С риском для жизни.

КАК Я ВПЕРВЫЕ ПОЙМАЛ РАЗВЕДЧИКА

В течение первых дней войны 1914 года работа сотрудников контрразведки была далеко не легкой. Неприятель успел создать сеть шпионажа позади наших линий, когда уходил под ударами наших войск.

После марнского отступления германские разведчики отыскивали в деревнях или в разрушенных городах подходящих лиц и пытались подкупить их для получения информации.

К счастью, немцам нельзя было похвалиться удачей. Многие французские крестьяне делали вид, что соглашаются на предложения немцев, но, как только враг уходил, тут же уведомляли французские или английские власти о предложениях, которые были им сделаны. В этом отношении контрразведки обеих союзных армий имели очень ценную информацию и могли принять контрмеры против немцев, которые и не подозревали этой «двойной игры».

Но были все же и изменники. Я вспоминаю, например, Полодора Дебакера, который работал на врага. Этот человек был подкуплен германским военным разведчиком. Задание предателю состояло в том, чтобы перерезать провода нашего полевого телеграфа и телефона в различных стратегических пунктах. Эту диверсию намечалось совершить по заранее условленному сигналу, который должен был подаваться с неприятельского самолета.

В условленный час самолет пролетал над тем местом, где жил Дебакер, и бросал маленькую дымовую бомбу. Это служило шпиону сигналом о том, что предпринимается бомбардировка или атака. Тогда он перерезал наши провода, прерывая связь, что на время дезорганизовывало управление боем. Дебакер выходил украдкой, с наступлением сумерек, и с помощью щипцов перерезал провода в каком-нибудь уединенном пункте деревни. В дневные же часы он работал на виду у всех на полях.

В течение почти трех недель связь неизменно прерывалась в самые критические минуты. Было ясно, что тут орудовал шпион, причем шпион смелый. Но территория была большая, и трудно было проверить все ее население. Каждый раз провода оказывались перерезанными в стратегических пунктах, удаленных на целые мили от фронта.

Один способный молодой офицер получил задание поймать шпиона и положить конец диверсии, которая так дорого обходилась нашим солдатам.

Однажды, обходя деревни позади наших линий, он заметил впереди штатского. Было почти совсем темно, и, согласно существовавшим правилам, все невоенное население должно было быть дома. Полагая, что этот человек, возможно, ходил навестить приятеля и теперь возвращается домой, офицер решил понаблюдать за ним просто из любопытства, свойственного работнику контрразведки. Укрываясь в тени разрушенного здания, он увидел, что приблизительно через каждые 50 шагов неизвестный останавливается и украдкой озирается, словно опасаясь, что за ним следят. Подозрения наблюдателя усилились. Вдруг офицер заметил, что человек исчез, как будто его проглотила земля. Минуту или две офицер терялся в догадках: куда же девался этот таинственный крестьянин? Впереди не было видно ничего, кроме чистого поля. Случайно темноту прорезал прожектор, и все стало понятным: подозрительный человек вскарабкался на телеграфный столб. Офицер выждал, пока шпион слезет. Понимая, что сопротивление бесполезно, тот отдал свое оружие и покорно пошел в деревню.

На суде шпион во всем признался и рассказал историю своего предательства. Он дал исчерпывающую информацию о своих немецких хозяевах, полагая, вероятно, что таким образом спасет жизнь. Но это было бесполезно. Суд признал его виновным без смягчающих вину обстоятельств, и он был расстрелян.

В мае 1915 года, когда отголоски первого крупного столкновения несколько заглохли, я был вызван к моему начальнику Филиппу Робертсону, который сообщил, что меня переводят в Центральный разведывательный отдел полевой контрразведки.

Мне хочется думать, что я был первым рядовым солдатом, который стал сотрудником британской контрразведки. Рискованные приключения и требование абсолютной тайны разбудили во мне склонности агента, и я приступил к исполнению своих обязанностей.

Однако не все было в этом деле романтично. Работа разведки имеет и свою укоренившуюся рутину, но эта рутина жизненно необходима для успеха дела.

Я должен был всегда следить за таинственными световыми сигналами, проверять данные относительно этих сигналов, беспрестанно наблюдать за подозрительными личностями и за шпионами в военной форме. Надо было наблюдать за бельгийскими и французскими рабочими, которые работали за линией огня. Кроме того, нужно было производить расследование, дел о дезертирах для помощника начальника военной полиции, проверять документы всех штатских и т. д.

Наблюдение за штатскими, работавшими позади линий, в нашем секторе не представляло трудностей. Правда, были отдельные случаи подозрений, но по расследовании подозрения всегда оказывались беспочвенными.

Дежурный офицер должен был находиться на своем посту в любой час дня и ночи — либо наблюдая за своими подчиненными, либо занимаясь в полуразвалившейся хибарке решением своих многочисленных задач. Офицер, которого я отчетливо помню, испытывал все неудобства жизни в жалком деревянном бараке, тогда как в частной жизни он был архимиллионером — Джеймсом Ротшильдом.

Он работал всей душой с неутомимой преданностью делу. Впервые я увидел его в 1914 году около Ле Като. В следующий раз я встретил его в 1915 году у Нижнего Ламота и потом несколько раз встречал в разных секторах фронта.

В ту пору я впервые поймал шпиона. Вот как это было.

Около деревни Флербе я выслеживал на некоторых перекрёстках одного дезертира, который должен был находиться в окрестности. В томительном ожидании проходили долгие часы.

В течение двух вечеров, будучи дежурным, я видел старую крестьянку, которая, прихрамывая, проходила всегда до наступления сумерек. Старуха неизменно ходила к разрушенной церкви на окраине деревни и всегда имела с собой маленькую корзину. На третий вечер она снова проковыляла мимо меня, и мне это показалось подозрительным.

На четвертый вечер, оставаясь невидимым, я стал наблюдать за этой старой женщиной, которая прошла в тот же час и в том же направлении. Это укрепило мое подозрение, и я вместе с сержантом и двумя солдатами решил следить за нею. Она надвинула свою шаль плотно на голову и несколько минут спустя после семи часов вошла в поврежденную снарядами церковную дверь. Затем направилась к другой двери, ведущей к башне, и начала осторожно подниматься по развалившимся лестницам. Я следовал за ней чрезвычайно осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума, но доски все же поскрипывали. Женщина остановилась на верху башни. Я был поражен, увидев, что развалившееся помещение в башенке занимал человек, одетый в форму английского сержанта.

В тот момент, когда она передавала этому человеку продукты, я вынул свой кольт и направил его на обитателей башни. Это было несколько рискованно, так как обнаруженный мною человек мог оказаться действительно британским военнослужащим, которому было поручено провести специальное наблюдение. Я рискнул. Человек посмотрел на меня с презрением и спросил, не сошел ли я с ума.

Я инстинктивно чувствовал, что этот человек пытается втереть мне очки. На войне как на войне! Лучше честно ошибиться, чем дать ускользнуть шпиону.

Я сообщил офицеру о своих обязанностях и попросил предъявить документ о его полномочиях. Он хладнокровно расстегнул карман и вытащил оттуда бумажник.

— Ладно,— сказал он.— Что вам угодно?

И стал вынимать из бумажника различные документы. Эго еще более усилило мои подозрения. Я ничего не сказал и проверил документы, которые оказались в порядке и, по-видимому, были настоящие. Он заявил, что он лейтенант, прикрепленный к одной батарее.

Сержант и оба солдата ждали на ступеньках колокольни. Я немедленно их позвал и попросил сержанта поручить одному из своих подчиненных привести из указанной батареи командира.

Тогда подозрительный человек пожал плечами и сказал с мрачной улыбкой:

— Да, вам здорово повезло. Через шесть часов я был бы уже за линией фронта.

Я узнал, что он скрывается десять дней, в течение которых поддерживал непрерывную связь с неприятелем посредством полевого телефонного аппарата, который немцы умышленно оставили у разрушенной колокольни во время своего отступления.

Старая крестьянка,— я в этом окончательно убедился,— действовала вполне чистосердечно. Она приняла этого человека за того, кем он ей отрекомендовался, то есть за английского офицера, и думала, что делает хорошее дело, принося пищу в его уединенное убежище.

Этот немецкий шпион был когда-то администратором в одном из лучших, известнейших отелей Уэстенда. Он был вызван в Германию ровно за две недели до начала войны. Благодаря его отличному знанию английского языка и выдающимся военным качествам немецкая разведка поручала ему серьезнейшие задания по шпионажу.

На следующий день его привели в главный штаб на допрос. Я не имею точных сведений о его дальнейшей судьбе. Мельком видел я его в последний раз, когда он уезжал в сопровождении двух высших офицеров. Когда автомобиль тронулся, его злобные глаза встретились с моими и в них промелькнуло выражение насмешки.