Раздать сценарий

Глава 15. Трэго

Кто же этот Макс? Я не единожды пытался его просканировать, но результат всегда одинаков — никакого колебания в Сетях, ни малейшего шороха. Подозреваю, что он критически умелый маг. Настолько умелый, что смог скрыть свои способности. И продолжает скрывать до сих пор…

Быстро расплатившись с извозчиком, я побежал к дверям трактира.

Сумка неудобно оттягивает плечо, однако сейчас не до этого — внутри творится нечто странное. Я подозреваю, что мой вспыльчивый дружок как-то связан с шумом, треском, бешеным мельтешением в окнах… Все наводит на мысль, что происходит драка.

Я растворил дверь и опрометью ворвался в трактир. Все стоят на ушах. И одно сплоченное движение беснующихся людей. Такой суеты я не видел даже во время сражений с мергами в Малых Пахарях. Через улюлюкающую толпу очень трудно пробраться. Вон и хозяин мелькнул и сразу же растворился в скопище людей. До Макса никак не дойти, но его яростные крики слышно куда отчетливее остальных.

Из ниоткуда раздался оглушительный хлопок. Будто внутри головы пьяные дебоширы разом принялись ломать табуретки, шкафы и кровати. Заложило уши. Безусловно, это самый мощный звук, какой я когда-либо слышал. Если встать под колоколом, гигантским, величественным — его звук покажется комариным писком по сравнению с этим. Толпа испуганно закричала, люди принялись разбегаться, отпихивая друг дружку руками, прыгая по столам и опрокидывая блюда и бутылки. Сейчас никто не считается с хозяином: ни закадычный друг, ни хороший знакомый, ни случайный прохожий — все спешат убраться восвояси, подальше от очага диковинного и невиданного. Пространство расчистилось само собой; только самые смелые и дотошные мельтешат перед глазами, охая и показывая пальцами на лежащего на спине здоровяка. Из груди идет кровь, тягучие густые капли тонкой струйкой стекают по левому боку прямо на грязный досчатый пол. Лицо. Лицо трупа…

Видимо, последние мгновения жизни его сильно удивили и испугали что ли, раз печать недоумения и внезапного ужаса так и не смылась после ухода души к небесам. Я пригляделся и рассмотрел рану — аккуратное отверстие, не имеющее ничего общего с раной от колюще-рубящего оружия. Какой там меч или кинжал? Больше похоже на удар шилом или чем-то тонким и невероятно острым. Из-под тела медленно-медленно, я бы сказал застенчиво, пополз ручеек. Стало быть, рана сквозная…

А рядом с бездыханным телом на боку, облокотившись на локоть, лежит застывший Макс. Подбитое лицо сосредоточено, в вытянутой руке что-то темное, металлическое, но это не холодное оружие.

Да я же видел ее! На входе в «Привокзальный»! Как он сказал? Амулет? Но это далеко не амулет и наверняка не из мира, не знающего магию.

Ошарашенная толпа с опаской смотрит то на таинственную штуковину, то на убитого. Все держатся на почтительном расстоянии.

— Макс! — позвал я, чтобы он обратил на меня внимание, пока я бегу к нему. Тяну руку: — Хватайся!

— Не все так плохо… — тихо пробормотал иномирец.

Тот, постанывая, вцепился в ладонь и встал на ноги.

— Как ты вовремя, елки-палки! — остервенело зыкнул он, однако тут же осекся — посетители, осмелев, стали сжимать круг.

Библиотекарь вытянул руку с предметом к потолку. Указательный палец нажал на нечто вроде крючка.

Именами Восьми Богов! Опять этот хлопок и пронзительный писк в ушах! Так и оглохнуть недолго. Отвратительное ощущение. С потолка посыпались опилки и глиняная пыль — там образовалась дыра. Люди отпрянули теперь уже с настоящим ужасом. Все их любопытство кануло в бездну. Пришелец воспользовался замешательством и стал водить устройством налево-направо, направляя на попавших в поле зрения торпуальцев. Дополняет картину его бесстрастное отрешенное лицо. Нет злости, боли и отчаяния. Высеченная из камня маска.

— Валим отсюда.

Не выкрик, не ор, а констатация факта. Он ринулся к дверям, все еще внушая собравшимся страх. Я не отстаю. Слава Лебесте, никто не осмеливается нападать. Спасибо вам, спасибо милостивым Богам!

Покинув трактир, мы побежали по улице. К счастью, старик, подвезший меня, замешкался и еще не отъехал. Он недоуменно обернулся и начал было причитать, но его возмущения мне сейчас нужно в последнюю очередь.

— Заткнись! В Тихие Леса, быстро! — взревел я, не церемонясь.

— Дык ведь как, кобыла-то… — попытался возразить он.

— Быстро!!!

Он стеганул лошадь, и та рванула телегу что есть мочи. Я утер заливающий глаза пот и посмотрел на Макса. Дышит тяжело, взгляд его смотрит вроде бы и прямо, но несфокусированно, словно он просто-напросто таращится на что-то ненавязчивое, например, на огонь. Так может смотреть слепой, пронзая человека бесконечно глубоким взором, чужим и отстраненным.

— Что ты там натворил? — не скрывая неудовольствия спросил я, рассматривая кровоподтеки на его лице.

— Не хотел платить за еду, — бесцветно ответил Макс.

— Как это?!

— Так это. У них там, оказывается, нельзя сидеть просто так, ничего не заказав. Тут все такие дебилы что ли или как?

— А почему бы тебе не заказать чего-нибудь?

— Видимо, все… Да не хотел! Нехрен заставлять меня делать то, чего я не хочу! — пролаял он.

Да уж. Какой же у него тяжелый характер, сил нет. Принципиальный как нольби, упертый как кримт, иногда туп как тролль.

Стоит признать, я совсем не ожидал такого поведения от торпуальцев: беспощадные, преисполненные желчи. Стая. Откуда столько негатива? Не окажись у Библиотекаря его диковины — быть беде. Мы покинули окраины города и вышли на ухабистую дорогу.

Телегу раскачивает, извозчик предпочитает ничего не говорить и не оборачиваться. Тем лучше.

После влажного воздуха Торпуаля, плесени и кусачего холодного ветра по утру голова кружится, а легкие работают как кузнечные меха. Не зря говорят, что Картаго не любит Торпуаль. Я мельком поглядываю на Макса — он, как говорится, словно тролль перед ночью. Расстроен? Равнодушен? Так сразу и не поймешь. Наиболее всего в его глазах, наконец обретших чувства, читаются отчаяние и смирение, как у преступника перед казнью. Лицо по-прежнему ничего не выражает. У людей, впервые убивших себе подобного, подобные припадки случаются часто. Но первая ли жертва Макса осталась там, в трактире? Откуда знать, что он успел натворить той штуковиной в своем мире? Я решил приберечь разрывающие меня вопросы на потом; ни ситуация, ни настроение к этому не располагают.

— Эта, там в мешке яблоки. Ежели чего — не стесняйтесь, — не оборачиваясь промямлил старик. Без особой злобы. В тоне куда больше усталости.

Стесняться никто не думал. Яблоки оказались сушеными, крупно нарезанными и вкусными. Иномирец жевал механически, просто из-за того, что надо. Да и чем еще заниматься в дороге? Наше счастье, что вслед не отправили погоню. Хотя кто его знает…

Погода хмурая, дует неприятный прохладный ветер, солнце спрятано за тучами. Кая'Лити размытые, темно-серые на фоне пепельного неба. Не знай я, сколько времени, подумал бы, что вечереет. Дыхание приближающейся осени дает о себе знать. Пора бы раздобыть одежду потеплее. Я невольно поежился и снова посмотрел на Библиотекаря, едва не подавившись — тот сидит в одной рубахе, да и та вся перепачкана кровью.

— А где твой плащ?

— Остался в номере, — не глядя на меня проговорил Макс.

— И мешок?

— По-твоему я его в карман спрятал что ли?! — огрызнулся он.

— Плохо дело…

— А что, мне надо было бросить все и побежать за тем барахлом?! — вспылил тот.

— Я всего лишь спросил. Скоро приедем?

Старик обернулся, откашлялся и каркнул:

— А хоть сейчас вставайте на телегу, дабы видеть лучше. Вот вам, милсдари, и выгоны, там — пашни, а это сами Тихие Леса.

Крутая дорога идет вниз, где в окружении леса расположился городок. Почему его до сих пор не переименовали в поселок? Очевидно, виной тому старая церквушка Всеединого; и никакого намека на храм Сиолирия! Вот так номер. Все дома построены из темных сортов дерева — как почерневшие от времени декорации. Есть в этом что-то мрачное и гнетущее. На окраине стоит мельница, рядом ферма. Недалеко от нас на отлогой горе пасутся коровы.

— Ребятки, может, не буду я спускаться?! Кобылка моя совсем задохлась, обратно в гору не залезет. А мне ишшо надыть дома печку истопить, тут оставаться никак не можно.

Он виновато и одновременно с надеждой смотрит мне в глаза. Его рука с силой удерживает вожжи, не давая лошади повернуть. Я для приличия сделал вид, что размышляю над его словами, а потом ответил:

— Пожалуй, так разумно. Пойдем, Макс.

В большую натруженную ладонь старика упал серебряный. Раза в три больше, чем нужно. Но он как-никак исполнил свою задачу оперативно и не исключено, что спас наши жизни. Плюс плата за беспокойство, скорость и хамовитый тон; а его мне было не избежать.

Библиотекарь резво спрыгнул с телеги, сплюнул кровью и, не дожидаясь меня, пошел вниз. Я неспешно зашагал за ним без всяких намерений догнать.

— И куда же ты направился, а? — насмешливо крикнул я ему в спину. — Хочешь, чтобы тебя приняли за корень зла? За источник людских бед и пропаж?

Иномирец сбавил шаг, а потом и подавно встал. Поравнявшись с ним, я спросил:

— Ты чего такой? Мне кажется, я совершенно не заслужил подобного отношения, разве нет? — однако вопрос растворился в воздухе, как дым от костра. — И вообще, я тебе, можно сказать, жизнь спас! Или, может, ты хотел покончить с собой, а я помешал? Надо было дать толпе растерзать тебя?

— Сам бы справился, — буркнул тот, проигрывая.

— Не очень-то ты учтив. Эх, такому терпеливому и доброму Трэго, и от лица Библиотекаря в том числе — спасибо. И что это за штука, которая внушила страх всему трактиру?

Макс остановился и в упор посмотрел на меня. Сложилось впечатление, что он меня сейчас ударит. Но обошлось — собеседник ограничился словами.

— Пистолет.

— Пни сто лет?

— Пистолет!

— Писка… Ой.

Я все никак не мог осмыслить слово и выговорить его. Макс повторил; каждый слог он впечатывал в мою грудь указательным пальцем. Шрам на его лице побелел, желваки заходили туда-сюда. Чем вызвана такая реакция — непонятно.

— Не знаю такого…

— Тем лучше, — просиял Макс. Он не стал скрывать, что мой ответ обрадовал его и успокоил.

— Но ты говорил, что в твоем мире нет магии.

— Говорил. И не солгал, — невозмутимо ответил иномирец.

— Тогда как ты раздобыл ее? Я видел принцип действия. Это совсем не простая игрушка. Ты что, путешествуешь по мирам?

— Нет, Трэго. Это — средство убийства. Убийства таких же как и я людей. Там, где я жил, было очень трудно существовать без такого вот помощника. Наверное, это сродни твоему зиалису. Не будь он полным — стало бы тебе комфортно? Особенно когда знаешь, что в любой момент тебя могут окружить и укокошить, не сказав ни слова.

— И почему ты смолчал о нем и не хотел мне говорить об этом? Она опасна?

— Как видишь, — нервно хихикнул Библиотекарь.

Я остановился и почесал макушку.

— Ее мощь дальше убийства не заходит?

— Не беспокойся. Не кнут Гербера вашего, конечно, но свое дело знает.

Спускавшаяся с высокого пригорка дорога незаметно влилась в улицу. Вот и Тихие Леса.

Мрачный, депрессивный, готический — по словам Макса — и неприветливый город. Судить сходу нехорошо, но, как известно, первые впечатления самые верные. Однако он хуже Торпуаля. В нос бьет застоялый запах человеческих отходов. Зловонные жижи текут вдоль улиц по промытым руслам. Тоже мне, город.

Люди встречались редко, а те, кто все же проходил мимо, видом не отличались от домов: такие же темные лица, полные негодования, точно мы — родоначальники поселившейся здесь беды.

Воздух звенит, тишина оглушает, мелко-мелко моросит дождик. Если сравнить с похоронами, так там вообще атмосфера безудержного веселья.

— Ха! Люди ставни закрывают ну прям как в фильмах, — торжествующе заметил Макс. — Будто мы чума какая или превеликие злодеи!

— Люди напуганы, что ты хочешь?

— Есть, — коротко бросил Библиотекарь.

— Опять!

— Интересное дело — опять! — всплеснул руками возмущенный пришелец. — Боюсь, я не располагал достаточным количеством времени!

— А кто полмешка яблок сожрал, пока мы ехали? Ладно старик еще не хватился, а то бы вернулся да накостылял по всем статьям. И компенсации еще бы выпросил. А по-хорошему, надо было жрать, когда предлагали! Тогда бы и времени хватило, и мы не были бы в мыле. Сначала нужно разобраться с местом проживания и познакомиться с администрацией, а потом услаждать твое брюхо.

— Как будто я один хочу есть. Я все понимаю, но объясни: что мешает нам проделывать то же самое, но на полный желудок?

— Ты. Потом тебе поспать приспичит, по нужде или еще что-нибудь. Нет, уж лучше пускай тебя гложет одно желание.

— Тут ты промахнулся, — заухмылялся Библиотекарь. — У меня появилось еще одно желание — прибить тебя.

— Это у тебя не желание, — парировал я, — а стиль жизни. И не только по отношению ко мне.

Он не стал развивать перепалку и просто рассмеялся. А я отметил, что докучающий дождик закончился. Конец настал и гадостному настроению моего спутника. В чем же подоплека кардинального изменения душевного состояния? Прямо не узнаю его. Из обиженной девицы снова стать желчным раздолбаем…

— Ты что-то говорил про место проживания. Опять трактир? — горько спросил Макс. — После последнего визита особо теплых чувств к подобным заведениям я не питаю.

— Дело не в зданиях, а в людях, сидящих внутри… — начал было я, но попытка успокоить иномирца не удалась. Он понял причину моей недомолвки.

— Вот именно! Там-то были не люди, а звери! А здесь и подавно. — Его активная жестикуляция обращала на себя внимание единичных прохожих и жителей домов. Недовольные взгляды прилагались. — Может, они тоже столичных не любят?

— Столичных нигде не любят… Так, вон столовая, надо запомнить. По идее нам сейчас налево и через три дома будет наш.

— Фига себе! Чего это у вас так расщедрились?

— Говорят, бесхозный. Все равно на время расследования. Заселяться сюда если и будут, то после нас.

— Посмотреть бы на такого дурака.

В Тихих Лесах дождь прошел гораздо сильнее. Я рассчитывал, что в глубине города будет передвигаться полегче, но ошибся. Земляная дорога сплошь в рытвинах и ямах, заполненных светло-коричневыми лужами, мутными, как кофе с молоком. Нечистоты по обе стороны дороги бурлят и стекают по сточным канавам с обеих от дороги сторон. Запах они испускают отвратительный, а одна свинья надумала во всем этом искупаться, отрадно повизгивая. Собаки попрятались в будки, коровам самая благодать — никаких слепней, жары и солнца. Вон, один горожанин повел на холм лошадь, покуда холодок.

— А по поводу мнения о столичных я тебе так скажу, Библиотекарь — многие думают: раз живешь в Энкс-Немаро, то при деньгах и жизнь у тебя не жизнь. Это слишком оскорбительное слово — сказка, феерия, восторг и сплошное удовольствие! Никто не хочет задумываться, что и у нас тоже есть проблемы, не бывает денег, полно забот, мы так же болеем и пашем, чтобы побольше заработать… Уровень жизнь иной. Вот я — сын простых крестьян. В какой-то момент они решили разводить землежоров. У них появилась своя ферма, и дела пошли в гору. Пару месяцев я прожил в столице. Заметь! Не на их деньги; ничего готового у меня не было. Оплаченный билет до Энкс-Немаро и пара серебряных, чтобы знал, каково это — добиваться всего самому, своим трудом. Жилье нашел, работал где придется: то помощником, то подмастерьем. И ничего, выживал. Да, пускай это были последние месяцы свободы перед Академией, но на тебя-то посторонний посмотрит как на зажравшегося, объясняй не объясняй. Дискриминация по географическому признаку. Самая натуральная. Иногда не знаешь, где тебе было бы лучше.

— Согласен. Столица ставит печать, клеймо — считай, что для регионов ты враг номер один.

— Не всегда, — я почувствовал прилив энергии и, радуясь общей теме, одной проблеме, продолжил: — Допустим, я родился в Энкс-Немаро. Само собой, Промышленный, Чиона, Этросия, да тот же Бирдосс меня не жалуют. Я имею в виду, что большинство тамошних жителей. Про деревни-села вообще молчу. А, простите, я виноват что ли, что родился именно здесь, в самом сердце королевства? Я выбирал или что? Теперь проклинать всю родню вплоть до того подлеца, поселившегося здесь первым? Я не понимаю логики. И не понимаю, за что же мне, как родившемуся и выросшему в Тальме, следует не любить столичного жителя, если он не будет задирать нос и кичиться своим положением.

— Вот ведь как у вас. У нас все разговоры, касающиеся города или страны, всегда заканчиваются обругиванием правительства.

Я хотел было ответить, но поднял голову и увидел конечную точку маршрута.

— Вот и наш дом. Домик. Сарайчик… Будка… — я перебирал слова до тех пор, пока не остановился на наиболее подходящем.

Библиотекарь присвистнул, окидывая постройку от крыльца до гнилой крыши; а она несомненно гнилая. Как и весь дом.

— А лачуга-то все же магическая. Простоять в таком состоянии и не обрушиться… Небось, еще и проклята да с приведениями внутри.

Покосившийся забор отстроен скорее для приличия. Большинства досок нет, а те, что косо висят на одном несчастном гвозде, выглядят донельзя жалко. Калитка представляет собой три поперечные отъезжающие вдоль забора жерди на уровне колен, живота и шеи.

— Однако… — прокомментировал Макс.

Вдоль правой стены под небольшим приделанным навесом в беспорядке лежат — как бы не прошлогодние — осиновые и дубовые пеньки, напиленные, наверное, прежними хозяевами.

Я залез в карман за ключами. На двери простой и незамысловатый замок, скорее больше для приличия и традиций, нежели в целях безопасности. Однако поддаваться он мне никак не захотел — то ли заржавело чего, то ли ключ дали неверный.

— Что, заклинило? — с поддельным сочувствием в голосе спросил Макс. — Знаешь, в другое время я бы тебе помог. Может, попытался бы взломать и ни слова не спросил бы о твоей хваленой магии, однако… — он указал рукой на окно слева от двери. На разбитое окно.

Я тяжело вздохнул и, не ответив, принялся дальше сражаться с непослушным замком.

— Хороша командировочка. Я бы за одни только условия проживания потребовал двойную оплату. Плюс еще процентов тридцать за нанесенные моральный вред и психическую травму. А за здешних злыдней вообще бы в морду дал, — Библиотекарь высказался со всем причитающимся ему неврозом и занудством.

— Есть!

Щелчок возвестил о капитуляции замка. Мой спутник шустро засеменил к двери, но я загородил ему путь.

— Раз такой деловой и глазастый, то лезь в окно!

Из дома дохнуло затхлостью, стариной, чем-то бумажным, как в библиотеке, пылью и…

— Бабушками! — объявил Макс.

— Что «бабушками»?

— Пахнет бабушками. Типичный запах однокомнатной квартиры какого-нибудь Красногорска, в которой проживает бабулька, повелительница нафталина.

— Давай осмотримся.

Штаб-квартира оказалась незамысловатой: сени, две комнатушки и все. Макс как заведенный бегал и выискивал какой-то ковер; по непонятному основанию он просто обязан был висеть на какой-нибудь стене. Как назло одно из двух окон отсутствует именно в жилой комнате, что побольше. Зато здесь же стоит и печка, а на завалинке — старая банка с плесневелым обнулином.

— Надо чем-нибудь закрыть окно, — заметил Макс, — а то так проснешься утром и все. Вуки-вуки у вас вряд ли найдешь, а девы деревенские это у-ху-ху! Кстати, здесь есть сеновал?

— Мы сюда не за этим прибыли, — уведомил я.

— А ты точно маг, а не монах? Может, это не мантия, а ряса? — спросил Библиотекарь.

— Не путай мантию с рясой. Грешно. Сейчас основная задача это дрова и окно. Потом в алемин.

Но Макс так просто не ушел. Он обшарил каждый закуток, каждый угол, пока не набрел на подпол с разбросанной внутри картошкой. Счастью пришельца не было предела. Он сломя голову вытащил ведро, вымыл в другом ведре, полном дождевой воды, и остановился.

— Твою мать! Тут же ни плиты, ни газа. Самому что ли сесть поверх сковороды?! — бранился он. — Дырявая бошка! И чего делать? О! Слу-у-у-ушай, ты же маг! А ну поджарь мне картоху! Или воду вскипяти, я не знаю, сделай хоть что-то, иначе самого сожру. Сырым.

Я попререкался для приличия, чтобы дать понять — не все так просто будет выполняться по его слову. Потом все же вскипятил воду прямо в ведре вместе с картошкой. Наспех поев, мы приступили к житейским делам.

Иномирец отправился рубить дрова, а я решил заняться окном. В сенях я наткнулся на несколько небольших листов толстой резины. Рядом — гвозди. Понятия не имею, каким ветром сюда занесло резину; быть может, прошлый хозяин дома тоже хотел решить проблему, но не успел… Еле отыскавшимся молотком я сколотил их внахлест и прибил к раме. Прохладные дуновения ветра стихли. Одной проблемой меньше — своей температурой дом больше не будет напоминать погреб. В ящике комода обнаружилось с десятка два небольших свечей. И не только: три сменные рубашки, две пары крепких штанов, перья для письма, листы бумаги, а в комнате поменьше отыскались две головки сахара и нечто зеленое, мохнатое, на деле оказавшееся хлебом. В сухом остатке: от холода не замерзнем, без света не останемся, носить одну и ту же одежду не придется…

Вечереет. Я вышел на улицу. Серый мир встретил меня спокойствием и безмятежностью — ветер стих, от земли поднимается легкий туман, в воздухе повисли клубы дыма, исходящие от печек и бань жителей. Ни одного дуновения, словно замер весь Ферленг. Даже пар изо рта не спешит рассеиваться, а висит, будто в нерешительности. Лают собаки, вдалеке мычит стадо коров; их, наверное, ведут на ферму. Приятно пахнет костром и выпечкой. Поблизости что-то трещит и хрустит, кто-то хыкает. Это мой новообретенный знакомый, раздевшись по пояс, как заведенный машет топором. Весь мокрый от пота, к волосам и торсу прилипли мелкие щепки и стружка, а сам иномирец стоит на поленьях как непобедимый воин на горе трупов. Тело выдает в нем отличного спортсмена, а количество изрубленных дров — непревзойденного работника.

— Мне от одного твоего вида холодно, а ты как на пляже! — отметил я и поежился. Плащ не спасает. Жалко, что Макс позабыл свой в Торпуале — чувствую, об этой вещи мы еще не раз вспомним.

— Да, сразу видно городского затворника, не знающего настоящей сельской жизни, — тяжело дыша, пропыхтел Библиотекарь.

— А ты не очень оптимистично настроен, как я погляжу, — сообщил я. — Максимум мне пригодится третья часть всего того, что ты нарубил. Я же не планирую оставаться тут больше недели.

— И пожалуйста, — Макс развел руками. — Я лишнюю работу сделать не боюсь. Не белоручка. Э, а что это за твари такие?! — вскрикнул он и показал пальцем на что-то в небе за моей спиной.

Плоские тела цвета древесной коры, длиной не больше жезла.

— Слопы. Птички.

— Фанеры над Парижем, блин. А я их именно так и представлял. Только без крыльев.

Ах ты глазастый! Если человек в состоянии рассмотреть у слопов три пары прозрачных крыльев, то считай, что у него отличное зрение.

— Что им надо?

— Летят на запад. В центр Верха, поближе к Юнаримгату, пустыне. Там по крайней мере теплей и в это время не будет жутких ветров. Как видишь, их тело почти что плоское и не способно сопротивляться сильным порывам ветра.

— Собирайся давай. Нехорошо будет, если поздно явимся.

— Хорошо бы пожрать, — мечтательно сказал Макс, поглаживая живот.

Я поспешил его передразнить:

— Э, сразу видно человека, не знающего толк в приемах. Мы гости, прибыли с важным делом и помощью. Из самой столицы!

— Ну-ну. Как бы нас, столичных, самих не подали в розыск. Может, все так и происходит?

Я укоризненно покачал головой:

— Ты теперь всех в один ряд ставить будешь? Я — маг. Ты… Мой помощник. Ну хорошо, ассистент.

— Неужели?

— Хорошо-хорошо, — я закатил глаза. — Компаньон. Устраивает? — он кивнул, обтерся какой-то тряпкой и накинул рубаху. — Вот и отлично. Жди шикарного ужина и теплого приема.

— И отдельный номер в гостинице с молоденькой девственницей, да?

Чтобы вникнуть в курс дела как следует, я изучил груду бумаг и тщательно прочел вводную, выданную в департаменте Торпуаля. Я и так знал содержимое, но лишний раз ознакомиться не помешает.

Навещать местный алемин со спутником-драчуном не с руки. Я вспомнил былые времена, когда страшно было прийти домой с новым фингалом — пришлось повозиться, замазывая лицо пылью и тонким слоем грязи, чтобы после высыхания она скрыла имеющиеся следы. В оконцовке Библиотекарь стал выглядеть довольно неплохо. Если не приглядываться, то можно ничего и не заметить. Хорошо хоть мои царапины после Малых Пахарей зажили уже на следующий день.

А после мы отправились к властям города. В ратушу. И вновь прошли мимо столовой, испускавшей соблазнительные запахи домашней еды. И вновь Макс не смог сохранить невозмутимый вид и несколько раз бросил безнадежный взгляд на окна. Однако я был непреклонен и отсекал все его попытки незаметно и издалека уболтать меня на поход во славу чревоугодия.

В домах загорался свет, бани и печи по-прежнему выпускали дым, как поезд на самом старте, и Тихие Леса погружались в белесую дымку. Проходя мимо домов можно было слышать характерные звуки бьющихся о жестяные ведра молочных струек. На скамейках перед домом неторопливо судачили небольшие компании. Правда, стоило нам пройти поблизости, как взгляды их менялись, преисполняясь неприязни и отсутствием какого бы то ни было намека на гостеприимство.

Ратуша была не сказать что на окраине, но не в центре города точно. В общем-то, такое и ратушей назвать — переборщить. Одноэтажное длинное здание буквой «г». У входа стоит вытянутый по стойке «смирно» молодой стражник, смотрит перед собой, правая рука покоится на эфесе меча. Лицо нарочито серьезное, важное, как у статуи какого-нибудь полководца.

— Бдит, — хмыкнул Макс.

Мы подошли к охраняющему, но тот не обратил на нас никакого внимания.

— Такие дядьки в Лондоне есть. И Вечный Огонь у нас охраняют. Как каменные. Хоть с голым задом пляши — им хоть бы хны.

Я откашлялся и сказал:

— Здравствуйте.

Никакой реакции.

— Добрый вечер. Мы к белу Фаронаю.

— Чего он все таращится, словно не видит? Может, слепой? — непонимающе вопрошал Библиотекарь. Он поднял руку в приветственном жесте. — Или он ненастоящий?

— Вроде дышит… — тихо проговорил я, прислушиваясь к дыханию. Не понимаю.

— Ку-ку! — крикнул мой спутник и щелкнул стражника по носу.

Тот вскрикнул, бешено завращал глазами и попытался выдернуть меч, но его заклинило. Рука соскочила с эфеса и зарядила мне в подбородок. Какой там увернуться! Я еле устоял на ногах — пошатнуло меня ого-го. Голова откинулась, клацнули зубы — хорошо хоть язык не прикусил и зубы целыми остались.

— Реакция, говоришь, хорошая? — сквозь хохот поддел меня Макс.

— Да от такой скорости и муха не увернется! — парировал я, потирая ушибленное место.

— Кто такие? — растерянно спросил молодой парень.

— Извиняться не учили, балбес? — рыкнул на него Макс. Глаза высекают искры.

— Не балбес, а бел Римин! — вызывающе сказал стражник.

— А не рановато ли тебя белом величать, Римин? — холодно спросил я.

— Пока я на службе — извольте соблюдать этикет.

— Пф-ф-ф, этикет! Этикет создан для того, чтобы в вежливой форме можно было послать собеседника куда подальше, — съязвил Библиотекарь. — Вот что, Римин, ты, я гляжу, парень нормальный, так что не заводись.

Лицо Римина видоизменилось — как будто сменили маску. Теперь оно спокойно и бесстрастно, а о былых напыщенности и важности не осталось и следа.

— К кому пришли молодые белы?

— Кто еще молод… — едва слышно пробурчал Макс.

— Я же сказал, к белу Фаронаю.

— Когда? — удивился стражник. — Вы ничего не говорили.

Макс щелкнул пальцами и громко изрек:

— А-а-а, я понял, Трэго! Да ведь этот ханурик спал на посту! Я так тоже в интернате делал, учителей на уроках обманывал. Вроде сидишь с открытыми глазами, а сам дрыхнешь.

— Я не спал! — запротестовал Римин, сдвинув брови.

— Какие пошли стражники. Лгут, спят на посту, да еще и с открытыми глазами, нападают на важных гостей… — я сверлил парня взглядом, издеваясь над ним. Пускай, урок на будущее.

— Прошу прощения, — виновато произнес он. — Сдуру, спросонья. Работаю третий день, не привык сутками стоять. На свадьбу зарабатываю.

— Это похвально. А ударил ты меня сдуру или спросонья?

Римин покраснел.

— Случайно… Все нет времени толком смазать ножны да выпрямить их. Меч нет-нет да заедает.

— Зато вон какой удар отработал! — съехидничал Библиотекарь.

Рассеивая зажатой в руке свечой сумрак коридора, виднеющегося за дверью из толстого стекла, к нам приближается толстая фигура. Человек дышит шумно — как и все полные люди он страдает одышкой. Его красное потное лицо насторожено, бдительно, но приблизившись к нам, учтиво улыбнулся и любезно изрек:

— А-а-а-а, вы, должно быть, из столицы? — я кивнул. — Что ж, мы вас ожидаем, молодые белы. Меня зовут Ливон Фаронай, я мэр этого города. Прошу вас.

Наспех представившись, мы переступили порог. Мэр с кряхтением посторонился, пропуская нас, а затем, спохватившись, что мы вряд ли имеем представление, куда идти, поспешил деликатно обогнать. При его комплекции это выглядело весьма комично. Передвигается Ливон маленькими, но быстрыми шажками, а его руки из-за полноты не опускаются до конца, а смотрят немного в сторону.

— На пингвина похож, — чуть слышно сообщил Библиотекарь.

— Наверное.

Все равно я не знаю никаких пингвинов. Мы свернули направо и дошли до конца коридора. Там нас ожидала дверь, за которой звучали тихие голоса. Из-под двери бил красноватый свет.

— Прошу, прошу, — торопливо промолвил мэр, втискиваясь в проход.

Не мешкая, мы вошли следом.

— Здравствуйте, — промычали мы с Максом. Нестройная смесь различных вариаций приветствия не заставила себя ждать.

Большой кабинет. У дальней стены стоит изящный стол, а позади — массивный комод, втиснутый меж книжных шкафов. Вдоль стен тянется ряд стульев, они частично заняты присутствующими. На противоположной от рабочего места мэра стороне поставлен небольшой столик с двумя стульями. Они не вписываются в интерьер и понятно, что принесены сюда ради нас. Бел Фаронай жестом указал на них.

— Присаживайтесь.

Мы заняли свои места и взглянули на таращившихся на нас людей. Именно «таращившихся», ибо сами взгляды, въедливые, выжидающие, не могут вызвать в голове приличного слова.

Мэр хлопнул в ладоши, потер друг о друга и начал:

— Что ж, здравствуйте еще раз, уважаемые белы. Разрешите мне представить, так сказать, нашу комиссию. Это бел Флайс, констебль, — он показал на тощего, неприятного на вид мужчину лет сорока. Не сказать, что отталкивает он сам — скорее, его лицо: змеиное, с неприятной улыбочкой и тонким разрезом рта, словно его голова не что иное как незаконченная скульптура, под носом которой наспех провели пальцем, не желая вылепливать губы.

— Приветствую, — скользко прошелестел он, едва-едва привстав. Ну точно змей.

— Это бел Бурдор. Котри Бурдор — глава администрации Тихих Лесов и председатель совета, — продолжал Ливон.

Так называемый Бурдор оказался очень высоким и массивным. Пышные усы, военная форма еще старого образца, вышедшая из использования лет тридцать назад. Но строгости своему хозяину она придает. Квадратная челюсть, что может принадлежать только командиру, радикальному и безапелляционному, а зычный голос, прозвучавший как труба, дополнил его образ.

— Добро пожаловать, — прогудел глава алемина. Назвать то, чем он заправляет, администрацией так же сложно, как и сами Тихие Леса — городом. Но здесь, видать, сохраняют цивилизованные и громкозвучные термины, наверное, чтобы самим было не так тоскливо.

— Стэр Босмо, наш священник, — представил бел Фаронай.

При этом присутствующие с уважением и трепетом задрали правый рукав, оголив запястье. Показались браслеты. Всеми пятью пальцами члены алемина ухватились за висящий у кого на серебряной цепочке, у кого на простой веревке кулон в форме весов. Ах, так они здесь все лонеты. Ну ничего, учтем.

— Здравствуйте, — негромко, будто опасаясь кого-то разбудить, проговорил стэр Босмо, так пугливо, что его тотчас захотелось успокоить. Он встал и поднял руки, проделав неторопливые движения колеблющихся чаш весов. Наконец, его руки замерли, он выждал паузу и сел. Таков он — странный со стороны обычай священнослужителей приветствовать людей. От меня не укрылся массивный серебряный азалон [71] с крупными — серебряными же — весами. Стоимость изделия лучше не предполагать. Священник худ, на подбородке жиденькая короткая бородка, лицо — сплошная морщина. Он тощий, двуцветная красно-синяя ряса — синий верх, красный низ — куда симпатичнее смотрелась бы на пугале, чем на нем. Стэр Босмо нервно теребит браслет, поглаживая пальцами миниатюрные весы.

— А также бела Пиалона Фаронай, моя жена, и бела Хила Рол, заправляющая городской столовой, главная кормилица города.

— Привет, мальчики, — кокетливо помахали нам дамы. При этом бел Бурдор протестующе пошевелил усами, явно не одобряя подобные вольности.

Жена мэра под стать мужу — круглая словно шар, с редкими жирными волосами, голосом как у курящего мужчины с тридцатилетним стажем и темными выделяющимися усами. Ее присутствие здесь понятно — куда ж она без своего супруга, а он, поди, перепоручает ей какую-нибудь бумажную работу, отчего жена и в курсе всех дел. Та, которая Хила — миловидная женщина лет тридцати пяти, не как Пиалона, но и не худышка; скорее, в теле. И можно даже сбавить возраст, если бы не морщины вокруг глаз, выдающие ее с потрохами. В отличие от жены ее присутствие — загадка. Здесь? С мэром, констеблем, священником, алеминатом [72]? Что я упустил? Обязательно выясню.

С этими людьми нам предстоит работать. Я постарался рассмотреть их всех как можно тщательнее, чтобы запомнить. Пришлось как-то связать внешность, имя и занимаемую должность. Вряд ли на свете много людей, способных за раз запомнить больше, чем три-четыре имени. Само собой понятливые люди не обижаются, если в разговоре их имя нарочито опускается или когда их просят представиться повторно. Но у меня бзик. За много лет бзик вырос в способность примечать невзрачные мелочи.

Пора брать слово. Я встал:

— Еще раз добрый вечер, почтеннейшие. Меня зовут Трэго, выпускник Академии Танцующей Зиалы, факультет Лепирио. — Смешение на лицах. Логично — сейчас не всем из крупных городов-то известно о сформировавшемся новом факультете, чего ж ожидать от здешних? — Если коротко, то это факультет, специализирующийся на всем, но не столь углубленно. Кхм… А это, — я на миг посмотрел на Макса и снова повернулся к «зрителям», — мой… Компаньон. Зовите его Библиотекарем. Мы, собственно говоря, займемся насущным вопросом и попытаемся решить проблему, не дающую покоя вашему городу. Сначала…

Меня перебили.

— Попытаетесь или решите? — не глядя на нас, будто обращаясь в пустоту, спросил констебль. Тонкие губы поджаты, отчего создалось впечатление, что у него вообще на месте рта одна морщина.

— А для этого, бел Флайс, мне нужны сведения, любая информация по делу. Мы собираемся действовать быстро и надолго не задерживаться.

— Главное не спешить, а то промахнетесь где, — пророкотал Котри Бурдор, одергивая камзол.

— Не промахнемся! — беспечно бросил Макс.

Я откашлялся, привлек внимание и продолжил:

— Почему попытаемся? Результаты предыдущих расследований не слишком показательны и красноречивы одновременно. С громкими заявлениями лучше не спешить.

— Вы уже поспешили, обестившись сделать все быстро, — вкрутил бел Флайс, едко, жестко, точно завернул в голову шуруп. По-другому и не сказать.

Доркисс! Зачем он цепляется к словам?

— Бел Флайс, я предпочитаю подходить к делу с энтузиазмом, нежели понуро и склоня голову. Нами было изучено дело, выданное в департаменте. Также получена вводная, однако это лишь рекомендации и следовать им совсем не обязательно. Вместо этого предлагаю скоординировать наши действия, работать сообща и делиться информацией. Для максимально эффекта предлагаю устраивать ежедневные собрания. В крайнем случае — через день.

Собравшиеся слушают внимательно, их лица сосредоточены, и лишь змееподобный констебль позволил себе ехидную улыбку. Я решил перейти в наступление. Если не сейчас, то никогда.

— Вам есть что добавить или возразить, бел Флайс? — со всей любезностью в голосе спросил я.

— Мне? С чего вы решили? — с таким же напускным удивлением спросил он.

— Я понял это по вашему выражению лица, — приторная улыбка.

— О, отнюдь, бел маг, отнюдь.

— Вот и отлично. Что ж, бел Фаронай? — я выжидательно посмотрел на мэра и приземлился обратно на стул.

— Да, да. Хм… Откуда бы подступиться…

Вмешалась его жена.

— Вот с приезда этих гадов и начинай, нечего мяться!

И как от ее голоса еще не начали дребезжать окна… Ливон что-то пропыхтел, достал платок и утер лоб.

— Значит, три года назад и началась наша беда. Люди стали пропадать! Сперва один, через месяц другой. Ну, думаем, ушел кто, пусть его. Или по пьяни забрел куда. Мало ли случаев… Так и не вернулись. Потом и понеслось — редко когда пару месяцев проживешь спокойно, без пропаж. — И без того красное лицо мэра стало пунцовым, маленькие глазки заслезились, одышка все не кончается — рассказ мэра сопровождается активной жестикуляцией.

— Так уж пропали? — поинтересовался Макс. — Ни трупов, ни следов, ни крови?

— Ничего! — хлопнул себя по колену глава алемина. — Будто засунули в мешок и утащили! Сами искали, ребятишек, что пошустрее, отсылали, покуда двое из них не пропали как и предыдущие.

— Пф-ф, кто бы сомневался. Это надо было додуматься — отсылать молодых, когда люди вдвое старше их исчезали, — сверкнул кривой улыбочкой констебль. Он произносит фразы особенно гадко, как будто нехотя вытягивает их из себя. — Вы бы еще решили, что их украли или убили. Нет, я-то не спорю, в живых они сейчас вряд ли расхаживают, но кто убийца…

— Землепашец поганый!

— Фрил.

Это одновременно выкрикнули жена мэра и заведующая столовой. Последняя, следует заметить, ограничилась просто именем, без последующих эпитетов. Чего не сказать о беле Пиалоне Фаронай — та в довесок от всего сердца отматерила неизвестного землепашца. Дорогу он ей что ли перебежал? Бедняга-супруг стал похож на человека со свеклой вместо головы.

— Вы погодите! — громогласно сказал Бурдор, дергая верхней губой. При этом усы мало что не залезли в ноздри. — Человека оклеветали, а доказать до сих пор ничего не доказали. А у бела констебля и вовсе мнение другое.

Я воззрился на Флайса. Как-то все у нас выходит больно комкано, а так хорошо и внятно начали. Конструктивная беседа превратилась в настоящий балаган.

— Имеется, белы прибывшие. Только мне не очень понятно, почему вы не озаботились вести записи? Несерьезно.

— А у нас память хорошая, — с вызовом ответил Макс. Любой мог невооруженным взглядом заметить, что мой компаньон невзлюбил констебля с первой минуты. Я, наверное, создал такое же впечатление, но не столь открыто. — Надеюсь, что умение изъясняться и не отходить в сторону от беседы у вас на том же уровне.

— Ах, ну не стоит переживать. При всем моем уважении к белам коллегам, я готов озвучить еще одну версию.

— Для начала хотелось бы услышать первую, со всей прилагающейся аргументацией, — все так же дерзко высказал свое желание Макс.

— Для начала было бы неплохо, если бы вы выслушали меня до конца, молодой человек!

Я посмотрел на мэра, ища поддержки. Мой расчет, что бел Фаронай как-то пресечет заносчивого констебля ну или одернет его не оправдался. Он лишь опустил взор, что-то выковыривая из-под ногтя. Бел Флайс возобновил речь:

— Дело в том, что есть у нас на том конце города один очень интересный субъект. Он маг. Или колдун, не суть…

— Проклятый грешник и убийца! — вторгся в разговор священник. Глаза вылезли из орбит не то со страху, не то от ненависти.

— Допустим. Предыдущий следователь был уверен, что этот самый проклятый грешник и убийца, как изволил выразиться бел священник, является магом крови. А много ли надо для овладения могуществом? Пара-тройка трупов. А этому чокнутому неизвестно что пришло в голову под старость лет. Слышал я и о бессмертии, что дарует кровь жертв. Не исключено, правильно?

— Оно, конечно, не исключено, — ответил я, удивляясь осведомленности Флайса. — В таком случае, почему его не поймали с поличным? Куда смотрели предыдущие следователи, и давали ли вы показания?

— Оба следователя сгинули.

— Следы заметает, проклятая сущность! — провизжал священник, нервно звеня браслетом. — Порешил всех и все!

— Но не пойман — не вор, — веско заметил Макс. — Доказательств, я так понимаю, нет?

— В этом вся загвоздка, — разочарованно сообщил констебль. — При ином варианте не сидеть ему у себя дома и не высматривать очередную цель для своих планов.

— А что стало с теми людьми, которые вели дело до нас? — спросил я.

— Да попропадали! Хлоп, и прощай! — в сердцах возопил Котри Бурдор.

— Вот и думайте, белы гости, — удовлетворенно заключил бел Флайс. — И я не один при такой версии, не правда ли? — последнее предложение он произнес громче, обращаясь к стэру Босмо. Тот поспешно закивал, соглашаясь. У бедняги чуть голова не оторвалась от усердия.

— А-а-ах, брехня все это! — махнул рукой алеминат, за что и заслужил презрительные взгляды от констебля и подобострастного священника.

— Хорошо, а что с первой версией? — строго спросил я, рассчитывая, что мой тон придаст ситуации хоть какую-то официальность, принуждающую к дисциплине и организованности.

— Печально все. И ужасно! Есть у нас один приехавший, третий год тут живет. Фрил. — От волнения мэр понизил голос. Несчастный, не успевает пропитывать потный лоб. — Ровно через неделю, как он со своим братом приехал не пойми откуда, безобразие все и началось.

Макс чуть было не подпрыгнул.

— Какая связь? — вопрос прозвучал нервно, словно он несколько раз до этого интересовался, но никто не ответил.

— Такая! — рявкнул бел Бурдор. — Он и убивает всех. Да закапывает! Отроду ни у кого не было урожаев таких, как у этих чудных братьев!

— Трупами-то землю эх хорошо удобрять, — сказала бела Фаронай.

— Боже, страсти какие, — проговорил Макс. Фраза его никак не вязалась с внешним видом — спокойный, бесстрастный, в глазах кроме интереса можно заметить разве что голод.

— Не страсти это, а как есть, так и говорим, — ответил глава алемина. При этом от меня не укрылась скептическая ухмылка констебля, промелькнувшая как вспышка. Он что-то пробубнил священнику, пряча глумливую улыбку. — Сами подумайте! Заявляешься ты к человеку, хочешь расспросить о том да о сем, а он тебя…

Побледневшая Хила охнула, прикрыв рот ладошкой.

— Что? — нетерпеливо спросил Библиотекарь.

— Рот раскрывает и говорит: труп, смерть, убил, убью, мразь, могила… — зашелся Котри Бурдор в духе верующего фанатика, но вмешался мэр:

— И все в таком роде. Ну как на него не подумать? Ходит себе, ходит, ни с кем не разговаривает, все за него этот… Как его, брат-то…

— Селенаб, — подсказала Хила.

— Да, Селенаб. Он все за него говорит, словно Фрилу язык отрубили. А сам ух! Весь из себя такой здоровый, этот Фрил, нелюдимый! На всех волком смотрит. Я от него и слова-то не слыхал.

— Кто бы слышал!

— Правильно, бел Бурдор. Правда, практика показывает, что кое-какие слова у него есть, но… Мы снова встречаемся с проблемой — ни доказательств, ни свидетелей. Ноль!

— Помните, Кестину в морду зарядил на празднике Долгосвета! Несколько безобидных вопросов, а поплатился… — подала голос Пиалона.

— Ага, все твердил: убью, убью, убью! — глава администрации раскраснелся не хуже мэра. Усы взлохматились, стали похожими на старый кустарник после урагана.

— А в итоге? — с интересом спросил я.

— В итоге Кестин и пропал! — ответила Хила.

— Я так понимаю, — осторожно проговорил я, — что некий Кестин — один из сыщиков?

— Какова прозорливость! — желчно произнес Флайс.

— Это ли не доказательство его причастности? — задал вопрос Макс. — Свидетелей надо убирать, все правильно. Чего ж вы медлили?

— Кто бы доказал! — вскричал мэр.

— Сами же сказали! — возразил Библиотекарь.

— Да что там, — вздохнул бел Бурдор. — Это видели-то полтора человека. И то пьяных.

— Ну а проследить за ним? Или, я не знаю, поместить его в камеру на месяцок? — продолжал возмущаться мой компаньон.

— Сажать нет оснований. Брат у него хваткий, деловой, — констатировал мэр. — Чуть что — враз в Торпуаль побежит. А то и в сам Энкс-Немаро. Родня у него там что ли какая? От кого-то я слышал, мол, дядя в департаменте народном сидит… Но то ж слухи.

— Ситуация… — озадаченно пробормотал я. — Ни то, ни это. Есть ли что добавить вам или вашим коллегам, бел Фаронай?

Мэр выдержал паузу, оглядел всех и, не дождавшись никакой реакции, заключил:

— Нет, бел Ленсли. Вы услышали все, что у нас есть. Не смеем вас задерживать, тем более что вы после дороги. Отдыхайте.

— Хорошо. В таком случае завтра мы поговорим с жителями и, думаю, навестим братьев. А пока что предметно поддержать разговор нам не удастся.

— Как вам будет угодно, почтенные белы.

— Ах, да, бел Фаронай. Забыл вручить вам ваш экземпляр моего командировочного листа.

— Ну что вы… — засмущался мэр.

— Для отчета. Формальности формальностями, а работа есть работа. Вот тут мне поставьте пометку. И дату… Спасибо.

— Давайте я вас провожу до дверей.

— Значит, покормят, да?! — заливался Макс. Он рвал и метал. — Прием устроят, да?! Да я сейчас если женушку мэра сожру, все равно не смогу насытиться!

— Угомонись ты! Ну с кем не бывает?

— Придурок! И ведь расспрашивал специально так долго, чтобы помучить меня!

— Сдался ты мне! Кто ж знал, что они такие негостеприимные?!

— Мне кажется, хорошие люди иссякают за воротами Энкс-Немаро, — обреченно проговорил мой теперь уже голодный спутник.

Стоило отойти подальше от ратуши, чтобы его крики, не дай Сиолирий, достигли бы ушей алемина, Библиотекарь обрушился на меня ураганом негодования.

— Неправда. Хорошие же люди! И вообще, мог бы намекнуть, что торопишься поужинать или не прочь угоститься! — укорил я его. — А то когда не надо ты на язык острый, как бритва.

— Вот еще! Что-то я к людям, так или иначе связанным с едой, стал относиться не очень.

— Как ты достал! Вечно что ли припоминать будешь?!

Без сомнения это самый занудный и злопамятный человек из всех, которых я когда-либо знал.

— Давай хоть зарулим в столовку, коль уж мимо проходим, — предложил Макс. — Кашеварка хоть и не там, а народ, вон, есть.

Причин в отказе не было. Как и терпения.

Полутора часами позже мы сидели за столом около окна и играли во флембы. На самом деле я не собирался покупать их, но перед самым отъездом все-таки решился. И не зря. Чутье не подвело — оно втайне от меня предположило, что настанет такой вот вечер, когда и делать нечего, и спать еще не хочется. Кто знал, что он наступит в первые же сутки. Не напрасно я понадеялся на способность Библиотекаря быстро обучиться игре — он далеко не дурак.

— На шахматы похоже. Только там фигуры не двигаются, а поле неказисто и не имеет никакой ландшафтной принадлежности — только черные и белые клетки. И куда меньше наименований. А тут попробуй упомнить всех этих драконов, горгулий, кракенов, василисков, арахнов, доркиссов… У-у-у-у, голова кругом. А еще и каждый из них крутой, но на определенной местности… Кто-то может работать с кем-то в паре и атакует сообща. Кошмар какой-то. Состаришься, пока вникнешь во все, — сетовал он, попивая горячий травяной чай. Его мы нашли замотанным в кусок ткани, что лежал на полке в сенях. Заплесневеть он не успел — редкая удача, но он был молодым.

— Ничего, научишься. А тепло в комнате, да?

— Ты напрашиваешься на похвалу? — глумливо спросил Макс. — Знай, что можно было бы закрыть окно более аккуратно!

— Но это не мешает тебе сидеть на своей чужемировой заднице и ничего не предпринимать, чтобы улучшить ситуацию!

— Не болтай давай! Твой ход.

Вообще зря я так про скучный вечер. Да, делать ровным счетом нечего, но романтику обязательно бы понравилось. В какой-то степени мой компаньон чем-то похож на него, что можно легко прочитать на его блаженном лице. Нас разделяют две вещи: игральная доска, бугристая от возвышающихся гор, разноцветная, в зависимости от локации; и свеча, унылая и тусклая. Света она дает ровно столько, сколько требуется, чтобы увидеть мир на два шага окрест. А вот за пределами игрового поля царство света заканчивается, власть перехватывает густая деревенская мгла. Множество теней гуляют по лицу Макса, а в глазах отражается язычок пламени, отчего кажется, что его очи — два далеких-далеких огонька, призывающих путника поближе к себе. В дополнении к этому небольшая щетина и жесткое лицо делают его несколько… Страшным, пусть будет так, хотя оно не отражает и двадцати процентов его вида. Стрекочут кузнечики, в сарае соседнего дома суетливо копошатся землежоры, хрустя камнями.

— Зачем? — поинтересовался Макс. Я привык к его вопросам. По сути, это хорошо: нельзя же упрекнуть человека в том, что он старается познать мир и узнать о нем все, что только можно. Тем более если лояльный и терпеливый источник ответов позволяет. А еще это спасает от скуки и необходимости подбирать тему для разговора — с этим вопрошайкой болтать будешь до онемения.

— Землежоры на то и названы землежорами, что не представляют своей жизни без куска отменного грунта или чернозема. В сараях по ночам на них находит тоска, потому им подкидывают камни. Вот они и мусолят их всю ночь.

— Что-то типа жвачки?

— Да, как жевательные конфеты.

Раздался раскат грома. Зашумел ветер. Но не обычный, а несущий в себе весть о скором дожде. Вне городской суеты и возни в дуновении ветра можно уловить бьющиеся о землю или листву капли. Натужно заскрипели ставни, зашумела высокая трава под окном, вздохнула потревоженная крыша.

— Сейчас ливанет, — констатировал Библиотекарь, неуверенно делая ход. Видать, тоже различает по звуку приближение дождя.

— Ну, что скажешь, компаньон? Какие мысли?

— Да дерьмово! Завтра опять угваздаюсь как свинья! Одежды и так нет никакой, так еще тут, блин, скачи словно балерина через лужи! Плащ бы где раздобыть, а то ходить в трех рубашках как-то не ахти…

— Вообще-то я не об этом. Мне интересно узнать твои мысли на предмет здешнего… Здешних деятелей.

— А-а-а, ты вон о чем. Ну, что могу сказать: дурдом какой-то! Колхоз он и есть колхоз. Пока можно выявить три вещи. Первая: большинство выдвигает версии, что во всем виноват землепашец. Вторая: змеевидный смазливый болван вместе со своей бородатой шестеркой грешат на полоумного старика, приспешника сатаны и мастера жертвоприношений с манией величия. И третья: эта Хила весьма недурна, несмотря на свой возраст!

— Ну ты даешь! Нашел на кого заглядываться! Ей же лет за тридцать пять! — возмутился я неожиданным вкусам собеседника. Может в его мире такое в порядке вещей, но я далек от этого.

— Ничего ты не понимаешь, дурак, и спорить с тобой бесполезно. И объяснять тебе чего-то. Молодой ты еще.

— Это верно. Если учесть, что я старше тебя, — с напущенным смущением проговорил я.

— Ну, дорогой мой, это талант! — громко рек Библиотекарь, покачивая головой. — Прожить-проучиться столько лет, но так и не поумнеть. Сам-то что думаешь, мудрый старче?

— В принципе я с тобой согласен. Меня смутило, что констебль со священником так яро пытаются перевести стрелки на мага, пока назовем его так. Как будто преследуют определенную цель.

— Может, он им мешает чем, вот и решили избавиться? — прищурился Макс.

— Не знаю… Тогда бы они могли убить его или на крайний случай подстроить несчастный случай. Здесь что-то другое, — отстраненно закончил я, успев улететь в небо загадок и предположений. Я надеялся поймать ответ за хвост, но ничего такого на горизонте не виднелось.

— А ты не думаешь, что они просто строят предположения, и их точка зрения банально не совпадает с мнением большинства?

Пошел обещанный дождь. Сильный, крупный; капли в рваном ритме забарабанили по тонкому стеклу. Я встал и подкинул в печку дров.

— Может и так. Вдруг они просто слишком эмоциональны. Ярость священника понятна — лонеты волшебников не любят. Они вообще магию не очень жалуют, особенно магию Крови…

— В любом случае, — тон Макса решителен и тверд, — нам не следует начинать все усложнять в самом начале. Сейчас настроем этажи предположений и догадок, а потом сами в них и заплутаем. Давай будем разбираться по ходу. Насчет разборок — каковы наши планы на завтрашний день?

Я отхлебнул чай. Надо поменьше болтать, а то остывает.

— Предлагаю навестить загадочных братьев и хорошенько все разузнать. Но сначала необходимо поговорить с жителями.

— Что-то нет у меня желания идти с ними на контакт, но, как говорится, назвался клизмой, полезай в… — поморщился Библиотекарь.

— А что делать? Мне тоже удовольствия мало. Ну а потом, если получится, было бы неплохо повидаться со стариком. В нашем положении нельзя противиться ничему, ведь каждый человек — зацепка.

— Да уж, — пробормотал Макс, — небогато.

— Это все, чем мы располагаем, сам понимаешь, — парировал я. — Давай хотя бы с этого начнем.

— Ты прав. Морды воротить будем потом. Пожалуй, пора на боковую. А то и погода вон… — Библиотекарь широко зевнул, — ко сну тянет.

Он посмотрел в окно. Я тоже, но из-за горящей свечи ничего нельзя различить — одни собственные лица, кажущиеся восковыми.

— А знатно тебя обхитрил наставник, — ни с того ни с сего сказал иномирец. — А ты и рад повестись.

— Конечно рад! Если бы не тот случай, кем бы я сейчас был?

— Кем-нибудь посерьезнее, — проговорил Библиотекарь. — Надо спать. Дождись, дойду до кровати…

Какой же упертый непоколебимый проныра. Знает мои способности, в подробностях видел, что я умею, и не взирая на это все равно не желает признавать меня магом. Точнее, он признает, но делает это с такой насмешкой, как будто это что-то постыдное. Притом, что «постыдность» не единожды спасла ему жизнь.

— Ага, выключай, — повозившись, сообщил Макс.

Я залпом допил неприятный, чуть теплый чай и дунул на свечку, не отрываясь от окна. Свет погас. И я увидел: у самой калитки стоит темный силуэт. Из-за светового занавеса, созданного свечкой, снаружи ничего и никого нельзя разглядеть, зато нас — как на ладони. И глаза не обманывают: вот она фигура, замотанная во все черное, руки сложены на груди. Интуиция никогда меня не подводила и сейчас она подсказывает, что это женщина. Неожиданно все мои внутренности резко опустились вниз как при длительном приземлении после высокого прыжка — она смотрит на меня. Это ощущается так же четко, как и запах, идущий от потушенной свечи. А потом стало понятно. Мы смотрим в глаза друг другу. Безусловно, на таком расстоянии и при дожде ничего нельзя понять и рассмотреть, но практически любой человек владеет этим чувством. И оно меня не подводит. Дернувшись, фигура обернулась и быстро удалилась вглубь городка, сразу же растворившись в сумерках.

Блестяще.

— Что? — сонно спросил Макс.

Кажется, я произнес это вслух.

— Да… Кто-то за нами наблюдал, — как уж тут скрыть беспокойство в голосе. — Кто-то в черном стоял у калитки и не то подслушивал, не то смотрел, чем мы занимаемся. Или что-то…

Макс резко сел.

— Э, вот еще! — протестующе замахал он руками. — Никаких «что-то в черном» мне не надо. Блин, не мог подождать до утра с такими новостями? Эгоист.

— Да успокойся ты! Человек это был, человек! Иначе я бы почувствовал, — успокоил его я, хоть это и ложь чистой воды. Нет, теоретически я могу обнаружить иную сущность, но только если буду делать это целенаправленно. Однако Библиотекарю об этом знать не обязательно.

— А может, тебе показалось? Игра теней, например, или блики после тусклого света? — с надеждой спросил он.

— Нет, — отрезал я.

— Ну хорошо, — расслабившись, пробормотал он. — Пускай наблюдает, лишь бы спать не мешал. Ла. Ло.

И лег обратно, укутавшись в шерстяное одеяло. Я решил последовать его примеру и прошел к своей кровати, стоящей позади Максовой вдоль стены. Поначалу я хотел было лечь спиной к окну, но передумал. Мало ли…

В ночи слышались жучки, ползущие по стенам, завывания ветра и булькающие звуки падающих в глубокие лужи капель. К барабанящему дождю я привык и не замечал его, как привыкаешь к любому монотонному и однообразному звуку. Находясь на самом пороге сна, я расслышал Максово:

— А то это что-то черное красным станет…