Рождественская малышка миллиардера

***

Ханна раскрыла молнию сумки, прекрасно понимая, что Джексон бродит по комнате. Ей все равно не удастся заняться учёбой. Так что она искала свою любимую книгу, чтобы устроиться с ней перед камином. Она подняла голову, когда услышала грубый вздох.

— Что это?

— Ты о чем?

Она посмотрела вниз, чтобы увидеть, что одна из её книг выпала из её сумки и теперь находится в больших загорелых руках Джексона.

Она схватила её. Или пыталась вырвать её.

— Отпусти.

Он отодвинулся на шаг назад, забрав книгу с собой. Она почувствовала, как её щеки вспыхнули, как факел. Он перевернул её и начал читать аннотацию на обратной стороне. Это была её любимая книга, которую она любила читать во время праздников, но это было настолько личным для неё, как и её прошлое. Книги помогли ей пройти через многие годы одиночества. Они хранили её мечты в её душе и научили любви, которая всегда казалась вне её досягаемости. И до этого момента она была рада, что она находилась с ней. С тех пор как она научилась читать, она никогда не была без книги, особенно в ночное время, когда все разочарования преследовали её разум, пока она пыталась заснуть. Она ютилась под изношенным одеялом, в комнате, в которой она действительно никогда не чувствовала себя в безопасности, и позволяла себе уноситься в те места, где мечты становились реальностью. Слова в её книгах заглушали бесконечные голоса, в каком бы доме она ни жила. Её простенький красный чемодан был наполнен любимыми книгами, каждая из которых обещала ей побег от реальной жизни, и она приносила его с собой в каждый дом.

Наличие книги в руках Джексона, беспокоило её. Это было слишком личным. Она снова потянула книгу. Она думала, что увидела, как уголок его рта дёрнулся с намёком на улыбку. И поэтому уперев руки себе в бедра, использовала свой суровый тон.

— Верни мне книгу.

Он поднял голову.

— Романтика, да? Никогда бы не посчитал тебя читательницей романтики.

Она прищурилась.

— Так вышло, что это - одна из моих самых любимых книг, так что с твоего позволения. — Она выхватила книгу из его рук. — Я хотела бы, чтобы ты вернул её в мою сумку.

Он поднял руки и по-мальчишески улыбнулся, с выражением, которое полностью расходилось с тем гневным, сдержанным человеком, к которому она привыкла.

— Не нужно стесняться этого.

Она нахмурилась. То, как он это сказал, дало ей ясно понять, что он думал, что она должна быть очень, очень смущена.

— Тебе, вероятно, следует прочитать эту книгу и взять несколько советов о том, как вести себя с женщиной.

Она не могла поверить, что сказала это вслух.

Он запрокинул голову и рассмеялся.

Она боролась, с возникшим из ниоткуда желанием улыбнуться. Но это было трудно, потому что его смех, был глубоким, немного хрипловатым и очень сексуальным. Он преобразил его.

Он перестал смеяться, но улыбка осталась на губах, его идеальные белые зубы блестели. — Правда? Значит, ты думаешь, что мне не хватает навыков, необходимых для того, чтобы привлечь женщину?

Она скрестила руки перед собой.

— Ну, ты захлопнул дверь перед моим лицом.

Он перестал улыбаться.

— Я не захлопнул. Я закрыл её.

— Дважды. Ты захлопнул её дважды, — сказала она, подняв и пошевелив двумя пальцами.

Он сердито посмотрел на неё и засунул кулаки в карманы.

— А потом ты заорал мне в лицо и использовал свой рост и ... э-э ... габариты, чтобы запугать меня.

— Я не пытался запугать тебя.

— И отправил меня в метель.

Он потёр затылок, а затем посмотрел на потолок. Она могла поклясться, что он, молча, досчитал до десяти.

— Я вернулся за тобой.

— А потом позволил мне упасть, потому что должен был отобрать скребок для лобового стекла.

Он прищурился, сжал и разжал челюсти.

— Я не пытался отобрать скребок, я пытался убедить тебя войти внутрь.

— И рассыпал все моё рождественское печенье.

— Я помог тебе его собрать. Я понятия не имел, что там было печенье.

— Как бы там ни было, Джексон, ты определённо не знаешь, как относиться к леди.

Она схватила сумку, и бросила книгу обратно. Она почувствовала силу и энергию, которая исходила от него, и которую было невозможно игнорировать.

— Ханна, если бы ты не была связана с моей семьёй, у тебя не было бы никаких сомнений в том, знаю ли я, как относиться к леди.

Она знала, что её шея и лицо покраснели. Очевидно, что Джексон был мужчиной, у которого не возникало проблем с тем, чтобы привлечь женщину, но, сказанное им, прозвучало восхитительно, по-декадентски.

— Хорошая реплика.

Она продолжала дёргать молнию своей сумки, пытаясь её закрыть.

Она проигнорировала его и то, что прозвучало как приглушённый смех. Ей нужно было повернуть этот визит в нужное русло. Ей нужно было, чтобы он находился с Эмили, чтобы заставить его медленно растаять чувствами к своей очаровательной племяннице. Так или иначе, в ближайшие двадцать четыре часа, ей нужно было сломать, казалось бы, непробиваемые стены ... колокола Джексона Пирса. Она услышала колокола. Ханна посмотрела на Джексона, который все ещё смотрел на неё.

— Ты это слышал?

Он покачал головой.

— Слышал что?

— Колокола! — Завизжала Ханна, когда они снова зазвенели.

— Колокола?

Она кивнула и побежала мимо него к окну. Ханна резко вдохнула, когда сани, запряжённые двумя лошадьми, подъехали к передней части дома. И кучер, ну ...

— Джексон? — Прошептала она с недоверием глядя через плечо. ? Я думаю, что здесь мистер и миссис Клаус.

— Ты думаешь, что я поверю, что Санта и его жена бродят по моему двору перед входом? — Спросил он, присоединившись к ней у окна.

— Они не бродят.

— О, Боже, — прошептал он, его лицо побледнело, когда он посмотрел сквозь стекло. В конце концов, она пробилась через него! Ханна побежала к двери, но он опередил её и заблокировал вход. Скрещённые на груди руки и очень хмурый взгляд на его красивом лице совсем не поколебали её решимость.

Ханна стукнула ногой.

— Я впущу их.

— Нет, не впустишь.

— Нет, впущу, — сказала она, пытаясь оттолкнуть его в сторону. Вся эта гора мышц не сдвинулась ни на дюйм. Он просто испустил раздражённый вздох. Она отступила назад и посмотрела на него.

— Ты не можешь отказать им войти!

— Это не Санта, — простонал Джексон, потирая виски.

— Ну, кто это?

— Это мои сумасшедшие соседи, что живут ниже по улице, — сказал он, его голос был напряжённым, а звон становился все громче.

— Дом со всеми украшениями? — Спросила Ханна, думая о маленьком домике, мимо которого она проезжала прошлой ночью. Он был освещён и украшен с такой заботой, что Ханна на секунду притормозила, чтобы полюбоваться огнями.

Джексон кивнул, его лицо было мрачным.

— Он самый.

Они оба подпрыгнули от громкого стука.

Ханна улыбнулась ему.

Джексон закрыл глаза и пробормотал что-то себе под нос, поворачиваясь, чтобы открыть дверь. Порыв арктического ветра и шум неистовых колоколов поприветствовали их.

ШЕСТАЯ ГЛАВА

Ханна налила Сэмпсонам вторую чашку кофе, с восторгом слушая их рассказ о времени, когда они в метель спасли белку. Джексон, развалившись на диване рядом с ней, скрестил ноги в лодыжках и выглядел так, будто ему невероятно скучно. Он поймал её взгляд и поднял палец к виску, изображая, что нажимает на воображаемый курок большим пальцем. На что Ханна неодобрительно нахмурилась. Как ему могла не нравиться эта пара?

— О, Ханна, ты просто прелесть, моя дорогая. Мы были взаперти в течение нескольких дней, не с кем было даже поговорить! Мы всегда беспокоимся о Джексоне, когда он приезжает в этот коттедж, — сказала миссис Сэмпсон, ворча на Джексона. — Это совсем не хорошо, быть одному в праздники. А знаешь ли ты, — сказала миссис Сэмпсон, наклонившись вперёд и понизив голос до лихорадочного шёпота, — Что это одно из самых сложных времён года для многих людей?

— Я даже не могу себе представить, почему, — сказал Джексон, глубоким голосом растягивая слова. Ханна пыталась не расплескать содержимое своей кружки.

Пожилая женщина кивнула, совершенно не обращая внимания на сарказм Джексона, её вьющиеся белые волосы своеобразно подпрыгивали при каждом движении.

— Одиночество, милый. И именно поэтому мы зашли, чтобы навестить тебя. Мы столько раз приезжали сюда, искали тебя, и на расстоянии казалось, что мы видим свет, но потом, когда мы подходили ближе, в доме всегда было темно. Какая жалость, что мы никогда не застаём тебя!

Ханна ахнула и нахмурилась глядя на Джексона, который слегка пожал плечами. Как он мог на самом деле делать вид, что его нет дома?

— Действительно жаль, миссис Сэмпсон. Я предлагаю вам в следующий раз стучать сильнее. Джексон немного глуховат, как я заметила. Иногда я думаю, что он слышал, что я сказала, но на самом деле он, не услышал ни слова! — сказала Ханна, игнорируя громкий кашель Джексона.

— Я могу заверить вас, что с моим слухом все в порядке, — сказал Джексон, уголки его губ слегка дёрнулись.

— Ну, вот и хорошо. Похоже, эта маленькая леди беспокоится за тебя, — сказал мистер Сэмпсон подмигнув. — Я могу сказать, что у неё золотое сердце, как и у моей Харриет. — Ханна посмотрела в свою кружку. Она подняла голову, чтобы прояснить их отношения, но Джексон заговорил первым.

— У неё действительно золотое сердце, Гарри. Она даже испекла кучу рождественского печенья и проехала через пургу, чтобы увидеться со мной.

Ханна слышала улыбку в его голосе, когда он продолжал разыгрывать этот спектакль. Она проигнорировала тепло, которое распространилось по всему телу от его слов, зная, что он говорил это не всерьёз.

Мягкий крик Эмили прервал её ответ.

— Это ребёнок? — выдохнула миссис Сэмпсон, садясь прямо.

— Нет, — огрызнулся Джексон.

— Боже мой, Джексон. Тебе действительно нужно проверить свой слух, это определённо ребёнок! — Сказала миссис Сэмпсон, поднимаясь, пока Эмили продолжала кричать. Миссис Сэмпсон выглядела так, словно она собиралась взорваться, если крики ребёнка не будут услышаны. Ханна пыталась сдержать улыбку, пока пересекала большую комнату.

— Я прослежу, чтобы он проверился у специалиста, миссис Сэмпсон. И я сейчас вернусь, я хочу, чтобы вы познакомились с кем-то очень важным, — сказала она, произнеся про себя благодарственную молитву. Это было именно то, что ей нужно. Ханна неслась через коридор к своей комнате.

Она вернулась через мгновение и обнаружила миссис Сэмпсон ожидающей в конце коридора, и заламывающей руки.

— Миссис Сэмпсон, я хотела бы познакомить вас с Эмили.

Миссис Сэмпсон бросилась к ней.

— О, она прелестна, просто прелестна! Я могу её подержать, Ханна? — спросила женщина с такой радостью в глазах. — Смотри Гарри, она такая маленькая. — Миссис Сэмпсон медленно вошла в большую комнату и села рядом с мужем, словно она держала самую хрупкую драгоценность в мире.

— Она настоящая милашка, — сказал мистер Сэмпсон, касаясь маленького пучка волос Эмили. — Маленький ангел, — прошептал он.

— Да, ангел, — сказала миссис Сэмпсон, кивая.

Ханна украдкой посмотрела на Джексона. Его спокойная, весёлая манера поведения исчезла, и она видела напряжение в его теле. Теперь он стоял перед камином, держа в руке кочергу, вороша парочку журналов.

— Мы не имели ни малейшего представления о том, что у вас двоих есть ребёнок, — прошептала миссис Сэмпсон, в то время как Эмили смотрела на неё широко раскрытыми глазами.

— Ну, — сказала Ханна, сложив руки вместе, — она на самом деле не наша.

— Это ребёнок моей сестры, — сказал Джексон, неестественным хриплым голосом. — Моя сестра умерла, и это её ребёнок.

Ханна пыталась скрыть свой шок, что он вообще что-либо скажет Сэмпсонам по поводу Луизы или Эмили. Он пытался. Он пытался быть честным, и её сердце наполнилось сочувствием, когда она посмотрела на складки вокруг его рта.

— О, Джексон, нам так жаль, — сказал мистер Сэмпсон, поднимаясь и похлопывая Джексона по руке. Выражение Джексона смягчилось, когда щуплый пожилой человек выразил такое сострадание.

— Спасибо, — сказал Джексон с лаконичным кивком.

— А как насчёт её отца? — спросила миссис Сэмпсон, её голос был напряжённым из-за непролитых слез.

— Нет отца, — сказал Джексон с хмурым взглядом.

Тело Ханны напряглось. Эти люди были здесь, и она собиралась воспользоваться этой возможностью в полной мере.

— Я хочу, чтобы Джексон стал её отцом, — тихо сказала Ханна, хотя её голос прозвучал слишком громко, даже для её ушей. Она смотрела Джексону прямо в глаза, бросая ему молчаливый вызов, который не вызвал в нем совершенно никакой реакции. Он не был удивлён её заявлением, он лишь мрачно скривил рот.

— Это, должно быть, такая честь. Она является ценным даром. Нет ничего более особенного, чем ребёнок. Ничего на земле, — сказала миссис Сэмпсон, её глаза наполнились слезами, когда она смотрела то на Джексона, то на Эмили. Глаза Ханны не покинули его лица. Сжав челюсти, он коротко кивнул женщине. Ханна заметила, что он не смотрел на Эмили.

— У вас самих есть дети? — спросила Ханна, отводя глаза от напряжённого взгляда Джексона.

Миссис Сэмпсон продолжала тереть спинку Эмили, и мягкая улыбка коснулась уголков рта, углубляя линии на её лице, она прошептала, — Мы всегда хотели детей. Всегда. Но, мы с Гарри просто не были благословлены этим даром.

Сердце Ханны пронзило болью, когда Гарри побрёл к своей жене, его бледно-голубые глаза заблестели. Она посмотрела на Джексона, стоящего к ним спиной, его плечи напряглись. Она почувствовала свою собственную боль. Чего бы она ни отдала, чтобы иметь таких родителей, как Сэмпсоны. Их любовь была настолько реальной, их поступки настолько чисты.

— Но мы были благословлены тем, что нашли друг друга, — радостно сказал мистер Сэмпсон. Его жена, кивая, посмотрела на него. Она медленно встала и протянула Эмили Ханне.

— Думаю, мы уже достаточно вас побеспокоили, — сказала миссис Сэмпсон, когда Гарри натянул шапку Санты на голову. Ханна последовал за ними к двери, в то время как Джексон достал их красные пальто.

— Было очень приятно встретиться с вами, — сказала Ханна с улыбкой, поглаживая затылок Эмили.

— Э-э, да. Спасибо, что заглянули, — проворчал Джексон, стоя рядом с ней после того, как помог миссис Сэмпсон надеть её пальто.

— Вы уверены, что нормально доберётесь в такую погоду, — спросила Ханна, когда она выглянула в окно и обнаружила все ещё продолжающуюся метель. Она проигнорировала толчок Джексона.

— О, мы будем в порядке, я разъезжал и в худшую бурю, чем эта! — сказал мистер Сэмпсон, хлопая Джексона по плечу. Джексон пожал ему руку, и Ханна могла бы поклясться, что она увидела его улыбку. Но когда миссис Сэмпсон приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать Джексона, его оборонительная стена дала трещину, и он улыбнулся женщине, отчего она, покраснев, засияла. Спустя несколько мгновений, когда они махали на прощание Сэмпсонам, Ханна подумала, что этот визит сделал. Может быть, это было недостающим пазлом мудрости и понимания всей ситуации, чтобы заставить Джексона решиться.

— Это была забавная ночь, ты так не думаешь? — радостно спросила Ханна, идя с Эмили на кухню, чтобы подогреть бутылочку.

— Я бы предпочёл одеться Сантой в торговом центре и чтобы надоедливые дети сидели у меня на коленях. Доброй ночи.

Ханна стояла в дверях кухни с детской бутылочкой в одной руке, и Эмили в другой, глядя как Джексон уходит по коридору. Она разрывалась между тем, чтобы бросить бутылку ему в спину, и, как ребёнку заплакать.

***

С Джексона было достаточно. Серьёзно, по самое «не хочу».

Они уже два дня как находились в состоянии этой неприятной и вынужденной договорённости. После адского вечера, и все благодаря соседям, которых ему удавалось избегать в течение последних пяти лет, он проснулся от звука великолепного смеха Ханны, что только ещё больше ухудшило его настроение.

Он поплёлся к окну и обнаружил, что метель не прекратилась. Это был худший шторм, который он видел, по крайней мере, за десять лет. И для парня, который привык ничего не чувствовать, он целых два дня провёл на своего рода, эмоциональных американских горках. Его самая большая проблема заключалась в том, что он переставал ненавидеть тот факт, что он находится взаперти в этом коттедже с Ханной и малышкой. Ханна и его, э-э, эта малышка возились по дому, создавая всевозможный шум и счастливые детские звуки. Куда бы он ни посмотрел, он везде видел Ханну. Как она готовила, пела для малышки, играла с малышкой, переодевала малышку. И она была такой чертовски шумной, что он был вынужден более чем несколько раз взглянуть на них. Когда в очередной раз он это сделал и увидел, что девочка, агукая, смотрит на Ханну, он ощутил в груди странное чувство. А потом он ощутил совершенно другие, очень неприемлемые чувства, когда посмотрел на Ханну. Её улыбка, её волосы, звук её голоса, она доводила его до безумия. Ему совершенно не удалось сосредоточиться на работе и все благодаря Ханне. И, в конечном итоге, проигрывал игру за игрой в пасьянс на своём компьютере, делая вид, что работает.

И теперь, когда малышка уснула, они в большой комнате снова остались вдвоём. Сцена была раздражающе совершенной. Снаружи бушевал шторм, пока они находились в тепле и уюте своего коттеджа. Даже постоянные рождественские песни становились все менее раздражающим. Он находился с женщиной, которую считал неудержимо сексуальной, которая была чертовски весёлой, и умнее всех тех, с кем он спал или же планировал спать. Но он не мог даже, и допустить мысли быть с ней из-за того, кем она была.

— Ты играешь в карты?

Джексон просто смотрел на неё. Она что-то сказала?

— Эээээй? Земля вызывает Джексона.

Очевидно раздражённая его поведением, она закатила глаза.

— Я сказала, хочешь поиграть в карты?

Как это возможно, что настолько умная женщина совершенно не обратила внимания на то, чем бы они могли заняться сегодня вечером? Карты? Последнее, чем он хотел заниматься в уединённом домике с сексуальной, интригующей и невероятно красивой женщиной так это играть в карты.

— Карты? — выплюнул он, наконец.

Его насмешка совершенно никак не повлияла на её энтузиазм. — Да, карты! Может быть, мы могли бы сыграть в сумасшедшие восьмёрки?

— Сумасшедшие восьмёрки?

Она нахмурилась.

— Прекрати повторять все, что я говорю, как будто все мои предложения идиотские.

— Что ещё за сумасшедшие восьмёрки, черт возьми? Это должно быть игра только для провинциалов, — сказал он, нарочно провоцируя её.

Она скрестила руки.

— Откуда ты знаешь, что я из маленького городка?

— Дорогая, у тебя на лбу написано, что ты из маленького городка.

Он улыбнулся ещё шире, когда она нахмурилась.

— Да неужели?

— Книги, бабушкина шапка и сумка —

— Бабушкина шапка! Что бы ты знал, это хорошая ...

Он сделал широкий жест рукой, стараясь не смеяться. — Бабушкина.

Она на минуту перестала говорить и перекинула волосы через плечо.

— Ну, да, она и есть бабушкина. Только не моей бабушки. Это не важно. Это может быть и небольшой город, но он по-прежнему близко к цивилизации. Хоупс Кроссинг очень очаровательный ...

— Хоупс Кроссинг? Это ещё что за название?

Она прищурилась и послала ему убийственный взгляд.

— Это город с хорошими старомодными ценностями, а также людьми, которые заботятся друг о друге. Все всех знают...

— Ох, это звучит ужасно.

— К твоему сведению, я выросла в городе.

— Правда?

Она кивнула, но выглядела так, будто она была готова закончить этот разговор. Он понял, что всякий раз, когда она рассказывала ему что-нибудь о себе, она, казалось, сожалела об этом. Он не собирался позволить ей так легко отделаться.

— Почему ты уехала?

— Мне нравятся маленькие города, — сказала она, скрестив ноги, не глядя на него.

— Я ненавижу их.

— Конечно, особенно такой человек как ты.

— Как я?

Она вытянула руку и начала перечислять пункты на пальцах.

— Закрытый, асоциальный, скупой ...

— Скупой? — спросил он, смеясь.

— Я думаю, что нам нужно вернуться к разговору о картах, и решить, во что будем играть.

— Мне нравится слушать о тебе, — сказал он, зная, что она больше не хотела ему ничего о себе рассказывать.

Она отвернулась, а затем подалась вперёд в своём кресле.

— Я знаю, в какую игру мы можем сыграть. Как насчёт мудака? Ты определённо должен быть хорошо знаком с мудаком.

Он не знал ни одной женщины, которая бы оскорбляла его так открыто, как это делала Ханна. И он любил звук её смеха, когда она вместе с ним смеялась, и то, как это озаряло её лицо, давало ему представление о женщине, которой она была, когда не боялась и не беспокоилась. Она опьяняла. Это осознание заставило его прекратить смеяться.

— Я не знаком с этой игрой, — протянул он, поднимаясь. Он подошёл к бару. — Хочешь выпить? — ему это действительно было нужно.

— Что ты будешь? — Она смотрела на него с искоркой в глазах и высокомерной улыбкой.

— Скотч.

— Мне то же самое.

Он полу-засмеялся, полу-проворчал. С каких это пор он издавал полу-смех? С Ханной он постоянно находился на грани смеха или крика. Она была полна противоречий.

— Может быть, нам стоит пригласить Сэмпсонов, — предложила Ханна с подозрительно весёлой улыбкой.

Он закатил глаза.

— Я думаю, одного раза за сезон достаточно.

— Ты ужасен. Я не могу поверить, что ты притворялся, как будто тебя нет дома, когда они стучали в твою дверь. - Она выглядела восхитительно, когда пыталась сурово нахмуриться, хотя её глаза сверкали.

— Если бы я впустил их один раз, этого было бы достаточно. Я бы никогда не избавился от них, — сказал он, возвращаясь к ней. Он не хотел думать обо всех вещах, что Сэмпсоны говорили о Эмили как о подарке. Ангеле.

— Я думаю, что они очаровательные, и после стольких лет так влюблены. Какая чудесная забота, надеть одинаковые шапки Санты ...

— Мне нужно начать пить.

Ханна откинула голову назад и рассмеялась.

— Раз мы решили выпить, нужно придумать что-нибудь поинтереснее игры в карты, — сказал Джексон, стоя перед ней.

Она подняла бровь и откинула голову в безмолвном вызове.

Джексон передал Ханне её стакан и в тот момент, когда их пальцы соприкоснулись, он почувствовал жар и огонь, который испытывал всякий раз, когда тесно контактировал с ней. Она подняла свой бокал к губам, и он подумал, что увидел, как дрожала её рука.

— Твоё здоровье, — сказала она охрипшим голосом. Джексон сделал глоток и сел на кожаный диван рядом с ней. Он заметил, что она отодвинулась немного дальше, определённо она тоже почувствовала притяжение.

— Так как насчёт игры «Правда или желание»?

— С твоей стороны, Джексон, это немного по-детски.

Он откинулся на спинку и посмотрел на неё через край стакана.

— Я, на самом деле, в глубине души ребёнок. — Он улыбнулся на её взрыв смеха, виски в её стакане, плескалось опасно близко к краю. — К тому же, как только хоть немного этого попадёт в нас, — сказал он, подняв свой стакан, — Игра станет действительно интересной. — Он не мог остановить свою улыбку при мысли о миниатюрной шатенке, пытающейся напоить его до бесчувствия.

— Ещё бы. Хорошо, я согласна. Но должна предупредить тебя, меня нелегко напоить, я знаю, как справиться со своей выпивкой. Кроме того, в другой комнате находится малышка, за которую я несу ответственность.

— Хорошо, да начнётся игра.

— Я первая, — сказала она, наклоняясь вперёд, чтобы погладить Чарли по голове.

— Вперёд, — сказал он, заставляя себя не смотреть на обозримое декольте, когда она наклонилась, чтобы погладить его собаку. Это было впечатляющее декольте. Проклятье.

— Правда или желание? — спросила она, выгибая брови.

Он сложил руки на груди. — Желание.

Она нахмурилась. — В самом деле? Желание?

— Ханна, ты же не думала, что я выберу правду, не так ли?

Она выглядела полностью разочарованной. — Никто никогда не выбирает желание!

— Серьёзно? Я всегда выбираю желание.

— Но я ещё не придумала желание, — сказала она, делая большой глоток. Она лизнула уголок рта, и его внутренности непроизвольно сжались.

— Время истекает, — сказал он, наслаждаясь своим поддразниванием

— Нет. Нет никакого ограничения по времени. Хорошо, я придумала кое-что! — сказала она, выглядя очень довольной собой. — Я желаю, чтобы ты рассказал, почему изменил своё имя.

Он засмеялся. — Здорово выкрутилась, но ты уверена, что хочешь потратить желание на что-то столь обыденное как моё имя?

— Так или иначе, я не думаю, что это вообще будет чем-то обыденным. — Она вскинула бровь в немом вызове.

Он театрально застонал, а затем откинулся дальше на подушки. — Прекрасно. Когда я ... — он на секунду остановился, чтобы найти нужные слова. Раньше, ему никогда не доводилось это объяснять, и вдруг, это стало очень важно не выглядеть полным идиотом перед Ханной. — Я знал, что если когда-нибудь у меня все получится, мне придётся отделиться от своей семьи. Я больше не хотел с ними связываться. Мне нужно было двигаться по жизни дальше. Я это сделал не из-за смущения или стыда. Мне действительно наплевать, что люди обо мне думают. — Он выпил свой стакан не глядя на неё. С Ханной было опасно легко говорить.

— Я могу это понять. — Отсутствие сочувствия в голосе испугало его, и он посмотрел на неё. Она толкнула пустой стакан к его лицу. — Повтори, пожалуйста.

— Нам обоим это нужно. — Он встал и прошёлся по комнате. Чувствуя себя немного ущемлённым, что она не оказалась более сострадательной.

— Джексон?

— Да, — сказал он, взглянув через плечо.

— Принеси всю бутылку.

Его плечи задрожали от смеха, и он сделал, как его просили, присоединившись к ней на диване. Она удивила его, подняв свой бокал для тоста.

— За испорченное детство и плохо проведённые праздники Рождества, — сказала она. Он удерживая её взгляд, чокнулся своим стаканом с её.

— В самом деле, плохие праздники Рождества? Испорченное детство?

Это было совершенно не то, что он от неё ожидал.

Она кивнула. Это был первый раз, когда она добровольно что-нибудь поведала о своей жизни.

— У меня были ужасные праздники Рождества, — сказала она, глядя в свой стакан, а затем снова на него.

— Тогда почему ты так сильно его любишь?

Она криво улыбнулась. — Я неисправимый оптимист, Джексон. Я не могу позволить своему прошлому влиять на моё будущее. Я отказываюсь верить, что это является показателем того, на что я имею право. Я надеюсь на что-то лучшее. Я надеюсь на самое лучшее. Я знаю, что однажды в Рождество у меня будет все, что я когда-либо хотела. Все то, что не может быть завёрнуто в подарочную упаковку, важные вещи ... — Её голос сорвался в конце, и он почувствовал, как его собственные внутренности сжались в реакции, на её слова. Как, черт возьми, они оба могут иметь все эти сходства и все же быть полными противоположностями?

Она завозилась со своим стаканом. Он догадался, что она чувствовала себя немного неловко из-за того, что сказала.

— Значит, ты ждёшь появления какого-нибудь принца, чтобы он сразил тебя наповал?

Он поморщился внутри от чёрствости своего тона. Это было сделано не намеренно, но его раздражало то, что она думала, что этот идеальный парень собирался появиться и подарить ей целый мир.

— О, прошу тебя. Джексон, я не наивна. Я видела много ужасных, действительно отвратительных вещей. Я не жду появления мужчины, который сделает меня счастливой.

— Так чего же всё-таки, ты хочешь? Семью?

Она покачала головой. — Нет.

Это был не тот ответ, что он ожидал. Она не хотела супруга, ребёнка?

— Почему нет?

Она пожала плечами. — Мне трудно довериться.

— Мужчине?

Она удерживала его взгляд ещё секунду, а затем резко кивнула, её волосы упали на правое плечо. Если бы она была кем-то другим, он бы протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, чтобы увидеть, была ли она такой же мягкой, как и её кожа, которую он чувствовал в ту ночь рядом с собой в постели.

— Кто тебя обидел?

— Я думала, что мы должны были играть в игру, — сказала она, чуть громче шёпота.

— Мы и играем. И это моя очередь.

Она допила остаток своего напитка, а затем повернулась к нему. — Никто.

— Бред собачий. Ты почти запаниковала, когда я прикоснулся к тебе в ту ночь.

— Мне не нравится грубое обращение.

— Это было нечто большее. Ты была очень напугана, как кто-то, кто был ...

— Повтори, пожалуйста.

Он покачал головой. — Ни за что. Я дал тебе полный, честный ответ. Ты никуда с этим не денешься.

— Прекрасно. У меня совершенно точно не было воспитания в стиле Кливера. Скажем, что мне доводилось иметь дело с неправильным типом парней.

Он почувствовал, как его сердце врезалось в грудную клетку. Он внимательно наблюдал за её выражением, когда она отвернулась и уставилась на огонь.

— Что случилось?

— Это уже два вопроса, Джексон.

Она была такой тихой, что ему пришлось наклониться вперёд, чтобы услышать её ответ.

Мысль о том, что Ханна была подвержена жестокому обращению со стороны мужчины, причинило ему боль. Это разозлило его, заставило его внутренности сжаться, и он смутно почувствовал, что его эмоции были гораздо сильнее, чем они должны быть к человеку, которого он едва знал.

Она заправила своенравную прядь волос за ухо и подняла глаза, посмотрев на него, её взгляд был полон тайн и боли. Он знал, как быть настолько закрытым человеком, и как тяжело поделиться с кем-то.

Она улыбнулась, и выражение её лица полностью изменилось. У неё была великолепная улыбка, которая вызывала желание улыбнуться в ответ. Но была часть его, которая была разочарована, ведь он действительно хотел её узнать.

— Мой ход!

Но вместо того, чтобы задать ему вопрос, она вскочила и подошла к столу. Он не отвёл от неё взгляда, когда она вернулась с тарелкой рождественского печенья, испечённого ранее. Ему сложно было сосредоточиться, пока он размышлял, как ей идут джинсы. Она развернулась именно в тот момент, когда его глаза любовались её задом. Она подняла одну бровь и положила руку на бедро. Он невозмутимо улыбнулся.

— Ты слышал хоть слово из того, что я сказала? — спросила она голосом, который заставил его думать, что она могла бы быть отличным школьным учителем.

— Я все слышал, — соврал он.

— Тогда что я только что сказала?

Он сделал ошибку, посмотрев вниз на её грудь, которая растягивала её рубашку. Он не мог не думать о том, насколько хорошо они заполнят его руки, а также ...

— Джексон Пирс.

Он не мог ничего с этим поделать. Наклонив голову, он, потирая затылок, засмеялся.

— Ханна, — сказал он, смотря в её блестящие глаза, не в силах остановить усмешку, которая, казалось, появлялась на его лице, когда он был рядом с ней. — Мне очень жаль, но ты должна войти в моё положение. Ты красивая женщина.

Она сделала шаг ближе и ткнула его в грудь, и, он подавил желание рассмеяться. Он понял ещё кое-что, когда смотрел в её страстные глаза. Когда он впервые встретил её, она бы ни за что не ткнула его, но теперь, она ему доверяла. Она вела себя искренне, пылко и напористо, что заставило его чувствовать себя чертовски хорошо.

— Пожалуйста, сохрани свои фразочки для кого-то, кто действительно на них поведётся, — сухо сказала она.

Он кивнул. — Прекрасно. Почему бы тебе не спросить меня о том, что ты на самом деле очень сильно хочешь узнать?

— И что бы это было?

Он мог сказать, что ей было любопытно, и он не знал, был ли это виски или что его сила воли растаяла после того, как он провёл два дня с этой женщиной, но он прекратил отрицать их притяжение.

— Как это целовать меня.

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Что он только что сказал?

Она быстро отвела глаза от его сверкающих карих. Ей нужно было изобразить холодность и легкомыслие.

— Абсолютно не то, о чем я думала.

— Но хотела?

Он наклонился к ней.

Её пальчики на ногах поджались, когда она вдохнула запах его лосьона. Как мог человек пахнуть так хорошо в конце дня?

— Хотела?

Джексон Пирс определённо знал, как очаровать женщину.

— Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя.

Он не переставал улыбаться, и она тоже не смогла.

— Я думаю, что ты слишком много выпил.

Ханна рассмеялась.

— Ханна, два виски не смогут изменить уровень содержания алкоголя у меня крови, — сказал он сухо.

Ей нравилось дразнить его. Это было возбуждающим и захватывающим, и это казалось таким естественным. Если обстоятельства были бы иными, и они не были теми, кем они были, может быть, именно такими они могли бы быть. Теперь, когда они больше не говорили об их прошлом, она могла расслабиться. Или должна была быть способной на это, если бы Джексон не начал говорить о том, чтобы поцеловать её. Мысли о прикосновении её губ к губам Джексона было достаточно, чтобы заставить её сбежать куда подальше, потому что она знала, что это было бы греховно хорошо.

— А вот ты, с другой стороны, совершенно не выглядишь так, как будто можешь справиться с очередной порцией алкоголя, — сказал он самодовольно и налил себе ещё порцию. Ханна смотрела, как он одним махом проглотил содержимое стакана, любуясь, как сжались мышцы на его загорелой шее. Он был слишком красив. Блеск в его глазах говорил ей о том, что он знал о том, что она осмотрела его с головы до ног, и ей нравилось то, что она видела.

Она поджала губы и использовала свой самый авторитетный тон.

— На самом деле, Джексон, я точно знаю, с каким количеством алкоголя я могу справиться. Я могу выпить четыре с половиной шота виски, прежде чем начать вести себя как дурочка. Так что наливай, приятель.

— Слушаюсь, мэм, — сказал он со смехом. — Но теперь я хочу знать, откуда ты знаешь, что можешь выпить именно это количество, — сказал он, протягивая ей бокал. Когда их пальцы встретились, они оба задержались на несколько мгновений. Она надеялась, что её старые подсчёты по-прежнему были точными. Она была удивлена, что на самом деле рассказала об этом, потому что, конечно Джексон хотел бы это знать.

— Когда я училась в колледже, я думала, что это было бы разумным попытаться напиться в хлам, в уединении своей комнаты. Таким образом, мне не пришлось бы беспокоиться о том, что я могу переборщить с выпивкой, когда я отдыхаю с друзьями. Так что я, наконец, получила нужное количество, и обнаружила, что четыре с половиной шота были достаточными для меня, дабы не потерять голову.

Она пыталась казаться прозаичной, и, опустила любой контекст, который мог намекнуть, что у этого могла быть какая-либо другая причина, помимо этой. Она выпила содержимое стакана, сделав большой глоток. Джексон задумчиво наблюдал за ней.

Его брови нахмурились.

— Так, давай-ка проясним. Ты одна сидела в комнате своего общежития и измеряла то, какой будет максимальная доза алкоголя. Не кажется ли тебе, что это немного странно?

Она покачала головой.

— Мне не нравится чувство, когда все выходит из-под контроля.

— Я могу это понять, — сказал он, кивнув головой. Она понимала, что он догадывается, что это не вся история. Часть её хотела рассказать ему все. — Девятнадцатилетние не занимаются подобного рода вещами.

— Ну, а эта занималась, - сказала Ханна и подняла свой бокал. — Теперь, если ты не возражаешь, я выпью следующий шот. И, кажется, мы играли в игру «Правда или Желание».

— Ты была одна в течение длительного времени, не так ли?

Ханна с трудом сглотнула. Почему он спросил об этом? Все дело было в бабушкиной шапке. Книгах. Её праздничном мешке. Он узнал слишком много о ней. Это обескураживает. Его ноги находились на пуфике перед диваном, и он смотрел на огонь прямо перед собой, как будто он знал, что если посмотрит на неё, это будет слишком личным. Когда она не ответила сразу, он повернулся.

Ханна сделала ошибку, посмотрев на его губы. Он на самом деле не должен иметь такие красивые губы. Они должны быть тонкими, не чувственными. У него не должно быть чувственных губ. Но её чувства выходят за рамки от того, как он выглядел. Она не должна наслаждаться его компанией так, как это было сегодня. Разговор с ним был интересным и захватывающим. Находиться в такой непосредственной близости к нему было невыносимо, потому что она хотела от него большего, и это само по себе шокировало. Она никогда не хотела мужчину так, как его. Она никогда не чувствовала желания, как это. Необходимость прикоснуться к нему, обнять его, была настолько сильна, что ей хотелось проигнорировать все причины, почему она не могла когда-нибудь что-нибудь с ним начать.

Его вопрос. В конце концов, она кивнула, прочищая горло, и отвернулась от него и чувств, которые он вызвал в её воображении.

— Да, я действительно была одна в течение длительного времени.

— Ты когда-нибудь хотела отпустить все это? Позволить кому-то позаботиться о тебе?

Его голос был хриплым и мурашки удовольствия поползли по всему телу. Она могла услышать эмоции за его словами, и такое заманчивое представление о том, чтобы позволить кому-то заботиться о себе, кому-то вроде него. Но она знала, что случается, когда ты, заботясь о людях, опускаешь свои барьеры. Всегда была причина, почему кто-то не мог любить её достаточно, чтобы позволить ей остаться. Это был тяжёлый урок, и она не хотела, чтобы Эмили пришлось выучить его. Эмили. Она почти забыла о Эмили и почему она была здесь. Она совсем не затронула тему удочерения сегодня, в надежде, что, может быть, если она отложит эту тему, то он заговорит об этом. Но он не сделал этого. Как её мог привлекать кто-то, кто отказывался помочь своей плоти и крови? Она допила виски и повернулась, чтобы посмотреть на него. Он по-прежнему смотрел на неё с этим я-собираюсь-тебя-поцеловать взглядом, как она сейчас определила. Сконцентрируйся, Ханна.

— Так, что тебя действительно сдерживает от того, чтобы удочерить свою племянницу? — выпалила она. Она задержала дыхание, потому что вдруг весь воздух, казалось, покинул комнату. И человек, который смотрел на неё, словно он только что собирался заняться любовью с её ртом, теперь же смотрел, будто готов был сбежать из комнаты.

И, когда она думала, что он собирается сказать ей, чтобы она катилась к черту, черты его лица оставались спокойными. Подозрительно спокойными.

— Ты сделала это нарочно, не так ли?

Его слова прозвучали тихо, но были пронизаны разочарованием.

Она почувствовала, что её сердце забилось чаще.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы приятно проводили время, и ты испугалась. Ты заговорила о дочери Луис, чтобы отвести разговор от себя и убить любое желание между нами.

Она знала, что её лицо ярко горело, но она не ответила ему. Он был только частично прав.

— Ты же не хочешь, чтобы твоя племянница страдала из-за ошибок Луис.

— Луис знала, что делала. Я не собираюсь больше разбираться с её бардаком.

— Ребёнок это не бардак, — сказала она, дрожащим от гнева голосом.

— Остановись, Ханна, — сказал он, отходя от неё, чтобы встать перед огнём.

— Тебе будет гораздо больнее в долгосрочной перспективе, Джексон, — сказала она, обращаясь к его спине.

— Что-то я сомневаюсь в этом.

— Это будет разъедать тебя. Ты не тот человек, которым пытаешься казаться. Ты дружелюбный, и ты знаешь, как любить. Я чувствую это, я ощущаю это.

— Не путай желание к прекрасной женщине с дружелюбностью и любовью, — отрезал он, повернувшись к ней. — Ханна, у тебя имеется это наивное, идеалистическое представление о том, кто я, но поверь мне, ты не права. Не каждый способен быть совершенным, как ты, и делать правильные вещи.

Она скрестила руки и посмотрела на него укоризненно.

— В самом деле? Тогда почему ты не позволил мне уехать домой два дня назад?

— Я не собирался позволить женщине одной ехать по таким дорогам в ночное время, — сказал он, пожимая плечами.

Она улыбнулась.

— Значит, у тебя есть сердце.

— Обеспечить незнакомцу убежище во время шторма и усыновление ребёнка это две совершенно разные вещи. Смотри, я даже выключаю свет, когда пожилая пара приходит в поисках меня. Это совершенно не подходит для роли отца.

- Не шути, и не позволяй своей неспособности простить свою сестру, помешать поступить правильно.

Он снова повернулся к ней спиной. В комнате было тихо, так тихо, что казалось нереальным. Луны не было видно сквозь снег и ветер. Как и мыслей Джексона.

— Похоже, шторм, вероятней всего, закончится завтра утром, — сказал Джексон, засунув руки в карманы и глядя в окно. Ханна почувствовала, как её внутренности скрутило, когда на горизонте замаячила реальность отъезда. Все было гораздо сложнее, чем раньше, когда она приехала. Она до сих пор не убедила Джексона даже рассмотреть вопрос об удочерении Эмили, и у неё появились чувства к человеку, которого она должна презирать. Прошло несколько минут, и Джексон как будто забыл, что она находилась в комнате. Ханна носилась с идеей выпить ещё один стакан виски, хотя знала, что это ничего не решит. Ей нужно было божественное вмешательство.

— Ханна, я восхищаюсь твоей решимостью и твоей способностью бороться за то, во что ты веришь. Ты очень убедительна.

Выражение его лица не было сердитым. Он выглядел вдумчивым и задумчивым.

Надежда расцвела в сердце Ханны. Ей действительно удалось пробиться к нему? Действительно ли это было чудом, которого она ждала?

— Правда? — прошептала она, встретившись с ним взглядом. Она почувствовала, как её ладони вспотели, пока она ждала, что он продолжит говорить.

— Что если я создам трастовый фонд для своей племянницы? Ей никогда не придётся беспокоиться о расходах или чем-то ещё. Там будет больше денег, чем ей нужно, чтобы прожить безбедную жизнь. Она даже сможет приезжать и навещать меня по праздникам.

Ханна не могла двигаться в течение минуты. Она обдумала все, что он сказал, и подумала о том, что быть может, она как-то неправильно его поняла. Но нет. Она вскочила с дивана, её буквально трясло, а руки по бокам сжались в кулаки.

— Это ещё что за глупый, эгоистичный, заставь-себя-чувствовать-героем план?

Сквозь свою ярость она увидела искреннее удивление на его лице.

— Значит, таким образом, она будет приезжать, чтобы увидеть своего богатого дядю один раз в год, а затем снова возвращаться к своей приёмной семье? Эй, знаешь, если зарегистрируешь Эмили как благотворительность и, может быть тогда, ты сможешь претендовать на все деньги, которые ты ей даёшь, в качестве списания налогов! Я думала, ты умный человек, но ты эгоистичный, безразличный идиот! — Ханна вопила, подавляя желание колотить его грудь кулаками.

— Давай-ка проясним кое-что, — сказал он, наклоняясь, чтобы они были глаза в глаза. — Я никогда не утверждал, что я святой. Ты пришла сюда со своими собственными наивными ожиданиями. О чем ты думала? Что я просто изменю всю свою жизнь ради ребёнка, которого я не знаю? Ради сестры, которой было плевать на свою семью?

Он резко выпрямился, а затем отошёл от неё и, благодаря своим длинным, сердитым шагам, в одно мгновение оказался у входной двери. Она наблюдала, как он накинул своё пальто и не хотела, чтобы последнее слово было за ним, потому что его последние слова не были достаточно хороши.

Она последовала за ним к двери.

— Да. Да, это именно то, что я думала. Потому что если кто-то пришёл бы ко мне и сказал, что у меня была племянница, которая отчаянно нуждалась во мне, я бы все бросила. Я бы изменила всю свою жизнь, если бы узнала, что у меня есть семья.

— Тогда ты, очевидно, ни черта не знаешь о том, какая семья была у меня, — сказал он, застёгивая своё пальто одним сердитым движением.

— Прекрати использовать своё прошлое как оправдание, чтобы оставаться придурком всю оставшуюся жизнь!

Она медленно двигалась к нему, не чувствуя себя хоть сколько-то запуганной, когда он смотрел на неё сверху вниз.

— У тебя может быть своя собственная семья. У тебя есть власть, чтобы изменить все, чтобы сделать что-то действительно значимое. Она была бы твоей дочерью. Если бы у тебя была маленькая девочка, которая смотрела бы на тебя и думала, что ты самый лучший папа во всем огромном мире, разве не сделал бы ты для неё все, чтобы защитить её?

Ханна не дала ему возможности ответить, прежде чем продолжила.

— Если бы у меня был отец, который приходил ко мне домой каждую ночь, и брал меня на руки и целовал меня, я бы знала, что я любима, что я нужна. Когда мне было грустно, и я думала, что весь мир был против меня, но у меня не было отца, который любил меня, и был рядом, когда я плакала, или был рядом, чтобы поднять меня, когда я упала, и я бы знала, что все будет хорошо. Это должно быть у каждого ребёнка, Джексон. Если бы это был совершенный мир, то каждый ребёнок был бы сыт, имел тёплую постель, и родителя, который прошёл бы сквозь огонь, чтобы защитить его. Меня не волнует, насколько важна для тебя твоя карьера или, как сильно твоя сестра подвела тебя или сколько раз твой отец сделал тебе больно. Ты взрослый человек и у тебя есть власть, чтобы изменить своё будущее и будущее этого ребёнка. Ты будешь трусом, если отвернёшься от неё. Как ты можешь спать по ночам, не зная, где твоя племянница? Не зная, причиняет ли ей кто-то боль? Как ты смеешь ей отказать!

Ханне было все равно, когда она закончила, что по её лицу текли слёзы. Её не волновало, что она только что показала свою сокровенную детскую тоску, её не волновало, что она заметно дрожала.

Он не ответил, и Ханна не двигалась, позволяя ему видеть свои слёзы и надеяться, что она до него достучалась. Он смотрел на неё в течение нескольких секунд, его глаза блестели, а челюсти сжались.

ЇЯ схожу за дровами, мне нужен свежий воздух.

Его слова были произнесены холодным, резким тоном, и он не смотрел ей прямо в глаза. Он резко открыл входную дверь, а затем повернулся к ней, останавливаясь на пороге.

— Если Чарли нужно будет выйти на улицу, убедись, что ты наденешь на него поводок и не ходи дальше веранды в задней части дома.

Она саркастически отсалютовала ему рукой, пока дрожала от ярости. Он пробурчал себе что-то под нос и вышел.

Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и рухнула на диван. Ей нужно было вернуть контроль, подумала она, пытаясь отдышаться. Он проигнорировал все. Она хотела достучаться до него. Чарли подошёл и сел перед ней. Она уткнулась лицом в его тёплую шерсть, нежно поглаживая. Через несколько минут она заставила себя восстановить контроль.

— Чарли, я пока ещё не сдаюсь. У меня ещё есть время до завтра, — пробормотала она. Чарли положил пушистую лапу на её колено и заскулил.

— По крайней мере, ты понимаешь, — сказала она. Он почесался возле её ноги, а потом подбежала к задней двери и, царапая её, повернулся, чтобы посмотреть на неё. — О, я предполагаю, что это то, что ты хочешь, — сказала она со вздохом, вставая и хватая своё пальто.

Войдя в кухню, она натянула ботинки. На автомате надела шапку и варежки, хотя все её мысли были заняты Джексоном. На улице все ещё бушевала пурга, и она знала, насколько опасно это может быть в случае, если они отойдут слишком далеко от дома. Она открыла кладовку и нашла жёлтый ящик с инструментами. Открыла крышку и сразу обнаружила верёвку в прекрасно организованной коробке.

— Так и знала, что он будет таким аккуратным, — пробормотала она. Она на мгновение остановилась, а затем целенаправленно забрала несколько винтов и болтов из отсеков и бросила их в другие. Закрыв крышку, она чувствовала себя немного. Закрепив поводок Чарли за ошейник, она распахнула дверь, холодный поток воздуха в ту же секунду заставил их сделать шаг назад.

— Хорошо, малыш, сделай это быстро, — крикнула она сквозь завывание ветра. Она прищурилась, пытаясь следить за Чарли, когда он потянул за поводок. Было почти невозможно увидеть даже ногу перед собой. Как Джексон мог находиться там в такую погоду так долго? Чарли продолжал тянуть её вниз по ступенькам, отказываясь заниматься своими делами в любом месте рядом с верандой.

— Ты упрям, как твой хозяин, Чарли. Держись, я собираюсь завязать эту верёвку вокруг перил, чтобы мы не заблудились.

Чарли послушно ждал, пока она завязала двойной узел вокруг деревянного поручня.

Ханна попыталась сосредоточиться, чтобы не упасть в глубокий снег. Она потеряла контроль над поводком и выругалась себе под нос, когда Чарли убежал, радуясь своей свободе. Ханна крикнул ему вслед, больше не держась за верёвку, инстинктивно побежав за собакой. Через несколько шагов, снег оказался ей по пояс, свет от крыльца было теперь невозможно увидеть сквозь пургу. Она позвала Чарли так громко, как только могла, стараясь удержать свой ориентир так, чтобы она смогла добраться назад к дому. При звуке лая она обернулась, но никаких признаков Чарли не обнаружила. Она отважилась сделать несколько шагов, зная, что ситуация становится все более и более опасной. У неё не было верёвки, чтобы вернуться обратно, и она знала, как легко человек может дезориентироваться и потеряться в метель. Она повернулась туда, где как она думала должна быть веранда и начала пробираться сквозь снег, чувствуя, как он забивается ей под одежду.

Секунды превратились в минуты, Ханна пыталась не паниковать, потому что единственное, что она слышала и чувствовала, это звук хлыщущей её ледяной крупы и дикий холод, что просачивался сквозь неё. Она продолжала звать Чарли, но не могла услышать ничего, кроме своего собственного голоса, охваченного ветром. Она плелась, но с каждым шагом чувствовала, что двигается все дальше и дальше от ничтожных шансов найти Чарли. Или коттедж.

Никто не найдёт её здесь. Даже если Джексон её искал, было невозможно найти человека в таких погодных условиях. Ей нужно было самостоятельно найти путь обратно. Она бывала в беде и раньше. Она могла сделать это. Она могла самостоятельно найти путь обратно, несмотря на то, что просто пробираться по снегу становилось все труднее и труднее. Пурга все никак не собиралась стихать. Эмили нуждалась в этом затишье.

ВОСЬМАЯ ГЛАВА

Джексон положил поленья на крыльцо и потопал ногами, чтобы стряхнуть снег со своих ботинок. Он привык к подобным зимам, так как сам вырос на севере. На самом деле, у него была парочка приятных воспоминаний об отце до того, как умерла его мать. Его отец был добрым и терпеливым. Джексон ходил за ним в сарай и смотрел, как он рубил дрова для камина. В детстве, он не совсем понимал, насколько опасной может быть погода, хотя его отец пытался вбить ему в голову, что это может оказаться смертельным.

Джексон потянулся, широко расставив руки, и почувствовал себя гораздо лучше после того, как выплеснул немного нерастраченной энергии, собирая дрова. Он не думал ни о чем, кроме Ханны и её обвинений. Он никогда с кем-либо в своей жизни не переходил от чувства желания к чистому гневу за считаные минуты. Ханна знала, как задеть его чувства. Она заставила его почувствовать себя подлецом, как только услышала о его предложении перечислять на счёт племянницы деньги. Чем больше он думал о том, что она сказала, тем больше понимал, как она была права. Она достучалась до него. Со всех сторон.

Свет от фонаря на крыльце заставил его остановиться. Он бы мог поклясться, что на мгновение он почувствовал запах выпечки своей матери. И на минуточку, он не знал почему, он позволил себе остаться в прошлом. Он вспомнил, как он мчался в дом после школы, его мать останавливала его улыбкой и, взмахнув рукой, напоминала ему, чтобы он снял обувь. Это чувство любви, которое всегда присутствовало, прокатилось сквозь него. Его маленькая сестрёнка обожала его и всегда следовала за ним по пятам. Когда все пошло не так? Почему их отец не был сильнее ради них? Он мог видеть их всех улыбающимися и смеющимися за обеденным столом.

Прошло много лет с тех пор, как он позволял себе вспомнить те дни. Джексон тихо выругался, зная, что его мать была бы в ужасе, если бы знала, что он отверг свою единственную племянницу, свою единственную семью из-за своего гнева по отношению к своей сестре. Он отверг её внучку. Это не делало его лучше, чем его отца, не так ли? Он топал ногами и так сильно сжал руки, что это стало болезненно. Он знал, что должен был сделать, потому что независимо от того, что изменил он своё имя или нет, он все ещё оставался сыном своей матери, и она воспитала его лучше, чем это.

Джексон сморгнул влагу в своих глазах, которая как он думал, появилась из-за свирепого ветра, а не каких-то чрезмерных эмоций. Он откашлялся и мысленно приготовился к своей следующей встрече с Ханной.

Как только он вошёл в устрашающе тихий дом, он уже знал, что что-то случилось. Он шёл по коридору в спальню Ханны. При взгляде на спящую Эмили он прищурился, Ханны нигде не было. Затем он услышал звук лап, царапающих заднюю дверь, и зашагал к кладовке, не потрудившись снять мокрые ботинки или пальто. Конечно же, Чарли был снаружи на крыльце, скребясь в дверь. Неприятное чувство скрутило внутренности, когда он открыл дверь, Чарли яростно на него лаял. Чарли встряхнулся от снега и продолжил лаять. Свет на крыльце был включён, пальто и сапоги Ханны пропали, а Чарли был снаружи один.

Он, выругавшись, распахнул заднюю дверь, убедившись, что Чарли остался внутри. Настоящий страх за Ханну подтолкнул его действовать быстро, когда он заметил привязанную за перила веранды верёвку. Не было видно совершенно никаких следов, что его нисколько не удивило. Из-за сильно падающего снега и свирепости ветра, было бы невозможно отследить кого-либо в такую погоду. Он закрепил верёвку и решился спуститься по ступенькам.

Джексон выкрикивал её имя снова и снова, щурясь от сурового натиска снега. Адреналин пронёсся по венам, пока он продолжал её звать, голос охрип от силы его мощного крика. Лучом прожектора он кругами обводил территорию, пытаясь уловить движение. Во дворе, сразу за домом, не было деревьев, но он знал, если она ушла на более чем тридцать футов, начался бы лес и это был бы смертельный лабиринт.

Если она пошла туда ... он заставил себя перестать думать о том, как мала была вероятность найти её там, в то время как время уходило.

Он снова посветил прожектором и на секунду остановился, ему показалось, что в мельтешении снега он увидел вспышку цвета. Он медленно передвигал луч, молясь, впервые на своей памяти, о помощи свыше. И вот оно. Красный цвет. Её шапка с помпонами. Он направил луч на клочок красного и передвигался по снегу так быстро, как только мог. Он снова и снова звал её по имени и подходил ближе, пока, наконец, не увидел её лицо. Она выкрикнула его имя, и попыталась продвинуться к нему.

Это был, черт возьми, самый сладкий звук, который он когда-либо слышал.

В тот момент он понял, что Ханна Вудс значила для него гораздо больше, чем он хотел признать. Необходимость защитить её подавила и поглотила его. Он не ставил это под сомнение, он не анализировал почему. Все, что он знал, что ему нужно ощутить её в своих руках. Потому, как медленно она двигалась, он понял, что появился как раз вовремя. Он в несколько шагов преодолел оставшееся между ними расстояние. Когда она была прямо перед ним, он увидел, каким покрасневшим от ветра было её лицо, а губы посинели.

— Ты в порядке? — он обнял её и почувствовал, как её руки вцепились в его пальто.

Она кивнула ему в грудь, но он не был уверен.

— Держись, милая, — прошептал он, ласковое слово так естественно сорвалось с его губ, хотя он никогда прежде никого так не называл. Он наклонился и взял её на руки. Вместо того чтобы протестовать, как он наполовину этого ожидал, она просто уткнулась лицом ему в его шею и обняла его.

С помощью верёвки они направились обратно в дом, и он молился, чтобы у неё не было обморожения. Он осторожно поставил её на крыльцо, придерживая руками, и убеждаясь, что она прочно стоит на ногах.

— Идём, — сказал он, открывая дверь и взяв её за руку, повёл в дом. Он имел опыт с обморожениями и воздействием холодной погоды, но сейчас все было иначе, это была Ханна. Смелая, красивая, умная Ханна. Стоя в нескольких сантиметрах от него в полутёмной кухне, она посмотрела на него своими зелёными глазами, а он разрывался между желанием поцеловать её и накричать за то, что так рисковала. Но от её взгляда у него перехватило дыхание. Он знал, что не только он чувствовал эту сумасшедшую связь. Он видел это в мягкости и полной откровенности, что светилась в её глазах. Она больше не пряталась от него.

***

— О чем ты думала?

Несмотря на всепоглощающую боль и дрожь, которую она почувствовала, когда тёплый воздух окутал её замерзшее тело, она слышала нежность. Она видела отразившееся беспокойство в его красивых чертах лица, заметила слабую дрожь в сильных, умелых руках, и это согревало её как ничто и никогда до этого. Когда она услышала, как он сквозь пургу зовёт её по имени, она поняла, что все будет хорошо. Он назвал её милой. Никто никогда не называл её ничем настолько замечательным. Она доверяла Джексону, она раньше никогда никому не доверяла. Но Боже, это было так хорошо опереться на кого-то, доверить кому-то свою жизнь. Прижавшись к сильному телу, находясь в его бережных объятиях, она поняла, что её безопасность была для него важнее своей, собственной. Джексон был единственным человеком из всех, кто когда-либо поставил её на первое место.

— Эмили?

Он кивнул.

— Она в порядке. Спит.

Ханна робко улыбнулась Чарли, который сидел и наблюдал за ней. Если кто и был обеспокоенным, так это был он.

— Ты могла умереть, если бы я не нашёл тебя.

Глаза Ханны наполнились слезами, её горло горело. Она пыталась пошевелиться, но это причинило боль.

— Я все ещё не могу пошевелить пальцами, — сказала она, держа руки перед собой. Он осторожно протянул руку и обхватил их ладонями. Его прикосновение достигло той её части, которой она всегда интересовалась, той части, которая была закрыта на протяжении многих лет, части, которая, как сказал терапевт, откроется для неё тогда, когда в её жизни, если она позволит этому случиться, появится правильный человек. Она смотрела на их переплетённые пальцы, чувствуя тепло и силу, которые исходили от его рук. Из всех людей в мире, как это может быть он? Тот человек, которого она была готова впустить?

Не хотелось думать о том, почему он не подходил ей, как бы она ни пыталась отрицать это, её чувства, её влечение, ей было все равно, почему он не был ей парой. Никто и никогда не подходил ей так сильно. За двадцать восемь лет, она никогда не чувствовала себя по-настоящему в безопасности. До сегодняшнего вечера, когда он нашёл её в пурге и так бережно её нёс - как будто она имела значение, как будто она была важна.

Джексон прижал её пальцы к своему лицу. Она закрыла глаза, и содрогнулась отчасти от боли, а отчасти из-за удовольствия ощущая тепло от его немного колючей небритой щеки. Она посмотрела на него, и её пронзили тепло и огонь в его глазах. Когда он, взяв её руки, поцеловал каждую ладонь, удерживая их возле губ, она почувствовала, что её колени медленно начинают подкашиваться. Она хотела опереться на него, уступить непреодолимому желанию, быть в его объятиях, и ощутить его прикосновения.

— Знаешь, как быстро люди могут потеряться в такую непогоду? — Пробормотал он ей в ладони, его горячее дыхание было таким приятным для её холодной кожи. Ей было трудно сосредоточиться, её мысли отвлекались на его губы и ощущение от них.

— Очевидно. И я знала, что делаю, — сказала она, стук её зубов понемногу ослабевал. Она попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ощущениях, вызванных его губами. — Я смотрела эпизод сериала Маленький домик в прериях, где их занесло снегом, и они привязывали верёвку от дома к сараю. — Взгляд, которым он её наградил, заставил её засмеяться. Почти.

— Ханна, только не говори мне, что ты получаешь советы о том, как правильно себя вести в пургу из глупого телешоу.

Она нахмурилась, изображая обиду.

— Это неглупое шоу. Так вышло, что это моё самое любимое шоу.

— Ты могла умереть. Чарли просто собака. — Это звучало так, как будто слова были вырваны из его сердца. Ханна почувствовала, как каждая часть её тела растаяла и каждая частица смеха, которой он дразнил её секунды тому назад, исчезла.

Она покачала головой.

— Я знаю, кто он. Я знаю, что он значит.

Её голос звучал странно даже для неё самой. Может быть, все дело было в холоде или, возможно, в эмоциях, что застряли в горле, когда она говорила. Она не хотела, чтобы он чувствовал себя одиноким, не хотела, чтобы думал, что никто не может его понять. Она знала, почему он сейчас боится принять свою племянницу. Она была неправа. Он не был эгоистом, он боялся. Джексон был человеком, который все отдавал людям, которых он любил. Он отдавал им всего себя, а разочарование от того, что он оказался брошенным, было более болезненным, чем он мог вынести.

Его глаза потемнели, а голос напоминал грубоватый шёпот.

— Что ты имеешь в виду?

Она с трудом сглотнула. Она не могла отступить, не могла быть трусихой всю свою жизнь. Она хотела прыгнуть в безопасность его рук и остаться там, начать оттуда. Стать женщиной, которой она всегда мечтала быть, но никогда не хотела. До сих пор. Она смотрела в его глаза, принимая увиденное в них тепло, которое было направлено на неё.

— Я знаю, Джексон, я знаю, каково это — чувствовать, что никто не любит тебя, что ты не стоишь того, чтобы за тебя боролись.

Эти последние слова были вырваны из самых её глубин. И, несмотря на все пройденные сеансы терапии, ничто никогда не исцеляло так, как это. Ханна коснулась рукой его щеки, и чувственное тепло согрело её тело.

Ханна сделала к нему шаг, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его груди под своей щекой, стоит лишь наклонить голову вперед. Она хотела ощутить его запах, его тепло, его огонь, и прикоснуться губами к горячей коже, что обнажал воротник рубашки.

Он ладонями обхватил её лицо, и она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Я понимаю твою боль, я понимаю…

Она не знала, что плачет, пока не почувствовала, как его губы коснулись её лица и поймали скатившиеся слезинки. Он поцелуями осушил её слезы, и заклеймил сладким обещанием. Его губы путешествовали по её лицу и, наконец, скользнули ниже, пока не коснулись её губ.

Они пробовали друг друга на вкус и дразнили, пока она со вздохом не приоткрыла губы. Голос, или даже звук, который она издала, вырвался из горла, когда их языки переплелись. Она ждала его целую вечность. Его язык терзал, мучил и занимался любовью с ней так, что невозможно было дышать. Не разрывая поцелуй, они возились с пуговицами друг друга, спутываясь разгорячёнными пальцами. Когда их пальто упали на пол, Джексон подхватил её на руки, понёс к дивану и положил с невероятной нежностью. Она потянулась к нему, и он накрыл её тело своим. Все, что она позволила себе чувствовать, было желание, которое прорывалось сквозь неё стремительнее урагана.

Она знала, что ей нужно впустить его, довериться ему.

Когда он ухватился за её свитер, она немедленно помогла ему его снять. И вся застенчивость, которая, как ей казалось, у неё была, в одночасье испарилась из-за желания, что она видела в его глазах, и её собственной необходимости снять его одежду. Она потянула его рубашку вверх, и он, стянув её через голову, бросил на пол, их глаза говорили, о том, что ни один из них не был в состоянии произнести вслух. Она чувствовала, как пульсирующее тепло нарастает с каждым поцелуем, которым он касался её открытых участков кожи, и вскоре она почувствовала, что Джексон был повсюду.

Она запустила пальцы в его мягкие волосы, когда он, лёгкими поцелуями проложил дорожку к её животу, а затем обратно вверх, пока не достиг её груди. Она выгнула спину, когда почувствовала, как он обнял её, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Когда он, нежно прикасаясь губами, двинулся от мочки её уха вниз и осыпал её ключицу поцелуями, она задрожала. Но когда он добрался до её груди, пробуя её на вкус, и посасывая сосок, она закричала. Ханна сжала его волосы в кулаках, прижимая его голову к своей груди.

— Боже, ты такая красивая, намного красивее, чем в моих мечтах, — сказал он, терзая в сладкой пытке другую грудь. Она ощущала себя жаждущей, опьянённой настойчивым желанием.

Он был сильным и напористым, но она не испытывала никакого страха. Из-за света от камина его загорелая кожа казалась более золотистой. Реальность происходящего и того, что она делает начала проникать в её сознание, словно ручеёк весенних талых вод после первой оттепели, но с Джексоном не было бы никакой весны. Была бы всего лишь одна ночь.

— Джексон, — прошептала она, его имя походило больше на стон, пока его губы терзали её кожу.

— Ммм, — ответил он, явно не слушая. Она втянула воздух, когда его язык неумолимо кружил вокруг её соска.

— Я не могу это сделать.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, поднимая голову. Она не могла понять выражение его лица.

Она почувствовала мурашки, пробежавшие по её обнажённой коже из-за холодного воздуха, несмотря на жар, который начинал её поглощать пока Джексон, опершись на локти, смотрел на неё.

— Я имею в виду, это, — сказала она, махнув рукой между ними, пытаясь найти хоть какие-то слова, чтобы объяснить причину, почему она внезапно передумала, что могло бы помочь ему понять.

Её голос затих, когда он медленно приподнялся. Она, не отводя от него взгляда, рукой пыталась нащупать свою рубашку. Она разрушила самый глубокий, интимный, невероятный момент, который у неё когда-либо был. Джексон прерывисто выдохнул и провёл руками по лицу.

— Мне жаль, — сказала она, протягивая руку, чтобы прикоснуться к нему, но остановила себя, не зная, отстранится ли он. Почему она не могла просто расслабиться? Позволить Джексону увести её в сладкое забвение? Когда она смотрела на его мускулистую спину, её глаза блуждали по рукам, что боготворили её, она знала почему. Если бы она переспала с ним, она влюбилась бы в него, а любить Джексона было невозможным. Любить кого-нибудь, настолько кому-то верить, дать такую силу, было непостижимо. Она провела всю свою жизнь, пытаясь обрести свободу, и отказаться от неё было бы немыслимо.

— Мне жаль, — снова прошептала она, когда смотрела на его спину. В это время она была уверена, что приняла единственно верное решение, это никогда не должно было зайти так далеко. Он достиг той её части, до которой никто раньше не добирался.

— Я, мне нужна минутка.

— Я сейчас чувствую себя очень, очень глупо, — сказала Ханна, прижав колени к груди и желая, чтобы диван поглотил её целиком. Она ещё крепче обняла себя, с желанием, найти свою рубашку. Джексон наклонился и поднял свою рубашку, а затем осторожно надел на неё. Она просунула руки, вдыхая его запах, чувствуя, как мягкий хлопок обволакивает её, словно одеяло. Свет от камина мягким, тёплым оттенком освещал его мускулистое тело, из-за чего оно казалось ещё сильнее и красивее, чем у мужчины может быть, как она думала раньше.

— Ты в порядке?

Ханна кивнула, не в силах вымолвить и слова из-за комка в горле. Объясни ему почему. Скажи ему, что никогда ничего не хотела так сильно, как отпустить прошлое и провести сегодняшнюю ночь в его объятьях ... Скажи ему, что хочешь, чтобы он стал первым мужчиной, который мог бы прикоснуться к тебе, обнять и любить тебя. Ханна смотрела на Джексона, её мысли проносились в её голове, но она не проронила ни слова. Джексона стиснул челюсти, как будто он почувствовал её борьбу. Но она все ещё так и не смогла открыть рот.

— Тогда, спокойной ночи, — сказал он и медленно отвернулся. Он дал ей более чем достаточно времени, чтобы окликнуть его. Более чем достаточно времени, чтобы признать, что она совершила ошибку.

***

Джексон смотрел в потолок. Прошёл целый час с тех пор, как он покинул Ханну в гостиной. Сейчас ему казалось, что он мог гораздо лучше справиться с бушующим штормом снаружи, чем пытаться понять женщину, что находилась рядом с ним. Он был зол на себя за то, что сдался и позволил себе прикоснуться к ней и поцеловать. В течение нескольких часов его эмоции сменились от ощущения дрожи из-за ярости от её своевольной речи, до унизительного осознания того, что она была права, от мучительного страха, что она потерялась в пурге, к необъяснимому чувству благодарности и облегчения, когда он её нашёл, и наконец от сильнейшего желания, подобно которому он никогда не испытывал ранее, к ощущению, что он остался за бортом.

Он думал, что между ними есть связь, которая была чем-то большим, чем физическое влечение. А потом она все закончила.

Джексон потёр глаза тыльной стороной ладони. Пытаться уснуть было бесполезно. Часть его хотела выяснить, что произошло. Когда они были на кухне, она прошептала, что знала, как это быть в одиночестве, что она всегда была одна. Почему? Где была её семья? Он мысленно прокрутил все их разговоры и не мог припомнить тот, в котором Ханна упоминала свою семью.

Затем ещё была и Эмили, и королевская издевка, которую он получил в ответ, когда рассказал Ханне о своём плане. Теперь это вызывало у него улыбку. Она была права. Как он мог добровольно позволить своей племяннице жить в приюте, когда он был в состоянии дать ей дом?

Его мысли вернулись к их ссоре, перед тем как он выбежал из дома. Он вспомнил ту боль в её глазах, проблески гнева на лице, когда она на него кричала. Джексон сел на кровати, когда его осенило, что Ханна говорила о себе. Все это имело смысл. Её страх перед ним. Её выбор карьеры. И её внезапное отступление. Он не знал подробностей, но его интуиция подсказывала ему, что он был прав, и на этот раз он хотел, чтобы это было не так. Его охватило желание разыскать всех, кто когда-либо причинил ей боль. Он хотел защитить её. И он не чувствовал такую необходимость в течение очень долгого времени.

Он собирался столкнуться со своим прошлым и будущим. Он собирался попытаться вернуть того себя, когда он был, когда его мать была жива. Он собирался стать дядей для Эмили, в котором она так нуждалась.

Но он не собирался делать это без Ханны.

ДЕВЯТАЯ ГЛАВА

Ханна давно не чувствовала себя такой опустошённой. Как будто она снова была тем ребёнком, когда думала, что кто-то спасёт её, но возникали какие-то трудности, которые препятствовали этому, и это разбивало ей сердце, это же сейчас происходило и с Эмили.

Она застегнула свою сумку так тихо, как смогла, не желая пока будить малышку. Она загрузит вещи в автомобиль, а затем вернётся за Эмили. Чем меньше времени им придётся провести с Джексоном этим утром, тем лучше. Она подвела Эм, и она подвела Луис. Её инстинкты ошиблись насчёт Джексона. Она позволила своему влечению к нему затуманить свой разум, она никогда не совершала так много ошибок сразу.

Ханна шла по коридору, похлопав Чарли, когда он подбежал к ней. Она не хотела видеть Джексона. Она не имела ни малейшего представления о том, как она сможет смотреть ему в глаза и стараться скрыть своё разочарование. Она не будет плакать, когда он будет прощаться со своей племянницей и с ней сегодня. Она подождёт, пока не окажется в машине, на безопасном расстоянии от коттеджа.

Войдя в большую комнату, она остановилась, а её сердце замерло. Джексон стоял рядом с погасшим камином, его взгляд был направлен на неё, а губы сомкнуты в узкую линию. Её взгляд опустился от его красивого лица на сумку рядом с его ногами. Она смотрела на него, не решаясь спросить о том, на что она надеялась больше всего на свете.

— Я собираюсь удочерить её. — Его голос нарушил молчание в комнате. Его взгляд удерживал её, и в ней все замерло. Она закусила губу, отчаянно пытаясь сдержать свои эмоции. Она не хотела верить, не могла. Его силуэт казался нечётким. Это были слова, о которых она молилась, будучи ребёнком в приёмной семье. Это были слова, которые могли бы спасти её. Она уберегла Эмили и сдержала своё обещание Луис. Облегчение и благодарность пронзили её. Её сумка соскользнула с её плеча, с глухим стуком упав на пол. Она отчаянно пыталась вдохнуть хоть немного воздуха, её дыхание стало прерывистым...

Она наклонила голову, коснувшись подбородком груди, и закрыла лицо руками. Несколько секунд спустя Джексон был рядом, и с той же нежностью, с которой он касался её прошлой ночью, он аккуратно взял её за руки и сжал в объятиях.

— Я не имею ни малейшего понятия, что я делаю, — прошептал он ей в волосы.

— Ты и не должен, — сказала Ханна, уткнувшись лицом в его грудь, а тепло, которое она ощущала от Джексона вызывало привыкание.

— Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Она решительно кивнула. — Я буду рядом на каждом этапе во время процесса удочерения. Я помогу тебе, чем смогу.

— Даёшь слово? — спросил он, откинувшись назад, чтобы посмотреть на неё, странный свет мерцал в его глазах.

Она сделает все что угодно для Эмили. — Обещаю. Я сделаю все, что потребуется, — сказала Ханна, улыбаясь ему снизу вверх.

***

Ханна открыла дверь в грязном, душном правительственном учреждении, которое было её вторым домом в течение последних пяти лет. Её не было здесь всего лишь пять дней, а казалось, будто она отсутствовала уже несколько месяцев. Она чувствовала себя более уверенной, более решительной... но более уязвимой. Тщательно выстроенная ею стена давала трещину. Ханна впускала людей в свою жизнь.

Но она сделала это. Она убедила Джексона. . Он находился в Хоупс Кроссинг, полностью готовый с головой уйти в бумажную волокиту. Ничто не могло подготовить её к его словам, о том, что он собирается удочерить Эмили. Она не знала, что побудило его передумать, и сейчас ей не хотелось это выяснять.

Они отвезли Эмили к миссис Форд, которая была в восторге от новости, что Джексон собирался удочерить свою племянницу. Ханна попросила Джексона подождать её в машине, пока она разберётся с работой. Последнее, чего она хотела, чтобы он стал свидетелем того, как она получит один из самых серьёзных выговоров от Джин. Во-первых, Ханне нужно взять ситуацию под свой контроль, а затем она позовёт Джексона, начать работу над документами.

— Добро пожаловать, — прошептала Ханна себе под нос, войдя внутрь. Старые металлические столы, которые должно быть выглядели так же некрасиво, даже когда были новыми в шестидесятых годах, затхлый запах старого офисного здания в сочетании со сгоревшим кофе напомнили Ханне, что она, на самом деле, отсутствовала долго. Маленькая мигающая Рождественская ёлка в окне, выглядела печальнее, чем песни Чарли Брауна, которые звучали из оставшегося старенького проигрывателя.

Ханна посмотрела в глаза Эллисон, которая разговаривала по телефону. Глаза её подруги выглядели так, словно они были готовы выскочить, когда Ханна вошла. Эллисон, когда Ханна подошла ближе, сделала жест рукой, будто перерезает горло, явно предупреждая её, что Джин злилась не по-детски.

— Ханна. Как мило с твоей стороны наконец появится на работе, — худощавое лицо Джин вытянулось, а её и без того маленькие глаза превратились бусинки, когда она зашагала по направлению к Ханне. Ничто так не разряжает атмосферу в отделе опеки, как офисная драма. Ханна подумала, что она ещё больше стала похожа на злую ведьму из Волшебника из страны Оз, за ​​исключением того, что носила она одежду двадцать первого века, или типа того.

— Привет, Джин, — произнесла Ханна бодрым голосом, улыбаясь. Она не дала своей нервозности взять верх. Это была победа, несмотря ни на что. И никто это не изменит.

Джин внезапно остановилась перед ней, держа кружку с дымящимся кофе в руке. На кружке красовалась надпись «Лучший в Мире Босс» с выцветшими буквами, и Ханна с Эллисон всегда шутили, что Джин, вероятно, купила её себе сама.

— Ханна, на твоём столе стоит коробка со всеми твоими вещами. Забирай её и выметайся.

Ханна проигнорировала её.

— Я нашла дядю Эмили. Он здесь. Он собирается удочерить её. — Ханна почувствовала, как её внутренности сжались, когда Джин никак не отреагировала на её новости. Взгляд Джин был подобен взгляду мёртвой рыбы.

— Меня это не волнует. Ты перешла границы. Собирай свои вещи. Ты больше не работаешь в сфере социальных услуг.

Она знала, что это могло произойти, но думала, что если она сможет найти Джексона и убедить его согласиться на удочерение, то Джин воспримет это как победу. Она приготовилась к испытательному сроку или выговору, но не к увольнению. Ханна сделала вдох, чтобы успокоиться. Она пыталась игнорировать Эллисон, которая изображала режущие жесты в сторону Джин с помощью своего пластикового ножа для булочек.

— Ты не понимаешь, Джин, он станет её законным опекуном.

— Я уже выбрала место, куда отправить Эмили. Ты не имела права срываться с места, чтобы разыскать этого человека. Это уже третий раз, когда ты нарушаешь политику в офисе, и ты получала предупреждение каждый раз…

— Я имела полное право разыскивать его. Луис хотела, чтобы он был опекуном Эмили. Он её ближайший родственник. Ты знала, что я собиралась сделать все, чтобы найти его. Речь идёт не обо мне. Речь о том, что нужно сделать правильно. Как ты собираешься отказать родственнику в его правах на удочерение?

— Давай-ка чётко разъясним, в какой ситуации мы находимся, — сказала Джин, поставив свою чашку кофе на стол Эллисон. — Ты нарушила так много правил, что я даже не могу их все вспомнить. Даже если у тебя, кажется, есть куча людей, которые покрывают твои грязные делишки, я все знаю про тебя. Это было последней каплей. Тебя чуть не изнасиловали, избили, а теперь ты похитила ребёнка. Ты приносишь слишком много неприятностей. Я должна возиться со слишком большим количеством документов из-за тебя. Твоя работа здесь закончена.

Ханна почувствовала, как её тело задрожало от ярости. Чёртова Джин и её черно-белые правила. Она всегда была в состоянии отделить эмоциональный аспект от работы. Она никогда не принимала никакого решения на основе инстинкта, но опять же, Джин и шагу не ступила за пределы офиса за последние годы. Ханна сделала глубокий вдох, когда Джин передала ей файл. Толстый. Её файл.

Ханна проигнорировала это.

— Джин, речь идёт о члене семьи. Ты знаешь, что это совершенно другое дело, как и то, что он получит приоритет. Ему не придётся и пальцем шевелить, чтобы удочерить её, — сказала она, стараясь казаться спокойной и логичной, несмотря на то, что соблазн вылить эту чашку кофе на худое тело Джин и посмотреть, растает ли она, был очень велик.

— Существуют шаги и процедуры, которые должны быть соблюдены, — она снова толкнула файл в её сторону. Ханна оттолкнула его обратно.

— И это в твоих силах, чтобы ускорить процесс и добиться этого. Это не одолжение. Луис была моим делом, и она оставила меня со своим желанием, чтобы дядя Эмили удочерил её!

Джин расхохоталась, но её смех быстро превратился приступ кашля заядлого курильщика.

— Она, вероятно, была под кайфом, когда писала эту записку, Ханна.

— Не начинай, Джин.

— Может быть, если бы ты лучше за ней смотрела…

— Отвалите, леди.

Ханна чуть не подпрыгнула при звуке голоса Джексона. Она понятия не имела, когда он вошёл. Она медленно обернулась, смутно осознавая, что все остальные в офисе наблюдали за ними. Кроме того, она не пропустила удивлённую улыбку Эллисон. Она уже видела раньше этот тяжёлый взгляд Джексона, но сейчас его глаза были гораздо холоднее, чем в тот раз, когда взгляд был направлен на неё. Его спина была прямой, и глаза безошибочно сверкали гневом. Было странно знать, что это было сделано, чтобы защитить её. Самым шокирующим было то, что её совершенно не раздражал тот факт, что он проигнорировал её просьбу и зашёл сюда. Её даже почти не волновало, что он слышал, что сказала Джин. Вот, значит, как это, когда кто-то встаёт на твою защиту?

— Я не должна отчитываться перед вами, сэр, — сухо сказала Джин.

— Ну, вы можете быть чертовски уверенной, что я найду того, перед кем вам придётся это сделать. Ребёнок поедет домой со мной.

Ханна почувствовала, как её гнев рассеивается. Джексон знал, как получить то, чего он хотел. Карие глаза, которые могли быть тёплыми, прямо сейчас сверкали враждебностью, которую невозможно было не ощутить, а его челюсть была сжата. О да, Джексон не на шутку разозлился. Он выглядел так неуместно в этом сером, плохо обставленном металлическом офисе. Так или иначе, даже в джинсах, мужчина излучал силу и богатство.

— Дерзайте, но когда её постоянное место размещения будет подтверждено, вас будет ожидать глубокое разочарование. Письмо вашей сестры не будет иметь никакой юридической силы в суде, а одинокий мужчина совершенно точно не является лучшим кандидатом для создания семьи, — самодовольно сказала Джин.

— Ты ей ещё не сказала Ханна? — мягко спросил Джексон, глядя на неё сверху вниз, улыбка появилась на его лице, но не отразилась в его глазах.

Ханна могла бы поклясться, что увидела, как все наклонились вперёд в своих креслах. А волнение, исходившее от её лучшей подруги, могло бы зарядить весь офис.

— Я... э-э...

О чем говорил Джексон? Ханна почувствовала, как он нежно обнял её за плечи, притягивая к себе. Что он делает?

— Почему бы тебе не рассказать ей о нашем браке? — сказал Джексон, целуя её шею. Ханна почувствовала, как подкашиваются её колени, а хватка Джексона усилилась, словно он знал, что она готова упасть.

— Брак? — спросила Джин.

Джексон кивнул.

Эллисон завизжала, вскочив так, что её кресло врезалось в стену.

Ханна украдкой наступила каблуком Джексону на ногу.

ДЕСЯТАЯ ГЛАВА

— Вот тебе и благодарность, — хромая, проворчал Джексон, когда они оказались снаружи.

— Я знала, что ты психически нестабильный! — прошипела Ханна.

Холодный зимний воздух чувствовался хорошо на её пылающих щеках, когда они стояли на тротуаре, повернувшись лицом друг к другу. Люди проходили мимо них, был слышен звон колокольчиков Санта Клауса, но единственное, на чем Ханна могла сосредоточиться, это воспоминание о том, как Джексон говорит Джин, что завтра они женятся. Он окончательно сошёл с ума.

— Земля вызывает Джексона Пирса! — она сосредоточилась, пытаясь понять выражение его лица. Казалось, он был готов совершить убийство. Может быть, осознание того, что он предложил, наконец, дошло до него или, может быть, он действительно был расстроен, что она подвела Луис.

— О чем, черт возьми, говорила эта женщина? — его традиционно сжатая челюсть снова вернулась и Ханна знала, что он был очень сильно чем-то раздражён

— Что? Может сначала объяснишь то, о чем ты говорил? — Ханна оглянулась по сторонам. В небольших городах всегда был кто-то, готовый подслушать разговор. Словно почувствовав её беспокойство, он схватил девушку за руку и пошёл к своей машине. Он шёл настолько быстро, что ей пришлось бежать, чтобы не отстать. Ханна резко остановилась, дёрнув его за руку, из-за чего остановился и он. Джексон повернулся, впившись в неё взглядом.

Он закрыл глаза, прежде чем заговорить:

— Давай. Садись в машину, и мы поедем.

Ханна скрестила руки на груди.

— Я никуда не поеду, пока ты не ответишь на мой вопрос, — она вскинула брови, выжидая, пока он делал несколько глубоких вдохов.

— Ханна.

— Да, — ответила она невозмутимо, все ещё держа руки скрещёнными.

Он вздохнул.

— Садись в машину, потому что каждый из этого дурацкого офиса не так уж и незаметно смотрит на нас через окно, и моя нога, кажется, требует ампутации. Так что либо поцелуй меня прямо сейчас, либо садись в машину, ладно?

Ханна обдумывала вариант с поцелуем около полусекунды.

— Хорошо, пошли к твоей машине, — надменно сказала она.

— Я надеялся, что ты согласишься со мной, — сказал он, снова схватив её за руку, и направившись к своей машине.

— Ну, у меня, на самом деле не было выбора, не так ли?

Ханна разбушевалась, когда они достигли его Range Rover. Джексон упёрся рукой о внедорожник, скрыв её от любопытных взглядов из окон офиса. Она могла понять по его глазам, что он все ещё был сердит. Он стоял так близко, что ветер был пронизан его одеколоном, и она почувствовала жар его дыхания, когда он заговорил. Она проигнорировала желание, возникающее из-за его близости. Тело бессовестно предавало разум.

— О, я дал тебе выбор, но ты струсила, — прошептал Джексон.

Ханна собиралась открыть рот, чтобы сумничать, когда Санта Клаус со звенящими колокольчиками направился к ним. Санта, как Ханна заметила, слегка прихрамывал, был очень взъерошенным, а его живот выглядел так, будто кто-то выпил слишком много пива. Джексон пихнул ему двадцать долларов, не отводя от неё взгляда. Санта наградил его звоном колокольчиков прямо в ухо. Ханна расхохоталась. Джексон тихо выругался и открыл для неё дверь. Он, садясь и закрывая за собой дверь, проворчал что-то о маленьких городах.

Через пять минут они остановились возле её дома. Это было единственное место, где они могли обеспечить себе полное уединение, но было немного тревожно осознавать, что Джексон сейчас окажется на её территории. Её дом был её собственным убежищем, единственный дом, который когда-либо по-настоящему принадлежал ей.

По дороге ни один из них не произнёс ни слова. Ханна знала, что если она заговорит, то в конечном итоге будет кричать на него и, принимая во внимание, что костяшки его пальцев побелели, когда он схватился за руль, она поняла, что он, в этот момент еле сдерживался. Что было хорошо, потому что теперь она была без работы, а Джин начала тотальную войну против неё и удочерения. Она искренне надеялась, что Джексон все ещё был таким же уверенным, как и тогда, когда сказал, что удочерит Эмили. ...

— Это твой дом? — спросил Джексон, заглушив машину и наклонившись вперёд, чтобы лучше рассмотреть.

— Да, он, — сказала она по-прежнему сдержанным голосом.

Чтобы пересечь маленькую деревню Хоупс Кроссинг, потребовалось всего несколько минут. Из того что Джексон увидел в городе сквозь пелену злости, было ясно, что тот был похож на идеальное место из картины Нормана Роквелла. Милый, как-в-снежном-шаре тип деревни. Но он не очень был заинтересован в этом городе. Его ум работал сверхурочно, пытаясь обработать всю информацию. У него складывалось впечатление, что он играет главную роль в каком-то причудливом фильме о самом себе. Когда его жизнь стала настолько непредсказуемой?

Он через окно посмотрел на стоящий перед ним дом, в викторианском стиле из красного кирпича, и его горло сдавило спазмом. Он был таким чертовски идеальным. Он был маленький, с декоративной отделкой. Кедровый трос с темно-красными лентами обрамлял тяжёлый молдинг на окнах и нетронутое белое крыльцо. Урны были переполнены кедром и другой растительностью. Белые пышные снежинки, которые падали с неба, делали его ещё более волшебным.

На самом деле, на мгновение, он не мог проронить ни слова, потому что ничто и никогда в его жизни, не вызывало у него столь сильную потребность иметь свой, собственный дом. Настоящий домашний очаг. Дом. С женой. С детьми. Черт, может быть, даже с белым заборчиком. Но Джексон Пирс ни в коей мере не был мужчиной, у которого есть дом с белым заборчиком. Нет, он был парнем, который сохраняя анонимность, жил в пентхаусе с видом на красивый пейзаж. Сталь и стекло. Деньги и амбиции. Поверхностность и жадность. Одиночество.

— Это может и не особняк, Джексон, но он идеально подходит для меня.

Он услышал, как она отстегнула ремень безопасности, и знал, что она была готова выпрыгнуть из внедорожника.

— Это ты. Абсолютная ты.

Красивый, сентиментальный, ностальгический, настоящий как Ханна. Её щеки залились этим великолепным румянцем, от которого он стал зависим, как и её губы, которые заставили его проклинать тот факт, что они не переспали в ту ночь.

— О, — сказала Ханна, нахмурив лоб и продолжив смотреть на лобовое стекло.

— Что, я не получу никакого остроумного ответа? — поддразнил он, почувствовав себя на мгновение лучше. Затем он представил руки какого-то придурка на Ханне и почувствовал необходимость разбить кулаком стекло. Поэтому он нахмурился. После чего нахмурилась уже она.

— Давай зайдём внутрь и посмотрим, как мы можем исправить тот бардак, в который ты нас втянул, — она не дала ему шанса для возражений и закрыла дверь во время его ответа. Забавно, что именно она оказывает ему холодный прием.

Он последовал за ней до крытого крыльца. Им нужно было многое прояснить, это точно. Он приготовился к адской битве. Она была такой чертовски скрытной, когда дело касалось её жизни, что он задавался вопросом, как он мог чувствовать такую сильную связь с кем-то, о ком так мало знал. Но он узнал намного больше, чем рассчитывал благодаря той женщине по имени Джин.

Он ждал, пока Ханна возилась со старым замком. Через несколько мгновений он стоял в дверях, пока она вокруг включала свет. Он был поражён домашней атмосферой. Женственностью и жизнерадостностью, с бледно-жёлтыми стенами, глубокой отделкой и молдингом, а также широкими дощатыми сосновыми полами, на которых были разбросаны яркие ковры. Он последовал за ней на кухню, где она уже начала заваривать свежий кофе. Она достала чашки и стучала используемыми вещами уж слишком громко.

— Ханна, — его голос прозвучал резче, чем он этого хотел, но ему нужны были ответы. Ему не хотелось пить кофе, и он не хотел ходить вокруг да около. — Не потрудишься ли ты мне объяснить, о чем это говорила та бой-баба?

— Что ты имеешь в виду? — сухо спросила она, расправив плечи и выпрямив спину, словно проглотила аршин. Часть его хотела сократить расстояние между ними и снять напряжение с её хрупких плеч, шепнуть на ухо и вызнать у неё все, что она от него скрывала. Но он знал, что она на это не купится. Он знал, что она воспримет это, как слабость.

— Не играй со мной в игры, Ханна.

— Я не играю в игры, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом.

Он кивнул, смягчая свои черты, свой тон, ненавидя, что он должен спросить о том, что при одной только мысли его это убивало, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух.

— Ханна, она сказала, что ты была избита и почти изнасилована, — он наблюдал, как побледнело её лицо. — Что произошло?

— Это то, почему... из-за чего ты злишься? — спросила она дрожащим голосом, широко распахнув глаза, становясь такой душераздирающе уязвимой, что ему захотелось подойти и обнять её. Ханна никогда не показывала свою слабость, что означало... Его желудок скрутило, а дыхание перехватило при одной только мысли... Он получил подтверждение того, о чем он уже подозревал... Её реакция на определённые вещи... Та ночь, когда он коснулся её руки... Как она отказала ему в сексе.

— Джексон?

Он сосредоточился на её бледном лице и кивнул.

— А ты о чем подумала?

— Из-за твоей сестры, — она глубоко вздохнула, её глаза были наполнены болью. — Я виновата в том, что она убила себя. Я не увидела знаки…

— Боже, ты не можешь винить себя. Конечно, я не виню тебя за это. Как я могу? — он пересёк комнату, не в силах остановиться, не утешив её.

— Ханна, — сказал он грубо, придвинув её к себе. — Я никогда не винил тебя, — он крепко обнял её.

Он почувствовал, как напряжение покидает её тело, и она обняла его в ответ. Он хотел её успокоить, утешить. Как она могла винить себя за смерть Луис? Как она могла испытывать чувство вины сильнее, чем он? Он подвёл свою сестру. Не Ханна. Он поцеловал её в макушку, мягкие волосы на висках, его руки поглаживали уязвимое место на шее. Он хотел закрыться от всего мира и остаться в этом викторианском доме.

— Если кто-то и виноват, то это я. Я тот, кто повернулся к ней спиной.

Он никогда не признавался в этом вслух. Он провёл большую часть своей взрослой жизни, злясь на Луис, но в глубине души он знал, что это он отказался от неё. Он мог бы попробовать ещё раз. Он почувствовал, как Ханна вдохнула, чтобы успокоиться и медленно освободилась из его рук. Так же просто, как шквал облаков вдруг закрывают солнце, Ханна увеличила расстояние между ними.

Она посмотрела на него снизу вверх, и ему хотелось знать, что она видела, понимая с неким дискомфортом, что ему уже на протяжении длительного времени было плевать, кто и что о нем думает. После того как он стал богатым и успешным, он считал, что это все, что ему нужно. Он добился этого, и ничто не могло коснуться его. Но сейчас, стоя здесь, в этой маленькой кухне, со смотрящими на него снизу вверх чудесными глазами на прекрасном лице, он поставил все это под сомнение. Все, чего он достиг, все то, чего он добился – было ли этого достаточно?

— Мы все делаем то, что должны, чтобы выжить. Ты дал ей так много. Никто не может обвинить тебя в том, что ты, наконец, решил позаботиться о самом себе.

Как она это сделала? Как она могла видеть его насквозь?

Она повернулась, чтобы взять кофе.

— Ханна?

— Ммм, — пробормотала она, обходя его, чтобы вытащить пакет молока из холодильника, как будто ничего не произошло, как если бы они были просто случайными знакомыми, которые решили выпить по чашке кофе.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

Он заметил, как у неё дрожали руки, когда она наливала кофе. Она была мастером увиливания.

— Ты голоден? — спросила она, вглядываясь в холодильник.

Он закрыл холодильник, и она нахмурилась, поглядывая на него снизу вверх.

— Ты не оставишь это просто так, не так ли?

Он покачал головой.

— Все, на самом деле, не столь драматично, как это могло прозвучать, — сказала Ханна, и он знал, что она пытается вести себя непринуждённо, когда она прошла мимо него, чтобы сесть за круглым столом. Он последовал за ней, захватив свою кружку кофе, садясь напротив неё.

— Значит, тебе не должно быть слишком трудно, рассказать об этом, — сказал Джексон, наблюдая, как в её глазах замерцало раздражение. Он сделал глоток кофе, плотно обхватывая пальцами кружку и ожидая момента, когда она заговорит. Он почти был уверен в её отказе говорить об этом.

Она откашлялась, сделав большой глоток.

— Это был один из моих первых случаев, на которые я была назначена. Она была подростком и жила с агрессивным отцом-алкоголиком. Короче говоря, когда она перестала отвечать на мои звонки, я узнала, что она получила одобрение на выход из нашей системы.

Она водила пальцем по гладкому ободку чашки, и он мог сказать, что она погрузилась в воспоминания. Он почувствовал, как его мышцы напрягаются в ожидании, куда заведёт эта история.

— Интуиция мне подсказывала, что дома не могло все наладиться каким-то волшебным образом. Поэтому однажды ночью я заехала к ним. Я, в общей сложности была новичком, — сказала она с небольшим смешком, в котором не было ни капли веселья. — Я услышала вопли. Мужские голоса. Потом я услышала голос Джен, но это было больше похоже на крик.

Джексон затаил дыхание, и ждал, чтобы она продолжила.

— Тогда-то я и должна была позвать на помощь, но я была молода и глупа, и я побежала туда и, Боже, какой же я получила урок в ту ночь, — сказала Ханна со смехом, который был настолько самокритичен и осудителен, что Джексон почувствовал, как сжалось его горло. Она посмотрела на потолок, смаргивая слезы, которые она не могла скрыть от него.

— Её отец ушёл, и двое его друзей прижали её к дивану, наполовину голой. И... Они мне были не по зубам, — сказала она, обратив свой взгляд на него. И в этот момент он ненавидел больше, чем когда-либо думал, что мог ненавидеть кого-то. Ханна не отвела своего взгляда, когда продолжила.

— Они толкнули меня, прежде чем я могла убежать, прежде чем я могла сообразить, как защитить себя. Они смеялись, наносили удары везде, разорвали мою одежду. Чем больше я сопротивлялась, тем больше они смеялись. Они трогали меня, и когда я думала, что... когда я думала, что это конец, Джен подошла сзади и ударила парня, который был надо мной, сковородкой. Другого нам тоже удалось вырубить. Мы побежали к машине и поехали в полицейский участок.

Джексон разрывался между желанием обнять её и разбить что-нибудь. Он знал, что, судя по её напряжённой позе, наклону её подбородка и прохладному тону, она не хотела, чтобы он прикасался к ней. И он знал, это из-за того, что она расклеится, если он это сделает. И она потеряет контроль над своими эмоциями.

Но он не мог больше спокойно сидеть. Он не мог выбросить из головы образ Ханны, брошенной на землю, к которой прикасались эти животные. Джексон пережил свой собственный ад. Он не был наивным человеком. Но услышав, что кто-то пытался и навредил кому-то настолько доброму, о ком он заботился, ему хотелось выйти и нанести кому-нибудь серьёзные телесные повреждения.

— Они не.. эмм…

Как, черт возьми, он мог закончить эту фразу? Он вцепился в толстый край соснового стола, в то время как Ханна покачала головой.

— Нет. И я не жалею, что пошла туда в ту ночь. Если бы я этого не сделала, они бы её изнасиловали, Джексон, — сказала она, эмоции вернулись, оживляя её глаза, смягчая голос ... и, в конечном счёте, расплавляя его сердце. — Я только жалею, что пошла туда, не имея плана. На следующее утро я записалась на уроки по самообороне.

Он знал, что они оба думали о той ночи в его постели, когда она сказала ему, что смогла бы нокаутировать его. Он почти хотел улыбнуться, с гордостью за неё, за её силу, решимость и непоколебимое мужество. Потом он вновь подумал о прошлой ночи, когда она была в его руках и остановила его от занятия любовью с ней. Она все ещё боялась.

— Что с ними случилось?

Ханна пожала плечами.

— Отбывают срок в десять лет лишения свободы.

— Ты же знаешь, что так вышло лишь благодаря тебе.

***

Ханна рассеянно кивнула. Она чувствовала тепло оттого, как он смотрел на неё, от восхищения, которое она слышала в его голосе. Ханна не могла поверить, что так сильно открылась ему. Она годами не говорила о той ночи. Но она как-то почувствовала, что будет правильно поделиться этой её частью с ним. Она осознавала, как сильно он был напряжён, и видела, как во время её рассказа у него побелели костяшки пальцев. И как бы она ни отрицала, знать, что кто-то заботиться о ней, было замечательным чувством. Как он позаботился о ней, когда нашёл её в снегу, так и сейчас заступился за неё перед Джин.

— Ханна, насчёт Эмили.

Ханна почувствовала, что её у неё внутри все перевернулось.

— Ты можешь воспитать её, Джексон, я знаю, что ты можешь сделать это.

— Но было бы лучше, если бы я был женат. Я хочу, чтобы у меня на руках были все карты, чтобы выиграть дело. Чтобы забрать Эмили навсегда.

Конечно, семейная пара была бы лучшим вариантов, но это не должна была быть именно она.

— Несмотря на то, что это действительно так, твоё дело имеет веские…

— Ты помнишь, что сказала мне сегодня утром?

Ханна медленно покачала головой, даже несмотря на то, что её осенило, что он имел ввиду.

Он наклонился вперёд, сократив между ними расстояние за столом.

— Ты сказала, что сделаешь все, чтобы помочь мне.

Сердце Ханны яростно забилось.

— Я думаю, что женитьба выходит за рамки моей помощи.

— Воспринимай это как деловое соглашение.

Он точно спятил. Он на самом деле считал, что они должны пожениться. Он вбил себе это в свою, неоспоримо прекрасную голову, чтобы спасти свою племянницу. Теперь ему нужно было выяснить логистику, и она была самым простым решением.

— Деловое соглашение?

— Ты и я женимся. Ты переезжаешь ко мне, помогаешь мне вырастить её. Я буду платить тебе за твою помощь.

— Я не позволю тебе платить мне, — Ханна скрестила руки на груди.

— Почему нет? Ты предоставляешь мне услугу.

— Так я что буду нянькой-слэш-экономкой?

— Нет, я хочу, чтобы ты помогла мне заботиться о ней. У меня уже есть экономка и повар. Мне нужно, чтобы ты направляла меня и заботилась о повседневных вещах, в которых нуждается малышка.

— Как долго будет длиться эта договорённость? Мне придётся бросить свою жизнь, продать дом и переехать на неопределённый срок?

— Ты улавливаешь смысл. И у тебя будет достаточно времени, чтобы продолжить учёбу. Я оплачу твоё обучение. Я не хочу, чтобы ты бросала учёбу.

Это было смешно. Ханна почувствовала, как нервная дрожь проползла вверх по её спине, когда он решительно на неё посмотрел. Легко ему было говорить – просто все бросить и уйти. Её домашний очаг, её дом был всем для неё. Это было первое место, которое никто не мог отнять у неё, а сейчас...

— Ханна, ты нужна мне, ты нужна Эмили.

Он нуждался в ней? Было замечательно думать, что он имел в виду её, но она знала, что он, конечно же, имел в виду, что она нужна ему для Эмили. И Эмили, как она могла расстаться с крошечным ребёнком, которого она уже отчаянно полюбила?

— Я не смогу жить с тобой, ведь ты, ты... ты...

— Красивый, богатый и неотразимый?

— Упрямый, высокомерный и властный.

— Ах, но это всего лишь маска.

— А под ней, на самом деле, скрывается парень с золотым сердцем?

— Именно.

— Значит, если я соглашусь...

— Мы поедем послезавтра в мэрию. Мои адвокаты возьмут на себя процесс удочерения. Я потеряю Эмили. Мы не потеряем её.

Ханна верила ему, но брак? Жить вместе? Она должна была думать об этом, как о деловом соглашении. У Эмили будет большой дом со своим дядей. Ханна сможет спать по ночам, зная, что выполнила последнее желание Луис, и ей предоставлялся шанс присутствовать в жизни Эмили. Чего ещё она могла желать?

— До тех пор, если ты хочешь взять свои вещи из дома, мы закроем его, и устроим тебя в моем доме в городе, — сказал Джексон, так же небрежно, как будто упомянул захватить бутерброд на обед.

Ханна безучастно смотрела на него.

— Сейчас?

Он кивнул.

— Я думал, что мы уже обговорили это?

— Поселиться в твоём доме вот так сразу?

— Нам, очевидно, придётся жить вместе, чтобы быть семьёй, которой, по нашим словам, мы являемся, чтобы удочерить Эмили. Это твоя область знаний, Ханна. Я не тот, кто должен объяснять тебе, как это работает. Мы можем вернуться сюда на выходные или что-то вроде того.

Ханна почувствовала, как её сердце болезненно забилось.

— Джексон. Это фальшивый брак. Как только ты получишь Эмили, я буду не у дел.

Она не понимала, что эти слова могут причинить и, на самом деле, причиняли ей боль. На секунду она могла представить себя вместе с Джексоном и Эмили настоящей семьёй, но она никогда не будет подходящей женщиной для Джексона. Что тогда делать, если в один прекрасный день, когда его влечение к ней исчезнет, и он решит, что она ему больше не нужна? Она не могла позволить себе привязаться к нему, или к мысли о том, чтобы обрести с ним настоящую семью.

— Ханна, о чем ты сейчас беспокоишься?

— За какие-то два часа я потеряла работу, выхожу замуж, удочеряю малышку, переезжаю из своего дома Бог знает куда…

— В мой пентхаус, — сказал он, смеясь, — не Бог знает куда. Находится всего в часе езды отсюда.

— Ладно, значит, я оставляю свой маленький городок ради пентхауса какого-то плейбоя.

Она барабанила пальцами по столу, пока он смеялся.

— Ты действительно меня неправильно поняла, — сказал он, улыбаясь.

— У тебя имеется набор с женскими туалетными принадлежностями в коттедже.

Его громкий смех снова прервал её. Она посмотрела на него.

— Поэтому ты предположила, что я привожу к себе в дом толпы женщин, соблазняю их, а затем дарю подарочные наборы?

Его улыбка начинала беспокоить её, как и его логические объяснения.

— Ты единственная женщина, которая была в моем коттедже, Ханна, — сказал он, его голос был низким и хриплым. — А набор был оставлен дизайнером.

Она крепче сжала пальцы вокруг кружки холодного кофе.

— Это не так просто. У меня не было времени, чтобы все это переварить.

— Эй, кто кого нашёл, помнишь? — сказал он мягко.

На мгновение остановившись, она и сделала глубокий вдох. Она нашла его, и он делает именно то, чего она и хотела для Эмили. Может ли она винить его за то, что он пытается сделать так, чтобы все получилось? Так разве такое это уж и преступление - на время стать женой Джексона? Её внутренности перевернулись. Выйти за него замуж. Притворство или нет, это имело большое значение.

— Почему бы нам не взять этот один день за один раз. Возьми свои вещи, устройся в моем доме, мы поженимся. Помоги мне приготовиться к прибытию Эмили, а там посмотрим.

— Знаешь, я вспомнила, что мне действительно нужно, эм, сделать кое-что. Я сейчас вернусь, — сказала Ханна и выскочила из комнаты. Она побежала в свою спальню, чувствуя себя полной идиоткой. Она не слышала, как он вошёл, и подпрыгнула при звуке его голоса. Джексон заполнил её крошечную спальню, как лев кукольный домик.

— Почему ты убегаешь от меня?

Она бросила свой взгляд на кучу рождественских подарков, которые она купила для Эмили. Отлично. Она могла бы упаковать их. Но когда она начала поворачиваться, Джексон осторожно протянул руку, чтобы схватить её за запястье. Она не пыталась отстраниться. Его прикосновение ощущалось, как глоток воздуха, от которого невозможно отказаться.

— Почему ты остановилась прошлой ночью?

Она почувствовала, как её лицо вспыхнуло румянцем от воспоминаний. Её взгляд метнулся к её антикварной кровати и она не могла стереть образ их двоих, расположившихся на ней. Что он сделал с ней? Она, наконец, посмотрела на него, и поняла, что он стоял слишком близко. И они оба стояли слишком близко к её кровати. Годы самоконтроля и самосохранения не имели никакой власти, когда она стояла так близко к этому человеку. И почему он так хорошо выглядит небритым? Все дело было в этой чёртовой твёрдой челюсти, и глазах, которые были так...

— Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

Ханна посмотрела на него виновато.

— Какой был вопрос?

Затем он улыбнулся этой высокомерной, озорной улыбой, которая больше не беспокоила её.

— Прошлой ночью, когда мы собирались заняться любовью.

Его голос стал хриплым, и его пальцы начали кружить на её запястье.

— Мы не собирались заниматься любовью, — сказала она, качая головой, продолжая врать сквозь зубы.

— Правда? — сказал он, опустив лицо к ней, вероятно, чтобы убедиться, что она могла видеть, что он ни на секунду не купился на её притворную наивность.

Она покачала головой.

— Неа. Это был просто…

— Ты не можешь утверждать, что это был алкоголь, так как ты находилась на собственно установленном пределе опьянения.

Она нахмурилась. Черт бы побрал его и его самодовольное напоминание.

Она скрестила руки.

— Ты очень забавный, Джексон.

Ей пришлось сделать паузу, так как не было смысла продолжать разговор, когда он смеялся.

— В одну минуту ты делишься со мной очень личной информацией, а в следующую - лжёшь.

— Я не лгу.

— Значит, ты не думаешь, что мы собирались переспать в ту ночь?

Она заставила себя посмотреть на него снизу вверх.

— Это было кратковременное отсутствие здравого смысла. Ты спас меня из пурги, так что, это естественно...

— Ты девственница, не так ли?

Джексон Пирс не имел никакого понятия о конфиденциальности. Ханне захотелось, чтобы её древний пол провалился и проглотил её.

— Что же заставляет тебя так думать?

— Я начинаю складывать два и два.

— Два и два равно четырём

Он подошёл к ней ближе. Температура её тела поднялась, по крайней мере, на десять градусов. Им нужно было оставить эту тему и её спальню.

— Знаешь, твоё увиливание только подтверждает мою теорию, — сказал он, снова сделав шаг к ней. Она отказалась отступать, дабы не выглядеть трусихой, но такая их близость никак не помогала игнорировать её влечение к нему. — Ты обычно не лжёшь, но ты мастер в увиливании.

Ханна театрально вздохнула.

— Итак, я снова спрашиваю тебя, Ханна. Ты девственница?

— Прекрати говорить это глупое слово, — сказала она, наконец, подчёркивая слово "глупое" и ткнув его в грудь.

Он усмехнулся. Низко и глубоко. Она посмотрела на него, пока он не остановился.

— Какое слово? Девственница?

Она вздохнула и сухо кивнула.

— Перестань смеяться надо мной.

— Ты думаешь, что я смеюсь над тобой?

Она кивнула.

Он двигался медленно, и у неё перехватило дыхание, когда она увидела теплоту в его глазах, которая превращала её ноги в желе. Он мягко коснулся её лица, его большой палец, задел её нижнюю губу. Она почувствовала тепло, распространяющееся по её телу и, не сумев сдержаться, повернула своё лицо к его ладони. А потом, шокируя их обоих, она поцеловала её. Она услышала низкий звук, что издал Джексон, а затем оказалась в его крепких объятиях, чувствуя тепло его твёрдого тела. Она почувствовала, что её сердце бьётся так же быстро, как и его. Все, что она делала – это чувствовала. Он осыпал поцелуями её лицо, пока не добрался до губ. Ханна не хотела ничего больше, только поцеловать его.

— Ты последний человек, над которым я когда-либо смеялся бы. Вообще, — сказал он тихим голосом.

Она почувствовала, как их тела слились, когда она обняла его.

— У меня никогда не было столько уважения к другому человеку.

Это была сладкая, сладкая пытка, слышать это, когда он прикасался к ней.

— Боже, ты заставляешь меня хотеть большего, Ханна.

Он застонал, разрушив всю её защиту. Она ответила на его поцелуй с таким же желанием, таким же пониманием. Она не могла уйти от него, от этого проблеска рая, что он ей предлагал. Он предлагал себя, свою племянницу — семью.

Джексон медленно отстранился, его глаза все ещё были тёмными от желания. Ханна почувствовала, как её тело задрожало, ощутив потерю его губ.

— Выходи за меня, — сказал он хрипло, мягко отодвигая волосы от её лица.

Ханна почувствовала, как её сердце заполнилось радостью, и она знала, что больше не может сказать нет. Она кивнула, понимая, что уже ничего и никогда не будет прежним.

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

— Доброе утро, мистер Пирс.

Джексон на секунду замедлил шаг, смутно понимая, что все в офисе делают все возможное, чтобы не смотреть на него. Бюро Pierce & Dane Software было расположено на верхнем этаже одного из самых высоких зданий в центре Торонто. Джексон и Итан знали, что у них все получится в тот день, когда они смогли купить помещение, набрать персонал, и обеспечить работу бюро десять лет назад.

— Доброе, Энн, — кивнув, сказал Джексон и вновь быстро зашагал к кабинету Итана. Он постучал и вошёл, не дожидаясь ответа. Его друг оторвал взгляд от монитора и посмотрел на него с открытым ртом.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Я тоже рад тебя видеть.

Офис Итана находился рядом с его и был почти идентичным. Массивный, с современным сочетанием стекла и стали, с панорамными окнами, открывающими потрясающий вид на город.

Джексон плюхнулся напротив стола Итана, бросив свой портфель на кожаное кресло рядом с собой. Его друг продолжал смотреть на него, как будто он отрастил вторую голову. Как и все снаружи.

— Сейчас декабрь. Ты никогда не бываешь здесь в это время, — сказал Итан, нахмурившись.

— А, ты об этом, — решительно сказал он. — Я вернулся, потому что завтра женюсь.

Итан покачал головой и нервно усмехнулся. — Извини, я мог бы поклясться, что ты только что сказал мне, что женишься.

Джексон вздохнул и вытянул ноги на рабочий стол Итана, скрестив их в лодыжках. Это будет весело. — Ты не ослышался. Завтра. Женюсь.

Итан наклонился вперед. — Ты женишься?