозовая туча, и отпугиваете клиентов своей зверской физиономией!

– Что за чушь! Я знаю, что сын меня любит, нет нужды мне об этом напоминать!

– И ваша жена тоже.

– Хватит. Собирайте вещи. Вы уволены.

– Можете меня уволить, но от этого правда не станет ложью.

– Черт побери! – взревел Курт, со всей силы ударив кулаком в стену. – Вы-то что знаете о моей жене и о том, как она ко мне относится?

– Когда вы пострадали в аварии, она дневала и ночевала в больнице. Не отходила от вашей постели. Если бы, не дай Бог, вы умерли, то она бы, думаю, не надолго вас пережила.

– Вы сами не понимаете, что за чушь несете!

– Вот как? – Катлина грустно улыбнулась. – Gute Nacht, герр Рудольштадт. Пойду собирать вещи.

– Да бросьте! – проворчал Курт. – Никто вас не увольняет. Просто впредь держите язык на привязи и верьте мне, когда я говорю, что вы не все на свете знаете.

– Доверие, repp Рудольштадт, просто так не дается. Его надо заслужить.

– Так, теперь вы начали потчевать меня добрыми советами! Что же замолчали? Договаривайте до конца!

– Вы тоже не все на свете знаете, герр Рудольштадт. Особенно когда речь идет о чувствах женщины.

Курт уже открыл рот, чтобы ответить, но предпочел промолчать, В таком споре ему никогда не выиграть. Обсуждать чувства – еще чего не хватало! Он мужчина, его интересуют только факты.

А факты просты. Его брак – жалкая комедия: он терпеть не может жену, а жена, Бог свидетель, отвечает ему не более нежными чувствами…

Курт купил для Вилли большого плюшевого – нет, не мишку – медведя. Сын пришел от него в восторг. Он играл с новым «другом» весь вечер, а ложась спать, настоял на том, чтобы взять его к себе в постель.

– Папа, большое-пребольшое тебе спасибо!

– Не за что, милый. – Курт склонился над детской кроваткой и поцеловал сына в лоб. – Спокойной ночи, сынок!

– Пап, а почему мама по ночам плачет?

– Что? Откуда ты знаешь?

– Слышал несколько раз. Поздно-поздно ночью. Она плачет совсем тихо, но я все равно слышу.

Курт сглотнул.

– А почему ты решил, что это мама? Может быть, это ветер выл или кошка за окном мяукала.

– Вот и мама, когда я ее спросил, тоже сказала, что и не думала плакать. Но я знаю, это она. – Поколебавшись, Вилли добавил: – Папа, помнишь, я спрашивал, почему вы с мамой не спите в одной кровати? А ты сказал, что мужья и жены не всегда так делают?

– Помню, – кивнул Курт.

– Я спросил у Гельмута. Он говорит, он спрашивал у своей мамы, а она ему сказала, что муж и жена спят в одной кровати, потому что друг друга любят. Папа, а ты, значит, не любишь маму?

Господи, помоги! Откуда у четырехлетки такая проницательность? Как ему удается задавать вопросы, бьющие прямо в цель?

– Что ты, сынок! Конечно, люблю, как и тебя.

– А почему же не спишь с ней вместе? Наверно, она думает, что ты ее не любишь, поэтому и плачет.

О mein Gott! Курт поспешно встал и укрыл сына одеялом.

– Ладно, Вилли, спокойной ночи!

– Спокойной ночи, папа!

Курт потушил свет, вышел, прикрыв за собой дверь, и в раздумье остановился в холле. Что дальше? Жена рыдает по ночам, секретарша считает его идиотом, а четырехлетний сын предлагает решить все проблемы общей постелью.

Возможно, он прав. Быть может, это именно то, что нужно им обоим. Ворваться к Лорелее в спальню, сбросить на пол одеяло, сорвать с нее ночную рубашку…

Курт застонал и прижался лбом к стене.

Что за бессмыслица! Не забывай, Рудольштадт, что она тебя ненавидит. И плачет по ночам, скорее всего, потому, что вынуждена делить кров с ненавистным мужем.

Нет, он поступит по-другому. «Дамское изящество» для нее дороже всего на свете – не считая сына. Быть может, когда она узнает, что он вернул ей компанию, ее сердце откроется для радости?

Глубоко вздохнув, он вышел в гостиную. Здесь было пусто. Лорелея всегда уходила к себе, как только ложился в постель Вилли. Курт остановился посреди гостиной, вдыхая легкий, почти неощутимый аромат ее духов. Ах, как сладко она пахла в ту ночь, когда они любили друг друга… Нет, об этом думать нечего. Любовь тут ни при чем. Это был секс. Просто секс.

Документ, передающий «Дамское изящество» в собственность Лорелеи, лежал у него в кармане пиджака. Курт достал его, разгладил, пересек холл и решительно постучал в дверь ее спальни.

– Да?

– Это я. Я… мне нужно с тобой поговорить.

– А до утра твое дело подождать не может? Что-то сдавило ему горло. Как же она его ненавидит!

– Нет, не может, – коротко ответил он.

За дверью наступило молчание. Затем послышался легкий шорох шелка и щелчок отпираемого замка. При мысли о том, что она запирается от него, Курт ощутил, как в его сердце растет ярость. Но он не позволил ей взять над собой верх. Сейчас не время для ссор. Он пришел с миром.

Дверь приотворилась. Перед ним стояла Лорелея – в терракотовом банном халате, с распущенными волосами, спадающими на плечи густой золотой волной. В этот миг Курт вдруг с пронзительной ясностью ощутил, что любит ее – любил всегда и никогда не перестанет любить.

– Можно войти?

Она молча отступила, и он вошел в комнату.

– Что тебе нужно, Курт? Уже поздно, и… – Я надеюсь, что еще не поздно… Сейчас только девять. Gott, да не смотри на меня так! Я ничего… ничего тебе не сделаю, – неловко закончил он.

– Пожалуйста, объясни, что тебе нужно. Он протянул ей бумаги.

– Вот.

Лорелея вгляделась в документ. Прядь волос упала ей на лоб. Как хотелось ему отбросить эту прядь, зарыться пальцами в чудные волосы, прижаться губами к…

– Что это? – непонимающе спросила она.

– Я выполнил свое обещание. Теперь ты – владелица «Дамского изящества».

– А, спасибо. – Лорелея с безучастным видом отложила бумаги на туалетный столик.

– Спасибо? И все?

– А чего ты ждал? Спокойной ночи, Курт! И она демонстративно распахнула дверь. Но Курт не тронулся с места. Нет, он не позволит выставить себя за порог – по крайней мере, пока не услышит объяснений!

– Подожди. Может быть, ты не поняла? Я передаю тебе в собственность…

– Да, я все поняла. Спокойной ночи!

– Нет, подожди минуту! – На щеке его задергался мускул. – Ради этого ты вышла за меня замуж, помнишь? Чтобы сохранить за собой «Дамское изящество»!

– Еще раз спасибо. Бабушка будет счастлива. А теперь…

– Черт побери, Лорелея, чего ты добиваешься? Я выполнил свое обещание, а ты…

– А чего ты ждешь? – Она гордо вскинула голову; глаза ее пылали гневом. – Я тебя поблагодарила. Разговор окончен.

– Черта с два!

– Тише. Разбудишь Вилли! Курт захлопнул дверь.

– Ты и так каждую ночь будишь его своими рыданиями!

Лицо ее залилось краской.

– Я не плачу по ночам! Не знаю, почему ему почудилось.

– Ну, разумеется! С чего бы тебе проливать слезы?

– Вот именно, с чего? – отозвалась она, скрестив руки на груди и воинственно вздернув подбородок.

– Вот и я не знаю.

Курт шагнул к ней – и она отпрянула. Это инстинктивное движение разозлило его еще сильнее. Почему, черт побери, она от него шарахается?! Разве он хоть раз причинил ей боль? Ударил? Ворвался к ней и изнасиловал, как грозился в слепой ярости? О нет, даже в мыслях своих он никогда не был насильником. Все эти недели лишь тайно мечтал, что она придет к нему по собственной воле, как уже приходила однажды, что прошепчет его имя, прильнет к его губам, в сладчайший миг страсти выкрикнет слова любви…

– Может быть, ты плачешь потому, что вынуждена терпеть мое присутствие? – прорычал он, схватив ее за плечи. – Потому что мы с тобой остаемся мужем и женой? Поэтому ты плачешь, Лорелея?

Она молча покачала головой. Слезы заблестели у нее на глазах, серебристыми ручейками заструились по щекам.

– Черт побери, отвечай! – взревел он. – Ты плачешь, потому что меня ненавидишь?

– Нет, потому что люблю! – вырвалось у нее. Лорелея знала: этого говорить не следовало. Он все равно не поверит. Она лишь дала ему новый повод для оскорблений и насмешек. Но таить свои чувства было уже невозможно – ни от него, ни от себя самой. – Я люблю тебя, Курт. Знаю, ты не хочешь этого слышать, но…

И в этот миг он сжал ее в объятиях и прильнул к ее губам.

– Mein Liebling, – жарко шептал он меж поцелуями, – единственная моя любовь… сердце мое… моя душа…

– Курт! Курт, любимый мой!

– Как жестоко я поступил с тобой, милая! – говорил он, осыпая поцелуями ее лицо. – Но когда я узнал, что ты меня обманула…

– Прости. Мне следовало обо всем тебе рассказать, как только мы поженились. Но я боялась. Я совсем не знала тебя, не знала, как ты это воспримешь…

– Ja. Ты была осторожна – и имела на это право: ведь ты мать. – Глубоко вздохнув, он взглянул ей в глаза. – Лорелея, я очень виноват перед тобой. Я позволил призракам прошлого управлять своей жизнью. Сердце мое жаждало твоей любви, и когда я решил, что ты меня не любишь, то словно потерял рассудок. Мною владело одно желание: причинить тебе такую же боль, какую испытывал я сам… Любовь моя, сможешь ли ты меня простить?

– Тебе не за что просить прощения. Я ведь действительно сделала тебе очень больно, хотя вовсе этого и не хотела. Но больше это не повторится. Клянусь, никогда больше ни в чем я тебя не обману!

– Милая моя… – Курт крепко сжал ее в объятиях. – Моя жена… Как же я тебя люблю!

Сколько тягостных дней и ночей мечтала Лорелея услышать эти слова! И теперь сердце ее запело от радости.

– И я тебя люблю, милый мой муж, и не перестану любить до самой смерти.

Курт подхватил жену на руки, и она послушно обвила руками его шею.

– Куда ты меня несешь? – прошептала она.

– А ты как думаешь? В супружескую спальню!

– А потом?

– А потом мы поженимся еще раз. На этот раз – по-настоящему. В церкви, с белым платьем и фатой, с толпой гостей и пышным свадебным пиром. А потом уедем вместе с Вилли на мою загородную виллу. Пора ему обзавестись настоящей собакой и кошкой, и пони…

– И мамой и папой, которые любят друг друга, – прошептала Лорелея.

– И будем любить, пока смерть не разлучит нас, – торжественно, словно принося клятву, добавил ее возлюбленный.


Загрузка...