Часть третья День победы

Восхождение На Эверест, пожалуй, более чем любое из человеческих предприятий, требует высокой степени самоотверженного товарищества. Отсутствие сплоченности не может быть компенсировано никаким, даже самым лучшим снаряжением или питанием.

Джон Хант

Первая глава. НОЧНОЙ ШТУРМ

4 мая. Передав в 16.45 сообщение об аварийной ситуации, Владимир Балыбердин и Эдуард Мысловский продолжали путь вниз. На первой же крутой стенке Эдуард, шедший первым в связке, ушёл метров на тридцать левее маршрута. Володя никак не мог спуститься с нижней страховкой по заснеженным скалам и решил оставить тяжёленный рюкзак, набитый камнями и прочими трофеями с Эвереста. (На следующее утро он искренне надеялся «сбегать» за ним. Ощущение расстояния и сложности пути стиралось).

18.45. Связались с базой и узнали, что к ним навстречу вышла двойка из пятого лагеря. Сообщение обрадовало и расслабило одновременно. Балыбердин прошел мимо собственных кошек, вместо того чтобы надеть их: «Очень не хотелось останавливаться и снимать меховые рукавицы на таком морозе. Одна из них была сильно порвана. Рука в ней мерзла, поэтому постоянно приходилось менять рукавицы. А о том, что через пару часов мы выйдем на скользкую черепицу, не думал. Пожалуй, соображал я тогда плохо».

Состояние Мысловского не лучше. Он еле шёл. Наступали сумерки. Вскоре у него кончился кислород. И без того черепаший темп спуска вовсе замедлился. Каждый метр преодолевали усилием воли. Пустой баллон выбросили в кулуар Бонингтона. Немного погрохотав, он улетел в бездну. Этот звук слышала двойка, идущая на помощь из пятого лагеря.

После получения сообщения о вероятности «холодной ночевки» Балыбердина и Мысловского на высоте 8800 в пятом лагере начали готовиться к выходу. Вопроса идти или не идти не стояло. Конечно, идти. Было ясно, что пойдет двойка, поскольку кто-то должен оставаться на подстраховке на 8500. Ясно и другое. Эти двое почти наверняка лишатся шанса выйти на штурм Эвереста, израсходовав силы и кислород. Но что такое вершина, даже самая главная для альпиниста, если в опасности человеческая жизнь.

Сергей Ефимов начал одеваться. Бершов и Туркевич настаивали, что вверх идти надо им. Они давно ходят в одной связке, оба специалисты по скальным участкам и, следовательно, смогут двигаться быстрее. Их аргументы убеждали, особенно последний. Они действительно смогут быстрее добраться до передовой двойки и оказать столь необходимую им теперь помощь.

Бершов и Туркевич начали собираться, не успев полностью раздеться после дневного перехода в пятый лагерь. Иванов связался с базой и попросил к рации врача экспедиции: «Свет, вот мы берем наверх для них возбуждающее – центедрин, чтобы ночью шли. Правильно мы делаем?» Орловский подробно проконсультировал, что надо брать из аптечки для Балыбердина и Мысловского.

Бершов и Туркевич надели все теплые вещи, чтобы быть готовыми пробыть наверху всю ночь и даже, если придется, переночевать без спальников и палатки. Взяли «карманное питание»[29] (изюм, инжир, орешки), фляги с горячим компотом, кошки для Мысловского, маску и редуктор для Балыбердина, медикаменты. Каждый положил в рюкзак по три кислородных баллона: по одному для застрявших на немыслимой высоте товарищей; по два... для себя. Они всё же надеялись использовать свой последний шанс, если Мысловский и Балыбердин смогут самостоятельно продолжить спуск.

В базовый лагерь о варианте ночного восхождения решили не сообщать, чтобы не накалять и без того накаленные страсти. Если возможности выйти на штурм Эвереста не представится, они оставят баллоны там, где встретят передовую двойку. Кислородом тогда смогут воспользоваться следующие за ними Иванов и Ефимов. Надо было предусмотреть все возможные варианты.

В шесть вечера Бершов и Туркевич покинули уютную и теплую палатку. Ефимов в последний момент успел сунуть им фонарь. Они быстро исчезли из поля зрения. На небе полная луна. Ветра почти нет. Погода на сей раз смилостивилась. Есть ещё немного светлого времени и его надо максимально использовать. Из нагрудного кармана ветрозащитной куртки Туркевича торчала антенна радиопередатчика, включенного на прием, чтобы постоянно слушать находящихся наверху товарищей.

Михаил Туркевич самый молодой в экспедиции. Уже здесь, в Гималаях, в день официального открытия базового лагеря ему исполнилось 29 лет. Он родился в небольшом селе на Украине в тот самый год, когда Эдмунд Хиллари и Тенцинг Норгей впервые взошли на вершину Эвереста.

Стаж занятий альпинизмом – десять лет. Неопытным новичком пришёл он в клуб «Донбасс», но уже вскоре отлично проявил себя в горах. Там же в клубе встретил симпатичную девушку Светлану, ставшую его женой.

Михаил увлекается скалолазанием и известен тем, что быстро и уверенно проходит сложнейшие скальные маршруты. Не зря друзья говорят: «Он не ходит по горам, он по ним бегает». Многократный чемпион Советского Союза и международных соревнований по скалолазанию.

Высотным альпинизмом начал заниматься сравнительно недавно. Но и здесь добился значительных успехов (четыре раза поднимался на семитысячники страны), о чем говорит его включение в гималайскую сборную. Работает инструктором в родном клубе «Донбасс» и подготовил достаточно много сильных альпинистов. Кстати, он нисколько не сомневается, что его сыновья Миша (6 лет) и Дима (3 года) рано или поздно окажутся среди его воспитанников.

В отличие от Туркевича, весельчака и балагура, его напарник по связке Сергей Бершов застенчив и немногословен. Ему 34 года. Из них двадцать посвятил любимому альпинизму. Впрочем, его спортивная биография начиналась с биатлона, где он неплохо проявил себя и вскоре вошел в состав сборной украинского спортивного общества «Авангард». Затем неожиданно для многих бросил биатлон и увлекся скалолазанием.

Упорные тренировки позволили ему стать со временем одним из сильнейших скалолазов страны. Многократный чемпион и призер первенств Советского Союза, победитель многих международных соревнований на скалах. Известен также как альпинист-высотник. Трижды поднимался на семитысячники страны.

Бершов неоднократно выезжал за рубеж, где преодолевал сложнейшие скальные маршруты. Прошел знаменитую стену Эль-Капитан в Альпах, побывал в Каскадных горах Северной Америки. Вместе с покорителем западного гребня Эвереста американцем Уильямом Ансольдом прошел стену Гидов, Кафедральный собор и ряд других маршрутов в популярном альпинистском районе США Гранд-Тетоне.

Его первая жена погибла во время восхождения в горах Кавказа. Вторая – Татьяна, также занимается альпинизмом. У Бершова двое детей – сын Олег и дочка Марина. Работает маляром-высотником и учится в Киевском заочном институте физической культуры, собираясь в дальнейшем стать тренером по альпинизму.

Поставив расход кислорода на два литра в минуту, Бершов и Туркевич быстро и мощно продвигались вперёд. Вышли на крутой осыпной склон, ведущий к Западному гребню. Взяли слишком высокий темп, дыхание начало сбиваться. Пришлось остановиться, чтобы немного отдышаться. Снова вверх, теперь чуть медленнее, стараясь найти оптимальный ритм движения.

19.00. Начался сеанс связи. Бершов и Туркевич хорошо слышали базу и передовую двойку. Переговаривались на ходу, ни на минуту не прекращая движения. Быстрее, быстрее вверх. Тем более несколько минут назад они слышали, как с грохотом по кулуару Бонингтона пролетел пустой баллон. Значит, кислород у Мысловского кончился. И без того медленный спуск наверняка замедлился, а может быть, и вовсе прекратился. Надо торопиться.

Наконец вышли за Западный гребень. Подступали сумерки. Ветра по-прежнему почти не было. С юга и со стороны Тибета надвигалась густая пелена облаков. Сверху сообщили, что их видят. Рация продолжала работать постоянно на приеме. От мороза садился аккумулятор. Связь могла прекратиться в любую минуту.

20.00. Бершов и Туркевич преодолели пояс рыжих скал. Подошли к основанию крутого скального взлета. У его основания неожиданно наткнулись на остатки палатки. Потом увидели тонкие красные верёвки, провешенные кем-то на скалах. (Начиная с Западного гребня путь советских альпинистов совпадал с маршрутами некоторых предыдущих экспедиций). Около верёвок заметили следы первой штурмовой двойки – значит, идут верно.

Стемнело. Начался снегопад. Правда, луна время от времени проглядывала сквозь облака, заливая все вокруг холодным серебряным светом. Горный рельеф приобрел совершенно иной вид. Стало трудно ориентироваться, правильно определять расстояния. Искрящиеся в лунном свете Нупцзе и Лхоцзе казались совсем рядом. Теневая сторона гребня, по которому они шли, выглядела абсолютно черной и бесконечной. Только бы не проскочить терпящую бедствие двойку: возможно Балыбердин и Мысловский спускаются по противоположной стороне гребня.

Конденсат, что выбрасывался из клапанов кислородных масок, покрыл сплошной коркой льда ветрозащитные куртки. При каждом движении они потрескивали и, казалось, вот-вот рассыпятся на ледяные кусочки. По расчетам Бершова и Туркевича до вершины оставалось недалеко. Неужели за шесть часов спуска Балыбердин и Мысловский прошли так мало? Сняли маски и закричали – никто не отозвался.

21.30. Пройдя ещё немного, Сергей поднялся на вершину гребня и снова крикнул. Ему тут же ответили с другой стороны, с той, что освещалась луной. Наконец через три часа подъёма Бершов и Туркевич услышали голоса Балыбердина и Мысловского. Метров на двадцать ниже на фоне голубоватого снега чернели их фигуры. Один стоял, опираясь руками на камни. Другой сидел под огромной скальной глыбой.

Быстро спустились вниз по склону гребня. Эдуард Мысловский (это он сидел под скалой) поднялся навстречу товарищам... и сразу сел.

– Как вы? – спросил Туркевич.

– Нормально, – ответил Мысловский.

– Очень холодно... тяжело... – добавил Балыбердин.

Они с трудом выговаривали слова, делая длинные паузы, чтобы отдышаться. Силы совсем оставили их. Больше всего они нуждались сейчас в спасительном кислороде. Надели на них маски, подключили баллоны. Через несколько минут Мысловский и Балыбердин пришли в себя и смогли нормально разговаривать. Попили ещё теплого компота, пожевали инжира и орешков, проглотили тонизирующие таблетки, которые предусмотрительный Орловский посоветовал взять из аптечки пятого лагеря.

В котомке, что заменяла Мысловскому рюкзак, оказались заветные камни с вершины Эвереста (даже в этой ситуации он не расставался с ними). Балыбердин уверял, что, отдохнув немного, сходит за оставленными под вершиной рюкзаком и кошками. Кошки, которые принесли им из пятого лагеря, надевать категорически отказались, объясняя, что их лишь одна пара.

Подышав кислородом и немного подкрепившись, Балыбердин и Мысловский явно приободрились, повеселели, почувствовали себя вполне «на уровне».

– Подумайте, ребята, сможете пока спускаться сами? – спросил Бершов.

– Давайте, – ответил Балыбердин, поняв, что стоит за этим вопросом, и добавил, – до вершины часа три-четыре ходу.

В это трудно поверить. По расчетам Бершова и Туркевича встреча с первой штурмовой двойкой произошла где-то на 8750. Скорее всего у Балыбердина при его бескислородном пайке сместились понятия времени и пространства.

21.35. В базовом лагере, который уже несколько часов был в полном неведении относительно того, что происходит наверху, раздался голос Туркевича:

– Евгений Игоревич, мы дали им кислорода и накормили. До вершины полтора-два часа ходу…

– База! База! Я – группа один. В моей рации кончается питание... Отвечайте быстро. Ребята хотят идти на вершину. Мы чувствуем себя нормально, спустимся самостоятельно. Можно им идти?.. – добавил Балыбердин.

– Нет! – категорически перебил его Тамм.

– Почему нет? Сейчас луна светит и ветер стих. Мы быстро догоним ребят, – закричал Бершов, выхватив рацию у Балыбердина.

В этот момент по закону подлости село питание. Ответа руководителя экспедиции они не услышали. Евгений Тамм, который все последние часы не мог оторвать глаз от далекого предвершинного гребня, судорожно размышлял:

– Действительно, почему нет? Надо подумать, но все время мешает, просто давит мысль, что связь опять может прекратиться... Допустим, они спускаются в пятый лагерь, а там ещё двое. Шесть человек в маленькой палатке. Двое из них предельно уставшие и беспомощные. Это не отдых, перед тем как одним продолжать долгий спуск, а другим идти на штурм. А кислород! Хватит ли его? К счастью, рация у Балыбердина ещё работала, и из неё донесся вопрос Тамма:

– Сколько у вас кислорода?

– По триста атмосфер на каждого, – тут же ответил Бершов.

– Хорошо... Идите... – после некоторой паузы послышалось из эфира.

Разрешение базы на ночной штурм Эвереста получено. Но последнее слово за Балыбердиным и Мысловским – таковы законы альпинизма. Выходя на помощь, Бершов и Туркевич прекрасно понимали, что от них во многом зависела судьба товарищей. Теперь их собственная спортивная судьба находилась в руках тех, кому они вовремя пришли на помощь.

Балыбердин и Мысловский уверяли, что чувствуют себя нормально и смогут понемногу идти вниз. Они не могли не понимать, что придется нелегко, но лишать Бершова и Туркевича их последнего шанса покорить вершину, до которой оставалось всего ничего, не могли.

21.40. Бершов и Туркевич пошли вверх. За время вынужденной стоянки пальцы рук и ног окоченели – приходилось разогревать их на ходу. Вскоре увидели на снегу кошки Балыбердина, чуть дальше, за предвершинной скалой – его рюкзак. Преодолели сложный скальный участок. Вышли на острый гребень, показалась зазубрина южной вершины Эвереста. Начался снежный взлет. Поставив расход кислорода на максимум – четыре литра в минуту – в хорошем темпе друг за другом они устремились к уже близкой цели.

22.25. Вершина. Михаил Туркевич стал 114-м покорителем Эвереста, Сергей Бершов – 115-м. Сняли обледеневшие варежки и пожали друг другу руки. На более бурные эмоции не хватало сил. Взглянули на часы – подъём от места встречи с первой штурмовой двойкой занял всего сорок пять минут.

Заветная, голубоватая в лунном свете вершина похрустывала под ногами. Временами восходителей накрывали снежные облака, и они оказывались в кромешной мгле. Прикрепили к концу дюралевой треноги вымпелы со значками. Туркевич привязал свой пустой баллон к оставленному первой двойкой. Сняли маски, чтобы вздохнуть воздух на самой макушке планеты.

Попробовали сообщить о своей победе руководству экспедиции. База не ответила. Видно снова село питание. Уже после спуска радист экспедиции Юрий Кононов расскажет, что внизу услышали только «База! База!» и больше ни слова. Все надеялись, что они снова выйдут в эфир и всю ночь не ложились спать, боясь пропустить вести сверху. Но рация продолжала угрюмо молчать... до самого утра. До самого утра в базовом и пятом лагерях не было известно, что происходит наверху.

Бершов и Туркевич попытались снять друг друга на фоне ночных Гималаев. Но хваленый «Ролей», что дал им в базовом лагере кинооператор экспедиции, безнадежно замерз. Зато куда менее известная советская «Смена» щелкала как ни в чем не бывало. Вот только её футляр из кожзаменителя на сорокаградусном морозе от первого прикосновения рассыпался на мелкие кусочки.

Они настолько привыкли к темноте, что, когда из-за облаков выглядывала луна, им казалось, что света более чем достаточно для съемки. Уже после возвращения в Москву отснятая пленка была отдана в специализированный научно-исследовательский институт для проявления. Но даже специалистам не удалось спасти ни одного кадра.

22.55. Бершов и Туркевич, пробыв всего полчаса на вершине, пошли вниз. Надо торопиться к оставшимся внизу товарищам. Погода начинала портиться. Взяли на память по горсти камешков. Ещё ниже подобрали кошки Балыбердина, которые пригодятся при спуске. Выпавший снег сделает опасными и труднопроходимыми наклонные плиты, что предстоит преодолеть на пути к пятому лагерю.

К «черепичной лестнице» как раз в это время подходили Балыбердин и Мысловский. С кислородом им стало идти намного легче, но спуск продолжался по-прежнему слишком медленно. После обильного снегопада все вокруг выглядело незнакомым. Отойдя немного влево от основного пути, решили дождаться товарищей. Спускаться по отполированным ветрами и припорошенным снегом наклонным плитам без кошек очень рискованно.

Мысловский остановился и сел.

«Время остановилось, – запишет он позже в дневнике. – Мыслей не было. Какое-то оцепенение охватило меня. Так, наверное, переходят в состояние зимней спячки медведи».

«У меня в кармане уже не осталось этих чудесных таблеток (их дал мне при встрече Бершов), которые из ничего дают силы измотанному организму. Однако так и не дождался взрыва активности, хотя съел весь запас! Чудес не бывает. Загнанную лошадь не поднимет ни кнут, ни овес, ни ветеринар».

Это из дневника Балыбердина.

Всё же он чувствовал себя лучше напарника. Усилием воли Володя заставил себя пройти немного вперёд, чтобы посмотреть дальнейший путь. В этот момент их заметили возвращавшиеся с вершины Бершов и Туркевич.

В лунном свете было отчетливо видно, что один сидит, а второй двигается, как им показалось сверху, в сторону пропасти. «Стойте на месте! Ждите нас!» – сорвав маску, что было сил закричал Бершов. Двигающаяся фигурка остановилась.

23.55. Бершов и Туркевич догнали Балыбердина и Мысловского. Заканчивалось 4 мая – самый длинный и напряженный день в жизни экспедиции. Начинался день новый. Продолжался изнурительный спуск четверки победителей Эвереста в пятый лагерь.

5 мая. Шли очень медленно, подыскивая более или менее ровное место, чтобы надеть кошки Эдику и Володе. И без того измученным им приходилось затрачивать дополнительные силы, чтобы не поскользнуться на скользких, как лед, плитах.

На этом сложном отрезке четверка спускалась так. Бершов уходил вперёд, пока не натягивалась 45-метровая верёвка, связывающая его с Туркевичем. Пристегнувшись к верёвке и держась за неё, шли вниз Мысловский и Балыбердин.

Потом все вместе они принимали с нижней страховкой Туркевича. И всё повторялось сначала. Много часов подряд. Эдик всё время скользил и зависал на верёвке. Поднимался ветер. Мороз усиливался. Луна закатывалась за горизонт.

Неожиданно Мысловский сел на плиту, свесив ноги над пропастью: «Всё. Здесь хорошо. Я больше не пойду». Посмотрели на манометр. Так и есть – кончился кислород. Такая реакция вполне объяснима.

Бершов отдал ему свой баллон и вскоре почувствовал, что значит остаться без живительного газа на подобной высоте: «Мерзнут руки, ноги, лицо, глаза (даже не подозревал, что такое возможно). Ненужную теперь маску я снял – тут же стало прихватывать нос, смерзлись ресницы. Иду уже не так бодро. Заторможенность в движениях, в мыслях».

С трудом уговорили Эдика продолжить путь. Он сердится, уверен, что в задержке виноват Балыбердин, не понимая, что тот идет следом и страхует его. Типичные симптомы горной болезни. Хотя он вновь дышит кислородом, организм не в состоянии полностью восстановиться на такой высоте.

Наконец дошли до более или менее ровного места. Сняв рукавицы, Туркевич начал надевать Мысловскому и Балыбердину кошки. Руки приходилось отогревать каждую минуту: пальцы мгновенно прилипали к металлу. «Переодевание» заняло ещё полчаса столь ценного теперь времени.

В четыре утра луна окончательно скрылась за горизонтом. Все погрузилось в кромешную тьму. Идущий впереди Туркевич подсвечивал путь фонариком. Спускаться стало невыносимо трудно. Но они упрямо почти на ощупь (батарейка фонарика от мороза постепенно садилась) продолжали путь к спасительному пятому лагерю, где с тревогой и нетерпением ждали их Иванов и Ефимов.

...Оставшись без рации после ухода из лагеря Бершова и Туркевича, они не знали, что происходит наверху. Оставалось только ждать. Изредка Сергей Ефимов высовывался из палатки, прислушивался и кричал. Неизвестность не давала покоя. Оделись, прошли несколько сот метров. За Западным гребнем не видно последнего отрезка пути к вершине. Дальше идти без кислорода нет смысла, а тратить его нельзя.

Четверки не видно и не слышно. Больше всего их беспокоило, что возвращающиеся с вершины восходители могут проскочить место схода с гребня к пятому лагерю. Тогда все может кончиться очень плохо. Иванов и Ефимов снова и снова кричали в надежде, что это поможет сориентироваться их товарищам. В ответ ни звука. Вернулись в палатку. Разожгли примус, сварили овсяную кашу. Добавили в неё красной икры (соли не было) и, не торопясь съели это весьма своеобразное блюдо. Почти мгновенно наступил рассвет, залив все вокруг зеленовато-голубоватым светом. Настроение улучшилось. Даже сил вроде бы прибавилось.Начали готовиться к выходу из лагеря. Было пять тридцать утра, когда они неожиданно для себя услышали голоса. Первым в палатку ввалился Бершов.

– Живы?

– Живы.

– Были?

– Были.

За ним появился Туркевич. Вчетвером помогли забраться в палатку Мысловскому и Балыбердину. Почти сутки проходили они в связке по Эвересту – восемь часов к вершине, пятнадцать – к лагерю V. Это был долгий и бесконечно трудный путь. Пожалуй, самый трудный в их спортивной жизни.

Вот, что напишет позже в своем дневнике Владимир Балыбердин. Напишет откровенно, не боясь в какой-то степени принизить цену своей победы над Эверестом:

«Не знаю, сколько ещё времени я мог бы продержаться. Когда у меня кончился кислород (тот, что принесли Бершов и Туркевич. – Д.М.), я отдыхал через каждые несколько метров. Не было ощущения, что вот-вот кончатся силы. Они давно уже кончились. Организм вошел в режим какого-то безразличного состояния, когда непонятно, то ли он будет работать бесконечно, как вечный двигатель, без притока внешней энергии, то ли внезапно откажет в совершенно непредвиденный момент. Казалось, что в палатку я вполз на самом последнем пределе. Но где этот последний предел? И что после него? Пожалуй, никогда за свою альпинистскую жизнь я не был так близок к концу. И до сих пор не могу толком понять, в чем причина, где ошибка...»

Наконец вся четверка оказалась в тепле палатки, где есть еда, есть питьё. Где можно отдыхать, не двигаясь и не боясь замерзнуть. Иванов и Ефимов помогли раздеться Балыбердину и Мысловскому. У Эдика почернели фаланги пальцев на руках и ногах. Состояние Володи намного лучше. Хотя пальцы онемели, их цвет нормальный – значит, через несколько дней они полностью восстановятся.

В тепле палатки рация отогрелась и «ожила», сообщили на Базу об успешном ночном штурме Эвереста. Попросили на связь Света Орловского, нужен был его квалифицированный совет. В пятом лагере, как, впрочем, и в остальных, находилось все необходимое для оказания первой помощи при обморожениях и травмах. По рекомендации доктора Бершов отобрал нужные таблетки, сделал Мысловскому сосудорасширяющие уколы. Ребята постепенно приходили в себя и вскоре задремали.

Шестерым в палатке слишком тесно. Выбравшись наружу, Иванов и Ефимов долго провозились, пытаясь надеть на морозе кошки. Ничего не получилось, снова забрались в палатку. За двадцать минут изменились до неузнаваемости: лица покрылись инеем, насквозь промерзла одежда. В тепле им удалось наконец привязать непокорные кошки к ботинкам.

В 6.30 Валентин Иванов и Сергей Ефимов, взяв по два неприкосновенных баллона (этого хватит при расходе два литра кислорода в минуту примерно на десять часов работы), вышли из лагеря V.

Валентин Иванов. 40 лет. Капитан Гималайской сборной. «Снежный барс». Одиннадцать раз поднимался на семитысячники Советского Союза, из них – семь раз руководителем, четыре раза по маршрутам высшей категории трудности. Пять маршрутов – первопрохождение. Проходил сложнейшие скальные маршруты во Французских Альпах, покорил самый северный шеститысячник планеты Мак-Кинли (6193м) на Аляске.

Словом, Валентин – один из самых именитых советских восходителей. Впрочем, его путь в большой спорт поначалу не был усеян лаврами. В детстве пытался серьёзно заниматься плаванием и бегом, но его, по его же чистосердечному признанию, «отовсюду с треском выгоняли и советовали попробовать себя разве что в шашках или шахматах».

Поступив в Московское высшее техническое училище имени Н.Э. Баумана, вместе с сокурсниками записался в секцию альпинизма. «О больших достижениях я тогда и не мечтал. Просто хотел хотя бы раз побывать в настоящих горах», – вспоминает Иванов.

Там Валентин познакомился со своей будущей женой Татьяной (Она теперь тоже опытный и известный восходитель. Неоднократно бывала на памирских семитысячниках, но до звания «Снежного барса» ей не хватает тяньшанского пика Победы). Их дочери Ирина (15 лет) и Светлана (8 лет), хотя и любят горы (родители всегда берут их с собой), всё же предпочитают заниматься плаванием и хореографией.

Валентин Иванов возглавляет один из секторов Института высоких температур Академии наук СССР. В свободное от работы время любит повозиться с дочками и придумать очередное «усовершенствование» в квартире. «Хозяйственный, покоя никому не дает», – говорит о домашнем рационализаторстве мужа Татьяна.

Сергей Ефимов родился в 1944 году в Свердловске. В школе увлекался разными видами спорта – бегал на лыжах и коньках, играл в футбол и баскетбол. Поступив в Уральский политехнический институт, пришёл как-то в секцию альпинизма. С тех пор большая часть его свободного времени связана с горами. Сначала занимался скалолазанием, потом увлекся высотным альпинизмом.

Неоднократный чемпион страны. Шесть раз поднимался на семитысячники Советского Союза. Побывал на вершинах знаменитых Мак-Кинли и Монблана.

Вот как объясняет успехи Сергея его первый тренер: «Он обладает удивительным хладнокровием. Прибавьте к этому решимость, умение добиваться своего, но не очертя голову, а с расчетом, со скидкой на погоду, с думой о безопасности продвижения по трудному пути».

Сергей – специалист на все руки. Разработал технологию пошива пуховых жилетов для гималайской экспедиции. Участвовал в создании новой конструкции кошек, ледовых крючьев, «автоклавов», которые вдвое экономят топливо.

«Организованный, отзывчивый, честный, веселый, коммуникабельный», – так характеризуют его психологи, принимавшие участие в подготовке экспедиции. Недаром Сергей – всеобщий любимец. Он отлично рисует, играет на гитаре и неплохо поет, хорошо фотографирует и ведет подробные дневники своих восхождений.

После окончания института Ефимов остался там же работать. Он занимается научной работой на кафедре экспериментальной физики. Жена и дочка, хотя и не разделяют его любви к горам, но, по словам Сергея, «уже давно поняли, что ничего тут не поделаешь, и смирились».

Иванов и Ефимов шли к вершине довольно медленно: то у одного, то у другого соскакивали кошки. Они часто останавливались, чтобы помочь друг другу надеть их. «Надо же! Сколько лет готовились к этому дню, сколько раз подгоняли, прилаживали, продумывали, пробовали снаряжение, а тут на тебе! Создается впечатление, что мы больше сидим, чем идем», – запишет в дневнике Валентин Иванов.

Когда вышли на гребень, начали встречаться следы прошлых экспедиций: югославский красный репшнур, навешанный на скальной станке; желтый баллон, оставленный, вероятно, в прошлом году японскими восходителями (из-за позднего вечера они отступили, не дойдя до цели всего сто метров по вертикали).

Позже наткнулись на рюкзак Балыбердина. Ефимов с трудом оторвал его от земли. В нём лежала кинокамера «Красногорск», японская рация и редуктор, несколько килограммов камней из-под вершины. Трофеи Балыбердина (кроме экспедиционной кинокамеры) оставили в рюкзаке, решив забрать кое-что из них на обратном пути.

Вскоре Иванов и Ефимов оказались на уровне Южной вершины Эвереста. Главная вершина, скрытая облаками, была где-то совсем рядом. Неторопливо, но уверенно шли они последние десятки метров. Лишь однажды остановились, когда у Иванова кончился кислородный баллон. Заменив его, продолжили путь к заветной цели. В 13.20 они достигли её.

– База, база. Я – вершина. Как слышишь? Приём, – послышался в базовом лагере голос Иванова.

– База слушает, база слушает. Валя, где находитесь? – не расслышав, как следует, переспросил Тамм.

– Мы на вершине! – ответил Иванов.

– Поздравляю вас, поздравляю, – донеслось снизу.

Первым делом решили отснять панораму, пока её не занавесили облака. Промерзшая насквозь кинокамера не работала. Решили проконсультироваться с оператором Дмитрием Коваленко:

– Дима, давай команду, что делать с камерой. Она не крутится…

– Ребята, дорогие, поздравляю, – послышалось в ответ, – спрячьте камеру под пуховку на 10–15 минут, и она должна заработать.

Ефимов засунул «Красногорск» по пуховку. Вскоре она действительно заработала. Сергей начал снимать панораму. Иванов заметил, что счетчик кадров не работает. Открыли камеру. Кассета, которую начал отснимать ещё Балыбердин, кончилась. Попытались зарядить новую. Без навыка на морозе это сделать очень сложно. Легкий нажим, неосторожное движение – пленка ломается. Одну кассету угробили окончательно. Осталась последняя. Кое-как заправили пленку.

Уверенности, что все сделано так, как надо, нет. Все же решили попробовать. Камеру на сей раз взял Иванов: «Отхожу на край вершины, даю наезд на лагерь американской экспедиции, расположенной внизу на леднике Ронгбук, потом перевожу камеру на Ефимова, крепящего к треноге вымпел Уральского политехнического института. От него – вниз, на окружающие горы. Я очень рад своей находке. Это лучшее, что мне удалось снять в жизни. Но Сережа открывает камеру, а там «салат» – клубок перепутанной пленки. Обидно до слез. Но сделать ничего больше нельзя. Пленка кончилась. Теперь в ход пошли фотоаппараты».

Фотоаппаратами удалось снять изумительную по красоте панораму Гималаев. По просьбе офицера связи в очередной раз подробно описали все, что видят на вершине и вокруг. На леднике Ронгбук виднелись две маленькие точки, приближающиеся к американскому лагерю. (Одновременно с советской экспедицией Эверест штурмовали с севера ещё две – американская и английская. Из-за плохой погоды, потеряв несколько человек, обе экспедиции, спустя несколько дней, отказались от штурма).

На вершине Иванов и Ефимов пробыли час сорок минут. Незадолго до ухода в эфир ворвался корреспондент ТАСС Юрий Родионов:

– Ребята! Если можете, скажите пару слов для печати о том, что вы чувствуете, взойдя на вершину. Для советских читателей.

Валентин Иванов, капитан гималайской сборной, не задумываясь, произнес значительно больше «пары слов» с вершины планеты:

– С этой самой высокой трибуны мира мы хотели бы поздравить весь коллектив нашей экспедиции с большим успехом, с огромнейшей проделанной работой. Титанический труд! Такие маршруты, в общем-то, ходятся нечасто и под силу только действительно хорошему коллективу. Я хотел бы поздравить альпинистов всей страны, которые долго ждали этого успеха в Гималаях. Я хотел бы поздравить всех радиослушателей и читателей, всех наших многочисленных помощников на всех этапах подготовки этого огромнейшего мероприятия. Всем ещё раз огромное спасибо! Ещё раз хочу подчеркнуть, что это восхождение мы посвятили 60-летию образования нашего государства – Союза Советских Социалистических Республик!

Несколько часов спустя эти слова долетели до Москвы. Они не успели ещё прозвучать в эфире и появиться на страницах газет, но их уже знали. Ими гордились те, кто был особенно близок к экспедиционным делам, кто вкладывал душу и силы в подготовку гималайской экспедиции.

Эти слова вобрали в себя многое, подытоживая тот огромный путь, что пройден советским альпинизмом. И усилия выдающихся организаторов горного спорта, учителей целых поколений наших восходителей. И блестящие победы лучших альпинистов страны на труднейших маршрутах, поражающих воображение пиков. Все те шаги, что вели к вершине планеты.

Вторая глава Они были первыми

В конце августа 1923 года навечно заснеженную вершину кавказского красавца Казбека (5043 м) поднялись восемнадцать восходителей (среди них пять женщин), в начале сентября – ещё восемь. Двадцать шесть человек на одной вершине в течение недели – такого массового восхождения ещё не бывало. Не случайно 1923 год стал считаться датой рождения советского альпинизма.

Спустя несколько лет было создано Общество пролетарского туризма и экскурсий, при котором организовалась центральная горная секция. Её возглавил бывший революционер-подпольщик В. Семеновский. Во время эмиграции в Швейцарии он увлекся альпинизмом и работал некоторое время как профессиональный гид, часто совершая восхождения в том числе по сложным маршрутам. Вернувшись на родину после победы Октябрьской революции, В. Семеновский стал активным пропагандистом горовосхождений.

С созданием центральной горной секции альпинизм получил официальное признание, хотя в те сложные для молодого советского государства годы он развивался медленно и трудно. Проблем возникало множество: не хватало ни средств для создания высокогорных приютов, ни опытных инструкторов, ни специального снаряжения, ни учебных пособий.

Мало–помалу дело налаживалось. Все тот же неутомимый Семеновский организовал первый учебный поход на Кавказе для подготовки инструкторов альпинизма, получивший весьма своеобразное название «Рабфак во льдах». Он же издал книги «Горный туризм», а затем и «Альпинизм» надолго ставшими главным учебным пособием советских горовосходителей.

И всё же опыт советских альпинистов пока ограничивался пятитысячниками Кавказа, в то время как их зарубежные коллеги уже покоряли семитысячники и готовились к штурму гималайских исполинов, превышающих восьмикилометровую высоту. Впрочем, этот разрыв в достижениях неумолимо сокращался.

Опыт, накопленный в кавказских восхождениях, не пропал даром. Советские альпинисты обретали уверенность в своих силах, объектами их интереса становились более высокие и более сложные вершины Памира, Тянь-Шаня. Эти окраинные, труднодоступные районы страны были тогда практически не исследованы, и альпинисты приняли участие в ряде научных экспедиций, организованных в конце двадцатых годов для изучения и составления подробных карт Памира и Тянь-Шаня.

Первая памирская экспедиция, проведенная по инициативе Академии наук СССР и возглавлявшаяся академиком Н. Горбуновым, состоялась в 1928 году. В её состав вошли такие известные советские ученые, как профессор Н. Корженевский, будущий академик-геолог Д. Щербаков, астроном И. Беляев и многие другие авторитетные специалисты разных областей знаний.

Альпинистской группой руководил О. Шмидт, будущий знаменитый полярник. Восходители сыграли немалую роль в успешном завершении комплексной экспедиции, оказав неоценимую помощь, прежде всего геологам и топографам. К тому же им впервые удалось подняться на вершины до 6000 метров. На следующий год изучение Памира было продолжено и снова с участием альпинистов.

На сей раз экспедицией руководил опытный альпинист Н. Крыленко. (Горовосхождениями он увлекся в Швейцарии, где долгие годы жил в эмиграции. Вернувшись на родину, стал одним из организаторов советского горного туризма и альпинизма. Позднее, будучи генеральным прокурором и членом правительства республики, каждый отпуск проводил в горах). Он же возглавлял и группу восходителей экспедиции, попытавшихся штурмовать семитысячник – пик Ленина.

Первая попытка закончилась неудачей. Несколько дней спустя снова решили выйти на штурм. Один за другим на разных высотах от Крыленко отстали три его спутника. Он продолжал подъём один, часто останавливался, чтобы подвязать кошки, плохо державшиеся на... валенках. Приходилось рубить много ступенек. Налетел шквалистый ветер, стало очень холодно.

К пяти часам дня Николай Крыленко достиг высоты 6850 метров. У него не было ни спального мешка, ни палатки, а теплый армейский (как его в шутку называли «высотный») полушубок он бросил по дороге. До цели оставалось меньше трехсот метров, но, как позже запишет в своем дневнике восходитель, «благоразумие взяло верх», и он повернул назад. Хотя вершина осталась непокоренной, впервые советские альпинисты вплотную приблизились к семикилометровой высоте.

В том же 1929 году началось альпинистское освоение Тянь-Шаня. Первая экспедиция украинских спортсменов изучала непосредственные подступы к неприступному с виду Хан-Тенгри. Одновременно в том же районе находились московские альпинисты. Молодые восходители из Казахстана попытались штурмовать пик Комсомола (4376 м) в Северном Тянь-Шане, но из-за недостатка опыта и плохой погоды вынуждены были отступить.

Все же самой заветной вершиной оставался остроконечный Хан-Тенгри (6995 м), считавшийся в то время высочайшей горой всего Тянь-Шаня. Кстати, многие авторитетные зарубежные альпинисты того времени полагали, что покорение грозного северного пика дело абсолютно бесперспективное. Тем не менее в 1931 году на штурм Хан-Тенгри отправилась экспедиция украинских восходителей под руководством М. Погребецкого.

После нескольких дней тяжёлой работы на крутых заснеженных склонах Хан-Тенгри стало ясно, что силы для дальнейшего подъёма остались лишь у троих – М. Погребецкого, Ф. Зауберера и Б. Тюрина. Остальные ушли в базовый лагерь, тройка продолжала движение к вершине. Ночевали на высоте 6040 метров. Ночь прошла неспокойно. Пришлось переставлять палатку: совсем рядом падали то ли камни, то ли глыбы льда.

На очередном бивуаке палатку вовсе установить не удалось. На расстеленном брезенте разложили спальные мешки и привязали их к крючьям. На следующий день продолжили подъём. Все увеличивающаяся высота и накапливающаяся усталость делали восходителей вялыми и медлительными. Неожиданная пурга заставила отсиживаться, накрывшись палаткой и привязавшись к крючьям.

Они продолжали упрямо идти наверх. Вечером чуть было не случилось несчастье. Сорвался Зауберер и сдернул верёвкой Погребецкого. Тюрину с трудом удалось удержать обоих. Приближалась ночь, но они продолжали идти. Вершина! Победный крик Тюрина прибавил всем сил. Альпинисты поднялись на скальный гребешок и... остановились как вкопанные. Вершина маячила выше. До неё оставалось совсем немного, но сил больше не было.

Забили крючья в скальные выступы, привязали к ним спальные мешки. Ещё одна ночевка на большой высоте и немыслимом холоде. Наступили шестые сутки изнурительного подъёма. Последний бросок к цели. Остававшиеся метры до вершины восходители буквально ползли. Наконец непобедимый Хан-Тенгри сдался. Это была большая победа советского альпинизма.

Теперь на повестку дня встала задача покорения семитысячников. Так случилось, что советские альпинисты-высотники сразу же предприняли штурм высочайшей вершины страны. В 1932 году удалось наконец разгадать загадку «узла Гармо» на Памире.

Ещё в 1928 году была обнаружена вершина высотой 7495 метров, но тогда её ошибочно отождествили с легендарным пиком Гармо, решив, что прежние оценки его высоты занижены. Лишь поздней осенью 1932 года обнаружили, что действительный пик Гармо – другая вершина, ниже 7000, и в шестнадцати километрах от «пика 7495».

Так нежданно-негаданно была открыта высочайшая вершина Советского Союза, на штурм которой уже на следующий год отправилась представительная экспедиция, возглавляемая Н. Горбуновым. Трудностей на пути первопроходцев встретилось больше чем достаточно. Были и потери. От воспаления легких скоропостижно скончался проводник экспедиции. Перед самым штурмом серьёзно заболел один из альпинистов, а другой сорвался и погиб из-за пренебрежения страховкой во время прохождения Восточного ребра пика.

Несмотря на трагические события, штурм продолжался. Не заставила восходителей отступить и четырехдневная пурга, настигшая их на высоте около 7000 метров. Трагедии и непогода выматывали людей. Лишь двое смогли продолжить путь к вершине – Н. Горбунов и Е. Абалаков, но и они были далеко не в лучшей форме.

Е. Абалаков, преодолевший первым почти весь путь, заметно устал. Немолодой уже руководитель экспедиции Н. Горбунов, изрядно перенервничавший из-за предшествующих трагических событий, тоже шёл из последних сил. Дойдя до высоты 7380 метров, он прекратил подъём и пошел вниз. Его напарник в одиночку продолжал штурм.

Абалакову предстояло одолеть снежно-фирновый гребень, круто взмывавший почти на двести метров. Иногда ему приходилось ползти, поскольку ураганный ветер грозил сорвать его с гребня. Метр за метром отвоевывал он у горы. Наконец на тринадцатые сутки подъёма, 3 сентября 1933 года, восходитель достиг вершины пика Коммунизма.

25-летний сибиряк, скульптор Евгений Абалаков стал первым восходителем, покорившим семитысячную высоту. Эта победа в год юбилея советского альпинизма выглядела особенно символично. Всего десять лет потребовалось, чтобы преодолеть путь от покорения кавказских пятитысячников до успешного штурма высочайшей вершины страны.

В следующем, 1934 году, советские альпинисты отправились на штурм ещё одного памирского семитысячника – пика Ленина. Во время первой попытки большая группа восходителей (21 человек) достигла высоты 7000 метров. Однако плохая погода и неверно разработанная тактика штурма заставили их отступить за двести метров до вершины.

Спустя некоторое время была предпринята вторая, на сей раз успешная попытка. Цели достигли трое – К. Чернуха, И. Лукин и Виталий Абалаков, чей родной брат год назад покорил пик Коммунизма. На вершине восходители установили бюст Ленина – с тех пор он стал высочайшим памятником кому-либо из людей.

Покорение Хан-Тенгри и двух памирских семитысячников стало первым большим успехом советского высотного альпинизма. Накапливался опыт, улучшалось качество снаряжения, совершенствовались тактика и система акклиматизации. Настало время для организации хорошо подготовленных спортивных команд, время массового покорения семитысячников.

Кстати, к тому времени опыт массового покорения кавказских вершин уже был накоплен. Так, в 1933 году, массовый штурм Эльбруса, впервые получивший название альпиниада, завершился победой 58 спортсменов. Конечно же, трудно сравнивать кавказские и памирские вершины, но без сомнения опыт первой альпиниады пригодился при организации массового восхождения на семитысячники в 1937 году.

Эта крупная спортивная экспедиция, посвященная XX годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, штурмовала все три памирских гиганта – пик Коммунизма, пик Ленина и пик Корженевской (7105 м). Любопытно, что впервые в мировой практике высотных восхождений для заброски снаряжения и продуктов использовались самолеты, а отряды, штурмовавшие вершины, поддерживали постоянную радиосвязь с базовым лагерем. Экспедиция 1937 года закончилась большим успехом: восемь альпинистов поднялись на пик Ленина, четверо – на пик Коммунизма, пятерым удалось достичь восточной вершины пика Корженевской.

В следующем, 1938 году был предпринят штурм четвертого советского семитысячника на Тянь-Шане. (Правда, в то время высота безымянной вершины, которая находилась неподалеку от знаменитого Хан-Тенгри и по визуальным наблюдениям даже могла поспорить с ним по «росту», не была точно установлена). Первая попытка штурма оказалась неудачной, вторая – принесла успех. Трое молодых восходителей Л. Гутман, Е. Иванов и А. Сидоренко в условиях непогоды достигли цели.

Не видя в облаках соседних знакомых вершин для сравнения, они доверились неверным показаниям старенького ненадежного альтиметра, дотянувшего лишь до 6930 м, и отправились на спуск, назвав вершину пиком 20-летия Комсомола. Это восхождение прошло незамеченным, а сами альпинисты не предполагали тогда, что стали первопокорителями второго по высоте семитысячника страны. Их достижение удалось доказать лишь почти двадцать лет спустя.

В 1944 году топографы установили, что высочайшая точка массива достигает 7439 м. Эту вершину в честь успехов на фронтах Великой Отечественной войны было решено назвать пиком Победы.

Восхождение 1938 года стало выглядеть после этого особенно символично – ведь все трое первопокорителей пика Победы, как и большинство советских альпинистов, прошли нелегкими дорогами Великой Отечественной войны, внеся свой вклад в общую победу советского народа на гитлеровским фашизмом.

Отгремели последние залпы войны, советские альпинисты вновь вернулись в любимые горы. Многое пришлось восстанавливать заново. Больше половины всех капитальных сооружений (альпинистские учебные лагеря, туристские базы, спасательные станции, дороги и мосты) находившиеся на временно оккупированных территориях, превратились в руины. Не хватало опытных инструкторов, не вернувшихся с войны. Не хватало альпинистского снаряжения, производство которого приходилось начинать практически заново.

Несмотря на трудности, уже в 1945 году, в первый послевоенный летний сезон, состоялись успешные восхождения на вершины Кавказа, Памира и Тянь-Шаня. Альпинизм снова набирал силу и опыт, в его ряды вливались молодые восходители. Альпинизм снова становился массовым видом спорта, возрождая и приумножая традиции, сложившиеся уже в 30-е годы. Ведь ещё до войны, в одном только 1935 году, на вершине легендарного Эльбруса, например, побывало более 2000 восходителей, на ледяном Казбеке – больше 1500, на пике Комсомола – больше 1000 восходителей Казахстана, на Арагаце в Армении – 1000.

В 1947 году был осуществлен массовый траверс Главного Кавказского хребта от Эльбруса до Казбека, общей протяженностью в 250 километров. Такого ещё не знала практика ни отечественного, ни зарубежного альпинизма. Во всех восхождениях траверса участвовало более девятисот спортсменов, покоривших... 161 вершину.

Этим уникальным спортивным мероприятием был как бы подведен итог 25-летнего пути советского альпинизма, достигнутой им зрелости и насыщенного спортивного содержания. Все участники выдающегося траверса, осуществленного в честь 30-летия советского государства, были награждены специальными жетонами.

В это время уже вступила в действие система спортивных разрядов и правил, определяющих уровень спортивной подготовки и четкие ступени роста мастерства восходителей.

А в 1948–1949 годах в практику советского альпинизма были введены соревнования на первенство страны. С 1954 года они стали именоваться чемпионатами СССР, а их победители и призеры – награждаться золотыми, серебряными и бронзовыми медалями. Соревнования стали проводиться в трех классах восхождений: технических (стенных), траверсах и высотных.

Регулярные чемпионаты страны сыграли значительную роль в дальнейшем развитии советского альпинизма. Они стимулировали поиски новых объектов, новых вершин и новых, ещё не пройденных и более сложных маршрутов. Участие в соревнованиях требовало от спортсменов все более серьёзной и тщательной подготовки. И вполне естественно, что большинство последующих наиболее сложных восхождений были проведены в рамках чемпионатов СССР.

Система определения сильнейших команд, участвующих в первенстве страны, непроста. Это не только оценка самого факта восхождения, а прежде всего детальный анализ судейской коллегией целого комплекса факторов. Таких, как новизна и спортивная целесообразность объекта восхождения, сложность и особенности пути к вершине, физическая и техническая подготовленность восходителей, стиль прохождения командой маршрута, обеспечение безопасности, применение технических новинок, тактика восхождения, погодные условия и многие другие элементы, слагающие успех.

Конечно, судейство соревнований в горах очень сложно. Ведь восходители демонстрируют своё мастерство не в идеальных условиях стадиона или зала, бассейна или катка, а на крутых и опасных горных маршрутах, подчас в условиях крайне трудных погодных обстоятельств. И судьи, естественно, не имеют возможности, сидя в удобных креслах, наблюдать за нюансами борьбы. Судейская коллегия подводит итоги лишь после изучения технических отчетов команд и групп наблюдения, заключения судей на местах, разбора с участниками восхождения деталей прохождения маршрута, и полного учета тех многочисленных факторов, о которых говорилось выше.

Нужно особо отметить, что идея соревнований в альпинизме долгое время или категорически отвергалась, или подвергалась сильному сомнению. Действительно, устраивать многодневные гонки на сложнейших и опасных горных маршрутах недопустимо. И не только потому, что физические нагрузки, как правило, здесь и без того предельны. Жертвой спешки неизбежно становится безопасность восходителей! В то же время соревновательное начало, вне сомнений, дает дополнительный импульс совершенствованию мастерства альпинистов. А сам принцип состязаний ставит альпинизм в один ряд с классическими видами спорта.

Проблема казалась неразрешимой. Старая гвардия советских альпинистов нашла мудрое решение: в основу соревнований были положены техническая сложность маршрутов и мастерство их прохождения без учета скоростных показателей как таковых. А одним из важных критериев оценки при этом стал показатель наилучшего обеспечения безопасности восхождения. Развивая систему чемпионатов СССР, альпинизм становится по-настоящему полноценным, окончательно признанным и равноправным видом спорта среди других традиционных.

Уже первое десятилетие проведения всесоюзных соревнований подтверждает высокий класс лучших из мастеров старшего поколения советских альпинистов. Многократными победителями в них становятся К. Кузьмин и В. Кизель, В. Абалаков, Л. Филимонов и И. Галустов, Е. Иванов, Н. Гусак и М. Ануфриков. Успешно борятся за чемпионские награды более молодые мастера – В. Ноздрюхин и В. Эльчибеков, И. Кахиани и М. Хергиани, А. Овчинников и Л. Мышляев. Год за годом в состязания вступают сильнейшие из нового поколения восходителей, демонстрируя возросшее мастерство и одерживая блестящие победы. Проходит ещё немного времени и в их число вступают те, кто примет наконец вызов «третьего полюса» Земли.

Большую роль в совершенствовании индивидуальной техники наших лучших альпинистов сыграли помимо основных чемпионатов соревнования по скалолазанию. Рождённая в недрах советского альпинизма ещё в конце 40 – начале 50-х годов, эта дочерняя спортивная дисциплина приобрела со временем вполне оформившуюся самостоятельность. Со своими собственными чемпионатами и призерами.

Спортивное скалолазание не ставит своей целью восхождения на вершины. Соревнования проводятся на коротких скальных участках, обычно вне высокогорья. Обязательная страховка сверху гарантирует безопасность «состязающихся». Здесь уже оцениваются и быстрота и совершенство техники чистого лазания.

Кстати говоря, почти половина состава Гималайской экспедиции – Борис Романов, Вячеслав Онищенко, Сергей Бершов, Алексей Москальцов, Михаил Туркевич и другие одержали свои первые заметные победы на всесоюзных соревнованиях в Крыму.

Немалую роль в отработке техники взаимодействия на сложных горных маршрутах и помощи восходителям в аварийных ситуациях сыграли также и систематические соревнования спасательных отрядов альпинистских лагерей и контрольно-спасательных пунктов.

Зародившись три с лишним десятилетия назад, соревнования по альпинизму (а они проводятся только в Советском Союзе и не имеют аналогов в мировой практике) действительно стимулировали быстрый рост мастерства советских восходителей и достижение ими в считанные годы международного класса. Спортивно-техническая подготовка наших альпинистов и маршруты их рекордных восхождений поразили даже видавших виды, признанных зарубежных асов. Советский альпинизм окончательно вырос для выхода на мировую спортивную арену.

Энтузиазм и труд выдающихся организаторов, тренеров, восходителей – Николая Крыленко и Михаила Погребецкого, братьев Абалаковых и братьев Малеиновых, Павла Рототаева и Кирилла Кузьмина, Александра Боровикова и Михаила Ануфрикова не пропали даром. Они прокладывали путь для новых победных штурмов вершин Земли. Изучая опыт мирового альпинизма и гималайских экспедиций разных стран, они готовились к штурму высочайшей точки планеты, который ужа давно и несомненно становился по силам восходителям Страны Советов. Этот очередной факт признали и многие авторитетные зарубежные восходители, побывавшие в высокогорных районах Советского Союза.

В послевоенное время зарубежные альпинисты начали приезжать в наши горы в основном с конца 50-х годов. Они совершали поначалу восхождения на Кавказе (который нередко называли «Малыми Гималаями»), знакомились с организацией массового альпинизма в СССР, посещали учебные лагеря, наблюдали за соревнованиями на скалах, встречались с известными советскими восходителями, подробно рассказывали о штурме восьмитысячников.

Так, Марсель Ишак (Франция) показал фильм о первой победе над восьмитысячником – восхождении на Аннапурну в 1950 году. Джон Хант поделился опытом первой успешной английской экспедиции на Эверест в 1953 году, англичанин Чарльз Эванс рассказал о покорении Канченджанги в 1955 году, Фриц Моравец – о восхождении австрийских альпинистов на Гашербрум в 1956 году.

Особенно богатым на гостей стал 1958 год, когда на Кавказе побывали альпинисты из ГДР и Болгарии, Чехословакии и Польши, Австрии, Франции и Англии. Взаимные контакты, конечно же, обогащали восходителей разных стран. В то же время выяснялось, что большинство западных спортсменов имели самое смутное и искаженное представление об истории советского альпинизма и его достижениях.

Некоторые, к примеру, утверждали, ссылаясь на весьма солидные западные альпинистские издания, что Хан-Тенгри впервые покорили... японские восходители, хотя, как известно, они никогда даже не бывали на Тянь-Шане. Впрочем, подобные «откровения» звучали детским лепетом по сравнению с вполне серьёзными вопросами о деталях «трагедии русской экспедиции 1952 года на Эверест».

Кто породил эту «высокогорную утку» установить теперь уже невозможно. Во всяком случае, время от времени на страницах западных изданий появлялись маловнятные сообщения о том, что якобы буквально за несколько месяцев до успешного покорения Эвереста Хиллари и Тенцингом, с севера вершину безуспешно штурмовала русская экспедиция, которая «должна была водрузить на «высотном полюсе» земли белый флаг в знак мирного наступления Советов в масштабах всей планеты».

«Сенсацию» с присущим им размахом и цинизмом раздули американцы. 13 мая 1957 года «Ньюсуик» порадовал обывателей статьей с интригующим заголовком «Загадка вершины Эвереста», в которой со ссылкой, естественно, на «достоверные источники» сообщалось, что в конце 1952 года на северных склонах Эвереста погибло... 40 русских. Не больше, не меньше – сорок(!).

Журнал не скупился на подробности: «Советская экспедиция из 160 участников начала восхождение на Эверест с севера. В декабре русские радировали, что они достигли высоты 26400 футов (около 8070 м) и через два дня будут на вершине. После этого никаких известий от них не поступало». Далее приводился длинный список мифических участников восхождения – Павел Дачнольян (руководитель), Иосиф Денгумаров, Анатолий Джиндомнов, Александр Мецдаров и т.п. Как ни странно, среди них не было ни одной фамилии известных советских восходителей того времени. Да и сами фамилии изобрели явно не специалисты русского языка.

В июне того же года в статье «Высокогорная утка» газета «Советский спорт» разоблачила эту грубую фальшивку, но «сенсация» не без помощи «желтой» прессы обрастала все новыми, почерпнутыми неизвестно откуда невероятными подробностями. Вот что писал, к примеру, австриец Петер Хабелер в книге «Победа в одиночестве. Эверест-78» «Трагически кончилась и попытка русских первыми покорить эту вершину. Тридцать пять (все-таки не сто шестьдесят как в американском варианте. – Д.М.) опытных альпинистов, среди которых были известные высотники-физиологи, геологи и медики, добрались через Тибет к северным склонам горы. Расходы были огромными. Пять военных самолетов доставляли снаряжение из Москвы через Новосибирск в Лхасу».

Далее в этом же духе: «…Экспедиция имела прямую радиосвязь с Москвой. Шесть альпинистов вышли на штурм вершины, взяв с собой рацию. Они передавали, что организовали лагерь на высоте 8050 метров (на двадцать метров пониже, чем в фантазии «Ньюсуик».– Д.М.) и в зависимости от состояния погоды выйдут на штурм вершины через два дня. Затем рация замолчала, и Москва забила тревогу.

Поисковые группы, поднявшись по склону, разошлись во всех направлениях, но шесть альпинистов так и не были найдены – они пропали без вести (все-таки не сорок. – Д.М.). Позже ответственные за это необдуманное и плохо организованное мероприятие были привлечены к ответственности и сурово наказаны».

Вот так – черным по белому. Прямо-таки душещипательная история в худших традициях времен холодной войны. Тут и огромные расходы, и военные самолеты, и супермощная рация, поддерживающая связь с Москвой, и никому неведомые опытные советские альпинисты-высотники, и даже суровое наказание организаторов экспедиции.

Авторы подобных перлов ссылаются на то, что эта история «не была ни подтверждена, ни опровергнута русскими». Они почему-то не замечают (точнее, не хотят замечать) официального опровержения, напечатанного в «Советском спорте» – газете с многомиллионным тиражом.

Ну хватит об этой мифической «русской экспедиции 1952 года». Вернемся лучше снова к вещам реальным и достоверным. Конечно же, советские альпинисты всегда мечтали о покорении высочайшей вершины планеты, да и планов своих ни от кого не скрывали. Особенно близки они были к осуществлению своей мечты в 1959 году, когда намечалось совместное советско-китайское восхождение на Эверест. Предыстория этой, к сожалению, не состоявшейся экспедиции такова.

В 1955 году китайские спортсмены приехали на Кавказ и Памир, где под руководством советских тренеров проходили учебно-спортивную подготовку и затем вместе с советскими восходителями покорили пик Октябрьский (6780 м). Годом позже состоялись совместные первовосхождения на сложные вершины Музтагата (7546 м) и Контур (7579 м), расположенные на территории Китая.

В 1958 году китайцы вновь приехали на Памир. Группу советских альпинистов возглавлял знаменитый высотник Кирилл Кузьмин, старшими тренерами были Виталий Абалаков и Евгений Белецкий. Совместное восхождение закончилось очередным успехом: пик Ленина покорили 38 альпинистов – 21 советские и 17 китайских.

Осенью того же года для разведки северных склонов Эвереста к его подножию направилась экспедиция, в которой приняли участие три советских альпиниста – Е. Белецкий, Л. Филимонов и А. Ковырков. С китайской стороны участвовало десять восходителей, четыре метеоролога, четыре топографа и четыре радиста, не считая тибетских носильщиков и погонщиков. В караване шагало 50 лошадей и триста пятьдесят прочих вьючных животных. Словом, это была весьма крупная разведочная экспедиция.

Проделав многодневный путь по Тибету, караван достиг к середине ноября Ронгбукского монастыря (4970). Более двух недель альпинисты проработали на высотах, превышающих 5000 метров, изучая наиболее приемлемые пути с севера к вершине Эвереста. Особое внимание уделялось изучению ледника Ронгбук и склонов Северного (Чанг-Ла) перевала, доставлявших массу хлопот предыдущим экспедициям (последний раз англичане были здесь двадцать лет назад).

Передовая группа поднималась до высоты примерно 6500 метров, откуда хорошо просматривались наиболее сложные места будущего пути на вершину. Альпинисты сделали предварительные заброски снаряжения и окончательно уточнили маршрут штурма, намеченного на весну 1959 года. Одновременно с разведкой велась подготовка главной экспедиции. Решались вопросы доставки снаряжения и питания, организации радиосвязи. Решались десятки других больших и малых проблем, связанных с проведением крупных экспедиций.

В феврале 1959 года в Приэльбрусье начался предэкспедиционный сбор советских альпинистов. 20 марта все участники собрались в Москве. Все чувствовали себя готовыми к штурму долгожданного Эвереста. Грузы отправлены, билеты на руках. Всё готово... И вдруг (этому вначале никто не хотел верить) – отбой.

Политическая обстановка в Тибете не позволяла экспедиции начать свою работу, восхождение откладывалось на неопределенный срок. В дальнейшем из-за ухудшения отношений между Советским Союзом и Китаем совместная экспедиция не состоялась.

С начала 60-х годов советский альпинизм начал все активнее выходить на международную арену. Наши восходители выезжали в популярные горные районы Австрии и Англии, Франции и Югославии, Болгарии и Италии, США, Японии и Швейцарии. Они успешно проходили по сложнейшим скальным маршрутам Гран-Капуцина, Пти-Дрю, Гран-Жораса, Зуба Гиганта, Башни Вальгранде в Альпах, Эль-Капитан в США и других.

Мастерство советских альпинистов становится общепризнанным. Зарубежные альпинистские издания публикуют статьи о достижениях «русских альпинистов». Об их наиболее выдающихся восхождениях, самых известных восходителях. Для зарубежных спортсменов, конечно же, не осталось незамеченным влияние спортивного скалолазания на повышение технической подготовки советских альпинистов.

Так, после ряда восхождений по сложным стенным маршрутам в США, журнал «Американские альпинистские новости» писал: «Наиболее интересной чертой советских альпинистов была их невообразимая скорость как в хождении первым, так и вторым в связке. Все местные восходители были поражены быстротой преодоления всех маршрутов, включая и очень сложные пути, пройденные за время непродолжительного пребывания в горах. Соревнования по скалолазанию – несомненно, уникальная особенность советского альпинизма».

Спортивное скалолазание пришлось по душе многим зарубежным альпинистам. Так, на традиционных состязаниях в Крыму побывали спортсмены почти из двадцати стран мира, а в ГДР, Болгарии, Польше, Чехословакии, Японии теперь также проводятся соревнования по скалолазанию.

Рос международный авторитет советских восходителей. В 1966 году Федерация альпинизма СССР была принята в члены Международного союза альпинистских ассоциаций, а тремя годами позже вошла в его исполнительный комитет, что позволило ещё более активно осуществить обмен спортивными делегациями.

Внутренний календарь спортивных восхождений в стране отражал дальнейший рост количества труднейших маршрутов, пройденных советскими альпинистами на Кавказе, Тянь-Шане, Памире. Росло число выдающихся достижений и в высотном альпинизме. Объектом особого внимания по-прежнему оставались памирские семитысячники, прежде всего самая «рослая» и самая сложная гора страны – пик Коммунизма.

К его вершине под руководством представителей послевоенного поколения восходителей прокладывались все новые и новые маршруты. Лишь за один сезон, к примеру, шесть команд прошли новыми путями (два из них шестой, высшей категории трудности), и не для кого это уже не стало сенсацией.

Кстати говоря, первопроходцами ряда сложнейших маршрутов стали будущие участники первой советской гималайской экспедиции – Евгений Тамм, Станислав Онищенко, Анатолий Овчинников и Эдуард Мысловский. Всего же теперь на пик Коммунизма ведут около двух десятков путей от «нормальной» пятерки до сложнейшей диретиссимы[30], проходимой лишь со шлямбурными крючьями[31].

Столь же активно прокладывались новые маршруты к вершинам соседей пика Коммунизма – пика Ленина и пика Корженевской. Но не надо думать, что памирские семитысячники были монополией только советских восходителей. Свой вклад в их освоение вносили и зарубежные альпинисты. Так, спортсмены Германской Демократической Республики, к примеру, поднялись на самый «маленький», по далеко не самый легкий семитысячник – пик Корженевской по юго-восточному гребню, считавшемуся долгое время непроходимым.

Памирские вершины открыты для всех. Сюда приезжают, чтобы штурмовать семитысячники в составе своих национальных команд или вместе с советскими восходителями, или для участия в международных альпиниадах, которые поражают гостей своей масштабностью и организованностью. Так, во время первой международной альпиниады 1967 года на пик Ленина поднялось триста(!) восходителей в том числе около пятидесяти зарубежных альпинистов, представлявших многие страны мира.

С каждым годом возрастало количество желающих побывать в горах Советского Союза. В середине 50-х годов на Кавказе и Памире начали действовать международные альпинистские лагеря.

Кавказские горы привлекают альпинистов классическими вершинами любых категорий трудности. Уникальной возможностью подъёма на закованные в лед пятитысячники и одновременно чисто скальные пики, выхода на сложные комбинированные маршруты и отдыха в мягких лесистых предгорьях. Природа Памира суровее и суше. Здесь ещё немало непройденных альпинистских путей. Здесь мир самых высоких в стране вершин. Грандиозны и горы Тянь-Шаня. Заманчивы вершины Алтая и востока нашей страны.

Без сомнения пик Коммунизма, пик Ленина и пик Корженевской стали самыми популярными семитысячниками планеты. На их вершинах побывало около пяти тысяч(!) советских и примерно тысяча(!) зарубежных восходителей. Такова статистика. Приведем заодно ещё несколько цифр, красноречиво свидетельствующих о массовости и популярности высотного альпинизма в Советском Союзе.

Вот некоторые из них: более ста советских восходителей покорили все четыре семитысячника страны, десятки альпинистов поднимались на них по десять и более раз. Эти факты, буквально ошеломившие зарубежных специалистов, говорят об уровне подготовки советских спортсменов, об их готовности штурмовать высочайшие вершины, в том числе и легендарный Эверест, о покорении которого давно мечтали советские альпинисты.

В 1975 году их мечты наконец начали обретать реальные очертания: пришло официальное разрешение правительства Непала на проведение советской экспедиции на Эверест весной 1980 года. (Желающих покорить «высотный полюс» Земли очень много, и непальские власти сами устанавливают очередь на несколько лет вперёд). Снова возникли осложнения – любые другие сроки подходили, только не эти.

В год проведения в Советском Союзе летних Олимпийских игр, когда все спортивные организации страны будут по горло заняты олимпийскими хлопотами, готовить и отправлять крупную альпинистскую экспедицию слишком сложно и нецелесообразно. Оставался единственный вариант – поменяться с какой-либо страной, получившей разрешение на штурм Эвереста в ближайшие годы.

Весна 1981 года была зарезервирована за японцами, весна 1982 – за испанцами. Туда и ушли наши письма с просьбой о перемене срока. Японцы ответили отказом, написав, что, к сожалению, не могут уступить, потому что в 1981 году на вершину пойдет команда, которая мечтает посвятить восхождение столетней годовщине своего университета. Испанцы, к счастью, согласились. Власти Непала тоже не возражали. Срок советской экспедиции определился окончательно – весна 1982 года.

Третья глава Бросок к цели

5 мая. Ждать возвращения Иванова и Ефимова с вершины не имело смысла. На 8500 слишком мало кислорода. От лежания в палатке сил не прибавится, скорее наоборот. Надо спешить вниз, туда, где густой воздух поможет восстановить силы. С трудом Бершов и Туркевич разбудили задремавших товарищей. Надели Мысловскому и Балыбердину ботинки и кошки (руки их плохо слушались), напоили чаем. Заклеили пластырем дыру, что только что прожгли примусом в палатке и выбрались наружу.

Всё вокруг занесено снегом. Бершов ушёл вперёд протаптывать тропу и откапывать верёвочные перила. За ним – Туркевич с Мысловским. Последним – Балыбердин. Он отдохнул, чувствовал себя неплохо и снова шёл без кислорода. Начались острые заснеженные гребни, что тянутся до четвертого лагеря. Здесь уже хочешь, не хочешь, нужно опускаться по одному.

Никто не сможет помочь Мысловскому. Как он будет на каждом креплении верёвок перещёлкивать обмороженными пальцами карабин? Но это только начало пути. От пятого лагеря до первого – 78 верёвок, каждая закреплена в трех-четырех местах. Дали Эдику полный баллон, поставили два литра в минуту. Он приободрился.

И всё же они не были уверены, что Мысловский сможет спуститься. Очень медленно, превозмогая адскую боль, он упрямо шёл вниз. Часто останавливался, чтобы восстановить дыхание. Балыбердин по-прежнему замыкал шествие. При длительных остановках он садился на какую-нибудь снежную полочку и дремал по несколько минут, пока Мысловский и Туркевич не освобождали очередную верёвку.

Выходя из кулуара на гребень, Сергей Бершов, по-прежнему идущий впереди, неожиданно проскользнул несколько метров по скальному припорошенному снегом склону, на мгновение завис на верёвке, встал и продолжил спуск. Надо быть предельно осторожным: спуск не менее опасен, чем подъём.

Около одиннадцати дня Сергей добрался до четвертого лагеря. Забрался в палатку. Первым делом подключился к кислороду (впервые за последние десять часов), немного отдохнул и начал подогревать чай для спускающихся товарищей. Скоро они подошли.

Попили чаю с сухофруктами (продуктов в палатке не было, да и есть не хотелось), обсуждая тактику спуска ниже. Оставаться в четвертом лагере нет смысла. Надо скорее сбрасывать высоту. Начали готовиться к выходу. Все, кроме Мысловского.

«Ребята торопились скорее, сегодня же, до III лагеря, – запишет он позднее в дневник, – и поэтому решили идти не останавливаясь. Для меня началась растянутая на двое суток пытка болью, которой мне раньше в таком количестве не приходилось испытывать. У каждого крюка, у каждого узла на верёвке мне нужно было перестегивать самостраховку. Я мысленно пересчитал, сколько таких болевых ударов мне ещё предстоит испытать на почти трехкилометровых верёвочных перилах. Я уже с трудом передвигал ноги и очень хотел пить, наверное, давали себя знать обмороженные руки и уколы, которые мне регулярно и заботливо делал Сережа Бершов. Когда мы спустились в IV лагерь, я, вспоминая предстоящий крутой спуск, сказал ребятам, что никуда больше не пойду. Тем самым я старался хоть немного оттянуть продолжение мучительной пытки».

Но делать нечего. Надо идти вниз, где, как казалось Мысловскому, все быстро встанет на свои места. Погода портилась. Начался обильный снегопад. Остановившись в очередной раз, чтобы немного передохнуть, Эдик, поправляя набок сбившуюся кислородную маску, выронил из непокорных пальцев рукавицу, и она полетела куда-то вниз. Это случилось недалеко от того самого места, где несколько дней назад он вынужден был расстаться с рюкзаком, чтобы выбраться из критической ситуации.

На его счастье вскоре показались Казбек Валиев и Валерий Хрищатый. Казбек отдал Мысловскому свои запасные домашней вязки варежки из собачьей шерсти, поздравил его с победой и вместе с напарником продолжил путь в четвертый лагерь. Валиев шёл в маске. Хрищатый без кислорода мечтал добраться до самой вершины и не пользоваться им по ночам.

К вечеру Мысловский, Балыбердин, Бершов и Туркевич добрались наконец до 7800. Сергей Бершов раздел Эдика и в очередной раз сделал ему уколы компламина[32] и гидрокортизона[33]. (Лекарства давали видимый эффект: некоторые из почерневших пальцев светлели на глазах). После двух дней и ночи непрерывного бодрствования Мысловский и Балыбердин могли наконец выспаться.

В лагере III ночевали также Ильинский и Чепчев. В лагере IV – Валиев и Хрищатый. В лагере V – Иванов и Ефимов. В лагере I – Хомутов, Пучков, Голодов. В базовом лагере ожидали своей очереди выходить на штурм Шопин и Чёрный. Заканчивался очередной день работы экспедиции.

6 мая. С самого раннего утра на склонах Горы снова возобновилось движение. Одни продолжали свой путь к вершине. Другие с победой возвращались с неё. В этот день не произошло никаких из ряда вон выходящих событий. Просто одни шли вверх, а другие – вниз.

Отоспавшись, Балыбердин почувствовал себя значительно лучше и спускался уверенно. Для Мысловского продолжался мучительный путь вниз, когда каждый пройденный метр отдавался резкой болью в обмороженных руках. Наконец скальная часть маршрута осталась позади. Эдик добрался до ровного места, неподалеку от лагеря I и в изнеможении опустился на камень лицом к горе: «Вот и всё. Самое трудное осталось позади. И вдруг я понял – вот и всё! Была мечта, с ней я жил многие годы. Была гора – самая большая в мире гора, на которой я не был. Была тайна. Была путеводная звезда – цель. Была – и нет. И никогда больше не будет. Теперь нужно искать новую звезду!»

Да, их долгий и тяжёлый путь к вершине и назад подходил к концу. Но расслабляться нельзя – Эверест любит расставлять смертельные ловушки своим победителям. «Не доходя метров сорок до палатки первого лагеря, – вспоминает Балыбердин, – провалился по грудь в трещину прямо на тропе, по которой в последние дни ходила масса участников и шерпов. И почему снежный мост не выдержал именно меня? К счастью, трещина оказалась не очень широкой. Зацепился рюкзаком. Со словами: «Мужики, как я люблю этот лагерь», – вполз в палатку и завалился у входа, испытывая одновременно изнеможение и блаженство».

В тот же день Хомутов, Пучков, Голодов поднялись в лагерь II, Ильинский и Чепчев – в лагерь IV, Валиев и Хрищатый – в лагерь V. Четверка Ильинского в который уже раз не смогла соединиться. Все четверо из Алма-Аты, все из одной команды (остальные четверки были сборными). Не раз под руководством своего тренера Ерванда Ильинского Валиев, Хрищатый и Чепчев проходили сложнейшие маршруты в горах Памира и Тянь-Шаня. Они и сейчас мечтали выйти вместе на штурм Эвереста, но события, происшедшие накануне, нарушили их планы. Первоначально предполагалось, что Валиев и Хрищатый, забросив необходимый запас кислорода в четвертый лагерь, вернутся в третий, чтобы подождать своих товарищей. Но туда спустились Мысловский и Балыбердин в сопровождении Бершова и Туркевича. Четверка Ильинского лишилась возможности соединиться – мест в палатках третьего лагеря на всех не хватало.

7 мая. Раннее утро застало Валиева и Хрищатого в сомнениях. Они не знали, как поступить. Ждать ещё сутки на 8500 своих товарищей, чтобы попытаться выйти на штурм вместе или идти сейчас же вдвоем, пока остались силы и стоит более или менее сносная погода. (Прогноз обещал её значительное ухудшение на 8 и 9 мая). Возможно, завтра не будет шанса, который есть сегодня. Решили выходить из пятого лагеря вдвоем.

29-летний Казбек Валиев из Алма-Аты. Здесь он окончил политехнический институт и сейчас занимается научной работой в Институте сейсмологии Академии наук Казахской ССР.

В детстве больше всего любил играть в футбол. Альпинизмом занялся в институте, но прежнее увлечение не забывает. Как-то во время экспедиции на Памире организовал футбольный матч на высоте 3800 метров. Казбек – один из сильнейших альпинистов страны. Десять раз поднимался на семитысячники. Неоднократный чемпион Советского Союза в классе высотных восхождений. При отборе кандидатов в гималайскую сборную о нём споров не возникало.

Тренеры говорят о Казбеке: «Боец до мозга костей». Валиев – ярко выраженный лидер. Сгусток энергии, порыва, оптимизма. Быстро и смело проходит сложнейшие участки маршрута, но его смелость никогда не становится безрассудной. Немногословен.

Казбек десять лет ходит в связке с Валерием Хрищатым и уверен в напарнике не меньше, чем в себе. Они неразлучны и в жизни. Мама Казбека называет Валерия своим вторым сыном. То же самое говорит о Казбеке мама Хрищатого. Валиев – убежденный холостяк. К тому же, по его словам, «кроме работы и спорта время ни на что другое не остается».

В отличии от своего закадычного друга Валерий Хрищатый женат, имеет сына и полагает, что «семья горам не помеха». Он родился в 1951 году. Живет и работает в Алма-Ате. Профессия – инженер-почвовед.

В школьные годы занимался плаванием, фигурным катанием и никогда не помышлял об альпинизме. Во время летних каникул после седьмого класса как-то по собственной инициативе отправился один к подножию гор. Но не рассчитал время, опоздал, получил взбучку от родителей и прекратил свои самодеятельные походы.

Серьёзно увлекся горами в студенческие годы, поступив в секцию альпинизма. Вместе с Валиевым неоднократно завоевывал звание чемпиона Советского Союза. Его принцип: «В горах нет места дилетантству». Опытный стратег, тактик, умеющий точно просчитать любое восхождение на несколько ходов вперёд, найти неожиданное, нетривиальное решение. По натуре мягкий, стеснительный, добродушный.

В семь утра Валиев и Хрищатый вышли на штурм. Валера по-прежнему шёл без кислорода, хотя нес с собой на всякий случай два полных баллона. Порывы ледяного ветра продували насквозь и чуть не сбивали с ног. Под его напором верёвка между восходителями была все время натянута дугой в воздухе, не касаясь заснеженных скал. С трудом преодолели расстояние от палатки до выхода на Западный гребень.

Хрищатый, шедший первым в связке, медленно поднялся в проем скал на гребне и остановился. Спустя несколько минут повернулся к напарнику, махнул рукой в сторону палатки и скрестил руки над головой: надо возвращаться, дальше идти нельзя. «На Эвересте повернуть назад?! Ни за что! Может, потому, что без кислорода? Включи редуктор!» – закричал в бешенстве Валиев, стараясь перекричать гул ветра, и начал карабкаться на гребень.

«Поднимаюсь на гребень, – запишет он позже в дневнике, – и от неожиданно сильного порыва чуть не падаю на ту сторону. Хватаюсь руками за скалу. Да, здесь стоять нельзя, валит ветром с ног. На перегибе гребня ветер достигает максимальной скорости и жутко грохочет в ушах. Такое чувство, что стоишь на переезде, и мимо мчится скорый поезд. Ветер пытается сбросить меня с гребня, но я крепко держусь за взбитый по самую головку ледоруб. Меня душит бессильная злость. Я вижу, что технически гребень не сложный, но в эту погоду не проходим. Если мы продолжим штурм, то имеем перспективу через час замерзнуть или сорваться с гребня».

Через полтора часа Валиев и Хрищатый вернулись в полузаваленную ветром палатку и попытались сообщить на базу о неудачной попытке штурма. Промерзшая насквозь рация не работала. Что делать дальше? Только ждать. Единственная надежда на улучшение погоды. Прошел один час, второй, третий, четвертый. Ветер и не думал стихать.

Солнце поднялось над Эверестом, и в палатке стало немного теплее. Рация отогрелась и заработала. Сообщили вниз о неудачной попытке и получили разрешение на повторную, если улучшится погода. Валиев и Хрищатый продолжали ждать, но порывы урагана были все такими же резкими и неистовыми. В базовом лагере тем временем ждали прихода первых покорителей Эвереста.

От первого лагеря Мысловский по совету Орловского продолжал идти с кислородом. Он чувствовал себя гораздо лучше и спускался по ледопаду в связке со своим «лечащим врачом» Бершовым довольно быстро. Балыбердин преодолевал Кхумбу вместе с Туркевичем. В нижней части ледопада их встречали Борис Романов и Анатолий Овчинников, Леонид Трощиненко и Вячеслав Онищенко, «киношники» и «телевизионщики», запечатлевающие на пленку возвращение победителей Эвереста.

Трощиненко взял у Балыбердина рюкзак (в нём было опять не меньше двадцати килограммов) и дал взамен станок с одной лишь кинокамерой. «Я почувствовал себя, как на крыльях, – записал в дневнике Володя. – Съезжал со всех ледовых лбов глиссером, прыгал через трещины, в общем, получал удовольствие от тепла, солнца, густого воздуха и присутствия собственного здоровья».

В базовом лагере никаких особых церемоний для встречи придумать не сумели. Всё было скромно и сердечно. Ребят обнимали, хлопали по спинам, говорили им хорошие слова и спрашивали, спрашивали, спрашивали о Горе и о победе над ней. Но в этих нескончаемых вопросах и ответах нет-нет, да проскальзывала тревога за тех, кто находился наверху, для кого вершина Эвереста до сих пор оставалась лишь мечтой.

Во второй половине дня ветер наверху начал дуть порывами, значит, сила урагана на исходе и надо быть готовым к выходу. В пять вечера Валиев и Хрищатый вышли из пятого лагеря. На этот раз оба в кислородных масках. Они надели на себя всю теплую одежду, идя как бы на запланированное ночное восхождение.

Вскоре на 8500 поднялись Ерванд Ильинский и Сергей Чепчев. Они вплотную приблизились к товарищам (их разделяло теперь меньше часа) и в азарте решили без отдыха в пятом лагере продолжить путь к вершине.

– Можно нам выйти вслед за ними? – спросил базу Ильинский.

– Нет! – категорически остудил их энтузиазм руководитель экспедиции.

– Тогда мы выйдем с утра пораньше, – предложил Ерванд.

– Нет, подождите их возвращения, – ответил Тамм.

Во всех лагерях стали ждать. Все рации работали на прием. Тем временем Валиев и Хрищатый успешно продвигались к заветной цели. Стемнело. Луна часто пряталась в облаках, и тогда приходилось двигаться почти на ощупь. Погода снова разгулялась. Ветер сбивал с ног. Шаг за шагом они упрямо преодолевали горную крутизну и ледяные порывы урагана.

8 мая. Валиев и Хрищатый продолжали путь к вершине.

«Меня не покидает ощущение, – запишет в дневнике Казбек, – что скоро нас догонит другая связка. С трудом удерживаю себя, чтобы не оглянуться вниз на гребень. Это не галлюцинации. Может, с нами мысли наших друзей, которые волнуются за нас. Это какое-то непередаваемое словами сложное и тонкое чувство. Такое я испытываю впервые».

Прошло почти девять часов, как они вышли из пятого лагеря. Хрищатый всё время впереди. Только в самом конце пути он повернулся к напарнику и другу и показал рукой: «Иди вперёд». В 1 час 47 минут они достигли вершины и, обнявшись, постояли немного на вершине Земли. Облака то окутывали их, то отступали вниз, и тогда почти вровень с ними виднелась холодная луна.

Через десять минут Валиев и Хрищатый начали спуск. Вся одежда была покрыта тонким слоем льда. Казбек с трудом достал из-под ледяного панциря рацию, попытался вызвать базу, но сигнальная лампочка не горела – питание село. Всё же в надежде, что кто-нибудь услышит их в эфире, он сказал: «База, база! Мы спускаемся с вершины, у нас все хорошо!»

В базовом лагере услышали лишь: «База, база...» И больше ничего. Прошло десять часов после выхода Валиева и Хрищатого из штурмового лагеря. Слишком много для одной из сильнейших связок страны. Прошло ещё два часа. Ещё два. Они не возвращались. Рации во всех лагерях продолжали угрюмо молчать. Напряжение возрастало.

Рассвело. Прошло пятнадцать часов, двойки не было. Ильинский и Чепчев позавтракали, оделись, приготовились к выходу на помощь. В 8.30 на очередном сеансе связи база подтвердила их решение: «Выходите». В этот момент Ерванд услышал крик. «Кто-то кричит. Кажется, ребята на подходе, – сказал он Тамму. – Свяжемся через тридцать минут».

– Услышав крик, – вспоминает Сергей Чепчев, – я сразу выскочил из палатки. Конечно, быстро добежать не мог, но мне показалось, что я чуть ли ни мгновенно добрался до Казбека. Он полулежал, облокотившись на камень. Выглядел страшно уставшим. «Как ты?»– спросил я. «Нормально, сейчас должен спуститься Хрищатый». Я помог Казбеку подняться, проводил в палатку. Там его принял Эрик, а я дождался Валерия. У нас все было приготовлено для восхождения, поэтому ребята сразу же получили кислород. А на такой высоте он ещё, помимо всего прочего оказывает и согревающее действие.

За пятнадцать часов тяжёлой работы (три последних часа без кислорода) Валиев и Хрищатый предельно устали, промерзли насквозь. Они задыхались и не могли сразу вдохнуть газа из баллонов. Мало-помалу кислород оказывал своё живительное действие. Казбек и Валерий приходили в себя.

Они рассказывали, как красив был рассвет над Гималаями. Как увидели одновременно луну, ещё не успевшую закатиться за горизонт, и едва взошедшее солнце – два шарика: слева белый, справа красный. С каждой минутой Валиев и Хрищатый чувствовали себя все лучше. Уверяли, что смогут самостоятельно спускаться вниз. Ильинский и Чепчев после связи с базой собирались выйти на штурм.

Ерванд Ильинский. 41 год. Когда учился в институте, то не помышлял об альпинизма. Ему вполне хватало первого разряда по фехтованию и пятиборью. Как-то журналист и горовосходитель Сарым Кудерин подарил Ерванду свою книжку стихов о горах и ледоруб. Эта книжка, что бережно хранится в доме Ильинского, круто повернула его судьбу.

Сегодня Ильинский – один из опытнейших (семнадцать раз поднимался на семитысячники страны) и авторитетнейших альпинистов (недаром его избрали парторгом гималайской экспедиции). Работает тренером спортивного клуба в Алма-Ате и подготовил много известных теперь спортсменов. По мнению бывалых высотников, основное качество Ильинского – умение до и во время восхождения считать на много ходов вперёд. Он не раз предлагал новые маршруты на семитысячники, прохождение которых приносило ему и его воспитанникам звания чемпионов страны. Не случайно, что во время подготовки гималайской экспедиции Ерванд выезжал в Непал для прокладки маршрута по контрфорсу юго-западной стены Эвереста.

Вся жизнь Ерванда связана с горами. «Если вдруг в горах случится ЧП, звонки в нашей квартире раздаются в любое время суток, – рассказывает его жена Наташа. – Ерик складывает рюкзак, на вопрос сына «Куда?» шутливо отвечает: «Туристы в гору забрались, а слезть не могут»... И исчезает».

Его жена в прошлом занималась скалолазанием, теперь увлекается горными лыжами. Сын Сергей ходит в бассейн. Но отец уверен, что рано или поздно сын будет ходить с ним в горы.

Сергей Чепчев. Родился в 1947 году. Профессия – геолог. Начал заниматься альпинизмом в секции политехнического института в Алма-Ате под руководством своего напарника по связке Ерванда Ильинского и скоро добился хороших результатов.

Его страсть – скалы. Сергей – один из сильнейших скалолазов страны. Как-то за день он вместе с товарищем прошел траверс коварной Ушбы на Кавказе – никто раньше так быстро не преодолевал этот сложнейший скальный маршрут. На тренировках в горах познакомился со своей будущей женой Аллой.

Вот как она характеризует своего мужа: «Прежде всего в доме он мужчина на все руки. Сделать книжную полку, починить телевизор – всё умеет. Недавно, к примеру, исправил старинные швейцарские часы. Любит охоту, мотоциклетную езду, горные лыжи. И, конечно, всегда находит время для дочки. Но самая первая его любовь – горы».

Однажды на пике Пржевальского на Памире Чепчев серьёзно отморозил ноги. Они болели потом два года. Даже друзья были уверены, что ему никогда больше не ходить в высокие горы. Но Сергей вернулся в альпинизм. И в первом же после болезни восхождении в очередной раз стал чемпионом страны.

Взойти на Эверест – его давняя мечта. Ещё в Алма-Ате, рассматривая фотографии юго-западной стены, которые привез из Непала Ильинский, он говорил: «Вот тут, чуть ниже вершины, интересный скальный участок. Каждый день всматриваюсь, и он мне уже во сне видится»...

Дойти ни Чепчеву, ни Ильинскому до «интересного скального участка», что чуть ниже вершины, было не суждено. Во время утренней связи, узнав, что Валиев и Хрищатый последние несколько часов спускались без кислорода при почти сорокаградусном морозе, Тамм первым делом поинтересовался, есть ли у них обморожения. Потом состоялся долгий и трудный разговор, решивший судьбу Ильинского и Чепчева.

Ильинский: Обморожения? Есть незначительные.

Тамм: Понял. Вот Свет Орловский спрашивает: обморожения чего? Пальцы, руки, ноги – что?

Ильинский: Ну пальцы на руках. Незначительные. Ну волдыри, в общем. Изменения цвета нет.

Тамм: Понял, понял. Значит, так, Эрик! Задерживаться там не нужно – в пятом лагере, в лагере пятом. Спускайтесь все вместе. Вам двоим сопровождать ребят вниз, вниз сопровождать. Как понял?

Ильинский: Я-то думаю, что в общем большой необходимости нет сопровождать ребят.

Тамм: Ну а я думаю, есть, Эрик. Давай так. Сейчас, после шестнадцати часов такой работы или пятнадцати, надо сразу спускать их вниз. Если даже у них есть там волдыри и так далее, они сгоряча работать смогут, а потом? По верёвкам там перецепляться надо, это начнется длинная история. Так что спускайтесь вниз вместе.

Ильинский: Понял вас. Но я так смотрю по состоянию, что вообще надобности нету.

Тамм: Что ж, тем лучше. Значит, будете просто их сопровождать, а не спускать. Но одних их отпускать сейчас вниз не стоит.

Ильинский: Ну понял вас, понял. Одним словом, мы больше уже не лезем на Гору? Так? Прием.

Тамм: Да, да! Да, вы сопровождаете ребят вниз – это распоряжение.

Ильинский: Ну понял...

И заветная вершина, до которой оставалось всего-навсего 348 метров по вертикали, отдалилась для Ильинского и Чепчева на недосягаемое расстояние.

«Эрик с Сережей тяжело переживали вынужденное отступление, – запишет в дневнике Евгений Тамм. – Ни у них, ни у меня нет и не было абсолютной уверенности, что оно было неизбежным. Но проверить это невозможно. Целый комплекс обстоятельств влиял на моё решение. Повторись всё заново – я поступил бы также. Главным было то, что после стольких часов пребывания выше 8500, в условиях, которые выпали на долю Валиева и Хрищатого, риск оставить их одних был бы неоправдан.

В глубине души это понимали, конечно, и Эрик и Сережа. Но им было тяжелее; уходить должны были они, а не я. Сами они оставили бы ребят и пошли наверх только в случае жёсткого указания на этот счёт. В этом не может быть сомнения».

Руководитель экспедиции оказался прав. Когда закончилось восхождение, когда улеглись страсти и обиды, когда можно было представить себя на месте Тамма, волновавшегося внизу за судьбу людей, Ильинский и Чепчев всё же согласились, что они вряд ли оставили бы тогда одних своих товарищей.

В подтверждение приведем стенограмму одной из бесчисленных пресс-конференций, на которых журналисты вновь и вновь возвращались к этому эпизоду. Вот как оценивали по прошествии времени сложившуюся тогда ситуацию сами восходители.

Хрищатый: Все мы завязаны одной верёвочкой. И если у кого-то что-то не получилось, значит, в этом и наша вина. Нам трудно говорить о радости победы, хотя мы с Казбеком испытали её в полной мере. Но радость угасла как только мы узнали, что из-за нас не взойдут на Эверест наши друзья – Ильинский и Чепчев. То, что произошло с ними, для альпинистов больше чем трагедия...

Ильинский: Ну наверное, это всё-таки не самое большое горе в жизни. Правда, поскольку мне уже за сорок, то вряд ли когда-нибудь у меня вновь появится шанс выйти на штурм Эвереста. А тогда... Хотя ребята и говорили, что смогут самостоятельно спуститься вниз, стопроцентной уверенности в этом у меня не было. И я подумал: если не я поведу их вниз, то кто же? Ведь это мои друзья и ученики, я тренирую их с 1972 года. К тому же я знал, что у Володи любые обморожения – легкие ли, тяжёлые – всегда протекают с сильными болями.

Чепчев: Честно говоря, мы могли уйти тогда вверх. Но если бы так произошло, я бы не простил себе этого никогда. На всю жизнь осталось бы чувство вины.

Ильинский: В Москве Валерию Хрищатому сделали небольшую операцию на обмороженных пальцах ног. Если бы мы не ускорили спуск первой связки, последствия оказались значительно серьёзнее. Наша совесть чиста. А чистая совесть всё же явно дороже, чем самая высокая вершина...

Но мы снова забежали вперёд. А тогда, утром 8 мая, Ильинский решил, что пойдёт сопровождать двойку один. Ему хотелось, чтобы свой шанс всё же не потерял его ученик и напарник Сергей Чепчев. Ерванд решил оставить ему свой кислород, чтобы он попытался штурмовать Эверест с группой, подходящей снизу.

Ильинский связался по рации с группой Хомутова, находившейся в третьем лагере. Выяснилось, что они собираются выйти к вершине лишь 10 мая. Значит, Чепчеву предстоят ещё две ночевки на 8500. Трое суток в «мертвой зоне» – слишком рискованно. Четверка Ильинского пошла вниз. Группа Хомутова – вверх, в четвертый лагерь.

К четырем вечера Хомутов первым добрался до IV лагеря. Там он встретился с четверкой Ильинского, налегке возвращавшейся вниз. Его группа, напротив, шла груженная кислородом (каждый нес по пять баллонов), бензином и едой. В 18.00 точно по расписанию связался с базой. Ему зачитали радиограмму из Москвы: «Всем альпинистам, участвовавшим в работе экспедиции, присвоено звание заслуженных мастеров спорта».

– Всем, – переспросил Валерий, – или тем, кто побывал на вершине?

– Всем, – уточнил Тамм.

Оказалось, что эти слова следовало понимать так: в связи с ухудшением погоды и во избежание лишнего риска прекратить все восхождения.

– Такой вот приказ, – добавил Тамм. – ...Смотрите сами.

– Сейчас подойдут Пучков и Голодов. Мы подумаем, – попросил отсрочку Хомутов. – До связи в восемь вечера.

Вскоре группа в полном составе собралась в четвертом лагере. Узнали невеселую новость. Состоялась короткая, но эмоциональная беседа. «Валера, – кипятился обычно уравновешенный Юрий Голодов, – нам по сорок, у нас дети. Мы не за значками заслуженных мастеров спорта сюда шли, а чтобы «сделать» Гору. Мы все понимаем: за нами советский альпинизм. Мы в полном здравии. Мы не подведём. Мужики мы, Валера, или нет?!»

Дебатировать долго не стали, все думали также, да и времени тратить не хотелось. Больше того, они решили штурмовать вершину не 10 мая, как предполагалось раньше, а на день раньше – 9 мая. В этот святой для каждого советского человека день.

Многие из родных и близких участников гималайской экспедиции прошли через горнило Второй мировой войны, многие не вернулись домой. Покорение Эвереста в День Победы могло стать их скромным подарком живым и павшим в борьбе с фашизмом. Они хотели, чтобы в этот большой день прозвучал заключительный мажорный аккорд советской экспедиции.

Чтобы осуществить свой план, им предстояло всего за один день сделать бросок из третьего лагеря в пятый, набрав по сложнейшему скальному маршруту семьсот метров по вертикали. Задача сложная, но выполнимая. В своих силах они уверены, да и кислорода вполне достаточно. Не мешкая, Хомутов, Пучков и Голодов вышли из четвертого лагеря.

39-летний москвич Валерий Хомутов работает в Московском научно-исследовательском институте. В столицу переехал пятнадцать лет назад. Родился, учился в школе и институте на Украине. Во время студенческих каникул поехал как-то на Кавказ, в Домбай, где совершил своё первое восхождение на несложную Софруджу.

С тех пор бывает в горах каждый год. В 1970 году Хомутов успешно штурмовал свой первый семитысячник – пик Ленина на Памире. Начал регулярно участвовать в высотных экспедициях. Теперь на его счету семь восхождений на семитысячники Советского Союза.

Валерий считает, что спортивная фортуна его не особенно балует: «Такая у меня судьба: всё время быть последним. И в списках кандидатов гималайской экспедиции я сначала оказался за чертой. И в Непал, когда неожиданно для себя был включен в команду, вылетел последним. И на штурм Эвереста пошёл в последней группе...»

Пессимизм Хомутова никогда не разделяли его жена, сын и дочь. Они не сомневались, что он взойдёт на самую высокую гору планеты. Пусть даже одним из последних в команде – от этого победа над Эверестом не менее ценна.

Такой же точки зрения придерживались, жена, сын и дочь Владимира Пучкова. Он родился в 1941 году. Кандидат технических наук. Научный сотрудник Института машиноведения имени А.А. Благонравова Академии наук СССР.

Вот что рассказывает о Володе отец: «Парень он компанейский. Играет на гитаре, поёт, любит находиться в окружении других. Но в то же время жестковат по отношению к себе, когда идет к какой-то цели. После школы поступал в Московское высшее техническое училище имени Баумана. С первого захода не поступил. Пошел в грузчики, а по ночам и выходным усиленно занимался. На следующий год успешно сдал все вступительные экзамены. В институте увлекся альпинизмом, а в горах познакомился со своей будущей женой».

Добавим, что после окончания института, свадьбы и рождения двух детей Пучков не расстался с горами. Продолжал активно тренироваться. Семь раз (из них пять – по маршрутам высшей категории сложности) поднимался на семитысячники страны. Стал чемпионом Советского Союза в классе высотных восхождений. Успешно прошел сложный отбор и был зачислен в состав гималайской экспедиции.

Предоставим слово теперь отцу Юрия Голодова: «Альпинистом его сделала любовь к природе, к поискам. Он ещё мальчишкой изучал травы и птиц, совершал самодеятельные раскопки. Его карманы были постоянно забиты какими-то железками, причем Юра уверял, что это остатки оружия Чингиз-Хана. Однажды в дни каникул его взяли с собой археологи. Зачислили кашеваром. Работа была ему по душе. Но когда позвали на рыбалку, он сердито сказал: «Рыбу надо разводить, а не вылавливать»...

Ловить рыбу Голодов не любит и поныне, а вот разводить – разводит. Он научный сотрудник Казахского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и специализируется на разведении ценных пород карпов. Все свободное время отдает альпинизму. Юрий предан горам фанатично. О его работоспособности ходят легенды. «Бывает, выбились все из сил, – рассказывают о нём товарищи, – а Юра продолжает как ни в чем не бывало вколачивать крючья».

Голодов – неоднократный чемпион страны по высотному альпинизму. Десять раз поднимался на семитысячники Советского Союза. Любовь Юрия к горам разделяют его жена и дочь. Прощаясь с ними перед отъездом в Непал, он, кстати, не без юмора заметил: «Выходит, повыше горок больше не встретится…» 5 мая, в день выхода на штурм Эвереста из базового лагеря, ему исполнилось 38 лет.

Восьмичасовая связь застала тройку на пути в предвершинный лагерь. Шли быстро и уверенно, но дойти до 8500 засветло им, конечно же, не удастся. К этому они были готовы.

– База! База! Я четвёртый (это был позывной группы. – Д.М.), – связался с базовым лагерем Хомутов.

– Где находитесь? – спросил Тамм.

– На четвёртой-пятой верёвке между лагерями. Мы все-таки решили идти на 8500, чтобы завтра в День Победы выйти на штурм, – сказал Хомутов.

– Идите, – после небольшой паузы ответил руководитель экспедиции.

Они продолжали путь в кромешной темноте. Единственная путеводная нить – перильная верёвка. Владимир Пучков, шедший первым, после нескольких часов «слепого подъёма» выбрался наконец на какой-то гребень. В лицо дунул холодный резкий ветер. Скорее всего это Западный гребень, значит, палатка пятого лагеря где-то рядом. Вскоре он нашел её.

Вход в палатку был аккуратно завязан капроновым шнурком. Чтобы развязать узел, Володе пришлось снять рукавицы. Руки мгновенно окоченели, но разделаться с ним он всё же успел и, не снимая кошек, завалился в палатку. Вскоре подошли Хомутов и Голодов. Было около двенадцати ночи.

9 мая. Флегматичная луна повисла над частоколом гималайских пиков. Полная тишина. Ветер окончательно стих. Погода обещала не подчиниться прогнозу, обещавшему на 9 мая её резкое ухудшение. Достали сахар, курагу. Приготовили чай. Самочувствие хорошее. Настроение тоже. Когда обнаружили в рюкзаке несколько соленых рыбин, которых успел им сунуть перед выходом из базового лагеря «главкормилец» Воскобойников, пошутили: мол, не помешала бы сейчас кружечка пива.

Угомонились около двух ночи. Забрались в спальники, не снимая ботинок (утром на этом можно сэкономить целый час). Подключились к баллонам, поставив минимальный расход. Можно было и не экономить кислород, но они успели привыкнуть за время работы на горе к ночной норме – пол-литра в минуту. Решили встать в пять утра.

Юрий Голодов должен был разбудить товарищей. «Альпинизм мне в организм «биологические часы» вложил, – вспоминает он. – Спал спокойно, знал, что проснусь «по заказу». Первый раз открыл глаза без пятнадцати пять. Снова уснул на двенадцать минут. Зашевелился, стал разжигать примус. В палатке – минус 23, на улице – 40 градусов мороза. Разбудил ребят».

В палатке все покрыто инеем: кислородные маски, спальные мешки, пуховые куртки, кислородные баллоны. («Такое впечатление, что мы находимся в глубокой ледниковой трещине», – запишет позже в дневнике Валерий Хомутов). Разожгли примус, и в палатке сразу потеплело. Сразу стало веселее. Час ушел на сборы. В шесть утра, связавшись втроем одной сорокаметровой верёвкой, Хомутов, Пучков, Голодов вышли на штурм.

Было очень холодно. Они сильно мерзли. Около восьми из-за вершины Эвереста выглянуло долгожданное солнышко. Ноги стали постепенно отходить. В половине девятого Тамм вызвал тройку:

– Поздравляю с Днём Победы! Где вы?

– Мы прошли рыжие скалы. До вершины три часа ходу, – ответил Хомутов.

– Молодцы! Черти! – донеслось снизу.

После восхода солнца погода ухудшилась. Поднялся сильный ветер, который сдувал их с гребня. Пришлось идти чуть ниже его, что значительно затрудняло движение. Шли предельно осторожно и собранно, понимая, что любое ЧП перечеркнет все сделанное до них. Они уверенно приближались к цели. В II часов 30 минут Хомутов вызвал базу:

– База, база! Как слышите меня?

– Отлично слышим, Валера! Вы на вершине?

– На вершине мы, Евгений Игоревич, на вершине! – крикнул в рацию Хомутов.

– Поздравляю вас, ребята, дорогие! Поздравляю.

С вершины планеты Хомутов, Пучков, Голодов салютовали Дню Победы поднятыми ледорубами и вымпелами-флагами Советского Союза, Непала и ООН. Они пробыли там полчаса. Снимали друг друга, панораму гималайских пиков, уходящих за горизонт.

– Что вы видите на вершине? – спросил из базового лагеря непальский офицер связи.

– Треногу, флаги СССР, Непала и ООН, вымпелы советских спортивных клубов и обществ, чьи воспитанники поднялись на Эверест, пустые кислородные баллоны, кинокамеру... – подробно перечислял Хомутов.

Офицер связи потребовал сбросить с вершины кинокамеру, но только не на китайскую, а на непальскую сторону. Пришлось подчиниться.

Все обитатели базового лагеря столпились вокруг рации, слушая вести с вершины. Тройка победителей готовилась к спуску. Все ждали. Ждали, что скажет их руководитель. Хомутов должен был сказать что-то значительное в этот праздничный день. И он сказал:

– Мы, советские альпинисты, совершившие восхождение на Эверест 9 мая 1982 года, поздравляем с Днём Победы над фашистской Германией весь советский народ, который одержал эту победу, и все народы других стран, боровшихся с фашизмом. Салютуем на вершине Эвереста в честь праздника Победы поднятием ледорубов. Ура!

Так закончилась первая советская экспедиция в Гималаях. Одиннадцать восходителей поднялись на высочайшую вершину планеты по контрфорсу юго-западной стены – маршруту, который прежде считался непроходимым. И заслуга в этой трудной победе над Эверестом принадлежит взошедшим и невзошедшим, всем, кто участвовал в подготовке и организации экспедиции. Всем, кто создавал советскую альпинистскую школу. Всем. Всем поровну. Ведь в альпинизме не бывает статистов и звёзд...



ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги