Глава 11 ЛИКБЕЗ НА ВОЛЬНЫЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕМЫ. ВЕЧЕРНИЙ ПОЕЗД НА МОСКВУ

Романов, увидев ее, был удивлен.

– Тебе понравилось здесь?

– Очень. – Наталия посмотрела на него так, что он понял: ей не до шуток.

– Хочешь выпить?

– Я за рулем. Мне надо взглянуть на… Полину… – Она не могла произнести слово «тело» или «труп», поскольку еще не успела привыкнуть к мысли, что больше никогда в жизни не услышит Полинин голос, ее азартного смеха, или, точнее, заразительного хохота.

– Это кто такая?

– Красивая, рыжая, тебе привезли ее пятнадцатого числа.

– Понятно, проходи.

И снова этот прохладный зал, пропитанный густым и липким запахом разлагающейся плоти, хлора или карболки… А за ним другая комната с металлическими контейнерами, в одном из которых лежала мертвая Полина.

– Послушай, как можно привыкнуть к такой работе? Меня это всегда интересовало… Как к этому относятся в твоей семье?

– Плохо. Но мне все равно.

Она не стала задавать лишних вопросов. Подошла к Полине и увидела шрам в низу живота, справа. Это помимо огромного грубого разреза от грудины до самого паха, оставшегося в результате вскрытия…

– Василий Петрович…

– Можно просто Василий.

– Василий, ты не мог бы мне объяснить происхождение этого шрама? – Она имела в виду маленький, тот, что справа.

– Объясняю. Такой шрам бывает после операции аппендицита, ты и сама это отлично видишь.

– И больше ты мне ничего не можешь сказать?

– Могу. Я даже это зафиксировал сегодня в документальной, так сказать, форме. Шов был воспален и при жизни доставлял немало хлопот этой девушке.

– Ее звали Полина…

– Полина смазывала его специальной мазью, «Флоретином», так, во всяком случае, показали анализы.

– Он был воспален? Но из-за чего?

– Просто не зажил, да и все. Ей наложили шов совсем недавно, числа десятого или, может, чуть пораньше. Ей надо было лежать, а она, наверное, скакала как ненормальная. Вот он и раскрылся, воспалился, загноился и все такое…

– Это все, что ты можешь сказать?

– А что ты хочешь услышать? Самого аппендикса там нет, я уже проверял. Единственное, что меня смутило, это то, что шрам вроде бы какой-то двойной…

– По второму разу? – Она посмотрела на Василия в упор. – Скажи, по второму разу? Как у тех, которых потрошил какой-то ненормальный?

– Похоже, что так.

– А ты это записал в акте вскрытия?

– Я не уверен…

– Тогда проверь и запиши. И позвони Логинову или Сапрыкину и скажи об этом. Какой-то идиот оперирует женщин по второму разу… Почему? С какой целью?

– Между прочим, твоя Полина была беременна. Срок – ничтожный, всего три недели. Но, быть может, это важно…

Наталия испытала шок. Она сразу представила себе Полину, купающуюся в лучах яркого солнца на фоне сочной зелени с малышом на руках…

– Да, это очень важно. Было очень важно.

Она, пошатываясь, вышла из морга, забыв даже попрощаться с Романовым, села в машину, доехала до первого таксофона и позвонила Сапрыкину:

– Сережа, мне срочно нужен адрес некоей Гольцевой Юлии Александровны тысяча девятьсот шестидесятого года рождения…

– Соня, Логинов не приезжал? – спросила она с порога, войдя в квартиру без звонка при помощи собственных ключей. В прихожей пахло кремом для обуви: на коврике стояли вычищенные до блеска рыжие итальянские туфли Игоря. «Почему все мужчины помешались на итальянской обуви? Чем плоха английская?»

Соня выбежала ей навстречу в длинном полосатом переднике, такая домашняя и уютная, что Наталии на какое-то время показалось, что это она, Соня, – хозяйка этого дома, а Наталия всего лишь гостья, которую надо покормить или проводить в ванную. «Вот обувь чистить кремом было совсем не обязательно, – хотела сказать она, но передумала. – Пусть все идет своим ходом. Игорь непременно заметит рвение Сони, и он не будет Логиновым, если не поблагодарит ее… И если его благодарность зайдет далеко, тем лучше. Пусть они оба убираются отсюда и оставят ее в покое».

– У вас плохое настроение? – осторожно спросила Соня, вся почему-то сияя от счастья, которое едва сдерживала. – Вы меня о чем-то спросили? Я не расслышала, потому что у меня там шумела вода…

– Я спросила, не заявлялся ли Логинов, – мрачно ответила Наталия, разуваясь и проходя в комнату. Но, увидев в кресле рубашку Логинова, в которой он сегодня уходил на работу и в которой она видела его некоторое время назад в прокуратуре, чуть не задохнулась от злости. Или от ревности?!

– Он принимает ванну. Устал, говорит, и проголодался…

– Соня, он тебе нравится? – Наталия, брезгливо морщась, взяла с кресла рубашку и швырнула на диван.

– Кто? – не поняла Соня. Она стояла перед ней такая маленькая, хрупкая, с копной небрежно заколотых на затылке светлых блестящих волос, разрумянившаяся от долгого стояния у плиты и впитавшая все кухонные запахи, и не подозревала о той буре, которую вызывала своим домашним видом в хозяйке. «А она совсем даже не дурна… Можно даже сказать, хорошенькая. И фигурка ничего, ножки стройные, грудь на месте… Убила бы ее…»

– Тебе нравится Игорь Валентинович?

– Конечно, – ответила, ничего не подозревая, Соня и засмущалась, – такой интересный мужчина… интеллигентный, на него можно положиться.

– Ты бы хотела быть его женой?

– Я? – И вдруг до нее стало доходить. – А почему вы меня об этом спрашиваете?

– Просто так. А может, и не просто так…

– Вы с ним поссорились? – нашлась Соня, которая конечно же все поняла, но решила не провоцировать продолжение разговора, тем более что Логинов нравился ей куда больше всех остальных мужчин, которых она знала. Даже больше Арнольда Манджиняна.

– Да, ты попала в самую точку. Оставим этот разговор. Скажи лучше, что у нас сегодня на обед?

– Баранина. – Соня загадочно улыбнулась, из чего Наталия заключила, что эта женщина знает толк в еде и что ей, Наталии, просто повезло, что она встретила такую талантливую женщину. – Она жирная, но очень нежная. Не уверена, что вы днем сможете съесть маринованный лук, но я все равно приготовила… В крайнем случае, съедите вечером.

В комнату заплыло облако аромата, который нельзя было спутать ни с какими гастрономическими запахами: это вышел из ванной благоухающий чистотой и английским мылом Логинов.

– Я тебя не вижу и не слышу, – произнесла на одном дыхании Наталия и, не взглянув на него, прошла мимо на кухню. – Соня, скажи господину… вернее, нет, не господину, а товарищу прокурору, что он будет обедать только после меня…

– Вообще-то я уже пообедал… – расхохотался Логинов и упал на диван. Полы его халата распахнулись, и Соня, которая случайно оказалась в эту минуту в гостиной – она несла графин с минеральной водой к ним в спальню, – покраснела. – Соня, будь другом, включи, пожалуйста, радио.

Соня пожала плечами и включила радио, висевшее на стене в прихожей, да так громко, что Наталия, которая в это время на кухне ела суп, возмутилась: «Да что они себе позволяют, в конце-то концов! Знают прекрасно, что я терпеть не могу слушать радио, но делают все, чтобы только досадить мне!»

– Соня, не включай радио! Я не хочу знать, что происходит в мире.

– И напрасно, – все так же похохатывая, крикнул Логинов, вытягиваясь на диване и настраиваясь на блаженный послеобеденный отдых, – ты должна знать, что наша страна готовится к президентским выборам и что от них, возможно, зависит наше с вами будущее…

– Ну уж дудки, мое будущее зависит только от меня, – горячо возразила Наталия, появляясь на пороге комнаты с подносом в руках и усаживаясь на диван рядом с Логиновым, – и нечего забивать голову девочке всякой чепухой, вроде президентских выборов. Они будут только в августе, это во-первых, а во-вторых, откуда нам, простым смертным, знать, что из себя представляет тот или иной кандидат? Как ты заглянешь им в душу? Что толку, что им дадут эфирное время для выступлений или предоставят место в газетах – разве они скажут о своих истинных намерениях? Вот, к примеру, Морозов… Играет на ностальгических чувствах наших людей, чтобы только заработать себе побольше очков. Лично я ему не верю. Да ты посмотри только, кто ходит на его встречи: одни пенсионеры да сумасшедшие.

– Смотри-ка, как разошлась! А откуда ты знаешь про Морозова? Я-то думал, что ты одичала тут совсем, не работая.

«Не работая?!»

– Может, и одичала, но не настолько, чтобы не замечать, как прохвосты и аферисты лезут наверх, карабкаются, ломая ногти до крови, чтобы потом отыграться за все на нас. Я никому не верю и считаю себя просто молью, полным ничтожеством, частью серой бессловесной массы, называемой народом.

– И что же ты предлагаешь? Выписать готового дипломированного президента из-за границы, чтобы он развалил Россию до конца?

Соня, которая с миской в руках слушала эту словесную перепалку и между делом взбивала гоголь-моголь, вздохнула и вернулась на кухню. Она была согласна с Наталией в том, что выборы – это спектакль для доверчивых идиотов. Но разговаривать о политике не умела и не видела в этом никакого смысла. Она завидовала Наталии, с одной стороны, и одновременно не понимала ее, с другой: как можно, имея такого мужчину, как Логинов, так наплевательски относиться к своим женским обязанностям? Чем она занимается все дни напролет (Да и только ли дни? А ночи?), где пропадает? И почему Логинов смотрит на ее похождения сквозь пальцы? Безусловно, Наталия – женщина красивая, умная, но откуда в ней столько самоуверенности? Как может она спокойно оставлять Соню с Игорем Валентиновичем одних в пустой квартире и уезжать куда-то на всю ночь?

Логинов волновал Соню. И прежде всего физически. Она чувствовала его присутствие всем телом, едва они просыпались и встречались где-нибудь на пути в ванную или на кухню. Игорь Валентинович, которого она заидеализировала настолько, что и сама поверила в то, что он – само совершенство, все чаще и чаще стал представать в мечтах Сони в качестве ее мужа. Она, как в детстве, играла в семью. Квартира Наталии после ухода хозяйки, естественно, становилась на время ее квартирой, а Логинов – ее мужем или, на худой конец, любовником. Пользуясь тем, что она подолгу оставалась одна, Соня иногда, убедившись в том, что возле подъезда нет сиреневого «Опеля» или черной «Волги» (а окна выходили как раз на дорогу), открывала шкаф и примеряла вещи Наталии, подражала ей, разговаривая сама с собой вслух, а на самом деле как бы беседуя с Игорем. Так, в игре, летело время. И Соня бывала почти счастлива.

– …из хорошо информированных источников стало известно, что сторонники Морозова якобы обладают сведениями, документами и фотографиями, компрометирующими кандидата в президенты Родионова Владимира Александровича, у которого на сегодняшний день наиболее высокий рейтинг… – донеслось из радиоприемника, после чего Соня, находившаяся в это время на кухне, услышала:

– Вот, теперь начнут друг друга грязью поливать, компромат искать, подкупать свидетелей… Это ужасно. Терпеть не могу политику!

– …как пошутил один из московских журналистов, Савва Михаленок, «римские каникулы» Родионова – не что иное, как возможность, щурясь на жарком солнышке, поздороваться за руку со своими штатовскими и европейскими друзьями-единомышленниками. Но, как ответил на одной из своих пресс-конференций сам Родионов, поездка в Рим носила чисто туристический характер. Кроме того, Родионов, как известно, в прошлом месяце женился, поэтому поездку в Италию надо воспринимать как свадебное путешествие молодоженов.

– Я тоже хочу поехать в Рим. – Наталия отнесла поднос с опустошенной салатницей на кухню, сказала «спасибо, все было очень вкусно» Соне и, слегка погрустнев, удалилась к себе в спальню.

Вскоре квартира заснула: Соня легла в своей маленькой комнатке позади кухни, Наталия – в спальне, а Логинов – в гостиной на диване.

Наталия проснулась, оттого что ей стало трудно дышать.

– Выйди вон, – не открывая глаз, пробормотала она и попыталась сбросить с себя навалившегося на нее Игоря. – Не хочу тебя ни видеть, ни слышать.

– А что ты хочешь?

– В Рим.

– Послушай, у тебя желания меняются как носовые платки во время гриппа. Еще с самого утра ты заказала мне…

– …вспомнила: плитку бабаевского шоколада. Где она? Пока не принесешь, не открою глаза.

– Хорошо, сейчас принесу.

Она почувствовала, как он спрыгнул с кровати и вышел из комнаты. Через минуту она услышала шаги – он вернулся.

– Можешь открывать.

Она открыла глаза и на несколько мгновений онемела: перед ней стоял Логинов в длинном норковом манто. Дорогой нежный мех при дневном свете казался словно окутанным легчайшей дымкой…

– Логинов, что с тобой? Откуда шуба? – Наталия сидела на постели и качала головой. – Мне что, это все снится? Или ты принес мне показать какой-нибудь вещдок из своего прокурорского сейфа?

– Нет. Это мой подарок тебе в честь годовщины нашего знакомства. Однажды летом мы повстречались с тобой на море, помнишь?

Но Наталия уже не слышала его, она подбежала к нему, закуталась, словно танцуя и извиваясь всем телом, в мех и прильнула к необъятной груди Логинова.

– Ты, наверное, лет двадцать копил на эту штуку… Но ведь ты же не знал, что встретишь меня.

– Я продал свою квартиру и сразу же разбогател.

– Продал?! Уж не думаешь ли ты, что я оставлю тебя в своей квартире на веки вечные? Забирай свою шубу или поменяй ее снова на квартиру. Мне такие жертвы ни к чему. У меня уже есть две норковые шубки.

– Ты же сказала, что одна…

– Мало ли что я сказала. Может, у меня и три. Ты меня расстроил, честное слово. Я думала, что ты – серьезный мужчина, а ты… продал квартиру…

– Не расстраивайся. У меня есть квартира и получше той, что была. Четырехкомнатная, в центре города… Честное слово, я не вру. Я получил ее месяц назад.

Наталии понадобилось несколько минут, чтобы осознать все, что услышала, после чего она заявила:

– Решено, переезжаем к тебе.

– Как тебе будет угодно… Только для начала ты мне дашь согласие…

– На что?

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Нет, ничего не выйдет. Думаю, тебе будет лучше, если твоей женой станет Соня. Я серьезно. Разве ты еще не понял, что я не создана для семьи? Ты меня очень плохо знаешь. Я – свободолюбивое существо, склонное к авантюрам и вранью. Это только на вид я такая паинька…

Один Бог знает, сколько бы они еще болтали таким образом, если бы не зазвонил телефон. Наталия успела первой взять трубку и не ошиблась: звонила Анна Петровна Денисова:

– Наталия Валерьевна? Это я, вы узнали меня?

– Конечно. Что случилось? Как ваши дела?

– Спасибо… Благодаря вам все просто превосходно. Но нам необходимо встретиться. Когда я могу к вам подъехать? Вы извините, что я вчера ночью не успела передать вам деньги, сами понимаете, я сильно нервничала… Пять вас устроит?

– Да, устроит.

– Так я сейчас приеду?

– Хорошо. Я буду вас ждать. Да, кстати, вы случайно не знаете, во сколько сегодня отходит московский поезд?

– Минутку, у меня записано… Вот, в двадцать тридцать. Вы собираетесь в Москву?

– Возможно.

– Послушайте, Наташа, вы не могли бы оттуда привезти мне кое-что?

Я скажу, где это продается. При встрече, при встрече…

Когда она положила трубку, Логинов вопросительно поднял брови, тем самым спрашивая, кто звонил.

– Одна знакомая.

– Ты ей помогаешь?

– Да, а ты против?

– Нет, конечно. Просто я хотел тебя спросить, не узнала ли ты что-нибудь нового по нашему делу.

– Узнала. Но сначала можно я тебя поцелую? – Она села к нему на колени и обвила руками его шею. – Спасибо за шубу. Я не ожидала…

– Вот черт! Забыл! – Он снова выбежал из спальни и вернулся с плиткой шоколада. – Бабаевский, как ты заказывала.

– А почему одну плитку-то?

– Не одну, не переживай, я взял целую коробку, и мы с Сапрыкиным спрятали ее в сейфе. Буду выдавать тебе по одной в день.

– Хорошо, что не в месяц. Послушай, скорее всего, я сейчас уеду.

– Куда еще?

– В Москву. Это очень важно. А теперь сядь и успокойся.

– Не могу…

– Возьми себя в руки и слушай. Убийства трех женщин, которых мы нашли с тобой в старом доме, связаны напрямую с убийством Бурковица и, скорее всего, с убийством Селиванова… Больше того, я уверена, что человек, убивший Селиванова, и есть хирург Бурковиц. Конечно, все это пока бездоказательно, но что касается убийства женщин – это абсолютно точно. Дело в том, что сегодня я была в той самой больнице, где работал Бурковиц, и видела журнал со списком его пациентов, которых он оперировал тридцатого мая. Ты можешь мне, конечно, не поверить, но он полностью совпадает с нашим списком…

– Каким еще списком?

– Сегодня ведь опознали Олю Перову?

– А ты-то откуда знаешь?

– Вычеркни этот вопрос из своего лексикона, в конце-то концов! «Откуда» да «откуда»… Знаю, вот и все! Значит так, Бурковиц прооперировал в тот день шестерых, список я тебе оставлю. Одной из пациенток была Оля Перова, которую нашли мы с тобой… Дальше идут другие фамилии, и я уверена, что в ближайшее время, когда трупы опознают, то эти все фамилии совпадут. К сожалению… Потому что почти всех женщин, которых он прооперировал тридцатого, убили одним и тем же способом: им вспарывали животы и что-то искали в правом боку.

– Ты сказала «почти». Почему?

– Потому что в этом списке есть некая Гольцева Юлия Александровна. По дороге домой я заехала к ней – она жива и здорова и ничего не знает.

– В каком смысле?

– В прямом. Дело в том, что это именно она лежала на операционном столе в то время, как к Бурковицу ворвались бандиты. Они же и у нее в животе что-то искали.

– В животе? Я ничего не понимаю…

– Бурковиц перед смертью успел сказать одну фразу: «В девушке…» То есть этим ребятам что-то от него надо было, и это «что-то» он, видимо, спрятал в животе одной из своих пациенток. Очевидно, он не рассчитывал на то, что его так быстро найдут, иначе бы он и не приезжал в больницу, а просто куда-нибудь бы спрятался.

– Наташа, ну что такое ты несешь, прости меня, конечно… Что, что мог он спрятать в животе?

– Вот это-то и надо узнать. И еще. В этом списке есть и Полина.

– Полина?! Ее что, тоже оперировали?

– Представь себе… Вот я и подумала, а не связано ли ее убийство тоже с этой операцией.

– Но почему ты сказала про убийство? Она же просто сорвалась с крыши!

– Полина? Не уверена. Возможно, что этот самый Гуров и охотился за Полиной, как за сосудом, в котором спрятано что-то очень важное.

– Кстати, о Гурове… Мы навели справки… Он, представь, тоже из команды президента.

– Послушай, объясни мне, что это значит: из команды президента. Ты имеешь в виду предвыборную команду?

– Да. Дело в том, что сейчас – ты же не читаешь газет, черт тебя подери! – президентская команда слилась с родионовской. Президент хочет видеть в своем кресле достойного преемника и работает в этом направлении. Так вот, Гуров был не последней фигурой. Но лично я Родионову не доверяю. И напрасно наш президент ему помогает. Ты же знаешь, нет дыма без огня… И эта его поездка в Рим, о которой пишут во всех газетах…

– А что Рим? Почему все только и говорят об этом?

– Дело в том, что там, в Риме, в то же самое время были представители определенных политических кругов из Германии, Франции, Голландии, Америки, Англии… Только если они приехали, чтобы посовещаться относительно ситуации на Ближнем Востоке, то Родионов оказался там тоже не случайно. Пишут, что у него было несколько важных встреч. Но пока подлинных доказательств его связи с этими лидерами нет. Вот когда появятся, тогда его политической карьере придет конец. Это же игра. И в ней делаются крупные ставки.

– Я что-то не пойму, ну встретился он, к примеру, с этими лидерами, что в этом плохого?

– А то, что человек – это, по-моему, такое же млекопитающее, как, скажем, поросенок или тигр, только гибче, а это что означает? То, что у него мозг чуть лучше развит и, стало быть, желаний больше. Желаний, амбиций и прочего… Если ему в Риме скажут: мы дадим тебе денег на избирательную кампанию, очень много денег, сделаем тебя президентом, но ты за это должен будешь проводить определенную политику… А политика эта будет направлена на что, как думаешь?

– Неужели на разрушение России? Это же смешно!

– Это не смешно. У нас огромная территория, природные ресурсы, которыми мы не умеем распоряжаться, а у них, в развитых странах, перенаселение… Понимаешь, они, с их мозгами, придя к власти в России (через своих ставленников), превратят ее в колонию. Поимеют, короче. Ясно? Все, ликбез закончился, раздевайся. Ты уже утомила меня своими разговорами.

– Ты хочешь меня поиметь, как развитые страны Россию?

– А хоть бы и так, мне все равно…

Пока они боролись, катаясь сначала по кровати, а потом по полу, в дверь тихонько постучала Соня и сказала, что пришла «какая-то Анна Петровна».

Это известие сразу отрезвило их: Логинов вспомнил, что ему давно пора быть на работе, а Наталия мысленно отправилась в Москву…

Логинов, одевшись, хотел было уже выйти из спальни, но Наталия окликнула его:

– А ты не хочешь со мной попрощаться?

– Не понял…

– Я же уезжаю в Москву. Я тебе уже говорила. Это связано с Полиной. У меня есть ее московский адрес, и мне бы хотелось кое-что выяснить… Так что вот тебе список, – она подняла с пола смятый лист, вырванный из блокнота, – это ценная информация, поэтому обратите на нее внимание. И еще: за телом Гурова непременно приедут родственники… Не мне тебе объяснять, как будут важны их показания.

– Но они же ничего не скажут…

– А вы попытайтесь. Все, пока. – Она поцеловала его и потерлась щекой о его щеку. – Надеюсь, что Соня тебя прокормит… Не обижай ее.

Когда она вышла в гостиную, в прихожей хлопнула дверь: ушел Логинов. Соня, очевидно, отдыхала в своей комнате. Анна Петровна в белоснежном английском костюме сидела на диване и в нетерпении крошила печенье, которым ее, видимо, угостила Соня. Чашка с остатками чая была густо вымазана розовой губной помадой.

– Как хорошо, что мы с вами вдвоем. Я понимаю, что у вас мало времени, поэтому буду краткой: у нас все хорошо. И я вам бесконечно признательна. – Анна Петровна открыла сумочку и достала оттуда деньги. – Вот, здесь пять тысяч долларов. Только у меня к вам просьба…

Наталия, спрятав деньги в карман джинсового костюма, в котором приготовилась ехать в Москву, посмотрела на нее с нескрываемым интересом:

– Это какая же?

– Вы позволите мне обращаться к вам, если у меня возникнут какие-нибудь проблемы?

– В этом и заключается ваша просьба?

– Да, представьте себе. Вы такая милая, такая тактичная… Я просто счастлива, что теперь знакома с вами.

– Хорошо, обращайтесь, когда возникнет необходимость…

Она собиралась сказать еще что-то, но разговор и так затягивался – Наталии надо было спешить, до поезда оставалось всего ничего, – поэтому она сделала вид, будто не поняла, что Анна Петровна хочет сказать еще что-то, и направилась на кухню – перекусить перед долгой дорогой.

– Извините, я вас задерживаю… Огромное вам спасибо.

Когда за ней закрылась дверь, Наталия вздохнула с облегчением.

– Соня, – позвала она, – я уезжаю в Москву, приготовь мне, пожалуйста, бутерброды…

Загрузка...