Но я не рекомендовал другу заказывать себе мясо. Говорят, слишком часто теперь на стол подают зомбятину. Она даже считается деликатесом. Особенно мясо буйных. И люди не думают, что занимаются каннибализмом. Какое до этого дело, когда желудок просит еды?

Сбыв немногочисленный хабар перекупщицам, и отнеся собранные документы в ЗАГС, как будто я собирался их поженить, и, по-прежнему не привыкнув к такому большему количеству живых людей, мы стали думать, чем занять себя дальше. Я наведался в свою скромную комнату, где долгими зимними ночами я предавал ей еще больше сходства с монашеской кельей, а другими словами просто мастурбировал, и там мы передохнули пару часов. Света не было, вода только холодная, но мне хватило, чтобы помыться. Фен тоже захотел совершить омовение, но вышел из ванной такой же вонючий. Как мне показалось.

Странно. Вот и все. Дошли. Что теперь?

Ослу понятно, что отправляться в новый набег за вещами смерти подобно, когда по области творится такое безобразие. И кажется, что в городе не совсем безопасно. На мой звонок в ЖЭК, по поводу горячей воды, ответили как всегда зло и посоветовали помыться под дождем. В своем блокноте я сделал еще одну пометку того, что в мире не поменялось.

А потом мы пошли гулять. Я не расспрашивал у Феликса, глядя на его скрюченную спину, есть ли где ему жить. Это было неважно, я бы приютил его у себя. Дороги были свободны, относительно тихи и жара, пронизавшая каменную цитадель города, казалась не такой удушливой. Мы прогулялись по Красному Проспекту, где под развешанными праздничными флагами бригады штукатурщиков реставрировали стены. Они были изрешечены пулями: бандитские группировки были как никогда сильны.

На площади Ленина в центре многополосной магистрали теперь было возведено укрепление из бетонных заграждений. Вооруженные люди, облокотившись на своеобразный бордюр, провожали автомобильный поток ленивыми взглядами. Всех источала жара. Иногда останавливали какую-нибудь машину и проверяли ее содержимое. Памятник Ленину был взорван неизвестными еще прошлой зимой и через развороченную железобетонную задницу, можно было заглянуть в светлое будущее. Деревья, окаймляющие оперный театр, по-прежнему дающий концерты, были спилены зимой и пущены на растопку. На их месте стояли, как обгорелые, чахлые саженцы.

Поразительно, но я почти не увидел овощей. Лишь когда мы проходили мимо церкви Александра Невского, там ясно и пронзительно, точно хотели расколоть само небо, зазвонили колокола. Начиналась служба и толпа старух, желающих прикупить молитвами себе место в раю, крестясь, заходили в храмину. Вместе с ними туда валом валили и овощи, широко выпучив глаза и раскачиваясь, пытались войти под сень храма божьего.

Я давно заметил, что овощи очень любят посещать христианские мессы. Обыкновенная православная церковь, не считая отколовшихся от нее ортодоксов, считала мертвецов грешниками, которым Господь ниспослал испытание, аки Иову. И она взвалила на себя обязанность облегчить их мучения и страдания. Все мировые конфессии считали примерно также, стараясь на людском горе о том, что их близкие превратились в упырей, снискать себе новую паству.

Мы мирно сидели на скамейке около оперного театра с его серебрящимся куполом, где гордо, не смотря на напасть, реял флаг области. Впрочем, как и всегда, ничего не предвещало беды. Неожиданно Фен дернулся, сделал попытка залезть куда-то за меня и что-то рассерженно прошептал. Я спросил:

-Ты чего?

Он ткнул пальцем в сторону, откуда к нам приближалась толпа мертвецов. По-крайней мере мне так показалось вначале. Рваная, запачканная грязью одежда, белые лица с кровоподтеками, судорожные движения. Горожане ускоряли шаг и ступали на аллеи или перепрыгивали чугунные ограды.

Только когда толпа мертвецов приблизилась к нашей скамейке, и вокруг не осталось никого, я понял, что это были не мертвецы, а самые обыкновенные мудаки. Причем мудаки кондовые.

Кровавые разводы оказались обычной акварелью и гуашью. Лица, выбеленные как будто мукой с подведенным черным глазами. Рваные движения не следствия смерти, а лишь часть бутафорского маскарада и сильного влияния алкоголя. Стало ясно, что перед нами представители одной из молодежных субкультур, копирующих поведения мертвецов. В большинстве своем они не встречались ни с одним буйным, а вся бутафория прекрасно сочеталась с претенциозной молодостью, главное было нагнать страха на обывателя. Мертвячники выряжались в мертвецов и шатались большими группами по городу, пугая честный народ. Бывали случаи, когда по ним открывали огонь из травматических пистолетом или молодые люди, имитируя буйных и с диким воем набегая на какую-нибудь старушку, доводили ее до инфаркта.

И музыка у них была весьма специфического кала, какая-то смесь звона качельных цепей, раздирания спелого арбуза, чваканья грязи, подвывания человеческих голосов, звуков падающих в унитаз фекалий, выдавливаемого из пластиковой упаковки кетчупа. Слова песен соответствовали описанию музыки.

Компания остановилась возле нас, отдыхающих на скамейке. Выглядели мы непрезентабельно, смертельно устало, исхудавши и вялыми, и молодежь вполне могла принять нас за бомжей, если поиздеваться над которыми, никто и никогда не призовет к ответу.

Да и как не поиздеваться над человеком, если рядом с тобой под двадцать товарищей?

Один из подростков, широкий и приземистый как комод, подволакивающий ногу в рваных и окрашенных красным джинсах, серьезно произнес:

-Живые не боятьс-ся нас?

Вся компания завыла, в том числе и мертвые дамочки, волосы у которых были зафиксированы лаком в грозные катухи. Выключилась подвывающая музыка на мобильном телефоне.

Комод продолжил:

-Это с-скамейка для мертвых...

Фен, почему-то расслабившись, проявил храбрость:

-А где это на ней написано?

-А вон там, с-сзади, - он тянул согласные по последней моде, утверждавшей, что мертвые разговаривают так и только так. Наверное, для него было бы новостью, что убитые вообще никак не говорят.

Я обернулся и с удивлением увидел, что на спинке и в правду написано: "Скамейка исключительно для мертвых граждан Новозомбиловска".

Сказать, что во мне кипел гнев, было бы неправильно. Во мне кипела жажда убийства. Это как упрекать солдат, что они плохо сражаются, ни разу не побывав под огнем! Как судить о Бахе, слушаю только Диму Билана. Проклятая советомания, когда каждый мнит себя вселенским гуру, который лучше других знает, что и как делать. Я был уверен, что как только оторву нос ближайшему псевдомертвецу, он заголосит и позовет на помощь мамочку.

Мысль в моей голове хотела получить развитие в человеконенавистническом ключе, но я, представив, что если бы какой-нибудь буйный, когда я был готов его расплескать арматурой по сторонам, вдруг заорал бы "Мама! Мамочка!" и принялся бы слезно молить меня о снисхождении, я громко захохотал, хлопая себя по ляжкам.

-Ему с-смешно, - покачал головой та же часть мебельного гарнитура, - я думаю, он не понимает, что мир теперь принадлежит мертвецам.

Вообще существовало много народившихся субкультур, так или иначе связанных с мертвой напастью. Кто-то видел в мертвых непостижимую эстетику, а вершиной желания таких людей было стать мертвецом. Для них существо, писающее в штаны и с опарышами в анусе, было вершиной готической культуры. Другие упивались агрессией буйных и бессознательно копировали их поведение. Появилось много альтернативных групп, поющих о мертвецах и снискавших в столицу большую известность. А позеры, которые стояли перед нами, не знали, что отхватить от той пикантной для молодежи темы, поэтому превратили себя в ходячую, смешную биллеберду.

-Мы вас с-сожрем...

Тут, надо сказать, я раскрыл в удивлении рот. Потому что Фен.... тихий и спокойный Феликс Викторович, вскочил и подлетел, как на крыльях любви, к говорившему главарю и отвесил ему такой смачный пинок в пах, что я отчетливо услышал, как чавкнули, превращаясь в омлет, семенные железы мертвеца.

-Ууууу-аа-а-а-а, сука!!!

Я так и знал, что это не мертвецы, гы-гы. Фен, победно оглядывая кучку опешивших неформалов, произнес:

-А знаете ли вы, дорогие мои друзья, что зомби не чувствует боли? Однажды, мой друг, который сидит на скамейке, отпилил одному из них ногу и этой ногой пытался забить его до смерти и при этом испытуемый даже не закричал! И кровь почти не текла, вязкая.

Кто был менее пьяным, смекнули к чему идет пьеса и поспешили удалиться (забыв про свое ковыляние) с театра будущей баталии. Я похвалил друга:

-Совершенно правильно коллега. Самый верный способ проверить стоит ли перед вами зомби - это пнуть его по эээ... ну...

-Гениталиям? - заботливо подсказал какая-то девушка с жесткими иероглифами на голове.

-Да-да, благодарю. К сожалению, способ не действует, если перед вами находится девушка.

-А что тогда? - с благоговейным и надуманным ужасом вопросила неформалка, - ведь не будете же вы всех пинать?

Я утвердительно кивнул, доставая травматический пистолет:

-Конечно. Я просто стреляю им в живот.

Я сделал вид, что что-то достаю из-за спины. Ни дать ни взять орудие труда. Лица молодняка стали еще бледней, а рты копировали букву "о". Фен воздел руки к небу, страшно закричал, будто бы пародируя индюка, затопал ногами и стайка неформалов, подхватив под руки плачущего от боли предводителя, унеслась куда-то по своим неизвестным, мертвячьим делам.

Феликс сел обратно и я с благодарностью пожал ему руку.

-Ну, ты дал. Откуда в тебе столько злости?

-Не люблю неправды, - уклончиво ответил он, - вырядились как на фестиваль уродов, как будто насилия в мире мало.

Ага, только что его, насилие, умножал.

Через несколько минут к нам подошел наряд полиции. Мы напряглись, но вместо наказания мы получили благодарность о том, что проучили зажравшихся подростков, которых тронуть, увы, они не имели права.


***

Моя жизнь не успела впасть в привычное русло, когда Феликс, раздобыв на дворовой распродаже, которую теперь часто устраивали домохозяйки, приличную одежду, не явился ко мне домой. Недавно он сердечно поблагодарил меня за спасенную жизнь и ушел, уверив, что у него есть неотложные дела у сыскавшихся в городе родственников. Вчера проходило голосование по Новозомбиловску, на которое я благоразумно не явился. Ко дню выборов, к которым у меня, как у всякого здравомыслящего русского человека был выработан вековой скептицизм, скукота, казалось, проела плешь на макушке. Передо мной встал даже вопрос о поиске работы, ибо находясь в здравом уме, я понимал, что ни за что не полезу больше на промысел в область.

Именно в этот день ко мне пришел Феликс и сказал:

-Хочешь подзаработать?

Не нужно пояснять, что я ответил да.

Я никак не мог понять для чего мы пришли в этот дом культуры, обильно украшенный флагами, словно наступила питейная майская неделя. Город был переполнен полицией, а улицы перекрыт для движения транспорта. Как мне пояснил Феликс, предстояла какая-то бумажная волокита, за которую новоиспеченная и победившая на выборах Партия Живых теперь хорошо заплатит. На входе ко мне, сверившись с паспортом, прикололи бэйджик с моим именем. Я теперь был Иван в квадрате.

Но во мне по-прежнему кипела жажда не такой рутиной работы. Да и еще бы, как может человек, который больше привык отмахиваться железным прутом от наседающих мертвецов, спокойно сортировать бумажки, точно какой-нибудь затюканный клерк?

Мы поднялись на второй этаж и проследовали в небольшую комнату, в которой стол был завален бумагами.

-Что мы здесь делаем? - спросил я, - пошли в бар, потравим истории, а нас бесплатно угостят пивом. Оно дорогое, так как ячменя стали намного меньше сеять.

-А я думал, все пиво делают из ослиной мочи, - хохотнул Фен и подошел ко мне, - ты сейчас все увидишь, Вань.

Внутри здания гудели голоса растревоженного человеческого улья. Там шел какой-то шутовой концерт или митинг, что в государстве российском не сильно различалось. Проигравшие здороворосы спешили послать, куда подальше свою бывшую партию, и, видимо, становились неофитами Партии Живых.

-Я хотел сказать тебе спасибо, - начал Феликс, - за то, что ты меня спасал постоянно. За то, что дотащил меня до города. За то, что не дал сгинуть на полдороги.

-Это было бы неплохо, - улыбнулся я, - но что у тебя есть?

У меня на груди болтался бэйджик с моим именем, который пришлось прицепить на проходной. Он был неудобен, и складывалось впечатление, что мне его прицепили прямо на сосок.

Фен положил свои холодные, как у мертвеца руки, мне на плечи, а затем переместил их на шею и я почувствовал прикосновение утопленника. Это охлаждало и в жаркий летний день приносило облегчение.

-Это поистине царский подарок. Я даже не знаю чем смогу тебя отблагодарить за это.

Я продолжал смеяться, наблюдая за тем, как он пристально смотрит на меня.

-Феликс, - спросил я, - а почему тебя такие холодные руки?

-Чтобы лучше чувствовать тепло других, - пошутил он.

Я поддержал:

-А почему у тебя расширившиеся зрачки?

Приглядевшись, я заметил, что его зрачки действительно расползлись по глазному яблоку и не мигающее смотрели на меня.

-Чтобы лучше тебя видеть, мой друг.

Мне стало не по себе:

-Ты наркотой, что ли закинулся? Э, друг, это без меня!

Он проговорил, растягивая тонкие сизеющие губы. Когда смотришь на Фена так, без украдки и косого угла, а прямо глаза в глаза, замечаешь какое неприятное, отталкивающее лицо у зомбиведа. Лицо висельника, утопленника, мертвеца. Но при этом не раздутое, а наоборот, как будто потерявшее полные черты и сузившееся, заострившееся. Так остро и чисто выглядит иногда лицо человека, умершего естественной смертью.

-Феликс, ты меня пугаешь.

Он ощерил мелкие зубки:

-Я знаю.

Затем он дернул руками, и я даже не успел вскрикнуть.

Я всегда смеялся над глупостью, но, похоже, и у нее тоже оказалось чувство юмора.


Глава 20

Что-то лопнуло, как туго натянутый канат и мертвый сталкер упал на пол, играя в младенца, свернувшегося в позу эмбриона.

Феликс, криво улыбаясь, как разрезанный ятаганом, смотрел в лицо издохшего друга. В юношеском лице, не лишенном героизма и отпечатком русской грусти, родом откуда-то из-под Рязани, выразилась вся национальная предсмертная палитра: раскрытое, слегка возвышенное в глазах непонятное удивление. Как, откуда? Со мной ли? Почему, я же так жить хотел, столько всего... но, не успел... Бог с ним.

С наслаждением, не соответствующим процедуре, Феликс Викторович снял, с упавшего за стол тела бэйджик с именем владельца. По-прежнему ухмыляясь, он прицепил его себе на грудь. Теперь он снова был Иваном.

В дверь постучали. Человек заканчивал свое преображение, накинув на голову капюшон.

-Да-да?

Женский голос пробормотал:

-Простите, Иван... Вас ждет Еремей Волин. Заседание вот-вот начнется.

Феликс улыбнулся:

-Скажите ему, что я вскоре буду.

Он снова посмотрел на распростершего крыла парня. Жаль, что пришлось его убить, он был неглуп, хоть и самолюбив. Путешествовать вдвоем было всяко интересней и веселей, чем в одиночку, когда Феликс командовал уничтожением Чанов. Он не замечал, думал мужчина, как я исчез из коллектора, где нас держали работорговцы, чтобы уладить кое-какие дела в Новозомбиловске. И про мое спасение из той опасной телеигры поверил. Он ловко спасся из той засады, когда я обеспечивал этому вояке победу на выборах, хотя его бы и не сожрали, только напугали - я бы не позволил. Вообще, было забавно наблюдать за тем, как пешка учит игре ферзя. Я привык заканчивать партию красивым и эффектным жестом. Жаль, что так и не узнал твоих мыслей о том, почему появились мертвецы. Правда, ты все равно бы ошибся, поверь.

-Прощай, Иван. Извини меня, но я люблю путешествовать людостопом.

Мертвый человек не отозвался.

Зал, все бесстыдство которого выгодно подчеркивали софиты, был подвязан людьми, как галстук у подбородка. Две сотни партийцев, банкиров, чиновников, видных деятелей культуры и науки, цвет и пыльца Новозомбиловска устроились в цвета крови креслах, чтобы присоединиться к торжеству Партии Живых.

Рослые мужчины в военной форме застыли с автоматами на перевязи по периметру обшитых мягким сафьяном кресел. По древней русской традиции на демократических выборах побеждал тот, кто мог подтвердить свободное волеизъявление народа готовностью узурпировать это право и отстоять его от других нахалов автоматными стволами. Так как в стране обстановка сохранялась чрезвычайная, то совесть людей была чиста от такого нарушения всякого мыслимого права.

Когда на сцену вышел Еремей Волин в неизменном военном мундире, с планкой орденов, в едином порыве участники съезда поднялись и зааплодировали. Превосходная акустика превратила аплодисменты в грохочущий девятый вал, придавший особую торжественность обстановке. За спиной вождя застыли безмолвные фигуры телохранителей.

Партия Живых с завидным отрывом победила на выборах и ее глава, Еремей Волин, стал фактически главой огромного региона. Осталась формальная процедура выбора губернатора. Сами выборы в условиях стремительной стагнации человечества не играли роли большей, нежели наделением формальным суверенитетом, то есть высшей государственной властью, партийное образование. Людям с оружием нужна была только формальная поддержка граждан, чтобы утвердится во власти. Все остальное - фикция.

Без лишних слов лидер произнес:

-Всего за полгода мы сумели победить. Такого раньше не было, но это так. Я не любитель длинных речей. Скажу прямо. Москве нужна сильная власть здесь, на месте, чтобы охранять трубопроводы и нефтеперерабатывающие заводы. На сегодняшних переговорах с правительством я клятвенно заверил их, что перебоев с поставкой сырья и горюче-смазочных материалов не будет.

По залу пронесся легкий бриз шепота: неужто это говорил сам Еремей Волин? Слышать откровенное нарушение своих предвыборных обязательств от человека, кричащего, что Сибирь должна стать отдельным и независимым государством, было тоже, что получить удар ножом в спину. Лишь немногие адекватно настроенные деятели понимали, что центр никогда не отпустит периферию богатую нефтепродуктами, весьма котируемой нынче валютой. Отпустят регион, начнется и без того мощная децентрализация страны. Как на Кавказе воспрянет атавизм феодальных пережитков.

Объяви Волин о независимости такого аморфного государственного образования, как Сибирь, где даже границы не обозначены, на следующий день стоило ожидать десанта на столицу "Zимбири" верных центру штурмовых частей. Компромисс был нужнее противоборства. А потом, когда Москва окончательно задохнется от наплыва мертвецов, управление схватит паралич, обязательства потеряют силу, можно будет и осуществить давние сепаратистские устремления Сибири.

-Да, я предал многих людей поверивших мне. Но не в наших интересах ссориться с центром, когда с востока угрожает Китай и мертвецы. Было бы совсем некстати заиметь еще и сильного западного противника. Мы выступаем за единую и неделимую Россию. Я официально заявляю, что другие обязательства, которые я взял на себя перед избирателями, будут выполнены в полном объеме. Повторю, я не любитель длинных речей, поэтому прошу задавать журналистов вопросы.

Из первых рядов раздался женский голос:

-Как вы намерены восстановить порядок?

-Первым делом будет введен ужесточенный комендантский час, с восьми часов вечера и до восьми утра. Людям, чья работа подразумевает ранний труд, таких как, например пекари, дворники, мусорщики и другие, будут выданы специальные удостоверения и обеспечены служебным транспортом, реквизированным из штата коммерческих перевозок. По статистике каждые сутки в городе пропадают около двух сотен людей, и лишь малая часть из этого происки бандитов. Мы не должны больше допускать такого. Мы в ужасающей демографической яме и, даже если победим болезнь, большой вопрос, сможем ли возродиться?

-Вы хотите сказать, что пропажа людей - это дело рук временно больных граждан? Но город свободен от агрессивных мертвецов.

Волин взорвался:

-Нет никаких временно больных граждан! Есть упыри, которые любят человеческие потроха и не делающие существенного выбора между младенцем и старухой. С этого момента все зомби подлежат непосредственному уничтожению, даже так называемые овощи, то есть неопасные больные. Город на пороге пандемической катастрофы, слишком много трупов и нечистот на улице, и в первую очередь заразу разносят трупы. С этого момента Новосибирский крематорий будет работать только для сжигания зомби, расходы будут оплачены из казны. На мусорных полигонах будут захоронены партии утилизированных мертвяков. Эти меры жестоки, но данные поступающие к нам из военной разведки указывают, что вокруг города скопились десятки тысяч мертвецов со всей области.

Зал охнул, точно ему на телеэкране показали акт дефекации Барака Обамы. Волин сказал это намерено, чтобы отвлечь внимание общественности от непопулярных мер, которыми он собрался укрепить положение. Он уже почти уничтожил врага внутреннего, разрушая с помощью бронетехники коттеджи наркобаронов и укрепленные анклавы эмигрантов. Ему срочно была нужна новая кукла, на которую бы с ненавистью и раздражением смотрело население.

-Это целая армия, не побоюсь сказать, что к границам армейских блокпостов стянуты все больные люди с Сибири, а также добредшие до нас толпы из Китая, Казахстана. Как показывают наши дипломатические каналы ситуация в этих странах ужасающая, количество инфицированных граждан приближается там к шестнадцати процентам от населения Китая и четырех-пяти Казахстана. Я уже отдал приказ бросить против скапливающейся массы танки, но из-за катастрофической ситуации с горючим вызванным воровством тыловых крыс и бездействием партии Здоровая Россия, что раньше протирала в правительстве жопы и подлокотники, в области армейскую бронетехнику можно использовать лишь как стационарные огневые точки. Господа, сейчас, после памятной нам зимы, происходит вторая битва за Новосибирск, в которой войска одержат уверенную победу над мертвяками. Я уже выиграл одну битву и выиграю вторую. В конце концов, что могут сделать зубы против брони?

Приближаясь к финалу действия, принимали сценический пафос. Из-за кулис, также прихрамывая, выбрался Иван в откинутом с головы капюшоном. Фоторепортеры тут же начали стрелять из своих светочувствительных, оптических винтовок. В ходе предвыборной компании до них доходили слухи о таинственном спонсоре и лоббисте новоиспеченной партии, который как по волшебству решает самые насущные проблемы молодой организации. Кем его только не называли! И американцем, и фашистом, сионистом, демиургом, евреем с Уолт-Стрит, но личность Ивана осталась такой же загадочной, как и была.

-Здравствуйте.

Охрана была, ринулась схватить Ивана, но Волин сделал жест рукой, как-никак он не хотел уничтожать опасного человека прилюдно, навесив на него тяжелые обвинения. Он сделает это после, в кругу единомышленников, которые уже получили соответствующие распоряжения. А пока... пока, крысиные, мелкие черты лица с хрупкими косточками, как будто искалеченных караморой и едкие реплики, бросаемые в сторону зала, превращали невзрачную фигуру Ивана в опасную шахматную фигуру. В конце концов, Волин был не виноват, что все наемные убийцы, посланные на устранение Хозяина, погибли, либо не сумели выследить цель.

Иван с трибуны примеряющее улыбнулся:

-Мой друг совершенно прав. Зубы против брони бессильны, но никакая катанная сталь не в силах совладать с мозгами.

Он иронически постучал себя по голове и тут же в помещение ворвались звуки пулеметных очередей и разрывы гранат. Здание тряхнуло, будто бы под ним рванула тротиловая бомба, но под жидкими водопадами замазки, посыпавшейся с потолка, устояло. К Волину немедленно приблизился один из охранников и прошептал:

-Охрана доложила о том, что на здание совершено нападение.

-Кто? - прохрипел полковник, - конкуренты? Живоросы? Войска? Кто?

Охранник отрапортовал:

-Боюсь это мертвецы, шеф. Среди них замечены какие-то огромные глыбы, больше любого человека. Их не останавливает даже тяжелое стрелковое вооружение.

-Бронетехника, используйте бронетехнику!

Иван вмешался в разговор, который постоянно прерывался длинными апарте - автоматными репликами, бросающими зал то в прострацию, то в панику.

-Ерема, я думаю это решительно бесполезно.

Полковник даже не обернулся и продолжал слушать охранника.

-Шеф, вы сами приказали генералам выдвигаться на оборонительные рубежи вокруг города, чтобы остановить надвигающихся тварей, в городе всего несколько дивизионов бронемашин, они заняты зачисткой в указанных вами кварталах близ рынков. Они не успеют прибыть сюда... Мы, не думали, что в городе откуда-то могут взяться мертвецы в таком количестве. Кроме того, они проявляют невиданную раньше ловкость и сноровку, знакомы с тактикой ведения боя. Было замечено, как они отклоняются от стрелкового огня, петляя зигзагами. Они врываются в доме. Их закидывают прямо в окна эти здоровяки.

Волин сжал кулаки так, что хрустнули пальцы и звук заглушил приблизившуюся соло-канонаду.

-Какова численность мертвецов?

Иван по-ученически поднял руку и ответил:

-Двадцать две тысячи в самом городе, не считая того количества, что замыкает внешний круг осады, - он помедлил, - так мне сообщили. Я имею ввиду разведку.

-Хорошо. Прикажите солдатам занять оборону, мы никуда отсюда не уйдем. Если сбежим, значит, покажем политическим противникам, что не в силах удержать контроль над городом. Разошлите на все радиостанции, новостные каналы, отпишите в интернет, что положение критическое и от каждого зависит, выстоит ли город сегодня или нет. Мы должны объединиться хоть с самим дьяволом, лишь бы победить. Все мужчины, вооружившись, чем хотят, должны проследовать на мобилизационные пункты согласно предписанию. Подготовить возможную эвакуацию гражданского населения. Выполнять.

-Есть!

Бой за стенами дома культуры усиливался и, казалось, что теперь он уже раскатисто, как горох, катится по мраморным коридорам дворца. Паника в зале нарастала, люди рвались к дверям, мешая организовать охрану входов и выходов.

-Оставайтесь на местах! Они не смогут сюда попасть.

Но было поздно, поднялся дамский визг, предвестник массовой паники и толпа, смяв охранников и затоптав кого-то из них, бросилась через двери по коридорам. Вход успели затворить. Образованные, интеллигентные люди, поддавшись паническому смешению, превратились в толпу, качество которой и поведение всегда доминантно, даже если бы она оказалась слеплена из обыкновенных людей. Стрельба стала слышней, но вместе с тем реже. Лишь немногие благоразумные люди остались в креслах под прикрытием судорожно сжимающих оружие людей.

-Бесполезно, - покачал головой Иван, - бесполезно. А может и полезно, если правильно питаться.

Закрытая массивная дверь резко распахнулась, как плащ эксбициониста, с силой ударив искуроченными створками о стены. Огромная мраморная плита, вырванная из холла и брошенная с нечеловеческой силой, в куче пыльных искр, врезалась в декоративную колонну. В дальний конец зала ворвалось огромное, издалека напоминающее человека существо, перевитое мышцами, как канатами.

Затрещали автоматы, не причинявшие особого вреда мертвецу. Охрана на сцене тоже открыла огонь, но ужасное существо понеслось навстречу сцене и пулям, со шлепаньем впивающимся в вязкое тело, расшвыривая в стороны кресла. Чудище хватало солдат, пыталось поделить их надвое, но не слаживая со столь сложным действием просто превращало людей в трепыхающийся, повизгивающий комок, из которого торчали переломанные руки и позвонки. Монстр с размаху опускал огромные кулаки на головы защитникам, так что череп входил в плечи и высвобождал растекающиеся по плечам мозги, оставляя на бронежилете одну сплющенную каску. Дорога к сцене была усеяна сжатыми, как снопы, трупами. Один солдат был схвачен, и визжащей куклой подкинут вверх, под самый потолок, где он сшиб огромную хрустальную люстру, упавшую вниз и похоронившую под собой нескольких гражданских, от ужаса не успевших улизнуть за кулисы.

-Бейте ему по голове! В голову стреляйте! - орал Волин, - он выхватил табельный пистолет и редко, но прицельно стрелял чудищу в голову.

Состряпав лепешки из солдат, монстр уже не так уверено подбирался к возвышению сцены, откуда точечными кинжальными выстрелами, направленными ему в голову, рубили визжащие свинцовые пули. Мертвец брел вперед, покачиваясь из стороны в сторону, изображая пьяного. Из дымящихся ран стекала густая, почти черная, как гудрон, кровь.

От каждого попадания Иван кривился, как от зубной боли. Чудище подняло левую руку и заслонило уязвимую голову наростом мышц, но меткий выстрел Волина перебила сухожилие и рука опустилась, как плеть уставшего погонщика.

Вязкая черная кровь выступила уже на кривом, в каких-то роговых наростах и шишках черепе Нечто, и оно все неуверенней брело к отстреливающимся людям. Кончались патроны, и когда монстр уже занес огромные руки на сцену, как обычно перекидывают ногу, перелезая через забор, пытаясь забраться к попятившимся назад людям, только в обойме полковника, выверяющего каждый выстрел, осталось два патрона.

Один из телохранителей, быстро задышав, бросился вперед, перепрыгнул через руку, больше напоминающую ствол дерева и попытался вонзить нож в бычью шею гиганта, но был смят второй конечностью и вбит в доски пола, как погнувшийся, заржавленный кровью гвоздь.

-Бесполезно, - покачал головой Иван, - бесполезно.

Охранники медленно попятились и, не пытаясь больше защищать своего шефа, сбежали за сцену. Своя шкура в здании, исходящим воплями агонии, была им дороже. Хотя они и не могли знать, что у всех входов-выходов расставлены мертвые кордоны. Полковник же остался стоять спокойным и невредимым. Он участвовал в дуэли.

На мужчину не мигая, смотрел красный глаз. Он был полностью залит кровью, но через красную штору проглядывал печальный, словно не хотящий никакого зла хрусталик, по цвету напоминающий чернику. Делай добро, зло само получится. Монстр все неувереннее полз вперед и, казалось, что только глаза, вживленные в этого собранного из мертвых органов Франкенштейна из чужого, доброго человеческого тела, противились злой воле бешеной мышечной массы.

Военному стало жаль это существо, как может стать жалко несправедливо обиженного человека.

Еремей Волин сделал два шага вперед, чтобы не промахнуться. Он высился между двух огромных лапищ, которые могли переломить и такой крепкий дуб, каким был военный. Он приставил черное дуло пистолета почти вплотную к огромному вздернутому, как жалюзи, веку и надавил на спусковую скобу.

Монстру не вырвало затылок, пуля завязла где-то в извилинах. Тело дернулось и забилось в медленных конвульсиях. Пальцы заскребли по дощатому эшафоту, будто прося аплодисментов. Волин осторожно перешагнул через могучие руки существа и уставился на Ивана.

Тот почесал затылок:

-А все, потому что не надо было против меня строить заговор.

-У тебя многое вышло, - произнес мужчина, - но я оказался умней. Пристрелить тебя бы, как собаку, да больно непонятная ты птица. Понять хочу, что и зачем. Чтобы потом таких, как ты издалека убивать.

Военный наставил пистолет на Ивана. В разгоряченном члене ствола была еще одна пуля. В пробитый проход сунулся было буйный, привлеченный вкусной плотью, припал к ближайшему телу, вырывая из него сочные, долго тянущиеся кусочки, но завидев еще живого человека, ринулись к сцене. Волин онемев, смотрел на то, как молниеносно приближается к нему этот комок ненависти.

Иван произнес:

-Время выбора. Даже такому сильному человеку как ты не победить агрессивного мертвеца в рукопашной схватке.

Когда зомби уже был готов сходу вскочить на возвышение, Волин отвел руку с пистолетом и выстрелил прямо в развернутую пасть, отчего труп перекувыркнулся, сделал сальто в воздухе, и рухнул на первые ряды, хрустнув спиной о тела журналистов.

Брошенные телевизионные камеры продолжали работать в прямом эфире, и все происходящее жители Новосибирска могли видеть в теплых квартирах. Только вряд ли теперь их интересовали результаты каких-то там выборов.

Волин посмотрел на Ивана, его бэйджик с именем по-прежнему висел напротив сердца. Его обладатель произнес:

-Что тебе сказать?

-Просто скажи кто вы.

Иван пошкрябал треугольный подбородок, оставляя на нем, как после бритья, темные синие полосы. Немного погодя он развел руками:

-Я не знаю.

-Как это?

-Я такой же, как ты, разница в том, что мне нравится завтракать человеческими потрохами. В сущности, отличие между нами лишь в рационе питания, и такие люди, как ты, придают этому почему-то огромное значение. А если бы я питался только раклетом, это тоже был бы повод меня ненавидеть?

Некоторые трупы слегка шевелились, как будто насильственно изгнанная душа пыталась влезть в тело обратно через ноздри, но это выходил воздух, спрятавшийся в недвижимых теперь легких. Слышно было, как агонизирует нервная система, и пальцы карябают пол. С шипением змей выходила почти черная, не киношная кровь.

Еремей Волин наморщил лоб:

-Что за раклет?

Иван без злобы ответил:

-Одно швейцарское кушанье.

-Ааа...

Помолчали.

В зал осторожно начали просачиваться мертвецы. Они не бежали с криками к сцене, а шествовали чинно, почти чеканя шаг и не обращая внимания на такую вкусную и пока еще теплую кровь, текущую ручьями. Вскоре залу заполнили уже сотни мертвых тел. Они, пошатываясь, шли по проходам, садились в уцелевшие кресла и, складывая на груди руки, миролюбиво смотрели вперед, туда, где в лезвиях софитов стояли двое. Некоторые мужчины наклонялись и пропускали вперед дам в рваной одежде. Стайка зомби-детишек побежала вперед и уселась прямо на трупы в первом ряду.

Все это делалось по какому-то заранее спроектированному сценарию, где каждый знал отведенную ему роль и, поэтому не было потребности в шыканьи, ругани, причитаниях и прочей толкотне, которая обычно бывает при начале концертного представления.

Волин обозревал новых зрителей, среди которых было много тех, кто недавно, каких-нибудь пятнадцать минут назад, занимал свое место, приветствую его, героя и победителя... сейчас они благопристойно, в духе высшего английского общества, наблюдали за ним с пугающим равнодушием.

Полковник спросил:

-А почему не все покусанные люди становятся зомби?

Иван пожал плечами, рассматривая перед собой тело жирного человека. Он был убит, пытаясь сбежать уже на подмостках, от случайной пули, перекрыв своей тушей линию огня.

-Потому что не все люди еще стали дерьмом.

-То есть?

-Зомбями становятся только плохие люди, - безразлично произнес человек, - Овощами - безразличные по жизни, агрессивными, то есть буйными, всякое хулиганье, в чьих жилах при жизни текла злоба.

Волин поморщился, не скрывая своего отвращение к такой бредовой версией даже тогда, когда из зала его фигуру буравили взглядом сотни мертвых слушателей.

-Бред собачий! Это не что иное, как вирус.

-Вирус безразличия, ты прав.

Иван нагнулся и, двумя руками выдрав склизкую, как пиявка, печень бывшего партийного бонзы, стал ее внимательно рассматривать. Волин задумчиво почесал подбородок, не смея прервать таинственное существо, а кем-кем, но человеком, не смотря на живое заверение в этом, Иван не являлся. Никакого приступа тошноты, какой случился тогда в кабинете, не произошло.

-Тебя же зовут Иван?

-Не имеет значения. Как не имели бы для муравьев значения имена людей, разрушавших их муравейник.

-Ааа...

Иван взглянул на человека темными, подернувшимися нетерпением, глазами:

-Слушай, Ерема, ты что, ждешь от меня типично-киношной, литературной речи главного злодея что ли? Где бы я объяснил, почему люди всех жрали, почему я научился управлять этим процессом, зачем мне все это? Так? Ты реально хочешь обесчестить эту прекрасную комнату, задрапированную кровью, объяснениями? Не жаль меня, пожалей благодушных зрителей.

Зрители закивали головами, иногда переусердствуя и ударяясь лбами о спинку переднего кресла.

-Эээ... ну, да.

Иван громко захохотал:

-А вот хрен тебе! Помрешь в неведение!

Видя то, как заиграли желваки военного, мертвец, если это был он, примирительно произнес:

-Зато я объясню тебе кое-что другое. Видишь эту печень? Хочешь ее пощупать? Нет? А жаль, ты бы почувствовал, как она уплотнена. Этот человек много пил, печень нездорового, темно-серого цвета. Она обескровлена, конечно, но видно, как она болезненна. Бьюсь об заклад, будь я викингом, то никогда бы не стал вонзать в нее свои зубы!

Фен громко и счастливо захохотал. Он отбросил склизкий комок в сторону и, опустив обагрившиеся, как у хирурга, руки в разодранное чрево человека, надавил там на легкое. Оно расползлось, и сквозь кровь было видно, как последние эритроциты омывают черноватую гнильцу. Точно Иван разломал на части трухлявый гриб. На этом представление не закончилось и мужчина, острыми ногтями поковырявшись в левой стороне груди, извлек вовсе не червовое сердце. И не казалось странным, что он так легко управляется с человеческими органами, достать которых без специальных инструментов, было очень проблематично.

-А вот и сердце. Как ты думаешь, Еремей, это было здоровое сердце человека?

-Полчаса назад определенно да, - вяло пошутил человек, - сейчас, скорее всего, нет. Где моя премия?

-Я думаю, ты не прав. Это сердце за свою жизнь перекачало крови больше, чем воды в Волге, но вот билось ли оно когда-нибудь по-настоящему? Тук-тук... тук-тук... при виде девушки невообразимой красоты и с маленькой родинкой над верхней губой? Тук-тук... или когда ждало новости о том, кто же у него родиться? Когда несся в атаку с автоматом наперевес, выполняя прописанный долг... или, хотя бы, совершая хоть что-нибудь, что учащает сердцебиение? Защитить бедняка или вступится в драке за слабого? Сколько тонн крови перекачал этот маленький, по-своему совершенный орган. Этим объемом можно было бы наполнить десятки нефтяных танкеров. И все напрасно. Я думаю, что это сердце билось лишь тогда, когда знакомилось с очередной проституткой, а может взяткой, шикарной машиной, изменой.... И тогда оно билось, билось по-настоящему, как по значительному поводу: тук-тук, тук-тук-туктук. Сливаясь в гул! Чтобы крышу сносило, чтобы выпрыгнуть из окна хотелось и, оттолкнувшись от земли, взлететь к Луне! А там кружить в вальсе, улыбаясь так, что рот вот-вот порвется и пасть на ножны травы, совсем не думая о том, что на луне она расти и не может....! Да ни хрена подобного. Это сердце обыкновенного старого мудака.

Хрупкий человеческий сосуд, где, как думает человек, прописана душа, вместо того, чтобы выскользнуть из руки Ивана, сжался в его как будто увеличившимся кулаке. Поразительно, но твердый орган превратился в лепешку с торчащими оттуда трубами аорт.

-Я думаю, самый запомнившийся поступок этого человека состоял в том, что он в пятом классе сидя на первом варианте, решил обмануть учительницу и написать второй вариант. Собственно он и не жил никогда, вот так вот. Еще вопросы?

-Ответь кто ты, ведь интересно.

Иван ответил совершенно серьезно:

-Я Спаситель. Второе Пришествие Христа. Тринадцатый имам, блин. Всем кем хочу, могу быть.

-Ты врешь.

-Почему?

-По кочану.

-Ты всегда был упертым. А я умел прогибаться. Мир слишком зажрался, пора пустить ему кровь. Нечего удивляться моей жестокости, если у мира железное сердце, ржавая борода и медный язык.

Волин в упор посмотрел на бывшего хозяина:

-Что вы будете теперь делать?

Иван выказал одежде небрежность: вытер об нее руки.

-Меня ждет увлекательная поездка в китайскую провинцию Сычуань на местный курултай. Порядок там держится на штыках, но там уже много миллионов моих поклонников. Я приведу их сюда. Они последуют за своим мертвым фюрером, который, похоже, в той, еще живой своей жизни, был настолько плохим человеком, что теперь, превратившись в мертвеца, способен творить такое. Как-никак мне нужна армия для похода на Москву, а затем в Европу. Я, право, повторяю путь Чингисхана и Батыя.

Еремей долго выбирал момент, чтобы бросить свое тело вперед. У него была только одна попытка и надежда на неожиданность, чтобы справиться с неведомым созданием. Хрен его разберет: человек или что-то другое? А когда в зале толпы его поклонников, выбирать не приходилось.

-Я тебе покажу, сука, Козельск!

Еремей Волин прыгнул вперед, намереваясь схватить за шею противника, но был остановлен рукой. Снова мерзкой, чуть теплой, покрытой гнилыми язвами рукой. Дуэль взглядов заняла с полминуты, где могучие руки полковника пытались разомкнуть плотный капкан зачеловека. Поверженный и стриженый Самсон рухнул, отдав смелости душу и свой прощальный подвиг.

Иван повернулся к публике и поклонился.

Раздались жесткие, холодные постукивания, перерождающиеся в яростно настроенные аплодисменты. Мертвецы, храня молчания, повставали с мест и пока неумело, но с каждым разом все более искусно хлопали своему предводителю.

Он, улыбнувшись, прокомандовал:

-Благодарю, друзья. А теперь - на улицу, к своим братьям, которым очень нужна помощь. Наружу, к мясу!


***

Кровь из распространенных тел грязным и одновременно свежим фонтаном "made in Retergof", стекала к сцене. Бездыханный Еремей Волин валялся как мешок навоза, зашитый в мешок эпителия. Незаурядная жизнь бесстрашного человека закончилась, как и у остальных людей.

Всё было так, как задумал Иван. Всякая сила, угрожающая новому порядку, который ришел на смену одряхлевшему миру, уничтожена. Вооруженные концерны были развалены созданный им же Партией Живых. Но странная метаморфоза неожиданно превратила весь актив новоиспеченной партии власти, куда по извечной русской традиции перебежали все видные люди области, в Партию Мертвых.

Вот незадача, огромная часть Сибири осталась без высшего военного, административного и интеллигентного щита. Ни хозяев, ни управленцев, только разрозненные войска, которые от перебоя со снабжениями учинят мародерство и разбой, привнеся новый виток хаос. Бери голыми руками.

Он вышел на балкон, и балюстрада размножила его ноги. Феликс вознес руки в царственном жесте, будто приглашая на танец небо, и окинул взглядом дрожащую улицу. По ней скачками неслись зомби, настигая и раздирая на части бегущих прохожих. Они переворачивали автобусы, куда забивались перепуганные человечки и проникали туда через разбитые окна, сея крики и панику, пожниная кровь и плоть. Длинный сухой мертвяк лакомился умершим грудным ребенком, а рядом его мать в сарафане доедал трухлявый, гнилой мертвец.

-Ешьте, дети мои! Ешьте! - звенел голос учителя, - это всего лишь люди! Сожрите этот город с потрохами! Выпейте его глаза, съешьте печень. Пируйте на славу, ведь мы - чума! Пусть по улицам текут реки крови, а в метро наполнится стенаниями мертвецов. Этот город очень богат на тех, кто встанет рядом с нами!

Так закончилась вторая битва за Новосибирск. Живые мертвецы, совершившие массовую фронтальную атаку всех блокпостов на подходе к городу, ворвались в него и пополнили свои ряды тысячами тысяч новых солдат. Одновременно изнутри, под руководством Ивана или Феликса, реальное имя не имело значения, были уничтожены все видные руководители людей. За короткий промежуток времени было убито больше ста тысяч человек и еще больше было приговорено. Целые похоронные процессии в метро, застревающие в обесточенных туннелях, медленно погибали в кровавой бане, устроенной захватчиками.

В чем же была причина обращения людей в зомби? Тупости, цикличности истории, вирусах? Бактериях, болезнях, сумасшествие, каре богов, инопланетном разуме, предчувствием Апокалипсиса, доведенных до краюшки хлеба людях, в масонском заговоре или ходе эволюции?

Может суть была и в том, что иные живые в наше мире мало чем отличаются от мертвых.

На улице какой-то бородатый мужчина с железной жлыгой расшвыривал здоровенных зомби. За его спиной кричала женщина, и плакал ребенок. Фен поморщился, уловив сопротивление, и тут же на защищающегося мужчину с каким-то печенежским визгом запрыгнули со всех сторон мертвецы, и через секунды все было кончено.

-Благодать то какая!

Феликс, если это было его настоящее имя, а человек могущий менять личину, с тем же успехом мог менять и псевдоним, немного сожалел о том, что так и не удосужился выслушать теорию Ивана о том, откуда, собственно, взялся он и ему подобные. Он отчетливо знал то, что по всему миру со дня на день повторится тот сценарий, который, как по нотам, разыгрался в Сибири.

Зачем это всё?

Берите на вооружение любой понравившийся вам метод. Это все равно, что сделать последнюю затяжку на смертном одре. Суть пересказанной истории вовсе не в этом. И зомби всего лишь фон.

Феликс долго вглядывался в радующееся и сияющее небо. Оттуда стекало платина с серебром, и было чертовски приятно наблюдать, как мертвецы вламываются в закрытые дома или выбрасывают на улицу визжащих водителей легковушек. Мертвое сердце веселил бубонный пожар, перекидывающийся на верхние этажи, откуда падали, разбиваясь насмерть, всю жизнь живущие у черты и наконец-то загнанные за нее люди.

-Это еще не конец, - весело произнес Феликс, тяжело вздохнул и, развернувшись, покинул балкон.

В конце концов, он просто ел человеческую плоть.

Продолжение следует?

Загрузка...