Рассказы из старой тетрадки

Друзья Елена

Любовь Шерстня

В зале было уже много народа, царило какое-то ненормальное оживление, Шерстню даже показалось, не зря ли он сегодня сюда пришёл. Почти все мужчины были в костюмах и галстуках.

— Елен, сегодня что, какой-то праздник?

— Шерстень, ты опять всё забыл! — засмеялся Елен.

— Что-то у тебя плохо с памятью, — поддакнул подошедший Строков. — В прошлый год было то же самое.

— И, как в прошлом году, Чумак остался дома, дуется на весь мир, а когда у него приступ депрессии, он играет сам с собой в карты, в бридж.

Друзья заняли места, посредине сел Строков, одесную — Елен. Шерстень повесил свою курточку на спинку кресла и остался в джинсах и чёрной рубашке, не очень, кстати, свежей.

— Строков, посмотри, сколько здесь женщин! — завосхищался Елен, глаза его возбуждённо вспыхнули.

— А как твои взаимоотношения с Машей? — скептически усмехнувшись, поинтересовался Шерстень.

— Нормально. Недавно был с ней в гостях у Дэна.

Шерстень хмыкнул. Строков пока зачарованно наблюдал за одной черноволосой девушкой, к его отчаянью, не обращавшей на него никакого внимания. Елен наоборот, рыскал глазами по ордам амазонок в бальных платьях, выискивая самую большую грудь. Шерстень размышлял о своём непраздничном виде и твёрдо решил вскоре незаметно ускользнуть.

Заиграла музыка, ведущие бала (которых все терпеть не могли) объявили, что кавалеры приглашают дам, Елен и Строков с радостными криками ринулись в женские толпы за добычей, Шерстень остался один. Конечно, черноглазая красотка отказалась танцевать вальс со Строковым, но незадачливый влюблённый мигом нашёл себе другую партнёршу. По натёртому до блеска паркету грациозно заскользили вальсирующие пары. Внимательно следя за танцующими, Шерстень взял со стола бокал с шампанским, но не успел даже пригубить этот священный напиток, как кто-то дотронулся до его плеча. Он поднял голову и встретился глазами с девушкой, приглашавшей его на танец. Словно околдованный, Шерстень даже не мог сказать: «Извините, я не танцую». Он отставил бокал и увлёкся за девушкой в вальс. У неё были тёмно-рыжие волосы, небольшой изящный нос, тонко накрашенные губы.

— Простите, как вас зовут? — пролепетал Шерстень.

— Наташа.

(Уймитесь, ревнивые, это была вовсе не ваша Наташа!)

— Вообще-то я не танцую, особенно вальс. Как у меня получается? Может, надо ещё подрыгивать ногами?

Она сдержано улыбнулась.

— Нет, не надо. У тебя очень даже неплохо получается, Шерстень.

Она была на полголовы его ниже. Он смотрел ей в лицо и как бы мимоходом отмечал, что у неё очень красивые серые глаза. Она улыбнулась. Внезапно Шерстень почувствовал, что их тела слишком сильно соприкасаются. Бог ты мой, её грудь! Весь мир вращался вокруг них. Как приятно прижимать её к себе за талию… Шерстня бросило в жар. Её глаза и его глаза… Вселенная исчезла, и они летели вдвоём в снопе небесного света. Её грудь, живот, бёдра, глаза, её рука, нежно сжимающая его руку… Её губы, такие манящие…

Но музыка закончилась. Миг счастья исчез. Раскрасневшиеся пары расходились, распадались.

— Спасибо, — еле слышно сказала Наташа и оставила Шерстня в одиночестве посреди зала.

Шерстень вернулся на своё место с непроницаемым лицом. Каждый нерв его всё ещё помнил прикосновение тела девушки, изгибы её тела, запах её кожи, волос, духов…

Елен и Строков запихивались бутербродами и булочками.

— Браво! Глядя на вас, мне показалось, что вы трахаетесь, — грубо, в своей обычной манере, сказал Елен.

— Её зовут Наташа, — сообщил Строков. — Она училась вместе с Хортовой.

— Я помню, — кивнул Шерстень. — Я помню…

— Схожу помочусь, — сказал Елен.

— Я с тобой, — вскочил Строков.

Стоя в туалете возле писсуаров, Строков посвистывал, а Елен в такт постукивал каблуком по кафельному полу. Потом, задержавшись у зеркала, чтобы причесаться, Строков произнёс:

— Вот незадача, как Шерстня контузило!

— Ничего, как верные друзья, мы ему поможем.

Вернувшись в зал, Елен предложил:

— Шерстень, тут такая невообразимая скука, поэтому идём пить ко мне домой водку.

Шерстень тяжело вздохнул. Он не хотел пить водку, но из уважения к своим верным друзьям он пошёл пить водку домой к Елену, и он пил водку, хотя не умел и не любил пить водку. К своему удивлению, он долго не пьянел, и он всё ещё вспоминал ясные серые глаза Наташи. Но потом он всё-таки напился до свинского состояния, Строков и Елен подхватили его под руки и повели домой. По дороге они разбили пару фонарей, пописали втроём под боковую стену муниципалитета и написали там же нехорошее слово большими буквами.

— Добрый вечер, мадам Шерстнева! — горячо улыбаясь, сказали Строков и Елен маме Шерстня. — Вот ваш сын. До свидания, мадам Шерстнева, спокойной ночи!

— Так! — сказала мама Шерстня, интересная седовласая женщина с хорошими манерами.

— Мама, всё под контролем, — успокоил маму Шерстень и упал на пол.

22.11.1998

Сплетни о Шерстне

— Привет, Чумак! Как поживаешь?

— Привет, привет! — Чумак безо всякого интереса пожал руку Елена, потому что был занят делом чрезвычайной важности: он внимательно разглядывал оголённые почти по всей длине ноги девушки, которая проходила мимо.

— Привет, Елен! — вдруг очнулся Чумак, и небритая щербатая улыбка ярко озарила его лицо. Чумак крепко пожал другу руку, а потом они пошли вместе по главному проспекту города, усеянному красивыми жёлтыми листьями.

Светило ласковое осеннее солнце, дул освежающий осенний ветерок, уличная жизнь текла вяло и неторопливо.

— Хочешь пива? — быстро спросил вдруг Чумак.

— Ты знаешь, Чумак, у меня сейчас проблемы с деньгами, — пожаловался Елен.

— У меня тоже нет денег, — радостно признался Чумак. — Как тебе нравится эта дурочка?

Друзья проследили взглядом за кокеткой в джинсовых шортах и ярко-оранжевой футболке.

— Ничего, — произвёл оценку Елен. — Очень даже ничего.

— Елен, можно я ещё раз пожму твою руку? Вот именно, что ничего, ничего особенного!

Елен хмыкнул. Они двигались дальше.

— Как дела в Министерстве здравоохранения? — поинтересовался Чумак.

— Ничего нового. Министр — полный болван, и, по всей видимости, даже не подозревает этого.

— А как поживает малыш Шерстень?

— Как обычно, наверное, — Елен пожал плечами. — А вот меня сегодня один просиживатель штанов назвал господином Хеленом. С трудом удержался, чтобы не сказать ему какую-нибудь грубость…

— Да, это ты умеешь, — подтвердил Чумак.

— Как мне всё это надоело. Как только невежды не коверкают мою фамилию! Чаще всего я слышу какое-нибудь женское имя: Эллен или Хелен. Но я не согласен даже на господина Илена с правильным ударением! — гневно закончил он.

Чумак ненадолго задумался.

— А ведь по новым грамматическим правилам твою фамилию действительно нужно читать как «Илен»…

— Срать я хотел на все правила! — вспылил Елен. — И на тех, кто зарабатывает большие деньги, выдумывая все эти дурацкие правила!

— Давай-ка присядем, — предложил Чумак. Они сели на скамейку, на одном конце которой два безобидных старичка азартно играли в шахматы. Елен аккуратно поставил между ног свой новенький кейс красного цвета (в кейсе находилось пять номеров толстенного журнала «Гинекологический вестник»).

— Не хочешь сейчас зайти к Шерстню, если он так тебя интересует? — прищурился от солнечного света Елен.

Шерстень в одних трусах стоял в ванной комнате и задумчиво водил мягко гудящей электрической бритвой по скулам и подбородку, через одно плечо у него было перекинуто влажное полотенце. Потом он оросил лицо одеколоном, причесался и прошёл на кухню. Там он выпил полстакана молока, с сомнениями поглядывая на настенный календарь. «Пятница», — думал Шерстень.

— Сегодня какой день недели? — спросил почему-то Чумак и, прежде чем Елен успел открыть рот, сам себе ответил:

— Пятница. День Венеры.

— Ну, и что?

— Скорее всего, сейчас наш тихий, скромный Шерстень спешит на свидание к Фрой.

Шерстень провёл несколько раз пилочкой по ногтям, остался доволен результатом. Присев перед шкафом, он выбрал носки, потом, поднявшись, — свежую сорочку. Одевшись, он ещё раз зашёл в ванную, чтобы напоследок почистить зубы.

— Ты скоро вернёшься? — спросила его мама, мадам Шерстнева, когда он открыл дверь.

— Не знаю, — обернулся Шерстень.

Спускаясь по лестнице, он просунул руки в рукава лёгкой курточки и вышел на улицу.

— К Фрой? Откуда тебе это известно? Вот уж никогда бы не подумал!

Чумак грустно покачал головой.

— Даже не знаю, можно ли тебе это рассказывать, Елен… Я узнал это от Лес Фрой.

— Современные девушки совсем потеряли чувство стыда, — возмутился Елен. — Делиться интимными сторонами своей жизни с каждым встречным, пусть даже это будешь ты, Чумак!

Шерстень вышел из лифта и позвонил в дверь. Она почти сразу же отворилась, и перед ним предстала та, ради которой он пришёл сюда.

— Я тебя ждала, мой мальчик! — она обняла его за шею и поцеловала снизу в подбородок.

Он почувствовал тонкий аромат духов, улыбнулся. Фрой ласково потрепала его по щеке.

— Привет, Вэл.

Чумак помрачнел.

— Я не говорил тебе, что Лес Фрой рассказала мне о своём романе!

— Не понимаю, — Елен почесал в затылке. — Как это может быть?

— Шерстень встречается с её матерью, Валерией Фрой…

— С мадам Фрой?! Она же в два раза старше его!

— Нет, не в два, а немного меньше. Ей ещё нет сорока.

— Но всё равно, это же немыслимо, — кипятился Елен. — Ты хочешь сказать, что мой друг Шерстень спит с пожилой женщиной, которая ему в матери годится?!

Елен сказал это довольно громко, и его услышали шахматисты.

— Ты слышал? — спросил один старичок.

— Что?

— Его друг Шерстень спит с какой-то старой каргой, вот что!

— Ах, молодёжь, молодёжь! Уже ничего святого не осталось… Вот в наше время… — неодобрительно покачал головой второй старичок и объявил мат в два хода.

Чумак придвинулся к уху Елена и, осклабившись, зашептал, брызгая слюной:

— Да, они спят вместе. Родители Лес давно разошлись, поэтому ничего предосудительного в этой связи вообще-то нет…

— Я бы назвал это изнасилованием несовершеннолетних юнцов. Шерстень ещё сопливый молокосос!

— Но Шерстень никому не изменяет. Вот ты, например, встречаешься с Машей, Хорт давно женился, а у Шерстня никого нет, он один. И тем более, его отношения с Валерией Фрой не зациклены на одной постели!

— Ты хочешь есть, мой друг Горацио? — спросила Вэл. Они всё ещё стояли в полутёмном коридоре. — Я приготовила для тебя пельмени, совсем крошечные, как ты любишь.

— С большим удовольствием, — заверил Шерстень, проходя в главную комнату. — Пища, приготовленная твоими руками, достойна желудков олимпийских богов!

— Маленький врунишка, — шутливо обругала его она, хотя было видно, что ей приятно слушать слова Шерстня. — Открой вино, пожалуйста.

Понятно, что когда Шерстень насыщался, Вэл внимательно, с улыбкой наблюдала за ним.

— Тебе понравилось?

— Ещё бы! — Шерстень вытер салфеткой губы и разлил вино в два бокала.

— Честное слово, Горацио, если бы не ты, я умерла бы со скуки! А как твои дела на работе?

— Всё как обычно, ничего интересного.

Они сели на длинный узкий диванчик с бокалами в руках и продолжали разговаривать, изредка потягивая пурпурное вино. Шерстень поделился своими опасениями относительно нарастающего экономического падения страны, а Фрой рассказала забавные подробности последнего заседания муниципалитета (кто от кого забеременел и тому подобное). Шерстень тяжело вздохнул. Вэл встрепенулась.

— Ради бога, Горацио, не надо больше упоминать ни политики, ни экономики, — она отставила пустые бокалы на стол. — Дай я сяду тебе на колени.

Обняв его двумя руками за шею, она прижалась лбом к его прохладной щеке, закрыла глаза и замерла. Шерстень вдыхал запах её волос, слушал биение её сердца и тоже молчал.

— Ты приносишь мне поразительное успокоение, — опять заговорила Фрой. — Сегодня утром я опять поругалась с Лес, потом весь день был ни к чёрту. Пока не появился ты… Горацио, не хочешь прийти к нам завтра вечером? Я и моя строптивая дочурка хотим устроить праздничный ужин. Ты будешь третьим…

— Нет, спасибо, Вэл, но я…

— Очень жаль, Горацио… Ты, наверное, боишься Лес… Скажи мне честно, я тебе нравлюсь?

— Ты красивая, — серьёзно ответил он.

— Я старая, — горько усмехнулась Фрой. — А ты совсем мальчик.

— Ты красивая, — повторил Шерстень.

Она счастливо засмеялась, отыскала губы Шерстня и обожгла их поцелуем пылающей страсти.

— Я старая.

— Ты красивая.

Новый поцелуй. Рука Шерстня прошла по её бедру вверх и остановилась у груди.

— Погоди, — сказала Фрой. — Я причешусь и сниму это дурацкое платье.

— Они не только спят вместе, но и много говорят, ходят в рестораны, кинотеатры.

— И кто платит? — глухим голосом спросил Елен.

Чумак вздохнул.

— Ты же знаешь финансовое состояние Шерстня… Расплачивается всегда Валерия.

— Кто бы мог подумать, мой лучший друг Шерстень — альфонс, жиголо, той-бой! — Елен начал мысленно рвать на голове волосы. — И давно он этим занимается?

— Лес рассказывала, что с её матерью он гуляет уже полгода. Конечно, они не сразу полезли друг другу в объятия…

— А до этого?

Чумак почесал подбородок.

— А до этого — опять же это сведения от Лес — Шерстень недолго встречался с некой Коснитской, а ещё раньше — с Евгенией Карпентер.

— Евгению я знаю — ей тридцать шесть. Вот ужас!

— И именно Карпентер приобщила его к этому занятию. И она же лишила беднягу Шерстня невинности, подробностей, конечно же, я не знаю, а если бы и знал, то не стал бы сплетничать.

Растрёпанная голова Шерстня лежала на груди Валерии, а правой рукой он медленно поглаживал её живот и бедро. Вэл с милой улыбкой похлопала его по спине.

— Перевернись-ка, — попросила она; он послушно, словно прилежный ученик, подчинился. — Если засну — не буди меня.

— Хорошо, — он крепко обнял её руками. — Только не раздави меня.

— Тебе удобно? Тебе приятно?

— У тебя такая нежная грудь, Вэл. Не проказничай!

— Нет, Чумак, я не могу сказать, что Валерия Фрой уродина, она очень даже симпатичная, но разница в двадцать лет!

— Пятнадцать.

— Она делает ему подарки?

— Хм. В общем-то, да. Она покупает ему бельё, рубашки.

— И как на это смотрит мама Шерстня, достопочтенная мадам Шерстнева, когда её сын возвращается откуда-то в неизвестно чьих трусах?

— Откуда я знаю, Елен?! Чего ты так всполошился?

Шерстень принимал душ, горячие струйки воды стекали по его телу.

— Тебе помыть спину? — предложила свои услуги Фрой. — Только присядь, а то я не достану.

— Да, пожалуйста.

— А голову?

Шерстень кивнул.

— Я купила тебе в подарок новые трусы и майку, — известила она. — Надеюсь, тебе понравится.

— Спасибо, — сказал Шерстень. Он и так уже знал, что понравится — у Вэл был очень хороший вкус.

— А деньги, Чумак! Платят ли эти женщины, находящиеся на закате своих лучших лет, нашему Шерстню деньги?

Чумак опять улыбнулся и пожал плечами.

— Не знаю.

— До свидания, Горацио Шерстень, — Фрой, как и при встрече, поцеловала его в подбородок. — Я очень рада, что ты заскочил ко мне.

— Я тоже, Вэл, — он улыбался.

— Если бы ты был хорош в постели, то был бы моим любовником. А так ты просто мой друг, — она пригладила его волосы. — Мой маленький, умный, молчаливый друг, который умеет общаться с одинокой женщиной и имеет терпение выслушивать её бесконечные пустые монологи. Мисс Карпентер, кстати, передавала тебе привет. Спрашивала меня, не надоел ли ты мне.

Шерстень молчал.

— Нет, это немыслимо, Чумак! Меня просто всего передёргивает отвращение! Я теперь и здороваться с Шерстнем перестану! — ворчал Елен.

— Ты слишком драматизируешь ситуацию, — успокаивал его Чумак.

— А Строков знает?

— По-моему, нет.

— А Шерстень знает, что мы знаем?

— Скорее всего, нет.

— Так! — решил Елен. — Как только увижу Шерстня, подойду к нему и гордо плюну в его бесстыжее лицо. А потом скажу всё, что думаю о нём, как человеке, как личности и как друге.

— Не пойму, почему ты так яришься, Елен. Завидуешь ему, что ли?

От возмущения Елен потерял дар речи.

— Скажешь тоже, — саркастически усмехнулся он, когда дар речи был восстановлен. — Было бы чему завидовать.

По проспекту шёл задумавшийся Шерстень. Его взгляд был уткнут в тротуар, и он не заметил друзей, развалившихся на скамейке у журчащего фонтана.

— Шерстень! — окликнул его Чумак и быстро шепнул Елену: «Не забудь плюнуть».

Шерстень с огромной радостью приветствовал Чумака и Елена.

— Шерстень, дай мне торжественно пожать твою руку, — попросил Чумак.

— Откуда идёшь? — проскрипел Елен.

— И куда? — добавил Чумак.

— Из одного места. Домой, — ответил Шерстень. — Хотите, угощу вас пивом?

— У тебя появились деньги? — Елен почесал переносицу.

— На пиво хватит, — успокаивающе улыбнулся Шерстень. — А себе я куплю «колы».

— Мне две бутылки, — попросил Елен. — И Чумаку, пожалуй, тоже. Не понимаю, как ты можешь не любить пиво.

— Хорошо, — сказал Шерстень. — Ну что, идём?

31.03.1999

Шафер

Сразу же после завтрака Елен постоял у окна, рассматривая искрящиеся жизнерадостными лучами солнца улицы. Но настроение Елена было весьма далеко от весёлого. Он зевнул, а затем вытащил из кармана брюк медную монету и подбросил её в воздух. Четвертак ударился в потолок и со звоном покатился по полу, Елен даже и не делал попытки поймать его. Потом он, тяжело вздохнув, присел и, чертыхаясь, начал искать монету.

— Орёл, — сказал Елен вслух, когда четвертак был найден. — Что ж, да будет так…

С помрачневшим лицом Елен пересчитал наличность в бумажнике (хотя он уже месяц работал в Министерстве здравоохранения, денег постоянно не хватало), накинул на плечи пиджак и позвонил по телефону.

— Алло? Маша? Доброе утро, моя милая! Чем ты занимаешься?

Выслушав ответ, Елен наконец-то улыбнулся.

— Я люблю тебя, Маша, — пробубнил он и присосался к трубке губами, изображая поцелуй, полный страсти. Со стороны это выглядело, пожалуй, комично, но Елен в данный момент был один и мог делать всё, что ему заблагорассудится.

— В семь часов я зайду за тобой, — продолжал бубнить в трубку Елен, — и мы навестим Дэна… Что? Я тоже… Заодно поедим пиццу… Хорошо, Маша. До скорой встречи! Пока!

Закончив телефонный разговор, Елен протёр носовым платочком обслюнявленную трубку, положил её на аппарат и покинул квартиру.

Около полудня он уделил пару минут, чтобы заскочить в супермаркет и купить бутылку шампанского (не настоящего, конечно, а отечественного производителя). Дэн уже успел сделать после института небольшую карьеру, и идти к нему с пустыми руками было, по меньшей мере, невежливо.

— Привет, Эл! — Дэн заграбастал друга волосатыми руками, потом потряс руку Маше. — Джейн, старушка, посмотри, кто к нам пришёл!

Старушка Джейн (28 лет), жена Дэна, вышла к гостям, с милой улыбкой поприветствовала их и пригласила к столу.

— Мы тут купили… — Елен достал из пластикового пакета бутылку и баночку с кетчупом.

— Эл, ну зачем же ты тратишь деньги? — Дэн поковырялся в ухе. — Разве ты получил наследство от бабушки Брауншвайгер?

— Нет, Дэн, вообще-то я пришёл к тебе по важному делу… Но поговорим после.

— Мужчины, свежая и даже ещё горячая пицца ждёт вас! — позвали Елена и Дэна дамы.

Поедание пиццы, черничного пирога и пирожных эклер несколько затянулось, тем более что щедрый Дэн в добавок к шампанскому достал из кладовки бутылку коньяка и бутылку сухого вина.

— Елен, сколько сейчас времени? — всполошилась Маша, когда за окном уже давно сияли звёзды и устало светила перекошенная луна.

— Полпервого ночи, — ответил Дэн. — Неужели вы так поздно пойдёте по тёмным улицам, где за каждым поворотом сидит маньяк с ножом или самодельным арбалетом?

— Нет, нет, нет! — Елен замотал головой. — Это очень опасно, а я не имею права подвергать жизнь Маши риску!

— Тогда оставайтесь, — сказала Джейн.

— Решено: сегодня вы ночуете здесь! — решил Дэн.

Мужчины переставили стол к стене (при этом было разбито две тарелки), раздвинули диван, превратив его в длинную кровать, а Джейн застелила его простынёй, приготовила подушки и два тонких одеяла. Елен и Маша не впервые проводили ночь у Дэна таким образом, поэтому они знали, что делать. Елен первым упал на кровать, не успев даже раздеться, и, почувствовав под головой подушку, сразу же уснул. Маша легла рядом с ним, обхватив своего любимого руками за талию. Джейн попробовала перенести грязную посуду на кухню, разбила ещё одну тарелку и, когда Дэн шикнул на неё: «Перестань, дурочка!», — тоже улеглась. Дэн укрыл одним одеялом Елена и Машу, вторым — свою жену и тоже лёг спать.

В шесть часов утра Елена и Дэна оторвали от постели настойчивые звонки в дверь. Они вскочили (Дэн с удивлением отметил, что Елен всё-таки ночью разделся до трусов) и, мало чего понимая, рванулись открывать дверь. На площадке стоял маленький, лысый и какой-то обиженный старичок. Увидев двух грозно настроенных молодых людей в трусах, старичок страшно перепугался и, отступив на несколько шагов к лестнице, пропищал:

— Это вы нас заливаете?

— Что?! — прорычали Дэн и Елен.

Старичок побледнел, задрожал с ног до головы, закрыл глаза и пискляво пояснил:

— У нас вода с потолка капает…

Дэн всё понял.

— Соседи, — он ткнул пальцем в дверь рядом. В девять часов вечера отключили, как всегда, воду, а соседи опять забыли закрыть краны.

Маша и Джейн продолжали тихо спать, поэтому мужчины бесшумно прикрыли дверь и прошли на кухню. Елен присел на прохладный подоконник и задумчиво почесал живот.

— Странно, кто снял с меня рубашку и штаны? — сказал он.

— Не знаю, — Дэн осклабился. — Я всегда сам раздеваюсь, без чьей-либо помощи.

— Неважно, — Елен зевнул. — Может, приготовишь кофе? Как я уже тебе сказал, меня привело к тебе дело особой важности. Просьба.

— Говори, я весь внимание.

— На той неделе, в субботу я женюсь.

— О! — сказал Дэн. — О!

— Торжественная церемония назначена на 10 часов.

— Ага! — сказал Дэн. — А кто невеста?

— Вообще-то Маша, — Елен был оскорблён до глубины души, но горячая дымящаяся ароматная чашка кофе сгладила ситуацию.

— Что ж, Елен, очень рад за тебя. А ты уже поставил в известность общество закоренелых холостяков в лице Чумака, Строкова и малыша Шерстня?

— Ещё нет…

— Со мной они не разговаривали полгода, — ухмыльнулся Дэн. — Возможно, и им стоило бы набить мне морду, ведь я нагло попрал все договорённости… Но тебе они точно наклепают, будь спокоен.

— Спасибо за поддержку, Дэн. Так ты будешь шафером на нашей свадьбе?

— Да… да… — Дэн задумался.

— Ты согласен? — обрадовался Елен.

— Нет, нет! — почему-то Дэн испугался. — Когда я говорю «да», это не значит, что я выражаю согласие. К моему большому огорчению, я не могу.

— Почему?

— Ты же прекрасно знаешь, что по субботам я уезжаю за город, меня там всю неделю ждут куры, свиньи, орхидеи в оранжерее, наконец… Я просто не могу… Тем более, я уже женат.

— Ну и что?

— Шафером, кажется, не может быть уже женатый мужчина.

Елен хмыкнул. Он этого не знал. Возможно, что Дэн и врёт.

— Сходи к Строкову, — посоветовал Дэн. — Вот он с радостью согласится.

— Хорошо, — мрачно кивнул Елен.

— А ты твёрдо решил обзавестись семьёй? Может, ещё не поздно передумать?

— Орёл, — сказал Елен.

Строков нежился под холодным душем, подставляя под острые колющие струи то одну, то другую части своего тела. Зазвонил телефон. Выключив воду, Строков схватил полотенце и зашлёпал мокрыми ногами в коридор.

— Алло?

— Привет, Строков. Это я — Дэн.

— А, привет, Дэн. Как поживаешь?

— Та ничего себе. Слушай, Строков, что я тебе скажу.

Строков услышал, как Дэн на том конце провода покатывается от смеха.

— Так вот, Строков, сегодня, по всей видимости, к тебе зайдёт Елен. Угадай, что ему будет нужно?

— Бутылка водки, — буркнул Строков.

— Нет, не угадал. В субботу Елен женится. Ему нужен шафер.

— Понятно, — сказал Строков.

— Елен попросит тебя быть шафером.

— Я понял, — сказал Строков. — Спасибо за звонок, Дэн. Как поживает Джейн?

— Нормально. Сейчас она пытается выхватить у меня трубку.

— Ага, — сказал Строков. — Спасибо. Звони ещё. До свидания, Дэн.

Он повесил трубку, ухватился за перекладину под потолком и пару раз подтянулся, когда раздался новый звонок. На этот раз кто-то нажимал кнопку дверного звонка. И этот кто-то был господин Елен собственной персоной.

— Доброе утро, Строков, — угрюмо сказал Елен. — Можно войти?

— Конечно, входи. Только подожди, я оденусь.

— Я не спешу.

Елен прошёл в главную комнату и, пока хозяин натягивал трусы, майку и штаны, включил телевизор.

— И тогда господь сказал мне… — забесновался на экране проповедник с безумным взором и перекошенным ртом, но Елен не слушал его.

— Будешь что-нибудь пить? — заглянул Строков, одной рукой он застёгивал пуговицы сорочки, а второй причёсывал свои светлые волосы.

— Пиво у тебя есть?

— Одна бутылка пива, если хочешь, — с улыбкой предложил Строков.

— Давай.

Строков очень любил точность, поэтому чтобы справедливо разлить пиво по двум стаканам, он взял медицинскую мензурку с делениями, но пиво хорошо пенилось и не хотело делиться справедливо.

Наконец, Елен взял стакан, отпил и спросил:

— Строков, у тебя есть какие-нибудь планы на субботу?

— Э, — сказал Строков. — Нет. Я уезжаю.

— Куда? — проскрипел Елен, с остервенением посасывая пиво.

— В Дутер. Что-то случилось с моим братом, он попал в больницу, и требуется моё безотлагательное присутствие у его ложа.

— Понятно, — сказал Елен. Можно было не продолжать, разговор был закончен. Оставалось лишь пиво.

— И сказал он: да будет жена рабою своему мужу, и да будут её уста закрыты! — высказался проповедник, но больше он ничего произнести не успел, потому что хозяин выключил телевизор.

— Вот-вот, — сказал Строков.

— Привет, Чумак! Можно войти? — отбарабанил Елен, когда сонно хлопающий глазами Чумак отворил ему дверь своей квартиры.

— Что, уже утро? — Чумак зевнул, икнул, почесался и щербато улыбнулся. — Извини, Елен, но я не один…

— Я женюсь в субботу, — с нажимом сказал Елен. — В 10 часов. Моя невеста — Маша. Мне нужен шафер. А кто у тебя?

— Не скажу. Так что тебе надо? Ты меня приглашаешь на свадьбу? А как же договорённость?

— Мне очень жаль, но обстоятельства сложились подобным образом…

— Маша беременна? — засиял вдруг Чумак. — Поздравляю, Елен!

— Нет, вовсе нет, — сказал Елен.

— Тогда зачем, Елен? Зачем?!

— Обстоятельства, — упрямо повторил Елен. — Ты будешь нашим шафером?

— Нет, — сказал Чумак и резко закрыл дверь. Елен чувствовал себя по-дурацки, ему никогда не нравились такие выходки со стороны Чумака. Что ж, остался последний вариант… Елен поковырял пальцем дверь Чумака, повздыхал, потом развернулся и пошёл к Шерстню.

Спустя несколько минут на лестничной площадке появилась плотная фигура Строкова. Он позвонил, а когда Чумак со злостью распахнул дверь, намереваясь обругать утренних незваных гостей, сказал:

— Привет, дружище. Быстро одевайся.

— Строков, я хочу спать! — завопил Чумак.

— В морге выспишься. Одевайся. Елен женится, ему необходим шафер, и сейчас он идёт к Шерстню.

— Жди меня тут, — сказал Чумак уже спокойнее. — Через 90 секунд я буду в твоём распоряжении. Побриться, конечно же, не успею…

— А это и не обязательно, — улыбнулся Строков.

Чумак и Строков следили за Еленом, который, как верно предположил Строков, действительно топал к Шерстню.

— Как ты думаешь, малыш Шерстень согласится быть шафером? — спросил Чумак Строкова.

— Скорее всего, нет.

— Почему?

— Не знаю. Елен женится на Маше. А мне кажется, что между Шерстнем и Машей было нечто большее, чем просто дружеские отношения.

— Почему ты так решил? — недоумевал Чумак.

— Они гуляли втроём по проспекту: Маша, Елен и Шерстень. Маша шла посредине, одной рукой держась за Елена, другой — за Шерстня.

— Ну, и что? Когда вместе идут два мужчины и женщина, то женщина в обязательном порядке должна быть посредине. Пусть даже если это будут не два мужчины, а мужчина и мальчик Шерстень.

— Ой ли? — усмехнулся Строков. — Как только я увидел эту троицу, то сразу понял, что между Машей и Шерстнем что-то есть. Представь себе такую ситуацию: мальчик Шерстень сидит дома и перечитывает учебники, но тут в его комнату врывается Маша, срывает с себя платье и кидается в его объятия. Как ты думаешь, что было дальше? — Строков сглотнул слюну и захихикал.

— В той ситуации, которую ты описал, я знаю, что будет дальше. Но откуда ты знаешь, происходило ли это в действительности?

— Я не знаю, — вздохнул Строков. — Никто не знает.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что когда женщина идёт между двумя мужчинами, это кое-что значит?

— Возможно.

— Но однажды я и Шерстень гуляли вместе с рыженькой Лес, — заявил Чумак. — То есть я гулял с Лес, а Шерстень семенил рядом…

— Ну вот видишь! — обрадовался Строков.

— Не вижу. Ты хочешь меня убедить, что Шерстень спал с Лес только потому, что она шла между нами?

— Не знаю, — опять вздохнул Строков. — Быть может всё, что угодно.

— Выдумываешь ты всё, — отвернулся Чумак. — Фантазируешь…

Они остановились и наблюдали, как Елен входит в подъезд дома, где жил господин Шерстень.

Совершенно обнажённый, Шерстень лежал на животе и слушал тихую приятную музыку, струящуюся из радиоприёмника. В дверь позвонили, а потом пару раз стукнули ногой. Глаза Шерстня, обычно кроткие и добрые, метнули молнии. Он вскочил с дивана, запрыгал на одной ноге, натягивая джинсы, и кинулся к двери.

— Привет, Шерстень, — Елен выглядел, как побитая собака. — Я женюсь.

— Зачем? — хладнокровно спросил Шерстень.

— Не знаю. На Маше.

— Ты хорошо подумал? Проходи, пожалуйста.

— Нет, спасибо. Мне нужен шафер. Ты будешь Шафером?

— Нет, — ещё более спокойно ответил Шерстень. — Не хочу. Когда ты был шафером у Хорта, то выглядел полным идиотом. Я просто не хочу.

— Ты не хочешь мне помочь? — печально спросил Елен.

— Ты плохо подумал, Елен. На воем месте я бы не выходил замуж, то есть, извини, не женился бы на Маше.

— Почему? Ты знаешь о ней что-то, чего я не знаю?

Шерстень смутился.

— Нет, вообще-то я не могу сказать о ней ничего плохого, она очень приличная девушка… У вас скоро будет ребёнок?

— Нет, — выдохнул Елен. — Насколько я знаю.

— Что ж, это лучше, но ситуацию не меняет. Если ты женишься, то Строков может тебя побить кулаком по лицу. Вина не хочешь? Колы?

— Нет, большое тебе спасибо. Так ты мне ничем не поможешь?

— Нет.

— Очень жаль, Шерстень. А я всё равно сделаю это.

— Желаю тебе удачи.

— До свидания, Шерстень.

Оскорблённый и унижённый своими лучшими друзьями, Елен потерял светлую веру в человечество и в дружбу в частности. В день свадьбы он остановил первого попавшегося человека на улице, натянул на него чёрный праздничный смокинг и пообещал десять литров чистейшего медицинского спирта, если тот согласится исполнять роль шафера хотя бы на праздничной церемонии. Так Елен и Маша соединились узами брака.

19.04.1999

Месть Елена (незакончено)