Сакрум

В оформлении обложки использована работа автора Artem Chebokha «Regular Magic» с https://www.artstation.com/rhads

Нам говорит согласье струн в концерте,

Что одинокий путь подобен смерти.

(У. Шекспир, Сонет 8)

Пролог

А что, если бы наша память не исчезала вместе с нами? Если бы существовала возможность передать все свои мысли, чувства и воспоминания своим детям? Могли бы мы исправить те ошибки, что совершали люди поколения за поколениями, эпоха за эпохой? Или человек навечно обречен идти по кругу?

Близился рассвет. Влажный тяжелый воздух наполнился безмолвной тишиной. Ее нарушали только последние капли дождя, упорно барабанящие по деревянным ступеням крыльца. Где-то вдали небо время от времени освещали редкие вспышки молний. Вокруг царило напряжение с примесью тревоги, и все живое будто замерло в ожидании чего-то неизведанного.

На крыльце сидел рыжеволосый юноша. И он тоже словно чего-то ждал. Его угольно-черные глаза всматривались в туго натянутое небо, в тяжелое серое полотно, укрывшее в это утро небольшой фермерский городок. Тучи медленно рассеивались, позволяя глазам юноши впитывать в себя остаток своей темноты. Темноты или даже грязи, которой был полон весь воздух, и от которой было тяжело дышать уже много лет. Сколько Ксандер себя помнил, ему всегда не хватало воздуха.

Острый взгляд остановился на величайшем сооружении нынешнего мира – огромной стене, которая однажды спасла остатки человечества и спрятала их за собой, позволив и дальше существовать на этой планете. Но что за ней кроется? Как выглядит изнанка этой стены? Ксандер часто пытался пронзить взглядом непроницаемую преграду и вообразить, что прячется снаружи. Ведь когда-то людям была доступна вся планета. И Боже! даже представить сложно, сколько всего прекрасного открывалось человеку! Столько дорог и возможностей у него было! Интересно, что тогда ощущали люди? Что чувствовал человек, когда был свободен? О чем думал, если не о том, как стать свободным?

Тяжелые веки опустились на усталые глаза. Юноша провел рукой по своим мокрым волосам, а затем влажной ладонью вытер лицо. Краем уха он слышал, как отдаляется военная машина, покидая их поселение. Каждый знал, зачем сюда приезжали военные. Ксандер слушал удаляющийся звук мотора и пытался представить, что ощущает призывник, которого только что забрали из дома. Страх? Гордость? Может быть, надежду? Определенно, Ксандер бы испытывал все эти чувства.

Страх, потому что дальше одна неизвестность. Потому что призывники уходят за стену, о которой никому, кроме правительства и военных, ничего не известно. Потому что обратно домой никто и никогда не возвращается. Страх, потому что представить, что ты больше никогда не увидишь своих близких, равносильно смерти. Страх, потому что твоей прежней жизни наступает конец, и начинается нечто новое.

Гордость, потому что ты защитил своих родных. Одна семья – один призывник. Забирают первого по старшинству в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Также есть правило – из ста городов и деревень набирают ровно сто призывников. Из каждого поселения посредством жребия, то есть чистой случайности, избирается только один счастливчик, как говорят люди у власти, или же несчастный, как считают в народе. Однако, вопреки другим чувствам, призывниками принято гордиться.

И надежда. Ксандер был уверен, что ее испытывают все, только по-своему. Кто-то надеется не наложить в штаны от страха, кто-то просто выжить, а кто-кто, возможно, надеется умереть без боли. Но для самого Ксандера надежда рисовала другие картины. Юноша знал, что однажды его заберут на службу, ведь он старший из детей в доме, многие семьи в городке уже отдали долг государству, а население в Стеллакливе не такое уж и большое. Его заберут, и надежда его будет о другом – о мире за стеной, который на самом деле прекрасен, как и раньше. Пусть он таит в себе множество опасностей, но все же это не ад, которым его представляют в детских страшилках. Ксандер был уверен, что для него призыв на службу станет новым шансом к открытию.

Вот только разлуку с семьей представить было сложнее, чем мир за стеной. Мама и две младшие сестры – это единственное богатство, которым владел Ксандер, и которое так боялся потерять. В этом году тяжелая участь обошла их дом стороной, но однажды страшный час настанет. Настанет…

От былого спокойствия не осталось и следа. Мысли о разлуке с семьей взбудоражили парня. Он не знал, куда деть свои руки и засунул их в карманы. Неожиданно нащупав что-то холодное, Ксандер достал из своих поношенных брюк запыленный медальон на цепочке, который нашел вчера вечером, работая на ферме. На круглом значке красовался меч, на рукояти которого балансировали весы. Знак Фемиды, насколько знал Ксандер из книг. По кругу была выгравирована надпись. Она была изрядно потерта, и ее стало уже невозможно прочесть. Наверное, медальон лежал в земле еще со времен прошлых владельцев. Возможно, еще до Заключительной Войны.

Неожиданно за спиной юноши скрипнула дверь, и в проеме показалась его семнадцатилетняя сестра Юнис. Она молча сошла по ступеням крыльца и встала напротив брата в ожидании, когда он поднимет свое лицо. Юноша взглянул на нее. В глаза бросилась россыпь веснушек, становившаяся ярче на летнем солнце. Невольно уголки губ на лице парня поползли вверх. Он и не заметил, как кончился дождь и из-за горизонта выглянуло солнце.

– Ты слышал, кого забрали? – с нескрываемым любопытством спросила Юнис. – Ксандер! – она махнула рукой перед задумчивым лицом парня. – Опять задумался? Ладно, и без тебя узнаю…

Ей была свойственна манера не дожидаться ответа собеседника.

– Мама уже готовит праздничный завтрак, – произнесла девушка, заплетая в косу свои длинные рыжие локоны, вьющиеся до пояса.

– Здорово, – пробубнил себе под нос Ксандер и убрал медальон обратно в карман.

– Что там? – успела заметить девушка. – Покажи!

– Нет, – усмехнулся парень, защищаясь от ловких попыток сестры забраться к нему в карман. – Это кое-что заветное.

– Опять? – разочарованно вздохнула девушка, опустив руки. – И когда ты мне его отдашь?

«Что-то заветное» – это было чем-то вроде игры. В этом бедном и скучном поселении сложно было приобрести что-то, чего не было у каждого второго жителя. И если Ксандеру или Юнис удавалось наткнуться на нечто стоящее, они придумывали друг другу задания, выполнив которое, можно было заполучить заветную вещицу.

– Я отдам его тебе, если… – парень впал в задумчивость на некоторое время. – Если ты докажешь, что сильнее меня.

– Нечестно! – чуть ли не взвыла Юнис. – Так нечестно! А ну покажи!

Она снова попыталась достать находку из кармана брата, но тот не дал ей и шанса нарушить правила. Все должно быть по-честному.

– Надоела эта игра! – раздраженно воскликнула девушка. – Можешь забирать себе.

Парень рассмеялся, потрепав сестру по волосам, и медленно зашагал к маленькой овчарне, где прятались от дождя дрожащие глупые животные. Нужно было их вывести на пастбище.

Юнис окинула взглядом небо. Совсем рассвело. Темные тяжелые тучи покидали долину. В соседних фермах горланили первые петухи. Городок вновь оживал. Девушка закрыла глаза, глубоко вдохнув свежий утренний воздух, затем встрепенулась и последовала за братом.

Юноша уже открыл загон. Шесть больших облаков шерсти белоснежным рядком шли друг за другом, а позади вальяжной походкой вышагивал бордер-колли, уже старый, но достаточно энергичный для своих лет. Он радостно завилял хвостом, завидев Юнис, но не посмел оставить овец и продолжал возбужденно взвизгивать издалека.

– Привет, Гендальф! Доброе утро, дамы! – обратилась она к кудрявым тушкам, совершив реверанс.

Ксандер усмехнулся и закрыл дверь овчарни. Они неспешно направились к сегодняшнему пастбищу – большой поляне прямо у леса. Гендальф дал себе волю и побежал вперед на разведку. Солнце медленно поднималось на свой трон. Его лучи выглядывали из-за верхушек деревьев, разбрызгивая свет по шелковой зеленой траве перед шагающими овцами.

– Мы с Пенни после обеда пойдем в поход. Ты с нами? – заговорила Юнис.

Пенни – это еще одна его младшая сестра. Ей всего семь.

– Хм… разве у меня есть выбор? Девчонкам одним не выжить в суровом лесу, – улыбнулся Ксандер.

– Уверен? Аллергия не разыграется? – на всякий случай спросила девушка, так как хотела всегда быть готовой к нежданному приступу брата. Он страдал бронхиальной астмой и всю жизнь мучился с аллергией на цветочную пыльцу, а в середине июня в лесу ее хоть отбавляй.

– Все в порядке, я запасусь лекарствами.

– Я лучше сама их возьму, – Юнис задумалась минуты на две, перечисляя в уме, что еще ей нужно взять в поход. Ксандер наблюдал за ее задумчивым лицом. У этой девчонки всегда все под контролем.

Дома их ждал праздничный завтрак, который приготовила мама, ведь их семью не тронули в этом году. Но брат с сестрой не спешили возвращаться. Они долго лежали на влажной траве, разглядывая белые бегущие облака. Ксандер слышал, как где-то поблизости жужжит шмель, пролетая над душистыми цветками, шумит лес, зазывая в свою манящую тень, шелестит мягкая ласковая трава, и как с треском ее рвут проголодавшиеся овечьи рты. Все эти звуки вселяли в его душу спокойствие. Время будто остановилось. Все ненужные тяжелые мысли исчезли. Хотелось продлить этот момент навечно…

– Как хорошо, что мы живем по эту сторону стены, – проговорила Юнис, лежа рядом с братом и прикрывая ладошкой глаза, глядящие в лазурное небо. – Иногда мне кажется, что на той половине планеты облака всегда черные и нет такого спокойствия, как здесь.

Ксандер ничего не ответил.

– А ты как думаешь, что там?

– Я не знаю, – произнес юноша. – Нам не положено об этом думать.

Юнис многозначительно вздохнула.

– Но ты ведь постоянно это делаешь, – с упреком произнесла она, перевалившись на бок и подперев рукой голову. – Постоянно смотришь на стену. Слышал, что там, как говорят, существует зима? Прямо как при наших предках. Представляешь, там так холодно…

"Зима, – подумал Ксандер. – Что в ней такого плохого?". Снег, который он видел в старых фильмах, не казался чем-то ужасным. Ведь раньше люди выживали во время зимы, как-то боролись с холодом, даже становились ближе друг к другу, чтобы согреться. А теперь вечное лето. Оно прекрасно, но…

– И там нет людей. И никого нет. Только пустота…

Ксандер улыбнулся. Он не верил, что правительство отправляет призывников за стену ради какой-то пустоты. Там явно что-то есть. Очень важное. То, что должно стоить сотни ежегодных призывников, расстающихся с семьями…

– И там нет чистой воды…

Не выдержав, Ксандер резко сел и заговорил горячо и воодушевленно:

– А что, если все это детские сказки, чтобы нас напугать? – его охватило возбуждение, глаза загорелись. – Может, нас просто обманывают? Даже если там зима, тебе никогда не хотелось там побывать? Наши предки там жили, вся планета была обитаема, не было никаких двух миров! Ведь никаких доказательств, что та половина…

– Ксандер, – прервала его Юнис с улыбкой. – Стену возвели не просто так. Те, кто ее строил, защищали нас от опасности. Все знают, что Заключительная Война…

– Да-да, – разочарованно вздохнул парень. – Уничтожила большую часть планеты.

– И на той стороне осталась зараженная территория, где кишат разные твари, цветы разговаривают, а животные…

– Ну, ты разошлась! – усмехнулся Ксандер. – Только что говорила, что там никого нет!

– Ну, кто-то говорит одно, кто-то другое, – замялась Юнис.

– У тебя слишком богатая фантазия, которая все впитывает, – ответил парень.

Юнис довольно улыбнулась.

– В любом случае, за стеной смерть и разруха. А уж в каком именно виде не так важно.

Юноша приложил руку к груди, внутри которой бешено билось сердце. Если Юнис считает, что там царит ад, это еще не значит, что она права. Ксандер повернул голову к сестре, удивившись, как она может так легко говорить подобное.

– А я слышал, что призывников отправляют на плантации за стеной, чтобы воскрешать мертвые земли.

– Ложь… – Юнис усмехнулась, невозмутимо наблюдая за облаками.

– А мне хочется в это верить, – Ксандер мечтательно улыбнулся, представив, как окажется в саду с огромными деревьями, плоды которых будут в разы больше обычных.

– Тогда почему с этой плантации люди не могут вернуться домой?

– Наверное, слишком много работы…

– Или за год они умирают от радиации, – слова Юнис прозвучали так холодно, будто она забыла, что ее брата могут забрать за стену. – Если нам не говорят правду, значит, мы к ней не готовы.

– Твое право так думать, – вздохнул Ксандер, решив, что разговор окончен, но еще чувствуя в себе недосказанность. – Возможно, так оно все и есть.

После обеда, как и было запланировано, Юнис и Ксандер, взяв с собой семилетнюю сестру Пенни, снабженные небольшими сумками с едой, отправились через лес к небольшому озеру. Здесь, в основном, произрастали сосны, поэтому среди деревьев всегда была тень, которая доставляла путникам большое удовольствие в столь жаркий день. После дождя влага уже успела испариться, и вокруг стояла невыносимая духота.

Через полчаса пути Пенни устала, и Ксандер тащил ее на своей шее. Юнис шла впереди, с наслаждением вдыхая запах хвои и откидывая палкой сосновые шишки, будто прочищая неизведанную тропу. Но эта дорога ей и брату была уже давно знакома. Они знали ее наизусть. Это было их любимое место, куда они с малолетства сбегали из дома. В этом году они решили взять с собой и младшую сестру.

Юнис так не терпелось уже поскорее дойти до заветного места, что она раз за разом прибавляла темп, пока ее не начинал окликать Ксандер. И вот наконец, вдалеке показалось долгожданное озеро, вода которого играла на солнце разными цветами. Рыжая девушка радостно вскрикнула и побежала вниз по тропе прямо к берегу. Ксандер поставил на землю девчушку поменьше и стал разминать шею и плечи, наблюдая, как Пенни принялась догонять сестру. Это было воистину волшебное место. Здесь будто прекращали существовать такие вещи как страх, тревога, усталость, которые постоянно преследовали Ксандера – здесь они отступали…

– Ксандер, пойдем купаться! – прокричала с берега Юнис, и юноша поспешил к сестрам.

– Если я начну тонуть, ты меня спасешь? – поинтересовался парень, стягивая штаны и оставаясь в одних трусах-боксерах.

– Юнис не умеет плавать, – заметила Пенни.

– Кто тебе такое сказал? – вытаращила на нее глаза рыжая девушка.

– Мама, – ответила Пенни, прищурившись от солнца и взглянув на сестру. – Она сказала, ты один раз утонула, и какому-то мальчику пришлось тебя спасать.

Юнис усмехнулась, вспомнив этот случай. С тех пор прошло лет десять, теперь она плавала словно рыба.

– Просто ей понравился тот мальчик, – улыбнулся Ксандер, потрепав волосы Пенни. – Сечешь? – подмигнул он ей, и девочка хитро заулыбалась.

– Ха-ха-ха! – язвительно проговорила Юнис. – Кто последний до того бревна, тот вонючая слюна дохлого бабуина!

Не успев договорить, девушка бросилась в воду, стремительно поплыв до старого бревна, покачивающегося посреди озера.

– Фальстарт! – завопил Ксандер и поспешил в воду, чтобы нагнать сестру.

Пенни осталась на берегу, с интересом наблюдая за играми двух взрослых детей…

– Ты неправильно делаешь! – Пенни начинала злиться, потому что битый час не могла научить старшую сестру разводить костер. – Нужно тереть быстрее.

В руках семилетней девочки, тростинка быстро разгоралась, а у Юнис все никак не получалось заставить ее даже дымиться.

– Ну и кто кого взял в поход? – усмехнулся Ксандер, раскладывая на одеяле запасенные бутерброды. В ответ Юнис прожгла брата насквозь своим разъяренным взглядом. Она убрала мокрые волосы в хвост и стала рыться в своей сумке, оставив затею с костром. И откуда Пенни научилась этому?

Достав лекарства, Юнис протянула их брату. Из-за цветов вокруг озера, он стал частенько чихать. Ксандер с благодарностью посмотрел на сестру, которая уже мечтательно оглядывала озеро. Сверкающий блеск воды отражался в золоте глаз юной девушки.

– Останемся здесь до утра? – с мольбой в голосе произнесла Юнис.

– А мама?

– Я ее предупредила на всякий случай.

– Я так и знал, – улыбнулся юноша и вдохнул лекарство.

Юнис улыбнулась ему в ответ, так как поняла, что брат не против остаться здесь на всю ночь. Она заранее притащила сюда старую палатку, запрятав ее в кусты. Теперь ничего не помешает ей в полной мере погрузиться в творчество и поймать неподатливую музу. Девушка достала из своего рюкзака небольшой альбом и карандаш.

– Я скоро вернусь, – сообщила Ксандеру сестра и отправилась гулять вдоль берега. Юноша ясно знал, что Юнис пошла ловить мгновения этого леса, чтобы запечатлеть их на бумаге. В такие минуты ей нужно быть одной: хоть рисовать у Юнис получалось отлично, вдохновение ей всегда было сложно удержать, если кто-то находился рядом. Прижимая одной рукой к груди альбом, а другой трогая на ходу высокие травы, она постепенно исчезла среди деревьев.

Когда солнце стало садиться, двое путников, не дожидаясь пропавшей художницы, разожгли костер и устроились вокруг него на больших одеялах. Пенни с опаской оглядывалась на пугающие тени в глубине леса. Там, куда не проникал свет от костра, сложно было что-то разглядеть. Деревья напоминали человеческие силуэты, а поскрипывания качающихся стволов были похожи на чьи-то стоны. Даже бусинки диких ягод, подсвеченные пляшущим пламенем, превращались в голодные глаза лесных чудовищ. Казалось, ступив за круг, охраняемый светом костра, можно было сразу попасть в хищные когти, которые тут же утащат тебя в темноту. Содрогаясь от подобных мыслей, девочка подобралась к брату и обхватила его руку своими.

– Может, Юнис съели чудовища? Или она заблудилась?

– Не бойся, она скоро вернется, – успокоил ее Ксандер, хотя и сам начинал переживать за сестру. Он мог бы пойти и поискать ее, но Пенни боялась ходить по лесу ночью, и никак было нельзя оставлять ее здесь одну. Юнис как всегда замечталась и забыла о времени, что невероятно злило парня. Когда она вернется, то точно огребет хороший подзатыльник.

– Когда я вырасту, меня тоже увезут на этой машине? – вдруг спросила Пенни, впившись в глаза брата пронзительным взглядом. Ее маленькие ручонки крепко держали локоть парня, словно ее хотели забрать прямо сейчас. Юноша провел ладонью по ее светлым волосам и прижал к себе. Этот вопрос заставил его сердце сжаться. Страх перед стеной давно стал врожденной чертой каждого, но дети… они не должны бояться, не должны думать об этом. Ксандер представил, как Пенни увозят на этой машине… Его передернуло.

– Нет, туда девочек не берут.

– Мама сказала, что сегодня увезли Люси.

Внутри Ксандера что-то больно щелкнуло. Он решил, что ослышался.

– Кого… увезли? – с трудом выговорил юноша, стараясь не выдавать эмоции.

– Люси, – повторила девочка.

Та, о ком говорила Пенни, была одноклассницей Ксандера, единственной и лучшей подругой. У нее не было ни отца, ни братьев, ни сестер, и видимо, власти не постыдились забрать у ее матери последнего родного человека. Юноша чувствовал, что ему не хватает воздуха. Он никак не мог принять услышанное. Еще на днях он видел, как Люси проходила мимо его дома. Почему она ничего ему не сказала? Как страшно вдруг узнать, что ты никогда больше не встретишься со своим другом. Как страшно расстаться, не попрощавшись…

Ксандер еще крепче прижал к себе сестру. Какими бы сильными ни были его сомнения насчет мира за стеной, как бы яро он ни верил в то, что на той стороне существует надежда на лучшую жизнь, ни одну из его сестер не увезут на этой машине. Ни одну, пока Ксандер собственными глазами не увидит неизведанный им мир. Ни за что, пока он жив. Когда придет черед их семье отдавать долг государству, без всяких сомнений на службу заберут именно Ксандера. Но все же непреодолимый страх подступал к сердцу юноши, когда он вспоминал о своей глупой болезни и о том, что совсем скоро Юнис исполнится восемнадцать…

– Я не хочу, чтобы тебя забрали, – будто прочитав мысли брата, захныкала Пенни, готовясь расплакаться. Может, она до конца и не понимала всей несправедливости сегодняшнего мира, но верно чувствовала это своим маленьким детским сердцем.

– Эй, малявка, – парень улыбнулся и смахнул с щеки девочки скользящую вниз слезу. – Я буду с тобой в любом случае. Ты мне веришь?

Мокрые ресницы девочки дрогнули, и еще одна слезинка упала на руку парня. Пенни опустила голову, прислонившись лбом к плечу брата, и заревела.

– Оттуда никто не возвращается, – еле внятно пролепетала она.

– Пенни, ты что, не веришь мне? – будто обидевшись, переспросил Ксандер, и девочка подняла на него свои мокрые от слез глаза. – Я все равно буду с тобой. Ясно?

– Ясно, – всхлипнув, ответила она, кивнув головой.

– Ну, вот и все, – улыбнулся ей парень. – Не стоит зря забивать этим голову.

Он натянул на ладонь рукав и принялся быстрыми движениями вытирать маленькое плачущее лицо. Не вытерпев, Пенни стала смеяться, пытаясь высвободиться из рук брата, который продолжал ее натирать.

– Я пить хочу, – сквозь смех выдавила девочка. Ксандер улыбнулся и потянулся за маленьким железным чайником. Вода закончилась. Он укутал сестренку в одеяло и спустился к озеру. На небе уже загорались звезды, а Юнис все еще не было.

Разозлившись на безрассудство сестры, парень поставил чайник рядом с собой и стал плескать воду на свое лицо, чтобы избиваться от неприятных мыслей. Где ее носит?

Внезапно воздух разрезало оглушительным выстрелом. С деревьев на том берегу взлетела стая испуганных птиц. Сердце Ксандера замерло. "Юнис", – первое, что пришло на ум парня. Застыв в надежде, что выстрел лишь ему померещился, Ксандер стоял, склонившись над водой, пока позади не закричала Пенни.

– Ксандер! – взвизгнула она не своим голосом. – Там кто-то стреляет!

Послышался всплеск воды, словно в нее упало что-то тяжелое… Чье-то тело? Поблизости или на том берегу? Парень сорвался с места и вбежал в воду. "Нет, нет, нет, только не Юнис!» – все, что сейчас звучало в его голове. Он стал судорожно водить руками, пытаясь что-то или кого-то нащупать. Он мог найти холодное тело сестры, и от этого его начинало трясти. Он боялся случайно коснуться трупа, но вместе с тем, не мог остановиться. Юноша чувствовал, как его глаза наполняются слезами, которые мешают видеть, но продолжал, дрожа всем телом, бултыхать воду. Ксандер ужасно боялся и одновременно дико желал найти это тело, чтобы убедиться, что это не его сестра. Под руку попадались какие-то ветки и водоросли, и парень выкрикивал громкие ругательства, от которых сам вздрагивал.

– Ксандер! – уже сорвавшимся голосом звала его Пенни, но он продолжал искать. – Мне страшно!

Эти слова заставили парня очнуться и прекратить бесполезное плескание в воде. Здесь никого нельзя было найти или увидеть.

– Пенни! – завопил Ксандер, устремившись к младшей сестре. – Пенни, иди ко мне! Быстрее!

Юноша схватил девочку на руки, откинув в сторону мешающие одеяла, пнув сумку, которая преграждала путь, и помчался вдоль берега, выкрикивая имя Юнис, но она не отзывалась.

Пенни полностью охватила паника, она не понимала, что происходит. От страха, что окутал маленькую девочку, у нее пропал дар речи и она только испуганно хватала губами воздух, крепко сжимая плечи брата, пока тот нес ее на своей спине. Юнис нигде не было, а Ксандер вел себя слишком странно, и от волнения Пенни начинала тихо завывать, готовясь разреветься.

– Пенни, молчи! – резко отзывался брат, стараясь прислушиваться ко всем звукам вокруг. Он несся вперед, не замечая ничего на своем пути. Деревья не переставали мелькать в темноте, но среди них, как не пытался, Ксандер не мог разглядеть силуэта своей сестры.

– Я хочу домой! Я хочу к маме! – закричала диким воплем маленькая Пенни. У нее начиналась истерика – ее старший брат будто сошел с ума, она еще никогда не видела его в таком состоянии. Пенни хотела сойти на землю, остановить парня и поэтому стала брыкаться и изворачиваться в его руках, но бесполезно.

"Не уберег! Не уберег!" – Ксандер чувствовал, что надежда найти сестру в живых быстро угасала, но он не мог позволить себе потерять еще и Пенни, поэтому, несмотря на ее попытки вырваться, он крепко держал ее ноги своими руками. Не уберег! Ему сейчас хотелось закричать во все горло от той безысходности, что над ним нависла. Все не могло случиться вот так! Не могло! Так не бывает! Он же клялся, что не позволит никому обидеть своих сестер!

Дрожь пробила все тело Ксандера, когда вдалеке еле слышно раздался ответный крик девушки. Это Юнис! Только бы все не оказалось игрой воображения…

У Ксандера словно открылось второе дыхание. Он еще не осознал, откуда именно слышится ее голос, но уже стремглав бежал туда. Ее пронзительный крик послышался еще отчетливее. Как же Ксандер был счастлив услышать ее голос! Жива, жива! Что бы сейчас ни угрожало его сестре, он избавит ее от опасности, он умрет сам, но спасет Юнис. Сейчас он как никогда понимал, что не сможет жить, если ее не станет.

– Ксандер! – из темноты показалась Юнис. Она буквально врезалась в своего брата и вцепилась в его одежду крепкой хваткой, уткнувшись головой в его грудь. Девушка была насквозь мокрая и холодная, как лед, а с волос стекали струйки воды. Сердце парня чуть не разорвалось, когда он увидел ее такой. Беспомощной и напуганной. Но теперь он рядом…

Ксандер выпустил из рук рыдающую взахлеб Пенни и стал судорожно трясти Юнис, не веря тому, что нашел ее, что она жива. Юнис дрожала всем телом, не в силах вымолвить хоть что-то, бормоча несвязные обрывки слов, да и парень не слушал ее. Он крепко сжал ее в своих объятьях, еле сдерживая слезы. Пенни обхватила за пояс свою сестру, не переставая завывать.

– Что случилось? Кто стрелял? Это в тебя стреляли? Ты не ранена? – юноша сорвавшимся голосом стал задавать вопросы, хотя больше всего его сейчас радовало то, что Юнис жива, а остальное отошло на задний план.

– Там… там… она… я пыт… я пыталась…

Ее голос дрожал от слез и от холода. Сердце Ксандера словно остановилось в ожидании услышать что-то очень ужасное, но он даже не представлял, что могло заставить его сестру так испугаться.

– Юнис, глубоко вдохни и выдохни, – попытался как можно спокойнее произнести юноша, подавляя дрожь в своем голосе. Он стал успокаивающе гладить ее по голове. Немного погодя, девушка взяла себя в руки и, закрыв глаза, сделала несколько глубоких вздохов. Через несколько секунд Юнис подняла голову и взглянула на Ксандера опустошенными глазами. Так она еще никогда на него не смотрела.

– Мама Люси, – ледяным голосом произнесла она и отвела взгляд в сторону. – Она… Зачем? Я не понимаю, зачем она это сделала?! – вскрикнула не своим голосом девушка.

– Что она сделала, Юнис?! – теряя терпение, закричал Ксандер, а в его голове уже всплыл ответ на этот вопрос.

– Я возвращалась к нашему лагерю и увидела, что миссис Браун стоит на краю обрыва у озера, – губы девушки с трудом двигались. Даже в темноте юноша отчетливо видел, что они посинели от холода. – Я позвала ее и стала приближаться, а она… даже не обернувшись, подняла пистолет… Откуда она его взяла?

Юнис искривила лицо в ужасной гримасе и вдруг разревелась в голос, а Ксандер прижал ее к себе вместе с Пенни, дрожащей от страха. Посреди темного пугающего леса он держал их в своих руках, заслоняя собой, словно маленьких беззащитных птенцов. Эта ночь стала слишком темной.

Юнис медленно подняла глаза.

– Зачем она это сделала? – глядя сквозь Ксандера, отрешенно произнесла девушка. – Что мы скажем Люси?

Ксандер отвел взгляд, проглотив комок в горле. Но Юнис не унималась.

– Люси это убьет, Ксандер, – продолжала она. – У нее же никого нет…

– Ее тоже… больше нет, – ответил юноша и еще крепче прижал к себе обеих сестер. Из его глаз вырвались долгожданные слезы.

Он никак не мог поверить, что в один день в их маленьком городе опустел целый дом, исчезла целая семья. И пусть миссис Браун сама сделала этот выбор, Ксандер понимал, что она просто боялась остаться наедине со своим горем. Вряд ли кто-то смог бы ее спасти. Эту женщину убила любовь…

Глава 1. Долг каждого

Стеллаклив. Два года спустя.

Теплые утренние лучи солнца грели россыпь рыжих веснушек на щеках девушки, летящей навстречу ветру. На лице светилась улыбка. Не чувствуя усталости, Юнис крутила педали старого полуразвалившегося велосипеда, который скрипел от каждого ее движения.

Проснувшись раньше всех, пока еще на небе погасали последние звезды, девушка поехала в центр городка на разведку. Ее целью был маленький пыльный кинотеатр, принадлежащий одному доброму усатому старичку по имени Карло (так его звали и взрослые и дети). В середине месяца к нему всегда приезжала машина с необычными товарами. Часто привозили всякий ненужный хлам: половую краску, ткань для занавесок, рамки для фотографий (кому они были нужны, если фотокамеры никому здесь были не по карману?), какие-то коврики и много всякой всячины ручной работы, которые никак не трогали душу Юнис.

Но сегодня, как и ожидалось, в этой машине появилось нечто ценное, приводящее девушку в восторг. Фильмы! Сегодня привезли целую коробку с кинолентами. Вечером Карло будет показывать фильм «Форрест Гамп». Юнис не представляла, о чем этот фильм, но всей душой мечтала вырваться из одинаковых серых будней и окунуться в другую реальность. Может, это фильм про зомби, как например, «Война миров Z» или «Рассвет мертвецов»? Юнис они нравились, но, когда показывали всяких чудовищ и уродов, ее всю передергивало от ужаса, ведь именно таких тварей она представляла по ту сторону стены. И если когда-нибудь они проберутся сюда… В голове девушки возникала эпическая битва, в которой она обязательно бы принимала участие, защищая свой мир и свою семью. Это было бы потрясающее зрелище. Но при мысли об этом, Юнис пробирала жуткая дрожь… Нет, ей бы никогда не хотелось увидеть, как стена падет.

Эта стена оберегает людей от внешнего мира уже несколько поколений. Страшно представить, что будет, если когда-нибудь это великое сооружение рухнет. Конечно, их нынешний мир не идеален. По сравнению с жизнью предков чуть больше века назад, наполненной научными открытиями, строительством новых городов, музыкой и вкусной едой, сегодня реальность потеряла былые краски. Все просто пытались спокойно прожить отведенный им срок, не стремясь к славе, богатствам или путешествиям, – нет, сегодняшний человек стоял на месте.

Но все-таки этот искусственно созданный мир позволял им жить. Невидимый купол, возвышающийся от края и до края стены поддерживал вечное лето. Это позволяло каждый год собирать отличный урожай, хотя в последнее время многие поселения почему-то голодали, если верить слухам. Небольшие города и деревни с населением не больше тысячи человек, раскинувшиеся по территории Конфиниума, дышали отдельно друг от друга, и связывала их только радиостанция, извещающая о прогнозах погоды, количестве урожая и каких-то событиях Столицы.

Иногда канцлер, Винсонт Марчелл, обращался к народу с какой-то ободряющей речью, мол ведутся научные исследования, мы близки к открытию, скоро мы найдем способ добывать ресурсы за стеной. Однако шли годы, а призывники, раз за разом уходящие на службу во имя общего блага, просто безвозвратно исчезали. И никто не знал, куда…

Узнав у Карло время сегодняшнего сеанса, девушка поспешила обратно домой. Ксандер просто обязан сходить с ней в кино, даже если ему придется достать все свои сбережения. Этот показ нельзя пропустить ни в коем случае. Девушка знала, он немного поворчит, но потом все равно уступит, потому что знает, как его сестра обожает старые фильмы.

Оказавшись у калитки, Юнис спрыгнула с велосипеда, повалив его на траву, и побежала было к дому, но остановилась, застыв как вкопанная. Из почтового ящика, прибитого к забору, на нее смотрел белеющий кончик письма.

Некоторое время девушка долго смотрела на него. В ответ этот белоснежный, выглядывающий из темноты треугольничек, словно насмехаясь, глядел прямо на нее. Злобно и устрашающе.

Ветер стих. Не слышно было ни звука, будто вся природа в ожидании затаила дыхание. Все вокруг желало одного – чтобы Юнис взяла это письмо.

По спине девушки пробежал холодок. Взгляд неотрывно гипнотизировал белый кончик бумаги.

Не дыша девушка сделала шаг. Ноги стали тяжелыми. Но с трудом – еще шаг. Вот он – прямо у ее носа. Рука медленно, дрожа, поднялась вверх, к железному ящичку, из которого выглядывало это проклятое письмо.

Теперь оно в ее руке. Дыхание участилось. Сердцебиение зашкаливало. Юнис глубоко вдохнула и резким движением открыла конверт…

Столица.

По главному корпусу резиденции канцлера, главы государства, шагал молодой юноша двадцати двух лет. В его глазах горел огонь ярости, а пальцы рук сжимались в кулак. Его бросало в жар от одной мысли о своем отце, который так бесчеловечно с ним поступил. Он твердил, что готовит сына к должности канцлера, обещал, что Фи́липп займет его место, когда придет время. А теперь что? В один миг он перечеркнул всю его жизнь, поставив на сыне жирный крест!

На двери висела табличка: "Верховный правитель Конфиниума, канцлер Винсонт Марчелл". Юноша с отвращением прочитал эти строки и вошел в дверь.

– Как ты мог?! Ты говорил, что мое место здесь!

Парень безо всяких церемоний приблизился к креслу, в котором заседал его отец. Это был мужчина сорока пяти лет с коротко стриженными темными с сединой волосами, немного сгорбленным носом, на котором красовались очки в позолоченной оправе, и тонкими губами, которые обвивала небольшая щетина. На ногах красовались начищенные до блеска черные туфли, а на белой рубашке сверкали золотые запонки. Он медленно поднял на сына свои голубые глаза, полные льда.

– Ты чем-то недоволен, Фи́липп? – ровно проговорил он, будто не замечая, как разгорячен юноша перед ним.

Это еще больше взбесило парня. Он яростно ударил кулаком по столу перед носом отца, заставив его отпрянуть и взглянуть на сына уже серьезным и внимательным взглядом.

– Не делай вид, словно ничего не случилось! Мое имя в списке призывников! Как такое возможно?!

– Правила равны для всех…

– Мне не нужны опять твои оправдания, – как можно спокойнее произнес Фи́липп, пристально глядя в глаза отца. – Хочешь показать народу, что ты один из них? Что ты тоже жертвуешь своими близкими?

– Не смей так говорить! – затрясся Винсонт, но он уже не имел власти над своим сыном.

– Почему ты отправляешь меня за стену, объясни?! – срывающимся голосом прокричал Фи́липп. Им овладела такая ярость, которую он сам уже не мог контролировать. Но за всем этим Винсонт видел в своем сыне обычный человеческий страх… Видел и ничего не мог с этим поделать.

– Я не могу отменить закон, Фи́липп. Имена призывников подбираются специальной программой, в которую внесены все граждане нашей страны, включая тебя…

– Да поговори ты со мной уже, как с сыном, папа! – взмолился юноша, глядя на отца глазами, полными отчаяния. – Ты же отправляешь меня на казнь…

– Филипп, – трясущимися губами промолвил Винсонт. – Я же… я… Это не казнь, это долг перед государством.

– Да, конечно, – с иронией в голосе согласился юноша, проведя рукой по своим темным волосам, стирая с лица все эмоции, которые готовы были вылиться наружу. – Но тогда слушай меня внимательно.

Фи́липп подошел ближе к столу, пригнувшись, чтобы отцу было лучше слышно, чтобы он мог прочувствовать все презрение, которым сейчас дышал его сын.

– Я сделаю все, чтобы вернуться сюда, – проговорил он угрожающим металлическим голосом. – И стану канцлером, хочешь ты этого или нет.

Мужчина не принял эти слова, как вызов в свой адрес. На него смотрели глаза сына, полные ненависти и презрения, готовые убить его одним только взглядом. Но все же Винсонт видел только, что перед ним находился маленький беззащитный щенок, родной, вскормленный своей рукой. Он лаял и скулил, потому что боялся и потому что решил, что хозяин его предал. Однако этот щенок просто обязан стать взрослым волком и принять свою участь.

– Сын, – чуть слышно произнес Винсонт, сжимая пальцы в кулак. – Никогда не возвращайся домой.

Юноша отшатнулся, не веря своим ушам. В его взгляде застыли немая обида и разочарование. Никогда не возвращаться? Медленно, словно острые иглы, в его сознание стала проникать суть происходящего – отец боится его. Ученик превзошел своего учителя, и теперь первый страшится, что второй займет его место… Неужели отец решился так просто взять и избавиться от своего наследника только потому, что все вокруг только и говорили о том, каким прекрасным правителем станет Филипп, заняв место канцлера? Неужели из-за этого отец решил им пожертвовать? Разве так родители поступают со своими детьми, когда те достигают в жизни больших успехов?

Глаза юноши опустели. Фи́липп нервно улыбнулся и направился к двери, не желая смотреть на это подобие отца. Винсонт звучно ударил ладонью по столу и поднялся с кресла.

– Фи́липп, постой!

Молодой парень застыл у двери и медленно обернулся, из последних сил надеясь, что отец передумает. Но Винсонт лишь бессильно опустил голову, упершись обеими руками на стол. На его устах застыли какие-то важные слова, которые он никак не мог произнести:

– Сын, я…

Фи́липп потерял всякую надежду. Он сокрушенно выдохнул:

– Ты самый отвратительный человек из всех.

Винсонт снял с носа очки и потер глаза, собираясь что-то ответить сыну, но тот нетерпеливо открыл дверь и вылетел из кабинета, оставив канцлера наедине с его совестью.

Филипп не мог больше смотреть на этого лицемерного человека. Раз и навсегда он оставил своего отца за этой дверью, став круглым сиротой. Обида и разочарование заполонили все его сердце, притупив страх перед неизвестностью…

Стеллаклив.

Все кончено…

В ее ушах бешено стучало сердце, в ногах не было больше сил, но она бежала.

Все кончено…

Жизнь словно оборвалась. В руке все еще находилось скомканное письмо.

Она все еще бежала, не зная куда, не зная зачем. Ей было все равно. Бегство ее не спасет. Все пропало. Солнце назойливо пробиралось сквозь ветки деревьев, оно словно обжигало ее глаза, но и это не останавливало. Господи, она уже слышала скрип своих легких! – они будто сжимались от нехватки воздуха, но бег продолжался. Она знала, убежать от этого врага невозможно. И никто, никто не сможет помочь. Деревья будто кричали: "Остановись! Куда ты? Тебе не скрыться!"

Обегая стволы, словно толпу любопытных зевак, она бежала вперед. Они не знали, они не понимали, от чего она бежит.

Ей было не ясно, кричит ли она от боли, либо несется, стиснув зубы. Она не ощущала себя в пространстве. Все, чего ей сейчас хотелось, это исчезнуть…

Сколько прошло времени неизвестно – то ли минута, то ли весь день. Она бежала, пока на пути не появилось громадное дерево. И тогда Юнис с силой врезалась в него, обхватив ствол руками, словно это был ее брат. Закрыв глаза, она попыталась представить, что это всего лишь сон, но увы, бесполезно. Это была самая настоящая реальность.

С силой сжав губы, которые не переставали дрожать, Юнис пыталась сдерживать слезы, но их горячий поток уже струями стекал по ее щекам. Они с силой вырывались наружу, но боль от этого не утихала, а становилась еще сильнее. Наконец, когда сил сдерживаться уже не осталось, из груди девушки вырвался пронзительный крик, полный отчаянья. Она кричала и била кулаками по дереву. По пальцам стекала кровь, но Юнис было наплевать на боль. Она ничего не чувствовала, кроме желания уничтожить все вокруг. Весь мир стал ей ненавистен. Винсонт Марчелл, кем она так восхищалась и так уважала, в одночасье навсегда стал ее первым и главным врагом…

Прошла ни одна минута перед тем, как девушка обессилела и перестала колотить дуб, истерзанный ее яростью.

– Почему он? – тихим голосом пролепетала она.

Здравый смысл говорил ей, что теперь Ксандер станет героем, им будет гордиться весь город, весь мир, но почему от этой мысли не становилось легче? Всю жизнь Юнис готовила себя к этому, заранее превозносила брата в своих глазах, представляя его в военной форме с оружием в руках, идущим за стену… Но теперь все казалось иначе. Будто это письмо заставило Юнис очнуться от собственных фантазий. Секретные лаборатории, исследования, ожидания открытия, которыми кормили ее власти долгие годы – все это неважно. Там, за стеной – смерть, настоящий ад, и там не место Ксандеру.

Юнис обхватила себя руками и села под дерево, на котором только что вымещала злость. Ее мысли словно заволокло туманом, и девушка замерла без движения на какое-то время, пока неподалеку не послышался знакомый лай.

Из-за деревьев показался Гендальф. Пес подбежал к хозяйке и стал радостно тыкать носом в ее руки. Обняв его за голову, Юнис снова расплакалась.

Они сидели вдвоем под деревом час или два, а, может быть, больше. Пес уложил свою голову на колени девушки, и она поглаживала своей рукой его мягкую шерсть. Монотонное дыхание Гендальфа помогало забыться, делало тело и мысли Юнис легче перышка, но как только перед глазами снова возникло то злосчастное письмо, Юнис вскочила и из последних сил ударила кулаком по дереву. Пес испуганно отбежал и залаял.

После полудня они все-таки возвратились домой. Измученный духотой и зноем старый Гендальф улегся на свое излюбленное крыльцо и продолжал устало вилять хвостом. Юнис опустилась на колени и погладила пса, смахнув последние слезы. Стараясь спрятать разбитые кулаки за спиной, она вошла в дом.

Половицы скрипнули, и из кухни сразу же показалось усталое лицо мамы. Какое же оно было худое…

– Где ты пропадала? – сдвинув брови, укоризненно спросила она. – Нашла время бездельничать… Господи, когда я уже смогу присесть хоть на минуту!

Юнис ничего не ответила. В горле встал ком. Она молча положила на тумбочку в прихожей смятый, смоченный слезами конверт и направилась наверх, в свою комнату на чердаке, где они спали вместе с Пенни.

Из окна было видно, как у старого сарая копошится Ксандер, пытаясь починить культиватор, которому давно было пора отправиться на пенсию. Оголившись по пояс, юноша неустанно ковырялся в моторе, отмахиваясь от налетающих комаров. Неподалеку от него бегали три исхудавшие курицы. Все шло своим чередом, словно ничего не изменилось.

– Юнис, там мама плачет, – тихо произнесла Пенни, войдя в комнату.

Рыжеволосая девушка отрешенно посмотрела на сестру и снова отвела взгляд к окну, прислонившись лбом к холодному стеклу.

– Ксандера заберут, да? – хриплым дрожащим голосом проговорила Пенни. – Они отправят его за стену?

– За стену, – чуть слышно подтвердила Юнис, не поворачивая головы к младшей сестре. Ей было больно смотреть на ее сморщенное от боли лицо, на ее красные глаза. Юнис не умела успокаивать, это хорошо получалось у Ксандера.

За спиной послышалось громкое всхлипывание и топот детских ножек, поспешивших вниз по лестнице. Через некоторое время Юнис увидела, как Пенни бежит босиком по траве прямо к брату, держа в руке свою старую одноглазую куклу, которую ей когда-то сделал папа. Ксандер выпрямился и с удивлением на лице стал ждать, пока к нему добежит зареванная младшая сестра. Подхватив ее на руки, он, видимо, стал ее расспрашивать о том, что случилось. Юнис наблюдала, как безмолвно шевелятся его губы, как изумленно расширяются его глаза. Каково ему было узнать, что завтра его навсегда увезут из дома? Как его сердце выдержало и не остановилось в ту же секунду? Юнис была готова поклясться, что ее сердце перестало биться, как только она прочла это роковое письмо.

А он успокаивает Пенни. Не показывает своего страха. Ксандер сильнее этого.

Юнис отошла от окна и села на пол, обхватив колени руками. Куда же делась вся ее прежняя сила?

– Я никогда до последнего не верил, что этот день настанет, – горько усмехнулся Ксандер, сидя рядом с Юнис на берегу озера и бросая в воду камни.

– Тебе страшно? – спросила девушка, задумчиво глядя на расплывающиеся круги.

Уже смеркалось. В небе загорались первые звезды. Где-то в траве пели ночные сверчки. Теплая спокойная тишина окутала этот вечер, позволяя вдыхать себя полной грудью. Все было пропитано грустью и тяжелым прощанием.

– Нет, – ответил юноша и, предугадав упрек сестры, добавил: – Не потому что я хочу тебя успокоить. Мне, правда, не страшно. Пусть это и странно, но я всегда хотел побывать за стеной…

– Я знаю, – поджав ноги к груди и опустив голову на колени, произнесла Юнис. В ее печальных глазах заблестели звезды.

– Я боюсь только за вас, – продолжал Ксандер. – Когда отца не стало, мама чуть не сошла с ума. Я знаю, что для тебя это…

– Мы справимся, – перебила его девушка. – Переживай о себе.

Юноша замолчал и через некоторое время снова заговорил:

– Помнишь, как вы с Тео пробрались в сад к городничему? – юноша улыбнулся своим воспоминаниям. – Я помню, как вас чуть не пристрелили, приняв за диких зверей. Тео смог перемахнуть через забор, а твои штаны зацепились за гвоздь…

– На мне тогда были твои штаны.

– Ты приняла всю вину на себя. Тео потом пришел в слезах, прося прощения за то, что бросил тебя. Ты сделала вид, что не произошло ничего страшного. Не сказала ему, что тебя выпороли так, что сидеть не могла…

– Зачем ты это вспомнил? – горько усмехнувшись, спросила Юнис, встряхнув плечами.

– Ты тогда была такой храброй, – сказал Ксандер. – Наверное, в тот момент я впервые так сильно, по-настоящему тобой гордился.

Он провел рукой по волосам сестры и заботливо убрал за ухо выбившуюся рыжую прядь. И Юнис почувствовала, как горячи его пальцы.

– Я хочу, чтобы ты тоже мной гордилась, – сглотнув, произнес парень, положив руку на плечо девушки.

Его ладонь обжигала кожу. И Юнис боялась пошевелиться, потому что хотела навечно запомнить это чувство, когда рука брата лежала на ее плече. Она хотела было сказать, что уже гордится им, но губы задрожали, и девушка отвернулась.

Зачем этот белый конверт появился в почтовом ящике этим утром? Какой-то миг, и все перевернулось верх дном. Долгие годы она жила с уверенностью, что служба – великая честь для всей семьи, то, ради чего стоит жить, то, что дает их народу силу и надежду. И как только увидела этот белый конверт, почувствовала небывалую ненависть. Юнис понимала, что она вдруг стала другим человеком. Раз и навсегда.

– Я бы хотел, чтобы папа был с вами…

– Ксандер!

– Я знаю, Юнис, ты не хочешь о нем говорить, но пожалуйста…

– Мы справимся! – отрезала девушка, поднявшись на ноги. – Идем домой.

Семейный ужин проходил в полном молчании. Ксандер наворачивал запеченный картофель, который приготовила мама, смочив его своими слезами. У остальных не было аппетита. Пенни, подперев голову рукой и время от времени шмыгая носом, размазывала еду по тарелке. Юнис безмолвно сидела, уставившись на стол. Мама опухшими глазами ласково оглядывала сына, который улыбался и аппетитно чавкал, показывая всем своим видом, что он увлечен ужином. Никто не проронил ни слова.

На следующий день в доме было идеально чисто. Мама не спала всю ночь, и как только прокричал первый петух, поднялась с постели и стала готовиться к приезду военных. Все буквально блестело, в комнатах пахло свежестью, а для детей была приготовлена парадная одежда.

Юнис вышла в гостиную, когда мама доглаживала белую рубашку Ксандера. Юноша сидел с оголенным торсом на краю дивана, наблюдая за движениями рук матери. Она изредка смахивала с лица слезы и продолжала усиленно выглаживать ткань до идеального состояния. В воздухе витал неприятный запах дыма. На часах пробило семь утра. В открытые настежь окна бил яркий солнечный свет. Белоснежные тоненькие занавески колыхал ветер, принося в дом запах свежескошенной травы. Юнис слышала, как Ксандер работал косой под ее окном около часа назад. Ему тоже не спалось, как и всем. Только Пенни еще оставалась в постели, обессилев от вчерашнего дня.

Девушка шагнула вперед, обратив на себя внимание брата и мамы. Ксандер улыбнулся, увидев сестру. На Юнис уже было надето парадное темно-синее платье строгого пошива с белым воротником. Оно было изношено, потерто, потому что его носили уже несколько поколений женщин в семье Харрисон, однако после очередной стирки и глажки выглядело весьма представительно.

Юнис строго, пристально смотрела на брата, не в силах улыбнуться ему в ответ. Она знала, он хотел сказать, что ей идет этот наряд, но не посмел.

– Готово, – сухим голосом произнесла мама и подняла рубашку с гладильного стола. – Надевай.

Ксандер послушно оделся, аккуратно застегнув все пуговицы и посмотрев на себя в зеркало, которое висело на стене. Мама убрала утюг и подошла к сыну, чтобы поправить на нем воротник.

Все выглядело так, словно это было праздничное утро, и семья готовилась к приходу гостей. В доме царила мнимая атмосфера спокойствия и благополучия. И Юнис даже почти верила в это. Она как ни в чем не бывало подошла к маме, когда та закончила с рубашкой Ксандера, и села перед ней на стул. Мама принялась залетать волосы дочери в строгую косу.

Было очень тихо.

Но с каждой минутой ровное сердцебиение Юнис становилось все чаще и чаще. Там, за несколько километров, прямо к их дому неслась военная машина, и сердце девушки уже слышало ее отдаленное гудение, чувствовало ее зловещее дыхание… Юнис видела перед собой чистую белую скатерть, а в следующую секунду – грязные колеса машины, видела зеленеющий лес за окном, а потом – погоны на военной форме. Цветы в вазе – и вспышки фар. Летящего по комнате шмеля – и цепкие руки, крепко держащие руль в направлении Стеллаклива…

– Дорогая, разбуди Пенни, ей нужно успеть приготовиться, – попросила мама ровным ледяным тоном.

Этот голос пугал Юнис. Она посмотрела на маму и вдруг поняла, что ее здесь словно не было – только тело, лицо и руки, а самой ее не было… И это пугало еще больше. Почему так страшно? Ксандер уходит не на казнь, а на службу, которая прославит его имя, сделает героем всей страны. Он ходил по комнате с чашкой чая и читал последний выпуск газеты, словно забыл, что совсем скоро навсегда покинет этот дом.

Не прошло и часа, как военная машина загудела на въезде в город. Юнис услышала этот шум своим нутром. Она почувствовала, что минута расставания близка как никогда. Ее сердце судорожно колотилось. В груди болело разъедающее неприятное чувство беспомощности – они ничего не могут сделать, чтобы Ксандера не забирали. Даже больше – они сами отдают его в руки военных безо всякого боя, одетые в парадные платья и отмытые до блеска.

Когда мотор военной машины загудел на соседней улице, вся семья уже стояла у калитки. И, как всегда бывало, соседи тоже вышли из своих домов, чтобы застать этот волнительный момент обращения мальчика в мужчину. Все они смотрели на своего героя. Юнис краем глаза оглядывала их лица и понимала, что не гордость читается в их глазах, не уважение и даже не страх, а простое облегчение – не их семью постигла жестокая участь. Сплошное лицемерие, в котором Юнис и сама участвовала столько лет…

Девушка стояла, чувствуя, как все ее тело начинает трясти нервной дрожью, ладони потеют, а голова кружится. Ее сковал ужас… Казалось, этот момент будет длиться вечно, и военная машина никогда не доедет до их калитки. Но вот, этот «зверь» уже выворачивал из-за угла и смотрел на нее своими сверкающими голодными глазами.

Не выдержав, Юнис схватила брата за руку и взмолилась:

– Ксандер, это все неправда! Не дай им забрать тебя, давай убежим, давай…

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась мама. – Не позорь брата! Не видишь, все смотрят?!

Юноша повернул лицо к сестре.

– …давай спрячемся, тебя никто не найдет, – лепетала она, крепко сжав его пальцы. – Скажем, что ты пропал, что исчез, утонул… Пожалуйста, давай сбежим, пока не поздно… Ксандер!

Она с силой тряхнула его, схватив за плечи. Ее лицо уже исказилось в ужасной гримасе.

Брат молча смотрел на сестру, сжав губы и не произнося ни слова. Военная машина уже остановилась у их калитки.

– Пожалуйста… – выдавила из последних сил Юнис, все еще на что-то надеясь. Ей не верилось, что эта минута уже настала.

Хлопнула дверь машины, заставив девушку вздрогнуть. Мама взяла тихо плачущую Пенни за руку и крепко сжала ее, чтобы та не повторяла за старшей сестрой.

– Возьми себя в руки, – строго произнесла мама, укоризненно взглянув на дочь.

Трое людей в форме уже вышли из машины. Один остался, принявшись открывать заднюю дверь кузова, в который должны были поместить призывника. Двое шагали к калитке твердой уверенной походкой, вытянув спины и глядя вперед непоколебимым холодным взглядом.

– Ксандер, – со слезами на глазах прошептала Юнис, все еще крепко сжимая его ладонь.

– Ксандер Харрисон, – прогремел стальной голос одного из военных. – Указом №1542 главы 45 Конституции Объединенного Государства Конфиниум, уведомляю вас о том, что вы являетесь призывником города Стеллаклив и обязаны явиться на службу в течение сегодняшнего дня. Мы обязаны доставить вас на военную базу Кастрис для специальной подготовки. У вас есть две минуты, чтобы попрощаться с семьей. Время пошло.

У Юнис словно отрезали язык. Она больше не могла выговорить ни слова. Две минуты.

Ксандер кивнул головой в знак того, что ему все ясно, и повернулся к маме, чтобы принять ее объятия. Но первой в брата вцепилась Пенни, обхватив его за пояс и оросив его белоснежную рубашки своими горячими детскими слезами. Юноша опустился перед ней на колени и крепко прижал к себе, погладив по светлым волосам.

– Хорошо учись в школе, Пенни, – приговаривал он, чувствуя, как по его шее стекают обжигающие капли. – Береги своих кукол и не корми ими больше овец, хорошо?

Мама помогла юноше выбраться из цепких объятий девочки и тоже прильнула к груди сына, а затем обхватила его лицо руками и дрожащими губами поцеловала в лоб.

– Будь сильным, сынок, – хриплым, но твердым голосом произнесла она. – Отец бы тобой гордился.

Ксандер еще раз обнял маму и, горько улыбнувшись, повернулся к Юнис. Она глядела на него так, словно не узнавала, словно перед ней стоял кто-то другой.

– Не грусти, Рыжик, – произнес он и потянул руку в карман, достав оттуда медальон с изображением меча, о котором Юнис уже давно забыла. – Ты сильнее меня, я знаю это…

Ксандер протянул его сестре, но та резким движением выбила медальон из его руки, и украшение улетело в траву. Девушка с упреком посмотрела на юношу и вдруг разразилась плачем, закрыв лицо руками.

Несмотря на брыкания, юноша все-таки притянул к себе сестру и крепко стиснул ее в своих объятьях. Юнис закрыла глаза и перестала сопротивляться, крепко сжав брата в ответ и почувствовав, как его тепло разливается в ней. Она старалась запомнить его объятья, его запах… Как вдруг ее пронзил резкий холод. Она распахнула глаза и увидела, как силуэт Ксандера вместе с двумя фигурами военных удаляется от нее…

Вечером, лежа в постели, Юнис все еще видела, как образ брата спер стал дрожать, потом размылся из-за набежавших слез, а затем и вовсе исчез. Она сжимала пальцами медальон, теперь висевший на ее шее и обжигающий кожу так же, как прикосновения Ксандера тогда, у озера, словно это была печать, несводимый вечный след. Нерушимое обещание между ней и братом – оставаться сильными.

Веки Юнис стали тяжелеть. Она не спала вторые сутки, и теперь усталость брала свое. Девушка засыпала, а мыслях было только одно: "Плантации. Пусть это будут плантации…"

Столица.

Одевшись, юноша посмотрел в зеркало, гордо примеряя на себя звание жертвы. Интересно, какую речь будет произносить отец, комментируя новость о том, что его сын отправлен на службу за стену? Какие эмоции он сейчас отрабатывает, так же стоя у зеркала? Скорбь, отчаяние или же гордость? Фи́липп представлял, как счастливы будут ближайшие чиновники, узнав о том, что место канцлера страны теперь осталось без наследника. Возможно, начнется смута, а может, против отца возникнет заговор и его свергнут раньше времени? Теперь это не так уж важно. Фи́липп не узнает об этом, потому что к тому времени он будет, вероятнее всего, мертв. А если отца убьют прежде, чем он сам покинет пост, так даже лучше – он узнает, что такое предательство и разочарование. Пускай получает свой нож, который он воткнул в своего же сына.

В отражении на Фи́липпа смотрел жалкий выброшенный из дворца «золотой» мальчик, которого знает вся страна, чье лицо вечно фигурировало рядом с канцлером, ребенок, которому была предначертана великая судьба, и кого теперь выставили за дверь, словно уцененного щенка, предоставив на волю судьбы. Но сегодня Фи́липпу не было страшно перед миром за стеной – он был слишком зол и раздражен, чтобы бояться. Однако его волновало, как воспримут его другие призывники, с которыми ему придется доживать последние отведенные дни.

Всматриваясь в свое отражение, юноша целенаправленно накапливал ненависть к своему отцу, видя его черты в своем лице. Те же выпирающие, как ему говорили, величественные скулы, те же грозные темные брови, тонкие сжатые губы и прямой нос с небольшой горбинкой. Женщины из отцовского круга часто восхищались чрезмерно красивым лицом юноши, предписывали ему многочисленные любовные интрижки, считали его Доном Жуаном и предсказывали, будто он никогда не женится, а если и женится, то супруге придется мириться с другими поклонницами, потому что принадлежать одной с его стороны будет несправедливо, даже эгоистично. Тогда Фи́липпу льстило мнение этих женщин, и он был рад, что от отца ему достались лучшие черты. А теперь собственное лицо ему опротивело. Смотреть на него стало невыносимо. Кому нужны его красота и слава за стеной? Может быть, Смерти будет приятно заглянуть в его лицо перед тем, как забрать с собой?

Фи́липп почувствовал, как ярость закипает в нем с каждой секундой, пока он смотрит в свое отражение. Вспыхнув, он представил, как бы он замахнулся на зеркало, желая разбить его вдребезги вместе со своим обликом внутри него, но кулак непременно завис бы в воздухе, а затем медленно опустился. Рука невольно проникла во внутренний карман пиджака, достав оттуда истертое помятое фото. Фи́липп улыбнулся одним уголком своих губ. Было в его лице и то, что вызывало теплые чувства. Со снимка на него смотрела женщина с такими же темными густыми волосами и серо-зелеными глазами, которые излучали счастье. Она улыбалась точно так же, поднимая один уголок рта, словно заигрывая с человеком напротив.

– Он предал нас обоих, – разочарованно вздохнул Фи́липп, осторожно проведя пальцем по волосам женщины, а затем сложил снимок вчетверо и спрятал обратно в карман.

Теперь Фи́липпа жгло желание поскорее покинуть дом. Все стало здесь чужим и отталкивающим, а то, что имело хоть какую-то ценность, он уже забрал с собой. Если бы можно было, он сейчас же залил бы тут все горючим и чиркнул спичкой, чтобы все здесь сгорело к чертям.

В дверь постучали.

Не дождавшись ответа, в комнату зашел высокий темнокожий парень с бритой начисто головой. Это был лучший друг Фи́липпа, Тавен.

С детства они были не разлей вода. Хоть жизни друзей кардинально отличались, судьба вела их рядом одной дорогой. Еще мальчишками они познакомились в военном лагере, в который Винсонт отправил своего сына, дабы он умел постоять за себя. Фи́липп, будучи избалованным богатым наследником, в первый же день столкнулся с множеством испытаний, свалившимися на его плечи. Не привыкший к плохим условиям и тяжелым физическим нагрузкам, он был близок к полному краху и позору перед другими ребятами. Тогда Тавен и пришел ему на помощь, поддержав в трудный момент, когда Фи́липп был готов сдаться, лежа в грязи под дождем и смотря в след убегающим вперед сослуживцам. Это был обычный забег с препятствиями, который оказался не под силу юному наследнику. Тавен задержался и протянул ему руку, и вместе они пересекли финиш последними. Однако сдаваться мальчики не собирались. Заручившись поддержкой друг друга, они словно почувствовали опору под ногами и совместными усилиями стали одними из лучших выпускников военного лагеря. Они часто тренировались после отбоя, сбегая из казармы, часто ссорились, подначивая друг друга, даже дрались. Но это только укрепило их дружбу. Фи́липп знал, что благодаря Тавену ему удалось стать настоящим мужчиной, а не обычным избалованным мальчиком.

В свои двадцать пять лет Тавен далеко продвинулся в военной службе и добился звания личного телохранителя сына канцлера. Это позволяло друзьям проводить больше времени вместе. Долгие годы их союз казался нерушимым, но настал тот роковой день, грозивший разлучить приятелей раз и навсегда.

Тавен закрыл за собой дверь и окинул друга серьезным тяжелым взглядом.

– Как я выгляжу? – улыбнулся Фи́липп. – Похож на призывника?

– Похож на полного неудачника, – без капли смеха произнес Тавен и приблизился к парню, с лица которого тут же исчезла улыбка. – Знаешь, я должен сказать, тут что-то не так. Твой отец не просто так отправляет тебя за стену…

Фи́липп горько усмехнулся.

– Думаешь, я этого не понимаю? Конечно, он просто нашел способ от меня избавиться. Правда, я не знаю, почему, но…

– Нет, Фи́липп, – перебил его Тавен. – Дело не в этом. Что-то не так со всей системой. Призвано в два раза больше людей, понимаешь? В этом году прибудет двести призывников…

– Что? – на секунду Фи́липп ошеломленно смотрел в лицо своего друга, а затем его осенило. – Просто новое пушечное мясо. Нужно больше жертв, разве не ясно?

– Фил, одумайся! – теряя терпение, Тавен повысил голос и вплотную подошел к Фи́липпу, схватив его за плечо. – Тебе нужно найти способ остаться и выяснить, что происходит. Ты нужен нам здесь. Твой отец не стал бы рисковать просто так…

– Ты точно говоришь о Винсонте Марчелле? – усмехнулся Фи́липп. – Этот человек отправил за стену своего сына. Ты еще сомневаешься в его безрассудстве?

– Ты должен остаться, – сокрушенно произнес Тавен, с силой сжав плечо друга. – Где твой рассудок? Возможно, твоему народу угрожает опасность. И она исходит от твоего же отца! Фил, кто защитит Конфиниум?!

– Посмотри на меня, – горько усмехнулся Филипп. – Я и себя-то защитить не могу…

– Тебе плевать на всех, да? Обида слишком сильна? Чувствуешь себя оскорбленным и униженным, изнеженный принц?

– Тавен! – гаркнул Филипп, задрожав от злости. – Мои чувства не влияют на мою жизнь с самого рождения. Важен только долг, ясно? И я должен отправиться за стену…

– Это слова твоего отца.

– А мой отец канцлер, черт побери!

– Так, значит? Просто подохнешь там и останешься не при чем?

– Я не собираюсь умирать, – спокойно ответил парень, стараясь не воспринимать ядовитые слова друга всерьез. – Ты не веришь в мои способности?

Выдержав паузу и продолжительно взглянув в глаза Фи́липпа, словно пытаясь понять, насколько серьезен этот парень, Тавен с сердцем оттолкнул его в сторону и опустил голову.

– Ну, и черт с тобой! – проворчал он и шагнул к двери.

– Тавен! – окликнул его Фи́липп. – Я тоже буду скучать.

Темнокожий юноша остановился и тяжело вздохнул.

– За дверью вас ждет военный отряд. Поторапливайтесь, господин Марчелл.

Холодные стены обжигали дрожащее тело Юнис. Не помня себя от страха, она не дыша лежала на ледяном полу темной камеры в грузовике, который увозил ее все дальше и дальше от дома. В голове все еще звучал истошный крик мамы… То, что произошло, не имеет смысла. Юнис отчаянно отбивалась от страшных воспоминаний, которые казались лишь ночным кошмаром. Она пыталась проснуться. Еще немного, и она вскочит в своей постели в холодном поту. Еще чуть-чуть и…

Глава 2. Кастрис

Филипп и Тавен в полном молчании шагали в подземную станцию, единственную в Конфиниуме. О ней не было известно большинству населения, и о поездах люди знали только из старых фильмов. Старый отреставрированный локомотив ждал своей отправки, к нему прицепляли дополнительные вагоны в связи с увеличением количества призывников. Двести человек в ближайшее время отправятся подальше от столицы, в военный лагерь под названием Кастрис.

Филипп знал о грядущем куда больше, чем все остальные. Отец всерьез готовил его к своей должности и потому многое рассказывал об устройстве военного города и о самой службе, на которую привозят новобранцев со всего государства. Конечно, об отправке за стену было известно абсолютно всем, вот только самое интересное, власти, естественно, скрывали. Призывников ожидало страшное испытание, от мысли о котором и самого Филиппа бросало в дрожь. Успокаивало лишь чувство ненависти к отцу, на котором юноша решил сконцентрировать все свое внимание. Пусть в Кастрисе его ждет нечто ужасное, страшнее и больнее предательства единственного родного человека Филипп ничего придумать не мог.

Они с Тавеном уже стали спускаться вниз по длинной лестнице. До поезда оставались считанные шаги. Внизу послышались стоны и крики, а значит, остальные призывники уже прибыли.

Друзья взволнованно переглянулись. Темнокожий парень замедлил ход.

– Еще раз подумай…

– Тавен! – перебил его Филипп. – Я уже принял свою судьбу. Поддержи меня и в этот раз.

Его друг кивнул головой в знак смирения, опустив взгляд. В этом мире, полном лгунов и предателей, Тавен отныне остается совершенно один. Если бы Филипп и хотел остаться, то только ради него, лучшего и единственного друга, но ему не оставили выбора. Сложно представить, что ждет их двоих дальше, встретятся ли они когда-нибудь снова – их пути разошлись так же внезапно, как однажды встретились. Возможно, это еще не прощание? По крайней мере, всем сердцем желая вернуться и отомстить отцу, Филипп также надеялся когда-нибудь снова увидеть Тавена.

Перед юношами возникли железные ворота, за которыми находился выход к поезду.

– Дальше мне идти нельзя, – с досадой добавил Тавен и постучал так, что грохот от железных дверей разошелся эхом по коридорам подземелья. С той стороны послышались чьи-то тяжелые шаги. Филипп снова тревожно взглянул на друга. В этот момент страх пронзил его так живо и осязаемо, что стало не по себе. Это чувство показалось противным и постыдным и тут же исчезло, вытесненное прежней обидой.

– Передай отцу, что я его ненавижу, – попросил Филипп перед тем, как открылись ворота и оттуда показались люди в форме. Тавен сделал вид, будто не услышал эти слова и обратился к одному из военных.

– Прибыл призывник Филипп Марчелл! – он повернулся и положил руку на плечо друга. – Постарайся не сдохнуть, Фил.

Его слова заставили Филиппа улыбнуться. Он обнял старого приятеля, похлопав по спине. Слова застряли в горле, и ему не удалось хоть что-то сказать на прощание. Тавен выпрямил спину и отдал честь, как полагается военным.

– Пройдемте! – вскрикнул голос за спиной Филиппа. – Всего доброго! – обратился он к Тавену и отдал приказ закрыть ворота. Послышался металлический скрежет и стон старых заржавевших петель.

Филипп обернулся и увидел, как в проеме стальных дверей пропадает лицо его друга. Он попытался, как можно лучше запомнить его, чтобы было кого вспомнить перед смертью. Ворота закрылись, и Филипп взглянул на поезд. Он состоял из шести двухэтажных вагонов, не считая локомотива. Все двери были открыты, и военные пропускали внутрь призывников, предварительно делая записи в своих планшетах.

Филиппу раньше никогда не доводилось видеть эту машину вживую. Теперь он не мог определиться, рад он этой встрече или нет.

Юношу подвели к первому вагону. К этому времени почти все призывники были внутри, и на платформе почти никого не осталось, кроме военных. Перед Филиппом внутрь забирались еще двое парней. Один из них был очень высокий и худой, с длинным носом, как у орла, на котором болтались круглые очки, и у него были забавные торчащие волосы. Ему нельзя было дать и двадцати лет. Возможно, он совсем недавно стал совершеннолетним.

Другой парень, напротив, был крепок телом. У него была смуглая кожа, накаченные мышцы, а на плече красовалась татуировка в виде черного ворона. Еще интересней была его прическа – выбритые виски и куцый хвост из иссиня-черных волос на затылке. Обернувшись лицом к Филиппу, видимо почувствовав его взгляд на себе, этот парень блеснул в его сторону своими черными глазами и изобразил злобный оскал. Военный пригласил его внутрь, и теперь Филипп остался последним.

– Большая честь познакомиться с вами! – произнес мужчина в форме с планшетом в руках. – Жаль, что при таких обстоятельствах. Если честно, не укладывается в голове, что канцлер позволил вам…

Филипп не выдержал и, выразительно фыркнув, шагнул внутрь вагона. Пройдя немного вперед, он остановился и взглянул в окно, окинув взглядом платформу. По ней сновали военные, подготавливая машину к старту. Никому не было дела до того, что сейчас две сотни ни в чем не повинных девушек и парней навсегда покидают свой родной дом. Странно, но эта мысль появилась в голове Филиппа впервые за всю осознанную жизнь.

– Ваше место под номером тринадцать, это здесь, – спокойно и дружелюбно пояснил тот же мужчина в военной форме и указал на ближайшую дверь.

Филипп видел, как вдаль вагона уходят силуэты тех двух парней, которые стояли перед ним. Они все шли и шли, и от этого поезд казался бесконечным.

– Входите, – нетерпеливо, но крайне вежливо попросил мужчина, и Филиппу пришлось повиноваться.

Проводник достал из нагрудного кармана карточку и приложил ее к сенсорному датчику. Лампочка над входом загорелась зеленым светом, и дверь автоматически открылась.

Серые стены. Одно маленькое окно без занавесок. Четыре койки, три из которых уже заняты другими парнями. Между ними царило молчание. Двое лежали на верхних полках, уставившись в окно, а третий развалился внизу, запрокинув руки за голову и закрыв глаза.

– Дорога составит несколько часов. Советую выспаться, – проговорил проводник, а потом добавил громче, обращаясь ко всем присутствующим. – Выходить из купе разрешается только после отправки, двери будут разблокированы. Приятной дороги!

Мужчина вышел за дверь. Лампочка над ней загорелась красным. Видимо, чтобы выйти, придется ждать зеленого света.

Филипп прошел к своей койке и сел на нее, мельком окинув взглядом остальных парней. Внимание его привлек юноша напротив, спокойно лежавший на своей постели и насвистывающий веселую мелодию. Спустя пару секунд стало заметно, что его поведение напрягало двух других попутчиков. Свистун был примерно такого же возраста, что и сам Филипп, такого же роста, но более худощавый. У него были мягкие, даже слишком красивые для парня черты лица и светлые, почти белые, прямые волосы ниже плеч. Его брови извивались от старания, когда тонкие губы округлялись, издавая мелодичный свист. Через пару минут один из парней не выдержал.

– Может, хватит?! – прорычал он, высунув голову с верхней полки. – Нас везут непонятно куда, а ты веселишься?

– Успокойся, мой друг, – парень сел в кровати, поджав под себя ноги. Его голос был очень мягким и приятным. – Прими свою судьбу как должное, и тогда…

– Лучше заткнись! – предупредил другой парень сверху, пытающийся заснуть.

– Зря вы так. Я понимаю ваше негодование…

– Я ему вмажу! – вскипел первый юноша и спрыгнул вниз, замахнувшись на свистуна, но его руку перехватил Филипп, отдернув назад. Тот, кого хотели побить, как ни странно, оставался спокойнее всех.

– Мы должны беречь силы, – невозмутимо произнес Филипп, заставив парня обернуться к себе. Тот сначала зарычал, а потом выдернул руку и молча взобрался обратно на свою койку. Видимо, он узнал сына канцлера и решил не нарываться и отступить.

– Тогда сам заставь его замолчать, Марчелл, – недовольно произнес парень, отворачиваясь к стенке.

Филипп остался доволен тем, что сумел предотвратить драку, пусть даже в этом ему и помогла фамилия. Он обратил взгляд к виновнику этого инцидента. Тот с улыбкой на лице рассматривал спасителя. Его ясные голубые глаза выражали благодарность. Филипп усмехнулся над его довольным видом.

– Здесь не все разделяют твои взгляды. Нельзя быть простаком, – предостерег он свистуна, и подумал, что это прозвище теперь может за ним привязаться.

– Меня зовут Септимий, я из Ноннуса, – сказал парень и протянул руку Филиппу.

– Меня зовут…

– Я знаю, – улыбнулся Септимий. Филипп сжал его руку.

Теперь стало ясно, почему этот юноша такой странный: Ноннус – это городок, где собираются странники и отшельники, или просто чудаковатые люди, какими их считают в народе. Кем бы из них ни был Септимий, он точно будет выделяться среди других. Он казался весьма дружелюбным и чрезмерно спокойным. Однако это вряд ли поможет ему выжить.

– Знаешь, Септимий, ложись лучше спать, – посоветовал юноше Филипп и тоже улегся на свою постель. – Незачем нервировать остальных.

– У тебя впереди долгий путь, – ни с того ни с сего выдал длинноволосый парень.

– Хорошо, если так, – усмехнулся Филипп и закрыл глаза. – И тебе того желаю.

Сознание заполнил стук колес и скрип рельсов. Септимий вскоре засопел. А сверху парень все еще ворочался и никак не мог уснуть. Многим было некомфортно находиться в этой машине, а она продолжала увозить призывников все дальше и дальше от дома…

Резкий металлический скрежет заставил Юнис открыть глаза. Она вскочила, сильно ударившись головой о низкий потолок. Где это она? Сонными глазами девушка озиралась по сторонам, пытаясь прийти в себя. Это точно не ее комната.

Перед Юнис на узкой койке лежала какая-то незнакомая девушка, почему-то постоянно покачиваясь. И все вокруг тоже покачивалось и тряслось.

Часто дыша, Юнис встала с кровати и поплелась к двери, которая походила на выход – над ней горела лампа зеленым светом. Будто в каком-то старом фильме. На ощупь девушка пыталась найти ручку, но дверь открылась сама, как только ее палец почувствовал какую-то гладкую панель. Вывалившись наружу, Юнис закрыла глаза, ослепленная ярким светом. Все вокруг продолжало скрипеть и покачиваться. С трудом приподняв веки, девушка заметила, что за окнами все мелькает так быстро, что у нее закружилась голова. Внутри все словно сжалось и теперь стало подступать к горлу. Теряя равновесие и хватаясь за стены, девушка стала пробираться вперед, не зная, куда и зачем. Ей просто хотелось бежать.

Все двери были закрыты, и в коридоре не было ни души. А за окнами все мелькало и сливалось в единый сумасшедший поток, который казался каким-то неестественным, и оттого девушку мутило все больше. Она долго шла, медленно проползая вдоль стенки и, наконец, увидела единственную открытую дверь. Найдя это своим выходом, Юнис ввалилась внутрь, и вдруг увидела себя, похожую на призрак.

Она не узнавала собственного отражения. Перед глазами все еще стояла пелена. Это действительно похоже на сон, и нужно поскорее проснуться. Заметив раковину, девушка нащупала руками кран и включила воду. Подставив ладони под ледяную струю, Юнис плеснула ее на лицо. Острая свежесть пронзила ее кожу, заставив немного прийти в себя. Тогда девушка повторила это еще и еще раз, пока перед ее глазами не возникли обрывки недавних воспоминаний.

Свет фар в окне. Звук мотора. Стук в дверь. Люди в форме. Мешок на полу. Крик мамы. Детский визг. Лицо Ксандера. Застывший взгляд. Синие полуоткрытые губы.

Нет…

От этих картинок Юнис почувствовала внезапную тошноту. Она склонилась над унитазом, который оказался рядом, и ее вывернуло наизнанку. Откашлявшись, девушка на дрожащих ногах подобралась к раковине и снова умыла лицо. В отражении она теперь четко увидела себя, напуганную, потерянную и совсем белую от страха. Когда же кончится этот кошмар?

Ноги подкосились, и Юнис сползла на пол, представив, что все это происходит на самом деле. Нет – тогда бы она все помнила, а в ее памяти возникают лишь какие-то обрывки, словно кадры из фильма. А, значит, ничего подобного не происходило в реальности. Все это кошмар, кошмар, кошмар…

– Тебе нехорошо?

Юнис подняла голову и увидела перед собой незнакомую девушку с красными опухшими глазами. Она не плакала, а смотрела грустным сочувствующим взглядом.

– Меня тоже тошнило, – понимающе произнесла она. – Это нормально, наверное. Мы же в первый раз в поезде…

– Где? – глядя на незнакомку, дрожащим голосом спросила Юнис.

– В поезде, – повторила девушка.

Юнис с трудом поднялась на ноги и прошла мимо незнакомки, вновь оказавшись в длинном качающемся коридоре. Она видела поезда в фильмах. Но в Конфиниуме их никогда не было. Выходит, это действительно сон. Никаких поездов давно не существует… Юнис уже почти успокоилась, убедив себя в нереальности происходящего, но ее никак не отпускало чувство тревоги и… восхищения. Если это сон, то все так реалистично, так красочно! Она ощущает, как движется поезд, как она движется вместе с ним, и это так необычно и в то же время захватывающе!

На лице девушки появилась улыбка, больше похожая на истерическую судорогу. А в следующий момент над всеми дверьми зажглись зеленые лампочки, и чей-то голос прогудел в громкоговоритель:

– Просьба всех призывников собраться в коридоре вагона! Просьба всех призывников собраться в коридоре вагона! Просьба всех…

Это продолжалось еще некоторое время, пока весь проход не наполнился незнакомыми Юнис людьми. Они – тоже часть ее кошмара, и все они ненастоящие. Разве это все может быть реальностью?

Однако все эти люди выглядели убедительно, даже чересчур. Кто-то недовольно ворчал, кто-то нервно что-то шептал себе под нос, одни молчали, другие активно разговаривали друг с другом… Юнис все еще стояла в конце вагона, держась за стенку. И тут поезд стал сбавлять скорость. Перерыв между стуком колес становился все дольше, покачивания стали плавными, а все мелькание за окном постепенно успокаивалось. А затем все и вовсе стихло, поезд встал.

– Ричард Адамс! – громко произнес кто-то. Все вдруг замолчали.

За толпой Юнис не видела, что происходит. Люди почему-то теперь стояли неподвижно, глядя куда-то вдаль вагона.

– Юрий Аресский! – произнес тот же голос.

Кто-то совсем рядом что-то неуверенно выкрикнул и вышел вперед. Юнис стала медленно пробираться за ним, осторожно рассекая толпу.

– Джудис Беккер!

Где-то послушался всхлип.

– Филипп Марчелл!

Марчелл? Сын канцлера? Теперь стало окончательно ясно, что все не по-настоящему. Будет интересно взглянуть на «некоронованного принца» хотя бы во сне. В газетных статьях этот парень выглядел весьма привлекательно. Возможно, увидев его, Юнис, наконец, проснется? Девушка стала оживленнее расталкивать толпу, чтобы пройти вперед. Но как только ей удалось выбраться, она услышала прямо перед собой оглушительный возглас:

– Ксандер Харрисон! – мужчина в форме опустил глаза в планшет и поправился. – Прошу прощения. Юнис Харрисон!

– Да, это я, – выдохнула девушка, только что оставив толпу за спиной, и вопросительно взглянула на человека напротив.

Позади него открылась дверь, и появившийся в проеме другой мужчина пригласил войти в нее. Восхищаясь продолжительности и запутанности своего сна, Юнис действовала как ей велели. Она вышла за дверь и вдруг попала в очередной невообразимый мир…

Светило яркое солнце, бросая лучи на странное и в то же время красивое место. Вокруг были вымощены стройные дорожки, по которым ровным строем вышагивали отряды военных. Со всех сторон доносились громкие мужские голоса: кто-то восклицал исключительно командным тоном. Вдалеке виднелось многоэтажное здание из белого кирпича, похожее на какую-то крепость, а к ней тянулась самая широкая дорога, по краям которой были зеленые лужайки – такие изящные, словно искусственные, и ни одного дерева вокруг. Все гладко и чисто, как на картинке. Это точно не реальность – в Конфиниуме нет таких идеальных мест.

Завороженно оглядываясь вокруг, Юнис почувствовала, как кто-то толкнул ее сзади.

– П-прости, – извинился худощавый парень в очках и исчез в толпе.

Из поезда вышли все, кто там был. Люди толпились на небольшой платформе, где стояла огромная остывающая машина. Юнис попыталась разглядеть, где она заканчивается, но хвост поезда прятался в тоннеле, который, по всей видимости, уходил под землю. Завораживающее зрелище. Такого реалистичного сна она еще не видела.

– Вперед! – скомандовал мужчина прямо над ухом девушки, и она невольно сделала шаг в эту неизвестность, и слышно было, как с треском рвется пелена, за которой все это время отчаянно пыталось спрятаться ее сознание.

Все это – не сон.

Когда снится кошмар, мы просыпаемся в поту, а сердце продолжает бешено колотиться, словно за нами гонится какой-то монстр. Вскоре мысли начинают медленно приходить в норму, успокаиваясь и избавляясь от деталей увиденного ужаса. Если повезет, кошмар бесследно исчезнет из памяти. Но это не было страшным сном.

И потому момент, когда реальность сорвала с Юнис защитное покрывало, и военный городок, люди вокруг, эти ровные дорожки и лужайки со всей остротой вонзились в ее сознание, она запомнила. Как только она сделала первый шаг по дороге к той крепости, она почувствовала реальность. Она проснулась. И от этого ноги отяжелели. Стало больно даже думать, потому что в голове возникали картины из недавнего прошлого.

Свет фар в окне. Звук мотора. Стук в дверь. Люди в форме. Мешок на полу. Крик мамы. Детский визг. Лицо Ксандера. Застывший взгляд. Синие полуоткрытые губы.

Ксандера больше нет.

Когда всех призывников завели внутрь той внушительной военной крепости, какой-то крепкий коренастый мужчина скомандовал отвести всех в комнату ожидания. Чего ожидать, Юнис не знала, но покорно следовала за толпой, отдаваясь течению, перестав мыслить и чувствовать себя в пространстве.

Их привели в какой-то зал с экраном почти во всю стену и расставленными перед ним стульями, словно это был кинотеатр. Затем дверь захлопнулась. Большинство призывников тут же уселись и стали что-то обсуждать. Кто-то ходил из стороны в сторону, кто-то молча стоял, потупив взгляд. Юнис желала скрыться от всего мира, хотела найти хоть какой-нибудь укромный уголок и спрятаться там. Но вместо этого она рухнула на пол там, где стояла, и тихо заплакала, накрыв голову руками. Волосы тут же стали мокрыми, прилипли к лицу, слезы крупными каплями падали на пол и на пижаму, в которой девушку увезли из дома. Боль заполонила все пространство вокруг, сдавливая горло и легкие.

Ксандер, милый Ксандер. Что с ним произошло? Кто допустил такое? Юнис оплакивала свою утрату, но до конца в нее не верила. Как можно даже представить, что ее брата, настоящего и такого хорошего, больше нет? Куда исчезли все его мысли? Куда испарился он сам? Пальцы невольно сжимали медальон на шее. Девушка отчетливо помнила его прикосновения. Он не мог исчезнуть…

Постепенно вместе с влагой из организма Юнис вышли все эмоции. По ощущениям, с приезда сюда прошло около часа. Призывники устали от болтовни, от ожидания и просто молчали, думая о чем-то своем. Юнис сидела на полу, прислонившись спиной к стене и оглядывая всех опухшими и красными от слез глазами. Несмотря на спокойную атмосферу, воздух в этом зале был насквозь пропитан страхом. И постепенно Юнис подхватила его тоже. Ей было страшно думать о прошлом, страшно заглядывать в будущее. Ожидание медленно убивало остатки нервных клеток.

Сердце упало в пятки, когда дверь со скрипом отворилась. Все взгляды обратились к показавшемуся в проеме мужчине. У него было чересчур хмурое лицо с немного грубыми чертами, заросшее щетиной, русые спутавшиеся волосы, едва прикрывающие шею, и слегка надменный взгляд. То, что он не был одет в форму, как все военные, одновременно и пугало и успокаивало. Все замерли в ожидании.

– Харрисон! – резко произнес он, словно рубанул ножом по металлическому столу.

Повисло напряженное молчание. Юнис замерла, надеясь слиться со стеной. Почему он назвал ее фамилию?

– Харрисон! – с большим напором прогремел мужчина, переводя с одного на другого хмурый взгляд.

Юнис медленно поднялась, все еще чувствуя в ногах сильную дрожь.

– Ты Харрисон? – внимательно ее осмотрев, спросил незнакомец. – Иди за мной.

Подталкиваемая неведомой силой, девушка последовала за ним. Чуть позже, вспоминая эту встречу, Юнис невольно улыбалась, удивляясь тем мыслям, которые тогда роились в ее голове. Однако в тот день все представлялось в гротесковом пугающем свете.

Выйдя за дверь, Юнис испытала облегчение, избавившись от общества призывников, которые подпитывали ее чувством страха. Но и этот незнакомец тоже не внушал доверия. Пройдя мимо военных, которые охраняли зал ожидания, и свернув в другой коридор, девушка остановилась.

– Кто вы такой?

Мужчина притормозил, медленно развернулся, недовольно сдвинув свои широкие брови, и нетерпеливо вздохнул.

– Мое имя Говард. Говард Сарвантес, – отчетливо произнес он. – Я твой ментор и, по просьбе канцлера, скорая помощь. Психолог, если хочешь. А теперь идем. Все объясню в кабинете.

Он схватил Юнис за запястье и завел в лифт, нажав на кнопку «2», и дверь затворилась. Девушка испуганно глядела на своего спутника. Он заметил ее взволнованный взгляд и фыркнул.

– Лучше бы здесь был твой брат. С парнями легче иметь дело…

Слова лезвием прошлись по ушам Юнис. Вопросы застряли в горле, но губы недвижно молчали. Мысль о том, что все это должен был видеть Ксандер, не давала ей покоя. Казалось, из-за его смерти не только ее мир, но и весь мир в целом перевернулся, что-то сломалось, и теперь из-за этого все вокруг растеряны.

Лифт быстро поднял их на этаж выше. Двери раздвинулись. Говард прошел вперед, отпустив руку Юнис. Она покорно следовала за ним, боясь сделать что-то не так. Какой-то невидимый, но непомерно тяжелый груз ответственности навалился на ее плечи, словно теперь ей предстояло отвечать не только за себя, но и за брата. Быть вдвойне осторожной, за двоих видеть, слышать и чувствовать.

Юнис молча шла за Говардом, пока тот не впустил ее в новую дверь. Кабинет был не очень богато обставлен: из мебели стояла лишь одна кровать, книжный шкаф и письменный стол, на котором лежала куча бумаг, стопки книг и стояла открытая бутылка, вероятно, какого-то крепкого напитка. Запах, по крайней мере, в этой комнате стоял терпкий, в нос ударяли нотки алкоголя. Закрыв дверь, Говард в молчании подошел к столу, достал из ящика стакан и стал наполнять его жидкостью из бутылки.

– Если вы хотите запугать меня, то у вас не получится. Я уже не боюсь, – уверенно произнесла Юнис, все еще стоя возле двери.

Говард замер, будто в удивлении, а затем разразился диким смехом. Девушка вжалась в дверь, пытаясь устоять на ногах. Рука сама потянулась к медальону, словно он был единственным спасением. Мужчина хохотал, а Юнис думала лишь о том, как задаст свои вопросы, давящие изнутри. Успокоившись, Говард выпил свой напиток и с грохотом поставил пустой стакан на стол.

– А по тебе не скажешь, – пробормотал он, наполняя стакан снова. – Харрисон…

И так несколько раз, он выпивал и наливал снова, выпивал и наливал снова, не забывая внимательно осматривать рыжеволосую девушку, стоящую возле двери. При этом он с наслаждением вздыхал, словно смаковал эти моменты. Юнис вспомнилось, как отец мог так бесконечно долго сидеть за столом на кухне, подливая себе дешевый коньяк, и задумчиво смотреть в одну точку. Тогда было невозможно догадаться, что творится в его мыслях, что им движет. Может, он не знал, как остановиться?

Подталкиваемая воспоминаниями об отце, Юнис не выдержала и, подскочив к мужчине, выхватила из его рук бутылку.

– Хватит! – воскликнула она в не себя от злости. – Объясните уже, наконец, кто вы и чего от меня хотите!

Мужчина ошеломленно уставился на девушку, которая смотрела на него требовательным взглядом. Ему явно не понравился ее тон. Говард сложил руки на груди и грозно сверкнул глазами.

– Я все пытаюсь подобрать слова помягче. Но так и быть, скажу, как есть, – насмешливо спросил он, наблюдая, как Юнис снова теряет уверенность. – Ты в полной заднице, девочка! – выпалил он и выхватил бутылку из ее рук.

Девушка поникла на глазах, вспомнив, почему и зачем она здесь. Стоило ли ей добиваться ответов, если ее дни все равно сочтены?

– Я здесь не для того, чтобы успокаивать и подтирать тебе слезки, хотя именно для этого меня вызвали сегодня в мой выходной, – сурово произнес он, вновь принявшись наполнять стакан. – Ты потеряла брата, сочувствую. Правда. Канцлер приказал поговорить с тобой, успокоить, залечить душевную рану… Но все это бред.

Говард указал рукой на потрепанный диван у стены. Юнис послушно села, сложив руки на коленях.

– Раны ты тут свои не залечишь. Не в этом месте, не так быстро, – мужчина говорил так, будто все понимает, но девушка видела, что он переигрывает. – А вот новые получишь. Так что не будем терять времени. Совет такой: слушай меня, если хочешь выжить.

Юнис недоверчиво взглянула на мужчину, который выпивал очередной стакан. Если он тут главный, то почему все время пьет? Неужели жизнь военных не такая сладкая? Хотя вряд ли этот пьяница является военным.

– Скажу честно, мне на тебя плевать точно так же, как и на остальных призывников. Но люди сверху приставили меня к тебе. Они думают, если у вас будут наставники, то есть менторы, то вам будет легче освоиться в Кастрисе, – Говард посмеялся над своими словами и взглянул на Юнис.

– Если вам все равно, тогда зачем я здесь? – недоверчиво спросила девушка, сложив руки на груди. – Мне тоже плевать.

Говард усмехнулся этому жесту и уселся в свое кресло, небрежно закинув ноги на стол. В одной руке он все еще держал бутылку, в другой – стакан.

– Ты нужна мне. Пока не могу сказать, для чего, но нужна.

– Хотите меня использовать?

– Именно. И ты сама согласишься на это, потому что Фридман виновен в смерти твоего брата.

– Маркус Фридман? – Юнис вскочила на ноги, задрожав от злости. – Главнокомандующий?

– А! Уже захотелось отомстить? – довольно оскалился Говард. – Попридержи коней. Сначала тебе нужно выжить после инъекции…

– Что за инъекция? – с недоумением спросила Юнис.

– Скоро узнаешь.

– И все-таки? – девушка с просьбой в глазах смотрела на Говарда. Мужчина раздраженно вздохнул, поставив бутылку на стол. Он почесал свою щетину на подбородке, а затем убрал ноги со стола и выдвинул ящик, желая что-то найти среди бесконечных бумаг.

Девушка терпеливо ждала, теребя в руках прядь своих волос. Наконец, Говард задвинул ящик, достав оттуда железную коробочку. Юнис с замиранием сердца следила, как он открывает ее, но ее взгляд тут же потускнел, когда оттуда мужчина достал сигару. Девушка снова была готова взорваться от злости. Этот Говард оказался просто невыносим. Он закурил сигару, словно оттягивая время.

– Инъекция – это первый этап. Естественный отбор призывников, – проговорил мужчина и выпустил кольцо дыма. – Я думаю, тебе известно, что людей забирают на так называемую «службу» уже десятки лет. Так вот, эта «служба» является прикрытием одного очень большого эксперимента.

– Так значит, нас не отправят за стену? – с надеждой спросила Юнис.

– О нет, милая, еще как отправят! Именно в этом и заключается вся соль эксперимента. Обычный человек из Конфиниума умирает за пределами стены буквально за несколько часов. Есть идеи, почему?

– Радиация, это все знают, – сразу же ответила девушка, потупив взгляд на стол. Всем известно, чем окончилась Заключительная Война.

– Верно. У военных есть защитные костюмы, но в них далеко не уйдешь. Нам же необходимо найти способ выбраться из нашего аквариума и научиться жить за стеной, открывать новые территории, богатеть. Понимаешь? – не дождавшись ответа, Говард махнул рукой. – Неважно. В общем, оказалось, что мир за стеной обитаем. Там есть люди. Точнее дикари, или малумы, как мы их называем.

– Люди? Живые?

– Еще какие живые! Но про малумов потом. Тебе наверняка интересно, что же такое инъекция? Так вот, в крови малумов, видоизмененных людей, обнаружили компонент, который позволяет им уживаться с радиацией. Чуешь, к чему все идет?

Говард замер, глядя на задумчивое лицо Юнис.

– Но вряд ли людям просто переливают их кровь, это же опасно – произнесла Юнис. Этот разговор почему-то стал вызывать у нее интерес.

– Верно. Но зачем переливать всю кровь? – Говарду, по всей видимости, нравился энтузиазм собеседницы. – Ученые придумали способ, как изымать из плазмы крови нужный им компонент, называя это сывороткой. Не сразу конечно… Применять микстуру на практике стали лишь двадцать лет назад. Призывникам, то есть подобным тебе, стали вливать в кровь это вещество. И знаешь, к чему эта вся предыстория? – Говард замолчал на одно лишь мгновение, и для Юнис оно показалось вечностью. – Большая часть подопытных погибает от ее воздействия. Кто-то сразу, а кто-то в страшных муках.

– Отлично! – с иронией вскрикнула девушка, со злостью сжав кулаки. – Почему бы им не ставить эти опыты на себе?!

– Хороший вопрос, – равнодушно произнес Говард, наблюдая за реакцией Юнис. – Кто знает, может тебе повезет, и микстурка придется твоему организму по душе? – он пожал плечами с таким видом, будто вся эта ситуация забавляла его. – И тогда ты мне пригодишься. Но, как видишь, я не ставлю на твое выживание. Однако оно выгодно нам обоим.

– Значит, никаких плантаций нет… – разочарованно вздохнула девушка, вспомнив слова брата. – Это просто издевательство какое-то. Получается, люди просто нужны для опытов? Вот какой долг мы отдаем государству…

– Да уж, неловко как-то вышло, – Говард изобразил досаду, звучно втянув воздух в себя. – Эту горькую правду должен был рассказать Фридман. Но скрывать не буду, мне нравится его опережать. Вот тебе реальность на блюдечке. Приятного аппетита.

Девушка вспыхнула от злости. Ее всю жизнь держали за идиотку! И хоть в этот миг Юнис ненавидела одного только канцлера, Говард тоже ей стал противен.

– Вы для этого меня позвали? Посмеяться? – раздраженно воскликнула Юнис и развернулась к выходу. – Отведите меня к другим!

– На эту веселую вечеринку? – рассмеялся ей в спину Говард. – Слушай, ты мне нравишься. Если хочешь, я расскажу тебе еще кое-что. Послушай на случай, если вдруг… конечно, я в этом очень сомневаюсь, но если вдруг, ты выживешь…

Мужчина замолчал в ожидании реакции Юнис. Девушка повернулась к нему. На лице Говарда сияла победная улыбка. Ему, видимо, нравилось играть со своей подопечной. Он словно испытывал ее. Юнис ждала обещанного рассказа. Тогда мужчина встал изо стола и стал медленно приближаться к ней, все еще держа в руке стакан, на дне которого плескался алкоголь. Он остановился в двух метрах от Юнис и сделал глоток.

– Малум. Запомни это слово. Это твой главный враг за стеной. Эти твари сильны, жестоки и очень опасны. Знаешь, почему? – теперь на его лице не было и следа от улыбки. – Тот компонент крови не только помогает приспосабливаться к радиации, но и определяет принадлежность к расе, – Говард взглянул на Юнис и понял, что она ждет продолжения. – Каждая раса имеет свои особенности, и я бы не назвал их обычными. В Конфиниуме такого не встретишь.

– И что это за особенности?

Юнис нервно убрала волосы за спину и обхватила себя руками. Ее ждет какая-то инъекция, застенный мир, где обитают какие-то твари – все услышанное уже выходило за рамки реальности, в которой она привыкла жить. Что может быть хуже?

– Пусть будет сюрприз, – улыбнулся Говард. – Может, эта интрига послужит тебе хорошим стимулом, чтобы выжить.

– Да, – только и смогла ответить Юнис, пытаясь осознать весь масштаб трагедии. – Спасибо… наверное.

– Это я буду тебе благодарен, если выживешь, – мужчина вдруг положил руку на ее плечо. – И тогда нас ждут великие дела.

Одним движением руки он развернул Юнис в сторону выхода. Девушка шагнула вперед, но вдруг Говард ее остановил.

– Еще один момент. На сегодняшний день наши люди вывели двенадцать чистых сывороток, результат которых нам точно известен. Если тебе выпадет одна из них и если ты выживешь, я буду знать, к чему тебя готовить. Но есть еще одна сыворотка, которую они вывели всего полгода назад, но уже хотят опробовать на троих из вас.

– Важная информация, – кивнула головой Юнис. – Какая разница, умру я от микстуры или за стеной? Мне все равно, что выпадет. Вы же уверены, что я не переживу инъекцию? – скорее утвердила, чем спросила девушка и взглянула на мужчину. Говард ничего не ответил, а лишь с сочувствием поглядел в ее сторону.

– Ничего личного, детка…

После этого разговора ей было страшно. Безумно страшно. И все же Юнис была благодарна Говарду за то, что отвлек ее от недавнего горя. Теперь ее мысли были только об этой загадочной инъекции. И о смерти.

Хотелось верить, что все это не про нее, что Юнис точно выживет, но вдруг…

Вдруг…

Глава 3. Если я умру

Если я умру на твоих руках,

Ты меня оплакивать не спеши,

Как могу уйти, возвратиться в прах,

Не насытив глаз, не смирив души.

Не при звездах приду, да не при луне,

В темный волчий час на твое крыльцо,

Выйди, выйди, сердце мое, ко мне,

Дай мне вновь увидеть твое лицо…

(Мельница. Если я умру)

Двери торжественно распахнулись. В наполненный призывниками зал вошел верховный главнокомандующий вооруженных сил Конфиниума Маркус Фридман, человек, чье имя было таким же известным, как имя самого канцлера. Высокий статный мужчина в темно-синем парадном мундире, начищенными до блеска сапогами и белоснежными перчатками. Лицо было гладко выбрито, а темные с проседью волосы на голове острижены максимально коротко. На пепельно-серые, всегда по-внимательному суженные глаза опускались тяжелые брови, почти съехавшиеся вместе от напряжения. Вид Фридмана казался безупречным, и даже ярко выступающие морщины на лбу играли в пользу его сурового образа. Филипп помнил его с детства, ведь канцлер часто проводил встречи с главнокомандующим, но вспомнить его молодое лицо было сложно – казалось, он всегда выглядел как сейчас. Такой же идеально зрелый и опытный, чтобы выглядеть мудрецом в теле воина.

И будучи мальчиком Филипп навсегда запомнил холодный звенящий голос и оглушающие слова, въевшиеся в сознание: «Воспитывайте сына почаще кнутом, а не пряником. Настоящим кнутом. Мужчины должны с малых лет привыкать к боли». И Филипп невзлюбил этого человека. Когда в детстве его наказывали, он невольно вспоминал лицо Маркуса Фридмана.

– Приветствую вас, призывники! – громко и отчетливо воскликнул главнокомандующий, возвысившись на трибуне. – Добро пожаловать в Кастрис, закрытую базу для военной подготовки. Меня зовут Маркус Фридман, и я здесь главный.

После этих слов мужчина замолчал, дожидаясь, пока все впитают их. Тем временем он оценивающим взглядом осматривал каждого из призывников. Спустя пару мгновений его серые глаза уже впивались в Филиппа с каким-то особым упоением, и юноша понял, что Маркус искал в толпе именно его. После продолжительной паузы мужчина едва заметно улыбнулся уголком рта. И в этот момент началось невидимое противоборство. Филипп понял, что его присутствие среди призывников приносит главнокомандующему удовольствие. Возможно, он радовался тому, что канцлер остался без наследника или же просто мысленно глумился над выброшенным принцем. Умом Филипп понимал, что делить им особо нечего, но чувствовал, что они с Фридманом априори соперничают с самой первой их встречи.

Маркус Фридман, несомненно, отличный главнокомандующий, и, возможно, лучший в своем роде. Он занял свою должность даже раньше, чем Винсонт Марчелл стал канцлером. Благодаря ему в Кастрисе царит дисциплина и порядок. Циничность и холодный ум – вот залог успеха в военной карьере. Однако даже многочисленные заслуги и признание со стороны отца не помогли Филиппу увидеть нимб над головой этого человека. В его глазах Фридман оставался бездушной скалой, тень которой упала на него еще в детстве, и теперь всей душой мальчик, который вырос, хочет преодолеть эту преграду.

Мысли Филиппа неожиданно прервались, так как перед его носом словно пронесся рыжий пушистый зверь, ударив по лицу своим мягким хвостом. Юноша в недоумении проследил за рыжими волосами. Слева от него уселась девушка, опоздавшая на собрание, вероятно потому, что недавно ее увел из зала ожидания какой-то мужчина. Интересно, кто она такая? Незнакомка вцепилась в ручки кресла, будто боялась, что кто-то займет ее место. На ней была лишь ночная пижама, словно ее забрали из дома прямо посреди ночи, причем нежданно. Это выглядело странно, ведь всем призывникам заблаговременно присылают уведомительные письма.

Филипп изучающее смотрел на рыжую девушку справа. И вдруг почувствовал запах, исходящий от нее. Пахло… свежескошенной травой. Как в детстве, когда он маленьким мальчиком путешествовал с мамой по стране.

Тем временем девушка выпрямила спину, словно сидела в школе за партой, и смотрела вперед, неотрывно наблюдая за главнокомандующим. Она была напугана, как и все, но в ее взгляде была сосредоточенность, готовность к действиям. Филипп хотел рассмотреть ее лицо получше, но тут незнакомка стала поворачивать голову в его сторону…

…Юнис ощутила на себе чей-то взгляд. Она интуитивно оглянулась вправо, и увидела темноволосого парня, быстро отведшего глаза. Да это же самый настоящий Филипп Марчелл! Неужели он и вправду здесь? Как же необычно видеть его рядом, вживую, словно он обычный смертный, как и все здесь. Но ведь теперь-то он действительно самый обычный призывник. Странно, как это канцлер позволил забрать своего сына, единственного наследника? Неужели принц плохо себя вел, и его выгнали из дворца? Сложно представить, по какой причине он оказался на соседнем кресле. И все же он здесь.

Филиппа Марчелла было трудно забыть, увидев хоть раз. Юнис много раз наблюдала его лицо в газетах, слышала о нем по радио – канцлер показывал своего сына везде и всюду, будто бы желал, чтобы о нем говорила каждая собака на улице. В общем-то, так и было. Наследника Марчелла знали все. И теперь, взглянув на это лицо только одним глазком, Юнис сразу узнала его. Она узнала его по выдающимся чертам лица, по густым темным волосам, по гордой осанке. Он уверенно смотрел вперед, прямо на высокого мужчину за трибуной, который как раз что-то говорил о чести…

Господи! В это слишком сложно поверить. Она здесь, в Кастрисе! Юнис оглядывала все вокруг, словно наблюдая происходящее со стороны. Она заметила, что все, кроме нее, одеты в строгие платья и костюмы. Как вся ее семья вчера.

Юнис закрыла глаза, глубоко вдыхая и выдыхая. В одном Говард был прав – она жаждет мести…

…Филипп отвел взгляд, осознав, что был пойман с поличным. Исподтишка наблюдать за людьми неприлично, и он знал это с малых лет. А вот рыжеволосая соседка, видимо, не знакома с правилами этикета, поэтому продолжала еще некоторое время рассматривать его безо всякого стеснения. Хоть Филипп и привык к такому вниманию и понимал, что призывникам непривычно видеть наследника канцлера рядом с собой, но любование этой девушки стало ему надоедать. Он хотел было уже упрекнуть ее в некультурности, как вдруг Фридман снова заговорил.

– Итак, друзья мои, – продолжал свою речь главнокомандующий, закончив тираду о чести. – Здесь начинается ваша новая жизнь. Забудьте все, что вы когда-либо слышали о нашем проекте, о мире за стеной. Мы постараемся вас научить всему, что знаем сами. Впредь мы с вами будем сотрудничать, и мы надеемся, что вы пойдете государству навстречу, несмотря на то, что нам пришлось разлучить вас с близкими…

– Что вы сделали с моим братом? – прозвучал ледяной голос, прервавший речь Фридмана.

Филипп повернулся к соседке. Это и вправду произнесла она? После ее слов все вокруг волнительно зашептались. Вряд ли кто-то понимал, о чем она говорила.

– Прошу прощения? – сдержанно спросил Фридман, и Филипп почувствовал в его голосе нотку угрозы – этот человек явно не любил, когда его прерывают, тем более у всех на виду.

– Не понимаете, о чем я? – с издевкой усмехнулась рыжеволосая девушка, крепче ухватившись за ручки кресла и наклонившись вперед. – Вчера ваши солдаты привезли моего старшего брата обратно домой, после того, как его забрали на службу. Он был мертв! Почему? Что вы с ним сделали?!

– Ксандер Харрисон… – после небольшой паузы задумчиво произнес мужчина, вспомнив, о ком идет речь. – Примите мои соболезнования. Я понимаю, это большое горе. Но уверяю вас и всех присутствующих, что мы не причастны к его смерти. Это был несчастный случай, не более того.

Уверенность в словах и поведении Маркуса Фридмана поражала Филиппа. Как он мог так равнодушно говорить об этом? Но безрассудство девушки рядом поражало еще больше. Неужели она не понимает, кто перед ней? Или она сейчас вообще не соображает?

Девушка вдруг возмущенно сдвинула брови и встала с места. Несколько военных тут же дернулись в ее сторону, но Фридман остановил их жестом руки. Он не боялся обычной девчонки, его не волновали ее чувства, смерть брата – это все он умел обернуть в свою пользу, чтобы в очередной раз показать свою власть и силу.

– Несчастный случай?! Что вы имеете…

– Приступ, – перебив ее, отрезал Фридман. – Во время поездки у него случился приступ астмы – видимо, переволновался. Он перестал дышать. Солдаты ничего не смогли сделать. Мне очень жаль. В его медицинской карте не было сведений о болезни. Иначе он бы не попал в список призывников.

Филипп, не отрывая взгляда, смотрел на соседку, которая услышав только слово «приступ», словно все осознала, охваченная ужасом, зажала рот рукой, сдерживая слезы, которые уже непроизвольно текли по ее лицу и пальцам. Сморщившись от боли, она замолчала, сев обратно в кресло и уже не собиралась продолжать разговор.

Искренние сильные эмоции Филиппу доводилось видеть нечасто, да и испытывать тоже. Живя в мире театрально вежливых и учтивых лжецов, он привык надевать маску равнодушия и практически сросся с ней. Потому эти слезы произвели на него такое сильное впечатление, что он просто замер, глядя на плачущее лицо девушки. Ее слезы потрясли его. И почему-то перед глазами возникло лицо мамы. И то, как он еще мальчиком плакал по ней, когда понял, что больше никогда ее не увидит. Чувство потери Филиппу было знакомо.

– Этот случай был первым и единственным за все время. Теперь вы знаете, как важно оповещать медицинские центры о тяжелых заболеваниях. В противном случае, вы видите, к чему это может привести, – Фридман сделал паузу, окинув взглядом всех призывников, недоверчиво смотрящих в его сторону. – Что же, в любом случае, у вас есть выбор. Те, кто не желает с нами работать и отдавать свой долг государству, могут сейчас же покинуть этот зал.

Фридман указал правой рукой на двери, которые только что были открыты военными. Несколько минут все просто смотрели в сторону выхода. Повисла напряженная тишина. Филипп был уверен, что это игра. Жестокая игра. Фридман не был склонен к компромиссам – не в его интересах сейчас терять драгоценный материал в виде бесплатных человеческих жизней.

Затянувшаяся пауза нарушилась одним из призывников. Юноша с заднего ряда поднялся со своего кресла и осторожно, неуверенным шагом стал перебираться к двери. За ним последовало еще трое парней и две девушки. Филипп внимательно наблюдал за ними, искоса поглядывая на Фридмана, следя за его реакцией. Не может быть все так просто.

Почувствовав легкое движение, исходящее от соседнего кресла слева, юноша инстинктивно схватил девушку за руку, заставив ее замереть и не вставать с места. Рыжеволосая соседка непонимающе взглянула на него. Юноша чуть заметно покачал головой, чувствуя на себе взгляд главнокомандующего и стараясь при этом сохранять спокойствие. К удивлению для самого себя, Филипп хотел защитить эту девушку. Возможно, он хотел спасти хоть кого-то, если это было в его силах. К тому же неплохо, если в окружении будет человек, обязанный ему своей жизнью. Подумав об этом, Филипп тут же вспомнил об отце – он научил его быть слишком расчетливым, заразил цинизмом. Это помогало парню в любой ситуации мыслить здраво и не поддаваться эмоциям, но иногда ему было не по себе от своих же мыслей.

Тем временем отчаянные призывники, осмелившиеся выйти из зала, уже скрылись за дверьми. И как только исчез последний силуэт, все подозрения Филиппа насчет ловушки подтвердились – раздалась целая серия резких оглушающих выстрелов.

Тут же стены зала наполнились испуганными криками призывников. Всех охватила волна страха, чего, как был уверен Филипп, и добивался Маркус Фридман. В глазах каждого читался застывший ужас и непонимание – за что? Филипп не был удивлен, не был напуган, но почувствовал отвращение и злость. Своей ладонью он почувствовал, как задрожали пальцы рыжеволосой девчонки, которая нервно выхватила свою руку и прижала к груди, будто выстрелы пришлись по ее сердцу.

«Долго не протянет», – подумал Филипп, взглянув на нее и вновь почувствовав запах скошенной травы.

…Юнис выхватила свою руку, мысленно благодаря сына канцлера за то, что он предостерег ее от верной смерти. В ее висках оглушительно пульсировала кровь. Что только что произошло? Военные хотят сотрудничать или запугать призывников? Неужели это ее слова стали причиной кровопролития? От этой мысли Юнис пробило дикой дрожью. Она не хотела этого. Нет.

Нет, нет… Только не по ее вине!

Невольно глаза девушки обратились к Фридману. Он стоял неподвижно, ни один мускул на его лице не дрогнул. Разве человек может быть таким? Он только что буквально своими руками убил шестерых невинных и остается таким спокойным!

Словно очнувшись, мужчина устало вздохнул и спросил, разведя руками:

– Ну что, больше желающих нет? – его голос громом прошелся по тишине. Ответа не последовало, и тогда он решил продолжить. – Хорошо, я так и думал.

Фридман кивнул головой своим подчиненным, и военные закрыли двери, оставляя снаружи мертвые тела несчастных парней и девушек, погибших лишь по своей наивности. А может, им повезло больше всех? Они не мучились, не испытали на себе всех ужасов мира за стеной и умерли с надеждой на то, что совсем скоро вернутся домой…

– Через час вас ждет инъекция, – стальным, ничуть не поколебавшимся голосом продолжил свое дело Фридман. – Благодаря сыворотке, которую введут вам в кровь, вы сможете выжить за стеной. В этой сыворотке содержится компонент, который определит вашу принадлежность к одной из рас существ, живущих на той стороне. В зависимости от того, какую расу вы примете на себя, в вашем теле произойдут некоторые изменения, которые откроют для вас новые возможности. Мы называем эти изменения "даром". На данный момент, мы открыли свойства двенадцати компонентов, позволяющих вам… видеть сквозь стены, дышать под водой, менять цвет кожи – и это только часть всех даров.