Роза с шипами

-- Я бы предпочел похлебку, - сказал я хозяину, и тот предпочел побыстрее убраться на кухню. А я заворожено смотрел на кровь, которая как соус или подливка стекала на столешницу. Так подшучивать надо мной любила Одиль. В пустом желудке заурчало, а мозг озарила вспышка. Воспоминание! Тело маркизы Сабрины в колодце, похожее на точно такой же кусок разделанного мяса. Потом другое, третье убийство. Интересно, что мне подали на этот раз просто зарезанную овцу, барана, индейку или нечто, что нельзя называть. Я схватил за запястье проходившую мимо Лоретту. Одной рукой удерживая ее, второй я инстинктивно нащупал нож.

-- А ты разве не знала, что подавая мне это, сможешь разбудить зверя, - непроизвольно зашипел я, будто кто-то другой вкладывал слова в мои губы.

Роза нервно сжалась на своем месте и боязливо посматривала на меня. Она жалела, что книга слишком далеко, оставлена в карете, иначе можно было бы прижать переплет к груди и чувствовать себя за ним, как за каменной стеной или хотя бы ощутить хрупкую защиту, надеясь, что знакомые голоса, доносящие со страниц, смогут образумить меня.

Винсент тоже сидел, как на иголках, но благоразумно молчал, опасаясь, что его вмешательство ни к чему хорошему не приведет.

Один взмах широкого зазубренного лезвия и я мог бы распороть кожу на запястье Лоретты, перерезать вену и удовлетворить зверя. Я знал, что мои глаза мерцают красноватым блеском, наблюдая за тем, как бьется синяя жилка у нее на шее. Точно так же быстро и взволнованно бился пульс на ее руке. Я с трудом подавил спазм боли в пустом желудке и выпустил руку служанки.

-- Простите, - пробормотал я. Я смотрел на девушку, но извинения были обращены к моим спутникам.

-- Ну и запугал ты нас, - вполголоса пробормотал Винсент, уставившись в свою тарелку. Он подождал пока служанка убежит, и только после этого шепотом предложил:

-- Если тебе совсем плохо, пойди, задери оленя, как ты делал это не раз.

-- Нет, я чувствую себя отлично и совсем не голоден, - чуть бравируя, солгал я. - Просто мне хотелось бы знать, кто пригласил нас на ужин? Не сам ли Люцифер? Хозяин такой бедной забегаловки и его вполне мог принять за коронованную особу.

Раньше я не перед кем не извинялся и не чувствовал себя виноватым, но сейчас мне было стыдно за то, что пришлось разыграть перед Розой такую сцену. Если бы она не знала о том, кто я есть на самом деле или если бы за столом присутствовали другие персоны, то Винсент сам бы извинился перед публикой, сославшись на то, что его друг припадочный и не всегда в состояние себя контролировать.

Виновато потупившись, я опять стал разглядывать содержимое своей тарелки, и не сразу заметил, что прочная серебряная вилка, которую я верчу в руке, согнута пополам. Я отбросил ее в сторону. Ничего удивительного. Не самое страшное перепортить всю кухонную утварь, главное, не дать выход энергии, готовой разнести все это место в щепки.

-- Эдвин, что ты делаешь? - Винсент испуганно следил за тем, как я ногтями отщипнул кусочек сырого мяса и уже готов съесть его. Поразительно, но до того, как Винсент заговорил, я сам не осознавал, что делаю что-то непривычное.

-- Что за дьявольщина! - я вскочил со своего места, опрокинул стул и отправился искать хозяина. Уже через секунду я схватил его за шиворот с твердым намерением вытрясти или выбить из него всю правду. На этот раз я не мог позволить пройдохе юлить и врать. Я-то знал, что король не мог предугадать в каком трактире мы остановимся и о моей реакции на кровь он тоже ничего не слышал, ведь в тот день, когда волк разодрал руку его величества, я был рядом, сидел и разговаривал с ним, вдыхал запах раны и бинтов, но не подавал никаких признаков звериного голода.

Как добиться честного признания! Я осмотрел кухню. Ножи вряд ли будут убедительной угрозой. Нужен более весомый довод, чтобы добиться истины. Кипяток на плите. Может припугнуть служанку, что я ошпарю ей лицо. Нет, вряд ли она обо всем знает так же хорошо, как ее наниматель. Вид отбивных подгорающих на раскаленной жаровне навел на удачную мысль.

-- Для тебя будет лучше назвать его имя, - бесстрастным голосом предупредил я. Угроза, кажется, приобрела еще больший вес оттого, что была произнесена ровным, совершенно безразличным тоном. От того, кто ничего не чувствует, сострадания ожидать нельзя.

-- Что? - испуганно переспросил мой заложник.

-- Назови того, кто заплатил тебе за эту неудавшуюся авантюру. Он ведь заплатил серебром, той самой филигранной посудой, на которой ты подал еду?

Я подтащил упирающегося человека настолько близко к стоявшей в углу жаровне, что искры от угольков полетели ему за шиворот, но я потушил вспыхнувший было на его одежде язычок пламени одним ударом ладони. Так, наверное, кошка играет с мышкой, расчетливо и жестоко.

-- Он не назвал своего имени, - быстро пробормотал хозяин трактира, как раз перед тем, как я приготовился повторить свой вопрос. - Посуда - аванс. Завтра ночью он собирался принести деньги, мою долю и Лоретты, но только в том случае, если мы сделаем все так, как он захотел. Теперь, наверное, он уже не придет. Он, как будто, чует, где кто потерпит неудачу задолго до того, как это произойдет.

Я немного ослабил хватку и отодвинулся чуть в сторону от жаровни, волоча за собой и пленника. Для него не было бы таким большим потрясением, если бы на него накинулся Винсент или даже мои взбесившиеся кони. Больше всего его поразило того, что из всей компании ночных гостей страшен оказался тот, у кого до сих пор был самый невинный вид.

-- И этот платежеспособный клиент, научивший тебя, что делать, - я усмехнулся одними губами, в уме шевельнулось смутное подозрение. - Он был горбат?

-- Нет, - удивленный возглас, но не фальшивый. В отрицании не было лжи.

-- А какой он был?

-- Статный, как вы...ну может чуть-чуть пополнее, - он окинул меня оценивающим взглядом, будто силясь примерить на меня шкуру того безымянного гостя. - И рост примерно ваш. Он, конечно, был чуть постарше и глаза у него были более злые.

-- Он был в черном?

-- Трудно сказать, - у говорившего все время от страха либо заплетался язык, либо образовывались подозрительно своевременные пробелы в памяти.

Я сильнее сжал на нем свою стальную хватку, так, что чужие кости под моими пальцами напряглись, готовые хрустнуть, надави я на них чуть сильнее.

-- За что, господин? - запричитал узник. - Я же правда не мог рассмотреть в темноте какого цвета его одежда. Ночью любой цвет сойдет за черный. А он к тому же потребовал, чтобы я затушил фонарь, когда буду разговаривать с ним за порогом трактира. Я бы не разглядел даже того, о чем уже сказал, если бы его глаза не мерцали в темноте. Сияющие белки и зрачки, как два красных огонька, света исходившего от них было достаточно, чтобы не споткнуться о собеседника, но не больше.

-- Был бы ты чуть-чуть умнее, не стал бы связываться с тем, кто прячется в потемках, - уже более миролюбивым тоном пожурил я. Голос не был злобным, но звенел пустотой. Мне вспомнилась далекая ночь во дворе замка моего отца и гость, приехавший в сумерках. Гость, которому со страхом и почтением кланяются особы королевской крови.

Я не стал предупреждать трактирщика о том, что завтра этот же самый клиент может вернуться, но не с деньгами, а чтобы перерезать горло сговорчивому хозяину и забрать назад свое серебро.

-- Путешественники здесь бывают так редко. Средств на жизнь не хватает. Мы не могли не согласиться, - щебетала Лоретта, заламывая руки, когда я проходил мимо нее. Шпага зацепилась за котелок с каким-то варевом, и он опрокинулся на девушку. Я выскользнул из кухни еще до того, как она успела закричать. Перед глазами все еще стояли ее ошпаренные запястья, когда я велел Розе и Винсенту идти обратно в экипаж. Сам я схватил нож, который до этого успел глубоко вонзить в свою порцию мяса, смел на пол посуду и на столешнице нацарапал всего два слова. Нож глубоко вонзался в гладко обтесанную сердцевину дерева, оставляя буквы, которые уже не сотрутся. "Остановись, преследователь!" Надпись, сделанная ножом, напоминала чеканку грубой работы. Окончание этого предупреждение можно было угадать уже по тому, как яростно и глубоко прорезало столешницу лезвие и на последней букве сломалось. Послание носило характер угрозы. Не надо было быть провидцем, чтобы это угадать. Я был уверен, что завтра злоумышленник вернется и без труда догадается, чья рука оставила ему сообщение.

Роза не стала возражать, поняв, что я намерен отвести ее назад в замок. Она с полуслова поняла, что ее друг с тяжелым прошлым вновь решил выяснять отношения с кем-то из бывшего круга общения. А в каком обществе я мог заиметь ссоры, долги и обещание мести, кроме привычной компании нелюдей.

-- Ты привык распоряжаться нами так же, как городами, обреченными на сожжение, - под согласный кивок Винсента заметила она.

-- Я пытаюсь уберечь тебя от такой же судьбы, какая много сотен лет назад была уготована мне, - полностью проигнорировав возмущенного моей напористостью Винсента признался я. - У меня не было права выбора, впутываться в дела тьмы или нет, но тебе я всегда хотел предоставить свободу решения.

-- Эдвин, - Роза покачала головой так осуждающе, будто я сказал что-то донельзя наивное. - Ты очень странный, но ты мне нравишься. Те приступы, которые случаются с тобой временами ...это страшно, конечно, но не так уж значительно.

-- Неужели? - я усмехнулся уголками губ. Ложь ли это или Роза привязалась ко мне, как к редкостному цепному зверю.

-- Прости!? - она прочла мои мысли без труда и обиженно поджала губы. - Ты никому никогда не веришь?

-- До сих пор некому было доверять, - смущенно признался я.

-- Мне просто хотелось сказать, что ты не такой злой, как те с кем я жила до этого. Все эти чопорные и напыщенные особы при дворе так скучны. А ты - тайна. Тайна всегда притягательна.

Роза без дрожи пожала мою холодную руку. Трудно же ей приходилось в окружении тех, кого она считала чужими. Впервые для кого-то я стал меньшим из зол. А может быть она тоже искала родственную душу. До сих пор мною восхищались, но никто не пытался меня понять. Теперь я сам с трудом осознал, что тогда при первой встрече на балу Роза оказалась выше всех заблуждений. Смотря на элегантного кавалера, она смогла отбросить предрассудки, логику, суеверия и заглянуть ему в душу, в душу демона, в душу дракона и найти там то, что давно искала.

Я крепче сжал ее ладонь. Дружеское пожатие или любовное? Я точно не мог сказать. Любовь пронзает сердце, а мое сердце было окутано оболочкой мрака. Возможно, все-таки даже в этой оболочке наконец-то образовалась брешь. Я поднес руку Розы к губам, и впервые не ощутил желание разорвать зубами тонкую бьющуюся от волнения жилку на запястье. Роза боялась, что сейчас опять начнется один из приступов кровожадного бешенства, но он не последовал. Просто легкий поцелуй и никакой жажды крови. Смерть осталась где-то позади, с тысячами тысяч безымянных людей, а Роза...отныне она будет такой же вечной и неуязвимой, как и я. Я так решил, и я смогу сделать ей такой подарок. Для такого опытного чародея, как я нет ничего невозможного.

Скоро почерневшее кольцо на ее пальце рассыплется в прах и, возможно, с его исчезновением сотрутся из памяти страшные фрагменты искалеченных женских судеб. Потемневший аметист уже начал крошиться. Ржавчина с перстня осыпалась и исчезала, скользнув по кремовому атласу платья Розы. Так рушатся все преграды на моем пути. Если бы я сам попытался приложить хоть сколько-нибудь усилий для достижения цели, то срок отчаяния и неизвестности сократился бы вдвое. На этот раз я не собирался ждать пока случай решит все за меня. Нужно было самому выследить темную личность, пытающуюся нанести мне удар исподтишка или через посредников. Однако, поджидать злоумышленника до следующей ночи возле трактира я не собирался. К тому же, усердие могло оказаться растраченным впустую. Ведь если мой недруг такой всезнающий и опасный, каким описал его перепуганный трактирщик, то он уже давно мог прознать о том, что его затея потерпела крах. Почему-то я был уверен, что он еще вернется на место предполагаемого преступления и прочтет оставленное там послание, но сделает это в тот момент, когда посторонних не будет рядом. Тень может проникнуть в любую щелку или выскользнуть через дымоход, и нет смысла ставить силки в том месте, где она скорее всего ожидает засады.

Сейчас главным для меня стали бдительность и острота мысли. Я ведь, в конце концов, чародей. Нет больше нужды шататься по ночным переулкам, крепко сжимая эфес шпаги, в поисках грабителей. Мне вообще больше не нужны ни шпага, ни мушкет для того, чтобы одолеть врага. Там где людям требуется физическая сила, мне надо было применить всего лишь ум. Собственное, незаурядное даже среди магов, развитое в течение столетий мышление, которое помогло мне не только заполучить тайную силу, но и приручить дракона, до этого повелевавшего мной. Теперь моя двойственность была не так хорошо заметна, как в тот период, когда отцовские звездочеты ополчились против меня. Конечно, это небольшое достижение, учитывая то, что меня самого теперь было довольно трудно принять за обычного человека. Слишком яркая красота вызывает подозрение суеверных, поскольку в чести еще легенды, сочиненные смертными о моей империи. Неужели, будучи королевским наследником, а потом и королем, мне все время придется ходить потупившись, чтобы взглядом не выдать никому своего неземного происхождения.

Добравшись до замка, я первым делом отправился в свою лабораторию. Крутые ступеньки, закручиваясь в спираль и образуя множество поворотов, спускались вниз. По ним вряд ли можно было идти быстро, не сломив шею. Я уже достал ключ, которым нужно было провести крест -накрест по поверхности двери, чтобы отомкнуть надежные колдовские запоры. На последней ступеньке я остановился и прижался ухом к дубовой двери. Мне почудилось, что за перегородкой я слышу голоса. Обворожительные, шепчущие, обещающие что-то голоса. Точно такой же приступ оцепенения и волнения я ощущал тогда, когда впервые услышал речи, исходящие из ниоткуда. Если эти голоса и предлагали мне что-то, то поистине нечто грандиозное. Но я опасался. Посулить-то они могут все. Наобещают что угодно в зависимости от того, о чем мечтает тот, кто услышал их. Они умеют угадывать желания и сулить их исполнение каждому, но не каждый сможет заставить их выполнить клятву. Слишком многие гибли или пропадали втуне, оступившись на преступном пути колдовства, а я до сих пор оставался жив и неуязвим и останусь до тех пор, пока не совершу роковой ошибки. Главное не ошибиться. Я прижался лбом к двери, пытаясь заглянуть в тонюсенькие щели между досками, чтобы увидеть, как серебристый дымок кружит по лаборатории, садиться на мебель и оставляет после себя сверкающий осадок. Сладкозвучные и зловещие голоса не умолкали. Они говорили на том языке, который люди не смогли бы понять. Человек не может произнести таких сложных, богатых оттенками и переливами звуков.

Они готовы были дать мне любые клятвы. Верить им или нет? Я не поверил. Вместо того, чтобы стоя за порогом ожидать обещанных даров, я отворил дверь и сквозь рассеявшейся дым двинулся к своему рабочему столу. На нем лежало все то, что я оставил: писчая бумага, чернильница из куска песчаника, песочница, перья. Никаких изменений, не считая того, что осадок мерцающей серебристой пыли тонким слоем покрыл все предметы. Даже медный подсвечник и гладко отполированный человеческий череп на краю стола серебрились от крошечных пылинок. Пыль, как будто, пыталась найти и разъесть те немногочисленные записи, которые я успел сделать, но они были предусмотрительно убраны в плотную кожаную папку. Расшифровать-то удалось совсем немного, а кто-то уже пытается помешать мне. Я не был уверен, что кто-то мне препятствует, но даже если бы было так. Можно уничтожить исписанную бумагу, но нельзя отнять у меня не так давно приобретенный талант исцелять раны и недуги. Перед работой надо было сосредоточиться. Пытаясь собраться с мыслями, я долго сидел без движений, сжимая пальцами перо и смотря в пустые глазницы черепа, и иногда мне казалось, что в них вспыхивает золотистый свет.

Пытаться разгадать содержание манускриптов иногда казалось мне почти бесполезной работой. Мне совсем не хотелось приниматься за это занятие. Веки тяжелели, голова болела и вообще было бы гораздо интереснее побродить по замку или сходить в "Театр теней", но я упорно продолжал работать, будто предчувствовал, что результаты этого занятия хоть и небольшие скоро будут мне очень нужны. Если бы меня не клонило в сон каждый раз, когда я больше часа просиживал над манускриптами. Вот и сейчас свинцовая тяжесть в голове, онемение в пальцах, буквы, символы и цифры из-под пера выходят какими-то кривобокими. Надо быть внимательнее, одернул я себя, это же не просто письмо, которое можно строчить почти неразборчивыми каракулями. В той азбуке, которую я годами изучал, стоит только чуть сильнее нажать на перо или сделать больший наклон, чем обычно и у символов, выведенных на бумаги, будет уже совсем другое значение.

В помещении без окон с закрытой дверью я вдруг кожей ощутил легкий ветерок и мое самочувствие значительно улучшилось. Вдруг само по себе мне многое стало понятно, и не нужны были больше ни догадки, ни вычисления, ни тщетные напряжения и концентрация мыслей. Вся сложная математика колдовства отошла на задний план. Я понял все без нее. Перо в моих пальцах нервно забилось, как пойманная птичка, будто хотело вырваться и писать без посторонней помощи. Я с силой вжал его в бумагу, и страница разорвалась. Нужно скорее записать все, что я усвоил. Я скомкал порванный листок, выкинул его и принялся за записи, как вдруг кто-то рядом со мной вздохнул. Тихий, глубокий, грудной вздох, так шелестит ветер в аллеях лиственниц. Кто-то стоял рядом со мной. Кто-то вошел хотя дверь заперта и теперь можно почувствовать чье-то неслышное, почти неощутимое присутствие в пустой лаборатории. От этого по коже пробежал холодок. До сих пор я думал, что только мне одному дано незаметно проникать в помещение сквозь узкие щели. Оказывается кроме меня был еще кто-то такой же одаренный, о чьем существование я до сих пор не подозревал. Я поднял голову, чтобы взглянуть и оценить нежданного соперника. Свеча вспыхнула ярче, давая достаточно света, чтобы я увидел Розу. Надо же, вот так соперник. Я почувствовал, как уголки губ трогает улыбка. Я и не услышал, как она вошла. Не заметил сияния над ее головой. Ее голову венчала моя корона - подарок, который я сделал ей по возвращению в империю. Над чистым лбом Розы этот венец с изящными зубцами, крупными жемчужинами и рубином выглядел подобием роскошного нимба. Я всегда считал, что корона это больше женское украшение, чем мужское, поэтому без всякого сожаления отдал Розе символ своей власти. Пусть муза носит венец. Ей он очень идет.

Еще я отдал ей марионеток, которых подобрал когда-то Перси. Это они красиво причесали ее длинные локоны и туго зашнуровали белый атласный корсет на и без того тонкой талии. Не может же леди обойтись без служанок, а мне эти глупые кокетливые куклы нужны не были. До сих пор они сидели на чердаке вместе с сундуками со старым хламом и двумя-тремя гарпиями, и чудом остались целы. Так, что я смог преподнести Розе еще один подарок, который пришелся ей по душе.

Роза хоть и не сказала ни слова, но была удивлена, что я не левша, но левой рукой могу писать так же хорошо, как и правой. На самом деле я писал левой рукой только, когда правая слишком уставала, и справлялся вполне успешно, но сейчас растерялся и выпустил перо. Вместо того, чтобы мягко опуститься на бумагу оно повисло в воздухе, будто ожидая приказа. Очевидно, легкий взмах рукой был воспринят, как приказ и перо, скользнув вниз, быстро заплясало по бумаге, аккуратно выводя все то, что я хотел записать.

Роза чуть не присвистнула, наблюдая за такими чудесами, но вовремя вспомнила, что на ней изысканный дамский наряд, а не видавший виды костюм пажа. Те манеры, которые привычны для мальчишки пусть и ряженого, для элегантной дамы были неприемлемы.

-- Когда ты рядом даже со мной происходят невозможные вещи, - не задумываясь, сболтнул я и только мгновение спустя понял, что ее присутствие принесло мне нежданное озарение. Она всего лишь встала возле стола, и мне вдруг стало понятно то, над чем до этого я бился долго и безрезультатно.

Снова работа сдвинулась с мертвой точки и на этот раз помощь пришла от Розы. У меня в мозгу будто взорвались сотни сверкающих искр и, из-под пера начали выходить символы, которые до этого были для меня просто непонятными значками, а теперь складывались в длинные формулы, обещавшие принести пользу. Я жадно следил за движениями пера из-под полуопущенных век, стараясь запомнить все, не упустив ни одной самой мелкой детали. Роза осматривала лабораторию, прикасалась к ярлычкам на флаконах с эликсирами и мазями, словно хотела узнать названия всего того, что есть в фармакопее чародеев. Свитки ее тоже заинтересовали. Она выбрала один и осторожно развернула. Никому кроме нее я бы не позволил прикасаться к своим вещам. Я уже привык, что все, чем владею я, принадлежит так же и Розе.

-- Ты можешь это прочесть? - спросил я.

-- Да, - она на миг оторвалась от манускрипта и посмотрела на меня с таким странным выражением в расширившихся изумрудных глазах, будто видит меня впервые.

-- Ты видишь там нечто такое, с помощью чего ты смогла бы одолеть даже меня?

-- Возможно. Я не уверена, - она положила свиток обратно, точно в то место откуда взяла, ни отклонившись ни на миллиметр. - Во всяком случае, у меня не хватит опыта, чтобы применить это на практике. Да, я бы и не стала. Зачем?

-- Не стала бы сражаться со мной, даже имея на это силу? За это я должен как-то отблагодарить тебя.

-- Согласна, - кивнула Роза и задумалась. - Ты лучше всего выразишь свою благодарность. Если преподашь мне еще один урок фехтования...и танцев. Я знаю, на втором этаже есть просторный бальный зал, видела через замочную скважину.

Танцы? Я задумался. Всего одного слова хватило, чтобы в ушах снова зазвенели одному мне слышимые ноты, которые обычно сопровождают па менуэта.

Винсент удивлялся каждый раз, когда мы с Розой брали шпаги из арсенала, как заговорщики, собравшиеся на запрещенную законом дуэль, уходили в какую-нибудь отдаленную галерею.

-- Ты готовишь из нее офицера? - как-то раз попытался упрекнуть меня Винсент. Он был согласен учить ее азам магии, но дуэли, шпаги, копья, мечи, словом любое способное порезать оружие вызывало у него неприязнь.

-- Она должна уметь защищаться, - объяснил я, выбирая себе подходящую шпагу.

-- От кого? - чуть ли не с насмешкой поинтересовался Винсент. "Уж не от тебя ли?" с ехидцей вопрошали его прищуренные глаза.

От кого? Я сам толком не знал, поэтому просто обобщил:

-- От всех, в том числе и от нас с тобой.

-- Я понял...- последовал тяжелый вздох, означавший, что Винсент успел устать от наставлений и предостережений. Он что-то обиженно фыркнул, заметив, что я уже скинул камзол, оставшись только в блузе и вышитом жилете, легко подхватил шпагу с тяжелым эфесом и судя по всему готов к тренировкам. Роза, нарядившаяся примерно так же, уже ждала в галерее, а Винсента в нашу компанию никто не приглашал. Да, он и сам вряд ли бы решился расстаться хоть на миг со своим теплым черным кафтаном и жабо, только ради удовольствия доказать, что как дуэлянт он мог бы заказывать гроб уже до первого поединка.

-- Поэтому я и пошел в школу чернокнижия, - обиженно буркнул он, прочтя или угадав мои мысли. - Я не такой, как мой брат, я не собирался грабить прохожих, а потом служить его высочеству и, в конце концов, молиться о спасении души в горящем городе, не имея возможности взлететь ввысь над горящими крышами и умчаться прочь.

-- Да, точно ты предпочел уехать за день до пожара.

-- Я приглашал тебя с собой, - уже в который раз повторил Винсент, словно желая поднять свою цену в моих глазах. Похоже, он, действительно, считал это предложение самым большим благодеянием в своей жизни. Если бы тогда я бросил все и сбежал вместе с ним, то представляю, как бы мы жили, двое начинающих неопытных волшебников с великими надеждами, без гроша за душой и с пагубной склонностью одного из них вечно попадать в неприятности.

Сейчас у нас по крайней мере была крыша над головой, а тогда еще до знакомства со мной у Винсента не было ничего кроме перспективы оказаться на плахе. Что с ним случалось не однажды, как я понял из его жалобных рассказов.

Несколько дней уже прошло с тех пор, как я оставил в трактире послание неизвестному. Оно, наверное, уже было найдено и прочитано. Я пока не знал, где мне найти злоумышленника, а сам он ко мне явиться не мог, на территорию моих владений еще никто не проникал без разрешения, кроме скрипачки и ее пажа, но то был случай особый. Их обоих манила скрипка. А безызвестного преследователя, очевидно, привлекал только я сам. Он шел по следу за мной и собирался причинить зло только мне.

Нужно было вернуться в Виньену и побродить по улицам, быть может в каком-нибудь переулке я столкнусь с тем, кого ищу и узнаю его, почую по запаху или замечу в его глазах ненависть, направленную на меня.

Меня не оставляло настойчивое чувство, что мы с ним должны встретиться в Виньене. Однако вместо того, чтобы бродить по улице я направился прямиком во дворец. С недавних пор я стал частым гостем его величества. Никто не подозревал о том, какие беседы ведут король и наследник. Мы говорили не об управление страной, мы рассуждали о тайнах, которые другим знать не дано. На этот раз меня ждало послание. Король хранил у себя запечатанное сургучной печатью письмо и при первой же возможности вручил его мне.

-- Как выглядел посыльный? - это было первым, что я должен был знать, чтобы набросать предположения.

-- Посыльного не было.

-- Как это? - я с недоверием смотрел на короля, до сих пор не распечатанное письмо обжигало кожу.

-- Оно лежало на столе в кабинете, а рядом стоял кто-то, кто ищет тебя, - рука короля неуверенно легла мне на плечо. - Я не знаю его, Эдвин. Он всего миг простоял здесь, а потом его уже не было. Только слышались его удаляющиеся шаги под окном, мерная, звучная, дробная поступь.

-- Будто молот отбивает ритм по наковальне, - закончил я за короля и взломал печать. Из конверта вместе со свернутым листком бумаги выпало что-то тяжелое. Золотая монета, которую обтесали по краям так, что она приняла форму пятиконечной звезды.

-- Жаль, на нее уже ничего не купишь, - пошутил я и подбросил ее на ладони. Звездочка на миг блеснула в высоте и, упав мне на ладонь, чуть оцарапала кожу. Король почему-то смутился, увидев этот знак, а, может, его смутило только то, что моя царапина мигом зажила. Я не был уверен. Письмо оказалось всего-навсего коротенькой запиской с указанием адреса какого-то особняка и точного времени, когда я должен туда прийти. Все четко и формально, будто я получил одно из отпечатанных по шаблону приглашений на званый обед. Я бы, пожалуй, и счел приглашение одним из тех, которые неминуемо получает такая важная персона, как наследник престола в любой стране, если бы не подозрительно позднее время мероприятия, куда я должен попасть и приписка внизу, сделанная размашистым с сильным наклоном почерком. " Я жду тебя" и обязательное условие "Приходи в черном!"

Это было уже слишком личным, намекающим на какие-то особые отношения между мной и тем, кто писал приглашение именно для меня, а не для целой череды гостей. Что за нелепость? Почему я должен идти куда-то поздним вечером, со странной монетой, которая, скорее всего, заменит мне пароль, к тому же еще и одевшись в траур.

-- Не ходи! - тихое, но настойчивое предупреждение короля вывело меня из раздумий.

-- Вы ведь не прочли письмо и не можете знать, о чем оно.

-- Я узнал их знак.

-- Это? - я поднял и показал ему звезду. На обрезке монеты сохранилась чеканка, которой сейчас уже не было. Похоже, мне досталась старинная монета, давно вышедшая из обращения.

-- В письме указан адрес, по которому ты должен прийти или в одном из темных ночных переулков тебя будет ждать провожатый в маске?

-- Здесь указан адрес, - я перевел подозрительный взгляд с записки на задумчивого, настороженного чем-то короля.

-- Тебе не нужно туда идти, - снова предостерег он. - Лучше я отправлю туда роту, нет, целый полк лучших, отборных военных. Тех, кто закален в сражениях. Там нужны ружья, пики и штыки. Нужно арестовать всех, кто затеял это.

-- Вы считаете, что я попаду в западню, из которой не смогу выбраться. Стоит мне только ...- я хотел сказать стоит "мне только дохнуть огнем", но тогда все жители Виньены увидят дракона, а если даже я и не превращусь у всех на глазах, а справлюсь с неприятностями другим методом, то все догадаются о существование в городе колдуна. В любом случае в до этого спокойной Виньене пойдут разговоры о сверхъестественных, мистических событиях.

-- Я всегда смогу сам защитить себя, вы же знаете...

-- Речь идет не о тебе, - прервал меня король. - Эти люди, которые устраивают по ночам свои тайные собрания, они даже не знают о том, кто ты есть, они метят в представителя той власти, которую ты унаследуешь.

-- Если бы так, - если бы это были просто заговорщики, если бы кто-то не поджидал именно меня, не юного, молчаливо наследника, а кровожадного, всемогущего дракона.

-- Они уже заманили к себе несколько молодых людей, таких как ты. Сыновей советников и министров. Эти юноши пропали и больше никто их не видел. Почему-то их интересуют только молодые. Каждый из пропавших по началу тоже считал все это только интересным приключением. Их должны были ждать в условленном месте. Там они видели провожатого в черной рясе, в колпаке и в маске, расставались с друзьями и больше уже не возвращались. А тебе известно то место, где происходят собрания, то, что не смог бы выяснить ни один шпион и ты не хочешь говорить. Надеешься, что справишься со всем сам?

-- Я всегда справляюсь со всем самостоятельно. Кроме того случая, когда вы выручили меня, - я виновато опустил голову, словно признавая, что однажды все-таки просчитался. - Вы хотите отрядить солдат, чтобы справиться с восставшими, бунтовщиками, революционерами. Дьявол их знает, кто они такие? Он же скорее всего их и возглавляет, если только верна моя догадка, - мрачно усмехнулся я. - Мне в борьбе с ними не нужны ни штыки, ни ружья, ни ордера на арест всей банды. Если что-то пойдет не так, то одно мое дыхание решит все проблемы.

-- А утром в Виньене будут строить догадки о том, почему сгорел какой-нибудь особняк со всеми подвалами и флигелями и отчего самое главное занялся пожар.

Король тяжело вздохнул, будто думая, стоит ли созывать конклав для обсуждения государственной проблемы.

-- Это дело власти, а не твое справиться с непорядками. Нельзя так безрассудно рисковать жизнью из-за всего подряд.

-- Да, точно представители власти всегда только отдают распоряжения, а более мелкие чины отправляются на их исполнение, - со скрытой иронией кивнул я. Сам я надеялся только на себя, а не на исполнителей и всегда, даже в случаях с Перси, придерживался морали: доверяй, но проверяй.

-- Вы не понимаете, - я широким жестом обвел пространство вокруг себя. - Все это нисколько не касается страны. Это послание предназначено не наследнику, а дракону. У меня тоже, как выяснилось, есть враги, не только оставшиеся в живых, но и успевшие поднакопить достаточно сил для решающего сражения. Зачем ваша гвардия будет рисковать там, где оружие не имеет никакой силы против колдовства. Там ждут меня, а не людей со слишком вольным бунтарским мышлением. Если я не приду, то встреча будет назначена в другом месте. Уже не в Виньене, и даже не в Рошене, оправляющемся после эпидемии чумы, а где-нибудь в тропических лесах, в джунглях, в необитаемой болотистой местности, в каких-нибудь богом забытых пещерах, опустевшей после налета демонов деревне или в самом аду. Встреча может состояться, где угодно, но она состоится. Этого не миновать.

Я все еще сжимал в руке скомканную бумажку. Монету я засунул в карман. Она мне еще пригодится. Это мой пропуск, опознавательный знак, чтобы тот, кто стоит на дверях, все понял и склонил голову перед императором или в страхе попятился в сторону, узнав в лицо господина дракона.

-- Я должен пойти, - повторил я, будто пытаясь убедить самого себя. - Сам не знаю почему, но должен. Кто-то зовет меня. Не только тот, чьей рукой написано письмо, но тот, кого я знаю и встречи с которым страшусь.

Я чуть не засмеялся. Кого мне бояться, но страх не оставлял меня, противный, липкий и назойливый, как пыль, приставшая к бархатной одежде.

Трепетное ожидание, гложущая неизвестность, чувства смешались и в голове настойчиво, как бабочка в сачке забилась мысль "я должен идти". Но перед этим у меня еще остались важные дела. Я должен был обеспечить безопасность и права на наследство Розы. А сделать я это мог только одним способом.

Вернувшись в замок, я начал беспокоиться, не обнаружив Розы в ее апартаментах. Одну за другой я распахивал створчатые двери, обходил все залы, проверил даже на чердаке. Я зашел в ее спальню и не заметил на привычном месте колдовской книги. На столе поблескивали только кольца, броши и диадемы, целый клубок блистающих ожерелий и связка разноцветных лент. На постели разбросаны ее платья, легкие и яркие, как ворох осенней листвы.

Где-то глубоко под землей в подвале вспыхнул огонек одинокой свечи. Я почувствовал это, услышал, как заржавевший замок по чьему-то повелению слетел с петель. Мне ничего не стоило за один миг преодолеть множество ступенек и наткнуться на то, отчего я пытался избавиться. Предмет, который я хотел запрятать как можно дальше, блистал передо мной во всей своей красе. Картина с ангелоподобным, прилежным учеником и черной тенью вместо наставника. Свеча горела возле картины, освещая резную раму, которую не тронули ни пыль, ни плесень. Влажная температура подвала ни чуть не повредила холсту.

Роза стояла чуть в стороне от картины. Она ничем не выдавала своих чувств, но я понял, что она разглядывает холст со страхом, чуть ли не с благоговением.

-- Ты боишься, но портрет тебе нравится? - скорее утверждение, чем вопрос. Роза обернулась на мой голос, ее губы сложились, чтобы произнести чуть слышное:

-- Да! - в голосе все тот же едва уловимый благоговейный трепет.

-- Он все еще стоит за твоей спиной? - с сомнением спросила она.

-- Нет, теперь он сидит во мне ...и он почти приручен.

-- Да уж, видела я, как он приручен, когда ты чуть не зарезал эту девушку в трактире, - Роза то ли говорила испуганно, то ли выжимала из себя потуги на шутку, но они звучали в полутемном подвале так же неестественно, как если бы она попыталась выдавить из горла хриплый смех. Зачем смеяться, когда хочется плакать? Только для того, чтобы внушить себе, что все не так уж плохо, как есть. Винсент привык быть оптимистом. Роза же не склонялась ни в число тех, кто веселится без причины, ни в число тех, кто без повода сокрушается. Ее чувства могло затронуть только что-то, что, действительно, имеет значение.

-- Я видела его тень в твоих глазах, когда ты принес меня в избушку, - она тихо вздохнула. - Я думала тогда, что ты меня спас.

-- Разве это было не так?

-- По-настоящему ты спас меня еще тогда, когда ...убил того, кто претендовал на мою руку. А, когда ты сжалился и привез меня в замок - это было неоценимой помощью. Конечно, мне здесь иногда бывает страшно, но я не хочу уходить.

Роза наклонилась и осторожно прикоснулась к картине, провела пальцем по изгибу черного крыла, будто заново рисуя его контур, потом коснулась изящного бледного овала лица, на которое будто солнечные нити спадают золотые локоны и отдернула руку, словно коснулась самого солнца, которое ободрало, обожгло до боли ей пальцы. Удивительно, но я не ощутил той боли, какая последовала от прикосновения Франчески. Никто не касался моего обнаженного сердца, оно болело совсем по другой причине.

-- Ты хочешь взять картину себе? - участливо спросил я, готовясь если понадобиться преподнести ей еще и этот подарок.

-- Нет, - Роза отрицательно покачала изящной, чернокудрой головой. - Я предпочитаю оригинал.

Ее корона блеснула встретившись с лучом от свечи. Свеча. Огонь. Я вспомнил мои ночные налеты и пожары. Одно дыхание и рождалось пламя. Но глядя на меня сейчас нельзя ведь было сказать, что я являюсь причиной пожара. Даже если бы кто-то из пострадавших от моего огня встретил меня в человеческом облике он бы так и не узнал, что это я его покалечил и сжег его жилье. Так и с огоньком свечи. Пока что он едва теплиться, но дай ему чуть-чуть топлива, поднеси его к деревянным балкам потолка и он взорвется языками пламени, целой стихией огня. Сейчас я спокоен, вежлив и хорош собой, но стоит кинуть в меня одну искру и наружу вырвется чудовище, все самое темное и злое, что прячется во мне, при первой вспышке гнева обретает власть. Я хотел бы объяснить все это Розе, высказать свои опасения вслух, рассказать ей обо всех своих мыслях, но она и без слов многое понимала. Поэтому, я просто приблизился к ней, легко, грациозно и неслышно, как и положено двигаться в сумерках хищнику, выбравшемуся на охоту. Она не вздрогнула, когда я прикоснулся к ее плечам, хотя кожей ощутила холод моих ладоней.

-- Играя с огнем ты рискуешь обжечься, - предупредил я, пытаясь в короткую фразу вложить все те предостережения, которыми нельзя пренебрегать встретившись лицом к лицу с такой опасностью, как я.

-- Я уже обожглась, - возразила Роза просто, без стеснения. Зачем скрывать истину? В ее словам мне послышалось что-то роковое? Что-то что неизменно присутствовало между мной и жертвой каждый раз, когда я убивал. Но на этот раз все происходило иначе. Мы были здесь совсем одни, стояли друг к другу почти вплотную, но я не собирался проводить кровавую линию по ее изящной шее. Просто не мог. Рядом с нами была только свеча и безымянный портрет без всякой подписи на нижней багете рамы. Роза знала дракона по имени. Так пусть она узнает и мою историю.

-- Пойдем, - я взял ее за руку и повлек за собой. - Я хочу показать тебе одно место, которое мне очень понравилось.

Свеча за спиной потухла, так, будто кто-то невидимый затушил ее одним резким выдохом. Экипаж уже был приготовлен. Возница ждал моих распоряжений, и с одного молчаливо кивка понял, куда должен доставить меня и мою леди.

-- Ты имеешь право все знать, - заметил я, когда Роза устроилась на мягком сидении в бархатной полутьме кареты. Луна плыла за окном, будто сопровождая экипаж. Ночь подходящее время для такого признания, никто ничего не услышит и меня самого не прервет никто, кроме волков, воющих где-то в чаще леса. Я рассказал Розе всю историю своей жизни, как на исповеди, точно так же, как сейчас я записываю ее на бумаге, опасаясь, что бой часов очень некстати прервет признания, не доведенные до конца. Моя исповедь, будто немного облегчила грехи и я уже не ощущал себя законченным злодеем. Роза не боялась находиться в закрытой, мчавшейся вперед карете наедине с драконом. Хотя вокруг глухая ночь и полное безлюдье. Она выслушала все внимательно, только заметив один раз, что если бы я был настолько подлым, как говорю, то я бы не стал рассказывать ей ничего вообще. Легче было притвориться несчастным, обделенным удачей и натерпевшимся от судьбы изгнанником, чем признаваться в своих злодеяниях.

-- Возможно, ты права, - согласно кивнул я, и ощутил, как свет луны жжет кожу раскаленным серебром. Это могло означать только то, что где-то в ночи под лучами того же лунного света бодрствует кто-то, желающий мне зла. Кто-то, кто назначил мне встречу. Тот, кто будет ждать меня, и к кому я приду только для того, чтобы сорвать маску неизвестности и взглянуть своему страху в лицо.

Возница умело правил каретой. Лишь под колесами иногда поскрипывал гравий. Цоканья копыт вообще было не слышно, никто не должен знать о том, что ночью некий таинственный господин совершает вояж в своем экипаже и куда лежит его путь, очерченный бледной лентой лунного света.

Карета остановилась, не доехав дюжины ярдов до места назначения. Для моего возницы было опасно туда соваться. А поскольку я дорожил его умением ухаживать за моими норовистыми скакунами, то разрешил ему находиться вдалеке, вне опасности. Легко выпрыгнув из кареты, я не стал дожидаться, пока кучер опустит подножку, а сам обхватил Розу за талию и помог ей сойти на землю. Гравий захрустел под ногами. Узкая тропинка извивалась между зарослей крапивы, дрока и терновника. Зеленые ростки подорожника пробились на обочине. Я шел легко и быстро, почти не задевая толстые плети кустарников, не чувствуя ожогов крапивы. Впереди тропинка расширялась, был виден сложенный из кирпичей фасад с порталом, тонкой резьбой на карнизах и сложенными из кусочков цветного стекла витражами. На фоне темно-синего неба золотились купола и очертания крестов.

-- Это же церковь! - Роза крепко вцепилась мне в рукав и заставила остановиться.

-- Конечно, церковь. Ты удивлена? - сначала я выбрал для своей цели старинную базилику на окраинах Виньены, потом мне понравилась красивая часовня в центре города и только недавно, пролетая над лесом, я заметил эту старую церковь. Она не была заброшенной, но немногочисленные прихожане не останавливались рядом с ней глухой ночью. За церковной оградой благоухали цветы, плющ вился по кромке стены, чуть не доставая до выпуклой стенки алтаря. Подходящей, немноголюдный приход. Вряд ли здесь достаточно дьяконов и служек, чтобы регулярно просматривать церковные записи. То, что я собираюсь сделать до поры до времени сохраниться в тайне.

-- Нет, ты не можешь туда войти, - испуганно запричитала Роза. Она еще крепче схватилась за мой камзол, так что чуть не треснула парча и потянула назад. - Пожалуйста, только не в церковь.

Похоже, она, действительно, верила, что стоит мне только переступить порог и я сгорю, как сгорает феникс, но уже без возрождения.

-- Пойдем! - бесстрастным тоном отозвался я, перехватил руку Розы и потащил ее через распахнувшуюся калитку к двери, которая уже, скрипнув, отворилась, а затем в притвор. На одном подсвечнике уже вспыхнула одинокая свеча, потом еще несколько свечей. Не слишком яркое освещение, чтобы никто не заметил свет, озаривший витражи, но вполне достаточное, чтобы я мог ориентироваться в помещении. Роза пугливо оглядывалась по сторонам, рассматривала фрески на стенах и удивлялась, как это до сих пор нас не поразила молния.

-- Не бойся. Надо быть смелее, - посоветовал я, и направился к низенькой кафедре, на которой распахнулась пухлая тетрадь с записями, сделанными в разных числах последних нескольких лет, разными почерками и разными чернилами. Страницы зашелестели, переворачиваясь. Я успел рассмотреть множество подписей, десятки свидетельств о венчание. Наконец раскрылась чистая страница. Страница, которая будто бы ждала, когда я распишусь на ней.

-- Ты догадываешься, что я собираюсь сделать?

Роза неуверенно кивнула и приблизилась.

-- Это святотатство, - прошептала она.

-- Это гарантия твоей безопасности, - я обернулся к ней и протянул ей руку ладонью вверх. Если бы кто-то сейчас заглянул в окно или в щель приоткрытой двери, то он бы подумал, что видит двух ангелов, два призрачных, мерцающих силуэта в пустом храме.

-- Я не собираюсь устраивать свадьбу фей. Традиционное бракосочетание при луне, сопровождаемое церемонией эльфов - для нас с тобой это все равно, что языческий обряд. Я собираюсь всего лишь оставить расписку в этой книге, чтобы осталось какое-то свидетельство ...Иди сюда, если доверяешь мне.

Никто бы не смог устоять, если бы я поманил его за собой. Роза колебалась всего минуту. Чернила в чернильнице давно высохли. Я тщетно искал запасной флакон. Запись без чернил не сделаешь. Но мне нужно ее сделать. Без этого я отсюда не уйду. Мне нужно не так уж много, всего-то принадлежности для письма. Как ответ на свои молитвы я нащупал в кармане острое лезвие. Каждому воздается по его вере. Все это время я упорно верил в то, что я демон, значит и в моем венчании должно присутствовать нечто мистическое, то, чего не случается с простыми людьми. Ради Розы я уже однажды принес в жертву несколько капель своей крови. Стоит ли это повторить? Я сомневался всего миг. Что такое для любви самопожертвование? Лезвие рассекло вену на запястье и я отшвырнул его прямо в пустую чернильницу. На коже из пореза ниже закатанного рукава выступила кровь. А вот перо попалось прямо под рукой. Железное перо! Я вздрогнул, будто только что осознал, что перо целиком сделанное из железа не могло находиться в церкви. Оно попало сюда каким-то другим образом. Его не мог принести не священник, ни кто-то из прихожан. Дурное предзнаменование или наоборот благословение? Кончик пера больно кольнул кожу, словно был предназначен для того, чтобы царапать до крови. Я боялся, что самовозгорающаяся драконья кровь оставит жженый след на бумаге, но страница не вспыхнула и не обуглилась, когда я начал писать. Из-под пера выходили не прожженные следы на листе, а ровные алые буквы. Я нацарапал запись о нашем бракосочетание в таких словах, какие смог сочинить, подделал подписи священника, якобы венчавшего нас, но на самом деле давно умершего, двух свидетелей, которых тоже уже не было в живых, расписался внизу сам, еще раз обмакнул перо в кровь и протянул его Розе.

-- Не хватает только согласия невесты, - прошептал я, боясь повысить голос хоть на октаву и услышать эхо собственного голоса.

-- Я согласна, - всего за миг Роза успела обдумать все, и решив, что еще до этого уже окончательно свернула с праведного пути приняла у меня перо. Кровь на железном, остро заточенном кончике блеснула, как лучик заходящего солнца. Роза нацарапала свою подпись. Перо скрипнуло и осталась лежать возле раскрытой книги, в которой еще не успела высохнуть сделанная кровью запись. Никто не догадается, что это кровь. Просто, красные чернила и никакой тайны.

Я спрятал книгу на полках среди множества других, а на кафедру положил другую еще не заполненную тетрадь. Во всяком случае теперь если со мной что-то случиться Роза сможет доказать, что имеет полное право унаследовать все, что принадлежало мне.

Еще одна нерушимая клятва. Не только устное обещание, но засвидетельствованный документ. И не имеет значения, что мертвые свидетели уже не смогут ничего подтвердить. Раньше я бы не решился на такой роковой шаг, не стал бы ломиться в двери храма только ради того, чтобы связать свою судьбу с какой-то девушкой. Не так уж давно я чувствовал себя плохо возле всех церквей, а всех самых красивых девушек считал лишь мимолетным увлечением. Я утешал себя тем, что вытворяю все это не ради собственного удовольствия или остроты ощущений, а ради того, что обеспечить безопасность Розы. В конце концов с ней одной я имел право поступить честно, даже спросил ее согласия. Одиль бы силой стала тащить ее к алтарю ради собственной выгоды, а я все-таки поступал гуманно. По крайней мере я сам так считал. Роза не возражала, значит не имела ничего против. Она вообще старалась никогда ни в чем мне не возражать, опасаясь разбудить разгневанного зверя. На этот раз она бы не побоялась перечить даже дракону, если бы была не согласна. Никто не мог сделать выбор за нее. Когда калитка захлопнулась за нашими спинами, Роза оглушительно звонко захохотала, так, что даже возница ожидающий нас вдалеке услышал и вздрогнул, чуть не свалившись с козел. Он не был человеком, но смех Розы пробрал его страхом до костей.

-- Я просто подумала о том, что для мамы это было бы ударом, - успокоившись и приняв смиренный вид, объяснила она. - Если я вернусь на родину, меня ждет костер.

-- Я как-то об этом не подумал.

-- О чем?

-- О реакции ее величества на демонического зятя. Предполагать, что ждет нас при встрече с ней и жутко и смешно, - если сегодня ночь для шуток, то я тоже намеревался шутить. Мой звенящий, нечеловеческий, зловещий смех тоже прорезал тишину, и если бы мой кучер был человеком, он бы перекрестился, вскрикнул "но!" и погнал лошадей во всю прыть от места, где по ночам раздаются такие звуки. На счастье он был слишком хорошо вышколен для того, чтобы бросить пассажиров одних без экипажа в такой глуши.

-- А ты бы не мог как-нибудь в полночь явиться к маме и потребовать от нее приданого, - жалобным тоном попросила Роза.

-- Зачем? - я был искренне удивлен.

-- Я очень хочу заполучить один медальон, который она никогда не давала мне поносить. Очень изящный, с гравировкой. Мама говорила, что он принадлежал ее убитой каким-то душегубом подруге.

-- Леди Селине?

-- Да. Ты ее знал.

-- Не очень хорошо, - я поднес руку ко лбу, словно проверяя не начался ли у меня жар от такой безумной ночи. - Я не знаю, как тебе правильнее все объяснить. Дело в том, что я даже не знал, как ее зовут, когда...

-- Понятно, - Роза поджала губки, осознав какую болезненную тему внезапно затронула. - Но медальон все равно будет мой. Даже если ты мне его не принесешь, я сама его украду. Теперь я императрица и имею право собирать дань даже с тех, кому ты до сих пор предоставлял некоторые льготы. Ведь правда?

До встречи с Винсентом у Розы никогда не было мыслей о налогах или воровстве. Пообщавшись совсем немного с отъявленным мошенником она уже успела нахвататься от него дурных манер.

-- Делай, что хочешь, - устало вздохнул я. Сейчас я был в таком приподнятом настроение, что готов был согласиться с чем угодно.

-- И еще я хочу бокал крепкого вина, - потребовала Роза. - Я никогда не пила ничего крепче чая. Один раз мне предложили что-то похожее на бордо, но моя компаньонка тут же выхватила кубок. Конечно, я не собираюсь уподобляться таким поклонникам бутылки, как Винсент, но сегодня особый случай, его надо отпраздновать.

Мы праздновали чуть ли не до рассвета, сгоняв Винсента в погреб за лучшей бутылкой вина, а потом на кухню за земляничным тортом и конфетами. Он не мог понять, отчего нас двоих раздирают беспричинные приступы смеха, но угощению был рад. Он даже не стал строить предположения о том, чьи именины мы отмечаем. Наверное, боялся, что мы либо уже забыли точные даты своих дней рождения, либо вошли в заговор, чтобы жестоко подшутить над ним.

Полосу неба озарил восход и я понял, что у меня остался всего один день. Еще не пробило семи утра, а я уже стоял в королевских апартаментах. Внезапно вырос перед королем, будто возник из пустоты. Я забыл спросить у него о самом главном, о том, что волновало меня больше всего. Если король и был удивлен моим внезапным появлением, то виду не подал. И могло ли его теперь хоть что-то удивить, после тех невероятных вещей, которые случались на его глазах с тех пор, как он впервые увидел меня.

-- Вы упомянули, что видели кого-то, когда нашли письмо. Опишите его? - потребовал я.

-- Это трудно сделать. Он стоял в тени, потом я видел лишь его спину, когда он расхаживал под окном. Вчера он вернулся. Стражники заметили незнакомца с тяжелой поступью, разгуливавшего под окнами. Незнакомца, который искал тебя.

-- А вы его вчера видели?

-- Мельком. Никто бы не успел его арестовать. Он слишком быстро исчезает, растворяется в ночи. У него отвратительный грудной кашель и горящие красным светом глаза. Это все, что я могу о нем сказать.

-- Это он, конечно же он, - я схватился за голову, внезапно осознав истину. Вчера в манускриптах я смог прочесть, что за мной по следам идет тот, кого я давно знаю. А кто же это может быть, кроме князя?

-- Горбун!? Вы видели горбуна? - спросил я. В голосе зазвучала не прошенная надежда.

Король отрицательно покачал головой и вместе с этим коротким кивком надежда улетучилась. Я то полагал, что уже все знаю, а оказалось, что не знал ничего. Не знал, кто именно назначил мне встречу и для чего. В голове настойчиво и пронзительно зазвучали предупреждения разума, важные, но уже запоздалые. В мозгу билась одна фраза, которую я желал бы, но не смел повторить вслух "Не Ротберт! Это был неизвестный, а не князь!" Я допустил ошибку, но вместо того, чтобы сдаться на милость судьбы, вновь начал строить предположения. Не Ротберт. Тогда кто?

ПРИ ДВОРЕ ТЕНЕЙ

Я начал собираться на встречу только за час до назначенного времени. Расстояние для меня ничто. За миг я окажусь в любом нужном мне месте, надо только повернуть перстень на руке. Больше всего меня удручало обязательство одеться в траурные цвета. От моего дурного расположения духа пострадало прежде всего зеркало. Мой кулак впечатался в трюмо, и вместо овального стекла с амальгамой на полу теперь валялась груда осколков. Как будто зеркало виновато в том, что за мной увязался следопыт.

По собственному мнению в черном камзоле я выглядел, как школьник только что похоронивший родню, но очень некстати вошедший Винсент присвистнул и заметил, что темное мне к лицу. За несвоевременный комплимент я готов был его убить. Благо, у меня оставалось не так много времени на пререкания. Я собирался еще побродить по городу до назначенного часа встречи, чтобы присмотреться к толпе, прислушаться к мыслям тех, кто меня заинтересует, подслушать чьи-то разговоры. Возможно, жители Виньены проболтаются о чем-то, о чем мне будет полезно услышать. Я все-таки позволил себе в качестве небольшого попустительства белые манжеты и кружевной воротник, и ощутил себя школьником не только внешне, но и в душе. С такой оглядкой может действовать только ученик, пытающийся прогулять уроки. А мне все-таки не перед кем отчитываться. Я могу вести себя более свободно, даже раскованно. Уже сотни лет позади с тех пор, как я стал сам себе хозяином.

-- Не ходи! - Роза попыталась остановить меня, как только я решил, что пора пуститься в путь.

-- Ты боишься за меня? - я попытался не выдать изумления. Зная о том, кто я, вряд ли можно испытывать страх перед тем, что отправляясь ночью в путь, я могу стать жертвой душегуба или грабителя. Подвернись такой на моем пути, он сам станет жертвой. Кто-то мог этого не знать, но Роза знала.

-- Не бойся, - с легкой бравадой заявил я и добавил совсем не то, что хотел. - Если со мной что-то произойдет, то тебе достанется не такое уж скудное наследство.

-- И демоны в качестве склонных к восстанию крепостных, - Роза тяжело вздохнула и прислонилась к тонкой мраморной колонне. Ее юбки приятно зашелестели. Каждый раз, когда волновалась, она принималась теребить пальцами оборки. Я заметил, что ее пальцы стали более тонкими и длинными, чем были до этого. Совсем, как у феи.

-- Скорее всего, я вернусь еще до утра, - снова бравада, кажется, я как и Винсент становлюсь оптимистом.

-- А можешь и не вернуться вообще, - вполне резонно заметила Роза.

-- Неужели тебя это расстроит?

-- Конечно! Разве я ничем не отличаюсь от тех крестьян, которые сбиваются в толпу, чтобы убить своего хозяина?

-- Роза! - я обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей в глаза, так, чтобы она хорошо рассмотрела двукрылую тень, постоянно маячившуюся в зрачках и лазурной дужке вокруг них. - Ты любишь дракона!?

-- Любовь слепа, - обреченно вздохнула Роза. Она улыбнулась, пытаясь придать всему сказанному видимость шутки, но улыбка вышла печальной, точно так же улыбались мраморные губы статуи Ланон Ши, грустно, с умилением, чуть зловеще, но все-таки с бесконечной тоской о всех поэтах, о каждом гении, который отдал ей свое сердце в обмен на миг вдохновения.

- Я думал, что статуи не оживают, но однажды проснулся и как будто прозрел, и ангел поцеловал меня в доме аптекаря за миг до предполагаемого покушения на мою жизнь, - я вспомнил холодный, мраморный поцелуй, вкус крови на своих губах.

-- Мне пора, - я легко, грациозно взмахнул плащом, как делал каждый раз перед тем как исчезнуть, отвесил шутливый поклон и был такой. Но даже, когда я уже устоял на освещенных фонарями улицах Виньены под моросящим дождем, меня преследовало одно видение, будто лавровый венец на мраморном челе музы превращается в терновый.

Дождь накрапывал, но не касался моей одежды. Орошенные влагой булыжники под ногами чуть поблескивали. Лужи отражали фасады домов. Фонари выстроились в две шеренги по сторонам дороги, по которой я шел, неприкосновенный ни для мелкой капели дождя, ни для ветра, ни для холода.

Опять звуки менуэта. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. У меня еще есть в запасе полчаса. Можно пройтись по кабакам, заглянуть в театр, послушать о чем идут разговоры у подвыпивших горожан. Быть может, кто-то, кому вино развяжет язык сболтнет мне что-то интересное. Я попытался читать мысли редких прохожих. Самые обыденные мысли о тепле очага, ждущим дома ужине и постели. Ничего что могло бы меня заинтересовать. Мимо прогрохотал экипаж. Я успел уловить мысли какой-то дамы и даже заглянуть в ее прошлое, богатое событиями, но вполне заурядное, если бы не одна мелкая деталь. Дама ехала на собрание. В такой час гости уже разъезжаются с ассамблей, а не едут на них. Я проводил взглядом экипаж, но больше не успел узнать ничего важного. Какая-то парочка одетая в черное вынырнула из-за угла. Сначала я принял мальчишек за двух студентов. Они все время оглядывались и о чем-то оживленно перешептывались, как две мрачные тени на пустой улице под дождем. Тени не отброшенные каким-либо предметом, а возникшие сами по себе, как отдельные существа.

Тень должна следовать за кем-то. Она не может появиться из ничего, вопреки всем законам природы. Только у Винсента не было своей собственной тени. До сих пор я так считал, но у этих двоих случайных встречных теней, тоже не оказалось. Их самих я мог назвать не иначе, как тенями. Странные мысли и еще более странный шепот, обрывки которого долетали до меня, но смысла я уловить не мог, как не старался, будто кто-то вклинился между мной и говорившими, и старался не дать мне понять, о чем они говорят.

Первым побуждением было последовать за ними. Я уже приготовился бесшумно и тихо двинуться в том же направлении, что и они, но тут же остановился. Зачем мне выслеживать тех, о чьих намерениях я могу только догадываться. Что они сами планируют, стоя и болтая под дождем? Вдруг они только того и ждут, чтобы кто-нибудь увязался за ними.

-- Вы тоже идете на собрание? - чуть нагловатый, мужской голос прозвучал как будто издалека, из мрачной бездонной пропасти.

Я резко обернулся, чуть не сбив с ног говорившего. Ему пришлось применить чудеса ловкости, чтобы вовремя отскочить в сторону, при этом устояв на ногах, а не сев в первую же дорожную лужу. Он, как и те двое был одет в черное и напоминал тень, проворно улизнувшую от хозяина.

-- Можно мне с вами, - не дожидаясь ответа, попросил он. Ну и проныра! Я еще даже не успел с ним заговорить, а он уже набивается в компанию.

Я нехотя скорчил пренебрежительную гримасу, разглядывая одеяние более глубоких темных тонов, чем даже у Винсента. Рядом с глухим, высоким воротничком бледное овальное лицо выглядело отдельной гипсовой маской, которая плывет по воздуху сама по себе и гадко ухмыляется. Даже ладоней не было видно, их прикрывали длинные рукава и плотные лайковые перчатки. Иссиня-черные, как у цыгана волосы были завиты по последней моде и почти не промокли под дождем. Кончики мелких волнистых прядей касались воротника. Внешность щеголя, но густые угольно-темные брови над лукавыми глазами придавали ему нечто цыганское.

Если бы подошедший ко мне был одет во что-то старое, то я бы подал ему мелкую монету, сопроводив подаяние советом отстать от меня. Но этот субъект ни в чем не нуждался. Было видно, что его одежду скроил отличный портной. А черный цвет можно было приписать эксцентричности или принадлежности к какому-то узкому кружку лиц, которые встретившись в толпе должны с первого взгляда узнавать друг друга.

- Сразу видно, что вы новенький, но уже на особом положении, - он окинул меня наглым взглядом. Суженые зрачки лихорадочно поблескивали мечась туда-сюда по сияющим белкам глаз.

-- С чего вы взяли?

-- Ну, у вас плащ вышит золотыми нитями. Никому из старобывцев это не позволено.

Он нервно переминался с ноги на ногу, будто ожидал от меня какой-то особой реакции на замечание.

-- Так вы позволите составить вам компанию. В такие места удобнее ходить с кем-то, а не по одиночке.

-- Отвяжись, - прошипел я и почти грубо оттолкнул его с дороги. Свет в окнах кабака в такую непогоду особенно манил теплом и уютом. Переступив порог, я окинул быстрым, но внимательным взглядом все столы, примеряясь к кому из посетителей мне лучше всего было бы подсесть и завязать беседу. А в общем зачем к кому-то подсаживаться? Я уже совсем забыл о своих способностях. Стоит мне только позвать кого-то, и он сам послушно подсядет ко мне, чтобы завести разговор. Я занял дальний столик у очага и стал из-под полуопущенных век разглядывать не новую и неброскую одежду посетителей, мундиры двух капралов, расположившихся у окна. Здесь не было никого в черном. Вполне обычная ношеная одежда, вполне обычные люди. Никаких загадок. Лишь только капралы закончили пить и покинули кабак, как под окном начал кто-то неуверенно топтаться. К стеклу прижалось бледное лицо с горящими глазами. Издалека оно могло показаться белым размазанным по стеклу пятном, но я хоть и сидел далеко, а сразу ощутил, что за мной пристально наблюдают глаза того странноватого типа, минуту назад заговорившего со мной на улице. Он уставился на меня так неотрывно и пронзительно, будто свято верил в свою силу одним взглядом вызвать меня на улицу.

Не разочаровывать же беднягу, усмехнулся я про себя, встал из-за стола и двинулся к выходу, но вместо того, чтобы подойти к двери, открыть ее и очутиться на сквозняке, как того желал от меня наблюдатель, я вплотную приблизился к окну, постоял секунду неподвижно, сверля насмешливым взглядом моего визави. Нас разделяла только хрупкая тонкая стеклянная перегородка. Его лицо все еще было плотно прижато к ней с противоположной стороны. Я чуть наклонился, едва не коснувшись лбом места на уровне его лба и дохнул на стекло. Теплое вспыхнувшее оранжевыми язычками дыхание. Он тут же отшатнулся в спасительную гущу дождя, но успел увидеть, как пламя поползло по стеклу, принимая форму гибкого золотисто-оранжевого змея с раздвоенным жалом. Апельсинового оттенка, свившееся кольцами тело лишь мгновение льнуло к стеклу, а потом рассыпалось пеплом, прежде, чем кто-то из присутствующих успел обратить внимание на мой небольшой фокус.

Я не собирался сжигать ни одного здания в Виньене, пламя не должно было затронуть ни одного деревянного стропила потолка. Я просто хотел припугнуть соглядатая.

Затем я распахнул дверь и вышел в дождливую ночь.

-- Змей! - услышал я восхищенный вздох увязавшейся за мной темной личности. - Как же я раньше не догадался! Виверн, гивр, певец ветра или кто там еще? Я прочел целую книгу о драконах, но там все так спутано. Вы мне не напомните.

Я стоял скрестив руки на груди, с видом бойца, готового к сражению и, наверное, смотрел на него с таким презрением, что наглец поспешно стал извиняться.

-- Простите, - он заискивающе усмехнулся, но счел правильным отступить на шаг другой. - Вам, наверное, неприятно об этом говорить. Лучше поговорим о чем-нибудь другом, более приятном. Сегодня вы впервые украсите наше общество? Удивляюсь, кто только сумел вас завербовать.

-- Тот, у кого железная силы воли и пристрастие к риску, - ледяным тоном отозвался я.

-- О, тогда все понятно. Можете его не называть. У ночного караула тоже есть уши, - он проворно спрятался за угол, ожидая пока упомянутый полуночный караул промарширует мимо.

Я пошел вслед за солдатами, стараясь держаться вблизи фасадов. Черная одежда помогает слиться с ночью. Если бы не непокрытая златокудрая голова я сам бы стал напоминать ночную тень.

-- Его величество усилил бдительность, - горячо зашептал нагнавший меня, так до сих пор и не назвавшийся попутчик, когда дробные звучные шаги солдат затихли вдали.

-- Неужели? - я насмешливо, как скептик изогнул бровь, будто ни в грош не ставил говорившего.

-- Всюду охрана. Нынче ловят всех, кто выступает за ограниченную монархию.

-- И чем же она будет ограничена? Волей колдунов?

-- Ну, не все настолько просвещены, чтобы додуматься до сути замысла. Всюду найдутся недовольные, готовые выступить за республику. Мы даже листовки распечатали в подполье, чтобы пополнить наши ряды простыми людьми. Не каждый, кто приходит к нам, знает про колдовство. Вот только, когда узнает, а рано или поздно это все равно случается, то уйти уже нет возможности. Вот, посмотрите! Ну разве не здорово придумано?

Он сунул мне в руку листовку, отпечатанную на обычной бумаге, на простом печатном станке, буквами, а не тайными символами. На первый взгляд все в порядке, никакого намека на присутствие чего-то сверхъестественного, если бы не крошечный отпечаток птичьей лапы внизу листа - лапы коршуна. Один намек все-таки был, достаточно прозрачный для таких существ, как я и совершенно незначительный, почти незаметный для людской публики.

-- Гениально, - с сарказмом отозвался я. - Но рассчитано на серые массы, точнее на тупиц, а не на личностей, знающих толк в нашем ремесле.

-- А-а, наверное, - растерянно кивнул мой попутчик. Он сам еще плохо во всем разбирался и сложные колдовские термины не имели для него значения, должно быть, совсем недавно свернул на преступный путь, даже толком не поняв, зачем ему это понадобилось.

-- Главное есть лозунг и общая цель. Кто-нибудь всегда клюет на подобные уловки и маленькая группа магов обретает толпу себе в поддержку. Марионеткам нужен кукловод. Новоприбывшим не обязательно знать всю правду, главное, чтобы они послужили цели главаря, но вы - особый случай.

-- Это не ваши слова, - перебил я. - Так говорил до вас кто-то другой.

-- Естественно тот, кто вас пригласил.

-- Какой же он сведущий и остроумный, - протянул я. Глуповатый сопровождающий даже не заметил насмешку, с какой это было произнесено. Сам он болтал без умолку и все в пустую, лишь бы только поговорить и не отстать от меня, а для этого ему приходилось бежать довольно быстро. Пустозвон, обозвал я его про себя и еще ускорил походку. Монета лежала в кармане. Я достал ее и зажал в кулаке, как только ступил в тот квартал, где было назначено место встречи.

Пора было решать либо расстаться с провожатым, либо пойти вместе. Я решил остаться в гордом одиночестве. Ловкая болтливая тень, маячившая у меня за плечами, уже успела мне надоесть. Про себя я уже успел окрестить привязавшегося ко мне спутника болтуном, но из вежливости все-таки спросил его имя.

- Как меня зовут? - он был удивлен, даже несколько ошарашен, будто просьба представиться в их тайном кружке считалась бесцеремонностью. - У нас нет имен. Только прозвища. Нам придумывают клички, чтобы никто не смог никого выдать. С ума можно сойти от того количества верноподданных, которые шастают по окрестностям, пытаясь хоть что-то о нас разузнать. Такие на все готовы, чтобы хоть кого-то из нас поймать.

-- Тени неуловимы, - беспечно отозвался я, пытаясь сделать вид, что мне скучно слушать про то, о чем я и так уже отлично знаю. Да и сам собеседник не замечал, что сообщает мне что-то новое. Он почему-то считал меня крайне просвещенным во всех этих планах, а говорил о них все, что знал только для того, чтобы не иссякла общая тема для разговоров.

-- Конечно, - совершенно серьезно, без малейшего намека на насмешку кивнул он на мое замечание. - К сожалению, некоторые из новеньких еще не успели свыкнуться со своим положением при дворе теней. Они не привыкли сливаться в единое с темнотой. А ведь это наша мораль - быть почти незаметными и неуловимыми в темноте. Ночь - наше время.

-- Время, когда у людей есть только свечи, чтобы разгонять мглу, - со знанием дела подхватил я. - Огонек свечи легко задуть. Люди боятся ночи, а мы в ночи ставимся сильнее, поскольку можем нанести удар из темноты, как из-за угла.

-- Точно, - кивнул он, словно признавая мудрость так хорошо сформулированных мыслей. - Признаться, я был очень удивлен, заметив вас на улице. Вы единственный из нас, кто не красит волосы в черный цвет. Это уже говорит о том, что вы особенный.

-- Сильнейшему всегда полагаются привилегии, - заметил я таким строгим тоном, что болтун предпочел выдержать минуту почтительного молчания.

-- Если я вам вдруг понадоблюсь вы легко меня найдете, - поняв, что я пока не расположен к дальнейшему поддержанию знакомства, он протянул мне руку для пожатия, но заметив, что я не спешу вынимать рук из карманов тут же виновато ее опустил. - Наш господин прозвал меня Находчивым, поскольку я легко выпутываюсь из всех неприятностей и даже помогаю остальным. Так он меня и зовет Находчивый злой дух.

Его улыбка больше напоминала оскал, хоть он и попытался придать ей толику дружелюбия.

-- Твой господин, - строгим тоном поправил я. - У меня есть союзники, есть враги, но хозяина никогда не было и нет. Я сам себе хозяин.

Я резко развернулся, плащ взвился за спиной и слегка хлестнул рядом стоящего.

-- Зови меня Драконом, - бросил я через плечо. - И ради собственной безопасности остерегайся застать меня в плохом расположении духа.

Я подошел к фасаду ничем неприметного дома, расположенного по той стороне улицы, где все здания плотно прилегали друг к другу с боковых сторон, но я четко разобрал адрес на латунной табличке у крыльца соседнего дома. На нужном мне здании никакой таблички с указанием адреса не было вообще, но по номерам близстоящих домов можно было догадаться, какая цифра должна была бы значиться на доме, втиснувшемся между ними. Об этом мог догадаться каждый, кто умел считать. Все фасады в дождливой полутьме выглядели темными и неброскими и, тем не менее, нужный мне дом даже ночью напоминал сорняк, цепко приклеившийся ко всем соседним стенках, до каких только смог дотянуться. Свет подвесных фонарей над другими коваными крылечками, размытыми пятнами ложился на мостовую, но не доставал до порога, который мне предстояло переступить. Когда-то я уже проходил мимо этого дома, смотрел на наполовину ушедшие под землю зарешеченные окошечки подвала, за мутными стеклами которых слабо золотился свет.

Дверь распахнулась еще до того, как я постучал. Изнутри пахнуло жаром, дымом от табака и какими-то благовониями. Странный субъект в черном, которого язык не поворачивался назвать простым привратником как-то по особенному воззрился на меня, будто мой приход означает для него нечто вроде знамения. Он, будто следуя некому модному образцу, тоже был бледен, худ и вся его поза выдавала настороженность. Я прищурился, разглядывая его. Нет, не просто сторож, скорее цербер, лицемерно скрывающий за бледностью и худобой свои истинные хищные повадки. Один из тех псов, что сторожили вход в мою темницу, только в более тщедушном облике. Злу нужна маска, метнулось в моей голове и я тут же осознал, что собственную идеальную маску так использовать и не научился, даже сейчас из моих подозрительно прищуренных глаз льется ослепительный, лазурный свет, а мудрость, которую я должен был бы скрывать за видимостью беспечности неким внутренним мерцанием озаряет юное лицо.

Я разжал кулак и показал монету. Минута колебания и цербер, такую кличку я ему дал, испуганно отшатнулся во тьму. Если бы не бледные пальцы, через секунду неуверенно схватившиеся за дверной косяк, можно было бы подумать, что привратник решил оставить свой пост, но сохранить в целости шкуру. Он неуверенно вернулся на прежнее место, бормоча то ли проклятия, то ли извинения. Еще секунда и он отвесил мне учтивый поклон, чуть ли не коснувшись при этом земли.

Может, мне только показалось, что в глубине здания я снова слышу отзвуки менуэта, вижу тени, вальсирующие парами по хорошо навощенному паркету. Я тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждения, но музыка продолжала звучать в голове, тихая и настойчивая.

Закрыв дверь, цербер достал свечу и начал лихорадочно рыскать по ящикам старого комода в поисках огнива. Лунного света, проникавшего сквозь немытые мутные окна, ему было вполне достаточно, но он боялся не угодить мне отсутствием хоть и скромной, но иллюминации. Он выругался про себя, не найдя огнива. Его черты заострились, выдавая то, что он лихорадочно раздумывает, ища выход из положения.

Один неуловимый взмах руки и маленький медный подсвечник с гнутой ручкой оказался в моей ладони. Цербер стоял, хватая рукой воздух. Он так и не понял, как мне удалось так ловко выхватить у него свечу.

-- Вниз по лестнице, правильно? - холодным, любезным тоном осведомился я, едва уловимо кивнув в сторону винтовой лесенки с заржавевшими перилами, убегавшей в подвал. Он охнул, быстро кивнул и схватился освободившейся от подсвечника рукой за горло, будто боялся, что если не доглядит, то я вырву у него сонную артерию так же легко, как отнял свечу.

Я отошел на шаг, наклонился, дохнул на фитиль, и от моего дыхания свеча вспыхнула ярким, теплым огоньком.

Вниз по ступеням. Как раз в подвал. В то место, откуда донеслись в первый раз очаровательные звуки. Нужно было наклоняться, чтобы не задеть низкий потолок, а потом, чтобы не удариться головой о притолоку. Если у самого дома был довольно невзрачный, почти убогий вид, то подвалы в нем напротив напоминали анфиладу бальных залов. Мрачных, просторных, облицованных мраморными плитами залов, словно предназначенных для того, чтобы в них танцевать, но никто здесь не танцевал. Присутствующие даже не повышали голос, если они о чем-то переговаривались между собой, то только шепотом. Когда я вошел все взгляды не устремились на меня, но я понял, что каждый успел меня заметить, украдкой разглядеть и составить собственное мнение. Много народу, в основном мужчины, дам было мало, всего несколько, скорее всего, чтобы как-то украсить безликое теневое общество. Шелест шифоновых юбок хоть и черных немного смягчал атмосферу гнетущей тишины, в которой шепотом произносились множество диалогов, не слышимых и неразборчивых для постороннего. Я чувствовал себя именно посторонним. К тому же мне стало немного неловко. Вокруг царила атмосфера подавляющей, величественной тишины, а хор шепчущих голосов казался всего лишь отдаленным жужжащим роем, который теряется в огромном пространстве. Высоко над головами довлели арочные своды потолка, с паутиной, травинками, пробившимися сквозь камни и летучими мышами, от чего в обстановке появлялось что-то зловещее. Потолок казался даже чересчур высоким, а просторы залов необъятными. Как зодчему удалось создать такое впечатление запертой в тесных подвалах вселенной. Ведь не у одного дома даже самого вместительного, не может быть целого дворца под сваями. Многочисленные гости всего лишь молекулы в необъятном звездном пространстве, от такого впечатление начинает кружиться голова, даже у того, кто привык летать, не ощущая ни страха, ни притяжения земли. Почти такие же чувства я испытывал, оказавшись в зале под куполом. События тех дней живо воскресли в памяти. Мысли так же трепетали, как и при взгляде на то собрание. Тогда я был единственным человеком в обществе проклятых. Сейчас ситуация изменилась, и я был склонен думать, что в мою пользу. Все присутствующие были новичками, не так давно свернувшими на преступный путь, а я драконом способным уничтожить их всех. Однако даже от сознания собственного превосходства увереннее я себя не чувствовал. Ощущение неловкости не исчезало. Я был единственным, кто позволил себе белые манжеты и воротник. Даже эти мелкие детали очень сильно выделяли меня из душного муравейника одетых в черное посетителей. У всех, даже у женщин волосы были подозрительно темного насыщенного оттенка. Пройдоха, встретившийся мне по пути, проговорился ведь, что это обязательное условие, красить волосы в черный цвет. Встреться мне здесь кто-то из знакомых, я, пожалуй, его не узнаю, не без усмешки подумал я.

Какая-то дама проводила меня завлекающим взглядом. По черному стоячему воротнику рассыпались такие же антрацитовые черные пряди, прежде, скорее всего, отливавшие агатовым оттенком. Мушка на щеке еще более подчеркивала белизну лица. Стоило только прикрыть его темным веером, и дама полностью слилась бы с полутьмой.

Света в зале было недостаточно, и даже неясно было, откуда здесь вообще брались тусклые световые блики. Только свеча в моей руки ярко полыхала, но уже не так ослепительно, как раньше. Огонек стал грязновато-оранжевого оттенка и грозился от любого колебания воздуха погаснуть. Ну и пусть. Я снова подую на фитиль, и он займется огнем от моего дыхания.

Через арочный проход я перешел в другую залу, занял свободный низенький столик в углу и поставил подсвечник на него. Звук меди, ударяющейся о столешницу, был смягчен все той же подавляющей тишиной, от которой у меня уже звенело в ушах. Столики в зале были расставлены у стенок, чтобы центр оставался свободным для движущихся туда-сюда, бесшумных теней.

Я то рассчитывал на шумный прием с угрозами, взмахами кулаков и обличительными речами, а тут вдруг очутился в центре полного безразличия к собственной персоне, что случалось со мной крайне редко. Создавалось ощущение, что никто меня и не ждал, и никому я не нужен в бесконечном просторе, где присутствующие- тени заняты только сами собой. Можно встать и уйти, и никто не задержит меня, не попросит остаться, никакая мстительная когтистая рука не вцепиться в меня у выхода, запрещая переступить порог. Я бы так и поступил, просто выскользнул в дверь, не ожидая пока злые духи потребуют с меня особой платы за вход. Ничто бы не удерживало меня здесь, если бы не странная реакция привратника на мое появление, если бы не монета, все еще отягощавшая карман, если бы не косые взгляды, которые, хоть я и не замечал наблюдающих, всюду следовали за мной. Здесь все были предупреждены о приходе особенного гостя и о том, что к нему не следует приставать.

И зачем только я прячу монету в кармане, как реликвию? Я достал ее и бросил так, что она звякнула о столешницу. Орел или решка? Что бы выбрал я, а что бы досталось невидимому партнеру, который займет место напротив? Я уставился в пустоту. Сидит ли напротив меня незримый наблюдатель? Я не успел рассмотреть, какой стороной упала монета. Как только она коснулась стола, свеча потухла, будто кто-то сидящий напротив дунул на нее, но не пламенным дыханием, как я, а обжигающим, зловонным, ледяным. Таким жгуче студеным выдохом, который смог бы погасить даже костер.

Мне показалось, что воздух вокруг стал спертым, пахнущим сыростью и плесенью. Стало душно, и я расстегнул воротник, потом наклонился, чтобы снова зажечь фитиль от своего дыхания, но не смог вздохнуть, чья-то ледяная, белая, как слоновая кость рука накрыла мою ладонь. Кто-то сидевшей по другую сторону стола наклонился и холодные губы обожгли мне лоб. Я отшатнулся и поднес пальцы ко лбу, пытаясь нащупать не осталась на гладкой коже уродливая печать.

-- Добро пожаловать в ад, мой ученик, - слова, тихие и шелестящие, как эхо водопада прозвучали и перед тем, как окончательно стихнуть их отзвук на миг повис в пустоте. Отзвук удивительного, молодого, бархатистого голоса. Богатый оттенками, мягкий тенор звучал бы еще лучше, если бы не излишняя чувственная проникновенность, если бы не скрытая нота зла, едва уловимая, но мне все-таки слышимая. Голос глубокий и сладкий, но кончик языка говорившего, как будто смазан ядом.

Я поднял голову и посмотрел перед собой. Пустота. Никого сидящего напротив. Неужто я стал жертвой галлюцинации, а может кто-то незримый, но проказливый, действительно, решил свести меня с ума.

Я откинулся на спинку неудобного, колченогого стула, резко качнувшегося подо мной и устало вздохнул. Легкий вздох, но от него свеча занялась так, что мигом растаял весь воск и искры посыпались на медный подсвечник.

Кто-то стоял уже сзади меня и ,шутя, массировал мне плечи, так, что кожу, словно кололо иголками. Я обернулся. Опять никого. Ни смеха, ни вздоха, ни малейшего намека на чье - то присутствие возле меня.

" Ну если не хочешь показываться, тогда прощай!", с досады подумал я и приготовился уже вскочить на ноги и демонстративно уйти, но кто-то уловил мою мысль и тихо, ехидно засмеялся.

Я обернулся за плечо, осмотрел все столики, располагавшиеся позади, но хрупкие, тщедушные фигуры разбившихся на пары посетителей за ними не наводили на мысль о существование возле них какой-то особой силы. К тому же все они были заняты обсуждением чего-то друг с другом, никто не сидел в одиночестве.

Тогда я развернулся назад к изрезанной ножом неровной столешнице и вдруг столкнулся с взглядом пары пронзительных черных глаз. Ястребиный взгляд. Так смотрит только голодный хищник и под его проницательным взглядом жертву пробирает мороз.

Я удивленно смотрел на молодое, удивительно гладкое лицо. Губы уже приоткрылись, чтобы произнести знакомое имя, но я не смог. Не хватило доверия, или мне просто показалось неправильным назвать истасканным и опороченным именем того, кто почти неузнаваемо переменился. Он не сидел возле меня, хотя казалось стоит протянуть руку и я коснусь его, ощущу под пальцами черный бархат его кафтана, холодок ониксовых пуговиц и вельвет плаща. Бледное пятно лица маячило где-то за отдаленным столиком впереди и светилось каким-то внутренним светом, отчего создавалось впечатление, что Ротберт совсем близко.

Таинственное преображение. Даже я так ни разу не изменялся. Он помолодел. Ни морщинки, ни горба, ни единого седого волоска в иссиня-черных волосах. Вьющиеся кончики прядей чуть касались стоячего воротника, лоснились и поблескивали, будто смазанные маслом. Совсем, как оперение ворона.

Неужели Ротберт? Таким я видел его впервые, высокомерным, глубоко чувствующим собственную значимость в глазах окружающих. Он тогда даже не кивнул в ответ на поклон Флориана, потому что знал, любой король может быть повержен, а обладатель тайного таланта даже после многих неудач проложит себе дорогу к славе. Если он стремился к славе и власти, то достиг цели. Потерял блистательное светлое общество и создал себе новое темное в подражание тому, которое упустил. Увы, это был только блик, бездарная карикатура на моих прекрасных подданных. Эти два места отличались, как рай и ад, а границей между ними пролегал мир смертных. Ротберт правильно сделал, что назвал это место адом. Я добровольно спустился вниз, под землю, никак не ожидая встретить здесь его. Неведомо где пролегают границы между измерениями. Я всего лишь переступил через порог, а очутился совсем не там, где ожидал.

С первой нашей встречи прошло слишком много времени и я отогнал воспоминания о ней. Как я уже сказал, Ротберт полностью переменился, неузнаваемо и неуловимо. Это был он, прежний, и в то же время какой-то другой, обновленный, приукрашенный и еще более горделивый. На этот раз к гордости добавились циничность и верткость. Он стал неуловим. Черты тоже приняли несколько другую форму, ни горбинки на носу, ни жесткой линии губ. Жестокое выражение никуда не исчезло, но лицо стало более привлекательным. А его наряд?! Он словно пародировал меня. Такого же покроя одежда, такие же грациозные, небрежные и свободные жесты. Он двигался с такой же грацией, копировал мою улыбку. Я смотрел на его жесты и видел в них насмешливое подражание своим. Какая жалкая карикатура!

Не так давно, встретившись с Ротбертом - горбуном в лесу на границах моих владений я сломал его посох и возомнил, что отнял у бывшего достойного соперника способность колдовать. Победа столь легкая и незначительная, что я даже не упомянул о ней в своих хрониках. Как же я был наивен!

Это случилось еще до того, как кто-то начал меня преследовать. Я даже не смог вычислить врага, хотя все данные к разгадке были передо мной. Не хватило догадливости или просто я был слишком самоуверен.

Князь не только снова силен и молод, он еще и пытается изобразить мое зеркальное отражение. Вот это и впрямь похоже на галлюцинацию. Со стороны мы наверное выглядели, как Люцифер и ангел, один из которых упорно отказывается поверить, что когда-то у них было нечто общее. Но мы правда были похожи. Только у одного волосы были золотыми и кружева белыми, а у другого черными.

Ротберт поднялся из-за стола, быстро, легко и почти неуловимо, как тень. Он двигался с той кошачьей грацией, которая до сего момента была присуща только мне. Почти неуловимый взмах узкой бледной руки, фосфоресцирующей во мгле. "Следуй за мной!" Жест был понятен, как слова, потому что был моим. Точно так же я манил за собой свои жертвы. "Эдвин, ты ведь не хочешь подраться у всех на глазах. Шумное разбирательство нам ни к чему. Хочешь победить снова? Хочешь овации от публики теней? Неужели решил, что аплодисменты в моем обществе будут предназначаться тебе?"

Я даже уже не мог понять чьи это мысли. Ротберта? Или я сам поддавшись новому фокусу начал сочинять за него речь, чтобы себя же раздразнить перед решающей дракой. Минуту я сидел неподвижно. Впервые я был по-настоящему ошеломлен или это просто эффект неожиданности. Только, когда широкая спина, обтянутая черным бархатом мелькнула в арочном проходе дверей, я легко вскочил из-за стола и не теряя достоинства медленно пошел следом. Все-таки изяществом ему со мной не сравниться, сделал вывод я, приходя в себя. Да, он оделся так как я, но дуэлянт из него не получится. Даже скинув с плеч тяжесть лет, князь оставался слишком грузным, чтобы равняться с мальчишкой. А я никогда и не старел. Так, что с чего мне переживать. Во всем мире не найдется моего двойника.

Оказавшись на лестнице я ускорил шаг, а потом стремглав выбежал на улицу, прямо под проливной дождь. Ротберт уже стоял на мостовой, на приличном расстоянии от меня. Он обернулся и вновь поманил за собой. Пряди цвета воронова крыла упали на лоб, намокли и прилипли к коже. Мне казалось, что он уже успел подпитаться моей энергией и стал выглядеть еще моложе. "Копия, пародия, лицедей", я продолжал про себя ругаться на него. Темный, как ночь силуэт уже скрылся в гуще дождя. Я кинулся за ним, но наткнулся всего лишь на Камиля. Единственный рыжий, щеголевато наряженный в зеленое повеса среди теней. Он загородил мне путь и нагло ухмылялся, очевидно считая, что я поддамся на его трюки и первым начну ссору. Я намеревался всего лишь пройти мимо.

-- Опять в услужении, - я грубо оттолкнул его с дороги, - Ну, поздравляю, Камиль, как драматург, ты провалился по всем статьям.

Замечание кольнуло его даже несколько больнее, чем я рассчитывал.

-- Неправда, я написал хорошую пьесу, - обиженно взвился Камиль позади меня и вдруг снова оказался передо мной, загородив дорогу, быстро и неуловимо, еще проворнее, чем его хозяин.

-- Я же не виноват, что лучшая актриса сбежала. Ты увел ее у меня, - Камиль яростно сжал кулаки. - Ты правильно высчитал, что кроме нее кругом одни бездарности и некому посодействовать драматургу в достижении успеха. Ты на что угодно готов пойти, чтобы досадить мне, а твои слуги они в лепешку разобьются лишь бы только лишить меня публики, так и шныряют по театру во время представления. Лучше бы они щипали прохожих на улице, чем тех, кто уже заплатил за билет. Нет, же, всего мира твоим прихвостням мало, им нужна еще "Марионетта". Мой театр, моя актриса, мой реквизит. Они устроили осаду, но капитуляции не дождутся.

Воспользовавшись тем, что я расстроен, Камиль совсем обнаглел.

-- Ты даже решил расстаться с холостяцкой жизнью, лишь бы только Роза не вернулась на сцену, хотя для тебя это немыслимый подвиг, - Камиль повысил голос, и уже не говорил, а кричал, так громко, что из какого-то приоткрывшегося окна на него выплеснулась струя каких-то помоев, а потом полетел еще и старый кувшин. Понадобилось все его проворство, чтобы вовремя отскочить в сторону и сохранить в хорошем состоянии свою одежку. Кувшин разбился где-то в миллиметре от головы Камиля, ударившись о стену. Осколки полетели в разные стороны, но ни меня, ни никса не задели.

-- Я еще с ними разберусь, - недовольно пробурчал Камиль, покосившись в сторону захлопнувшегося окна. Он, кажется, совсем не осознавал угрозы того, что закричи он снова и какие-нибудь добропорядочные разбуженные посереди ночи горожане не пожалеют еще одного горшка, лишь бы хорошо выспаться перед предстоящим рабочим днем. Не у всех же такая легкая и оригинальная занятость, как у Камиля. Он бодр и проворен даже глухой ночью, а какой-нибудь хозяин лавки может торговать только днем, но уж никак не в полночь. Я бы мог ему это объяснить, но решил не терять зря времени. Все равно Камиль ничего не поймет и только сильнее ощетиниться.

-- А его милость похорошел, правда? - язвительно усмехнулся Камиль, отряхивая невидимые пылинки с кафтана. - Конечно, не такой красавчик, как ты, но некоторым женщинам он уже успел понравиться. Например, служанке Лоретте, она так бездарно пыталась с ним кокетничать, а после того, как ты ее ошпарил, в нее будто бес вселился. Она еще с порога велела нам убираться, заперла двери, плакала, но ты же сам знаешь, что мне никакая замочная скважина тесной не покажется. Любой щелки хватит, чтобы в нее пролезть. В общем, девушки, которую ты переманил на свою сторону, больше нет и ее хозяина тоже.

-- Как и предсказателя с его гадалкой? Верно? - меня словно осенило, надо было сразу догадаться. - Случай с ними должен был бы стать для тебя притчей, чтобы ты понял, как твой хозяин расправляется с надоевшими слугами.

-- Ты сам отказался от моих услуг, когда я их тебе предлагал. Так, что же мне оставалось делать, как ни держаться надежной стороны. Его милость ни разу не пытался меня прогнать взашей или...- он тут же осекся, не желая ни словом, ни помышлением возвращаться к тем временам, когда приходилось терпеть упряжку.

-- Ну, был бы ты чуть-чуть посговорчивее, Эдвин, - Камиль тряхнул рыжими кудрями и они пламенной струей заискрились под дождем. Привычный, отвлекающий жест, чтобы никто не заметил тяжелого, разочарованного вздоха. Он то надеялся, что ему удастся меня пронять, а я оставался горд, упрям и даже не замечал его приставаний.

-- Шел бы ты своей дорогой, - я отпихнул его в сторону, и ускорил походку, но Камиль быстро, крадучись, бежал следом и отставать не намеревался.

-- Мне приказано идти за тобой, - стал оправдываться он, когда мое терпение все-таки лопнуло и я, резко обернувшись, схватил его за шиворот и поднял над землей.

-- Ты никогда не понимаешь без повторения, - я выпустил его воротник, и только благодаря своей способности постоянно ловчить, Камиль не плюхнулся в лужу, а устоял на ногах.

-- Повторений не нужно, - пробормотал он, отряхивая на этот раз, действительно, испачканную брызгами из луж одежду. - Я всего-то хотел заключить сделку. У вас я так понимаю назревает разбирательство, - он опасливо покосился в ту сторону, где недавно скрылся князь. - У его милости я, как правая рука, честно, - похвастался он, чуть съежившись под моим скептическим взглядом. - Без меня многое осуществить не так просто. Где сейчас обойдется без проворного слуги. Сам как ни старайся, а быстро со всем не справишься.

-- Короче, - перебил его я. - Что ты этим хочешь сказать?

-- А-а, так, значит, мне все-таки удалось хоть чем-то заинтересовать вторично ваше высочество, наследника престола, - радостно почти с триумфом протянул он.

-- Ладно-ладно, я все скажу, - Камиль ловко увернулся от моей руки, уже вцепившейся было ему в воротник. - Я предлагаю свой временный уход за кулисы. Весь мир твои подмостки и князя, деритесь, сколько хотите, я не увяжусь следом. Я возьму отпуск, до тех пор, пока вы не выясните отношений, князь нигде не сможет меня отыскать. Если ты победишь, то мне ничто и не грозит, если он одержит верх, то я всегда смогу сочинить трогательную историю о том, что ты держал меня взаперти, нарочно, чтобы ему досадить. Такое уже случалось как-то раз, так, что подозрений не вызовет. Только не подумай, что я пытаюсь упрекнуть тебя в отсутствии оригинальности.

Он чуть попятился, заранее высчитывая, в какую сторону будет выгоднее увернуться от моего кулака.

-- Если еще короче и понятней, то я не буду вредить тебе, если ты позволишь Розе снова выйти на сцену. Пожалуйста, она должна сыграть маркизу еще раз. Хотя бы один раз, это принесет нам неплохую прибыль. И одна десятая прибыли будет твоей, - в голосе Камиля звенели и сменяли друг друга то просительные, то подкупающие нотки.

-- Неужели ты считаешь, что все время можешь держать ее под замком? - Камиль всячески пытался склонить меня к нужному ему самому решению.

-- Почему твой хозяин сбежал? - я оглядывался по сторонам, тщетно ища проворное, могущественное существо, только что ускользнувшее от меня и затерявшееся в темном лабиринте городских улиц. - Он сам пригласил меня и исчез. Это по крайней мере невежливо. Возможно, эту грубость объясняет страх, который он, обретя наконец-то благоразумие, начал испытывать передо мной. Приумножив свою силу он должен был стать умнее, а любой у кого сохранилась хоть малая толика разума бежит, завидев меня.

Я всего лишь провоцировал Камиля на какое-нибудь новое откровение, а сам прислушивался ко всем окружающим звукам. А вдруг вместо капель дождя по какой-то крыше барабанят кончики длинных паучьих пальцев Ротберта. Вдруг, он уже успел незаметно вернуться, вскочить на какой-нибудь карниз и теперь с высоты и с усмешкой наблюдать за двумя непроходимо тупыми спорщиками. Что заставило меня остановиться, и набиваться на драку с Камилем, всего лишь его настойчивость или нечто большее? Возможно, присутствие кого-то третьего, исподтишка подбивающего нас обоих на ссору.

-- Ты слишком мнителен, - с презрением фыркнул Камиль. - Считаешь, что все, кто знает толк в колдовстве, должны падать на колени, когда ты проходишь мимо или хотя бы пугаться до обморока при твоем появлении. Теперь ты не сильнее князя, у него тоже есть свое тайное общество. Все, кто приходит к нам..., - он яростно сверкнул глазами, будто пытаясь выразить, как он восхищен этими смельчаками. - Они злые, опасные и обладают редкостной силой. Они избранные.

-- Скорее отвергнутые, - возразил я.

-- Даже те чародеи, которых ты бы побоялся пустить на задворки своей империи? - отдышавшись, с все тем же нагловатым блеском в глазах осведомился Камиль.

-- Изгнанные из рая стекаются в ад. Эти люди принадлежали злу еще задолго до того, как князь позвал их, иначе бы они не услышали зова, не взяли ваших листовок, просто бы не заинтересовались и прошли мимо. Я чуял их по запаху, когда мимо проносился экипаж, или проходили парочки, похожие на тщедушные тени. Слишком слабые для того, чтобы самостоятельно добиться успеха в жизни они обратились за помощью к колдовству и попались в ваши сети. Трудно ли совратить с праведного пути тех, кто уже и так с него сошел? Ты тоже ходил по улицам, раздавая брошюры и превознося великие идеи, которые существование свое продолжат только в словах? Гордишься, что с помощью вранья заманиваешь в это новое подпольное общество тех, кто выйти из него уже никогда не сможет?

-- Какой же ты злой, - Камиль сделал вид, что он глубоко обижен. - Хорошо, что ты так вовремя порвал с князем. Одни твои проповеди отпугнули бы большинство тех, кого удалось завербовать

-- Похоже тебе все-таки пришлось потрудиться, уговаривая их, иначе бы ты так не радел о большинстве, даже если бы я подослал под ваши окна своих агитаторов, - желания подразнить Камиля все-таки оказалось сильнее, чем стремление бежать в ночь. Погоня могла и не принести пользы. Дробь дождя на одной из ближайших крыш сменили хлопки чего-то более тяжелого и крупного, чем капель. Чьи-то подошвы, плоские с низким скрипучим каблуком. Кто-то ступает по крыше, осторожно и по-кошачьему мягко. Кто-то, кто, как и любой представитель семейства кошачьих сможет выпустить когти, как только захочет.

-- Что поделаешь? Люди стали подозрительны во всем, что касается наших собраний, - Камиль неприязненно поморщился, явно что-то припоминая. - А для князя важна численность. Его подданных должно быть больше, чем твоих.

-- Иначе силы будут не равны, - я не удержался от того, чтобы съязвить. - При всем твоем старании Камиль там, - я непроизвольно махнул рукой назад, в сторону дома, из которого ушел. - На вашем собрании, конечно, много заблудших, но это ни целый народ или даже не целый город. В каждом из тех пожаров, причиной которых я становился, сгорало больше людей. Ваше общество всего лишь одна десятая часть тех, кто уже пошел за мной.

-- Я никого не вербовал, - тут же начал возражать Камиль. - Я вообще никому из них не хотел показываться на глаза.

-- Не хотел расставаться с привычным цветом своей шевелюры? - я скрестил руки на груди и вызывающе усмехнулся. Больше не слышно было ничьей крадущейся поступи, но я был уверен что кто-то затаился рядом. Ощущая вблизи присутствие врага, дракон не может ошибаться.

-- Не смей меня оскорблять, иначе ...- Камиль сжал кулаки.

-- А что ты сможешь сделать? - я стал надвигаться на него. Как надвигается опасность, легко, проворно и неотвратимо.

-- Я...- Камиль лихорадочно соображал, как с честью выйти из положения. - Ну, я ...буду секундантом на дуэли, в том случае если у Анри или у кого-нибудь обиженного тобой наберется достаточно смелости, чтобы бросить вызов, - голос храбрый, но сам Камиль благоразумно попятился. Недалеко как раз располагался перекресток и было легко свернуть за угол.

-- Ты? - я недоверчиво изогнул бровь. - Да, ты всего лишь шут, скоморох. Бежишь за сто миль от места, где может случиться драка.

-- А ты ничего не можешь сделать без колдовства, даже развести огонь в печи или достать книгу с полки, - Камиль на секунду умолк, поняв, что сам обличил себя в шпионаже. - Ты тоже никогда бы ни с кем не стал драться, не применив магию, - уже более спокойно добавил он.

-- Как же нам скоротать время, чтобы не убить друг друга в ожидании князя? - пошутил я, но Камиль отнесся к заявлению серьезно.

-- Сыграем в карты! - предложил он, тут же ловко извлекая из внутреннего кармана жилета пеструю с золотым тиснение колоду.

-- На мою голову?

Камиль отрицательно и шаловливо покачал рыжеволосой головой.

-- На твою брачную ночь, - весело предложил он.

Я уже собрался бросить его и уйти, но его предложение заставило меня развернуться. Даже не вспомнив о колдовстве, я с размаха ударил Камиля по лицу. При всей своей ловкости увернуться на этот раз он не успел. Мой кулак впечатался ему в челюсть и неудавшийся драматург упал прямо на мостовую. Колода карт веером рассыпалась рядом с ним.

-- Ты мне зуб сломал, - то ли жалобно, то ли обвиняюще протянул Камиль. Во всяком случае, говорил он уже не с апломбом, и даже не думал бежать за мной вслед, не выдержав приличного расстояния между нами. Мне уже было как-то все равно, станет он шпионить или нет. Я приглядывался, пытаясь различить темную фигуру князя, фосфоресцирующие руки и лицо, но вокруг вздымались только крыши, без смутных силуэтов над черепицей, даже без птичьих гнезд. Никто не прятался за трубой, и не летел по воздуху. На пустынной улице я был единственным существом, которое манили к себе небеса. Я поступил так, как захотел. Одним быстрым прыжком очутился на самой высокой крыше. Мои ногти оставили глубокие царапины на черепице - след дракона, напоминание о том, что я был здесь, а потом даже если кто-то и заметил из окна блеск золотых крыльев, то он смог бы принять пролетевшего над Виньеной дракона всего лишь за сновидение.

СЕКРЕТ ПРЕОБРАЖЕНИЯ

Рыхлый мокрый снег хрустел под ногами. Сапоги увязали в густом белом ковре и оставляли глубокие следы. От самой границы я шел до замка пешком, как если бы снова стал простым человеком. Мне нужно было поразмышлять в одиночестве. Нужно было додуматься до того, как князю удалось столь чудесным образом перемениться. Ну же, Ротберт в обмен на какое бесценное сокровище ты смог купить молодость и красоту?

С яростью вырывая ноги из снежной топи, я делал быстрые шаги, вкладывал в них всю свою энергию, будто хотел протоптать замерзшую землю под снегом. Оставить на ней пламенеющий след от своих подошв. Пригоршни снега отлетали в стороны, сыпались за отвороты сапог, но мне не было холодно, и я не опасался заболеть, драконий огонь согревал меня изнутри, бодрящими струями растекался по венам, оранжевой лентой обвивался вокруг сердца достаточно сильного для того, чтобы качать не обычную человеческую кровь, а горящую лаву, смешанную с кровью. Даже на морозе я ощущал восхитительное согревающее тело тепло, которое по воле случая не раз обращалось в адский огонь. Как вообще стройное юное тело может вмещать в себя такую разрушительную силу, смесь крови и огня, нечеловеческую ярость и наконец второе "я" с огромными крыльями и драконьей пастью, которое временно свернувшись, как джинн в бутылке, дремлет где-то внутри меня. Возможно, такое двуличное создание, как я, задача куда более неразрешимая, чем нежданное омоложение одного дряхлого старика.

Можно было сколько угодно пытаться сделать вид, что мне наплевать на то, что Ротберт снова стал молодым, но на самом деле мне было далеко не безразлично все, что происходит при его дворе теней. Мыслями я вновь и вновь возвращался туда, видел дам и кавалеров в черном, вертлявого находчивого демона, сотни безликих и безымянных последователей зла и прекрасное, бледное, фосфоресцирующее лицо моего собственного злого гения.

Как это могло произойти, снова задал я себе вопрос, который уже много раз оставался безответным. Но на этот раз подобно галлюцинации перед взглядом возникло знакомое, неизменное, всегда насмешливое лицо Камиля и его голос шепнул над ухом "а как ты думаешь, почему мы похищали только молодых?"

Я брел наугад, не разбирая пути. Казалось, что дорога сама привела меня домой. Долина расстилалась перед замком, пустынная и белая, как только что вытканное однотонное полотно. Даже я при всей моей зоркости не сразу смог заметить существо, свободно и грациозно, движущиеся мне навстречу. Белизна на фоне белизны. Гордый с белой гривой единорог был почти неотличим от окружающего снега. Рог украшенный жемчугом чуть наклонился, приветствуя меня. Других знаков почтения не последовало. Единорог не стремился унестись по первому моему приказу. Он поднял на меня золотистые в разноцветных крапинках глаза, и я понял, это слуга Розы. Ее подданный, ее добровольный пленник...навечно.

Теперь наступила моя очередь присвистнуть от удивления, но я никак не выказал своих чувств, просто прошел мимо и ворота крепости распахнулись передо мной. Как я могу осуждать это своевольное животное? Разве я сам не пленился Розой?

Замок, просторный и великолепный, вернул мне ощущение покоя и сознание собственной власти. Множество комнат, залов, галерей, где за каждым поворотом скрываются таинственные силы, подвластные лишь одному-единственному владыке. Ну разве всего этого недостаточно, чтобы вызвать благоговейный трепет. Почему бы не поколдовать просто так, ради собственного удовольствия и чтобы ощутить свою силу. Я никогда еще не пускал в ход чары просто ради озорства, в отличие от многих и многих моих слуг. Стоило ступить на лестницу и пушистый ковер, устилавший ступени зашуршал под ногами ворохом осенней листвы. Нарядные, желтые, пурпурные, багряные листья поднялись и закружились под потолком, еще более пестрые, чем наряды гостей на карнавале. Я погладил медную голову гарпии, неподвижно сидящей на перилах и услышал, как изнутри истукана донеслось довольное урчание, чуть ли не мурлыканье. Мне не нравился траур, так зачем же его терпеть. Я провел ладонью по рукаву, ощутил под пальцами мягкий бархат и ...никакой черноты, ее сменил щегольски- фиолетовый оттенок.

Ротберт, конечно, сумел бы испортить настроение кому угодно, но я решил не поддаваться на его провокацию. Надо отыскать Винсента и заставить его так же сменить траур на более приятные цвета, чтобы он не стал живым напоминаем о собраниях теней. Также стоило разрешить Розе завести хоть целый зверинец. Так я думал до тех пор, пока не застал саму Розу за изучением очередной магической книги. Сама-то она была, как всегда, прекрасна, но вот мерзкая тварь на правах питомца расположившаяся у нее на плече сразу вызвала у меня неприязнь. Кажется, гремлин. Я точно даже не знал, как можно обозвать это существо с очень длинными когтями, слишком крупной для хрупкого, почти по-кошачьи гибкого туловища головой и неприятной мордочкой.

Роза сидела на софе, сосредоточенно листая книгу, а маленький бесенок расположился на ее обнаженном плече и крепко вцепился коготками в кружевную оборку на корсете, будто боялся, что если хоть на миг выпустит кружево, то у него отнимут хозяйку. Коричневые глазки-бусинки то поглядывали вниз на книгу в руках Розы, то настороженно озирались по сторонам.

-- Он миленький, правда? - Роза подняла глаза и лучезарно улыбнулась, увидев меня.

-- Да? Наверное, - неуверенно пробормотал я, срочно думая, как избавиться от этой облезлой крысы, которую язык как-то не поворачивался назвать милым существом.

-- Давай я лучше принесу тебе котенка или двух, - подумав, предложил я.

-- Зачем? - удивилась Роза. - Ты думаешь, котята смогут долго прожить в таком месте. Ты только вспомни про свои подвалы и тех, кто там обитает.

Роза резко встала и захлопнула книгу. Гремлин поспешно вцепился когтями в локон хозяйки, чтобы не упасть. Интересно за кого он ее принимал за добрую госпожу или за приемную маму. На меня он уже начал шипеть, очевидно, решив, что такой подозрительный гость, как я, может причинить вред его благодетельнице. Такой наглости никто из тварей, прятавшихся в закутках моей страны, еще себе не позволял.

-- Он маленький, - Роза с сочувствием покосилась на приемыша. - Гораздо меньше, чем все эти мерзкие чудовища в подвале. Они бы снова попытались его избить, если бы я его с собой не забрала. Мне даже удалось с помощью твоей книги залечить ему синяки и царапины. Сам ведь знаешь, какими смелыми могут быть твои подданные с теми, кто слабее их.

-- Она ради тебя бросила все, что имела, а ты даже не позволяешь ей завести домашнюю зверушку, - Винсент взял меня за локоть и оттащил в сторону. Он пытался шептать так, чтобы Роза не слышала, но она научилась внимать едва различимым колебаниям звуков.

-- Оставь его, Винсент. Лучше отнеси книги назад в библиотеку, иначе нам сделают выговор за беспорядок, - голос Розы резонирующим эхом отозвался от стен, эхом способным создать в пустоте музыку.

Винсент подчинился безоговорочно. Никогда еще он не был так услужлив и проворен.

-- Случилось самое худшее? - спросила Роза, как только он ушел. Ее выразительные, бездонные глаза смотрели на меня и казалось видели насквозь.

-- Это начало конца, - я скрестил руки на груди и прислонился спиной к холодной стене. Если бы по этой стене сейчас пробежало пламя и обожгло меня, я бы ни чуть не удивился.

-- Ты не поразишь меня, если скажешь, что мы переступили черту и время близится к концу света, - честно признался я Розе, намного честнее, чем мог признаться даже себе самому. - То, что мне довелось увидеть, не может произойти только так. Время развернулось вспять всего лишь для одного мрачного создания, значит ли это, что для всех других вот-вот пробьет последний час?

-- Только не для нас, - уверенно улыбнулась Роза, и от ее улыбки как будто стало теплее. - И не для моего подопечного. Он очень хочет жить, и он голоден. Ты не знаешь, чем можно накормить его?

Я очень надеялся на то, что это не случай химеры, нацелившейся закусить моей знакомой графиней. Во всяком случае, уже прошло довольно много времени, а существо на плече у Розы так и не попробовало запустить когти в ее плоть. Значит, без человеческого мяса вполне можно обойтись. Мысль утешительная.

-- Смотри, чтобы эта тварь ее не искусала, - повелительно шепнул я вернувшемуся Винсенту.

-- Я понял ...понял, - он едва смог вырвать у меня свою тощую сильную руку, в которую я нехотя запустил заострившиеся ногти. - Смотри не оцарапай никого сам.

-- Постараюсь, - пообещал я таким тоном, что Винсент предпочел попятиться.

"А как же крысы в подвалах твоего театра", молчаливо напомнил Винсент, его губы были плотно сомкнуты, а красивые, орехового оттенка глаза искрились вызовом. Глаза, которые теперь могли изменять свой цвет от карего, до золотистого и медового. Целая палитра всевозможных оттенков вокруг одних крошечных зрачков. Эта внутренняя, яркая, как фейерверк, радуга с лихвой искупала привычку наряжаться в черное. Винсент не был безликой безымянной тенью или незнакомцем, поджидающим жертву в темноте. Он был именно тем, неповторимым и бесконечно обаятельным Винсентом, у которого хватило смелости, чтобы последовать за мной через века.

И он был прав, к крысам в театральных подвалах я не испытывал никакой брезгливости, и к маленькой твари, цеплявшейся за длинные упругие локоны Розы, я тоже особого отвращения не испытывал, только опасался, что этот необычный питомец может, пусть даже и нечаянно причинить ей вред. Ведь когти у него довольно длинные и клыки не короче. А так, он даже немного симпатичнее, чем прочие мохнатые и крылатые жильцы в погребах. А разве статуи гоблинов и ифритов, протянувшиеся устрашающей шеренгой по крыше замка были более безобидными? И в конце концов разве не ко мне так часто прилетал личный ворон, располагавшейся то у меня на плече, то на спинке кресла, не у меня ли в лаборатории стоял тигель, вокруг которого ползала саламандра, а под воротами замка иногда бегал крупный волк, с которым мы давно свели дружбу.

-- Я совсем забыл про Генри и про серую голодную армию под театром, - подумал я вслух и вместо того, чтобы скинуть плащ, поплотнее запахнул его. - Я иду в Театр Теней.

-- Я с тобой, - Роза подхватила изящную бисерную сумочку, высыпала все ее содержимое на стоявшее рядом канапе и предложила гремлину забраться внутрь, что он быстро и охотно сделал.

Место, где раздаются звуки цимбал, ситаров и флейт, но не видно ни музыкантов, ни инструментов, манило ее. Сцена, где дают представление призраки, привлекала. Никакой фантазии в пьесах, никаких выдуманных сюжетов, духи повторяли лишь те события, которые когда-то имели место в жизни. Зато сам зрительный зал, не говоря уже о сцене и кулисах, выглядел фантастическим. Иллюзорная красота обстановки казалось вот-вот рассыплется в прах, оставив после себя лишь болезненно прекрасное, навязчивое воспоминание. То воспоминание, которое сладостной тоской ложиться на сердце человека, побывшего среди фей, заставляя все краски жизни блекнуть перед желанием вернуться назад.

-- Не хватает только название, - заметила Роза, остановившись возле кариатид, украшавших вход.

-- Название, должно быть, - кивнул я, а про себя добавил "чтобы Камиль не смог спутать это место с "Марионеттой"". На скрижали над створками дверей, будто выведенные чьей-то проворной рукой стали появляться слова. Витиеватые буквы обозначили название театра, вместо точки широким росчерком некто поставил закорючку, к который тут же стали прибавляться следующие завитки и в результате вокруг надписи образовалось подобие виньетки. Я критически оценил очередное свое творение и решил, что на сегодня оно вполне сгодиться, потом можно будет вернуться и оставить роспись поаккуратнее, а где-нибудь снизу присовокупить отпечаток когтей хозяина - неоспоримое доказательство того, что театром владею я.