Рэмбо 3

1

Хоть Рэмбо и обмотал голову полоской материи, пот заливал ему глаза. Носилки мешали смотреть под ноги. Он споткнулся о бревно, лежавшее поперек тропы, и с трудом поймал равновесие.

Муса оглянулся, нахмурился.

— Вперед, — сказал Рэмбо, — хлестни лошадь.

Ехавшая сзади Мишель с беспокойством заметила: — Ты ослаб от потери крови. Ты не спал и почти ничего не ел. Тебя ранили во время нападения на форт. Побереги себя. Ты можешь не выдержать.

— Выдержу сколько потребуется. — Рэмбо перехватил ручки носилок и заставил себя идти дальше.

— Ты же издеваешься над собой!

— Черт возьми, а что делать?

На носилках без сознания лежал Траутмэн. Когда носилки покачивались, голова полковника ударялась о края, и Рэмбо старался идти как можно плавнее.

— Давай привяжем носилки еще и к моей лошади.

— Нельзя. Мы и так рискуем. Вдруг лошади понесут?

— Натянем поводья.

— Это не поможет, — сказал Рэмбо. — К тому же, нам станет труднее обходить ямы и бревна. Мы будем двигаться еще медленнее.

Они достигли вершины холма. Пока они двигались на юг, в том направлении, куда ушел отряд Халида. Внимание Рэмбо привлекли следы подков на суглинистой почве склона. Следы тянулись с востока. Рэмбо догадался, что их оставлял отряд Мосаада. Теперь он точно знал место, где Мосаад сделал остановку, а потом повернул на Пакистан.

Разумеется, подумал Рэмбо, Пакистан.

Там безопасность.

Там окажут помощь Траутмэну.

Он еще решительнее зашагал за лошадью Мусы, шедшей впереди отряда. По мере того, как они спускались в предгорья, пулеметная стрельба становилась громче.

Как же они озлоблены, думал Рэмбо. Похоже, стреляют по всему, что им кажется подозрительным. Так скоро расстреляют весь боезапас.

Эта мысль вселяла надежду, которая тут же сменилась унынием, потому что разум подсказывал: да, враги озлоблены, но ведь они не кретины, и если они позволяют себе роскошь стрелять во что попало, значит в отсеках десантного вертолета много боеприпасов. Ракеты и реактивные снаряды обычно транспортируются снаружи, под крыльями. Пушки же и пулеметы заряжаются изнутри. Внезапно Рэмбо понял, что советские главным образом стреляли из пулеметов, а интенсивность обстрела говорила о том, что у них солидный боезапас. Тяжелое оружие они приберегали для более важных целей.

Но куда больше его беспокоила мысль, что вряд ли советские обнаружили столько подозрительных объектов.

Не может быть, чтобы они вели огонь по каждому мало-мальски пригодному укрытию. Если только…

Если только советские не хотят таким обстрелом посеять панику среди скрывавшихся в горах моджахедов.

Страх вынудил Рэмбо крепче сжать ручки носилок. Он ускорил шаги.

Рэмбо вспомнил один из способов охоты на фазанов или кроликов. Охотник поднимает шум и выгоняет жертву из укрытия.

А кролики-то сейчас мы. И делаем то, что хотят советские — убегаем.

Но только потому, что у нас нет выбора. Мы не могли оставаться в пещере. Нас бы там просто расстреляли с вертолетов.

А поэтому — вперед. Им не удастся нас обнаружить.

— Муса, прибавь шагу!

Деревья стали попадаться реже. Рэмбо вышел на заросшую травой поляну.

— Муса, мы не должны выходить на открытую местность! Надо обойти поляну за деревьями.

Рэмбо очень устал и страдал от боли, но темпа не сбавлял. Скоро мы выйдем на открытую местность и будем как на ладони, думал он.

В это проклятое мгновение он вспомнил еще один способ охоты на кроликов. Пока один охотник поднимает шум, заставляя жертву в страхе покинуть укрытие, второй прячется на другом конце поля и спокойно ждет свою жертву. Не мы ли эта жертва? Ведь мы не запутываем следы, а мчимся вперед, не разбирая дороги.

2

Полковник Зейсан стоял между БМП и скалой. Машину он покинул неохотно. Вентилятор едва работал, так как двигатель машины был выключен и аккумуляторы разряжались. Когда, наконец, воздух внутри стал спертым, а солнце раскалило БМП, пришлось подвергнуть себя риску. Вообще-то, риск был не очень велик. Находясь в этом месте, он не мог стать мишенью для снайпера. Однако он еще никогда не был так близко к линии огня и поэтому чувствовал себя неуютно.

Но он старался этого не показывать. Ни стоявший понуро рядом майор Азов, ни ждавший приказа прапорщик Кауров страха явно не испытывали. А командир должен служить примером для подчиненных.

Спокойно, приказал себе полковник. Я должен выглядеть спокойно и уверенно. Риск небольшой. И что только не сделаешь, чтобы смотаться из этой страны.

Колонна покинула форт под прикрытием бури, миновала перевал и достигла долины к югу от восточного хребта. Около полудня буря утихла, пыль осела. Показались покрытые снегом вершины гор.

В середине дня вертолеты начали атаку. Зейсан из укрытия прислушивался к реву моторов и стрельбе. Он улыбался. Моджахеды должны испугаться и поддаться панике — штурм организован что надо. Они решат, что у них нет иного выхода, свернут лагерь и перенесут его в другое, более безопасное с их точки зрения место.

Зейсан заулыбался еще шире. Если они побегут, расставленные в предгорьях посты заметят движение. Он прикажет вертолетам обстрелять их с воздуха и им придется повернуть в эту долину. Ну, а как только они выйдут на открытую местность, его колонна сравняет их с землей. Никаких пленных. Все до одного моджахеды должны умереть.

Если моджахеды решат пробираться на север, они наткнутся на другую засаду. Посты расставлены и там. Вертолеты загонят это стадо прямо под огонь второй колонны, которая быстренько с ними расправится.

Конечно же, было бы куда лучше, если бы честь перебить их выпала моей колонне. Однако, независимо от того, кому достанется слава, начальство будет мною довольно. Ведь план-то мой!

На какое-то мгновение ему даже захотелось, чтобы эта слава досталась не ему. В конце концов он уже привел сюда эту колонну, ну а для того, чтобы командовать сражением или хотя бы за ним наблюдать, нужно обладать изрядной силой духа. Ему ни к чему подобное испытание. Но командир обязан выполнить свой долг.

Итак, куда они повернут: на юг или на север? В каком секторе это произойдет? Бросить, что ли, монетку?

Следует учесть все. На воздух моджахеды не пойдут — оттуда ведется огонь. Значит, выход у них один: идти на запад, в сторону Пакистана. Но местные моджахеды очень упрямы и продолжают воевать. Уйти в Пакистан для них равнозначно отступлению, а моджахеды скорее предпочтут умереть, чем дезертировать.

Правда, моджахеды могут принять самое неожиданное решение. Если они пойдут на восток, для Зейсана будет труднее расставить им ловушки. Здешняя долина тянется с востока на запад. Окружающие ее с севера и с юга горы неприступны для БМП, часть перевалов контролироваться не будет, и они смогут выскользнуть.

Тут свое слово скажут тяжелые десантные вертолеты. Отличные ребята сконструировали эти машины! Такие громадины, а весят всего восемь тонн. И грузоподъемность их достаточна, чтобы перебросить по воздуху в эти восточные долины их колонну и отрезать путь моджахедам. Разумеется, если они выберут этот неожиданный путь отступления.

Нет, он не такой трус, как этот майор Азов. Тот бы попросту сбежал.

— Что так серьезны, майор? — повернулся Зейсан к Азову. — Мы, можно сказать, разбили врагов.

— Врагов! Чьих врагов?..

— Родины, конечно.

— Но ведь афганцы не нападали на нашу родину.

— Конечно, нет! Они же недоразвитые. А мы — великая держава! Они не такие идиоты, чтобы нападать на Советский Союз.

— Тогда зачем же мы напали на их страну, полковник?

— Вам это известно и не хуже меня. Афганистан граничит с Ираном. В Иране много нефти, а нефть нужна нашей родине.

— И из-за этого мы истребили миллион афганцев?

Ну, это не так уж и много.

— Конечно, если вы не один из них.

— Но вы-то, майор, советский человек, — Зейсан свирепо глянул на майора, потом обратился к Каурову. — Скоро у вас, прапорщик, будет возможность уничтожить еще больше врагов.

— Так точно, товарищ полковник, — решительно отозвался прапорщик. О таких как он говорят, что природа над ним долго не мудрила. — Я с нетерпением жду, когда мы с вами пойдем в бой.

Губы прапорщика растянулись в подобии улыбки. Но сквозь эту улыбку проглядывало… Презрение? Не может быть. Прапорщик был образцом учтивости и послушания. Но если это и было презрение, оно относилось к майору.

Полковник обернулся на чей-то голос.

— Полковник, вертолеты просят разрешения начать операцию по смене, — сказал офицер связи, показавшийся из люка танка.

— Разрешаю.

Согласно разработанному Зейсаном плану, вертолеты должны были вести непрерывный огонь. Но нужно пополнять запасы горючего. Зейсан хотел, чтобы огневая мощь не ослабевала, поэтому остановился на системе смен. Треть машин уходила на базу для заправки и пополнения боекомплекта. Когда машины снова возвращались на позиции, на базу уходила следующая смена и так далее. Это гарантировало Зейсану постоянное превосходство в силе огня.

Кажется, я продумал все до мелочей, — успокаивал он себя. — Теперь все решит время.

3

Рэмбо снова споткнулся и потерял равновесие. Чтобы не выронить носилки с Траутмэном, он упал на колени.

— Тебе надо отдохнуть, — сказала Мишель.

— Когда стемнеет. — Он с трудом разлепил пересохшие губы и посмотрел на заходившее солнце. Оно уже коснулось гор. Казалось, что это не солнце, а огромный заполненный кровью шар, готовый вот-вот лопнуть.

Ныли руки, натруженные носилками. Рэмбо выпрямил колени и потянулся, с ужасом прислушиваясь к похрустыванию суставов.

В предгорьях ревели вертолеты.

— Вперед!

Склон стал еще круче. Деревья попадались все реже. Слой почвы был тонок, сквозь него проступали камни. Рэмбо приблизился к гребню гряды, предупредив всех остальных, чтобы не высовывались из-за выступов скал. Увидел вертолеты, усеявшие в предгорьях все небо.

Они кружили, как стервятники, постепенно забираясь все выше в горы и поливая огнем все вокруг. На винтах вертолетов играли блики заходящего солнца. Оно постепенно садилось, и отблески гасли один за другим. Одна из машин выпустила ракету, тянувшую за собой дымящийся след. Она точно ножом срезала деревья на своем пути и взорвалась на краю обрыва.

Рэмбо показалось, что ракета угодила как раз туда, где находился их лагерь. Деревья охватило пламя, ярко расцветившее сгущавшиеся сумерки. Солнце уже закатилось, и на фоне закатного зарева было отчетливо видно, как из-под брюха одной из машин выползло желтое облачко. Ядовитый газ.

Рэмбо захлестнула ярость. Эти парни не брезгуют ничем, с горечью думал он.

Пламя бушевавшего в предгорье пожара разогнало сумерки. Вспышки взрывов напоминали огни фейерверка. Прожектора вертолетов тщательно обшаривали окрестности.

— Может, отдохнешь? — спросил Муса.

Рэмбо посмотрел туда, где все было залито светом прожекторов.

— Не сейчас. Вот одолеем тот склон… Муса что-то пробормотал.

— Что?

— Ты убьешь себя.

— Ну, что ж, если так надо…

Он увидел, что впереди, кроме редких деревьев, лишь валуны, снова споткнулся и остановился.

Руки тряслись. Он присел на край носилок и попытался распрямить спину. Мышцы пронзила резкая боль. Он сполз на землю.

Мишель спрыгнула с лошади и опустилась рядом.

— Позаботься о полковнике, — сказал Рэмбо.

— Но…

— Черт побери, позаботься о полковнике!

— Ну и упрямый же ты!.. — Она взяла свою сумку и захлопотала возле лежавшего на носилках Траутмэна.

Рэмбо хватал ртом воздух и пытался расслабиться. Его била дрожь. Рядом присела Мишель.

— Он все еще без сознания. Дышит нормально, но пульс слабый, — сказала она.

— Это плохо?

— Я боюсь за него. Возобновилось кровотечение.

— Черт!

— Его лихорадит. Надо бы дать ему немного воды.

Рэмбо подождал, когда пройдет головокружение и подошел к Траутмэну. Муса открыл флягу, поднес горлышко к губам полковника и влил ему в рот воды.

Даже в темноте Рэмбо увидел что почти вся вода вылилась обратно.

— Попробуй еще раз! Полковник, вы должны попить!.. Муса снова влил воды, но и она вылилась.

— Очнитесь, полковник! — сказал Рэмбо.

Полковник не отвечал.

— Очнитесь же!

Траутмэн шевельнулся и приподнял руку. Но она тут же упала на носилки.

— Вы слышите меня, полковник? Вы должны попить.

— Что? — голос Траутмэна был похож на шелест ветра в опавших листьях. — Что, Джон? Ему удалось сделать один глоток.

— Отлично, сэр. Еще немножко.

Траутмэн отпил еще немного.

— Мне снилось… Да, сэр?

— Что мы с тобой в Брэгге.

— Это не Форт Брэгг, сэр.

— Когда я впервые увидел тебя…

— Это когда вы начали тренировать меня? Я помню.

— Я ведь очень неодобрительно относился к тебе, помнишь?

— Нет, сэр, вы просто были строги со мной.

— Я не это имел в виду. Я… — Траутмэн закашлялся. — Я лепил тебя. Лепил безжалостно.

Рэмбо почувствовал внутри себя пустоту.

— Хватит, сэр. Вам надо отдохнуть.

— Прости меня, Джон.

Мишель смочила носовой платок, обтерла им лицо полковника и положила платок ему на лоб.

— Надо бы накормить и напоить лошадей, — произнес Муса.

— А тебе надо поспать, — сказала Мишель, обращаясь к Рэмбо.

— Потом.

— Нет, сейчас. — Мишель схватила его за руки. — У тебя ободраны ладони. Я продезинфицирую и перевяжу их. Выпей немного воды и съешь что-нибудь.

— Вряд ли я смогу.

— Бога ради, послушайся меня!

Рэмбо сделал глоток из фляги Мусы и отломил кусок сухого твердого хлеба. Темноту в предгорьях вспарывали лучи прожекторов. Казалось, они появляются из ниоткуда и исчезают в никуда. Это же «ниоткуда» выплевывало пулеметные очереди.

Он повернулся к мерцавшим в сумерках заснеженным пикам гор.

— Муса, когда мы перейдем через них?

— Завтра.

— Это трудно.

— Если Всевышний поможет, мы спустимся в долину на той стороне гор завтра днем.

— Днем?

— Ты хочешь выйти на рассвете?

— Опасность нужно видеть.

— Но нас за это время успеют расстрелять из пулеметов. Выходим ночью.

— Но тебе надо поспать, — настаивала Мишель. — Иначе ты просто свалишься.

— Если эти вертолеты найдут нас, я засну навсегда. Вы, впрочем, тоже. Выходим сейчас!

Рэмбо вглядывался в горы. Отряд Мосаада, конечно же, идет быстрее и наверняка уже ближе к вершине. Он знал, что они не будут делать привала. Но что с Рахимом и Халидом? Удалось ли им спрятаться?

Извиваясь, как змея, Халид пробирался вниз по темному склону мимо невидимых деревьев. Его отряд стоял выше, на лесистом плато, куда они вышли сразу после захода солнца. Справа, на западе, ревели вертолеты: он видел лучи их прожекторов, языки пламени, вспышки трассирующих пуль. Вдруг половина прожекторов погасла, потом они вспыхнули чуть дальше.

Ушли на заправку, думал Халид.

Слишком их было много. А может, они решили взять их на испуг? Раньше советские не собирали столько вертолетов сразу. Наверное, они задались целью выкурить повстанцев из их убежищ на равнину, чтобы расчистить путь для наступления. А может, они успели расставить ловушки. Правда, что-то не похоже.

Халид вознес молитву Аллаху. Его людям нужна помощь Всевышнего. Но нельзя надеяться только на Аллаха, надо и самому разведать, что впереди. Командир в ответе за своих людей.

Американец спас его дочь. Халид чувствовал угрызения совести, что не взял его с собой. Но ведь он предлагал уйти вместе, а американец отказался — он не мог бросить друга. Халид высоко ценил дружбу, но у него были обязательства перед людьми. Что ж, американец сделал свой выбор.

Хватит думать об этом прошлом! Лучше думать о том, что предстоит.

Прячась в тени деревьев, Халид ползком добрался до обрыва и прислушался к тому, что творилось внизу.

Если вверху, слава Аллаху, светили звезды, то внизу была кромешная тьма — царство дьявола. Но ничего, скоро взойдет благословенная луна. Она рассеет эту тьму, а пока Халид останется здесь и передохнет.

Вдруг снизу донесся звук, от которого у него похолодело внутри. Это мог сорваться камень с края обрыва.

Или же падавшая сухая ветка зацепила по дороге другую ветку.

Но мог быть и удар винтовки о камень. Или фляги. Или щелчок тумблера переговорного устройства. Халид насторожился.

Он вспотел, хотя дул холодный ночной ветер. Вот! Снова этот звук! И — шепот!

Непонятный шепот! Русская речь!

В тишине ночи этот шепот просто оглушил Халида. Так значит…

Советские выставили посты. Они считают, что мы, скрываясь от огня вертолетов, пойдем на север или на юг, но только не на восток, поскольку для нас это капитуляция.

Итак, внизу — ловушка.

Надо выбраться из этого обрыва, возвратиться к своему отряду и увести людей в Пакистан.

Но, может, враги расставили ловушки и в том направлении? Уж не думают ли они, что раз мы не поступали так никогда, то не поступим и впредь?

Он бесшумно скользнул между камнями. Теперь их очертания стали слегка различимы в свете взошедшей луны. Слава Аллаху, этот небесный светильник хорошо освещал его путь.

4

И луна и солнце здесь необычные, думал Рэмбо. Благодаря горному воздуху и игре света луна, казалось, вот-вот упадет, такой она была большой. Ее серебряный свет проникал повсюду.

Рэмбо шел по белым в лунном свете камням. Муса и лошадь, к которой были привязаны передние ручки носилок, казались привидениями. Обернувшись, он увидел Мишель верхом на второй лошади. Внизу в долине шарили лучи прожекторов этих стервятников.

Он перехватил поудобнее ручки носилок и продолжил подъем. Ночь была холодной, но он обливался потом. Шуму от них было довольно много: в холодном воздухе шарканье подошв по камням казалось оглушительно громким. Вниз по склону катились потревоженные копытами лошадей камни.

Деревья кончились.

Они уже поднялись до такой высоты, когда стало трудно дышать. Легкие работали, как меха в кузнице в Бангкоке, но воздуху не хватало. У Рэмбо закружилась голова, мышцы живота свело судорогой.

— Полчаса, — произнесла ехавшая сзади Мишель.

Он кивнул. Они решили поить Траутмэна через каждые тридцать минут. Рэмбо ни за что не стал бы тратить время на отдых, но ради Траутмэна был готов на все. Он опустил ручки носилок на землю и помассировал затекшие руки. Муса тем временем вливал воду из фляги в рот Траутмэну. Вода стекала по шее полковника, но губы шевелились. Траутмэн пил.

— Теперь попей ты, — сказал Муса.

— Я не хочу пить.

Рэмбо чувствовал, что его поташнивает.

— Попей.

Он отпил немного воды, Мишель отломила кусочек хлеба и протянула ему. Он жевал и думал, что, быть может, ему удастся обмануть голодный желудок. Взялся за ручки, чувствуя, как напряглись сухожилия, и зашагал вперед.

Они добрались до границы снегов. Стало холодно. Мишель накрыла Траутмэна одеялом. Концы другого одеяла она завязала вокруг шеи Рэмбо. Потом перехватила одеяло веревкой на поясе, так что оно прикрывало его до колен. Сама Мишель и Муса также обернули себя одеялами. Они шли вперед. Мерзли лица и руки. Изо рта валил пар. Снег был твердым. Когда ботинки проламывали наст, противно поскрипывала сухая крошка. Рэмбо старался ступать в ямки, оставленные копытами лошади Мусы.

Он заметил впереди утоптанную площадку. Она тянулась наискосок слева направо. Что это могло быть? Подойдя ближе, он различил следы подков. И все понял. Здесь шел отряд Мосаада. Он продвигался гораздо быстрее и сейчас, возможно, уже перевалил через хребет и достиг леса на той стороне.

Вперед, мысленно сказал Рэмбо.

Но тут же вспомнил про вертолеты. Идти по протоптанной дороге, конечно же, было легче, но и опаснее. Когда вертолеты поднимутся сюда, они, несомненно, заметят ее. И станут прочесывать в надежде обнаружить группу, оставившую этот след.

Он задумался. Перед ним был кулуар, посередине которого, поблескивая в лунном свете, шла узкая тропа.

— Муса, эта тропинка выведет нас к цели?

— Да, но это более трудный дорога. Будет легче, если мы пойдем там, где прошел отряд.

— Мы не можем идти здесь. Нас заметят вертолеты.

— Они заметят и узкий тропинка.

— И решат, что важнее захватить большой отряд, — сказал Рэмбо. — Они бросят на это основные силы. Ну а нам останется одна машина, а не двадцать.

Муса внимательно посмотрел на хорошо утоптанную дорогу, дернул поводья и повернул лошадь. Рэмбо с трудом удерживал носилки. Они пошли дальше вверх, проваливаясь в глубокий снег.

5

Солдат дрожал от холода. Не спасали даже меховая шапка, валенки и полушубок. Сейчас бы выпить чего-нибудь горячего или размяться! Но им приказано сидеть в укрытии. И вот он сидел на выступе скалы, на полпути к вершине, и злился на тех, кто его сюда послал.

Он обернулся и взглянул на своего напарника. Тот храпел в спальном мешке, из узкой горловины которого шел пар. Ничего, думал часовой, остался всего час. Потом наступит мой черед спать, а ты будешь морозить задницу.

Они торчали тут со вчерашнего полудня. Их забросил вертолет. Прекрасный наблюдательный пункт, вероятно, единственная точка, откуда видны все дороги, по которым моджахеды могли перевалить через горы.

Правда, уже после захода солнца они обнаружили, что их прибор ночного видения на морозе не работает. Зеленоватое изображение в окуляре дрожало и было едва различимо. Линзы покрылись изморозью, и солдат, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть, здорово пострадал — кожа лица примерзла к окуляру. Пришлось отдирать.

Прибор был бесполезен.

Надеясь, что приказ могут отменить, он сообщил но рации, что без прибора ночного видения ничего не разглядеть. Но пришел приказ продолжать наблюдение. Он поежился, мечтая о времени, когда разбудит напарника, а сам заберется в спальный мешок.

Вдруг ему показалось, что внизу в кулуаре что-то движется.

Он вздрогнул и напряг зрение.

Человек. Лошадь. Носилки. На носилках кто-то лежит. Человек на другом конце носилок. Кто-то еще. Вторая лошадь.

Солдат схватился было за рацию, но передумал. Даже если я буду говорить шепотом, враг может услышать. И я потеряю преимущество внезапности, решил он.

Трое, не считая раненого на носилках. Это не тот большой отряд, о котором шла речь и ради которого затеяна вся эта операция.

Он расстегнул спальный мешок и зажал напарнику ладонью рот. Второй солдат открыл глаза, вздрогнул. Первый приложил палец к губам и показал вниз. Второй все понял и кивнул в ответ.

Они вдвоем всматривались в движущиеся внизу тени.

Первый солдат потянулся за автоматом.

6

Самое худшее, можно сказать, позади, думал Рэмбо. Так, по крайней мере, должно быть. Он не знал, как долго сумеет оставаться на ногах.

Ради Траутмэна?

Да хоть всю жизнь.

Он подхватил носилки и, утопая в снегу, побрел дальше. Скоро они перевалят через хребет. Снег кончится, снова будут камни и деревья. Они спустятся в другую долину, в тепло.

Вперед!

— Муса, как ты думаешь, когда мы… Муса обернулся на его голос и упал.

Сначала Рэмбо решил, что он просто споткнулся. Но тут раздался треск автоматной очереди. Стреляли откуда-то со склона справа.

Рэмбо опустил носилки. Траутмэн стонал в агонии.

— Мишель, быстрей!

Мишель хлестнула лошадь.

Открыл огонь второй часовой, Рэмбо отстреливался, не отходя от носилок. Он надеялся, что они не будут стрелять по Траутмэну. Пока стреляли очередями, то есть почти наугад. Это значит, у беглецов еще оставался шанс на спасение. Но если они перейдут на одиночные выстрелы и начнут вести прицельный огонь…

Рэмбо встал на колени и уперся плечом в приклад. Перед ним пули фонтанчиками поднимали снег.

Он прицелился.

Лошадь, к которой были привязаны передние ручки носилок с Траутмэном, понесла.

Рэмбо выстрелил. На этот раз он использовал свое оружие как гранатомет. Прогремел взрыв и на мгновение ослепил Рэмбо. В свете вспышек он прицелился и несколько раз выстрелил, стараясь заставить часовых залечь. Они действительно перестали стрелять, то ли напуганные взрывом, то ли перезаряжали оружие.

Рэмбо не надеялся, что убил их.

Лошадь с носилками продолжала нестись вперед.

Рэмбо перезарядил гранатомет и снова прицелился. Часовые начали стрелять. Рэмбо нажал на спуск. Граната разорвалась чуть пониже того места, откуда шел обстрел. Снежный пласт содрогнулся.

И тут его осенило. Не по часовым надо стрелять! Он перезарядил гранатомет, прицелился и выстрелил.

Теперь граната разорвалась выше, там, откуда нависал огромный снежный карниз.

Он даже не взглянул туда, где должен был прогреметь взрыв. Вскочил и побежал из последних сил.

Мишель достигла края кулуара, спрыгнула со своей лошади и поджидала вторую, к которой были привязаны носилки. Когда та с ней поравнялась, схватила поводья и натянула их. Лошадь дернулась. Мишель не устояла на ногах. Лошадь вырвала поводья и понеслась дальше.

Прогремел взрыв. Горы вздрогнули. Огромный пласт снега сполз сверху, подтолкнул другой, и через мгновение все это обрушилось вниз.

Рэмбо мчался, не спуская глаз с лошади и носилок.

Траутмэн!

Он не знал, кричит ли вслух или про себя. Он все равно не услышал бы этого крика. Грохот рухнувшего снега заглушил все остальные звуки.

Он подбежал к Мусе. Афганец пытался подняться, снег вокруг был весь в крови.

Рэмбо взвалил Мусу себе на плечи. Он надеялся успеть укрыться в безопасном месте до того, как снежная лавина спустится с горы.

Когда взорвалась третья граната, выстрелы прекратились. Пули больше не вспарывали снег. Часовым пришлось самим спасаться от приближавшейся к ним смерти.

Рэмбо бежал с Мусой на плечах. Ему казалось, он слышит крики, которых, конечно же, слышать не мог. Лавина катилась на плато, на котором была засада. Камни, подхваченные неудержимой силой, с грохотом неслись вниз, сметая все на своем пути.

Рэмбо торопился вынести Мусу из опасного места.

Он не мог бежать очень быстро. Под двойной тяжестью снег проваливался глубже, дышать становилось все трудней и трудней. Казалось, сердце выскочит из груди и помчится вперед, оставив тело на произвол судьбы.

Он немного просчитался. Поэтому, когда от грохота лавины, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки, он упал лицом в снег, тут же поднялся и прикрыл собой Мусу…

Он кричал, что есть сил.

Лошадь.

Носилки.

Траутмэн, мелькнуло в сознании.

Его окутала тишина. На мгновение показалось, будто он снова в пустыне и черный ветер похоронил его заживо под песком. Во рту и в носу горит огнем, он пытается высвободить голову, набрать в легкие воздуха и откопать Мусу.

Но сейчас он выбирался не из-под песка. Это был снег. Вместо обжигающего жара пустыни леденящий холод горного перевала. Придя в сознание, он стряхнул с головы снег, сделал глубокий вдох, схватил Мусу за плечи и потащил из сугроба. Он разгребал снег, а потом подтаскивал к себе Мусу. Правая нога Мусы была вся в крови, и Рэмбо спешил изо всех сил.

Хотелось перевести дух, но он опасался, что может сойти вторая лавина, поэтому остановился лишь тогда, когда они добрались до перевала. Здесь он рухнул на снег рядом с Мусой.

Афганец что-то пробормотал.

— Не слышу, — сказал Рэмбо. Подвинулся ближе. Муса повторил, и он на этот раз расслышал.

— Да, — сказал Рэмбо, — мы в двух шагах от рая.

Мишель приблизилась к ним нетвердой походкой.

— Как ты? — озадаченно спросил Рэмбо.

Она поддерживала левой рукой правую и стонала. — Меня свалила лошадь.

— А что с твоей рукой?

— Думаю, я ее сломала.

Рэмбо охватило чувство безысходности. Такое уже не под силу вынести. Но он не имел права впадать в отчаяние.

Рэмбо заставил себя встать на ноги, оторвал кусок от одеяла и обмотал им раненую ногу Мусы. Потом снял с его пояса нож. Ножнами зафиксировал жгут. Кровотечение прекратилось.

Траутмэн, обожгла мысль.

— Я сейчас вернусь!

Рэмбо встал, и перед глазами все поплыло. На какой-то момент он даже потерял сознание, но, совладав с собой, устремился вниз по следам лошади, тащившей носилки. Эта проклятая лошадь могла свалиться с обрыва вместе с носилками…

Он обнаружил носилки в пятидесяти метрах ниже по склону. Лошади поблизости не было.

Носилки при падении перевернулись. Под ними, лицом в снегу, лежал Траутмэн.

Рэмбо зарычал. Он одним рывком перевернул носилки. Траутмэн был привязан к ним веревкой. Лицо и лоб Траутмэна были в снегу. С правой стороны снег стал красным. Возобновилось кровотечение!

Облепленные снегом веки Траутмэна вздрогнули.

Рэмбо осторожно смахнул с его лица снег, очистил рот и ноздри.

Полковник, потерпите еще немного! Не умирайте! Скоро вы будете внизу, в тепле!

Рэмбо кинулся вверх по залитому светом луны склону. Справа он увидел какую-то тень. Лошадь. Та, на которой ехала Мишель. Он осторожно приблизился к ней, схватил поводья и повел за собой.

Мишель сидела на снегу рядом Мусой, держась за свою правую руку. Даже при свете луны было видно, как она бледна.

— Муса, ты сможешь ехать верхом? — спросил Рэмбо. Муса приоткрыл глаза.

— Сделаю все, что в моих силах.

Рэмбо оторвал от своего одеяла еще одну полосу, соорудил из нее повязку, которую надел на шею Мишель.

— Сможешь идти? — спросил он у нее.

— Ты слышал, что сказал Муса. Я тоже сделаю все возможное.

Рэмбо поцеловал ее в щеку.

Он прорезал в попоне дырки для ручек носилок.

— Приведи лошадь, — попросил он Мишель.

Рэмбо снес Мусу к тому месту, где оставил носилки. Приподняв их, вставил ручки в проделанные отверстия, обвязал их веревками, которые на всякий случай прикрепил к седлу. Потом помог Мусе взобраться на лошадь. Муса вскрикнул. Рэмбо боялся, как бы Муса не потерял сознание.

Но Муса быстро пришел в себя.

— Поехали, — сказал он.

Мишель взяла лошадь под уздцы, Рэмбо поднял край носилок, и они пошли вниз. Рэмбо с тревогой смотрел на залитый кровью лоб Траутмэна. Его захлестнула волна гнева. Впервые в жизни, думал он, мой гнев вызван моим бессилием. Тут он понял, что плачет.

7

Полковник Зейсан проснулся от бьющего в глаза света. Кто-то тряс его за плечо.

— В чем дело? — спросил он.

— Вы приказали сообщить вам, если посты заметят передвижение моджахедов.

Зейсан вскочил. Он спал в отсеке для солдат в одной из БМП.

— А что, разведчики заметили передвижение моджахедов?

— Не совсем так… — произнес офицер связи.

— Не совсем так? Что это значит? Ты не имел права будить меня, пока…

— Один из наблюдательных постов не вышел на связь в положенное время. Я не могу связаться с ними по рации. Пост находился на склоне горы с восточной стороны. Дозорные с БМП сообщили, что в том направлении отрядом всадников протоптана тропа. Она идет в сторону перевала, вблизи расположения поста.

Зейсан потянулся.

— Покажи на карте.

Офицер связи прошел в носовую часть БМП и вернулся с картой. Расправил ее и указал на нужный район. Здесь находится перевал, за подступами к которому следили наши разведчики, — сказал он. — Вот здесь, примерно в полукилометре вправо — следы, о которых я вам говорил. Они ведут к другому перевалу. Зейсан внимательно изучал карту.

— Оба перевала ведут в одну и ту же долину, — его палец прочертил линию вдоль узкой долины, — на дальнем конце которой есть один-единственный выход. Если они перешли через перевал, то куда они держат путь?

— В Пакистан.

Зейсан вскочил и кинулся к выходу.

— Свяжись с вертолетами. Передай, чтобы третья часть машин немедленно летела туда. Пускай команды БМП готовятся к погрузке и для переброски в эту долину. К восточному перевалу. Если я смогу вовремя их блокировать, моджахеды окажутся в ловушке.

8

Луна покидала небосклон. Мосаад вел свой отряд, справляясь по звездам. Крутые склоны узкой долины густо поросли лесом, но на дне деревьев не было, а лишь росла трава, поэтому Мосаад ощущал себя беззащитным даже в темноте. Он нервничал и все время торопил своих людей.

И все-таки отряд шел довольно быстро. Он оставил лагерь в середине дня. Люди не стали делать привал для молитвы, они все шли и шли, даже когда оказались высоко в горах. Аллах поймет и простит Мосаада. Они возносили ему молитву в наших сердцах. Мы не могли остановиться, чтобы помолиться вслух. Нужно уйти от этих вертолетов. Мы обязаны выжить и продолжать эту священную войну во имя Аллаха. Огромная луна, дар Всевышнего, освещала людям Мосаада дорогу, чтоб они могли идти быстрей.

Дети молились за отцов. Мулла возносил молитвы за раненых. Женщины стойко переносили лишения и прекрасно управлялись с лошадьми.

Переход, на который в обычное время ушло бы два дня, если останавливаться для молитв, еды и отдыха, будет проделан за полдня и одну ночь.

Долина поднималась вверх. Достигнув опушки леса, Мосаад отыскал звериную тропу и скомандовал людям выстроиться за ним по одному. Когда они вступили в лес, горы впереди уже сияли в первых лучах рассвета. Вскоре Мосаад выехал на поляну, пересек ручей и снова въехал в лес. Склон стал круче. Вершины гор уже были хорошо освещены, но в лесу все еще царила тьма. Теперь деревья стали пониже, и они увидели тропу. Это была дорога в Пакистан.

Едва утомленные люди ступили на эту тропу, Мосаад услышал далекий звук, постепенно переходящий в нарастающий рев множества моторов и винтов.

Вертолеты! Они нас обнаружили!

Мосаад велел своим людям идти вперед и побыстрее.

Вертолеты, похоже, находились где-то в районе ручья на краю долины. Он обернулся, пытаясь хоть что-нибудь увидеть в кромешной тьме. Прожектора то вспыхивали, то гасли. Вспышка — и снова тьма, еще более густая, чем до этого. Свет, отраженный землей, подсвечивал снизу очертания гигантских птиц. Под каждым вертолетом висело, раскачиваясь, что-то большое и непонятное.

Мосаад не знал точно, что это, но когда стало светло, все понял. Он пришпорил лошадь и заставил ее перейти на быстрый галоп.

Достигнув вершины, он остановился, тропа круто обрывалась вниз. Перед ним открылась величественная панорама родных гор, освещенных первыми лучами утреннего солнца, и душа его переполнилась теплыми чувствами. Долго здесь оставаться нельзя. Мосаад хлестнул лошадь и начал спуск в сторону Пакистана.

Туда, где безопасно.

Он думал о вертолетах и о том страшном, что они опустили на землю.

Он вспомнил американца, чемпиона по бузкаши, который шел следом за его отрядом. Это настоящий воин, он настоял на своем и остался с раненым товарищем, не испугавшись вертолетов.

А я увел своих людей в безопасное место.

У каждого свой долг. Каждый из нас поступил так, как считал правильным. А что, если…

Его и без того мрачное настроение еще ухудшилось. Такова была воля Аллаха и провидения. Мосаад стал подгонять женщин. Он приказал детям, сидящим в седлах позади своих отцов, вести себя тихо.

Вперед же! Веди их вперед. В Пакистан.

Своим праведным воинам, верным Исламу, он приказал развернуть лошадей и приготовиться к бою. Он знал, что если за такой приказ Аллах покарает его, он погибнет в этом бою.

9

Чем ниже они спускались, тем теплее становилось, и к Рэмбо начали возвращаться силы. Здесь уже не приходилось так напрягаться, и тело лучше слушалось, чем на самом верху, среди снегов. Они вступили в зону лесов.

Воздух стал влажным. Под тяжестью лежавшего на носилках Траутмэна у Рэмбо затекли плечи и онемела спина. Глаза застилала пелена, но уже не от слез, а от изнеможения. И все-таки с теплом пришла слабая надежда на спасение — по крайней мере Траутмэн больше не бился в агонии.

Может быть, думал Рэмбо, худшее и в самом деле позади. Может, мы уже оторвались от погони.

И скоро доберемся до места, где окажут помощь Траутмэну.

И Мусе, который ехал впереди, мерно покачиваясь в седле. Он так ослаб от потери крови, что его пришлось привязать к лошади, чтобы он не свалился.

И посеревшей от изнеможения Мишель, которая еле брела за лошадью. Рука ее распухла и напоминала бревно.

Утреннее небо было чистым и ясным. Частые деревья служили хорошим прикрытием. Со стороны возвышавшихся за их спинами гор донесся рев мощных вертолетных моторов. Издалека он был похож на гудение пчел. Такой же рев послышался и снизу. Вертолеты сновали над долиной, к которой держал путь небольшой отряд Рэмбо. Рев сменился урчанием нескольких моторов. Рэмбо не мог видеть происходившего из-за деревьев, но судя по звуку, поиски сместились ниже. Обследовав тропу, ведущую в Пакистан, вертолеты наконец улетели.

В горах стало тихо. Потом наступила тишина и в долине. Единственными звуками, ее нарушавшими, были шелест ветра, фырканье лошадей и журчанье ручья. Здесь, у ручья, Рэмбо остановил свой маленький отряд. Он присел на край носилок. Было непривычно тихо.

— Как ты думаешь, они улетели совсем? — спросила Мишель.

Рэмбо пожал плечами.

— Возможно, они решили сделать передышку. Или поняли, что потеряли нас, и мы уже в Пакистане.

— А, может, они хотят, чтобы мы так считали, — Мишель смотрела на деревья затуманенным болью взглядом. — Может, это обычный трюк.

— Одно хорошо: если они надумают вернуться, мы услышим их издалека.

Рэмбо наклонился к воде и стал пить. Вода была холодная и сладкая, как горный воздух. Он наполнил флягу и протянул ее Мишель.

Она скорчила гримасу, но все-таки отпила немного из фляги. Рэмбо дал воды Траутмэну, потом Мусе.

Рана Траутмэна перестала кровоточить. Но его лицо было еще цементно-серого цвета, а лоб пылал. Мусу тоже лихорадило, хотя он был в сознании.

Рэмбо с трудом открыл слипающиеся глаза. Он испытывал неодолимое желание лечь.

Ты, ленивая сволочь.

Отпив еще немного воды, он наполнил флягу, сунул в рот кусок черствого хлеба и поднял носилки.

10

Рахим провожал взглядом улетевшие вертолеты. Выждав еще пять минут, подал людям сигнал, что можно выходить из леса. Прошлой ночью, прячась от налетевших с запада вертолетов, он в темноте нашел дорогу и начал было спускаться в долину, но что-то подсказало ему не торопиться.

Аллах хранил Рахима. При ярком свете луны Рахим разглядел танки, БМП и суетящихся вокруг них солдат. Ловушка, понял он. Вертолеты пытались заставить их отступить в ловушку.

А на юге другие танки и БМП, наверняка, поджидали Халида. Рахим вознес молитву за Халида, за себя и за своих людей. Итак, с запада, юга и севера им угрожала опасность. Значит, оставалась всего одна дорога. В Пакистан.

Утром он вывел отряд из леса, и они начали подъем в зону снегов. Добрались до хорошо утоптанной дороги, по которой прошел большой конный отряд. Отряд Мосаада, решил Рахим. Он глядел в небо, опасаясь снова увидеть вертолеты.

Однако небо было чистым. Пересекли узкую тропинку, уходившую в сторону от проложенной Мосаадом дороги. На ней были явно видны следы двух лошадей и трех пеших людей. Он так и не понял, кто были эти люди и почему они не пошли по проторенной дороге, а свернули на занесенную снегом тропу. Он повел своих людей прямой и утоптанной дорогой, и вскоре они достигли перевала.

Рахим шел впереди и поторапливал отряд. Теперь они спускались по противоположному склону. Снег и камни быстро кончились, и отряд вступил в лес. Там Рахим перегруппировал людей.

Внезапно в лесу началось движение.

Рахим сдернул с плеча винтовку и прицелился…

Но тут же снял палец с курка.

Из-за деревьев вышел Халид.

— Я обнаружил ловушку на юге.

— А я — еще одну на севере.

Халид угрюмо кивнул и жестом указал на восток. Похоже, нам все-таки придется идти вместе.

11

Рэмбо добрался до конца поросшего лесом спуска. Впереди простиралась долина.

— Мы не можем идти по открытой местности, Мишель. Если вертолеты вернутся, нам некуда будет спрятаться.

— И что делать?

— Надо идти в обход, прячась за деревьями, — он заметил вдалеке каменистую тропку, ведущую в Пакистан. — Это не намного длиннее, — Рэмбо перевел взгляд на носилки. — Полковник, вы слышите? Мы почти пришли.

Он был поражен видом Траутмэна. Глаза его были закрыты, он, казалось, так и не пришел в сознание, однако, похоже, что-то слабо пробормотал.

Окрыленный новой надеждой, Рэмбо зашагал вперед. Долину они обошли краем леса. Но прежде чем достигли ее края, им пришлось трижды отдыхать. Силы их были на исходе.

Мишель отыскала звериную тропу и повела по ней лошадь. Впереди был ручей. За ним каменистая тропа снова начинала петлять между деревьями.

Все-таки мы дошли! — думал Рэмбо, бредя по зеленому лугу.

От радости он даже ускорил шаги.

И тут взревели моторы.

От неожиданности он споткнулся.

Нет!

За деревьями началось движение. БМП одна за другой вырывались из леса и останавливались, чтобы навести орудия. Нет!

Рэмбо был парализован отчаянием.

Все кончено. Бежать бесполезно. Через несколько мгновений их разнесут в клочки. Оставалось лишь уповать на милосердие врагов, надеясь, что они, может быть, окажут помощь раненому Траутмэну и доставят его в госпиталь.

Он присел на край носилок и тут же его сбило ударной волной.

12

Земля вздрогнула.

— Не стрелять! — крикнул майор Азов. Полковник Зейсан не обратил на него ни малейшего внимания.

— Огонь! — скомандовал он. — Теперь левее! Огонь! Раздался новый взрыв. В воздух полетели комья земли.

Женщина с рукой на перевязи, вскрикнув, упала. Ее накрыло землей.

— Огонь! — приказал Зейсан.

— Нет! — кричал Азов.

Грохнул третий взрыв. Снаряд разорвался сзади американца, и он упал.

Лошадь понесла. Привязанный к седлу лошади раненый качнулся в одну сторону, потом в другую. Носилки подбросило.

Перед лошадью! — скомандовал Зейсан.

— Нет! — закричал Азов. — Они же не сопротивляются! Новый снаряд разорвался перед лошадью и перебил ей ноги. Лошадь тяжело повалилась на бок, придавив ногу раненому и опрокинув носилки. До Зейсана донеслись крики.

— Еще один! — скомандовал он, не обращая внимания на протесты Азова. — Американец пытается встать! Давай поближе к нему.

— Ах ты, сукин сын! Я заставлю тебя заплатить мне за все! — сказал Зейсан. — За то, что ты поставил под угрозу мою карьеру. А потом, Азов, я займусь и тобой!

Взорвался еще один снаряд. Снова к небу взметнулся столб земли. Американец упал во второй раз.

— Пулемет! — приказал Зейсан.

И тут же услышал, как передернули затвор. Но не пулемета.

Очень близко. За его спиной. Он в ужасе обернулся.

Майор Азов оседал на землю. Его голова была в крови. В руке он сжимал пистолет, нацеленный на…

— Меня?! — Зейсан застыл в ужасе, потом перевел взгляд на прапорщика — это он выстрелил из своего АК-47 в голову майора.

— Тебя ждет награда за это, прапорщик!

— Нужна мне ваша медаль! — С обидой сказал Кауров. — Я хочу повышения в звании!

— Но это же невозможно! У тебя нет образования, ты не можешь стать офицером! Ты, конечно же, понимаешь…

Ствол автомата повернулся в сторону полковника.

— Подожди! — завопил Зейсан, видя палец Каурова на спуске. — Конечно! Если ты хочешь повышения… БМП сотряс взрыв.

13

Рэмбо снова упал. Но на этот раз взрыв прогремел со стороны БМП. В БМП попала выпущенная из-за деревьев ракета. Машина перевернулась, и экипаж оказался на земле.

Из того же места вылетела еще одна ракета. И взорвалась еще одна БМП.

Из-за деревьев послышались винтовочные выстрелы и автоматные очереди. Рэмбо приподнялся и заметил советского командира, выкрикивавшего какие-то приказы. Огонь со стороны леса усилился, и командир заорал еще громче. Башни БМП пришли в движение, разворачиваясь в сторону леса.

Взорвалась и загорелась третья БМП.

Раздался пушечный выстрел, и в воздух полетели горящие обломки деревьев.

14

Мосаад кричал своим людям, чтобы они не прекращали огонь. Он опустошил магазин, отбросил его, вставил следующий и передернул затвор.

Предчувствия его не подвели. Перед рассветом он слышал гул вертолетов, видел, как они опускали на землю что-то тяжелое и решил вернуться на эту землю, ставшую ничейной.

Он не выбирал, по каким законам ему жить, а повиновался чувству долга. Если вертолеты приволокли сюда нечто, похожее на БМП, значит здесь ставилась ловушка. Он не знал, для кого именно. Для вождей его племени. Или для американца. Какая разница!

Сейчас им руководило чувство долга.

Мосаад прятался в лесу все утро. Наконец, он увидел, как на лугу появился этот американец и его изможденные спутники.

В то же мгновение из леса выскочили советские БМП. Заговорили орудия. Американец упал. И Мосаад приказал людям подползти как можно ближе к опушке, чтобы использовать преимущество внезапности своего нападения на врага.

Один из его бойцов выстрелил из советского гранатомета РПГ-7, который Мосаад два дня назад захватил во время боя. Одна БМП взорвалась.

Так!

Мосаад ликовал.

Само провидение заставило его остаться здесь. Отличное место! Прекрасное время!

15

Рэмбо не знал, кто атакует советских. Но он понял, что у него появилась надежда. На перевале их накрыла лавина и унесла его основное оружие — гранатомет. Однако у него оставался лук. Он быстро собрал его, прицелился и выпустил стрелу с разрывным наконечником. Раздался взрыв, и несколько солдат упало. Другие заметались в панике, пытаясь спастись. Он стрелял до тех пор, пока не выпустил все стрелы.

Носилки с Траутмэном перевернулись, и Рэмбо бросился на помощь. Но тут до него дошло, что лошадь убита и, падая, придавила Мусу. Мишель лежала без сознания рядом. Им тоже нужно было помочь, но сперва он должен спасти Траутмэна.

Загремели выстрелы.

На этот раз стреляли сзади. Обернувшись, Рэмбо увидел всадников, воинов Аллаха, мчавшихся в атаку с именем господа на устах. Эта живая лавина накатывалась на него, и он заорал даже громче, чем они.

Солдаты поняли, что угодили в окружение. Они открыли встречный огонь, и несколько всадников упало.

Один из них упал рядом с Рэмбо и выронил автомат.

То, что нужно! Подхватив поводья, Рэмбо вскочил в седло и понесся вперед. Да, он устал, но это не помешает ему расправиться с врагами.

Справа он видел Халида, слева — Рахима. Рэмбо не знал, что привело их сюда, но был им благодарен.

Рэмбо продолжал стрелять, пока магазин не опустел. Он отшвырнул бесполезное оружие и продолжал скакать вперед. У него оставался еще нож. Он выхватил его из ножен и рубанул им, словно мечом, возникшего перед ним солдата.

Впереди маячили БМП. Почти все они горели. Кое-кто из солдат еще отстреливался.

Советский командир, тот самый, который приказывал открыть огонь по раненым друзьям Рэмбо, в панике улепетывал.

Рэмбо хлестнул лошадь, бедное животное рванулось из последних сил.

Он направился к ручью, к крайней слева машине… Перемахнул через нее и на миг оказался в воздухе… Когда копыта коня коснулись земли, Рэмбо увидел совсем рядом убегавшего врага. Взмах ножом… И череп беглеца рассечен.

Лошадь поскользнулась, потеряла равновесие и стала заваливаться на бок, угрожая придавить своей тяжестью Рэмбо.

Он соскочил на землю.

Кувыркнулся через голову.

И ударился грудью о ствол дерева.

От удара Рэмбо чуть не потерял сознание. Он судорожно ловил ртом воздух. Мышцы свело судорогой. Бой затих.

Со всех сторон его окружали огонь, дым и смрад. Вокруг лежали поверженные воины Аллаха, души которых были уже в раю.

Над ним возвышался огромный, точно вытесанный из камня советский прапорщик. В руках он сжимал автомат и хмуро глядел на полковника, из черепа которого торчал нож. Прапорщик повернулся к Рэмбо. Казалось, сейчас он выстрелит. Но он отшвырнул автомат.

— Не понимаю, — сказал Рэмбо.

Услышав русскую речь, прапорщик недоуменно уставился на Рэмбо.

— Почему ты не убил меня? — спросил Рэмбо. Прапорщик кивнул в сторону полковника.

— Этот подонок все-таки дал деру. Я всегда знал, что он трус. Я как раз целился в него, но ты его прикончил раньше.

— Но ведь я твой враг. Почему ты не убил меня?!

— Жизнь — страдание.

Рэмбо был изумлен. Его поразило это знакомое ему слово. Вспомнился монастырь в Бангкоке и первая истина Будды.

— Знаю.

— Я сделал страдание моей профессией. А эти люди сделали его своей жизнью. Я упрямее их. Скажи им, что я буду сражаться на их стороне.

16

Рэмбо стал переворачивать носилки и услышал стон Траутмэна.

— Слава Богу, вы живы. Теперь уж я обязательно доставлю вас в госпиталь, сэр.

Траутмэн слабо постанывал.

Моджахеды подняли лошадь и освободили из-под нее Мусу. Афганец корчился от боли. Мертвая лошадь, падая, придавила ему раненую ногу. Рэмбо надеялся, что кость осталась цела. Когда он увидел, что Муса пошевелил ногой, он преисполнился благодарности к Всевышнему.

Мишель пришла в себя. Два моджахеда помогли ей подняться. Сломанная рука разламывалась от боли, но Мишель хотя бы могла передвигаться.

Подошел Мосаад и быстро-быстро заговорил.

Рэмбо повернулся к Мишель.

— Я знаю, тебе очень больно. Мне не хотелось бы тебя затруднять, но все же, что он говорит?

— Он говорит, что его люди и через тысячи лет будут слагать легенды об этих нескольких днях, этом бое, о тебе.

У Рэмбо пересохло во рту.

— Скажи, что я никогда не забуду Мосаада, его людей, их мужество. И сделаю все, чтобы хоть как-то помочь им.

Мосаад подошел к Рэмбо и пожал ему руку. Это была величайшая честь, ибо Рэмбо был чужак, к тому же неверный. Мосаад снова заговорил.

— Его беспокоят вертолеты, — в голосе Мишель звучала тревога. — Советские захотят связаться по рации с этой колонной, им никто не ответит, они опять прилетят сюда.

— К тому времени мы уже будем в Пакистане. — В голосе Рэмбо слышалось ликование. Он оглянулся на Траутмэна. — Вы слышите меня, сэр? В Пакистане! Я доставлю вас в госпиталь. И вы будете в порядке!

Но он не хотел искушать судьбу.

— Если Бог даст… — добавил он.

Направляясь в сторону тропы, ведущей в Пакистан, он вспомнил слова русского прапорщика.

Жизнь — страдание. Я сделал страдание моей профессией.

Да, теперь все ясно. И он, наконец, сделал то, что хотел Траутмэн.

Отныне он будет следовать своему земному предназначению.

Эта мысль его поразила. Предназначению?

Неужели ему предназначено именно это?

Когда-нибудь он получит ответ на свой вопрос. Господь сделал его воином. Пока страдают невинные, у него есть цель в жизни. У него есть цель, которой он служит.

Он должен страдать за других.

Рэмбо улыбался, поднимаясь по тропе, уводящей его в Пакистан, в будущее. И, даст Бог, в спасение.