Глава 12

Несмотря на предложение адвоката подавать апелляцию, Митяй и его родственники отказались это делать. Через десять дней после приговора суда, автозак с осуждённым направился в город Берёзовск. Дорога была не длинная, несколько часов езды, но очень сильно разбитая, с многочисленными крутыми поворотами. Временами асфальтовый участок дороги сменялся грунтовым, и автозак, при этом, резко сбавлял скорость. Душный, затемнённый, с одним небольшим зарешечённым окошком фургон бросало из стороны в сторону. Митяй сначала, молча, сидел на продольной скамейке, держась за её края, а его спутник, который этапировался в ту же тюрьму в Берёзовск, каждый резкий поворот автомобиля или скачок фургона сопровождал крепким матом. Потом и Митяй не выдержал прелестей ралли в закрытой коробке и стал стучать в перегородку, отделяющую отсек для осуждённых от каморки сопровождающей их охраны.

– Да, сколько же можно издеваться над людьми? – закричал он.

– Это, над какими же людьми? – раздалось оттуда.

– Над честными людьми, сволочи.

– Покачайся немного, ты – честный человек, а то ещё не скоро придётся испытать такое удовольствие, – не реагируя на злобный крик Митяя, спокойно ответил один из конвоиров.

– Не мельтешись ты, кореш, они тебя не поймут, – остановил Митяя напарник, – даже, если свой калган о стенку расколотишь.

Митяй послушно сел на скамейку, вцепившись в её скользкие края.

– Дуда я, Андрюхой зовут, – протянув руку, представился сосед. – А у тебя какая кликуха?

С некоторой ленцой подал руку и Митяй.

– А я – Митяй, Дмитрий, то есть.

Оба помолчали.

– Сколько тебе? – снова начал разговор Дуда.

– Восемнадцать, а тебе? – ответил Митяй.

– Я спрашиваю, сколько тебе впаяли?

– А-а-а. Сколько впаяли – все мои.

– Выпендриваешься, кореш? А зря.

– Полторашка за мной.

И снова затишье. Машина выехала на ровную, асфальтированную дорогу. Трясти и бросать стало меньше.

– А что за тобой? – как бы, продолжая разговор, спросил Дуда.

– Кража, наркотики.

– Это тебе ещё подфартило.

– Так подфартило, что радости – аж, полные штаны.

– Не дрейфь, кореш, и на киче люди живут, – Дуда подвинулся ближе к Митяю, – вот я возвращаюсь на свои нары.

– Как, это?

– Оттрубил я в Берёзовском особняке два года из пяти. Тоже – калики-моргалики и ещё разная дребедень. Уже привык, и жалоб не было, Потихоньку стал подсчитывать, сколько же ещё тянуть осталось? А тут приходит на меня ксива. Открылись новые обстоятельства – кто-то телегу накатал. Ну, вывезли меня на новое судилище, намотали ещё два года. Так, что теперь возвращаюсь обратно. Как будто, и не было этих прошедших лет. Было пять, пять и осталось. А я не хнычу и не унываю. Вот такая моя планида, как говорит один наш грамотей.

– Что, такая твоя?

– Планида, говорю, судьба, значит. И ты живи и радуйся, кайф лови от любого момента. Вот сейчас ты глотку драл, нервы трепал. А что толку? Что-нибудь изменилось? Нет.

– А что это у тебя за фамилия такая, Дуда?

– Это не фамилия. Кликуха такая. Там же, в академии мне её и дали. Первые дни, как только я оказался на юрцах, тоска меня заедала, ну я по ночам и стал ныть, рычать, скулить. А сосед, который был подо мной, всё время говорил: «Хватит дудеть, уж рыло воротит от твоей дуды». Вот так и пристала ко мне кличка «Дуда». А фамилия моя трудно запоминающаяся, редкая, можно сказать, – Иванов.

Снова загремела старенькая обшивка саркофага – автозак выехал на грунтовую дорогу. Говорить стало труднее, надо было держаться, чтобы не отлететь к противоположной стенке.

Через некоторое время – снова затишье, и Андрей Иванов продолжал:

– Вот со мной в камере, ну тот, который на юрцах подо мной чалит срок – пятнадцать ему дали – а он ещё говорит, что подфартило ему. По мокрому делу он. Могли вышку дать, да судья жалостливый попался. Всё время Лютик, такая кликуха у этого бешеного, вспоминает свои последние похождения, говорит, что сорвалось такое дело, о котором мог бы весь мир узнать, а он сам прославился бы на века. Когда мы начинаем посмеиваться над его бредовыми байками, он, как тигр, бросается на каждого и готов глотку грызть. Мы его так и зовём – бешеный Лютик.

– А что же это за бредовые байки? – немного успокоившись, но вяло прислушиваясь к рассказу Дуды, спросил Митяй.

– Да он и сам не знает, путает всё время— какие-то посторонние мысли, управление ими, гипноз, или что-то вроде этого. Не смогли мы у него точно узнать, за что же он человека замочил? Говорит, будто бы тот помешал ему стать главарём всех паханов. Больше ничего не рассказал. Однако крепко засела ему в башку эта хрень, говорит: «Отмотаю свой срок и найду того, кто будет мне прислуживать». Одно похоже на правду – у него есть способности гипнотизёра. Иногда травим баланду, каждый своё гонит, а тут бешеный вставит одно-два слова, и все начинают думать так, как он сказал. В камере он у нас за пахана, никто не хочет с ним связываться. Даже легавые его побаиваются.

Митяю было интересно слушать рассказ бывалого, но он не показывал виду, держал себя отчуждённо и вопросы задавал только для того, чтобы поддержать разговор и каким-то образом отвлечься от этой изнурительной дороги.

– А ты опять попадёшь в ту же камеру? – спросил он.

– Куда притаранят, там и буду. Ну, мы с тобой теперь кореша, будем поддерживать там связь. Если обидят, говори – выручу. В крайнем случае, привлечём и бешеного, он своих в беде не оставит.

– Ладно, скажу,– промямлил Митяй последние слова и закрыл глаза

Загрузка...