Глава четвертая

Василий Рабинович был свободен. Он находился в стране, где мяса хватало на всех. Никто не стоял у него над душой. Никто не говорил ему, как он должен думать. Никто не прививал ему «правильных» взглядов на мир.

Таковы были бесспорные плюсы. Однако существовали и минусы. Всем здесь было решительно наплевать на его мысли. Никого не интересовало, есть ли у него крыша над головой, ел ли он что-нибудь или нет. Он оказался в подвешенном состоянии. Жизнь в России напоминала корсет, который человек вынужден носить на душе. Он раздражает, мешает дышать, но стоит его сбросить, и душа остается как бы без опоры.

Впервые в жизни двадцативосьмилетнему Василию Рабиновичу было некуда пойти, не с кем поговорить, и это не только не придавало ему бодрости, но по-настоящему ужасало. Он оглядывался по сторонам в тщетной надежде увидеть направляющегося к нему полицейского или чиновника. Наконец, тяжело вздохнув, он напомнил себе, что именно об этом мечтал всю свою жизнь и теперь должен быть доволен.

Рабинович смотрел на людей, снующих в сутолоке аэропорта Кеннеди, пока не встретился глазами с одной особой. Она была молода и, наверное, богата, потому что на ней было меховое манто. Рабинович вперился взглядом в ее светло-голубые глаза.

Весь фокус заключался в том, чтобы сквозь глаза проникнуть в мозг человека. По сути дела у людей глаза хищников, а не жертв. У антилопы или оленя глаза широко расставлены, чтобы вовремя заметить нападающего хищника. Они, безусловно, относятся к разряду преследуемых. У львов или волков глаза расположены фронтально. Это – типичные преследователи, охотники.

Когда человек впервые видит другого человека, то в первую очередь оценивает его физические возможности. На следующем этапе объект оценивается с точки зрения сексуальной. И только потом люди вступают в речевой контакт. Рабинович работал с человеческим сознанием именно на первых двух этапах.

Глаза женщины сказали ему, что от нее не исходит никакой опасности и что он нисколько не интересует ее как сексуальный партнер. Но к этому моменту Рабинович уже успел приковать к себе ее взгляд и улыбнуться. Вокруг бурлила толпа, из громкоговорителей доносились оглушающие звуки английской речи, в спертом воздухе чувствовался резкий запах моющих средств, которыми протирали полы, а глаза Рабиновича говорили женщине, что она в полной безопасности. Посылали ей сигнал дружбы. Убеждали, что ей нечего бояться.

– Я говорю вам то, что вы и без меня знаете, – сказал Василий, призывая на помощь свой скудный запас английских слов.

В его голосе звучала непоколебимая уверенность. Так мог говорить лишь человек, не способный обманывать. Впоследствии пациенты Рабиновича не помнили этой вступительной фразы, равно как и остальных его словесных внушений.

Когда-то Рабинович так объяснил этот феномен одному из ученых, приехавших в сибирский городок, чтобы ознакомиться с исследованиями своего коллеги:

– Большинство решений принимается человеком на уровне подсознания и носит спонтанный характер. Моя задача – вклиниться в психическую деятельность человека, пока в процесс не включилось сознание.

– Но условием всякого гипнотического воздействия является расслабление, – возразил тот.

– Человеческий мозг никогда не пребывает в расслабленном состоянии. Вероятно, вы имеете в виду фазу, предшествующую сну, – парировал Рабинович.

Ответ Василия произвел впечатление на коллегу, которому понравилось описание разных уровней мозговой деятельности и этапов распознания объекта при зрительном контакте. Он высоко оценил полученные Рабиновичем данные, и Василий, будучи натурой творческой, пошел в своих исследованиях дальше. Разумеется, никому из его коллег-ученых не удавалось воспроизвести то, что делал Василий, ибо он не мог объяснить, как у него это получается и почему то же самое умеет делать каждый из жителей деревни, откуда он родом. Однако перед тем, как отправиться из родной деревни в большой мир, а точнее говоря, в засекреченный сибирский городок, Василий пообещал своим землякам, что никогда и никому о них не расскажет.

И вот сейчас, в американском аэропорту, женщина с голубыми глазами бросилась к Рабиновичу с радостным криком:

– Дорогой, я не знала, что ты в Нью-Йорке!

– Я здесь. Не висни на мне. Я хочу что-нибудь съесть.

– О, ты такой заботливый, Хол. Никогда не думаешь о себе. Всегда только обо мне. Ну конечно, мы сейчас где-нибудь перекусим.

– Хорошо, – сказал Василий.

– Я тоже люблю тебя, дорогой! – воскликнула женщина.

Ее звали Лионой. Под воздействием Рабиновича она не верила своим глазам, зато верила в то, во что ей хотелось верить. Судя по всему, Хол, в которого она была влюблена, умел морочить женщинам голову сладкими речами.

Василий же никогда не отличался особым красноречием, и уж тем более по-английски. Он говорил ей то, что хотел, она слышала то, что ей хотелось услышать, и они отлично понимали друг друга в этом огромном, сумасшедшем и грязном городе под названием Нью-Йорк. Лиона угостила его обедом, потом привела к себе в квартиру, где они занялись любовью под ее страстные вопли: «Хол! О, Хол!»

– Ну, пока, – сказал Василий на прощание.

– Ты великолепен, Хол!

– Не всегда. Когда меня принимают за Морриса, я совершенно ужасен, – сказал Василий, зная, что она не слышит его.

Он трижды выступал в роли Морриса и каждый раз оказывался никудышным любовником. Однажды он был Байроном. Вот кто оказался настоящим молодцом. Ему понравилось быть Байроном.

Василий, никогда не служивший в армии и ничего не смысливший в вопросах военной стратегии, не мог представить себе, что когда-либо превратится в угрозу для дела мира. Выходцу из небольшого провинциального городка Дульска, Рабиновичу, наделенному сверхъестественными способностями, не приходилось беспокоиться о какой-либо угрозе извне. Но когда он покинул квартиру любвеобильной Лионы, произошло нечто из ряда вон выходящее, в результате чего подтвердились худшие опасения советских спецслужб, хотя и в несколько ином смысле, чем ожидалось.

Дело в том, что в этой прекрасной стране, где витрины ломятся от изобилия товаров, на Василия было совершено нападение.

Преступниками оказались трое подростков, принадлежащих к угнетенному черному меньшинству. Василий, чье понимание расовых проблем Америки сводилось к негодованию по поводу исторической несправедливости, выражающейся в постоянном преследовании негритянского народа, сразу же исполнился к ним чувством братской солидарности.

В ответ на это благородное чувство он получил несколько ударов в глаз, сотрясение мозга, перелом левого запястья и повреждение почки. Когда он выписывался из больницы, врачи посоветовали ему регулярно сдавать анализ мочи.

Такого не могло случиться в Москве. Там какой-нибудь пьянчуга мог слегка съездить тебе по физиономии, но столь вопиющее нападение было совершенно исключено.

Выписываясь из больницы, Василий Рабинович понял, что должен сам заботиться о собственной безопасности. Каждая клеточка его избитого существа, каждая ссадина на его теле кричала о том, что он не позволит этому повториться. Он превратится в неприступную крепость. Он никому не доверит заботу о своей персоне. Он все сделает сам. Он сумеет себя защитить, он найдет себе работу, а главное – никогда больше он не поддастся чувству братской любви. Он обзаведется собственной охраной, чтобы не полагаться на людей в синей форме, именующих себя полицейскими, но не сделавших и шага, чтобы спасти его от бандитов. Он обеспечит себе самую надежную защиту, какая только мыслима в этой стране.

Рабинович не вполне представлял себе, как это будет выглядеть, зато знал, с чего следует начать. И он приступил к осуществлению своего плана.

Василий побеседовал с одним из полицейских. Тот решил, что говорит со своим отцом.

– Папа, – сказал полицейский, – самый крутой парень в городе, с которым я не хотел бы остаться один на один, которого я предпочел бы обойти за несколько миль, – это Джонни Бангосса по кличке «Мордоворот».

– Значит, от него лучше держаться подальше?

– Этот человек с двадцати лет промышляет убийствами. Я слышал, в шестнадцать лет он в одиночку укокошил четверых полицейских. К двадцати он стал профессиональным мокрушником.

– Что значит «мокрушник»? – спросил Василий.

– Отец, ты проработал в полиции всю жизнь и до сих пор не знаешь, что это такое?

– Когда тебя спрашивает папочка, полагается отвечать! – одернул «сына» Василий.

Они сидели в закусочной. Некоторые из блюд мало чем отличались от тех, к которым он привык в России. Ему больше нравилось то, чего он прежде не пробовал.

Люди как-то странно косились на «отца» с «сыном», но Василий не обращал на них внимания. У его собеседника были рыжие волосы, голубые глаза, он был на полфута выше Василия и на добрых десять лет старше.

– Папа, мокрушником называют человека, который совершает убийство, получая за это деньги.

– А где живет этот Бангосса?

– В Куинсе. Уже месяц он находится под колпаком у полиции и знает об этом. Говорят, он совсем ополоумел, потому что все это время лишен возможности крушить черепа. Так что мы ждем, когда у него наконец сдадут нервы.

Василий записал адрес мокрушника, взял с прилавка большую сладкую булочку и, сказав официанту, что за него расплатится сын, направился в Куинс.

Когда жена Джонни Бангоссы увидела приближающегося к их кирпичному дому невысокого человека с печальными глазами, первым ее побуждением было немедленно спровадить его. В противном случае Джонни прикончит коротышку, а полиция, которая и так начеку, сцапает его, и Джонни угодит в тюрьму, может быть, на всю жизнь. Она же, Мария Веницио Бангосса, фактически останется вдовой и выйти снова замуж не сможет, потому что по канонам церкви по-прежнему будет считаться замужней женщиной.

Мария Бангосса открыла дверь.

– Заходите, – сказала она. – Вы к кому? К Джонни?

– Совершенно верно, – ответил Василий Рабинович.

Дом с толстыми стенами из красного кирпича, плоской крышей и крохотными щелками окон напоминал бункер. Внутри мебель сияла так, как в Америке сияют, пожалуй, только стойки баров.

Вдруг Мария Бангосса поняла, что разговаривает со своей матерью.

– У него паршивое настроение, мама. Я приношу ему спагетти три раза в день и ставлю под дверью. Я боюсь к нему заходить. Тебе лучше уйти от греха подальше.

Мать пожала плечами.

– Что ты так волнуешься? Мы с ним немного побеседуем, и все будет в порядке. Ну-ка, проводи меня к этому зверю.

– Я совсем не волнуюсь, мама. Джонни у себя в комнате, он еще спит. Он обычно лютует, когда просыпается. Я стараюсь выскользнуть из кровати, пока он еще спит, чтобы не попасть ему под горячую руку.

– Не бойся, Мария, с твоей мамой ничего не случится, – заверил ее Василий.

Он оглядел гостиную. На полу лежал кошмарный ковер каштанового цвета, напоминающий искусственный мех. На столике красовалась лампа в виде фарфоровой фигурки, держащей фрукты. Перила лестницы были сделаны из хрома. Убранство аэропорта казалось верхом изящества в сравнении с интерьером жилища Джонни Бангоссы.

Подойдя к его комнате, Василий постучал в дверь и крикнул:

– Эй, Джонни, я хочу с вами поговорить!

Джонни Бангосса услышал голос с иностранным акцентом. Он услышал его сквозь сон, а продрав глаза, проворно соскочил с кровати и выбросил вперед кулак, рассчитывая сокрушить незваного гостя. Однако кулак угодил в стену, о которой посыпалась штукатурка.

Голос доносился из-за двери. Джонни уперся в края двери и высадил из проема. Перед ним стоял маленький еврей с печальными глазами.

Ослепленный гневом, Джонни бросился на визитера.

Василий Рабинович увидел занесенную над ним огромную волосатую лапищу. Джонни Бангосса заслонил собой весь дверной проем. На нем была майка, обнажавшая массивные волосатые плечи. Давно небритое лицо заросло густой щетиной. Даже из носа торчали волосы. Казалось, что и зубы, и ногти у него тоже волосатые. Черные маленькие глазки горели, как угольки, а широкая физиономия там, где ее не покрывала щетина, была багровой от злости.

Василий почувствовал, что его ждет неминуемая гибель, и все же скрепя сердце посмотрел громиле в глаза.

Громила замер на месте и как-то съежился.

– Послушай, Карли, не трогай меня! Не надо, Карли, захныкал Джонни Бангосса, прикрывая голову руками и отступая назад.

– Я не собираюсь тебя бить. Ты мне нужен, – сказал Василий.

– Не бей меня! – взмолился верзила.

– Ты мне нужен, – повторил Василий. – Ты станешь моим телохранителем.

– Хорошо, Карли, только не бей меня.

Василий пожал плечами. Он знал, что Джонни сейчас и в самом деле чувствует оплеухи и затрещины, к которым часто прибегал человек, воспитавший его.

Было немного неловко спускаться по лестнице с верзилой, который, жалобно повизгивая, заслонял от него голову и уворачивался от якобы готовых обрушиться на него ударов.

Мария Бангосса в растерянности смотрела, как Джонни в компании незнакомца вышел из дома. Можно было подумать, что ее любимый муж принял коротышку за своего старшего брата Карли, который заменил ему родителей. По словам Джонни, Карл воспитывал его в строгости, по старинке. В наши дни, с появлением социальных инспекторов, такое воспитание стало квалифицироваться как издевательство над ребенком.

Карл Бангосса гордился тем, что воспитал братишку Джонни в лучших семейных традициях. К несчастью, он не сумел увидеть плодов своего воспитания, опять-таки в силу семейных традиций.

Он нашел смерть на дне Ист-ривер, замурованный в бочку с цементом. Так умирали все мужчины клана Бангосса. Только прапрадедушка Карла умер в своей постели: его зарезали во сне.

– Гляди, Карли, там целая машина легавых, – предупредил Джонни, когда они вышли на улицу.

– Кто такие легавые? – спросил Василий.

– Ты не знаешь, кто такие легавые? – удивился Джонни и на всякий случай втянул голову в плечи, понимая, что за такие вопросы полагается бить.

– Я хочу услышать это от тебя, – сказал Василий.

Волосатый верзила был на голову выше Василия. Наверное, Карл в свое время обладал еще более внушительной внешностью. Джонни объяснил, кто такие легавые, после чего Василий поинтересовался, почему они устроили засаду.

– Потому что ненавидят итальянцев. Если твоя фамилия оканчивается на гласную, они считают, что имеют право тебя прижать.

– Что же, они преследуют всех итальянцев?

– Не обязательно. Кое-кто из наших корешков выбился в полицейские или даже в прокуроры. Эти особенно лютуют.

– А что значит «корешки»?

– Карли, ты что, спятил?.. Прости, Карли, я не хотел. Только не бей меня. Пожалуйста!

Разговаривать с человеком, воспитанным с помощью побоев, было довольно трудно, но Василий все же понял, что под легавыми Джонни подразумевал полицейских, сидящих в патрульной машине напротив его дома.

– Подожди здесь, Джонни, – сказал Василий. – Я с ними разберусь.

– Только не около моего дома! Тогда они наверняка нас сцапают. Если кого-то из этих легавых найдут рядом с моим домом, нам обоим крышка!

Джонни Бангосса съежился в предвкушении новых затрещин и зуботычин, но Карли, велев ему ни о чем не беспокоиться, направился к полицейской машине. К удивлению Джонни, он никого не убил. Он даже не дал полицейским денег. Он только сказал им несколько слов, и они тут же уехали.

Это было еще более поразительно, нежели то, что Карли оказался жив. Джонни был абсолютно уверен, что его брата утопили в Ист-ривер.

– Знаешь, Карли, я слыхал, будто ты пошел на корм рыбам, – неуверенно проговорил Джонни.

– Не надо верить всему, что слышишь, – назидательно произнес Василий Рабинович.

Теперь у него был телохранитель, а телохранителя полагалось не только кормить, но и платить ему за услуги.

Василию было необходимо найти какую-нибудь работу. Конечно, ему ничего не стоило пойти в банк и с помощью несложных манипуляций получить любую сумму. Но в отличие от людей цифры не поддаются гипнозу. Рано или поздно обман обнаружится, и ниточка приведет к нему. Кроме того, в банках установлены видеокамеры, так что будет нетрудно его опознать. У Василия была еще одна возможность: стать любовником богатой дамы или вернувшимся к домашнему очагу блудным сыном какого-нибудь миллионера. Но ему не хотелось обременять себя ни родственными, ни другими узами. Он хотел быть свободным. А для этого требовалось найти какое-нибудь занятие.

И Василий решил открыть кабинет лечебного гипноза. В конце концов как специалист в области парапсихологии он не имел себе равных в мире.

Джонни Бангосса будет постоянно находиться при нем и нести охрану его кабинета. Когда Василий обзаведется машиной, тот по совместительству станет еще и шофером. Он сделает все, чтобы ни один волос не упал с головы его любимого Карли. В противном случае любимый Карли накажет Джонни Бангоссу.

Первые шаги на новом поприще оказались нелегкими, даже для такого корифея, как Василий. Первый пациент, которого он принял, наотрез отказался ему платить. Он был заядлым курильщиком.

– Интересно, за что я должен вам платить? – возмутился он. – Я никогда в жизни не курил. Не имею такой привычки.

– Почему же тогда у вас в кармане сигареты? Почему ваши пальцы пожелтели от никотина? – спросил Василий.

– О, Господи. Выходит, я курил? Что ты сделал со мной, скотина?! – завопил пациент.

Он пришел к Василию с сигаретой в зубах и, заходясь надсадным кашлем, объяснил, что перепробовал много способов, но так и не смог бросить курить.

Джонни пришлось успокоить дебошира, но Василий извлек из этого случая урок: пациенту важен не сам результат, а иллюзия, что этот результат достигнут.

Следующей его пациенткой была женщина, страдающая ожирением, и Василий убедил ее, что она правильно поступила, решив пройти курс экзотического лечения с помощью гипноза. Воздействуя на ее подсознание, Василий внушал ей мысль не о том, что она не должна и не будет больше переедать, а о том, что она не зря платит ему деньги.

– Это самое эффективное лечение, на которое вы можете рассчитывать, – сказал Василий. – Вы будете приходить ко мне два раза в неделю в течение пятнадцати лет. Вы будете платить мне по девяносто долларов за каждый пятидесятиминутный сеанс, хотя никаких улучшений обнаружите. Если таковые и произойдут, то лишь в вашем воображении.

Женщина ушла и направила к выдающемуся специалисту пятнадцать своих подруг, и все вскоре пришли к выводу, что Василий гораздо лучше местных психиатров.

У Василия был припасен для пациенток еще один фокус. Он научился проводить пятидесятиминутный сеанс течение тридцати секунд. Требовалось лишь внушить пациенткам, что он уделяет им ровно столько времени, сколько обещал.

Очередь к кабинету тянулась до самого лифта. Он зарабатывал кучу денег. Но и расходы были немалыми. Приходилось платить адвокатам, поскольку Джонни Бангосса порой охранял его более усердно, чем требовалось. Приходилось нанимать консультантов из налоговой службы, потому что его доходы достигли колоссальных размеров.

Кроме того, Джонни Бангоссе трудно было управляться со всем одному. Иногда ему все же было необходимо поспать. Василию пришлось нанять себе еще нескольких телохранителей. Разумеется, все они были самыми крутыми парнями, каких только можно было заполучить с помощью денег и гипноза.

Одним словом, Василий обзавелся многочисленным штатом, которым необходимо было управлять, поэтому вскоре у него появился еще и заместитель. Так, в течение короткого времени Василий Рабинович, скромный ученый, выходец из захолустного городка Дульска, оказался во главе одного из самых могущественных криминальных кланов Америки. Однако содержать всех этих головорезов на средства от одного гипноза было затруднительно. Поэтому Василий время от времени разрешал им подрабатывать на стороне, занимаясь привычным делом – торговлей наркотиками, вымогательством, угоном самолетов и так далее.

Деятельность Рабиновича приобретала все более опасный размах, превращаясь в серьезную угрозу для всего мира.

Та часть его мозга, которая прежде бездействовала, теперь включилась в работу. Обстоятельства вынудили его командовать целой армией отъявленных головорезов, и это пришлось ему по вкусу. Это было намного интереснее, чем давать сеансы гипноза. Последнее не стоило ему никаких усилий, новые же обязанности стали для него настоящей пробой сил.

Постепенно невинное стремление защитить себя от уличных хулиганов переросло в игру с огнем. Именно этого больше всего и опасалось русское командование. Ведь речь шла о специалисте, которому было достаточно посмотреть человеку в глаза, чтобы заставить его сделать все, что угодно. Что будет, спрашивали себя военные стратеги в России, если Рабинович потехи ради устроит какой-нибудь международный конфликт? Он может отправиться в любую враждебную страну, охмурить какого-нибудь генерала – и весь мир перевернется вверх тормашками. Именно поэтому Рабиновича никогда не использовали против врагов России. Нельзя было дать ему почувствовать вкус войны.

Между тем, став во главе армии головорезов, Рабинович как раз и поставил мир на грань войны.

Но об этом российское командование еще не знало. Пока оно пыталось выяснить, где находится Рабинович. И тут на помощь пришла чистая случайность, позволившая сделать то, чего не удалось добиться целой шпионской сети.

Наташа Крупская, жена советского консула, работавшего в Америке уже десять лет, наконец решила, что весить сто девяносто два фунта можно в Минске, Пинске или Подольске, но никак не на Пятой авеню. Американцы дошли до того, что стали по телевизору отпускать шуточки по поводу дородных и неповоротливых русских матрон. А поскольку лицо у Наташи напоминало заднюю часть трактора, она решила заняться собой, чтобы избежать насмешек. Она пыталась сесть на диету, но каждый раз к концу дня чувствовала, что умрет, если не съест рогалик с маслом. В Америке невозможно сидеть на диете! Здесь не просто уйма вкусной еды, но она доступна каждому. И не только доступна: по телевизору без конца крутят рекламу, посмотрев которую, поневоле захочешь есть. Лучшие умы России занимались созданием ракет, в то время как в Америке лучшие умы бились над тем, чтобы заставить людей покупать как можно больше товаров и продуктов. И ни одна женщина из Минска, Пинска или Подольска не могла устоять перед таким соблазном.

Наташе требовалась помощь, и, узнав о великом целителе-гипнотизере, она решила попробовать. Она долго ждала своей очереди. Выходящие из кабинета дамы бросали довольно странные реплики: «Это были лучшие пятьдесят минут в моей жизни», или: «Подумать только, пятьдесят минут пролетели, словно три секунды», или: «Ах, я не думала, что эти пятьдесят минут окажутся такими изнурительными».

Все это было очень странно, потому что ни одна из пациенток не задерживалась в кабинете больше тридцати секунд.

У дверей кабинета сидел волосатый здоровяк и следил за тем, чтобы охранник помоложе не выпускал ни одну из пациенток, пока та не расплатится. Тот, что помоложе, был кудряв, и супруга консула заметила у него в руках автомат. Сидевшая за конторкой хорошенькая блондинка называла его Рокко.

Наконец подошла Наташина очередь, и ее втолкнули в кабинет, где она увидела человека, показавшегося ей знакомым. Но она не успела даже поздороваться со своим соотечественником, как уже вылетела из кабинета, чувствуя себя усталой после долгих пятидесяти минут борьбы с избыточным весом.

И все же она узнала человека, с которым познакомилась год назад во время своего очередного отпуска. Благодаря высоким связям ей удалось попасть на прием к Василию Рабиновичу в засекреченном сибирском поселке, и он помог ей решить проблему весьма деликатного свойства.

Дело в том, что у Наташи были трудности с достижением оргазма. Точнее говоря, она ни разу не испытала оного. Ее супруг был чемпионом скоростного семяизвержения. Стоило Наташе одарить его сладострастной улыбкой, как все было кончено – и для него, и для нее.

Обычно в таких случаях лечить полагается мужчину, но Наташин муж был членом Коммунистической партии и занимал высокое положение, а она – нет. Следовательно, это была ее, а не его проблема, и поэтому именно она отправилась на прием к чудо-доктору, который в свое время избавил жену другого ответственного работника от такой же беды. И Рабинович внушил ей, что отныне при первом намеке на супружескую ласку она моментально будет испытывать оргазм.

Именно так все и было. Теперь Наташа могла не кривя душой сказать своему мужу, что он идеальный любовник.

– В следующий раз, – гордо заявил муж, – дождись хотя бы, пока я сниму штаны.

Итак, Наташа узнала Василия Рабиновича. Ей захотелось спросить, как он попал в Нью-Йорк, но, к сожалению, снова прорваться к нему в кабинет сквозь кордон охраняющих дверь головорезов оказалось невозможно. Вернувшись домой, она рассказала мужу об удивительной встрече с советским ученым, который почему-то работает в Америке.

– Может, он стал разведчиком? – предположила она.

– Кто, Василий?

– Ну да. Я сегодня видела его своими глазами. Он открыл кабинет на Пятой авеню. Я пошла туда кодироваться от ожирения.

– Ты уверена, что это был Василий?

– Конечно. Я хорошо его помню.

– Вот это да! – воскликнул Наташин муж и тут же побежал докладывать о случившемся работавшему в консульстве офицеру КГБ.

Тот чуть не упал со стула, немедленно вызвал к себе Наташу и в течение двадцати минут допрашивал ее с пристрастием, после чего направил срочную шифровку в Москву, в которой сообщалось, что объект находится в Нью-Йорке на Пятой авеню. Адрес прилагался.

Москва откликнулась немедленно: «Никаких действий не предпринимать».

КГБ ликовал. На сей раз было решено не посылать в Америку кого попало.

В Америку должен был отправиться сам Борис Матесев, который получил задание с помощью специального вооруженного отряда захватить Василия Рабиновича и доставить его на родину. В случае необходимости его разрешалось убить. Это уже не имело значения. Кошмар близился к концу.

По российским меркам, генерал Матесев был необычайно строен. Орлиный нос, белокурые волосы и поразительная аккуратность придавали его облику сходство с немцем. Уже несколько дней он дожидался приказа о начале операции.

Когда офицер КГБ наконец принес ему шифровку, он только улыбнулся и уложил в портфель туалетные принадлежности. Затем, надев отличный английский костюм, сел в самолет, вылетающий в Швецию, где ему предстояло пересесть в другой самолет, который доставит его в Америку.

Офицер КГБ, наслышанный о сверхъестественных способностях Рабиновича, поинтересовался у молодого генерала Матесева, где находится его специальный отряд. Не рискованно ли засылать его в Америку отдельно? Ведь залогом успеха любого внезапного нападения служит одновременная заброска отряда и его командира.

Генерал Матесев лишь улыбнулся в ответ.

– Я спрашиваю, потому что знаю, насколько это важно.

– Вы спрашиваете, потому что хотите узнать, каким образом моим ребятам удается проникать на территорию Америки и ускользать оттуда, не будучи обнаруженными. Вот что вы хотите узнать, – уточнил Матесев.

– Клянусь, я никому не проболтаюсь.

– Я знаю, – ответил Матесев, – потому что ничего вам не скажу. В каком виде мне приказано доставить Рабиновича – живым или мертвым?

– Если удастся, живым, а если нет, то хотя бы мертвым.

Загрузка...