Глава 7

г. Москва, институт им. Бурденко

Никифоровна что-то пробормотала неразборчиво всё так же с торчащим уголком марли во рту и сокрушённо покачала головой. Ну а свою жену я знаю. Она, конечно, стойкий оловянный солдатик, но тоже беременна. На себя ситуацию Инны примеряет. Испугалась так, словно сама под нож пойдет.

– Так. Все успокоились, – постарался я разрядить обстановку. – Инна, пойдём к тебе в оториноларингологию, – от волнения на одном дыхании произнёс я.

Все послушно пошли за мной.

– Кесарево это хорошо, – с нажимом на последнем слове сказал я, – меньше рисков при крупном ребёнке. Зря паникуешь. – повторил я, пытаясь осознать происходящее.

– Так шрам огромный останется… – с отчаянием выговорила Инна. – Не буду уже никогда красивой…

С таким видом сказала, что видно – чуть-чуть не хватает, чтобы в плач сорваться.

– Договоришься, чтобы не свирепствовали и резали аккуратней. И зашивали тоже. Своя ты тут, пойдут навстречу. Разве не так?

Инна, подумав, кивнула. Задумалась. Уже хорошо, уже подальше от срыва в истерику.

– Так, ну давай тогда по конкретным вопросам пройдемся. Позвонишь сейчас Петру, скажешь, что в больнице остаёшься и будешь готовиться к операции. Если тебе что-то срочно надо, напиши, я привезу. Так, что ещё? – пытался я собраться с мыслями, пока мы шли по коридорам. – Телефон вашей ординаторской у меня есть… Как фамилия Нины?

– Афиногенова, – ответила сестра, и я остановился и сразу записал, пока помню.

– Красивая фамилия, – заметил я. – Так, что ещё?

– Лекарства Никифоровне, – напомнила Инна. – Сейчас у нас возьмём.

Мы пришли к ним в отделение. Никифоровну с Галиёй посадили в холле на диванчик, а сами с Инной прошлись по кабинетам. Она взяла два бумажных блистера с таблетками. Занявшись привычной работой, сразу и успокоилась.

– Смотри, я тебе пишу, что и как принимать, – сказала она и подала мне первый блистер, на котором было написано: «1т 3р/д 5д».

– Одна таблетка три раза в день пять дней, – расшифровал я, – правильно?

– Правильно, – подтвердила сестра и протянула мне ещё один блистер с таблетками, аналогично подписанный.

– Ладно, разберёмся, – взял я таблетки. – А есть среди этого обезболивающее?

– Нет, это противовоспалительные.

– А обезболивающее ей какое попить?

– Анальгин. Главное, аспирин чтоб не пила. После операции нельзя кровь разжижать.

– Ну, это я понимаю. А анальгин есть?

– Есть, – Инна дала мне ещё один бумажный блистер.

– Отлично, – спрятал я в карман таблетки. – Спасибо тебе.

Она кивнула молча. Подошёл к ней и обнял.

– Всё будет хорошо. – успокаивал я её. – Кесарево, даже, лучше. Маме я позвоню в понедельник на работу. Не волнуйся, всё будет хорошо.

Инна кивнула, мы пошли в их ординаторскую. Повезло, Нина находилась там, по нашему виду сразу поняла, что что-то происходит и подскочила к Инне.

– Что случилось?

– Кесарить будут, – сказала сестра уже без первоначального надрыва в голосе.

– Фух, напугала, – ответила ей подруга. – Ну, и хорошо.

– Вот, и я говорю, что хорошо, – поддакнул я. – Девочки, отвезу бабушку домой. Нина, запиши, пожалуйста, мой домашний телефон, – продиктовал ей свой номер, – жену мою зовут Галия. Что-то надо прямо сегодня привезти?

– Зубную щётку и расчёску, – шмыгнула носом Инна.

– Ну, выше нос, мы сегодня же с Петром приедем, – пообещал я.

– Он, небось, в деревне меня уже ждёт, – опять шмыгнула она. – Поздно ему звонить. Вспомнила, что говорил, что приедет туда, как освободиться.

– Ну, значит, сам куплю сейчас тебе зубную щётку, пасту и расчёску, принесу сюда, – взглянул я Нину, – и поеду в деревню. Чтобы муж не волновался.

Подумал, что по-любому ехать надо. Бабуля тоже в нетерпении ждет результаты нашей поездки на лечение. Не тот возраст, чтобы долго можно было переживать без последствий для здоровья.

– Спасибо, – окончательно раскисла Инна, прижалась ко мне боком, чтоб живот не мешал, и разревелась.

Только этого не хватало. Обнял её и гладил по спине, пока она не успокоилась. Нина заверила меня, что всё будет хорошо. Поинтересовался, где тут на районе можно купить щётку и зубную пасту с расчёской и попросил их присмотреть за Галиёй и бабушкой, пока я по магазинам пробегусь.

– Напиши, пока, что из дома тебе завтра привезти, – велел я Инне. – Сегодня Петру сообщу, что ты в больнице осталась, завтра он в Москву вернётся и сразу к тебе.

Нина привела в ординаторскую Галию с Никифоровной, приложила ей лёд к щеке, Галие чаю предложила. Ну, хоть кто-то здесь в нормальном состоянии. Я успокоился и пошёл на выход, пытаясь запомнить дорогу в отделение оториноларингологии. Ох уж, эти больницы. Хоть стрелки на стенах мелом рисуй.

Но, на удивление, обратную дорогу я после похода по магазинам нашёл легко. Вручил сестре всё, что она просила, плюс колбаски варёной, зефира, баранок челночёк и тортик вафельный, всё, что смог сходу найти.

Галия с Никифоровной прощались с Инной, как будто на войну провожали. Нина нас выпроводила, заверив, что будет держать нас в курсе.

Ехали домой молча. Никифоровне после удаления зуба было не хорошо, хотя она не жаловалась.

– Хорошо, что пса сейчас с собой не стали брать, – заметил я. – Анна Никифоровна, мы съездим в деревню, предупредим всех и сразу вернёмся. Вам через три дня опять к врачу, оставайтесь у нас. Чтобы, если что не так, мы вас быстро в больницу опять доставили. Врачи хорошие, все поправят, но чем быстрее доберешься, тем лучше.

– Хорошо, – согласилась она, еле открывая рот.

Во дворе, уже когда вышли из машины, и я помогал идти Никифоровне, к нам подошёл возвращавшийся из магазина Андрей Егорович, старший Гончаров.

– Что у вас приключилось? – озабоченно спросил дед, увидев чуть живую Никифоровну.

– Нашей подруге зуб удалили, – объяснила Галия.

– Сейчас ляжет и поспит, – стараясь подбодрить её, сказал я. – А то сколько ночей не спала?

Никифоровна обессилено махнула рукой.

– Разве ж в таком состоянии уснёшь? – покачал головой старый, глядя нам в след.

Поднялись к себе, проводили Никифоровну в спальню, предложили умыться и ложиться. Галия начала хлопотать, меняя постель, хотел помочь ей с одеялом, но тут раздался стук в дверь.

– Кого там нелёгкая принесла? – чертыхнулся я и поспешил в прихожую.

На пороге стоял Андрей Егорович.

– Вот, – показал он мне шприц-тюбик, – Гриша привёз мне со службы, у меня иногда спина так болит. А это любую боль снимает.

– О, спасибо, – воскликнул я, – проходите, пожалуйста.

Тут Никифоровна вышла из ванной вся растрёпанная, умылась, чёлка мокрая, во все стороны торчит. Деда увидела, смутилась.

– Андрей Егорович обезболивающее принёс из военной аптечки, – объяснил я ей. Интересно, у неё на наркотики аллергии нет? – Если совсем худо будет, можно будет укол сделать.

Никифоровна кивнула благодарно, и опять скрылась в ванной.

Мы прошли с дедом на кухню.

– Прямо не знаю, что делать, – заговорил я, – я на права сдал, но они еще в силу не вошли, из-за возраста, а у жены права уже есть. Я без неё ездить не могу. А надо в деревню съездить, предупредить, что Анна Никифоровна тут останется и что сестру в больницу положили, её муж там ждёт.

– Так езжайте, в чём проблема? – спросил дед.

– А Анну Никифоровну с кем оставить? Вдруг ей плохо станет?

Вышла Никифоровна. Она причесалась, на человека стала похожа. Симпатичного… Подошла к нам.

– Спасибо, за лекарство, – сказала она деду. – Меня Аня зовут.

– Андрей, – представился дед. – Вот что, Паша. Езжайте, не волнуйтесь, я за ней присмотрю.

– Ох, спасибо! – обрадованно взглянул я на него.

– А мне уже можно пить? – осторожно шевеля губами, спросила Никифоровна.

– Пить, наверное, сразу можно было, – взглянул я на часы. – Уже и есть можно. Так, что, Андрей Егорович, вы серьёзно? Присмотрите?

– Езжай, говорю, спокойно. Я с дитём оставался по полгода, и ничего.

– Спасибо! – обрадовался я. – Пойду Галие скажу.

Через полтора часа мы с женой уже сидели на кухне в деревне перед разволновавшимися бабушкой, Трофимом и Петром.

– Мы сейчас в Москву обратно поедем, – сказал я, – мы там Никифоровну на соседа оставили. Инна, вот, список тебе написала, – передал я Петру записку от жены. – Тебе тоже придётся домой возвращаться.

– А нам что делать? – растерянно спросила бабушка.

– В понедельник маме на работу позвоню и сразу тебе на работу перезвоню, – ответил я. – Они собирались перенести отпуск с июля на июнь и приехать все вместе к вам сюда. А узнают, что Инну уже положили в больницу и к кесареву готовят, так и раньше, наверное, примчатся. Так что, вам, возможно, скоро гостей встречать придётся.

Мы начали собираться в обратный путь. Бабушка с Трофимом сиротливо сидели за столом. То была в доме толпа народа, а теперь все разбегаются кто куда.

– Ну, чего вы раскисли? – сел я за стол напротив них. – Всё будет хорошо. Инна в надёжных руках. Институт Бурденко! Там такие спецы, нейрохирурги мирового уровня!..

И только тут до меня дошло, что там нет ни родильного отделения, ни, хотя бы, гинекологии.

Стоп. А как они собрались Инке кесарево делать? Надо срочно в Москву возвращаться. Спросить… Я лично считаю, что любым делом профессионалы должны заниматься.

– Что случилось, Паш? – испуганно спросила меня бабушка, видимо, я с лица резко изменился.

– Нет-нет, всё нормально. Забыл кое-что с этими волнениями, – постарался улыбнуться я.

Вернувшись в Москву, мы застали спящей Никифоровну и Гришиного деда, дежурившего рядом с ней. Приложив руку к груди, рассыпаясь в благодарностях, прикрыл дверь в спальню, чтобы не мешать разговорами по телефону.

Первым делом набрал ординаторскую оториноларингологического отделения. Попросил к телефону Афиногенову. Нина оказалась, на моё счастье, не далеко. Задал ей только один вопрос: есть ли у них акушеры-гинекологи в институте?

– Что ты беспокоишься? – не поняла она. – У нас лучшие доктора.

– Я не сомневаюсь, что у вас лучшие нейрохирурги, – заверил я её. – Но, разве, акушерство – это их профиль? Не лучше ли направить её в профильный институт акушерства и гинекологии?

– Думаешь, к ней там лучше отнесутся, чем у нас? – с удивлением спросила Нина.

– Я не знаю, – с досадой ответил я.

– Ну, тогда, и не паникуй. Это не первые и не последние роды у нас в институте, – уверенно заявила мне она.

Чёрте что! – подумал я, положив трубку и тут же схватил её снова, решив набрать Римме Сатчан. Все же она профильный специалист. Послушаю, что она скажет…

– Слушай, гинеколог там в штате, абсолютно точно, есть, – уверила меня Римма. – А вообще, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Наш завотделением рассказывал, у его отца обнаружили опухоль в кишечнике, так он лечиться отказался, никаких химиотерапий, ничего. Насмотрелся, говорит, на друзьях-знакомых. Мол, знаю, что это такое, промучаешься, а всё бестолку. Еле уговорил его сын на одну-единственную операцию, сделали наши хирурги из гастроэнтерологии, как сумели. И старый жив и здоров уже сколько лет. А делали бы онкологи, уже может и помер бы. Вот, так… Так что, не знаю, даже, что тебе сказать. Спокойнее ей у себя, пусть оперируется у себя.

Ну, если три медика, включая саму Инну, не видят в этой ситуации никаких противоречий, то что я буду лезть? Поблагодарил Римму за совет и попытался успокоиться.

Только, вроде, все вопросы порешал, как позвонила Анна Николаевна, хозяйка моего гаража. Попросила открыть ей гараж, она хотела там прибраться. Овощей там уже не было, но нужно подмести и взять пару баночек домой. Понятно, что пару баночек придётся тащить мне. Предложил ей прямо сейчас и встретиться в ГСК. Галия останется со стариками, а я машину, заодно, в гараж поставлю.

Вынес из погреба ведро мусора, загнал машину и пошёл провожать Анну Николаевну домой, прижимая банки к себе обеими руками.

– Сын хочет продать гараж и купить поближе, – поделилась она, – ему далеко слишком от дома через всю Москву сюда ездить.

– А где он живёт? – из вежливости спросил я.

– На Автозаводской.

Так… Я принялся прикидывать логистику. Интересно…

– Слушайте, а я в ГСК от Горного института на Ленинском проспекте вступил, но там ещё строить даже не начали. Мы ещё не знаем, где нам землю выделят. Пусть бы он подождал чуть-чуть? Может, мы обменялись бы с вами через годик.

– Правда? Я скажу ему. Значит, если он согласится, я смогу ещё на одну зиму картошки запасти.

Вот, судьба, и сын есть, и внук, – думал я, возвращаясь домой, – а пожилой человек переживает, что негде будет картошку хранить.

У нас Никифоровна уже проснулась и сидела за столом на кухне. Галия готовила ужин.

– А Андрей Егорович уже ушёл? – заметил я. – Вы, хоть, поблагодарили его?

– Он сейчас вернётся, – как о само собой разумеющемся ответила Галия. – Своих, только, предупредит, что он у нас. Не уходи, сейчас кушать будем. Андрей Егорович обещал бутылку принести. Знакомство отметить с Анной Никифоровной.

– Что у нас, своего, что ли, нет? – спросил я.

Уж Галия-то знала, что мы потихоньку свой бар создаем. Уже бутылок десять накопилось разного алкоголя. Это же Москва, тут снабжение чуть ли не лучшее в Союзе. То одно выкинут, то другое, грех не взять впрок, когда случайно наткнулся.

Да и все это разнообразие алкоголя из союзных республик как-то завораживает. Это не пробовал никогда, и не слышал ничего, и интересно как-нибудь открыть, а про это слышал горячий одобрямс и хочется тоже к своей коллекции приобщить. Ну и в «Дарах природы» нет-нет, да подложат в подарки бутыль какую спиртного.

Но десять бутылок это так, мелочь. В прошлой жизни у меня штук семьдесят разнообразных бутылей в баре стояло. Отдельный комод здоровый выделил. Даже с подсветкой внутри, как в лучших домах Европы. Сам почти не пил, но всегда приятно, когда гости придут, а у тебя нет проблем их угостить практически на любой вкус. Хмыкнул, подумав, что это хомячество наверняка, пригодилось на моих похоронах. Тоже неплохо, сэкономила дочка…

– Сказал, что подарок от сына, хранил уже два года на особый случай, – пожала плечами жена.

На меня похож, – подумал я одобрительно, – такой же коллекционер. Ищет повод оставить, а не выпить.

Никифоровна выспалась, посвежела.

– Лекарства пили? – напомнил я.

Никифоровна кивнула и показала мне надорванные блистеры.

– Так, по поводу отметить… – несколько запоздало сообразил я. – Пять дней сухой закон, Анна Никифоровна, пока лекарства пьёте. Мы же не знаем, можно ли их с алкоголем сочетать.

– В войну только спиртом и лечились, – проворчала она, а в глазах её я заметил хорошо знакомый хулиганский озорной блеск.

Ну, даёт, только что помирала, а чуть пришла в себя, и уже хулиганить готова.

Вернулся Андрей Егорович и притащил бутылку вина. Бордо, красное, французское. Да еще и с металлической шильдочкой, прикрепленной к бутылке. Солидно выглядит. Ну понятно, почему дед не хотел просто так открывать. С гордостью поставил на стол. Галия достала бокалы, а штопор хозяйственный дед с собой принес. Как будто у нас своего нет.

Я молчал, пока он один из бокалов не поставил перед Никифоровной и не набулькал туда почти до краев сто пятьдесят граммов. К полному удовольствию последней.

– Андрей Егорович! Анна Никифоровна! – последний раз попытался я воззвать к их благоразумию. – Разве можно алкоголь мешать с лекарствами?

– Гриша сказал можно и нужно, – как ни в чём не бывало ответил старый. – За знакомство-то?

– А вы ей Гришин шприц-тюбик хоть не кололи? – спросил я, с подозрением поглядывая на них. Как же они быстро снюхались… Ведут себя так, как будто пару лет уже знакомы.

– Не, не пригодился, – ответил он.

– Ну, тогда ещё куда ни шло. Но лекарства сегодня больше не пить, – строго сказал я, глядя на Никифоровну.

Мы просидели за столом весь вечер, Гришин старый ушёл от нас поздно. Мы выпили его бутылку, смеялись и шутили. Никифоровна всё сокрушалась, что рот широко открывать ещё страшно, петь не получается.

– Только петь и не хватало после такой экзекуции, – удивлялись мы со старым.

Галия мне постелила в большой комнате на раскладушке, а сама спала с Никифоровной.

Утром в воскресенье позвонил Фирдаус и попросил посмотреть его диплом, если у меня будет сегодня время. Даже обрадовался его просьбе. Должен ему, все же. Памперсы мне много ночей сэкономят, тут же не ошибешься в силу собственного опыта. Разницу с пелёнками прекрасно понимаю. Надо будет, кстати, до его отъезда еще раз сходить с ним в «Березку». Как ни экономь, а памперсы, что он уже подарил, быстро закончатся. Мне бы хоть на полгодика запас сделать… Договорились, что они с Дианой приедут, как соберутся.

Конечно, я и за подаренную машину был благодарен, но там случай был особый. Родители его все же проставлялись, а они живут в капиталистической стране, цену деньгам знают. Раз так проставились, значит, действительно, гораздо больше денег сэкономили за счет моей помощи.

Вскоре пришли Андрей Егорович с Родькой, хотели пригласить Никифоровну с ними гулять на ВДНХ. Но у неё ещё флюс не совсем прошёл, она застеснялась на улицу выходить.

– Побудьте ещё дома хотя бы денёк, – поддержал я её, – на улице сквозняки, ещё продует. Врач совершенно четко сказал именно сквозняков избегать. Андрей Егорович, оставайтесь у нас, пожалуйста, и Анне Никифоровне веселее будет. А на ВДНХ завтра сходите после школы. Да, Родька? – подставил я ему ладонь.

– Да, – весело шлёпнул он меня пятернёй в ответ. Научился от меня…

Вскоре приехали Эль Хажжи, привезли всяких экзотических сладостей из «Берёзки». У бедного Родьки глаза разбежались. Никифоровна тоже оценила угощение, по глазам было видно. Уж кто-кто, а она в силу своей предыдущей работы в Святославле в дефиците разбиралась.

Мы с Фирдаусом их оставили за столом на кухне, а сами уселись в большой комнате.

– Ну, давай посмотрим, что тут у тебя, – разложил я листы его работы на коленях. – В последнее время это очень востребованная тема, скажу я тебе. Три лекции, как минимум, прочёл на похожие темы.

– Какие лекции? – не понял меня Фирдаус.

– В обществе «Знание» лектором подрабатываю, – пояснил я.

– Не знал, – удивлённо посмотрел он на меня.

– Разве, не говорил? – сам удивился я. – Мне казалось, все знают. Ладно, давай смотреть, что у тебя здесь.

Переделали всё. Полностью поменяли концепцию, меньше цитат, больше собственных мыслей. Нет, цитаты тоже добавили, но совсем другие. Я диктовал, Фирдаус записывал, свой почерк легче разобрать, ему ещё оформлять это всё чертёжным шрифтом.

Учитывая, что дипломную работу ему придётся защищать, старался навести его, сначала, на нужную мысль. Обсудить, чтобы он понял смысл и суть, потом только диктовал, собственно, текст.

Целую главу посвятили с ним перспективам технологического развития, в т.ч., перспективным отраслям и тем изменениям, что они за собой повлекут.

– Я бы не афишировал такие выводы, – вдруг заявил он мне, поблескивая глазами. – Это может оказаться серьёзным инсайдом, понимаешь? Это же золотое дно!

– Не волнуйся, по ту сторону железного занавеса эта информация, поверь мне, не уйдёт. Ты будешь единолично ею владеть. Она, вообще, не уйдёт дальше архива твоего ВУЗа. Это беда советского общества. Если бы ты знал, сколько патентов на изобретения и рационализаторских предложений пылятся в архивах никому не нужные.

– Я все же посмотрю еще, – решительно сказал он, – и, если что использую для бизнеса, как по нефти договаривались, твоя доля здесь будет той же, что и там.

Я только кивнул. Зачем мне против выступать? Пусть скупает акции соответствующих предприятий, оба не внакладе останемся.

Заглянули девчонки и позвали нас обедать. Гончаровы уже ушли.

– Андрей Егорович Родьку домой решил отвести, а то ему с нами скучно стало, – объяснила Галия. – Обещал попозже ещё зайти, чтобы Анну Никифоровну проведать.

На последних словах Галия заулыбалась, и на Никифоровну хитро посмотрела. А та смутилась и заёрзала, даже, покраснела.

Не понял…Неужто?

– Я все запишу, – дёрнул меня Фирдаус за руку, – скомпоную и привезу тебе на проверку, прежде, чем оформлять, ладно?

– А? Конечно, – отвлёкся я от своих мыслей.

После обеда Эль Хажжи уехали, и я захотел, наконец, лечь вздремнуть. Воскресенье, всё-таки.

Никифоровна чувствовала себя уже гораздо лучше, и очень ей захотелось пирожков напечь к приходу Егорыча. Сунулась: мука есть, дрожжи есть, думала, сейчас она быстренько свои фирменные пирожки напечёт…

А у нас плитка запекается в духовке.

Загрузка...