Седьмая жертва

7. Бессонная ночь

Шел первый час ночи. Лампа на письменном столе освещала бледным светом комнату, отчего она приобретала странные очертания — то ли сон, то ли явь. Он прижался лбом к холодному оконному стеклу, и его взгляд заскользил вдоль Сены, которая уже не первое тысячелетие оказывалась свидетельницей людских историй. Но он ничего не видел, кроме двух жертв, занимавших его воображение, они превратились в настоящие привидения, которые не отстанут от него, пока не будет установлена истина.

С момента обнаружения тела Хлоэ Барт, что случилось всего несколько часов назад, произошло множество событий. Послание, предназначенное следователям, доказывало, что убийца хочет напрямую общаться с полицией, чтобы можно было ею манипулировать. Гипертрофированное «я», безграничная жажда признания, — картина получалась стройной и не предвещала ничего хорошего. Подобный тип не остановится, и положить конец этой резне можно будет, лишь схватив его. Он возвестил о семи днях. Какое направление следовало избрать в подобных обстоятельствах? Была ли связь между жертвами, несмотря на ее кажущееся отсутствие? Не следовало забывать и о графологической экспертизе. Кровавые буквы на зеркале могли быть написаны лишь рукой убийцы. Нико без промедления вызвал специалиста из научного отдела. Лучшим из них был Марк Вальберг. Без тени улыбки он принялся щелкать фотоаппаратом под всевозможными углами. Наморщив лоб, отчего очки на его орлином носу поехали вверх, он минут десять осматривал помещение, иногда что-то записывая в крошечном блокноте. Нико его не беспокоил — с такими асами, как Марк Вальберг, надо уметь работать. Марк не был амбициозным человеком, он просто требовал уважения к своей работе. В конце концов взгляд его живых глаз остановился на комиссаре.

— Во-первых, тот, кто написал это послание, очень хорошо знает, что делает, — заявил графолог, — во-вторых, он левша.

От неожиданности у Нико пересохло в горле. Марк любил ставить в тупик.

— Объясни.

— Писали не отрывая руки, это значит, что убийце ничего не надо было обдумывать. Отсутствие больших букв свидетельствует, что он не считает нужным менять почерк. Никаких признаков волнения: рука не дрожит, нет отрывов…

— Отрывы — это что?

— Это те места, где автор мог оторвать от поверхности свой инструмент письма. Количество отрывов говорит об искренности и уверенности или же о страхе.

— И ты уверен, что он левша?

— Левша свободнее держит запястье, ему не надо постоянно поправлять угол нажима. И последнее: трудно определить, мужчина это или женщина.

— То есть?

— У женщин буквы более округлые и с меньшим нажимом. Мужской почерк более угловатый. Здесь нет ярких отличий.

— Однако это может быть мужчина?

— Конечно. Может быть и неосознанное подражание почерку кого-нибудь из близких, в частности женщины. Понимаешь, поверхность, на которой это написано, играет против меня и не позволяет продвинуться дальше. В моем деле наибольшую важность представляет исследование самого документа, основанное на трех измерениях, и чтобы в процессе работы документ можно было поворачивать в разные стороны.

— Благодарю, Марк.

— Не за что. Это моя работа. Как обычно, держи меня в курсе.

По просьбе Нико зеркало сняли со стены и доставили в научно-исследовательский отдел. Там же около двадцати одного часа Нико встретился с профессором Вилар. На сей раз, хотя это уже вошло у них в привычку, шутить им не хотелось. Они без промедления взялись за дело, но, несмотря на решимость, их не покидало чувство тоски. Из-за физического состояния жертв и патологоанатому, и комиссару начинало казаться, что они столкнулись с воплощением зла.

— Интуиция тебя не подвела, — заявила Армель, — молочные железы принадлежат первой жертве. Это будет нетрудно подтвердить, но уже сейчас можешь считать, что это факт. Шов хороший, а материалы использованы профессиональные. Можно подумать, что тут поработал специалист.

— Выходит, он ампутировал груди у Мари-Элен Жори, чтобы переставить их на тело Хлоэ Барт, — уточнил Нико.

— И он сохранит груди мадам Барт, — подтвердила профессор Армель. — Следуя твоей логике, он их трансплантирует следующей жертве…

— Он полный отморозок!

— Мизансцена та же: связанная молодая женщина, кляп во рту, плетка, увечья, удар кинжалом. Нож прошел через жизненно важные органы, что вызвало обильное кровотечение, потом смерть. Как и в первом случае, убийца нанес ровно тридцать ударов плетью.

— Значит, это не случайность?

— Мне трудно ответить на этот вопрос.

— Можно считать это уликой. Только куда она ведет?

— А вот это, старик, уже твоя работа. И я тебе не завидую. Теперь приступим к осмотру кинжала. Я аккуратно извлекаю его из живота жертвы.

Профессор Вилар с осторожностью держала в руках, затянутых в хирургические перчатки, орудие убийства и внимательно его осматривала. Лезвие было в крови. Она тщательно всматривалась в одну деталь, замеченную на кинжале.

— Смотри-ка, кажется, он оставил нам небольшой подарок, — произнесла она мрачно.

Нико подошел ближе.

— Видишь, вот здесь, на лезвии. Здесь несколько волосков, которые аккуратно приклеены скотчем. Он дает нам след.

— Что ты об этом думаешь?

— Ничего. Надо все изучить. Я тебе сообщу, как только что-то будет.

— Ты можешь не задерживать результаты?

— Черт бы тебя взял, Нико! Ты что думаешь, я могу спокойно вернуться домой и лечь спать? Я не засну. Останусь здесь и буду все это изучать. Думаю, что и тебя ждет бессонная ночь…

— Судя по всему, да. Я буду у себя, можешь звонить когда хочешь. Может быть, она тоже была беременна?

— Выясню.

Нико ушел со спокойным сердцем: Армель считалась лучшим специалистом. На набережную Орфевр, 36, он приехал около двадцати трех часов, и майор Жоэль Терон тут же к нему присоединился. Мужчины поднялись пешком на пятый этаж. Тут Нико открыл ящичек и вынул оттуда ключ, подходивший к небольшой дверце, которая, казалось, вела на чердак. Они поднялись еще по одной, узехонькой лестнице, где Нико пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой низкий потолок. Перед ними было хранилище вещественных доказательств: крошечная комната с белыми кафельными стенами, залитыми неоновым светом. Здесь все время поддерживалась определенная температура для сохранности вещественных доказательств, которые производили гнетущее впечатление: остатки обуглившегося чемодана, служившего для перевозки расчлененного тела отца одного юного преступника, окровавленная одежда, оружие, флаконы разных размеров, чье содержимое не вызывало приятных чувств, — наверное, кровь, слюна, сперма… Нико вытащил веревку, использовавшуюся во время второго преступления, и отрезал от нее кусок, который вручил Терону.

— Проследи, чтобы сравнили оба куска. Нужно знать, один ли поставщик в первом и во втором случаях.

Нико легко перешагнул подоконник и оказался на крыше. Сделал несколько шагов, свежий воздух наполнил легкие. Под ним лежал Париж. Днем вид отсюда был восхитительный. А в этот ночной час сверкающие огоньки одели столицу как будто для выхода на сцену. Зрелище было завораживающее. Терон вышел на крышу вслед за ним, и полицейские обменялись заговорщицкими улыбками. Это была заповедная вершина их территории: ни парижане, ни туристы никогда не видели и не увидят панорамы, открывавшейся с этой крыши. Мужчины вернулись в помещение и спустились в кабинет Нико.

— Итак, я говорил, что ни опросы коллег, ни разговоры со студентами Мари-Элен Жори не принесли ничего нового, — заговорил майор Терон. — Мы еще не закончили, но не думаю, что эта работа что-нибудь даст. За исключением нескольких неоплаченных протоколов о превышении скорости, ей нечего вменить в вину.

— А что с веревкой?

— В Париже шестьдесят два специализированных магазина по продаже парусного снаряжения, приблизительно пятнадцать поставщиков. Я зашел во «Французский флот», это магазинчик на бульваре Шаронн, в одиннадцатом округе. Ты был совершенно прав, это швартов марки «скарелин», восемь переплетенных канатных прядей, употребляется обычно для швартовки судов. Очень мягкий, не становится заскорузлым, не объемный и прекрасно выдерживает резкое натяжение. Это не очень распространенная модель АСD 700, то есть шестнадцать разрывов на килограмм, диаметр 4,9 мм. Ребята составили список парижской клиентуры. Выходим на контакт. Но зайти в магазин, купить бухту и заплатить наличными может кто угодно.

— Нашему герою что, пришла мысль воспользоваться этим швартовом, хотя он ничего не понимает в навигации? — начал рассуждать вслух дивизионный комиссар Сирски. — Среди клиентов магазина не может быть коллег Жори?

— За кого ты нас принимаешь? Естественно, мы это выяснили. Ответ «нет», «нет» и среди студентов, и среди ее близкого окружения.

— Да, это было бы слишком просто… Продолжай и займись вторым образцом. Мы все-таки кое-что выяснили: этот «корабельный» след может что-то дать. Это только начало, Жоэль, продолжаем.

Теперь настала очередь Доминик Крейс появиться в кабинете Нико. Он предложил ей сесть и подал большую чашку кофе. Ее изумрудно-зеленые глаза на уставшем лице сияли в полутьме. Забавно, но он тут же подумал, что ему больше нравится глубокий взгляд темных глаз доктора Дальри. При одной мысли об этой женщине по телу Нико прошла теплая волна.

— Изучение портрета жертвы столь же интересно для следствия, как и определение портрета убийцы, — начала Крейс. — Это важнейший вопрос, и он может пролить свет на природу фантазмов убийцы. В нашем случае Мари-Элен Жори и Хлоэ Барт представляют собой весьма близкий тип. Тридцатилетние, социально успешные, достигли положения в обществе, ведут организованный образ жизни, такие не знакомятся на улице, даже притом что от этого никто не застрахован. В общем, женщины, как говорится, комильфо. Похожи они и физически: хорошенькие брюнетки, рост средний, худенькие. Нет ничего случайного…

В узком коридоре, ведущем к кабинету Нико, раздалось гулкое эхо шагов. На пороге возник Кривен.

— Убийство совершено среди белого дня — и ни одного свидетеля! — с горечью произнес он.

— Время убийства многое может нам сказать об убийце, — вмешалась Доминик Крейс. — В частности, чтобы никто ничего не заподозрил, он может действовать только во второй половине дня. Работа ему это позволяет.

— Если таковая у него есть, — заметил Нико.

— Мы имеем дело с человеком умным, который безукоризненно организует свои злодеяния. Это скорее тип социопата. В принципе, подобные люди делают блестящую профессиональную карьеру. Если он полностью интегрируется, может симулировать эмоции, на которые на самом деле совершенно не способен. По недавним исследованиям, его IQ приближается к ста десяти. Как я вам уже говорила, мы имеем дело с манипулятором, обладающим высоким мнением о себе. Никогда никаких угрызений совести.

— «Семь дней, семь женщин»… Это послание не дает мне покоя, — проговорил Нико. — Можно вычислить начало и конец содеянного. Значит, серийный убийца не зависит от времени, от того, что его неожиданно могут застать. У психопата через все его преступные действия проступает постоянный и настоятельный поиск удовольствия. Он не может вырваться из своего мира.

— Одно другому не мешает, — ответила психолог. — Социопат может наметить себе что-то конкретное, выполнить это и продолжать исполнять свои злодеяния иначе и в другом месте. Кроме того, и вам это известно, серийный убийца подсознательно хочет, чтобы его схватили, и охотно оставляет знаки, чтобы помочь правильному ходу следствия. И наконец, он настоятельно ищет признания, мечтает о нем. Он хочет известности, это важная составляющая его психологического портрета. Возможно, эти семь дней — первая часть некой игры.

— Хммм…

— Это не все, — продолжала Доминик Крейс. — Я считаю, что послание имеет прямую библейскую коннотацию.

— Этого еще не хватало! — не выдержал Кривен. — Библейская коннотация!

— Бытие, глава первая, — уточнила молодая женщина, — Мир был создан за шесть дней, а на седьмой Бог отдыхал. Мне слышится в этой фразе определенный цинизм. Как будто этот тип бросает вызов Богу, а через него и нам всем. По-моему, это парижанин, который живет и работает в столице. Ему от двадцати пяти до сорока лет, он точно представитель белой расы. Любопытно, что серийные убийцы, за редким исключением, всегда белые и склонны действовать внутри своего этноса. Выбирает свои жертвы наш убийца не случайно, что только может подтвердить правило. Больше мне нечего добавить на данный момент.

— Очень хорошо, отправляйтесь спать, — подвел итог Нико. — Завтра встреча утром.

Крейс и Кривен одновременно взглянули на часы. Шел четвертый час утра.

— Слышали? — скомандовал Нико. — Вы отдыхаете, принимаете душ и возвращаетесь как ни в чем не бывало. После восьми утра спуску не дам. Если убийца будет продолжать заявленное, то днем нас ожидает третий труп. Может быть, это для вас последний шанс выспаться до конца недели!

— А ты? — спросил Давид Кривен.

— Я отдаю приказы и не обязан им следовать! Я жду звонка от профессора Вилар. Да и Терон в научно-исследовательском отделе, откуда он должен передать мне информацию. А теперь чтоб духу вашего тут не было!

Нико не пришлось долго ждать: Армель Вилар, верная своей репутации, времени даром не теряла. Она позвонила ему по прямому номеру.

— Как всегда, на месте? — услышал он голос Армель. — В то время, как общественность уверена, что полиция живет-поживает и в ус не дует!

Нико расплылся в улыбке. Армель никогда не изменяло чувство юмора, да и энергии ей было не занимать.

— Я просто чокнулась от этой работы, но похвастаться в общем-то нечем, — сообщила Армель. — Этот мерзавец прекрасно знает наши методы работы. Волосы я передала доктору Тому Робену из научно-технического отдела. Вытащила из постели, и все для тебя. Он лучший молекулярный биолог, которого я знаю.

Это был удар: все знали пристрастие Нико к научно-исследовательскому центру в Нанте. Армель также считала эту навязчивую идею комиссара полным идиотизмом и теперь старалась мягко сообщить ему, что сделала все по своему усмотрению.

— Дай ему двадцать четыре часа, и он выдаст тебе всю информацию, которую только можно выжать, — добавила она. — Но лучшую новость я приберегла тебе на десерт. Хлоэ Барт была беременна!

— Не может быть!

— Ты слышал, что я сказала. Один месяц. В точности как Мари-Элен Жори…

— Думаешь, здесь может быть какая-нибудь связь?

— Я не мисс Марпл! Коп у нас ты. Тем не менее мне кажется это странным, ты не находишь? Это могло бы означать, что наш подопечный получил доступ к конфиденциальным медицинским данным о жертвах, и могло бы сузить разброс поисков. Но мы не можем утверждать…

— Этот тип, судя по всему, ненавидит молодых хорошеньких брюнеток, наслаждающихся определенным социальным успехом, и… беременных. Представь себе, сколько женщин подходят под это описание во всем Париже!

— Ну, Нико, не вешай нос. Ты у нас лучший. Если кто-то и может ухватить этого гада, то только ты.

И она повесила трубку.

Без четверти четыре утра. Комиссар Жан-Мари Рост возник в кабинете у Нико, проработав всю ночь над обеспечением связи между группами Кривена и Терона. Чувство долга у Роста было прекрасно развито, как и у всех, работавших на набережной Орфевр.

— Я только что соединил Терона с доктором Томом Робеном из научно-исследовательского отдела, — проговорил глава подразделения. — Но начну с веревок… Ты сидишь? Робен сообщает, что это так называемые «любовные узлы», или восьмерки.

— Любовные — что? Узлы? Это еще что такое?

— Это два конца, соединенные один с другим с одной стороны, их переплетают, а потом снова привязывают с другой стороны. Получается нечто вроде скользящего узла. Если тянуть сверху, узел не поддается, но если проделать это в противоположном направлении, концы легко разъединяются. Часто используется моряками. Техника хорошо освоена убийцей, но известна немногим. Доктор Робен, когда говорил о ней, употребил слово «романтический».

— Странное понимание романтизма!

— И я так думаю. Далее: человек, вяжущий эти узлы, левша. Вывод сделан на основании изучения направлений движения, необходимых при выполнении подобных узлов. В обоих преступлениях употреблена одна и та же веревка. Соответственно у нас есть доказательство, что убийца один и тот же. Образцы совпадают: химия, цвет, физические характеристики. Что касается послания, написанного кровью на зеркале в ванной, то отчет еще не готов. Группа крови и резус-фактор совпадают с кровью жертвы. Доктор Робен попытался с помощью специальной методики выявить отпечатки пальцев в крови: образец замачивается в растворе, пять минут ждем, потом опрыскиваем водой, и готово. Только вот отпечатков никаких!

— Жаль, конечно, но хорошо, что попробовали!

— Еще бы. Робен попробовал провести идентификацию ДНК. Предварительные результаты будут через двадцать четыре часа. Но не надо иллюзий: убийца использовал кровь жертвы и был очень осторожен. Кроме того, одежду подвергли специальному прочесыванию, но следов никаких. И наконец, профессор Вилар передала волоски, обнаруженные на лезвии кинжала, Робену. Анализ ДНК делается. Результаты также через двадцать четыре часа.

— Это все?

— Что значит — все? Звони Тому Робену, доктору биологических наук, биохимику, молекулярному биологу, генетику, специалисту по так называемым форанзическим наукам…

— Каким наукам?

— Форанзическим… Он специалист по сбору, сохранению и оценке улик. Ну что, съел?

— М-да… Мы знаем, что преступник левша, специалист по морским узлам, по «любовным узлам» в частности, он полностью социально интегрирован, у него проблемы с образом матери и он специализируется на молодых брюнетках.

— Моя жена — блондинка, — не удержался Рост. — Я могу спать спокойно.

Он хотел пошутить, но за этими словами скрывалась правда, и Нико не знал, как ему реагировать.

— Она ждет нашего первого ребенка… — Слова Жан-Мари Роста прозвучали почти как извинение.

8. Фантазмы…

Первым амбициозную программу борьбы с преступностью предложил Людовику XIV Кольбер, он же создал и должность лейтенанта полиции. Сама же полиция обосновалась на набережной Орфевр в 1792 году, во время революции. Однако нынешний адрес — набережная Орфевр, 36, — относится к более позднему периоду, к 1891 году, когда бригада сыскной полиции заняла здесь третий этаж. Со времен Видока, ставшего начальником полиции в 1811 году, до «Тигров» Клемансо веком позже каких только знаменитых дел и удивительных расследований здесь ни видела набережная Орфевр, каких только легендарных преступников и сыщиков не видели эти стены! И весь этот эпос мог родиться только благодаря интуиции и рвению преданных людей. Нико чувствовал себя продолжателем традиций. Испытывал чувство подлинной ответственности по отношению к своим предшественникам. И, выходя из зданий уголовной полиции, он с уважением задерживался у бюста Альфонса Бертильона, который был назначен начальником службы уголовной полиции в конце XIX века и стал отцом антропометрических измерений и собирательного портрета преступника.

Было пять часов утра, когда Нико открыл дверь собственной квартиры, — ложиться спать было уже поздно. Он надел спортивный костюм и отправился на пробежку. Полтора часа его спортивные туфли мелькали по парижской мостовой. Движение ему было необходимо: мускулы постепенно разогревались, тело начинало чувствовать ритм, и быстрые, размеренные движения ног становились просто автоматическими, сердце билось ровно. Нико сконцентрировался на физическом упражнении, постарался забыть все, что касалось расследования. Постепенно стал вырисовываться другой образ: он увидел, как улыбается Каролин. Эта женщина нравилась ему и вызывала желание. Нико пересек парк Андре Ситроена, добежал до Марсова поля и Военного института, здесь он решил увеличить темп и домой ввалился, тяжело дыша. Однако нервное напряжение последних дней исчезло, и он был готов к свиданию в больнице Сент-Антуан. Нико принял душ, тщательнее, чем обычно, оделся, надеясь произвести благоприятное впечатление. Он послал ироничную улыбку своему отражению, наблюдавшему за ним из зеркала в ванной, — Каролин определенно не устоит.

Засунул пистолет в карман — не без надежды произвести впечатление на молодую женщину — и вышел из дома. Он почти забыл, что отправлялся на малоприятную медицинскую процедуру: ему предстояла встреча с доктором Дальри, и от этого он был счастлив.

Сильви Сирски смотрела на стоявший перед ней завтрак: темные мысли настойчиво выгоняли из ее головы остатки хорошего настроения. У нее уже стало привычкой покатать по столу таблетки, которые она принимала по утрам и вечерам, и только потом проглотить их. Депрессия — диагноз был поставлен уже давно. Конечно, жизнерадостной ее никогда назвать было нельзя, но теперь постоянное мрачное настроение стало ее просто беспокоить. Из-за мыслей о самоубийстве она отправилась к врачу. Дорогие, но необходимые ей сеансы психотерапии не помогали избавиться от страхов. Кто виноват? Она сама! Именно это старался ей внушить психотерапевт. Ей необходимо взять себя в руки, ей не обрести психологического равновесия, если она не прекратит мучить себя упреками и угрызениями совести. Проблема была ей известна, потому что у нее было имя — Нико. Они встретились семнадцать лет назад. Она тут же влюбилась в этого красивого юношу, который, казалось, не замечал, что он нравился женщинам. Она просто обезумела от той нежности, которую он ей дарил. Он не был похож на тех молодых людей, которых она знала раньше. Ему было важно только одно: чтобы ей было хорошо. Когда она объявила ему, что беременна, он на ней женился. Но ее все время мучил вопрос: не будь Дмитрия, произошло бы это или нет? Дверь в комнату сына открылась, и на пороге появился он сам. Дмитрий был настолько похож на своего отца, что каждый раз ей приходилось бороться с охватывавшим ее при виде собственного сына отчаянием. Она почувствовала, что вот-вот заплачет. Любым доступным ей способом нужно было выйти из этого состояния.

Этим утром тишина собственного кабинета пугала ее. Он находился под самой крышей, и, чтобы добраться сюда, нужно было пройти не один коридор и подняться не по одной лестнице, — хорошего самочувствия это не добавляло. Она сидела за скромным рабочим столом и смотрела в узкое окно: решетка, защищавшая его с внешней стороны, вызывала ощущение, будто она находится в камере, и от этого по спине бежали мурашки. Уж лучше было смотреть в другую сторону, там на стене красовалась афиша «Людей в черном — 2», про тех, кто сражается с неизвестно откуда взявшимися монстрами. Впрочем, персонажей, от которых можно было прийти в ужас, хватало и в ее профессиональной жизни. Студенты психологического факультета часто специализировались на изучении жертв — это происходило рефлекторно — из-за сострадания или желания противостоять насилию. Она же сразу выбрала противоположную сторону — самих преступников на сексуальной почве — и отдалась этому страстно, просила даже разрешения на прямые контакты с убийцами, находившимися в заключении: она хотела понять, что же ими движет. Она была прекрасно подготовлена к своей миссии, которая подразумевала участие в расследовании убийств и облавах на психопатов разного сорта. Она помнила свой первый труп — после этого три дня не могла проглотить ни куска мяса! Теперь эта стадия была позади, она оделась в броню и научилась держать дистанцию между профессиональной и частной жизнью, причем настолько хорошо, что друзья и родственники пребывали в неизвестности по поводу ее опытов в Уголовной полиции. Ее друг не должен был задавать вопросов, таковы были правила игры, даже если ему было трудно им следовать. Они встретились восемь месяцев назад на обеде у общих друзей. Сумрачный брюнет, он сразу же произвел на нее впечатление, хотя она была не из тех, кто позволял возобладать над собой первым впечатлениям. Он открыто клеил ее весь вечер и в конце концов той же ночью оказался у нее в постели. С тех пор они не расставались, потому что их совместная жизнь ни в чем не напоминала обычные рутинные отношения. Она залилась краской от одного воспоминания о тех нескольких ночных часах, которые они провели вместе. Когда она вернулась домой на рассвете по приказу дивизионного комиссара Сирски, Реми еще не спал. Стоило ей появиться на пороге, как он уже набросился на нее. Они даже не успели дойти до постели. Доминик Крейс не сомкнула глаз ни на минуту.

Восемь часов утра. Медицинская сестра встретила Нико в смотровой, где стоял топчан, монитор, шкафы и раковина. По ее просьбе он снял пиджак и галстук, вынул из кармана оружие. Потом лег на левый бок, приняв позу эмбриона. Сестра привела в действие некий стародавний, здорово изогнутый механизм, и теперь верхняя часть туловища Нико почти свешивалась с топчана.

— Отлично! Доктор Дальри будет минут через десять, — возвестила дама, и голос у нее был настолько властный, что спорить даже желания не возникало. — Я вас оставляю. Надеюсь, вы достаточно взрослый, чтобы побыть несколько минут в одиночестве? — Теперь в вопросе прозвучала ирония.

Пока он думал, отвечать или нет, ее уже и след простыл. Минуты проходили, потом в коридоре послышались шаги. Вошла Каролин Дальри, еще красивее, чем он ее помнил. Ему даже захотелось, чтобы всего этого не было, но женщина стояла перед ним, живая, решительная и бесконечно очаровательная. Взгляд ее нежных глаз успокаивал. По комнате она перемещалась с достоинством, даже если надо было просто дойти до раковины и тщательно вымыть руки. Затем она уселась на высокое сиденье перед монитором в нескольких сантиметрах от него. И тут же теплая волна нахлынула и затопила его.

— Здравствуйте, месье Сирски. Если вы не будете двигаться и будете дышать как положено, процедура продлится три-пять минут. Я введу фиброскоп вам в рот, далее — по пищеводу вплоть до двенадцатиперстной кишки. Это эластичный шланг, внутри которого находится оптическое волокно длиной шестьдесят сантиметров. С помощью него я смогу осмотреть ваш пищеварительный тракт и взять анализы для выяснения, не бактериологический ли характер носят очаги воспаления. Для того чтобы фиброскоп легко прошел в пищевод, вам нужно сделать энергичное глотательное движение. Но главное — расслабьтесь и глубоко дышите, это самое главное, иначе процедура будет мучительной и для вас, и для меня.

Она улыбнулась. Сердце у него защемило.

— Это не очень приятно, и вам может показаться, что вы задыхаетесь. Но это только ощущение, волноваться нечего. Есть у вас вопросы?

— Нет, я полностью вам доверяю.

— Прекрасно. Смотрите на меня и не дергайтесь. Широко откройте рот. Сестра сначала обработает вам слизистую анестетическим спреем. Похоже на ощущения, которые вы испытываете, когда вам лечат зубы, — нёбо и гланды теряют чувствительность. Минут через двадцать это ощущение исчезнет.

Сестра исполнила свою миссию, доктор Дальри поднесла руки ко рту пациента и осторожно ввела в него фиброскоп. Ощущение было действительно не из приятных, но Нико постарался не двигаться, как будто полностью владел собой. Он не мигая смотрел на молодую женщину, стараясь воспользоваться каждым мгновением, проведенным рядом с ней, пусть даже в столь маловыигрышном положении. Врач его хвалила за правильное поведение, постоянно подбадривала, показывая, как продвигается фиброскоп. Ее присутствие было лучшим лекарством от стресса в подобный момент. Действительно, самое большее через пять минут, как и было сказано, процедура закончилась. Нико был почти в отчаянии.

— Желудок в прекрасном состоянии, — объявила Дальри. — Есть, как я и думала, небольшое воспаление в области двенадцатиперстной кишки. Ничего серьезного, это отлично лечится. Но надо было в этом убедиться.

— И какова наша дальнейшая программа? — спросил Нико, вдруг почувствовав себя свободно.

— Я выпишу вам рецепт. Три месяца будете принимать противокислотные препараты и попробуете немного изменить вашу жизнь: отдых, спокойствие, сбалансированное питание…

— Это не актуально…

— Это означает, что кривая преступности растет?

— Именно так.

— Хорошо! Можете одеваться и забрать свое оружие.

— И это все?

— Что значит — все?

— Больше ничего? Когда я вас снова увижу?

— Приходите месяца через два.

— Так долго?

Доктор Дальри рассмеялась:

— Обычно пациенты скорее радуются, когда я им сообщаю подобную новость. Это означает, что все хорошо, месье Сирски. И вас это должно радовать. Как только у меня будут результаты анализов, я вам сообщу, не нужно ли изменить назначения. Но сомневаюсь…

— А… ладно… спасибо…

Нико не знал, как продолжить разговор. Что говорить? Что он считает, что она соблазнительна, и что он хотел бы встретить ее в несколько иной обстановке? Она протянула ему руку, которую он с неохотой пожал — рукопожатие означало конец проведенному вместе времени. Нико вышел из смотровой. Внутри него образовалась полная пустота. Он открыл уже было дверь на улицу, но решил вернуться. Навстречу ему шла сестра, проводившая подготовительные процедуры.

— Простите, мадам, — остановил он ее, — не знаете ли, в котором часу доктор Дальри заканчивает сегодня работу?

Сестра смерила его удивленным взглядом:

— Я не могу сообщать подобного рода информацию, месье.

Настаивать было нечего, однако Нико не успокоился и вытащил свой жетон полицейского.

— Я повторяю свой вопрос! — раздраженно заявил он.

— Вы что думаете, что врач работает от и до? Что за наглость! Доктор Дальри заканчивает поздно вечером, если у нее нет ночного дежурства.

Нико поднял руки — все-все, сдаюсь! — и, ни слова не говоря, зашагал прочь.

Каролин Дальри переходила от одного пациента к другому. Больница была ее жизнью. У нее были прекрасные способности, но то и дело приходилось доказывать, что она достойна докторской степени, полученной в тридцать шесть лет. Ни минуты отдыха, впрочем, подобное поведение заставляло замолчать завистливых коллег в белых халатах. Она сдала экзамен на степень бакалавра в пятнадцать лет и давно привыкла сражаться на территории, не предназначенной для ее возрастной категории.

— Доктор! Каролин! — окликнули ее из коридора.

Каролин обернулась: к ней ринулась сестра из приемного покоя.

— Ваш пациент, ну, знаете, этот комиссар полиции, он меня спрашивал, в котором часу вы сегодня заканчиваете. Даже сунул под нос свой жетон, чтобы получить информацию! Я ему, конечно, объяснила, что мы здесь не работаем от сих и до сих. Он ушел несолоно хлебавши. Он к вам неравнодушен, доктор! — заключила сестра, хитро взглянув на Дальри, и повернулась на каблуках.

Комиссар Сирски! Наверное, бабник, подумала Каролин.

Бессонная ночь. Профессор Армель Вилар домой не пошла. Да и зачем? Пока она приводила в порядок труп второй жертвы, ей в голову пришло мудрое решение: заняться административными делам, ведь на них никогда не хватает времени. На письменном столе кипами громоздились медицинские отчеты, которые надо было перечитать и подписать. Она рьяно взялась за дело, от которого ее отвлекли только звуки шагов в коридоре: первые служащие Патологоанатомического института направлялись к своим рабочим местам. Тут она подняла голову и протерла глаза. В кабинете появился один из коллег с чашкой дымящегося кофе в руках.

— Госпожа директор, вот и кофе, — объявил он, ставя чашку прямо перед ней.

— Спасибо, Эрик, очень мило с вашей стороны. Кофе действительно кстати.

— Судя по всему, вы отсюда не уходили. Нашли что-нибудь интересное?

— О чем вы?

— Ну что вы… У нас все знают, что вы приехали сюда вчера вечером из-за второй жертвы серийного убийцы. Разве не так?

— Я решила назвать его «парижский бичеватель», так легче. Он наносит своим жертвам тридцать ударов плеткой, ни больше ни меньше, ровно тридцать, а потом — удар кинжалом. Не очень-то веселая картинка, а? Этот тип прекрасно осведомлен о наших технологиях, а значит, и чертовски осторожен.

— Но профессор Вилар и дивизионный комиссар Сирски располагают всем необходимым, чтобы найти его, не так ли?

— Мне не нравится столь циничный тон, доктор Фьори.

Молодой человек заговорщицки подмигнул Армель и скрылся за дверью. Профессору Вилар приходилось порой ставить на место этого доктора Фьори. Правда, некоторые коллеги находили, что этот цинизм только добавлял ему обаяния, но до дивизионного комиссара Сирски молодому человеку было далеко. Там была другая закалка, но комиссар — птица не их полета: Сирски искал идеальную женщину, ту, в которую он без ума влюбится с первой встречи. На самом деле он был просто романтиком, даже если сам этого не осознавал. Она надеялась, что он сможет встретить свою мечту до того, как будет слишком поздно. Потому что это «поздно» подстерегает нас на каждом углу — об этом свидетельствовали трупы, лежавшие в соседнем помещении.

Девять тридцать. Комиссар Сирски сидел прямо перед Коэном, загнавшим в угол рта толстую сигару. Комиссар Рост, майоры Кривен, Терон и психолог Доминик Крейс заняли свои места вокруг стола.

— Хватит ходить вокруг да около, — заявил заместитель директора Уголовной полиции. — Сегодня после обеда надо ждать третий труп. Мы имеем дело с серийным убийцей. С этого момента все остаются на рабочих местах вплоть до его ареста. Надеюсь, вы располагаете наконец серьезными уликами, чтобы мы могли сесть ему на хвост.

— Веревка и морской узел, — выдвинул предложение Нико. — Это что-то может дать. Кроме того, и первая, и вторая жертвы были беременны, это тоже может быть следом. Надо разрабатывать оба этих направления. Что касается волосков, снятых с кинжала, результаты будут завтра, если они, конечно, что-нибудь дадут.

— А как насчет предотвращения третьего убийства? — поинтересовался Мишель Коэн, — Мысли есть?

Нико тяжело вздохнул:

— Собрать пресс-конференцию?

— У нас есть что заявить? — поинтересовался его начальник. — Что все тридцатилетние брюнетки из зажиточных слоев населения, к тому же беременные, не должны никому открывать дверь?

— А почему бы и нет? — вмешалась Доминик.

— Нам необходимо передать это сообщение во все комиссариаты Парижа, — продолжил ее мысль Жан-Мари Рост. — В этом случае почему бы не обратиться к прессе? Ведь утечка информации все равно произойдет, и очень скоро. И долго мы не сможем избегать вопросов журналистов. А так мы берем инициативу и стараемся воспрепятствовать худшему развитию дел.

— Которого все равно следует ожидать, — отрезал Коэн, — проведем мы пресс-конференцию или не проведем. Не тешьте себя иллюзиями. Но я не возражаю. А ты, Нико?

— Почему бы и нет?

— Директор хочет видеть нас у себя около полудня. Там будут префект и прокурор. Сразу и решим, организовывать ли встречу с журналистами. А пока необходимо что-то предпринять, даже невозможное. Жду обнадеживающих новостей в ближайшие часы. Докажите, что вы достойны работать на набережной Орфевр, тридцать шесть.

Никаких сомнений, ему этого не хватало. Убийство становилось необходимостью, но оно приносило столь кратковременное наслаждение, что требовалось продолжение, нужна была следующая женщина, чтобы заполнить зияющую пустоту. Свист плетки, кровь, слезы… и насыщение этими слезами. Он не был таким идиотом, чтобы раскидываться своей ДНК на месте преступления, он сдерживался, и только дома, после всего, заслуженно отдавался наслаждению.

Следующая жертва не заставила себя ждать. В нескольких метрах от него появилась худенькая красивая брюнетка с длинными волосами, такая, как он любил: счастливое лицо, на губах улыбка, решительная походка. Он смешает ее с грязью. От боли она потеряет разум. И никогда не сможет найти ответ на вопрос, мучивший, наверное, их всех: «Почему именно я?»

Ее муж должен был вернуться поздно и, конечно, без сил. Двухдневная командировка наверняка сделала свое дело. Она решила приготовить ему сюрприз. И прекрасно знала, как к этому приступить: легкий обед, хорошее вино, тонкое постельное белье… Блистательное начало! Тем более ей было что ему сообщить. Он, наверное, сойдет с ума от радости, ведь он мечтал об этом с того дня, как они познакомились…

9. …И реальность

Региональным директором Уголовной полиции Парижа была женщина. Николь Монтале было пятьдесят пять, коротко стриженные волосы, темные глаза, рост метр шестьдесят восемь. Строгий костюм цвета мокрого асфальта, две скромные жемчужинки в ушах лишь подчеркивали ее женственность. На руке только обручальное кольцо. Все ее движения и голос говорили о естественной привычке управлять. Впрочем, надо признаться, ей это шло. Подняться до столь высоких этажей власти в полиции дело непростое, а женщине на подобные подвиги сил надо было потратить в несколько раз больше. Она бесспорно заслуживала свое назначение и прекрасно знала, как выжить и не дать себя уничтожить полицейской машине, — насилие на местах, расследования, приказы, административная ответственность. Нико редко общался с ней напрямую, но каждый раз после подобных встреч у него поднималось настроение и в голове прояснялось.

Он улыбнулся своим мыслям. За годы совместной жизни с Сильви она ему не однажды говорила, что в нем есть нечто женственное, и уверяла, что не знала мужчины столь же чувствительного, как он, столь же хорошо понимавшего женщин. Он всегда понимал их стремления, трудности, с которыми им приходилось сталкиваться в этом все еще мужском мире… Сильви даже уверяла, что у него есть шестое чувство — понимание женщин. И от этого ревновала еще больше.

Но как можно было не восхищаться Николь Монтале? Нико прекрасно видел осуждающие взгляды, которыми награждали «госпожу директрису» некоторые его коллеги. Прозвище звучало неубедительно и выдавало зависть: как будто женщина по определению не могла работать на подобной должности. Нико прекрасно понимал, что ей пришлось сражаться, чтобы преуспеть в профессиональной жизни, и при этом надо было не попасть в ловушки, расставленные этими идиотами. За это он только больше уважал ее и гордился, что работает под началом такой женщины.

В кабинете Николь Монтале один за другим появились прокурор Республики и префект. Выглядели оба прекрасно и производили впечатление людей, достигших верха социальной лестницы. В третьем, сопровождавшем их мужчине Нико узнал Александра Беккера, судью, который был назначен вести это дело. Обращаться теперь за всем нужно было к нему. Нико уже приходилось с ним работать, но он ничего не мог сказать об этом человеке — между ними установились отношения некой безразличной терпимости.

Естественно, Николь Монтале взяла ведение встречи на себя. Она сидела напротив пяти мужчин и не производила впечатления человека, который плохо знает, что ему нужно делать. Открыла досье, за несколько минут до этого врученное ей комиссаром. На первой странице красовались фотографии двух жертв, и Нико подумал, что это бестактно. Не потому, что это должно было смутить мадам Монтале, — подобные эскапады ей приходилось выдерживать регулярно: мол, нечего церемониться, раз баба взялась за подобную работу. Нико рассердился на Коэна, который позволил таким образом составить досье, — впрочем, может быть, это была его собственная инициатива…

— Господа, мы собрались здесь, чтобы обратить внимание на уголовное дело чрезвычайной важности и убедиться, что расследование движется в правильном направлении. Совершенно очевидно, что в Париже орудует серийный убийца, жертв он выбирает однотипных.

Резким, чуть ли не яростным движением она положила фотографии в центр стола — пусть каждый оценит.

— Убийца выбирает для своих преступлений послеобеденное время, — продолжила она. — Ему от двадцати пяти до сорока, белый, левша, умеет вязать морские узлы и прекрасно накладывает кожные швы. Он социопат, методичен и организован. Цифра тридцать обладает для него особым значением — именно столько ударов плетью наносит он каждый раз жертве. У него проблемы с образом матери, на что указывает факт ампутации молочных желез. К тому же он наносит жертвам и удар в живот. Кроме того, он бросает нам вызов, о чем свидетельствует послание, оставленное им для нас в квартире Хлоэ Барт. Мы думаем, что он будет совершать убийства каждый день вплоть до воскресенья. Если верить выводам наших следователей, сегодня днем смерть от пыток и удара кинжалом ждет еще одну молодую женщину.

— Сколько у вас людей? — задал вопрос префект полиции, непосредственный начальник мадам Монтале.

— Две группы уголовной бригады, то есть дюжина полицейских, находящихся в распоряжении их секционного начальника, комиссара Роста, и дивизионного комиссара Сирски, который присутствует здесь, — ответила Монтале. — Им помогает наш психолог. Этого достаточно. Другие бригады работают на других направлениях.

— И преступник никогда не попадал в поле зрения полиции? — спросил прокурор.

Николь Монтале презрительно улыбнулась:

— В нашем распоряжении электронная картотека отпечатков пальцев и генетических образцов. Хорошо бы еще иметь и отпечатки преступника! Однако давно уже пора составить единую картотеку всех убийц, орудовавших у нас в стране, все данные должны быть собраны в одном месте. Полиция давно ждет основную базу данных.

— Нам известна ваша привязанность к проекту SALVAC, — вмешался в разговор префект. — Министр внутренних дел оценил ваше выступление и пообещал способствовать продвижению проекта. Он говорит даже о создании подразделения полиции, специализирующегося в сопоставлении убийств и нападений.

Николь Монтале оживленно кивнула с нетерпеливым одобрением.

— Вы правы, это может подождать, — согласилась она. — Месье Сирски, доложите о деле, которым вы руководите.

— Сегодня с утра мы посещаем все парижские магазины, специализирующиеся на продаже морских материалов. Ищем также нечто общее между жертвами, поскольку обе оказались беременными. Ждем результатов анализа волосков, оставленных для нас убийцей, и крови, которую он использовал для надписи. Не стоит пренебрегать этими данными, постараемся выжать из них все возможное.

— Естественно, что еще нам остается? — обреченно заметил судья Беккер. — Будем ждать, пока он совершит новое убийство.

— Мы собираемся передать заявление во все комиссариаты столицы, чтобы они усилили бдительность постовых и усугубили контроль, — ответил Нико.

— Господин Коэн предлагал организовать пресс-конференцию, — напомнила Николь Монтале. — Журналисты доберутся до этого дела в ближайшие часы. Может быть, нам стоит воспользоваться форой и предупредить население самим.

— Кто этим займется? — спросил префект.

Прозвучавший вопрос означал молчаливое одобрение, но одновременно префект явственно показывал, что инициативу в подготовке этого сообщения он на себя брать не собирался. Дело разрасталось на глазах, и некий предохранитель в случае возникновения сложностей изобрести не мешало.

— Этим займется Коэн, — прозвучало решение госпожи Монтале.

— Прекрасно, — одобрил прокурор, — Судья Беккер будет в распоряжении ваших служб, мадам.

— Ну а я, — заключил префект, — сию же минуту отправлюсь к министру внутренних дел.

Стоило Нико вернуться к себе в кабинет, как зазвонил телефон. Таня. Нико раздумывал несколько секунд, брать ли трубку, — у него была гора срочных дел, — но в конце концов решил ответить сестре.

— Ну и что фиброскопия? — тут же услышал он на другом конце провода.

— Нужно полечиться месяца три. Небольшое воспаление двенадцатиперстной кишки. Ничего серьезного, можешь не волноваться.

— Слава богу, я рада. Но все-таки поберегись. Слушай, я звоню тебе еще по поводу нашего обеда…

— На этой неделе у меня просто нет времени, — прервал ее Нико. — Тяжелое расследование, мне работать день и ночь.

— Даже если у нас будет доктор Каролин Дальри?

Нико онемел. Как такое могло случиться?

— Ну что молчишь? Сегодня вечером, в полдевятого — в девять, у нас дома. Впрочем, у Алексиса к тебе срочное дело. Он не захотел сказать, что такое.

Отказаться от обеда с Каролин Дальри, даже в той ситуации, в которой он находился, было невозможно.

— Хорошо, я постараюсь, — уступил Нико.

— Я не сомневалась! Ты положил глаз на прекрасную Каролин!

— Не глупи.

— Ну скажи, ты влюбился?

— Не так быстро, Таня. Не гони коней.

— Он признался! Гениально! Я почувствовала некоторую дрожь в ее голосе, когда я ей сообщила, что мы обедаем вчетвером — мы, ты и она. До вечера, братишка!

Нико шумно выдохнул: от сестры невозможно было что бы то ни было скрыть, а это не всегда приятно. Но времени на досужие мысли у Нико не было: пришел мейл из института в Нанте. Поль Террад действительно был отцом ребенка Мари-Элен Жори. Анализ на отцовство это полностью подтвердил. В человеческих клетках сорок шесть хромосом, они расположены парами и образуют спираль ДНК. Эти хромосомы идентичны во всех клетках организма. Ребенок получает их по двадцать три от отца и матери, что и дает возможность доказать родственные связи между двумя людьми. Для этого достаточно сравнить их генетический материал. Результат, впрочем, был ожидаем. Ответ на загадку не стоило искать в окружении жертвы. Дело было сложнее и извращеннее.

Настроение у Флоранс было шаловливое. В руках у нее был темный пакет, перевязанный ярко-голубой лентой, с шелковой ночной рубашкой цвета морской волны, напоминавшей цвет ее глаз. В самый раз, чтобы произвести впечатление на мужа: ему нравилось хорошее белье. И, глядя на нее, он забудет усталость, накопившуюся за все последние дни. Напряжение как рукой снимет — она знала, как за это взяться. Флоранс купила его любимое белое вино — Сент-Круа-дю-Мон, к которому она подаст фуагра с белым хлебом. И все это при свете свечей… Атмосфера должна быть романтической.

Она уже подходила к своему дому на площади Пети-Пер. На фасаде из необработанного камня была установлена памятная доска, текст на которой она знала наизусть. «С 1941 по 1944 год в этом здании находился генеральный комиссариат по делам евреев, инструмент антисемитской политики правительства Виши. Доска установлена в память французским евреям, ставшим жертвами этой политики». Флоранс была еврейкой, и то, что она жила именно в этом историческом месте, было для нее своеобразным реваншем, ценность которого она даже не могла как следует объяснить сама себе. Она набрала код на домофоне. Их квартира была на пятом этаже, и Флоранс не уставала любоваться с роскошной террасы церковью Нотр-Дам-де-Виктуар. Она убрала покупки и поставила вино охлаждаться. До вечера было сколько угодно времени. Горячая ванна, макияж, ногти — все должно было быть безупречно.

Звонок в дверь прервал ее мечтания. Человек, который нажал кнопку звонка, наслаждался тем временем небольшой площадью во втором округе, восхитительным фасадом церкви, посвященной Деве Марии, и венчавшим его двухметровым каменным крестом. Самый центр Парижа — всего несколько метров от площади Виктуар и конной статуи Людовика XIV. Несмотря на оживление, никто не сможет прервать его свидание с жертвой. Можно никуда не торопиться, никто ничего не услышит и не заметит. От предвкушения по спине пробежала дрожь удовольствия. Потом он снова почувствовал неутолимую ненависть, она поднималась из глубины души и, как это случалось с ним каждый раз, несла с собой арктический холод. Он представил себе ужас жертвы, страдания изувеченного тела, потом смерть как избавление. И в конце он займется мизансценой: это будет происходить в странной тишине, которая наступит после мучений, — удовлетворение от выполненной работы, достигнутое благодаря самообладанию и точности движений. Все это будет сейчас. Движение за дверью. Тень у глазка. Лязг засова. На пороге стояла хорошенькая брюнетка и широко улыбалась… Это была ее последняя улыбка.

Нико не знал ни минуты передышки, он шаг за шагом следил за продвижением своих войск. Двенадцать человек во главе с комиссаром Ростом заходили в каждую лавочку, торговавшую морским снаряжением, присматривались к каждой мелочи в жизни Мари-Элен Жори и Хлоэ Барт. И та и другая ждали ребенка, — может быть, это входило в сценарий, установленный преступником. Значит, у него был доступ к информации, поскольку женщины эти ходили к разным гинекологам и сдавали анализ крови, обязательный в начале беременности, в разных лабораториях. Между их жизнями не было ни одной общей точки. Но сами женщины соответствовали наваждениям убийцы. Нужно было влезть в его шкуру. Что за безумная идея требовала своего воплощения? За что он хотел отплатить жизни? Человек не становится убийцей, проснувшись однажды, его личность начинает строиться уже в детстве. Ему наверняка пришлось вынести мучения — моральные или физические. Эта необходимость убивать, неутолимая страсть мучить, неудовлетворенность, которую он постоянно испытывал, прекратят грызть его только тогда, когда его арестуют и посадят под замок. Понять, что же этот человек думает, было необходимо, чтобы наконец сдвинуть это дело с мертвой точки.

Из-за пресс-конференции Нико пришлось оставить свою кропотливую работу: Мишель Коэн требовал его присутствия. Их ждали радиожурналисты, журналисты из газет и с телевизионных каналов. Пройдет немного времени, и вся Франция окажется в курсе этих трагедий. Коэн кратко изложил факты, он не слишком вдавался в детали и выбирал слова, чтобы не спровоцировать паники. Особенно внимательно он попросил отнестись к сообщению молодых женщин, которые хотя бы отдаленно напоминали двух жертв. Стоило ему закончить, как посыпались вопросы. Нико ответил на них, затем уже отдельно дал несколько интервью радиожурналистам. В зале было слишком шумно и звук был плохой… Коэн и Нико спокойно и любезно приняли правила игры: им необходимо было привлечь прессу на свою сторону, это имело главенствующее значение для продолжения дела.

Он испытывал почти сексуальное удовольствие. Еще несколько мгновений наслаждался видом бездыханного тела и устроенной им мизансценой. Он собирался уходить. Вернется домой — займется любовью с женой: ему нужна была разрядка. Жена просто сходила с ума от силы его желания. Она, вероятно, принимала это за разделенную страсть. Но от ее любви ему было ни жарко ни холодно. Она была просто предметом, позволявшим ему удовлетворять свои желания, и только из-за этого она еще не распрощалась с жизнью. Но, лаская ее, он будет думать о своей последней жертве, о каждой проведенной с ней минуте, о том, какие мучения заставил эту жертву принять.

Все комиссариаты Парижа молчали. Третьей женщины не было. На часах — восемь, а на лицах сотрудников — усталость. Все они приготовились к третьему трупу и к следовавшей за ним суете. А тут — ничего. Полное спокойствие. Расследование продвигалось медленно, а из-за отсутствия вещественных доказательств оно становилось просто тяжелым. Неужели убийца решил отложить партию? По лицам было видно, что никто в это не верил. Тогда в чем дело? Что-то помешало? Нико попытался представить себе, что могло случиться: непредвиденное собрание, изменившее расписание убийцы… Как же он должен был переживать, что не мог отдаться своим садистским наклонностям! А раз так, Нико мог позволить себе заглянуть к сестре. Ему были необходимы новые впечатления. И лучшего лекарства, чем встреча с Каролин Дальри, придумать было нельзя.

Нико появился у Тани около девяти. И сразу понял, что с его зятем, который всегда был воплощением спокойствия, творилось что-то странное. Стоило Нико переступить порог, как Алексис заявил, что должен срочно поговорить с ним. Нико кивнул, но ему было важно увидеть Каролин — все остальное могло подождать. Таня с заговорщицким видом бросилась к брату. Она была очень хороша и удивительно на него похожа. Мужчины не могли устоять перед ее длинными светлыми волосами и чудными голубыми глазами. В юности Нико не раз приходилось вмешиваться, чтобы оградить сестру от совершенно очевидных намерений молодых людей. Тогда же он многое узнал о мужском отношении к женщинам, оно всегда было ему неприятно, хотя он, бесспорно, вызывал интерес у женщин. Таня радостно расцеловала брата в обе щеки и, иронично улыбнувшись, зашептала ему на ухо: «Она красавица и умница! Ты нашел редкую жемчужину».

Когда Нико вошел в столовую, Каролин поднялась с дивана и протянула ему руку. Нико задохнулся, ноги у него подкосились, он потерял дар речи. Боже мой, как эта женщина была соблазнительна и как он хотел ее! Он смог только улыбнуться Каролин, не произнося ни слова. Перед ним была она, и без белого халата. Зеленая юбка из ткани стрейч, доходившая ей до колен, частично скрывала длинные изящные ноги. Черная блузка и черные туфли. Скромная золотая цепочка вокруг шеи, на которой билась под кожей жилка. Ему тут же захотелось стать вампиром и страстно вонзить свои клыки в белую, нежную плоть…

— Ну что вы стоите? Садитесь! — засмеялась Таня. — Чего вам налить?

— Сегодня никакого алкоголя. Мне возвращаться на работу. Фруктовый сок как нельзя кстати…

— Это из-за этих парижских убийств? — прозвучал очаровательный голос Каролин. — Я слышала о них сегодня днем в больнице. Вы были во всех информационных выпусках.

— Мы этого и хотели. Будьте осторожны, — добавил Нико, который просто не мог отвести взгляда от глаз молодой женщины.

— А мне? Мне не надо быть острожной? — возмутилась Таня.

— Убийца предпочитает брюнеток, — ответил Нико, вдыхая аромат духов Каролин.

— А-а-а… Я успела показать фотографию Дмитрия нашей гостье до того, как ты к нам присоединился, — сказала Таня. — Не удержалась… Удивительно, насколько вы похожи…

— У вас есть дети? — резко спросил Нико.

— Нет. Я посвятила себя медицине. Учиться надо долго, а потом пришлось отвоевывать место под солнцем.

— Я уточню, — проговорил Алексис, которого наконец заинтересовал разговор за столом. — Каролин — профессор со степенью, работает в больнице, а это в ее возрасте нечто выдающееся. Может быть, вообще единственный случай. Но работать ей пришлось как сумасшедшей, чтобы всего этого достичь. Вот так-то, Нико! Перед тобой не просто женщина, а умнейшая голова!

— Но и Нико не промах, — решила не уступать Таня, — Стать начальником уголовной бригады в тридцать восемь — настоящий рекорд. Из-за этого у него и неприятности с желудком. Но кажется, ничего серьезного, и это самое главное.

Каролин кивнула.

— Но стоит все же последить за собой, — уточнила она.

— Не смешите меня! Разве что кто-нибудь решит взвалить на себя эту заботу… Да, конечно, он не один, но…

— Таня! — оборвал сестру Нико. — Подумай, прежде чем сообщить очередную глупость.

Женщины расхохотались, а Алексис напустил на себя привычный озабоченный вид. В других обстоятельствах Нико занялся бы своим зятем, но сейчас рядом с ним была Каролин. Ее тонкие длинные пальцы лежали на коленях, она сидела, положив ногу на ногу, и ему казалось, что он слышит, как при малейшем движении потрескивают ее черные колготки… Все чувства Нико были напряжены, и он то и дело терял нить разговора. Когда они перешли к столу, сестра усадила Каролин рядом с ним. Их ноги слегка соприкасались, но она не отодвинулась. Сердце просто выпрыгивало у Нико из груди. Таня то и дело поглядывала на него, многозначительно улыбаясь, — она прекрасно понимала его смущение и радовалась. Нико же задавался вопросом, как могла бы отреагировать Каролин, если бы он положил ей руку на бедро. Но он на это никогда не решится. Желание, однако, его просто пожирало, и он не знал, долго ли сможет выдержать эту пытку. Он просто чувствовал необходимость наброситься на нее, он уже видел, как срывает с нее одежду, целует каждый сантиметр ее тела. Сила этого чувства его глубоко удивила. Может быть, это страсть? Никогда до встречи с Каролин он не испытывал ничего подобного, и это состояние ему удивительно нравилось.

Было половина двенадцатого, когда зазвонил этот проклятый телефон. Услышав жесткий голос Роста, Нико обратился в слух.

— Нико, этот ублюдок совершил сегодня днем то, что обещал, но тело обнаружено только час назад.

— Где ты?

— На месте преступления. Дом два, площадь Пети-Пер. Второй округ.

— Сейчас буду.

— Нико! — остановил своего начальника Жан-Мари Рост, помешав ему отключить телефон.

— Ну что еще?

— Это тебе не понравится…

Что Рост хочет сказать?.. Он, казалось, был смущен и вместе с тем обеспокоен.

— Говори, не тяни! — приказал Нико.

— У убийцы к тебе что-то есть. В общем, он оставил еще одно послание…

— Отлично, это нам на руку. И раз уж он вошел с нами в переписку, то ничего удивительного, что продолжает писать…

— Ты меня не понял… Он тебе пишет, понимаешь, именно тебе!

Нико замолчал. Он не мог уловить, что происходит.

— Здесь написано твое имя, Нико. Он тебе бросает вызов…

Нико встал из-за стола, машинально надел пиджак. Убийца, кажется, выбрал его в качестве основного адресата. Что это могло значить? Что они знали друг друга? Такие ситуации, когда полицейский и преступник знают друг друга, просто созданы для кино или романов, но в жизни встречаются редко. Но почему он? И почему сейчас? Все, во что он верил в профессии и чувствах, летело к черту, в мире больше ни на что нельзя было положиться. Был ли этот кошмар чьей-то манипуляцией? Или он сейчас проснется, как обычно, отправится на набережную Орфевр, 36, вмешается в новую ссору между сыном и Сильви и будет сожалеть, что доктора Каролин Дальри не существует? Нико повернулся к молодой женщине и долго смотрел ей в глаза. Нет, она действительно была тут, в реальности. И она уже очень много значила для него. Все остальное было не столь важно, а вот она… Нико протянул руку. Ему нужно было дотронуться до нее, удостовериться, что она действительно существует. Он нашел ее пальцы, сжал их.

— Мне необходимо покинуть вас, но если я могу позвонить…

Он с трудом узнавал собственный голос, это был почти шепот. Лицо ее слегка порозовело. Вместо ответа она улыбнулась ему, и эта улыбка должна будет как солнечный луч освещать часы тьмы, ожидавшие его впереди.

— Удели мне несколько минут перед уходом, — резко заявил зять Нико.

— Потом, мне надо бежать.

— Нет! — почти взвизгнул Алексис. Голос у него дрожал. — Нико, это срочно. Я прошу тебя.

Все изумленно переглянулись.

Бледность заливала лицо свояка, под глазами круги, — Нико прекрасно знал эти признаки страха. Надо было выполнить просьбу Алексиса. Тот увлек его к себе в медицинский кабинет на первом этаже здания. Нико уже давно тут не был: можно было сказать, он избегал подобных мест, казавшихся ему разносчиками болезни. Доктор Перрен уселся перед компьютером. Он был напуган, на лбу — капли пота, ему было не по себе. Нико оглядел стены кабинета, где вел прием его зять, врач-терапевт. Дипломы, фотографии судов и морских узлов. Неожиданно Нико вспомнил, что его Алексис заядлый яхтсмен.

— Ты умеешь вязать восьмерки? — спросил Нико наобум: обстановка кабинета располагала к уточнению деталей расследования.

Алексис поднял глаза от монитора, взгляд блуждал.

— Конечно, — пробормотал он. — Как все моряки…

Нико внимательно взглянул на зятя. Он никогда не видел его в таком состоянии.

— Смотри! — простонал он.

Нико обошел стол и взглянул на монитор, воплощавший в себе все страхи Алексиса. Однако понял он, что увидел, не сразу…

— Понимаешь, мои документы… Все мои медицинские записи… Кто-то ими манипулирует! Я ничего не понимаю. И где запись на прием? Этот бардак начался в понедельник. Я ничего не понимаю… Мне страшно, Нико.

— Подожди, Алексис, объясни все по порядку.

— Первой женщиной была Мари-Элен Жори, да?

Нико поперхнулся — имя женщины ни разу не упоминалось в прессе.

— Ну не тяни, ведь так? — не унимался Алексис. Крупные капли пота начали стекать по его лицу. Алексис терял контроль над собой. — А вторую? Ее звали Хлоэ Барт, ведь так? — Паника охватывала его все больше.

— Как ты это узнал? — задал наконец вопрос Нико. Он ничего не понимал.

— Так они вот тут, в моих документах! Я этих женщин не знаю, они не мои пациентки, кто-то ввел эти файлы в мой компьютер. У меня все данные их медицинских обследований. Я знаю даже, что они беременны. И посмотри, Нико, посмотри! Здесь, в конце их досье, отмечено: «УБИТА». Черт, Нико, понимаешь, я их никогда в жизни не видел! Клянусь! Что они со мной делают? А эти фотографии? Меня чуть не вырвало! Связаны, тело в крови, нож торчит из живота! Я все это видел! Понимаешь, видел!

— Почему ты мне не позвонил?

— Я обнаружил это во вторник утром. Подумал, кто-то глупо пошутил. Сегодня утром — снова. Только уже Хлоэ Барт. Потом ты выступил по телевизору. Я сопоставил…

— А третья жертва — кто? — спросил Нико, не в силах сдержать волнение.

— Третья? Не знаю… Подожди-ка…

Доктор Перрен открыл электронный ежедневник. Нико, которого внезапно охватили подозрения, удивился.

— Валери Тражан.

Нико набрал номер Роста. Тот мгновенно ответил.

— Можешь сказать мне, как зовут жертву? — спросил Нико.

— Валери Тражан. А что? Ты где?

— Еще пятнадцать минут…

Нико повернулся к Алексису. Поведение зятя изменилось: стоило ему найти объяснение происходящему, как он впал в нездоровое возбуждение. Ситуация была совершенно нелепая, и не пожимай Нико несколькими минутами раньше руку Каролин, он бы решил, что оказался действующим лицом ужасающего кошмара.

— Да, это Валери Тражан. У тебя есть ее медицинская карта?

Пальцы Алексиса забегали по клавиатуре, и на экране появилась медицинская карта, уведомление о совершенном убийстве и фотографии. Так что Нико смог познакомиться с местом преступления еще до того, как туда отправился.

— Можешь все это мне распечатать?

— Конечно, — ответил Алексис, и голос у него дрожал.

— Сколько времени тебе надо?

— Тебе нужны три полных досье с фотографиями?

— Да.

— Десять минут.

— Хорошо, печатай. Мне нужно идти, но я к тебе пришлю человека. Скажи, эта Валери Тражан должна была к тебе прийти?

— Да… Вернее, нет… Вот уже три дня, как все встречи, назначенные на утро, отменены. Люди не приходят! А я как идиот их жду! Причем каждый раз первый пациент — это убитая!

— Если я правильно тебя понял, в четырнадцать часов в понедельник у тебя была записана Мари-Элен Жори, Хлоэ Барт — вчера, а сегодня — Валери Тражан?

— Именно. Только в понедельник кабинет открывается в час дня. Так что она была записана на час.

Нико неотрывно смотрел на своего зятя, искал объяснение происходящему у того в глазах. Он знал этого человека уже лет пятнадцать и хорошо к нему относился. Алексис был мужем его сестры, отцом их двоих детей, работягой и внимательным врачом. Человеком он был спокойным, к Тане нежно привязан. Аня его обожала. Господи, сколько они вместе пережили! Да и Дмитрий его любил. И что? Этот человек умел вязать морские узлы, у него в компьютере были медицинские данные жертв, с каждой из которых у него была назначена встреча, и все они его надули… то есть — ничего, ничего и ничего!

Уже у двери Нико обернулся и неожиданно спросил:

— Слушай, Алексис, ты левша или правша?

— Левша. А что такое?