Глава 24

– Ну вот, мисс Джей.

Герман Эббот опустился на корточки у кровати Джульетты и вручил ей кружку с дымящимся кофе. Она сделала один глоток, но даже обжигающая жидкость не смогла прогнать холода, охватившего ее с той минуты, как она потеряла Джеффри.

– Поисковый отряд вернулся примерно пятнадцать минут тому назад.

– Сегодня что-то нашли? – спросила Джульетта, хотя ответ был ей уже известен, потому что Герман избегал встречаться с ней взглядом.

– Нет. – Герман извлек откуда-то палку и начал чертить на земляном полу непонятные узоры. – За последние три дня они выезжали шесть раз. Я не удивлюсь, если лейтенант Айвз прикажет прекратить поиски, поскольку мы не нашли никаких признаков ни мужчины, ни коня.

– Верблюдов тоже не нашли, но готова биться об заклад, что вы не перестаете их искать.

У Джульетты так сильно дрожала рука, что она поставила кружку на плоский камень, чтобы не выплеснуть на себя все ее содержимое.

– Мы ведь совершенно точно знаем, что сбежавшие верблюды тут, мисс Джей.

– И вы совершенно не уверены в том, что я говорю правду и что со мной действительно был мужчина, когда я прыгнула в пропасть.

Герман с такой силой налег на палку, что она переломилась. Стремительно осмотревшись, он прошептал, словно опасался, как бы их не подслушали:

– Вы ведь обещали мне, что больше не станете так говорить! Ну послушайте, мисс Джей! Я чувствую себя непосредственным виновником того, что вы… вы так горюете. Мне не следовало посылать матери сведения и карты, но мне и в голову не могло прийти, что кто-то вдруг решит… извините – решат… приехать сюда, чтобы все увидеть самим. Дорога ведь чертовски трудная, особенно для женщины. И вам надо принять во внимание, что тяготы пути могли отразиться на ваших чувствах.

Джульетта закрыла глаза, стараясь справиться с бессильной яростью, из-за которой ей хотелось вскочить и снова и снова кричать о том, как все было – пока до этих тупоголовых военных не дойдет. Они держали ее в палатке, отведенной под лазарет, чуть ли не как пленницу, а она никак не могла решить, то ли ей спешить обратно в Канзас, то ли еще и еще раз обшаривать каньон: она не сомневалась, что в одном из этих мест Джеффри непременно объявится. Джеффри пообещал, что кельтское божество отправит его туда, где он нужнее всего, а он был ей сейчас очень нужен. Отчаянно нужен! Перед лицом постоянного скептицизма военных более слабому человеку уже начало бы казаться, что все случившееся было плодом фантазии. Ей необходимо было помнить о своей тезке, шекспировской Джульетте. Если бы та Джульетта не поддалась отчаянию, она соединилась бы со своим возлюбленным здесь, на земле, а не только на небесах.

– Завтра я начну собственные поиски, Герман. Я чувствую себя совсем хорошо.

– Мы вам этого не можем позволить, мисс Джей. – Герман выпрямился, стряхивая с мундира воображаемую пыль. – Наше топографическое обследование почти закончено. Если не считать нескольких человек, которые останутся тут, чтобы нанести на карты последние мелкие детали, мы уходим завтра вечером. Мы проводим вас до Форт-Дифайенса, а оттуда вы сможете уехать в Канзас со следующей группой переселенцев.

– И вы позаботитесь о том, чтобы я так и поступила, хочется мне этого или нет.

– Да, мэм. Боюсь, что это так. – Хоть Герман говорил негромко, но в его словах ясно слышалась решимость. – Важной частью долга военных является забота о женщинах.

– Да, так мне уже говорили, – отозвалась Джульетта. Она снова легла и закрыла глаза, заканчивая неприятный разговор.

Джеффри ее найдет. Он обещал.

Дрого устроил свою ловушку с поистине дьявольской хитростью.

Джеффри целых три дня изучал смертельную западню, пока не отыскал слабое звено (оно было характерно для армий всех времен) – задремавшего часового. Но спящий был всего один. Остальной дозор оставался пугающе бдительным.

Джеффри ощутил холод в сердце. Он правильно сделал, вернувшись, чтобы предостеречь Эдуарда: если бы король по неосторожности угодил в засаду, которую устроил Дрого, то кровавое столкновение лишило бы Англию ее монарха. Какой это удивительный момент – когда рыцарь осознает, что, вероятно, спас страну от катастрофы. Но в то же время его отрезвляла мысль о том, чего это стоило ему лично: из-за принесенной им жертвы Джеффри больше всего хотелось поскорее со всем покончить и освободиться, так что все происходящее представлялось ему не столько триумфом, сколько тяжелым долгом.

Высоко в небе плыла луна, заливая своим серебряным светом местность, затаившую в себе смерть. Не лучшие условия для скрытного подхода, если прибегнуть к обычному методу: одеться в черное и перебегать из одной тени в другую. Но Джеффри заранее специально залез в воду в одежде, а потом обсыпал себя с ног до головы лучшей белой мукой королевского пекаря, так что теперь добавочный бледный свет луны был ему только кстати.

– Джульетта!

Рыцарь прошептал ее имя вместо обычного боевого клича. Привязав Ариона к дереву, он приказал ему не выдавать своего присутствия, а потом бесшумно подкрался и, перерезав горло спящему часовому, проник в логово Дрого.

– Ха! – крикнул Джеффри, откидывая завесу, скрывавшую вход в палатку Дрого и став так, чтобы луна осветила его бледную фигуру.

Проявленный Дрого трусливый ужас превзошел все, что мог ожидать Джеффри, маскируясь под собственный призрак. Дрого обмочил свои штаны, прибавив едкий запах страха к панической дрожи, от которой его спальная шкура слетела с матраса.

– Ты…т-ты… т-ты же умер! Я сам видел, как ты провалился прямо сквозь землю!

Джеффри мрачно осклабился.

– Земля круглая, ты, писунец! Круглая, как тонзура на макушке монаха!

– Еретик! Ты и правда пришел из ада. Убирайся обратно, тень!

– Сначала я отправлю туда тебя.

По глазам Дрого было видно, что он наконец понял, что происходит, – но слишком поздно. Личина Джеффри предоставила ему те секунды преимущества, которых он добивался.

Рыцарь столько раз представлял себе это последнее столкновение, но испытал удивительно мало удовольствия, расправившись наконец с человеком, который мешал ему столько лет, который намеревался поработить благородную даму и свергнуть монархию, чтобы осуществить свои корыстные цели. Джеффри знал, что хвастаться этим подвигом не станет.

Меч Джеффри был быстр и верен. И казалось, кельтский бог в эту ночь помогает ему: никто из наконец проснувшихся подручных Дрого не делал попыток помешать рыцарю покинуть лагерь с отрубленной головой их бывшего предводителя.

* * *

Почти весь следующий день Джеффри потратил на то, чтобы отчистить мучную кашицу, которая присохла к его коже и стала напоминать глиняную обмазку, которой крестьяне покрывали стены своих хижин.

– Мне бы хотелось поговорить с вами, мой господин, – сказал Джеффри, когда наконец привел себя в такой вид, что можно было играть роль слуги при монархе. С этими словами он подал королю кружку эля.

– Я этого ожидал. Счастливый конец для всех, так, д'Арбанвиль? – улыбнулся Эдуард. Монарх был доволен, поскольку получил клятву верности не только от Деметры, но и от соседствующих с нею непокорных баронов. Он жестом махнул в сторону пиршественного зала, где Деметра и Джон радостно обнимали друг друга под насаженной на пику головой Дрого Фицболдрика. – В королевстве теперь все благополучно – в немалой степени благодаря тебе, сэр Джеффри. Прежде чем ты изложишь свою просьбу, я хочу сказать, что знаю, как ты мечтал о поместье. Так случилось, что я присмотрел тебе даму – с землей и хозяйством в качестве приданого.

– Мой… мой господин… нет.

Джеффри с трудом сглотнул, ужасаясь тому, что скупердяй Эдуард вдруг решил проявить щедрость к своему рыцарю – и именно теперь, после стольких лет его бесплодных мечтаний! Как, должно быть, сейчас смеются боги, второй раз предлагая Джеффри исполнение всех его желаний и зная, что обстоятельства не дадут ему принять этот дар.

– Нет? – Добродушие Эдуарда моментально превратилось в высокомерное королевское недовольство. – Ты настолько разважничался, что не желаешь принять от меня простого баронства?

– Никогда, сир! Это гораздо больше того, на что я смел надеяться. Я удовлетворился бы пустяковой вещицей и вашим словом по трем вопросам.

Эдуард опустился обратно в кресло, одновременно возмущенный тем, что его щедрое вознаграждение отвергнуто, и радуясь тому, что монарший богатства не уменьшатся.

– И что же именно ты просишь?

– Тот кельтский талисман, который я носил на шее. Я знаю, что он принадлежит Рованвуду, но мне этой вещицы очень не хватает. – Джеффри мог только надеяться, что Энгус Ок простит ему желание швырнуть талисман в пропасть. Рыцарь думал о том, что талисману каким-то образом удалось перенести его сквозь время, и молился, чтобы он сделал это еще раз.

– Все, чем владеет Рованвуд, принадлежит мне, как его сюзерену. Идет, – недовольно проговорил Эдуард. Подозвав пажа, он приказал ему принести талисман, а потом снова повернул голову к Джеффри. – И освободите меня от моей клятвы верности вам, господин мой. Я бы хотел избавиться от обязанностей рыцаря.

Король подозрительно прищурился.

– А вот это уже не пустяк. У меня не настолько много рыцарей, чтобы я отпустил одного из них, не подумав о последствиях.

– Если вы мне откажете, то останетесь с рыцарем, который потерял вкус к сражениям, сир.

Эдуард нахмурился.

– Ты ведешь себя крайне неблагоразумно, так что я вижу, что трусом ты не стал. Ты всю свою жизнь посвятил делу рыцарства, д'Арбанвиль. Как ты заработаешь себе на хлеб, если я дарую тебе то, о чем ты просишь?

– Я думал заняться обработкой земли, господин мой. Эдуард расхохотался.

– Это настолько забавно, что я даю тебе мое разрешение. Идет – хотя делаю это с большой неохотой.

– И моя семья, сир. Отправьте им весть о том, что я здоров и счастлив, как никогда. И хотя я скорее всего больше никогда их не увижу, я буду всегда их помнить и молиться о них.

– Идет, хоть и не думаю, чтобы твой отец тосковал о встрече с земледельцем, д'Арбанвиль. И последняя просьба?

– Прикажите писцу, сир, подробно рассказать о событиях этого дня, позаботившись о том, чтобы по имени упомянуть меня, Джона и Деметру Рованвудов, а также изменника Дрого Фицболдрика.

– Дрого Фицболдрик, прежде чем пасть от твоего меча, случаем не успел ударить тебя по голове и вышибить тебе мозги?

– Нет, сир.

– Тогда ты должен был бы понимать, что если хочешь, чтобы твое имя было занесено в книги, тебе достаточно только принять баронство, которое я тебе предложил, и продолжать сражаться во славу Англии. Твои обязанности не будут настолько обременительными, чтобы ты не мог удовлетворить свое желание заняться земледелием. Мне претит мысль о том, чтобы прославлять приграничного выскочку записями о нем.

Джеффри не дрогнул перед недовольством короля.

– Я прошу вас даровать лишь то, о чем прошу, господин мой.

– Жалкий земледелец, прогневавший своего короля, заслуживает только того, чтобы его имя упоминалось в самой малоизвестной книге.

– Мне этого будет вполне достаточно. В этом мире не так много книг, чтобы не найти каких-то сведений, если проявить должное упорство.

– А, ну ладно. Согласен, – с явной досадой уступил Эдуард.

Вернулся паж с талисманом, и Джеффри сжал в кулаке драгоценный предмет, не сдержав радостного возгласа, когда в ладонь его снова впечатался знакомый узор, который пульсировал, словно был доволен их повторной встречей. Талисман опять принадлежал ему, а Джеффри здесь отныне не связан никакими клятвами. Его ждала Джульетта, и он сможет вернуться к ней, не обремененный обещаниями и обязанностями. Джеффри почувствовал ликование и страшное нетерпение: не попрощавшись в последний раз с королем, он повернулся и устремился к Первозданной Пропасти.

Арион прыгать отказался.

Он резко остановился далеко от края пропасти, мотая своей мощной головой с протестующим ржанием. – Кровь Господня, Арион!

Джеффри выругался и, заставив коня повернуться, предпринял новую попытку – со столь же плачевным результатом.

Он попробовал завязать лошади глаза.

Он даже воспользовался дубовым прутом – и в первый и единственный раз на шелковой шкуре боевого коня появился след удара: единственный раз не во время битвы. А может, именно во время битвы, потому что тут явно начался поединок сильной воли, в результате которого вскоре оба – рыцарь и его верный скакун – тяжело дышали, но прыжок снова не состоялся.

Джеффри всегда высоко ценил сообразительность своего коня, которая не раз сослужила добрую службу, когда рыцарь просто обращал внимание на призыв чуткого животного к осторожности. Вероятно, с точки зрения лошади было разумно избегать повторения приступа той ужасной слабости и мучительной тошноты, которыми сопровождался каждый прыжок. Надо было только молить Бога, что присущий животному инстинкт не подсказывал ему, что еще один прыжок мог оказаться роковым. Джеффри поспешно отогнал от себя такую мысль. Поддаться ей хоть на долю секунды значило бы рисковать тем, что все кончится неудачей.

Рыцарь подошел к краю пропасти и изо всех сил потянул за уздечку. Арион уперся копытами в мягкую землю и согнул задние ноги, так что его массивную тушу невозможно было сдвинуть с места – при всей решимости Джеффри.

Охваченный досадой Джеффри бросил поводья и прошествовал к краю обрыва. Там кипели туманы, словно в ведьминском котле варилось какое-то адское зелье. От далекого рева у него заложило уши. Голова закружилась, так что он лишился способности соображать и остался наедине со своими страхами и сомнениями.

Возможно, кельтское божество окончательно от них отвернулось: ведь благородная цель была достигнута, и речь шла теперь только о мечтах и желаниях одного обыкновенного мужчины и одной простой женщины.

На Джульетте не было талисмана, а Джеффри не смог ее удержать. Возможно, она погибла.

Возможно, он совершит прыжок и окажется в совершенно другом месте и каком-нибудь немыслимом времени.

Он может прыгнуть и просто погибнуть.

Врожденный инстинкт самосохранения заставил Джеффри отшатнуться назад, к Ариону. Рыцарь вдруг вспомнил о том, как Хромой Селезень уговаривал его посмотреть вниз с обрыва, предупреждая, что это зрелище может заставить белого воина передумать. Джеффри уцепился за гриву Ариона, дрожа и ужасаясь оттого, что ему изменила решимость.

– Нет, нет, нет! – прошептал он.

Он не может тратить время на то, чтобы успокаивать Ариона – ведь отсрочка может дать демонам сомнения подходящую почву, на которой они не замедлят посеять семена предательства.

Джеффри с такой силой стиснул зубы, что челюстям стало больно, и снял со своего скакуна седло и узду. Пусть Арион бродит один хоть целую вечность, пока кто-нибудь его не найдет. Джеффри невыносимо было думать, что его боевой товарищ мог бы умереть от голода или жажды, если бы его сбруя зацепилась за ветку дерева или запуталась в кустарнике. Он швырнул вниз упряжь.

Несколько мгновений спустя Джеффри поймал себя на том, что, задыхаясь, глотает воздух: он невольно затаил дыхание, ожидая звука от падения. Но не услышал.

– Если к тебе вернется храбрость, то ты знаешь, как меня найти, – сказал он коню, который наблюдал за ним, раздувая ноздри и прядая ушами, словно не мог поверить, что его хозяин способен на такое.

А потом, крепко сжав в руке талисман, Джеффри пустился бегом к обрыву. Издав свой самый ужасающий боевой клич, он прыгнул, выпрямившись, словно копье, и полетел сквозь туман, который поглощал все звуки и ощущения, кроме стука его сердца – и нестерпимого желания вновь увидеть Джульетту.

Загрузка...