Рассказы

Валентинка

Во дворе испуганно огрызнулся сонный Тузик — наверно, хвост отдавили ему, в коридоре что-то грохнуло и отчаянно взвыл кот, ружейным выстрелом хлопнула дверь, и на пороге появилась она, Валентинка.

Бабка Дарья, дремавшая сидя, вздрогнула.

— Ну что за дите такое! Хай тебе грец!

— Хай, бабушка, хай мне грец! — согласилась Валентинка и бросила портфель куда-то в угол. — Все, больше не учимся! Распустили на каникулы. Я в кружок юннатов записалась и буду за телятами ухаживать…

Бабка презрительно хмыкнула:

— Под носом еще не высохло, а туда же!.. За телятами ухаживать. За тобой самой надо еще ухаживать.

— А вот и буду, — насупясь, ответила Валентинка.

— К тетке своей в город поедешь. Она портнихой работает. Присмотрись… Восьмилетку закончишь, она выучит тебя на портниху. Хорошая работа это: сиди дома, в тепле, да шей. И заработок хороший.

— Пропади он пропадом, тот заработок! — сказала Валентинка, употребляя бабкины же слова. И убежала во двор, увидев, что бабка берется за веник.

Недолюбливала Валентинка свою бабку Дарью, потому что та каждое утро будила ее, обрывала жесткой рукой волшебные сны. Валентинка часто пыталась размягчить черствое бабкино сердце, просила: «Подожди, бабуня, минуточку», но бабка продолжала расталкивать ее негнущимися твердыми пальцами и монотонно, как заводная, бубнила одни и те же опротивевшие слова: «Вставай, в школу опоздаешь».

Бабка тоже недолюбливала Валентинку. Она считала ее самой бестолковой и разбалованной из всех своих внуков и внучек. Еще давно, когда Валентинке исполнилось семь лет и она собиралась в первый раз идти в школу, бабка сказала:

— Не выйдет из нее толку, из мазухи!

Валентинка росла, но бабка Дарья по-прежнему недоброжелательно относилась к ней, считала очень капризной и балованной.

…В тот вечер мать пожаловалась отцу:

— Придумала на ферму идти, юннаткой записалась… Ну это еще куда ни шло, так — на тебе! «Надену, — говорит, — новые зеленые туфли к телятам». Я ей свое, а она свое.

— Пропади они пропадом — туфли! — выскочило у Валентинки.

Отец покосился на Валентинку и сказал:

— Насчет фермы не возражаю — иди, а насчет фокусов — прекрати! И язык укороти. Что это еще за дело? В четвертый класс перешла — взрослая все-таки.

— Ладно, — буркнула Валентинка.

— Только ты не думай, что с телятами будет легко, — добавил отец с усмешкой. — Во-первых, просыпаться надо рано, чего ты не любишь, во-вторых, натягаешься с телятами, рук не поднимешь, в-третьих…

— Не пугай, — перебила Валентинка, — ничего не боюсь.

— Я теперь не буду тебя будить по утрам, — сказала бабка. — И панькать[4] тебя не буду, и у меня каникулы. Так-то!

— Сама проснусь. И панькать меня не надо, никто вас не просит…

— Насказала семь четвергов, и все кряду, — заметила бабка из темного угла. — Словами туда-сюда, а делами никуда!

Ох, как стало обидно Валентинке! Ну чего ей надо, бабке? Сидела бы молчала! Просто не дает проходу. Просто дышать нечем! И задумалась: неужели она и в самом деле бесхарактерная? Иван Ильич, классный руководитель, тоже говорил, что у нее нет характера.

Проснулась Валентинка на следующее утро необычно рано, поднялась с постели и подошла к раскрытому окну. Всходило солнце. Лучи зажгли высокие облачка. Они зарделись, накалились и спустя минуту вспыхнули вишневым огнем. Отблески его упали на оранжевое подсолнечное поле за дорогой.

Валентинка стояла и улыбалась. Она была довольна собой: все-таки сама проснулась.

Вдруг скрипнула дверь. Валентинка оглянулась: на пороге стояла бабка, оторопело глядя на нее.

— Господи, да ты уже встала?! — воскликнула она.

— Я же сказала, что буду сама вставать, — ответила Валентинка, — вот и встала.

Бабка вышла.

Валентинка поискала под кроватью какие-нибудь туфли, но нашла только старые черевики. Мать запрятала всю обувку. Она презрительно покривила губы, надела черевики и, попив молока, побежала на ферму.

Петька был уже там, а Ольгу пришлось ждать почти целый час. Пришел заведующий фермой Афанасий Гаврилович и повел к телятам.

Телята встретили их дружным мычанием. Они были все как на подбор: красно-бурые, лобастые и очень потешные. Валентинка юркнула к ним в щель ограды. Растопырив уши, они во все глаза смотрели на Валентинку, удивлялись ей и тянулись к ее цветастому платью. Один бычок, которого она сразу же назвала Лобанчиком, бросился бодаться. Она смело сунула палец в его шершавый рот. Он жадно засосал и тотчас успокоился.

— Их тут пятнадцать, — сказал Афанасий Гаврилович. — Выращивайте, сам буду помогать вам. Посмотрю, как сумеете, а то хвастаться вы горазды. Кто из вас будет старшим?

Ольга стала ласково смотреть на Афанасия Гавриловича, но он не назначил ее старшей. Он изучающе оглядел Валентинку и сказал:

— Вот ты будешь старшей. Ты, кажется, боевая девочка. Справишься?

— Правильно, — сказал Петька.

А Валентинка ответила:

— Ладно, справлюсь.

Но как она будет справляться, ей еще не было ясно.

Афанасий Гаврилович рассказал, что им нужно делать, и ушел.

Валентинка осмотрелась: в телятнике и в базу было грязно, телята запачканы навозом, в кормушках лежала непросеянная ячменная дерть. Работы здесь — край непочатый!

— Петька, неси воды, — сказала Валентинка очень решительно. — Ольга, ты не кривись, будешь с ним кормушки мыть.

Петька схватил ведра и побежал за водой, а Ольга спросила недовольно:

— А ты что будешь делать?

— Найду что, тут работы много, — ответила Валентинка и добавила: — Ты, Оля, не расстраивайся, раз взялась за дело, не ной. У тебя же есть характер, не то что у меня.

Петька принес воду в двух ведрах и стал с Ольгой выносить кормушки во двор, а Валентинка начала вытирать телят тряпкой. Это им не понравилось, они удирали от нее. Потом взяла лопату и принялась чистить баз. Телятам это показалось забавным. Они мешали ей, бодали, и каждый почему-то считал нужным пожевать ее платье с цветочками.

Часа через два баз выглядел совсем по-другому. А когда солнце поднялось выше, выгнали телят на пастбище. Лопоухие питомцы были шаловливы и подвижны. Мир был велик. Чтобы узнать его, они вдруг разбегались во все стороны, мекая и взбрыкивая. Валентинка гонялась за ними и думала о том, что за лето сможет хорошо натренироваться и стать чемпионкой по бегу.

Домой она вернулась вечером, очень уставшей, и спала в ту ночь крепко, без снов. И неизвестно, проснулась бы сама, если бы бабка не кричала в палисаднике у ее окна:

— Кыш-кыш, проклятые! Кыш, грец бы вас побрал, чтоб вы посдыхали!

Валентинка проснулась, потерла глаза и, вспомнив о телятах, улыбнулась. Бабка, увидев, что внучка поднялась с постели, шмыгнула за яблони.

Умывшись и попив молока с хлебом, Валентинка пошла в кухоньку за ситом, чтобы отсеять дерть от шелухи — для телят. Бабка толкла в ступе сало с луком. Валентинка поздоровалась с ней. Бабка ответила:

— Добрый привет и собаке нравится.

Вытирая уголком платка слезы от лука, бабка сказала, как будто нехотя:

— Не паси телят по росе, а то животы раздуются.

Валентинка, уже выходя из кухоньки с ситом под рукой, оглянулась на нее, крикнула:

— Ладно, бабушка!

Она подумала о том, что бабка Дарья на самом деле не такая, какой кажется.

Утренняя прохлада освежила Валентинку, прогнала остатки сна. Прибежала она в телятник, осмотрела своих питомцев и ужаснулась, увидев Лобанчика. Он был весь в навозе и выглядел болезненно, даже бодаться не кидался. Валентинка подумала со страхом: «Заболел!..»

И догадалась: сама виновата. Вчера ему, как любимчику, дала почти полведра простокваши, а он взял и объелся! Ей, откровенно говоря, хотелось поплакать, но она подумала, что ей хочется поплакать потому, что у нее нет характера, и удержалась от слез.

Расстроившись, еле дождалась Петьку.

— А где Ольга? — спросила.

— Мне ее сестра сказала, что она заболела.

— Знаю, что у нее за болезнь… Соня несчастная! Ну ладно, попадется она мне на глаза, лодырька!.. Знаешь, Петька, Лобанчик заболел, простокваши объелся. Это я виновата… Ты гони телят пасти. Лобанчик пусть остается в телятнике, а я побегу к бабке. Она умеет лечить и людей, и телят.

Петька погнал телят в степь, а Валентинка побежала домой. Бабка выслушала внучку и улыбнулась ей, кажется, первый раз в жизни. Посоветовала поить Лобанчика отваром дубовой коры.

— А где взять его? — спросила Валентинка.

— В плотницкую, мастерскую сбегай за корой, — сказала бабка.

Валентинка переворошила гору щепы во дворе плотницкой, но нашла дубовую кору. Принесла бабке. Та тотчас разожгла огонь и стала колдовать над чугунком. Лекарство удалось на славу. Валентинка быстренько вернулась на ферму и угостила Лобанчика. Он пил отвар охотно.

К обеду Петька пригнал телят, напоил их и закрыл в базу.

— Ольга не приходила? — спросил он.

— Пусть и не приходит, — ответила Валентинка, — и без нее обойдемся.

Петька почесал в затылке и сказал:

— Правильно, обойдемся.

К ним пришел Афанасий Гаврилович, принес книжку про выращивание телят.

— Нате, юннаты, читайте. Правда, она написана для учащихся школ животноводства, я когда-то сам по ней учился, но, думаю, вы разберетесь — вы ж народ башковитый.

— Разберемся! — уверенно сказала Валентинка. — Кто захочет, тот разберется во всем. Будем телят по науке выращивать. — А про себя подумала: «Вот хвастунья! Ну кто тебя за язык тянет! Чтоб тебя приподняло да хлопнуло!»

— Ольга, ваша подружка, где? — спросил Афанасий Гаврилович.

— Она не наша подружка, и ее нет, — ответила Валентинка, переживая. — Говорят, заболела.

— Ага, одна уже сдалась, — усмехнулся заведующий фермой. — Болезнь известная… Характер не выдержала. Видно, думала, с телятами, как с куклами, играться будет. А тут серьезная работа, а не игра.

— Правильно, — сказал Петька.

Конечно, для Петьки все это правильно, думала Валентинка. Он с малых лет помогает матери и отцу по хозяйству. Семья у них большая — всякого дела и во дворе, и в огороде — завались! Руки у него сильные, ладони — широкие, мозоли на них, как у взрослого колхозника. И ведет себя Петька серьезно, солидно, как взрослый. Никогда не ссорится и не дерется с девчонками, а мальчишки на него не смеют наскакивать: он крепкий и смелый парнишка — сдачи любому может дать. Приятно было Валентинке работать с Петькой, только жаль, скоро кончилась их совместная работа.

Спустя несколько дней подошел к ней заведующий фермой и сказал, чувствуя себя виноватым:

— Валентинка, хочу посоветоваться с тобой. Очень нужен мне разворотливый помощник — то-се привезти, туда-сюда поехать. Ферма у нас, сама знаешь, большая — до тысячи голов рогатого скота, забот всяких много, а рабочих рук не хватает. Петька мне как раз подходит. Толковый, сообразительный помощник был бы. — Афанасий Гаврилович испытывающе поглядел на Валентинку и добавил с сожалением: — Просто не знаю, что делать! Как думаешь, может, передать ваших телят в группу доярок?..

Валентинка с обидой и укоризной посмотрела на него.

— Значит, не доверяете мне?! Считаете, я сама без Петьки не справлюсь?

Сама от себя не ожидала Валентинка, что так сильно привяжется к телятам. Да и вообще она не могла оставить их теперь, так как никто не будет вдаваться в причины, почему она уже не работает на ферме телятницей. Все подумают, что и она, как Ольга, сдалась. А классный руководитель Иван Ильич наверняка скажет: «Опять ты, Валентина, проявила бесхарактерность!» И бабка Дарья не преминет поиздеваться: «А я что говорила!.. Внучка словами — туда-сюда, а делами никуда!..» Нет-нет, ни в коем случае нельзя ей отдавать телят!

— Я сама, без Петьки, справлюсь с ними, вот посмотрите! — добавила она решительно.

— Понимаешь, трудно будет тебе одной, — продолжал свое заведующий. — Замотаешься ты с ними.

Но она уже приняла твердое решение и произнесла уверенно:

— Ничего, замотаюсь и тут же размотаюсь! Я внимательно прочитала книжку про выращивание телят — многое поняла. А при нужде мне бабушка Дарья поможет.

Ласково, признательно посмотрел Афанасий Гаврилович на юную телятницу:

— Ладно, Валентина Михайловна, так и быть! Я тебе верю: ты справишься. Ты, я думаю, нашего поля ягода.

«Это ж надо! — подумала она. — Назвал меня по имени-отчеству. И без всяких шуток, без насмешки!»

И осталась Валентинка одна с пятнадцатью телятами. Подрастая, они становились крепче, озорней, подвижней, и нелегко было ей с ними управляться. Попробуй догони теперь эту упрямую телочку Стрелку. Вдруг чего-то испугается, задерет хвост и несется, как шальная, неведомо куда. Валентинка кинется ей наперерез, догонит, но ни остановить ее, ни завернуть не может. Схватится за хвост и тащится на буксире, пока та не устанет и не остановится сама. Но шли дни, Валентинка окрепла в тренировках — ежедневно приходилось ей бегать на короткие и длинные дистанции с телятами, и меньше она стала уставать.

Теперь каждый раз, просыпаясь, слышала Валентинка бабкин голос за раскрытым окном:

— Кыш-кыш! Грец бы вас побрал, гребутся, проклятые!.. Погибели на вас нету, окаянное племя!

И каждый раз, выглядывая за окно посмотреть, где это могли в палисаднике грестись куры, замечала она, как бабка Дарья неизвестно почему пряталась за яблони. А кур никаких в палисаднике не было…

И догадалась Валентинка: это бабка таким образом будила ее. На этот раз она окликнула бабку из окна:

— Бабуня, а кур-то никаких и нету! — и засмеялась.

Бабка вышла из-за деревьев и тоже засмеялась. Потом подошла к окну и спросила:

— Ну что, Лобанчик-то поправился?

— Поправился, бегает, как заводной!

Бабка сняла свою темную косынку, пригладила седые волосы, улыбнулась и стала совсем другой — очень домашней и ласковой, глаза у нее голубые и чистые.

— А чего ж ты не признаешься, что одна осталась с телятами? Ольга, я видела, в своем саду в куклы играется. А Петька на подводе ездит. Я буду помогать тебе…

— Спасибо, бабушка! Если чего потребуется, я скажу. Сейчас-то я гоняю телят пастись к пруду.

— Далековато, ноги-то с непривычки подобьешь.

— Но зато там такая вкусная травка у запруды растет! Свежая, сочная! Я сама пробовала. — Валентинка засмеялась.

— Ну и живулька ты! Ишь, как дело тебя организовало, — с доброй усмешкой сказала бабка. — Ну, убирайся, умывайся, снедать будем.

Валентинка быстро позавтракала, взяла сумку с харчами и побежала на ферму.

День хорошо начался и продолжался интересно. С утра Петька навестил ее — на коне прискакал. Он часто навещал ее.

— У тебя все в порядке? Тебе ничего не надо? — деловито спрашивал он.

— Спасибо, Петя! — с признательностью отвечала она. — У меня все идет хорошо, ничего не требуется.

— Так-то оно так, — говорил он степенно, — но мужской догляд везде нужен.

И брался за молоток или лопату, каждый раз находя какое-нибудь дело в телятнике.

А после обеда приехал Иван Ильич. Она пасла телят в балке у запруды, а он ехал куда-то на велосипеде и свернул в ее сторону. А может быть, специально хотел повидать ее.

— О-о, да тебя просто не узнать, Валентинка! — воскликнул он. — Рад видеть тебя такой — крепкой, загорелой.

Валентинка поразилась: первый раз учитель назвал ее ласковым именем!

— Я еду на полевой стан в разведку. Скоро жатва начинается, а наша ученическая полеводческая бригада взялась ток готовить под зерно, — продолжал Иван Ильич, — Как жизнь, Валентинка?

— Веселая у меня жизнь, Иван Ильич! — Она открыто, смело, чего раньше с ней не бывало, посмотрела в глаза учителя, а они у него были на этот раз веселые, добрые, без тени строгости, и в них легко было смотреть. — Я уже настоящей спортсменкой заделалась, могу теперь выйти в школьные чемпионки по бегу. На второе дыхание запросто перехожу, когда бегаю с телятами наперегонки! Вот телочка Стрелка — замечательная бегунья. Это натуральная лошадка, а не телочка!

— Сытые у тебя телята! — сказал он, оглядывая ее подопечных. — И чистые, ухоженные. Молодец, Валентинка! Вижу, есть у тебя характер. Рад за тебя!

— А я рада, что вы рады за меня, Иван Ильич! — Она так сказала просто от смущения: не привыкла к похвалам — и засмеялась. А потом увлеченно, взахлеб стала рассказывать о телятах: — Вы знаете, Иван Ильич, они все вначале казались мне одинаковыми. А потом я стала примечать: разные они, и характеры у них неодинаковые — у каждого свой. И ведут себя по-разному… А мы, наверное, вам такими же телятами кажемся, правда, Иван Ильич? Мы такими вредными и глупыми бываем…

Учитель рассмеялся. Он подумал: «Озорная девчонка! Чертенок в ней сидит… Нет, она куда сложней, чем кажется». И сказал:

— Нет-нет, Валентинка, вы, дети, не телята, разумеется. Вы куда сложней и разнообразней. Вы ведь — человеки!.. Ты, Валентинка, еще многое приметишь, многое откроешь. Тому, кто с солнцем встает, открываются многие тайны природы.

— Правда, Иван Ильич! — загорелась она. — Когда я стала просыпаться на рассвете, я столько красивого увидела, столько интересного узнала! Раньше бабушка будила меня то корову отогнать, то грядки полить, говорила мне с укором: «Да что ж ты спишь, лодырька, в такую пору! Солнце зараз всходит, зараз самая красота!» А я никак не могла понять ее слов. Какая там красота, если спать хочется!.. А теперь вот сама уже быстро вскакиваю с постели, боюсь пропустить восход солнца, боюсь опоздать к своим лопоухим. А они тоже, знаете, голову положат на верхнюю жердь ограды и таращатся на солнце, которое из-за речки выкатывается. — Валентинка опять рассмеялась и оборвала, приструнила себя: «Да перестань же болтать! Вот хвастунья!»

А учитель смотрел на нее с удовольствием, с доброй улыбкой и думал: «Растет девочка! Быстро растет. И сколько в ней энергии! В самом деле — разбудили Валентинку!»

Он ласково простился со своей ученицей и поехал дальше в степь, на полевой стан бригады. Она смотрела вслед немного растерянная, недовольная собой: «Ну что ты за несусветная болтунья! Вот невыдержанная… Держи себя в руках, проявляй характер!» Но потом вспомнила его взгляд: он с интересом слушал все, о чем она рассказывала, и успокоилась: «Нет-нет, Иван Ильич хорошо ко мне относится, он ласковый и добрый, а я-то всегда думала, что он придира и не любит меня». Она почувствовала себя счастливой. Напевая, сплела венок из полевых цветов и натянула его на молодые рожки Лобанчику. Тот почему-то рассердился и пошел на нее бодаться. Валентинка щелкнула его по носу:

— Эх ты, дурачок-бычок! Айда купаться, лопоухие! За мной! — Побежала к пруду вприпрыжку, и за ней, мекая и взбрыкивая, помчался весь телячий отряд.