Двадцать пятая глава

Зейн смотрел на Хадижу, стоящую посреди довольно большой камеры; одетая по-европейски непривычно и ярко-накрашенная, она едва походила на себя. Он видел, как она невольно отступила назад, видимо, заметив его взгляд. Мужчина и сам точно не знал, что хочет сделать сильнее: как следует ее встряхнуть, спросив: «Какого черта происходит?», или прижать к себе, с облегчением понимая, что она в порядке.

Полицейский открыл дверь камеры со скрежетом, царапающим слух.

— Мадам Рашид, выходите, вы свободны, — обратился он к Хадиже.

Девушка же растерянно оглядывалась по сторонам, словно до неё не доходил смысл сказанного.

— Хадижа? — позвал девушку сам Зейн.

Она вздрогнула, посмотрев на него и резко выдохнув, шагнула в его сторону. Все эти длинные секунды она взглядом изучала его костюм, боясь взглянуть в лицо.

— Я…

— Разговор подождет до дома, — перебил ее Зейн.

Хадижа отрицательно замотала головой, наконец, взглянув в его глаза:

— Я хотела попросить, — она замолчала, подбирая слова, и быстро оглянулась на Жака, Оди и Луи, сидевших чуть ли не с открытыми от удивления ртами, — Заплати, пожалуйста залог и за моих друзей.

Зейн посмотрел на троих молодых людей, сидящих на лавочке и не отрываясь наблюдавших за ним и Хадижей, с выражением крайнего удивления на лицах.

Мужчина устало вздохнул, спорить не хотелось, и снова подошел к жандарму, отсчитав нужную сумму.

— Выходите, — скомандовал тот остальным.

Луи, Одетта и Жаку второй раз повторять было не нужно. Они выскочили из камеры, стараясь не смотреть на Зейна с Хадижей, быстро буркнули «спасибо», словно боясь, что неожиданный «муж» изменит своё решение, и поспешили на выход.

Хадижа вздохнув, поджала губы, не представляя, как сможет объяснить им свой обман, а потом перевела взгляд на мужа. Серьезный, задумчивый, холодный взгляд Зейна заставил её почувствовать, что тюремная камера уже не такое негостеприимное место, но выбора у нее, как всегда, нет. Судорожно сжимая края курточки, Хадижа быстрым шагом направилась к выходу.

Абсолютное молчание, нарушаемое только негромкой мелодией радио, доносящейся из аудиосистемы, да звуком мотора автомобиля, давило на уши. Хадижа смотрела в окно, пытаясь найти слова, чтобы объясниться. Оправдаться? А почему она должна оправдываться? Она повеселилась с друзьями, прогуляла всю ночь. Проветрилась. Пробралась на охраняемую территорию, попала в тюрьму. Да, это уже выходило за границы невинной шалости.

Голова начинала болеть, а в горле пересохло настолько, что казалось слюны во рту просто не осталось. «Чтобы я ещё раз взяла какую-то гадость у Луи», — фыркнула про себя Хадижа, ощущая, как головная боль становится всё сильнее.

Она откинулась на спинку сидения и закрыла глаза, как ей показалось лишь на минуту, но машина вдруг остановилась, и девушка уже хотела встревоженно спросить «что случилось?», как увидела, что они уже приехали домой.

Зейн вышел из автомобиля первый и, обойдя его, распахнул дверцу перед Хадижей. Оставаться в салоне не было смысла, так что девушка, глубоко вздохнув, вышла из машины и направилась к дому.

Она остановилась в гостиной, борясь с трусливым желанием бегом подняться по ступенькам и закрыться в своей спальне. Зейн вошел следом и кивнул в сторону кабинета, не удостоив приветствием слуг, вышедших навстречу. Хадижа прошла в кабинет, что в основе своей оставался всё таким же, каким он был и до их переезда, — лишь некоторые детали исконно восточного убранства: лампады, подушки, разнообразные мелочи, что невольно указывают на предпочтения хозяина и придают даже такому холодному и официальному помещению, как кабинет, индивидуальность и уют, — говорили о том, что это владение Зейна. Взгляд Хадижи наткнулся на портрет в простой раме, её рисунок, подаренный на том злосчастном празднике.

Значит, он все же не оставил его в Рио. От этого открытия приятно зашлось сердце, и девушка улыбнулась.

— Так что это было? — вопрос Зейна прозвучал за спиной.

Хадижа обернулась. Мужчина стоял у двери, словно отрезая ей любую попытку выйти из кабинета, не завершив разговор.

— Ребята решили пойти в клуб и пригласили меня, — пожав плечами ответила девушка, ища глазами графин с водой: засуха, как и головная боль, становились нестерпимыми, и говорить было сложно.

Обнаружив графин и пару стаканов на небольшом столике перед диваном, Хадижа чуть ли не бегом направилась туда. Осушив два стакана залпом, девушка облегченно выдохнула и повернулась к мужу. Зейн стал ещё мрачнее, и голосе послышались металлические нотки:

— Что принимала?

— Я?

— Хадижа, ты сейчас пила так, словно целый день провела в пустыне, а твои зрачки практически сравнимы с радужкой, поэтому не говори, что ничего. Поверь, я видел достаточно людей, которые что-то употребляли, и их судьба зачастую печальна.

Хадижа неуклюже съежилась, смотря на него исподлобья:

— Какая-то зеленая таблетка с силуэтом птички. Больше ничего. И, поверь, я знаю, что наркотики — это плохо и никуда не ведут. Мне сейчас так… что пробовать что-то еще нет никакого желания, — уверила его девушка.

— Тогда зачем? — продолжал расспрашивать Зейн.

— Не знаю? — покачала головой Хадижа, садясь на диван, — Просто попыталась убежать от всего и от всех, а особенно, от прошлого, которого я не помню.

— А эта история с каруселью?

— Захотелось покататься. Было весело, — не смогла сдержать улыбку Хадижа, снова ощутив по телу дрожь от совершения чего-то запретного.

Казалась эта её улыбка стала последней каплей в чаше терпения, что помогала Зейну оставаться спокойным.

— Ты считаешь это все веселым?! А ты знаешь, что сказал бы твой отец, вся твоя семья, если бы они узнали об этом?!

Хадижа вздрогнула, распахнутыми глазами взглянув на мужа. Пожалуй, это был первый раз, когда Зейн повышал голос при ней вообще, а на неё в частности.

— Наверное, прокляли и выгнали бы прочь, как и мою мать, — чётко отчеканив каждое слово, ответила она, теперь заставив вздрогнуть его.

— Хадижа…

— Не надо, — перебила Зейна девушка, — Я давно поняла, что моей семье нужна другая я. Сиди дома, рожай детей, готовь баранину, да молись. А если мне плевать?! Если передо мной целый мир, я не собираюсь становится другой! Не собираюсь играть роль! Всё, хватит! Надоело! — Хадижа вскочила с дивана, — Хочешь разводиться?! Вперёд! Я никого не неволю… я не просила! Просто, — девушка выдохнула, опустив взгляд, и продолжила уже тише, — Я не хотела делать им больно, не хотела, чтобы им было плохо… из-за меня.

— Хадижа, прости, — шагнул в ее сторону Зейн, — Просто я испугался, подумал, что с тобой что-то случилось. Ты не отвечала на звонки, пока мне не отзвонились, я думал…

Мужчина резко замолчал, а Хадижа нахмурилась, вспомнив, как удивилась тому, что Зейн оказался в полицейском участке ещё до того, как она успела ему об этом сообщить.

— Кто тебе позвонил? — прямо спросила она.

Зейн не стал выкручиваться или отпираться, а просто ответил:

— К тебе приставлены телохранители. Двое, у них задание следить за тобой, но не вмешиваться, если не будет прямой угрозы.

— Телохранители?! Следят?! — пыталась осмыслить услышанное девушка.

Так значит за ней следили и обо всем докладывали Зейну! А как же это его «я тебе доверяю»? Опять ложь? Стало обидно и больно, словно её только что предали самым подлым способом:

— Вот цена твоего доверия?! Два охранника. Зачем тогда все наши разговоры о том, что относишься ко мне как к взрослой?! О доверии?!

— В связи с сегодняшней ночью, возможно, я не был так уж прав в своих словах, — снова начал заводиться Зейн, — Сегодняшнее твое поведение, ну, никак не похоже на поведение взрослой, разумной девушки.

— Зато нормально для подростка. Обычного нормального подростка! Без потери памяти, родственников, что живут словно в Средневековье! Замужества! — парировала в ответ Хадижа, — Знаешь, Самат был честнее, он хотя бы не делал вид, что ему интересна моя личность. Он просто хотел меня.

— У тебя есть шанс до сих пор попасть к этому честному, как было в Фесе, — ехидно улыбнулся Зейн, прищурив глаза. Он определенно наслаждался эффектом шока от своих слов, — Да, Хадижа, я знаю о том, что произошло в развалинах, и как именно ты повредила ногу, и поэтому велел приставить к тебе телохранителей.

Ощущение предательства кольнуло уже во второй раз. Дядя Али обещал не рассказывать ни о чем ни отцу, ни Зейну. Сомнений, что это был не он, почему-то не возникало.

— Самат — прекрасное оправдание, чтобы держать меня под контролем, следить за мной. А может, запереть меня в комнате и надеть паранджу, тоже во имя моей безопасности?! Он за две тысячи миль отсюда, и вряд ли даже знает, где я сейчас!

Её слова разбились о тишину. Зейн просто стоял и смотрел на девушку, которая сейчас буквально дрожала от злости и возмущения. В самом мужчине тоже поднимался протест. Он словно разговаривал с капризным, настырным ребенком, которого всеми способами убеждают не лезть туда, где опасно, а он назло стремится именно туда. Хотелось поступить с Хадижей именно так, как с непослушным ребенком: отчитать и отправить в свою комнату, а может собрать вещи и вернуть Саиду, пусть сам разбирается со своей дочерью. Зейн устало вздохнул, понимая, что точно так не поступит. Он ощущал себя как в давних разговорах с Жади. Воспитание, память, а характер, заложенный перетасовкой генов, видимо, нельзя было изменить ничем.

— Хадижа, иди пожалуйста в свою комнату, — медленно и как можно спокойнее сказал он.

Девушка словно ждала этих слов и, резко развернувшись, вышла из кабинета.

Зейн сел в кресло, устало откинувшись на его спинку. Он чувствовал себя уставшим, не столько физически, сколько морально. Зейн понимал, что с Хадижей будет непросто. Девушка без прошлого, стоящая на границе востока и запада, как на лезвии клинка. Понимал, что она слишком хрупкая, слишком юная. Запутавшаяся. Но в последние недели ему стало казаться, что всё более-менее начинает налаживаться.

Хадижа была счастлива поступить в Академию, завела друзей и потихоньку пропускала его в свой мир. Их вечерние разговоры, где она с горящими глазами рассказывала про какой-нибудь мировой шедевр или новую технику живописи, что изучали сегодня, были на вес золота. А потом, все пошло под откос: сначала ссора из-за танцовщицы, потом вспышка в памяти, когда он испугался, что психика Хадижи просто сломается под давлением подобного стресса, и вот, теперь, ночные гулянки, наркотики и арест.

Честно, сейчас он не знал, что делать с Хадижей. Отправить ее в Рио, к Саиду? Чтобы она себе там ни думала и чтобы ни говорила, так он с ней не поступит. Возможно, стоит просто переждать, дать им обоим остыть. Поспать. Бессонная ночь давала знать о себе, затуманивая голову и давя на веки. Он всё решит, обязательно, но чуть позже. Да поможет ему Аллах.

* * *

Хадижа вбежала к себе в комнату, всё ещё ощущая, как её трясет от злости и обиды. Слёзы мешали видеть, в горле встал ком, мешающий дышать, и казалось, что он вот-вот вырвется наружу бессильными рыданиями, которые она, несмотря ни на что, пыталась удержать.

Сняв до одури надоевшую одежду, девушка встала под душ, ощущая, как смывается и тушь, и карандаш, чуть пощипывая глаза. Черные струи сбегали по телу, оставляя на полу душевой уродливые чёрные кляксы. Хадиже казалось, что сейчас внутри неё тоже расползается такая же чёрная муть, состоящая из обиды и злости, но её так просто не смыть.

Да, она далеко не святая и натворила сегодня много чего, чем не стоит гордится, но их поступки, их жалкие оправдания собственного обмана, двуличия… ужаснее, чем вся эта бесконечная ночь. Хадижа прислонилась к стенке душевой, рассматривая кольцо, поблескивающее в свете лампочек. Захотелось снять украшение вместе со всеми клятвами, обещаниями и обязательствами и, наконец, вздохнуть свободно. Шальная мысль о том, что пора заканчивать весь этот фарс, пришла в голову, обретая уверенность и неясную тоску в сердце.

«Ты снова будешь одна», — шептало оно, сжимаясь от неприятного предчувствия.

— Плевать, — сказала Хадижа, сжимая ладони в кулаки.

«Ты подведёшь и разочаруешь их. Отца, Зейна, тётю Латифу, дядю Али, Самиру», — продолжало убеждать сердце.

— Они сделали это первыми, — зло ответила она.

Часы показывали полдевятого утра. Сняв с себя последнее украшение, подвеску в форме кошки, Хадижа положила его в шкатулку. Взяв рюкзачок и тубус, она осмотрела спальню в последний раз. Всё должно выглядеть так, словно она просто отправилась на учёбу. Хотя есть же телохранители… девушка грустно ухмыльнулась, вот пусть они и сообщат своему работодателю, что она просто ушла из дома.

* * *

Хадижа сидела перед холстом. Простая композиция, натюрморт из различных по форме и размеров геометрических фигур, просто практика, не сложнее, чем урок в художественной школе, а у неё кисть в руках не держалась. Девушка чисто на автомате, быстрыми штрихами, накидывала эскиз будущей картины, сама украдкой наблюдая за Луи, Одеттой и Жаком. После бессонной ночи они тоже выглядели потрепанными, как и она сама. Никто из них не поздоровался с ней, да и едва ли даже смотрел в её сторону, даже Жак… особенно Жак.

Ощущение полного одиночества, чувство стыда, желание разломать все вокруг, разрыдаться, убежать, спрятаться, исчезнуть, — все эти чувства давили на нее, проверяя на прочность, а запас этой самой прочности истощался миллисекундами. Кулаки и глубокий вздох. Сжатый в пальцах карандаш, до треска, до боли в пальцах. Взгляд Хадижи снова вернулся к холсту. Вспомнились старые привычки, когда после обид, несправедливых слов, да просто плохого дня, она приходила в мастерскую в приюте и начинала рисовать, забывая про всё.

— Мадемуазель Рашид, — голос мсье Мельера заставил девушку вздрогнуть, — Вы собрались остаться тут на ночь?

Хадижа непонимающе осмотрелась вокруг. Все студенты уже покинули аудиторию, и осталась только она и преподаватель.

— Ой! Простите, мсье, — судорожно собирая свои вещи, воскликнула Хадижа, — Я просто заработалась.

— Вижу, — кивнул мужчина, рассматривая полотно, — Мне нравится, как вы погружаетесь в работу, забывая обо всём вокруг, но это не лучшая ваша картина, — покачал он головой, — Обычно в них больше плавности, изящности.

Хадижа сама посмотрела на холст: небрежные маски, слишком темные тона, с резкими переходами от света в тень и обратно. В реальности, освещенные ярким солнцем предметы казались парящими, на картине же они приобрели вес и слишком грубое начертание.

— Да, мсье, — согласилась с критикой девушка, — Сегодня явно не мой день.

— У всех такое случается, — философский ответил Мельер, — Хотя натюрморт при всем при этом получился не просто техническим отображением реальности, а, скорее, отображением тех чувств, что сегодня владеют вами, — он замолчал, продолжая вглядываться в картину.

— Спасибо, — смутилась Хадижа, — Я пойду.

— Да, конечно, — улыбнулся мужчина, отступая на шаг, но стоило Хадиже пройти мимо и сделать несколько шагов в сторону двери, как он окликнул её.

— Да?

Мельер быстрыми шагами подошел и протянул Хадиже маленького, сложенного из бумаги, журавлика.

— На счастье, — улыбнулся он, — В Японии есть традиция, в основе которой лежит красивая легенда: «Если с любовью и тщательностью свернуть тысячу бумажных журавликов, подарить их окружающим, и получить в ответ тысячу улыбок — исполнятся все желания».

Девушка осторожно взяла бумажную фигурку:

— И какое у вас желание?

— Как и у всех, кто решился на то, чтобы сворачивать журавликов, невыполнимое, — грустно улыбнувшись, ответил он, — Все наладится, не печальтесь.

— Да, спасибо, — кивнула Хадижа, — До свидания, мсье Мельер.

— До завтра, мадемуазель Рашид.

Хадижа вышла из аудитории. Остановившись в холле, она подняла голову вверх, любуясь небом через необъятную стеклянную крышу.

«Все наладится. Всего будет хорошо», — мысленно повторила она.

Легко было уйти из дома на эмоциях, убеждая себя, что она сильная, что привыкла быть сама по себе, что справится. Сейчас, когда хотелось есть, когда нужно было где-то переночевать, а денег в кармане было разве что на круассан и чашку кофе в ближайшем кафе, уверенность в правильности своего поступка таяла на глазах.

Выйдя на крыльцо, девушка осмотрелась. Ни других студентов, ни знакомого автомобиля видно не было. Хадижа резко выдохнула, закусив губу. Хотела свободы? Получай. Ни друзей, ни мужа, ни даже попытки вернуть беглянку. Хотя Зейн ещё не мог ни узнать, ни понять, что Хадижа не намеревается возвращаться домой. Сейчас девушка сама себе напомнила ребёнка, который, обидевшись на родителей, вышел за порог дома, и стоит в ожидании, когда к нему прибегут уговаривать вернуться назад. Это разозлило и придало решимости сделать то, о чём думала с самого утра. Вприпрыжку спустившись со ступенек, Хадижа отправилась по узкой, но уютной Rue Bonaparte в сторону Сен-Жермен-де-Пре — ближайшей станции метро.

* * *

Хадижа, наверное, уже минут пять стояла у знакомой двери, не решаясь постучать. Можно было просто оставить пакет с вещами у двери, а самой уйти восвояси, но возвращение одежды Оди было лишь предлогом, чтобы попытаться извиниться и объяснить произошедшее. Хотя бы Жак должен был её понять и простить. Только она решилась и подняла руку, как дверь сама отворилась, и нос к носу с девушкой оказался Луи.

— Ух, ты! Приветствую вас, мадам, — ехидно ухмыльнулся он, выделяя последнее слово, — Какими судьбами к нам? Неужели, муж отпустил?

— Кто там, Луи? — раздался звонкий голос Одетты.

— Наша маленькая врунишка, — ответил он.

— Я принесла одежду, — кивнула Хадижа на пакет, уже собираясь всунуть свою ношу парню и, развернувшись, уйти.

— Пригласи гостью, — снова раздался голос Оди, — Выяснять отношения на лестничных клетках круто только в слезовыжимательных мелодрамах.

Луи распахнул дверь шире, и сам отошел, позволяя Хадиже войти.

В гостиной на диване сидела Одетта, щелкая пультом каналы. Жака не было видно. Хадижа подошла к дивану и поставила пакет.

— Спасибо за наряд, — коротко сказала она и развернулась, уже намеревалась идти обратно к двери, как Одетта схватила ее за руку и потянула к себе:

— Милая мордашка, куда собралась?

Хадижа от неожиданности потеряла равновесие и плюхнулась на диван, удивлённо смотря на подругу.

— Не знаю, — пожала она плечами, — Я из дома ушла.

— Чёрт! — подпрыгнула на месте Оди, пододвигаясь все ближе, — Все чудливее и странноватее! * Давай рассказывай с самого начала, кто ты такая, мадам Хадижа Рашид? Или это не твоё настоящее имя?

— Нет, это как раз настоящее, — поджала губы девушка, — Не настоящее я носила раньше, так как настоящего просто не помнила.

И Хадижа начала рассказывать обо всем: побеге матери от её отца, про аварию, амнезию, больницу и детский дом, — прерываемая лишь возгласами Одетты, да тихой руганью Луи. Когда Хадижа начала рассказывать про возвращение в Рио и Самата, из комнаты вышел Жак. Лицо у старого друга было мрачным. Он ничего не сказал, лишь сел неподалеку.

Когда Хадижа дошла до эпизода со сватовством, то Жак впервые подал голос:

— Убил бы этого Самата! Сволочь он!

— Становись в очередь, — фыркнула Хадижа.

— Так ты решилась выйти за этого Зейна? — потребовала продолжения истории Одетта.

— Да, — кивнула Хадижа, — Это был, так сказать самый оптимальный вариант. Самат остается ни с чем, позор не грозит ни моей семье, ни мне.

— А что получил сам Зейн? — с хитрой улыбкой спросила Оди.

— Не знаю, — пожала Хадижа плечами, — Мне рассказывали, что он когда-то был влюблён в мою мать, и даже женился на ней фиктивно.

— О, это клиника! Не получилось с матерью, так решил переключиться на дочь, — высказался Луи.

— Нет, Зейн не такой, — тут же встала на защиту мужа Хадижа, чем вызвала хитрую улыбку у Одетты, — Просто он хотел помочь. Привез меня сюда, дал возможность поступить…

Чем дальше она говорила, тем большей идиоткой чувствовала себя. Зейн действительно не сделал ничего плохого, а просто о ней заботился.

— Так ты ушла из-за вчерашнего приключения? — спросила Оди, — Или он выгнал?

— Сама ушла, — тихо сказала Хадижа, — Я удивилась, когда он появился в дверях полицейского участка, хотя уже сама хотела звонить ему. Дома выяснилось, что ко мне приставлено двое телохранителей, — при этих словах Хадижа почувствовала, как мурашки побежали по коже, а у в душе снова зажглась обида, — Он утверждает, что это из-за Самата! Этот псих пытался похитить меня в Фесе, но где Самат, а где я?!

— И что теперь? — спросил Жак.

— Даже не знаю, — пожала плечами Хадижа, — Честно, возвращаться назад не хочу, но денег на съём хотя бы комнаты, или номера в отеле, у меня нет.

— Слушай! — с горячими глазами наклоняется к ней подруга, — Хочешь, поживи с нами, займёшь этот диван, — она похлопала софу, на которой сидела.

— Правда? — удивлённо распахнула глаза Хадижа, попеременно посмотрев на всех, — но я вас обманывала… вы меня прощаете?

— Мы само милосердие и всепрощение, — обозначив руками вокруг своей головы нимб, проговорила Одетта, — Да, у всех у нас тут свои скелеты в шкафах, а у кого-то и не по одному, — девушка многозначительно посмотрела на Луи, — В общем, я не злюсь. Только в толк не могу взять: почему ты не рассказала обо всем раньше?

Хадижа смутилась:

— Всю жизнь, которую я помню, в меня постоянно тыкали пальцем «девочка с амнезией», «она не помнит совершенно ничего, даже своего имени и дня рождения!», «она какая-то умственно отсталая». Жак подтвердит, — девушка указала в сторону друга, тот согласно кивнул, — Так что, когда я познакомилась с вами, мне захотелось быть просто девчонкой. Обычной студенткой.

— Ну, хорошо, допустим, детвора тебя задразнила, — кивнул Луи, — При том, помнишь ли ты во сколько лет первый раз села на горшок или нет — это твое личное дело. А про замужество? Боялась, что если мы узнаем, то задразним тебя «женушкой»? «Замужней мадам»?

— Возможно, — фыркнула Хадижа, — Но главное, это всё равно уже провело некую черту между нами. Замуж рано обычно выходят по залёту или из-за корысти, и…

— Ага, а ещё если ты мусульманка с охренеть какой религиозной семьей, повернутой на традициях, — рассмеялась Оди, — Ну, что, прощаем нашу врунишку, мальчики? — обратилась она к Луи и Жаку.

— Прощаем, — хором откликнулись те, хотя в глазах старого друга Хадижа всё же заметила холодок обиды.

— Обнимашки! — кинулась к ним Одетта, сгребая всех в охапку.

Хадижа всегда удивлялась, откуда столько сил в этой хрупкой на вид Оди. И сейчас, буквально прижатая с одной стороны к Одетте, с другой — к Луи, а с третьей — к Жаку, она еле-еле могла дышать, но снова чувствовала себя счастливой. Теперь она не одна. Теперь рядом с ней — друзья.

Примечания:

*цитата из книги Льюиса Кэролла "Алиса в стране чудес".

Загрузка...