Рыцарь для английской леди

Глава шестая

– Что вы сделали! – Джулия двинулась вперед на подгибающихся ногах, глядя то на окровавленного брата, то на неподвижного Кенварда.

Фальк медленно выпрямился, отер кровь с меча пучком сена и вложил его в ножны.

– Я предложил ему убежище, но он не захотел. Он напал на моего человека и попытался бежать. – Фальк говорил, и собственное объяснение казалось ему неубедительным, не оправдывающим смерть человека.

– И вы… расправились с ним? Просто взяли и убили?

– Нет, это было не так. Он хотел биться…

– А Кенвард? Вам было недостаточно зарезать беспомощного пленника, так вы убили и беззащитную собаку? Мою собаку?

– Я не убивал Кенварда! – запротестовал Фальк, подходя к Джулии. Он кивнул на Рэндала. – Это он. Но он жив.

Джулия в изумлении посмотрела на Фалька, потом на своего мертвого брата.

– Собака… – уточнил Фальк. – Она жива.

Джулия с коротким вскриком бросилась к Кенварду и упала перед ним на колени. Она погладила пса по мягкой черной шерсти, Кенвард вздрогнул и заскулил.

– Пойдем, – сказал Фальк, кладя руку на плечо Джулии. – Надо его отнести в зал.

Она стряхнула его руку.

– Оставьте меня одну.

В сарае потемнело. Джулия обернулась – в дверях стояли Ульрик и несколько вилланов.

– Миледи.

Она медленно поднялась.

– Позовите отца Амброза. Отнесите брата в часовню, а Кенварда в зал. – Джулия повернулась к Фальку: – Вашей помощи не потребуется, милорд.

Подобрав юбки, она пошла через грязный двор, сопровождаемая собаками. На пороге кухни ее встретила леди Фредесвайд.

– Это Рэндал, мама. И… – ее голос прервался, – Кенвард тяжело ранен.

Леди Фредесвайд обняла дочь за плечи, и они вошли внутрь. Мать пошла в часовню – бдеть над телом погибшего сына, а Джулия взяла свои снадобья и поспешила в зал лечить Кенварда. День быстро угасал, домочадцы столпились во дворе, взбудораженные последними событиями: сначала из сарая вынесли завернутое в полотно тело Рэндала, потом – неподвижного Кенварда.

Вырванный из послеобеденного сна отец Амброз, румяный и взъерошенный, несколько сконфузился, когда у дверей часовни натолкнулся на людей, несших покойника. Поодаль в сумраке высилась грозная фигура Фалька. Шагнув к оробевшему священнику, тот протянул ему кожаный кошель с серебряными монетами.

– На церковь, отец, – резко произнес он, глядя на отца Амброза такими глазами, что тому сразу стало ясно: вопросов лучше не задавать.

Леди Фредесвайд зажгла все свечи, которые только нашла, они потрескивали и наполняли чадом вечерний воздух. В часовне пахло ладаном и сыростью, падубом и паутиной, пол был твердый и больно давил на колени, на которые она опустилась перед алтарем со склоненной головой, с четками в руках.

В зале Джулия следила за тем, чтобы Кенварда удобно положили у очага на меховую подстилку. Почистив и зашив рану, Джулия приложила к ней тампон с пахучей мазью и перевязала. Потом встала и, убедившись, что пес не беспокоится, пошла в часовню.

Тело Рэндала лежало на алтаре. Джулия опустилась на колени рядом с матерью и отцом Амброзом и, перебирая четки, стала молиться за душу брата. Внезапно ей подумалось, что из всех, в ком течет кровь ее отца, осталась она одна, но и ей суждено носить имя норманна.

Фальк решил провести остаток вечера у очага со своими рыцарями. С ним находились пятеро анжуйцев и оруженосец, юный Сандер, мать которого была датчанкой. Арви, бородатый, старше Фалька на десять лет, был гвардейским капитаном, четверо других тоже были полноправными рыцарями, но предпочли принести присягу на верность Фальку в уверенности, что вместе с ним добьются успеха в жизни.

Они сидели плечо к плечу, бросали кости, переговаривались, попивая наилучшее бургундское вино. Фальк, глядя на них, попытался вспомнить, в скольких битвах он участвовал с ними вместе, и удивился – выходило больше, чем пальцев на обеих руках.

Алан, смуглый, горячий, хорошо владеет двуручным мечом, да и копьем тоже; коренастый Тьери… большой забияка, отличный кулачный боец; голубоглазый Люк… любит всех мирить, а его хрупкое сложение обманчиво – сражается он отлично; наконец, самый молодой и красивый из всех, светловолосый Пьер, которому еще только предстоит доказать свою надежность.

Они принялись доедать то, что оставалось на неубранных столах с обеда. За едой Арви, заметив, что в зале нет ни одного сакса, сказал:

– Это самое хорошее, что случилось сегодня.

– Да-да, – засмеялся Тьери. – Не люблю этих саксов.

– Да уж, упрямый народ, – согласился Фальк, глядя в свой кубок и видя там бледное лицо, обрамленное золотистыми волосами. – Вильгельм хочет сделать нас единой расой, но, по-моему, они нас будут ненавидеть и через тысячу лет.

Словно в подтверждение его слов Кенвард, спящий на своей меховой подстилке, пошевелил хвостом и глубоко вздохнул.

Слуги постепенно разошлись, и в часовне остались только Джулия, ее мать и отец Амброз. Леди Фредесвайд, опасаясь, что муж Джулии будет недоволен, стала уговаривать ее уйти.

– Ты бы лучше пошла, дочка, тебе пора в постель.

– Нет, мама, я побуду с ним до утра.

– Я сама побуду.

– И я тоже.

– Твой муж рассердится.

– Его не так просто рассердить. И потом, мне всё равно, что он там себе подумает. Я не собираюсь, точно шлюха последняя, спать с ним сегодня!

– Джулия…

– И не делайте вид, будто это вас удивляет, мама. Разве это не правда?

– Конечно, нет! Тысячу раз нет! Ты его законная, повенчанная жена.

Джулия стряхнула руки матери, когда та попыталась ее обнять, и, поджав губы, уставилась гневным взглядом на висевшее над алтарем распятие. Вечер сменился ночью, в замке воцарилась тишина, свечи почти догорели и грозили вот-вот погаснуть.

– Схожу в кладовую, принесу еще, – сказала Джулия, вставая.

Взяв огарок, она стала осторожно спускаться по темной лестнице. В кухне она скорее по памяти – там царила кромешная тьма – прошла к двери кладовой, вертя в холодных пальцах тяжелый ключ. Наконец дверь открылась, и Джулия вошла в тесное помещение, наполненное запахами сушеных трав, специй, вина, мыла и воска. Взяв четыре большие свечи, она пошла обратно.

Из мрака выступила тень, и большая мозолистая рука зажала Джулии рот, не давая закричать.

– Это всего лишь я, жена, – раздался шепот Фалька, и он возник перед ней, большой и высокий.

Он убрал руку, Джулия открыла рот, судорожно вдыхая воздух.

– Ради Бога, норманн, вы испугали меня до смерти!

Послышался смешок.

– А ты думала, это дьявол?

– Может быть. Почему вы ходите тут среди ночи?

– То же я хотел спросить у тебя.

– Я в этом доме хозяйка. Мне нет нужды давать объяснения.

– Да, это так. Ты не должна ни перед кем отчитываться, кроме господина и хозяина этого дома. А им, моя милая маленькая жена, являюсь я. Так что ты делаешь тут?

Джулия, молча, показала свечи.

– Давай я их понесу.

– Не надо. Я не нуждаюсь в вашей помощи.

Фальк все же отобрал у нее свечи, и Джулия не стала сопротивляться, понимая, что мериться с ним силой не имеет смысла.

Войдя в часовню, Фальк заменил сгоревшие свечи новыми, зажег их и, прислонившись к дверному косяку, стал смотреть на Джулию, которая опустилась на колени рядом с матерью. Через некоторое время леди Фредесвайд, нервно оглянувшись, прижала губы к уху дочери и прошептала:

– Он ждет тебя.

– Тогда ему долго придется ждать. – Джулия застыла неподвижно, устремив взор на алтарь. Минуты тянулись медленно, наконец, Джулия повернула голову в сторону Фалька и холодно, спросила:

– Не желает ли милорд помолиться с нами?

Фальк кашлянул, прочищая горло, и выпрямился.

– Нет, я предпочитаю не делать того, чего не умею. – Он улыбнулся. – Честь обязывает меня заботиться, прежде всего, о своей жене, а не о собственных удобствах.

– Я сегодня не буду спать, – жестко сказала Джулия, переводя взгляд на алтарь.

– Леди Фредесвайд, – произнес Фальк повелительным тоном, так что та вздрогнула, – уже поздно, и я прошу вас пойти отдохнуть. Мы будем бодрствовать вдвоем.

– Но…

Единственного взгляда его черных блестящих глаз было для леди Фредесвайд достаточно. Последний раз, склонив голову перед алтарем и три раза перекрестившись, она направилась к двери. По правде говоря, леди Фредесвайд и не видела нужды в том, чтобы мучиться, стоя на коленях на холодном каменном полу, ради сына, который не вызывал в ней ничего, кроме страха и ненависти.

Фальк занял прежнее положение, прислонившись плечом к косяку. Скрестив руки на груди, он задумчиво смотрел на Джулию, на ее шевелящиеся в беззвучной молитве губы, на янтарные четки, скользившие между ее пальцами и сияющие в свете свечей. Наконец она дошла до последней молитвы.

– Вставай, жена, пошли спать.

– Я не могу оставить его одного, он сейчас между небесами и преисподней.

– О душе пусть позаботится отец Амброз. – Сам Фальк знал наверняка, куда попадет душа Рэндала.

Джулия посмотрела на отца Амброза, который посапывал, прикорнув в кресле. Он долго держался, но сон оказался сильнее.

С нетерпеливым вздохом Фальк подошел к ней, наклонился и поднял на руки.

– Поставь меня, норманн, – прошипела Джулия, не осмеливаясь поднять голос, и принялась молотить его кулаками по плечу.

– И тысяча молящихся не вернет его к жизни. Оставим же его на милость Господа. – Не обращая внимания на ее попытки сопротивляться, он вынес ее из часовни, спустился по лестнице и направился к спальне.

У Джулии было странное ощущение, будто все это уже было. И вдруг ей вспомнился день их венчания, когда он вот так же нес ее из часовни на родительскую постель. Войдя в спальню, Фальк ногой захлопнул дверь, посадил Джулию на краешек высокой кровати и, отвернувшись, стал раздеваться.

Джулия, уставившись в пол, слышала, как стукнули, упав на пол, сапоги, как скрипнул кожаный пояс и прошелестела рубаха. Потом прогнулся тюфяк позади нее – это он лег в постель. Джулия чувствовала исходивший от него мужской запах, но продолжала сидеть, не оборачиваясь, пока ее не вывел из оцепенения голос Фалька:

– Свеча скоро погаснет.

Она промолчала.

– Может, ты слишком устала и тебе надо помочь?

Джулия резко обернулась через плечо и бросила на него суровый взгляд:

– Я не лягу рядом с мужчиной, руки которого в крови моего брата.

– Угу, понятно. Теперь, значит, причина в этом. Ну как же любят женщины все усложнять.

Джулия порывисто вздохнула.

– Надо же, какое чванство при отвратительных поступках!

Фальк расхохотался.

– Да как вы смеете! – Джулия повернулась к нему. – Как вы смеете смеяться над моей утратой, над моим горем!

Внезапно он схватил ее за запястье и потянул к себе, взяв пальцами за подбородок и не давая двигаться, проговорил:

– Если я что и делал сегодня, так это исполнял свой долг перед моим королем. И если мне что-то не дает спокойно спать, так это ты. Я весь вечер смотрел на твои милые губки и сгорал от желания поцеловать их.

Джулия попробовала отвернуться.

– Вы, должно быть, пьяны!

– Хороший ответ на комплимент мужа.

– Пошел ты в ад, норманн!

– Когда-нибудь, несомненно, пойду, англичанка. Но пока давай-ка разденем тебя и посмотрим, по каким еще частям твоего тела я тоскую. Выбрось из головы свои глупости, ты же горюешь по Рэндалу не больше меня. Не притворяйся. Веди себя как женщина, и я научу тебя ею быть.

Одним ловким движением он перевернулся, и Джулия оказалась под ним. Быстро расстегивая платье, он наклонил голову, прижимаясь к ее губам.

Пока он целовал ее, глубоко и страстно, Джулия боролась сама с собой. Она хотела этого, хотела почувствовать его руки, крепко обнимающие ее, тяжесть его тела, давящую на нее, хотела принадлежать ему, но сознание того, что она в постели с норманном, руки которого обагрены кровью брата, не давало ей полностью отдаться своим ощущениям.

Фальк что-то бормотал ей в шею, она закрыла глаза и предоставила ему делать с ней все, что он хочет. Он был нежен и ласков и не торопился, и это возбуждало ее еще сильнее. Ей пришлось стиснуть зубы, чтобы он этого не заметил. Ее сопротивление было только для виду, и оба понимали это. Если она и не усвоила пока урока, который хотел преподать ей Фальк, то и не отказывалась учиться.

Двумя днями позже похоронная процессия потянулась к кладбищу. Фальк, стоя на башне, различал даже оттуда маленькую фигурку жены в черном плаще с капюшоном, прикрывавшим ей лицо.

Могилу в мерзлой земле, что было нелегко, выкопали полдюжины норманнов. Они стояли, наблюдая, как саксы хоронят своего покойника. Джулия, провожавшая брата в вечный приют, окинула их долгим взглядом и обернулась. Фальк стоял, подбоченившись, на башне, без плаща, с обнаженной головой, и ей вспомнилось, что у них было ночью.

Выходило, что животная похоть свойственна женщинам в той же мере, что и мужчинам, и осознание этого нагоняло на Джулию глубокое уныние. Наконец все кончилось, отец Амброз начертал в воздухе крест, и они, к своему облегчению, пошли обратно, к живому теплу замка и подогретому вину.

В комнате наверху Джулия отложила четки и плащ, расчесала волосы и присела у очага, протягивая к огню руки. Дверь открылась, и вошел Фальк. Их глаза встретились. Джулия вспыхнула и отвела взгляд, а он удержался от торжествующей улыбки, помня о том, что даже если он и овладел ее телом, то ее сердце и душа, как она сама говорила, ему не принадлежат.