Ребекка с фермы «Солнечный ручей»

Глава XI. «Смешение сил»

Для Ребекки посещение Миллтауна стало бы пределом мечтаний, если бы недавно прочитанные книги не внушили ей, что Рим и Венеция имеют некоторые преимущества перед Миллтауном. Но пусть скромная прелесть Миллтауна и меркла перед величавой красотой итальянских метрополий, — все равно пылкое воображение нашей героини не переставало живописать предстоящую поездку.

Конечно, впоследствии, когда душе станет тесно в кварталах Миллтауна, она возмечтает о Портленде, который, благодаря своим островам, бухте и двум выдающимся памятникам архитектуры, несомненно, превосходит Миллтаун. Но все же Портленд снискал себе видное место во вселенной, скорее, благодаря невероятной торговой и деловой активности, а не тому, что могло бы взволновать человеческое воображение.

Невозможно представить себе, чтобы две девочки за один день столько увидели, сделали, выспросили, узнали, проговорили, съели, выпили и прошагали, сколько Ребекка и Эмма Джейн в ту достопамятную среду.

— Еще никогда я не путешествовала в такой замечательной компании, — говорила вечером мужу миссис Коб. — Я ни единой минутки не скучала! Какие у Ребекки чудесные манеры! Она ничего не выпрашивает, за все благодарит. А ты видел, какое у нее было лицо тогда, в палатке, где представляли «Хижину дяди Тома»? А потом, когда ели мороженое и она сравнивала книгу и спектакль! Право, мы от самой Харриет такого не услышали бы.

— Я же тебе говорил! — с гордостью восклицал мистер Коб, торжествуя, что матушка оценила его вкус. — Не знаю, как все повернется, но, мне кажется, она может кем-то стать — певицей, писательницей или врачом, как мисс Паркс из Корниша.

— Врачи обычно домоседы, — отвечала миссис Коб, которая, надо признать, была сведуща в истории медицины.

— Ну, разве про мисс Паркс можно сказать, что она домоседка? Она исколесила все Штаты.

— Нет, я никак не представляю себе, чтобы Ребекка стала врачом. Заметил, как она говорит? Она, может, будет разъезжать с лекциями, или читать со сцены стихи и прозу, или произносить здравицы на разных торжествах, как сегодня этот симпатичный краснобай на ужине по случаю жатвы.

— Зачем ей читать чужое? Она сама напишет и стихи, и прозу! — с уверенностью сказал мистер Коб. — Она сочиняет быстрее, чем другие читают.

— Вот только жаль, — вздохнула миссис Коб, задувая свечку на столе, — что внешностью она не взяла.

— С чего это ты взяла, что она не взяла? — изумился Джеремия Коб. — А глаза, а волосы, а улыбка? Алису Робинсон все считают самым красивым ребенком на побережье. А тут я их встретил вместе с Ребеккой и еще поспорил бы, кто красивее. Пусть бы Миранда почаще ее отпускала к нам. Ее ведь тоже можно понять. Тридцать лет она не слышала детских голосов в доме, а тут… нам-то с тобой только радость приглашать к себе ребятишек.

Вопреки восторженным прогнозам мистера и миссис Коб, Ребекке в ту пору плохо давались школьные сочинения. Мисс Дирборн предлагала множество тем, из которых каждый ученик выбирал одну или две. Вот кое-что из списка учительницы: «Авраам Линкольн», «Пейзаж с облаками», «За что мы любим природу», «Что значит быть филантропом», «Рабство», «Дурные пристрастия», «Радость и долг», «Одиночество». Ребекка пробовала писать на каждую из этих тем, но ни с одной не могла справиться хотя бы посредственно.

— Ребекка, пиши так, как ты обычно рассуждаешь! — старалась помочь ей бедняжка мисс Дирборн, знавшая, между прочим, про себя, что тоже не обладает талантом писать сочинения.

— Прошу прощения, мисс Дирборн! Но я ведь не говорю о рабах и филантропах. А если я не говорю про это, то тем более не смогу и написать.

— Сочинения существуют для того, — неуверенно доказывала мисс Дирборн, — чтобы заставить нас задуматься о каком-то предмете. Ты в своем сочинении об одиночестве не написала ничего интересного, а надо, чтобы обычное и повседневное в твоей жизни могло заинтересовать других. У тебя слишком часто повторяется местоимение «я». А давай попробуем заменить первое лицо вторым. «Ты открываешь любимую книгу» или: «В одиночестве тебя чаще посещают хорошие мысли».

— На этой неделе у меня не получилось про одиночество, а на прошлой — про долг и радость, — жалобно пробормотала Ребекка.

— В том так называемом сочинении про долг ты старалась показать свое чувство юмора, но получилось неудачно, — с иронией заметила мисс Дирборн.

— Я же не знала, что вы нас попросите читать вслух, — Ребекка говорила смущенно и как будто силилась что-то припомнить.

«Радость и долг» — это была тема для сочинения-экспромта. Старшим ученикам предлагалось написать его за пять минут.

Ребекка мучилась, билась, потела — и все напрасно. Когда подошла ее очередь прочесть, ей пришлось признать, что у нее ничего не вышло.

— Ну, прочти хотя бы те две строчки, которые я вижу на твоей грифельной доске, — настаивала учительница.

— Лучше не надо, они неудачные, — взмолилась Ребекка.

— Читай что есть, хорошо это или плохо, много или мало. Я никому не делаю поблажки.

Ребекка поднялась из-за стола, превозмогая нервический смех, страх и чувство унижения, и тихим голосом пробормотала:

Голова Дика Картера скрылась под столом, а Ливинг Перкинс весь затрясся от смеха.

Мисс Дирборн тоже рассмеялась: она ведь сама не так давно вышла из детского возраста, и ей нравилось порой прибегать к юмору как воспитательному средству.

— Ты должна остаться после уроков, Ребекка, и написать что-нибудь другое. Твой поэтический образ не совсем удачен, потому что хорошая девочка должна уважать долг.

— Это не мой образ, просто, когда я написала первую строчку, вы уже стали поглядывать на колокольчик, и я поняла, что времени нет. И написала первое, что легло в рифму. Но это ведь легко изменить:

— Это уже лучше, — улыбнулась мисс Дирборн, — хотя не думаю, что слово «вдрызг» уместно в поэтическом тексте.

Выслушав совет мисс Дирборн заменить первое лицо вторым, отчего текст якобы становится «элегантнее», Ребекка старательно переписала свой этюд об одиночестве. И теперь сочинение выглядело так:

— Нет, это совершенно ужасно! — вздохнула Ребекка, прочитав свое сочинение. — Какая-то пародия на учебник грамматики. Как же это я могла такое написать: «тебе разговаривается»?

— Ты пишешь о каких-то странных вещах, — заметила мисс Дирборн. — Разве ты собираешь щепки?

— Да, на меня возложены некоторые домашние обязанности, и одна из них — собирать во дворе щепки. А вам не понравилось, что я называю ужин «вечерним угощением» и что я употребила слово «обделенная»?

— Нет, как раз это я оценила. Но котик, щепки, ведро — это как-то сюда не идет.

— Ну и хорошо! Вычеркнем все это, долой! А корову тоже?

— Да, мне не нравится корова в сочинении, — отчеканила требовательная мисс Дирборн.

Поездка в Миллтаун имела и некоторые неприятные последствия. Мать Минни Смелли сказала Миранде Сойер, что ей надо последить за Ребеккой, потому что девочка употребляет вульгарные просторечия, а порой даже и богохульствует. Они бегали с Эммой Джейн и Ливингом Перкинсом по дороге, вставали на четвереньки, и Ребекка при этом богохульствовала.

Ребекка, когда тетя Миранда предъявила ей обвинение, категорически все отвергала, и тетя Джейн склонна была ей верить.

— Ну напряги свою память, постарайся сообразить, что же они, Минни со своей мамашей, могли подглядеть и подслушать? — кротко наставляла тетя Джейн. — Не сердись, не упрямься, а сядь и подумай. Ты говорила, что вы как-то играли на дороге в охотников.

И тут Ребекку осенило.

— Ах, это вот что, наверно! Помните, все утро лил дождь и дорогу так затопило, что она была на вид как река. Мы с Ливингом и Эммой гуляли там, и я шла впереди. Вдруг я увидела, как поток воды свергается в канаву, и мне это сразу напомнило одно место из постановки «Хижины дяди Тома» в Миллтауне. Элиза бежала с ребенком на руках через Миссисипи по обломкам льда, и ее преследовали ищейки. Мы тогда смеялись, когда выходили из палатки, где шел спектакль. Потому что места в палатке было мало, и артистке приходилось бегать по кругу. Получалось, что сначала собака преследует артистку, а потом артистка бегает за собакой. И вот… Ливинг непременно подтвердит вам, что я говорю правду. Я сняла с себя дождевик и завернула в него учебники — это был младенец. А потом я закричала: «Храни меня мой Бог — река!» Такие слова говорила Элиза в пьесе. А потом я прыгала из лужи в лужу, а Эмма и Ливинг преследовали меня, как ищейки. Минни Смелли — она глупая. Она не понимает, что игра, а что происходит на самом деле. А Элиза совсем не богохульствовала в «Хижине». Это у нее было как молитва.

— Ну, когда про Бога орут посреди грязи, то это скорее богохульство, чем молитва, — заявила тетя Миранда. — Ты прямо рождена для всяких безобразий, как воробей для полета. Хоть бы кто-нибудь укоротил твой длинный язык!

— Я думаю, что язык надо укоротить прежде всего Минни Смелли, — проворчала Ребекка и стала накрывать стол к ужину.

— Просто не знаю, как быть с этим ребенком! — сказала Миранда, снимая очки и убирая заштопанный носок. — Как ты думаешь, Джейн, у нее с головой все в порядке?

— Конечно, она отличается от многих из нас, — подумав, ответила Джейн, и улыбка осветила ее милое, приветливое лицо. — А в какую сторону она отличается — в худшую или в лучшую — это станет ясно потом, когда она вырастет. Девочка справляется со всем, что мы ей поручаем, вот только мы с ней, похоже, никогда не справимся.

— Вздор и чепуха! — сказала в ответ Миранда. — Ты, может быть, и не справишься, но я… Еще не родился на земле ребенок, с которым я не справилась бы!

— Убеждена, что ты, пожалуй, справилась бы. Но лучше предоставь всему идти своим чередом, — с улыбкой проговорила Джейн.

За небольшой срок Джейн невероятно преуспела в умении высказывать и отстаивать собственное мнение.