Революция

Глава шестая

27 июня 1916 года

Троцкий не появился ни на следующий день, ни через два дня. Ни даже через пять дней. Жизнь Ульяновых шла своим чередом: все были при деле. За эту неделю отец очень мало работал, он больше времени проводил с мамой, которая немного слегла после нашего дня рождения. Врачи говорили, что ничего серьезного, но меня очень напрягало слабое здоровье матушки. Надо бы поговорить с ней на эту тему. Только бы не забыть.

— Лян, есть серьезный разговор. — мое утро началось с Лисы. Будет трудно сказать, какое утро не начинается с нее, но тут был особый случай. Утро началось с серьезного разговора от Лисы.

— Ну давай, валяй свой серьезный разговор. — открываю глаза и вижу над собой сестру. — Даже спрашивать не буду что ты делаешь в такой позе надо мной с самого утра.

— А ты спроси, вдруг отвечу. — хитро улыбается Лиса

— Да к черту тебя и твои интересные вопросы! — злюсь-злюсь-злюсь — Ты либо говори, либо уйди и не мешай мне спать.

— Во-первых, нам надо разобрать подарки, — путано начинает Лиса, а я так горю желанием ее придушить, просто слов нет. — А во-вторых, если мы не хотим остаться в стороне от движа, то нам нужно что-то делать.

— И за этим ты разбудила меня в семь утра в понедельник? — недовольно морщусь, но все-таки поднимаюсь.

— Самое время подниматься, работа там, я не знаю, — отмахивается сестра — Но я могу спеть "Вставай страна огромная, вставай на смертный бой", если хочешь.

— Не надо мне твоих смертных боев. — таки поднимаюсь с кровати я — Так, сейчас я переоденусь и будем разбираться, что ты хотела и что мы можем сделать.

— Хорошо, — кивнула девушка — А я тут тебе завтрак притащила.

— Как ты расщедрилась, — с улыбкой поддеваю ее — Надеюсь, что-то хорошее?

За вкусное не спрашиваю. Однажды мы поспорили, можно ли сделать вкусным любой продукт, который есть дома. Я тогда проиграла спор, когда Лиса приготовила ненавистную мне рыбу. Очень вкусно приготовила, надо признать очень даже вкусно.

Вытащив из шкафа первый попавшийся по руку наряд, я пошла в ванную, умываться. Никого не встретила по дороге и хорошо. А в комнате Лиса уже, не дожидаясь меня, начала распаковывать подарки. Ну и черт с ней, пусть начинает без меня. Я спать хочу… Но, видимо, хроническая бессонница станет моей постоянной спутницей.

— Есть там что-то интересное? — интересуюсь, пробуя овсянку.

— Инесса подарила интересный набор косметики, — она подняла обозначенную косметичку и потрясла ею — Больше ничего интересного нет.

— И мне тоже косметичку? — интересуюсь я, пытаясь разглядеть саму косметичку

— Я к тебе не смотрела, сама глянешь, — отмахнулась она — И приятный бонус — сто франков от Инессы.

— А я думала, что она бедная как и все революционеры. — мало о чем ты ещё думала, Ульян. Не все, что ты думаешь, то сразу правда.

— А как оказалось, — смеется Лиса — Плохо ты учила историю в школе, подруга моя.

— Наверное… — да нет же, хорошо, просто никогда не интересовалась судьбой Арманд.

— Да ладно, я то когда-то даже не знала, что такая мадам существовала, — и тут бы надо улыбнуться, но как-то не получалось. Накатила какая-то апатия, уныние. А уныние это грех, православная коммунистка Ульяна!

Улыбнувшись невеселым мыслям, я поднялась из-за маленького стола и поспешила к Лисе, тоже смотреть подарки. Инесса подарила нам по косметичке и по сто франков, Радек и Зиновьев не смогли найти ничего оригинального и подарили "Капитал". Ох, как бы я хохотала, если бы получила эту книгу в прошлой жизни… А сейчас надо воспринимать это серьезно. Смешно, право слово. Вся моя жизнь это какая-то странная, нелогичная шутка. Ну и что? Надо радоваться тому, что есть сейчас. А сейчас у нас есть очень бедственное положение, отец, который ничего не понимает и мать, которая полностью ему подчиняется. Надо бы их куда-то сплавить, но это потом. Сейчас нужно идти к отцу, перепечатывать очерки. Лиса будет диктовать, а я печатать, либо наоборот. Отцу надо помочь, не может за всех работать. Набросков много, на всех хватит.

— Пошли к отцу, он нас уже давно ждет — будто бы читая мои мысли, отозвалась Лиса — Мать с самого утра застряла там, все печатает и печатает.

— Да, уже иду. — кивнула я, пересчитывая деньги. — Около тысячи франков, вместе с нашими сбережениями.

И я поспешила засунуть деньги в шкатулку, спрятать подальше от лишних глаз. А Лиса уже выходила из комнаты, почти не оглядываясь на меня. А я лебедушкой пошла за ней, закрывая нашу комнату вместе со всеми ее темными секретами. В кабинете отца уже резво звучала печатная машинка, звучал монотонный голос отца и звонкий голосок матери. Казалось, что мы снова попали в детство, в спокойные деньки, где не было никакого зла, никакого добра и никакой революции. Как же мы устали, как же мы повзрослели… Взрослые дети, да? Слишком малые для революции, слишком взрослые для этого тела. Сложно так жить, но надо.

Лиса уже открыла двери и обождала меня, чтобы мы вошли в комнату вместе. Пришлось убрать из головы все свои грустные мысли и почти весело улыбнуться.

— Доброго утра, — проговорила Лиса, улыбаясь, — Как работа?

Я, тоже улыбаясь, покивала. Не в духе я сейчас разговоры вести. Но придется, придется.

— Доброго, доброго, — улыбнулась мать, потирая глаза и растирая запястья. Устала, бедная, надо ее сменить

Отец тоже кивнул, ничего не отвечая.

— Мам, давай я тебя сменю, — кивнула я, подходя ближе к печатной машинке — Ты, наверное, устала.

— Да, конечно, — кивнула мать, поднимаясь из-за стола — Садись, а я пойду.

Лиса поспешила к отцу, забрать у него листы с очерками. Видимо, она будет диктовать мне отдельные слова, а я буду печатать. Вполне неплохо, жить можно.

— Главная цель жизни капиталистов в том, чтобы заработать побольше денег… — начала диктовать Лиса, а я поспешила печатать, пытаясь обойтись без помарок.

Мать незримо выскользнула из комнаты, не желая больше мешать. Отец тоже поспешил собрать свои записки и уйти в гостиную, мы немного мешали ему работать. Ну, как немного, много, но он уж не привык работать под чей-то голос. Для того, чтобы сосредоточится отцу нужна была тишина.

Лиса продолжила диктовать, а я печатать. Так и пролетело около часа. Отец еще несколько раз заходил, забирал какие-то бумаги и дальше шел работать. В конце-концов конце-даже мы с Лисой устали и думали уже уйти отдыхать, как в дверь кто-то постучался. А через секунду в комнату вошел сам товарищ Троцкий.

— Здравствуйте, — пробормотала я, уткнувшись в написанные листки — Какими судьбами, товарищ Троцкий? Столько дней не заходили, а тут зашли. Или вы к отцу и нам не ждать даже секунды вашего внимания?

— Здравствуйте, Ульяна, — кивнул Лев — Здравствуйте, Василиса. Вы правы, к Владимиру. Надежда Константиновна сказала, что он должен быть в кабинете.

— Он был здесь, — кивнула я — Только ушел в комнату, он любит работать в тишине. Я вас провожу. Лис, закончишь здесь?

— Угу, иди уже, — не отвлекаясь от бумаг кивнула Лиса.

И я поспешно вышла из комнаты, мысленно прикидывая где же может быть отец. Разве что в нашей комнате, если мать не увидела его в гостиной.

— Ульяна, — Троцкий перехватил меня за руку, заставляя остановиться. И правда, куда это я разогналась? — И куда вы так спешите?

— А вы хотите поговорить? — резко разворачиваюсь и почти утыкаюсь носом ему в шею. Высокий, зараза, на голову выше меня. Сколько ему там, тридцать шесть? Хорошо сохранился. — Извольте. Я слушаю.

— Да нет, говорить не обязательно, просто хотел сказать, что вам не надо меня провожать, — кивнул Троцкий, немного отстраняясь. Да, правда, надо бы отойти, это уже неприлично. Делаю широкий шаг назад и упираюсь спиной в стену. Стену? Нет же там стены, только закрытые двери нашей с Лисой комнаты. Если упрусь сильнее, то двери распахнутся и я попросту упаду спиной в комнату. А там, наверное, отец работает. Не хочется его пугать, да и Троцкому такое самоуправство явно не понравится. — Сам могу найти комнату.

— Просто не хотелось бы, чтобы вы разговаривали с отцом в нашей комнате. Все ещё в состоянии легкой неубранности. — улыбнувшись, попыталась перевести все в шутку, но не совсем получилось — Я провожу вас в гостиную, подождете отца там.

— Нет, Ляна, нет, — шепчет он, подходя ближе. Как охотник к дикой твари, нет? А ещё он в первый раз назвал меня Ляной и это так странно прозвучало… Смесь вкрадчивости и какой-то нежности? Да нет, мне точно послышалось. — Вам лучше не провожать меня. Совсем.

— Это угроза, товарищ Троцкий? — несколько равнодушно уточнила я, ещё сильнее упираясь в расшатанные двери — Впрочем, неважно. Проходите, отец вас ждет.

И, помедлив секунду, я уже хотела было открыть двери, но почувствовала дыхание Троцкого на моей щеке.

— А как же Наталья? — тихо спрашиваю, собираясь упорхнуть в последний момент — Вы же ее любите.

Утверждение, не вопрос. Утверждение, которое заставляет Троцкого сделать ещё один крохотный шажок, хотя казалось бы куда ещё ближе? Утверждение, которое заставляет Ляну ещё сильнее вжаться в дверь. Утверждение, которое позволяет делать то, что нельзя.

— Я сам выбираю кого любить — с нажимом произнес Троцкий, внимательно вглядываясь в дрогнувшее лицо Ульяны. Высмотрел то, чего ждал и спокойно отступил.

— Разумеется, — до боли прикусываю губу и киваю — Отец вас ждет.

И, пока он не успел сказать ни слова, резко открываю двери.

— Отец, тут к тебе Лев Давидович, — провозглашаю я и только тогда оборачиваюсь. В комнате пусто, будто бы и не было никого. Остаться наедине с Троцким я не рискнула, поспешила в гостиную, не оборачиваясь и не слушая никаких его слов.

— Мам, — громко, почти на весь дом, вопрошаю я — Где отец? В нашей комнате его нет.

— Что случилось? — из матушкиной комнаты вышел отец, на ходу оправляя одежду. Я радостно улыбнулась: видимо, таки продолжается у родителей медовый месяц. А может и не месяц…

— Да тут к тебе товарищ Троцкий, — указываю куда-то за спину, не решаясь обернуться. — А так ничего важного.

Троцкий сделал шаг вперед и наконец-то показался отцу во всей красе. На этом я сочла свою миссию выполненной и поспешила назад, к Лисе. Сейчас мне был неинтересен разговор отца с Троцким, сейчас мне ничто не было интересным.

Лиса все так же зависала над набросками, но сейчас уже было видно, что она почти окончила работу.

— Убей меня! — со стоном свалившись на стул напротив Лисы

— Нежно? — спокойно уточнила она, резво щелкая по буквам

— Можно и просто, — выдохнула я и принялась рассказывать — Ты не поверишь, что случилось!

— И что же? — она наконец отложила наброски и внимательно посмотрела на меня — Лян, ты вся красная, успокойся. Что случилось?

— Когда девочки начинают чувствовать тягу к взрослым, старым мужчинам? — вместо ответа спрашиваю я — А когда мужчина плещет симпатией в ответ, то как это называется?

— Это называется Уголовный Кодекс и восемь лет строгого режима, если я не ошибаюсь — все так же, равнодушно(почти) печатает Лиса — А само понятие называется педофилией, если ты об этом. Но не уверенна в сколько становятся совершеннолетними здесь, так что не могу сказать ничего толкового.

— Лис, выруби режим робота! — устало прошу я и хлопаю в ладоши прямо перед ее лицом — Ау, Земля вызывает Лису! Лиса, вернитесь в наше время и нашу реальность!

— Да с тобой я, с тобой! — раздраженно отмахнулась Лиса — Что случилось? Отец резко разлюбил мать и Инессу и переключился на кого-то помладше, предпочтительно тебя?

— Нет, — почти что улыбаюсь — Это все Троцкий.

— Что в этот раз натворила эта курсисточка? — девушка улыбается, придумывая кличку, которая прицепиться надолго — Или это она от неопытности?

— Фи, Лиса, что за пошлости? — улыбаюсь я, думая с кем бы свести мою милую Лису, кто же сможет расшевелить ее — Эта, как ты говоришь, курсистка, между прочим, будущий исполнитель великой революции.

— Что, правда? — в притворном изумлении заламывает руки Лиса — А я и не знала.

— Признайся честно, что не знала, — поддеваю ее и все ещё думаю кого бы ей в пару напорочить. Радека жалко, Ганецкого тем более. Парвус староват для нее, ей максимум лет десять разрыва. Не знаю… — Я же в нашей компании историк. Я сама не знала об этом, пока не заинтересовалась темой великой революции.

— Я о нем слышала, — отмахнулась Лиса и все же поинтересовалась — Так что он натворил?

— Я его проводила к отцу, но отца не оказалось в нашей комнате. И у нас случился крайне странный разговор. — как на духу выложила я — Крайне странный в том плане, что я просто ощутила ту бешеную энергию, которую просто волнами исходила от него.

— А это не какая-то симпатия из твоей стороны? — Лиса всегда была реалистом, она всегда думала разумно — Или, возможно, некая симпатия из его стороны?

— Лис, у него жена, которую он уже десять лет называет "друг мой" и Наталья Седова, которую он любит, но изменяет ей с каждой встречной — немного хохотнула я и озвучила очевидное — А мне что, стать его случайной… Да я даже слова приличного подобрать не могу!

— А вдруг он бросит ради тебя свою Седову? — ехидно улыбнувшись, предположила сестра — Вдруг ты станешь для него той самой первой любовью?

— Василиса, ты издеваешься? — совершено серьезно уточнила я — Мне семнадцать лет в этом теле. Я даже если бы и хотела, то не могу.

— А ты хочешь? — очень интересный вопрос, сестра, очень интересный.

— Я не знаю. — тихо, почти неслышно. А потом громче, намного громче — Я. НЕ. ЗНАЮ.

— Ладно, Лян, перенесем этот разговор на потом, когда захочешь и сможешь, — тихо кивнула Лиса — Просто не сейчас.

Мы с две минуты просто просидели молча, ожидая не знамо чего. Тихо, хорошо. Если бы только глупые мысли в голову не лезли… Но что же можно сделать? Только жить так, прогнивая внутри от своих же глупых мыслей.

— Кхм… — кто-то стоял прямо за моей спиной и явственно смотрел мне в затылок.

— Отец? — прикинуться дурочкой и не нести никакой ответственности самый лучший вариант — Ты что-то хотел?

И поднять голову и увидеть Лису, которая отрицательно качает головой самое сложное. Но спросить одними губами "Там Троцкий?" намного сложнее. А увидеть кивок Лисы и удержать лицо почти невозможно.