Часть пятая Истребление невинных

71

Стамбул, 19 февраля 1915 года

По водам Золотого Рога проплывали десятки боевых кораблей, уходивших на защиту берегов Оттоманской империи. Однако малочисленный турецкий флот не мог противостоять англо-французским артиллерийским обстрелам, которые разрушали береговые укрепления и уничтожали боевые корабли, предпринимавшие попытки прорвать блокаду. Дарданеллы, выход в Средиземное море, страдали более других, но удары наносились настолько интенсивно, что порой грохот артиллерийских орудий был слышен даже в Стамбуле.

Линкольн, Алиса и их товарищи нашли убежище в доме Крисостомо Андрасса, армянского лидера, который приютил друзей во время их первого посещения Стамбула. Крисостомо почти не выходил из собственного особняка, поскольку в последние недели гонения на армян усилились — армяне бесследно исчезали, их убивали средь бела дня. Крисостомо был одним из немногих государственных служащих-немусульман, но все со страхом ожидали того, что приказ о депортации или о помещении в лагеря коснется и армян, проживающих в городе.

Распространялись слухи о восстании армян в районе Ван и о победах русских на границе, но в скорое освобождение мало кто верил.

Благодаря помощи армянской разведки Линкольн смог связаться с Джамилей и доставить ее в Стамбул. Принцесса под чужим именем прибыла в город тем же утром. Увидев ее, друзья не могли скрыть огорчения относительно ее внешнего вида. Ее красота и молодость оставались нетронутыми, но было хорошо заметно, насколько далеко зашел процесс дегенерации: лицо побледнело, а под глазами появились темные круги; на губах появились морщинки, а блеск в глазах бесследно исчез.

— Джамиля, дорогая, — сказала Алиса, принимая ее в объятия. При этом она заметила, насколько костлявым стало ее тело и как оно ослабло.

— Мне вас очень не хватало. Любезный господин Гарстанг все время пытался поднять мне настроение, но ничто меня не успокаивает. Я чувствую ужасные боли, — попыталась улыбнуться Джамиля. Потом она с удивлением осмотрелась и спросила: — А где же Геркулес?

Линкольн подошел к женщине и поцеловал ей руку. Он попытался найти нужные слова, но никак не мог выбрать наиболее подходящие из тех, что приходили на ум. Сказать по правде, он и сам точно не знал, где сейчас Геркулес и что с ним происходит.

— Нам мало что о нем известно. Единственное, что мы знаем точно — он сейчас с ассасинами.

— С ассасинами? О боже. Они его похитили.

— Нет, мы думаем, что он сотрудничает с ними в чем-то и, конечно, уже пришел к какому-то соглашению, которое нам неизвестно, — вступил в разговор Никос.

— Соглашение? Ассасины не настолько благоразумны, чтобы с ними можно было приходить к какому бы то ни было соглашению.

— Дело в том, что мы ищем его по всему городу, — признался Линкольн.

Принцессу окончательно покинули силы, и Линкольн с Роландом помогли ей сесть на диван. Алиса начала обмахивать ее веером, но лицо бедной женщины, и так очень бледное, стало чуть ли не прозрачным.

Несколько минут спустя принцесса пришла в себя и все окружили ее. Крисостомо предложил ей стакан воды.

— Я уже чувствую себя лучше. Спасибо.

— Мы подозреваем, что ассасины повинны в убийстве нескольких армян и мусульман, проживающих в городе. Они что-то замышляют против нас, но пока мы не знаем, что именно.

— Аль-Мундир говорил нам еще в Каире, когда мы были его пленниками, о том, что до пришествия тайного имама должно состояться большое жертвоприношение в его честь, — сказала Джамиля.

— Жертвоприношение? — удивился Линкольн.

— Своего рода холокост или приношение, — уточнил Никос.

— И какое отношение имеют ко всему этому армяне? — поинтересовалась Алиса.

— Массовому уничтожению подвергнутся именно они, — сказал Линкольн. — Теперь я понимаю. Они намерены совершить в городе какое-то действо с участием «Сердца Амона», что-то вроде грандиозного ритуала. Но жертвами на этот раз станут не животные. Это будут люди.

Все вздрогнули от мощного удара этажом ниже. Послышался грохот сапог. Потом распахнулись двери зала, и друзей окружила дюжина солдат, которые тут же направили на них свои ружья и приказали поднять руки. Вслед за этим в зал вошел офицер.

— Крисостомо Андрасс? — спросил офицер, обращаясь к Крисостомо.

— Да, — ответил тот.

— Вы арестованы по обвинению в государственной измене.

— Измене?

— Нам известно, что вы работаете на секретные службы Великобритании.

— И вы имеете тому какие-то доказательства? Это произвол.

— Некоторое время тому назад мы поймали Роланда Шарояна, который обещал помогать нам в раскрытии шпионской сети, если мы освободим его мать и сестру. Несколько недель назад мы намеревались задержать его, но он сообщил, что американские и греческие шпионы что-то делают в Армении, и мы отложили его задержание. Сегодня утром он снова вошел с нами в контакт.

Все посмотрели на Роланда, на того самого молодого чувственного и храброго парня, который сопровождал их в долгом путешествии в долину ассасинов и который, как теперь стало ясно, предал их. Роланд опустил голову, и двое солдат, надев на юного армянина наручники, повели его к выходу.

— Это ошибка. Никакие мы не шпионы, — заявил Линкольн. — Я имею право увидеться со своим послом.

— Шпионы не имеют прав. Арестуйте их всех, — приказал офицер, недовольно поморщившись.

Солдаты окружили друзей и, надев на всех наручники, отвезли в военную тюрьму Стамбула на крытой конной повозке.

72

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Мехмед V завязал халат и сел перед своим шкафчиком из слоновой кости для драгоценностей. Шкафчик был уникален. Его сделали африканцы и привезли ему из Эфиопии. Султан открыл одну из ячеек и вынул оттуда документ. С одной стороны документа свешивались печати, но его текст можно было прочитать, и он не оставлял сомнений — речь шла о судьбе более чем миллиона человек. Султан не испытывал какой-то особой симпатии к армянам, хотя некоторые из его ближайших сотрудников были именно армянами. Вместе с тем ему была не по душе ни ликвидация этих беспомощных людей, ни ссылка, ни навязывание принятия ислама. Ему не хотелось обрести известность человека кровожадного, подобного его брату Абдул-Хамиду II, но при том уровне власти, которым он располагал, сделать он уже ничего не мог.

Он взял ручку и начал писать, брызгая чернилами. Едва закончив первую строчку, он остановился, встал и направился к большому окну. В те утренние часы Золотой Рог казался спокойным. По проливу неспешно проплывали суда, а голубое небо излучало нечто подобное святости, что слегка подняло ему настроение.

Пока мир разваливается на части, думалось ему, Аллах продолжает освещать каждый восход солнца. Ему, человеку, который прожил всю жизнь в богатстве и роскоши, было неведомо, что такое мир и спокойствие. Он пребывал в постоянном страхе, боясь, что его убьет родной брат; его волновала необходимость руководить империей, которая с каждым днем распадалась, печалила посрамленная младотурками гордость. Эти люди держали под контролем правительство и страну.

Потом он снова сел. Посмотрел на документ и, глубоко вздохнув, подписал его, после чего решил пойти позавтракать. От пережитого нервного напряжения у него страшно разыгрался аппетит.

73

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Джамиля всю ночь кричала, словно решила потратить все оставшиеся силы на освобождение своих друзей. Кричала по-арабски, требовала встречи со своим мужем-султаном. Одному из офицеров, заступивших на утреннее дежурство, надоело слушать эти крики, он вывел женщину из камеры и усадил за стол.

— Вы с ума сошли. Если будете продолжать кричать, все кончится тем, что вас убьют, — сказал молодой офицер, проникнувшись к женщине жалостью.

Джамиля подняла на мужчину глаза с темными кругами и сказала:

— Я жена султана, самая любимая…

— Госпожа, я понимаю ваше отчаяние, но эти выходки со мной не пройдут. Вы армянская шпионка.

— Никакая я не армянка. Я уже сотню раз повторяла.

— В паспорте, с которым вы пересекли границу, указывается, что вы Фатима Джамини, но мы знаем, что паспорт этот фальшивый, изготовленный умельцами из армянской группы освобождения. Как так случилось, что члены группы освобождения армян пошли на изготовление фальшивого паспорта для жены султана?

— Я убежала из гарема четыре месяца назад, но, когда мой муж узнает, что я вернулась, он примет меня. Я прошу вас лишь о том, чтобы вы передали ему мою записку.

— Если я отнесу записку, меня отдадут под трибунал.

— У меня есть нечто такое, что он опознает. Это кольцо, которое подарил мне султан, — сказала женщина, вынимая кольцо из декольте.

— Но, госпожа…

— Покажите ему кольцо. Как только он его увидит, он сразу же узнает, что это я. А я вам обещаю, что вы получите повышение по службе.

Офицер задумался. Все это напоминало сумасшествие, но он ничего не потеряет, если пойдет во дворец и попытается поговорить с султаном. В любом случае он исполнит свой долг.

— Послушайте, если султан опознает кольцо, он примет мою рекомендацию о вашем повышении, но если вы хотите проблем, можете оставить это кольцо себе. Оно очень дорогое. Вот эти камешки — это бриллианты.

— Бриллианты? — переспросил офицер, принимая кольцо. — Я ничего не могу вам обещать, но как только кончится мое дежурство, я постараюсь вам помочь.

В камеру Джамиля вернулась с улыбкой, но ее друзья сидели с опущенными головами. Всех их поместили в одну камеру, кроме Роланда — парень сидел в соседней одиночке.

— Что он вам сказал? — спросил Линкольн.

— Он постарается, — с видом победительницы сообщила Джамиля. На какое-то мгновение от радостно приподнятого настроения ее глаза заблестели и она снова почувствовала себя сильной.

74

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Мулла ввел их в мечеть, и дюжина мужчин тщательно, пядь за пядью, обследовали помещение. Геркулес оставался рядом с аль-Мундиром, подобно верному псу. Араба развлекало то, что его телохранителем стал его злейший враг. Поэтому, когда к ним подошел генерал с солдатами, он чуть ли не изменился в лице от неожиданности. По его приказу этот западный человек способен наброситься на его врагов и даже убить их.

Генерал остановился против двух мужчин и показал рукой на Геркулеса.

— Не обращайте на него внимания. Теперь он — моя сторожевая собака. Хотите посмотреть, как он действует? — спросил аль-Мундир и щелкнул пальцами, отчего Геркулес набросился на двух солдат, стоявших ближе всего к генералу. Он повалил их в порыве бешенства и вопросительно посмотрел на своего хозяина. Араб жестом приказал оставить поверженных солдат.

— Впечатляет. Если бы мы имели армию мужчин настолько… — Генерал замолчал, подыскивая слово.

— Крутых? — подсказал араб.

— Да, именно таких. Мы завершили бы войну в течение нескольких недель.

— Вы, генерал, правоверный мусульманин. Если все пойдет хорошо, ничто нам не сможет помешать. В последние годы мы видели, как младотурки изгоняли из самого сердца империи веру в Аллаха и саму религию, но все это должно скоро кончиться.

— Именно этого я и ожидаю. Над Стамбулом нависла угроза. Союзники могут в любой момент напасть на него.

— Никто не может касаться Махди, он учредит новую эру…

— Речь идет о смерти султана. Мы свою часть договора выполнили. Армяне города в ваших руках, — резко завершил разговор генерал.

Аль-Мундир бросил взгляд на надменного генерала. Ассасины были вынуждены иметь дело с людьми такого толка в интересах достижения собственных целей. Так было всегда. Однако, когда вернется Махди, все переменится.

75

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Офицер, ожидая, когда его примет султан, сидел и перекладывал фуражку из одной руки в другую. У него потели руки, и он время от времени проводил пальцем по воротнику форменной рубашки. Потом он встал и прошелся по помещению. Он никогда не видел столько роскоши. Огромные декоративные вазы, позолоченные деревянные столики, картины и ковры. Все это, должно быть, стоило целое состояние.

Дверь белого дерева, ведущая в зал, открылась, и два гвардейца встали по обеим ее сторонам. Султан вошел, опираясь на трость. Офицер изогнулся в поклоне и задрожал.

— Офицер, — произнес султан, равнодушно глядя на военного.

— Господин, — начал заикаться офицер.

— Это вы принесли кольцо? — спросил султан, показывая бриллиантовый перстень.

— Да, господин, — испуганно подтвердил его слова офицер.

— Где вы его обнаружили?

— Мне дала его женщина, которая сейчас находится в военной тюрьме. Она говорит, что является одной из ваших жен.

— Говорит, что она моя жена? — переспросил начавший волноваться султан.

— Да, господин.

Султан опять посмотрел на кольцо. Он уже не верил, что когда-нибудь снова увидит принцессу. Сердце его екнуло, и он подошел к стоящему с опущенной головой офицеру.

— Что она делает в тюрьме? — шепотом спросил султан.

— Ее задержали, господин.

— В чем ее обвиняют?

— В том, что она армянская шпионка, господин.

— Армянская шпионка, — повторил султан, не в силах сдержать смех.

Его жена была способна на многое, но чтобы она отколола такой номер, это уже ни в какие рамки не помещалось.

76

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Султан спускался по лестнице, и сердце у него учащенно билось. Он и не думал, что когда-нибудь опять увидит ее. На какое-то мгновение вспомнилась их первая встреча. Тогда она казалась просто испуганной девочкой. Ей недавно исполнилось семнадцать, ее детское личико резко контрастировало с умным взглядом и с ее способностью настойчиво убеждать. Прошло немного времени, и она стала любимой женой, а этого в условиях гарема, где женщины готовы побороться даже за самую маленькую привилегию, добиться совсем нелегко. Она была рождена для того, чтобы стать еще одной наложницей султана, а превратилась в самую любимую жену.

Он миновал проход, подошел к решетчатой двери и жестом приказал открыть ее. В камере находились негр, рыжеволосая женщина, еще какой-то иностранец и Джамиля. Это была несомненно она, но не совсем на себя похожая. На ее постаревшем лице чудесным образом восстановились признаки молодости, хотя она и выглядела больной и изнуренной.

— Джамиля! — воскликнул султан, раскрывая объятия. Он думал над тем, чтобы подвергнуть ее пыткам, избить плетьми и даже убить ее, но, увидев, внезапно понял, почему последние месяцы чувствовал себя таким одиноким и подавленным.

Принцесса посмотрела на него с чувством сострадания. Султана она не любила, но научилась подпускать его к себе. Он всегда относился к ней хорошо — ласково и с уважением. Он смог понять ее страхи и в отношениях с ней проявлял много терпения и сдержанности.

Джамиля сделала навстречу султану несколько шагов и обняла его. По лицу султана катились слезы.

— Любовь моя, Джамиля.

— Извини меня за то, что я покинула тебя. Я больше не могла жить в твоей позолоченной тюрьме. Я отдала тебе лучшие годы своей жизни, но мне хотелось снова стать молодой и испытать, что это значит — быть свободной, — ответила на его приветствие Джамиля, опустив голову.

— Мне не за что тебя прощать, — проговорил султан, взял ее за подбородок и внимательно посмотрел ей в глаза. — Что с тобой произошло? Ты кажешься значительно моложе. Это драгоценный камень? «Сердце Амона»?

Женщина несколько секунд молчала. Нужно, чтобы султан помог ей и ее друзьям, а значит, она просто обязана быть с ним откровенной.

— Да, это был рубин. Легенды о нем оказались правдивыми. Этот камень на самом деле имеет чудодейственную силу. Достаточно было одного прикосновения к нему, как я помолодела, но теперь он не у меня.

— А у кого?

— У людей, называющих себя ассасинами.

— Ассасинами? — удивился султан.

— Да.

— До меня доходили слухи о них, но я не знал, что они есть и в Турции.

— Они повсюду. Мы знаем, что камень у них и что они собираются провести с ним какой-то обряд. Похоже, именно они спровоцировали преследование армян и планируют использовать их в жутком ритуале жертвоприношения.

Султан смотрел на женщину с недоверием. Он сам только что подписал приговор армянам. Ассасины не имели к этому никакого отношения.

— Они имеют сторонников в армии, в полиции — повсюду, — уточнила Джамиля, заметив недоверчивый взгляд своего мужа.

— Султан, она говорит правду, — добавил Линкольн, делая шаг вперед.

Двое солдат набросились на него, схватив за руки. Султан сделал знак рукой, и солдаты сразу же отпустили негра.

— Мы не знаем, что они замышляют на самом деле, но их намерение — убивать. Кажется, они ожидают второго пришествия своего религиозного предводителя, тайного имама.

— Это древнее поверье шиитов, — сказал султан. — Но это лишь древнее поверье и ничего более.

— Это более чем поверье, — вступил в разговор Никос. — Неужели вы не видите силы рубина? Посмотрите, что он сделал с Джамилей. Но сейчас ее жизнь находится в опасности. Если мы не вернем «Сердце Амона» в ближайшее время, она умрет.

Султан посмотрел на принцессу. Ее болезненный вид и чрезмерная бледность, свидетельствовали о том, что эти люди говорят правду.

— Хорошо, следуйте за мной, — приказал султан, выходя из камеры. — Пора остановить этих сумасшедших.

77

Стамбул, 20 февраля 1915 года

Мустафа Кемаль вышел из машины и направился в один из городских переулков. Униформы на нем не было. Он посмотрел на одну сторону переулка, потом — на другую, прошел в старый сырой портал и поднялся по сухой деревянной лестнице, прислушиваясь к поскрипыванию ступенек. Он постучал в дверь, которая тотчас же открылась. Дальше его путь лежал по неосвещенному коридору до большой комнаты, выходившей окнами на полутемный внутренний дворик.

— Дорогой генерал, нам следует проявлять благоразумие, — прозвучал голос из темноты.

— Как скажете, — сухо ответил Мустафа.

— Я ничего не скажу вам нового, но информирую, что султан уже подписал приказ о «концентрации» армян в восточной зоне.

— Я это знаю.

— Но чего вы не знаете, так это того, что, если планы генерала Энвера осуществятся, Турция превратится в мусульманское государство. Улемы и проповедники все возьмут под свой контроль, а населению навяжут шариат.

— Я правоверный мусульманин, — ответил Мустафа.

— Я в этом не сомневаюсь, генерал, но если эта война нас чему-то и научила, так это тому, что путь, которым мы шли последние сто лет, не принес империи процветания. Вам хорошо известно, как отразилась на нас возрастающая потеря наших европейских территорий? Раньше Анатолия была лишь приложением к Оттоманской империи, а Стамбул фасадом цивилизованного мира. Теперь же Стамбул превратился в фасад отсталости и варварства. Мы не можем позволить кучке умалишенных погубить нашу решимость вернуть турецкие владения в Европе.

— И что же могу сделать я?

— Сейчас планируется убийство султана. Мы понимаем, что он — фигура чисто символическая, однако после этого они намерены объявить кияму. Фанатики из уммы объединятся, что будет означать конец нашей культуры. Западные державы раздавят нас. Они объединятся в новом крестовом походе против нас. Вы должны остановить массовую резню и предотвратить убийство султана, — сказал голос.

— Брат наставник, ложа поддерживает вас на все сто процентов?

— Да, мы хотим, чтобы геноцид прекратился уже сейчас. Если это удастся, мы сделаем вас президентом Турции.

78

Стамбул, 21 февраля 1915 года

Машина подвезла их ко дворцу султана. В городе царил хаос. Ни у кого не вызывали удивления никому не подконтрольные группы, нападавшие на коммерческие предприятия армян, или арест неосторожного бедолаги, осмелившегося выйти на улицу в самое неподходящее время. Автомобиль въехал в сад, огороженный решетчатым забором, и остановился у парадного входа. Линкольн и его товарищи вышли из машины и последовали за султаном в его кабинет, а потом слушали, как он звонит кому-то по телефону.

— Я вам приказал остановиться… что? Это недопустимо! — воскликнул султан и с треском повесил трубку.

Султан посмотрел на товарищей широко раскрытыми глазами и пожал плечами. На его лице застыло выражение человека, который проиграл схватку в самом начале и теперь озабочен этим обстоятельством.

— Так что? Ты не можешь больше ничего сделать, сердечко мое? — спросила Джамиля, которая всегда верила в авторитет султана.

— Мы находимся в состоянии войны, и реальная власть находится в руках военных. Я остаюсь султаном только благодаря младотуркам. Генерал Энвер сообщил мне, что остановить депортацию невозможно. Этим мы продемонстрируем слабость, и тогда другие нацменьшинства тоже восстанут против нас.

— Но, господин, погибнут десятки тысяч людей, — возразила Алиса.

— Аллах отделит праведных от неправедных, — ответил султан. — Я больше сделать ничего не могу. Единственное, что в моих силах, это гарантировать вам свою защиту и помочь выехать из страны.

— Тогда, по крайней мере, дайте нам пропуск, с которым мы могли бы беспрепятственно передвигаться по городу в течение нескольких часов, — попросил Линкольн.

Султан направился к письменному столу и подписал карточку, которая гарантировала их безопасность.

— Нам нужно, чтобы вы освободили несколько человек: Роланда Шарояна и Крисостомо Андрасса с семьей, — попросила Алиса.

— Они армяне? — спросил султан.

— Да, — ответил Линкольн.

Султан неохотно подписал еще один документ и вручил его Линкольну.

— Пропуски действительны двадцать четыре часа. После этого вашу безопасность я гарантировать не смогу.

— Спасибо, — сказала Джамиля и поцеловала султана в щеку.

— Но ты, ты-то не пойдешь? Правда?

— Я должна идти. Наши с тобой пути давно разошлись. Надеюсь, что ты это понимаешь.

Все четверо направились к выходу и смогли расслабиться лишь после того, как выехали за пределы большой садовой ограды. Они боялись, что султан в последний момент передумает и прикажет задержать их. Времени у них было в обрез. Сначала они вытащат из тюрьмы Роланда и Крисостомо и отвезут их в американское посольство. Потом постараются отыскать Геркулеса и остановить обряд. Алиса железной хваткой держалась за руку Линкольна. Мир, казалось, разваливался в пух и прах прямо у их ног; война в конечном счете настигла их, бежать больше было некуда. Им предстояло бороться с собственными иллюзиями и одержать верх. Они понимали, что существует одна-единственная возможность сделать это.

79

Стамбул, 21 февраля 1915 года

Дежурный офицер сначала не хотел ничего делать, аргументируя свое нежелание необходимостью проверить достоверность приказа на освобождение. Но в конечном итоге им удалось вытащить из тюрьмы Роланда и Крисостомо с семьей. У тюремных ворот их ожидал автомобиль с работающим двигателем. Друзья с трудом разместились и направились в посольство.

— Почему вы меня освободили? Ведь я вас предал, — заговорил Роланд, пряча глаза.

— Не переживайте. Любой из нас на вашем месте поступил бы так же, — успокаивала его Алиса.

— Да, но я поставил под угрозу ваши жизни и проявил наивность. Турки никогда не освободят мою семью.

— Не отчаивайтесь, — не унималась Алиса. — Есть еще одна возможность.

— Не вселяйте в молодого человека ложных надежд, — предупредил Никос. — Вероятность того, что его семья спасется, крайне мала.

— Пожалуйста, Никос, — взмолилась Алиса, знаками показывая ему, чтобы он попридержал язык.

— Хорошо, но лучше исходить из того, что мы потерпели поражение. А самое лучшее для нас — попытаться как можно скорее покинуть Турцию.

— Если вы хотите уехать, то имеете на это полное право, — заявил Линкольн. — Мы никуда отсюда не уйдем, пока не отыщем Геркулеса и не поможем Джамиле.

Грек высокомерно посмотрел на него. Он оставил безопасный кабинет в своем доме в Афинах и оказался вовлеченным в эту сумасшедшую авантюру, однако идти этим путем и дальше ему отнюдь не хотелось. Он никогда не считал себя человеком, способным преодолевать трудности подобного рода.

Машина остановилась у американского посольства. По улице двигалась огромная вереница беженцев и исчезала где-то за углом. Линкольн подошел к решетчатым воротам и заговорил с одним из охранников по-английски:

— Американские граждане, откройте, пожалуйста.

Солдаты слегка приоткрыли ворота и пропустили группу.

Тут же у ворот собралась толпа людей, которые тоже желали пройти внутрь. Это был их единственный шанс остаться в живых. Когда ворота закрывались, несколько отчаявшихся женщин с детьми на руках начали умолять пропустить их. Солдаты проявили твердость, и собравшаяся было толпа вернулась в вереницу.

— Посол сейчас примет вас, — сообщил друзьям секретарь, худощавый краснощекий молодой человек с детским выражением лица.

Несколько минут спустя им позволили пройти в кабинет. Посол с зажженной сигарой смотрел в окно. Потом он повернулся и сказал:

— Стульев на всех не хватит, но, пожалуйста, рассаживайтесь.

Сам он остался стоять. Сели только женщины.

— В этой стране происходит что-то ужасное. Вам не кажется? Из-за этой войны буквально все сходят с ума.

— Спасибо, что вы предоставили нам убежище, — начал Линкольн.

— Мы можем спасти лишь немногих. Тех, кто докажет, что в Соединенных Штатах у них есть родственники. Известно, что людей здесь преследуют за то, что они христиане, и мой долг, как христианина, помочь вам.

— Дело обстоит значительно серьезнее, — сказала Алиса.

— Разумеется, но это не сохранит вам жизнь, — ответил посол и показал в окно.

— Может быть, нам удастся остановить резню, — предположил Линкольн.

— Что? Я правильно услышал?

— Мы знаем, кто спланировал это. Если нам удастся разоблачить их, мы сможем спасти по крайней мере армян, проживающих в Стамбуле, — пояснил Линкольн.

— Вы уверены в этом?

— Да, господин посол.

— Что я могу для вас сделать?

80

Стамбул, 21 февраля 1915 года

— Посмотри на эту дверь, она ведет прямо внутрь мечети. Ты будешь прятаться здесь до начала пятничной молитвы. Когда услышишь первые слова молитвы, поднимешься, осторожно приблизишься к султану и выстрелишь. Ты понял, что я тебе сказал? — спросил аль-Мундир.

Геркулес утвердительно кивнул головой. На его ничего не выражавшем лице не отразилось ни одной эмоции. Безвольно опущенные руки и полное отсутствие жизненных сил свидетельствовали о полном подчинении новому хозяину.

— Выпей вот это, — сказал араб, протягивая ему бутылочку.

Геркулес залпом выпил содержимое и вернул алебастровую бутылочку хозяину.

— Потом ты выстрелишь в голову, понял?

— Да, — безразлично ответил Геркулес.

Араб ушел из старой крипты и направился к большому алтарю, обращенному в сторону Мекки. Там он быстро помолился и направился к одной из старых капелл.

— Все готово? — спросил он там двух своих помощников.

— Да, господин.

— Его никто не должен обнаружить до начала церемонии. Иначе все пойдет насмарку.

Аль-Мундир вышел из мечети и остановился полюбоваться вечерним небом над Золотым Рогом. Восток и Запад разделяла религия, и он собирался изменить ситуацию. Кияма вот-вот придет, и мир снова содрогнется, услышав слово «ассасины».

81

Стамбул, 21 февраля 1915 года

Стол у посла был богатейший. После многих недель довольствования сыром из козьего молока, пшеничными лепешками, рисом и сардинами в банках то, что стояло на столе, показалось друзьям пищей богов. На какое-то мгновение они забыли о том, что их больше всего сейчас тревожило, — напряженность последних недель и готовящееся массовое истребление людей. Посол настоятельно не рекомендовал им выходить вечером. По ночам в городе было неспокойно. Вандалы открыли сезон охоты на армян и на все западное, что встречалось на их пути.

— Я рад, что вы остались.

— Почему у вас в посольстве так много упакованных ящиков? — спросил Линкольн.

— Насколько я понимаю, это уже ни для кого не секрет, что наше правительство намерено вступить в войну. Так что мы должны быть готовы к эвакуации в любой момент.

— Не создадим ли мы дипломатической проблемы в связи с тем, что вы предоставляете нам убежище? — спросила в свою очередь Алиса.

— Это вполне возможно. Именно поэтому я назначил в помощь вам людей, которые напрямую с посольством не связаны.

— Но они профессионалы? — спросил Линкольн.

— Естественно. Это группа поддержки, которая действует в чрезвычайных ситуациях, однако в стране они находятся под видом деловых людей. Впрочем, вы так и не сказали мне, где должна состояться массовая резня.

— Мы не уверены, но полагаем, что это произойдет в каком-то большом здании, скорее всего в мечети, — ответил Никос.

— В Стамбуле много больших мечетей.

— Нам придется посетить их все — одну за другой, — сказал Линкольн.

— На это потребуется несколько дней, — предупредил посол.

— А что еще остается делать? — спросила Алиса.

Посол задумался, опершись подбородком на руку и глядя в одну точку.

— Посмотрим, — наконец произнес он с задумчивым видом.

— Самая большая мечеть — это храм Святой Софии, — сказала Алиса.

— Нет, это обычное заблуждение туристов. Самая большая мечеть Стамбула — это мечеть Сюлейманийе, по-турецки Сюлейманийе джамиси. Она была построена по приказу султана Сулеймана Первого, известного на Западе как Сулейман Великолепный.

— Никогда ничего не слышал об этой мечети, — удивился Линкольн.

— Посол прав. Самая большая мечеть в городе — мечеть Сюлеймана. Это своеобразный ответ византийской архитектуре, представленной собором Святой Софии. Византийское творение создавалось при императоре Юстиниане. После захвата города турками храм святой Софии превратил в мечеть Мехмед II. Позднее эта мечеть стала моделью для многих других мечетей Стамбула. Сулейман Великолепный хотел превзойти Святую Софию и построить более роскошное здание, — разъяснил Никос.

— В таком случае, если они решили совершить свой ритуал, эта мечеть подошла бы им как нельзя лучше, поскольку в ней соберется больше всего людей? — предположил Линкольн.

— Несомненно, — ответил посол.

— В таком случае это может быть именно то место, которое нам нужно.

— Мечеть Синана Сулеймана по форме более симметрична, чем мечеть Святой Софии. Сулейман хотел стать «вторым Соломоном», пытаясь превзойти Юстиниана, который после строительства храма Святой Софии воскликнул: «Соломон, я тебя превзошел!»

— Таким образом, избранным местом может быть эта мечеть, — заключил Линкольн.

— Но вот в чем проблема. Как же им удастся собрать столько армян в мечети? — усомнился посол. — Хотя возникает и второй трудный вопрос: как они собираются убить их всех за один раз?

82

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Утро над городом началось без единого облачка на небе, и совсем неожиданно повеяло весной.

Когда Линкольн выглянул в окно своей комнаты в здании посольства, солнце было уже высоко. Золотой Рог, лежавший вдалеке, искрился золотом. В такой день хотелось прогуляться по городу, посидеть на террасе и насладиться чашечкой хорошего кофе. Но когда американец бросил взгляд за решетчатый забор посольства, то заметил, что количество беженцев не уменьшилось — их стало еще больше. Он отвернулся от мозаики лиц людей, взиравших на здание в надежде на помощь, словно на манну небесную.

В это время на улицу въехало не менее полусотни грузовых машин. Из каждой машины вышли по шесть солдат. Какой-то офицер начал выкрикивать команды, и солдаты принялись сгонять собравшихся. Несколько мужчин попытались бежать, кто-то осмелился противостоять солдатам, но все сразу же были расстреляны.

Армяне под дулом винтовок поднимались в грузовики. Среди них были женщины, дети и старики, было и несколько семейств. Пятьдесят машин быстро заполнились до отказа, но толпа уменьшилась лишь наполовину. Несколько минут спустя прибыли еще машины. Остальных армян тоже рассадили по машинам, и за какие-то полчаса улица совершенно опустела.

Линкольн спустился в основной зал, где уже находились Алиса, Джамиля, Роланд, Никос и посол.

— Видели, что произошло на улице? — спросил Линкольн, который до сих пор не верил своим глазам.

— Да, действия турецкого правительства совершенно недопустимы. Многие беженцы являются либо американскими гражданами, либо имеют в Америке родственников. Я сейчас же напишу официальную ноту протеста. Кроме того, я направил в Вашингтон срочную телеграмму. Если они думают, что мы будем сидеть сложа руки, пока так бесчеловечно обходятся с ни в чем не повинными людьми, они сильно ошибаются, — возмущенно говорил посол.

— Не думаю, что это хоть как-то поможет, — возразила Джамиля, которая сидела на диване, откинувшись на спинку.

— Никто не имеет права задерживать людей без предъявления обвинения, во всяком случае в стране цивилизованной, — прорычал посол.

— Они выбрали подходящий момент. Европа увязла в войне. Никто и пальцем не пошевелит в защиту армян, — резюмировал Никос.

— Во всяком случае, наш долг оповестить об этом мир, — сказал посол.

— Куда они повезут всех этих людей? — спросила Алиса.

— Возможно, их отвезут в ту самую мечеть, — предположил Линкольн.

— Это значит, что ритуал готовится, — сказал Никос.

В зале послышался плач Роланда. Молодой человек сидел, опустив голову, и буквально рвал на себе волосы.

— Роланд, что происходит? — спросила Алиса.

— Либо среди этих людей, либо где-нибудь в другой толпе стамбульских беженцев могут быть мои мать и сестра, и их тоже принесут в жертву, как и остальных.

Алиса села рядом и обняла юного армянина за плечи. Парень заплакал, как ребенок.

— Мы пойдем в мечеть в час молитвы, тогда на нас никто не обратит внимания, — сказал Линкольн.

— Во время молитвы? — удивился посол.

— Да, но нам потребуется другая одежда, — пояснил Линкольн, показывая на свою рубашку. — Нам нужно проникнуть туда незамеченными.

83

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Собственное отражение в зеркале ему не понравилось. Лицо старческое, щеки морщинистые, глаза потускневшие. Слуги подали ему самую шикарную тунику, окантованную золотым и шелковым, кроваво-красного цвета, шитьем. Это показалось ему вульгарным и не к месту.

— Я не могу в таком виде идти в мечеть, — сказал он, касаясь рукой окантовки.

— О повелитель, все раскроют рты от удивления, как только вы войдете.

— Не говори глупостей. В таком виде я похож на проститутку с Мосула.

Султан стукнул слугу по голове и приказал принести другую тунику, пурпурного цвета, с более скромной окантовкой. Когда султана одевали, ему вспомнилась Джамиля. «Она была хороша», — подумал он. Теперь он сожалел, что отпустил ее. Султан глубоко вздохнул и посмотрел на себя в зеркало, повернувшись к нему боком.

— Аллах не наградил меня красивой старостью. Я уже не могу спать со своими женами. Война, это проклятое офицерье, а теперь еще и армяне. Неужели больше никто и никогда не принесет мне добрых вестей.

Султан надел шлепанцы и мелкими шажками пошел к машине с открытым верхом, которая ожидала его у подъезда. Он сел в машину, и кортеж из трех машин двинулся.

Ему предстояло проехать небольшое расстояние. Посмотреть на него, как это бывало каждую пятницу, собралась толпа людей. Дети и женщины приветствовали его флажками, но взгляд султана блуждал где-то вдалеке, а мысли занимали иные заботы.

Вскоре они прибыли к большой мечети Сюлейманийе. Султан посмотрел на огромный купол и пожалел, что за все время своего правления так и не построил ничего величественного, что пережило бы его. Мир забудет о нем, и он останется очередным султаном в длинном списке султанов империи, но в том случае, если сама империя выживет в войне.

Он вышел из машины и пошел по красной ковровой дорожке к двери, которой мог пользоваться только он один. В интересах личной безопасности султан входил в мечеть последним, а выходил первым.

Две большие створки раскрылись, и толпа правоверных взорвалась радостными криками.

84

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Линкольн приподнял подол туники, чтобы не споткнуться во время подъема по лестнице. Рядом шли Роланд, Никос и еще пять человек. Алиса и Джамиля предпочли одеться мужчинами. Если бы они надели женскую одежду, им пришлось бы ожидать в стороне от остальных правоверных.

Группа вошла в мечеть, все совершили обряд омовения, сняли обувь и пошли дальше по коврам. Большое квадратное помещение было переполнено правоверными. Мусульмане всегда молились по пятницам. Мужчины покидали рабочие места и направлялись к мечети, для того чтобы очистить свои помыслы и пообщаться с Аллахом.

Линкольн ощутил под туникой холод металла пистолета. Все, за исключением Джамили и Никоса, были вооружены. Если бы кто-нибудь из мусульман догадался, что в пятницу в мечеть под видом мусульман вошли христиане, да еще с двумя женщинами и вооруженные, они избили бы их камнями до смерти еще на пороге храма.

Шепот правоверных, которые подыскивали себе место для молитвы, стихал. Мужчины, расположившись длинными рядами, опускались на колени.

Вдруг шепот перерос в радостные крики. Все повернули головы и увидели, как в глубине зала появляется султан.

Султан опустился на колени в окружении своих людей.

В интересах безопасности два передних ряда, по четыре человека с каждой стороны, оставались пустыми.

Имам повысил голос — и перешептывания тотчас прекратились. Правоверные проделывали этот ритуал сотни раз. Все одновременно наклонились вперед, и их молитва эхом отразилась от стен храма.

85

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Шепот проникал в холодную крипту. Геркулес в состоянии кататонии ждал, когда молящиеся прочтут первую половину молитвы. Потом он должен подняться в зал и бежать в сторону султана.

Он почувствовал острую боль в голове и потер виски. Ему слышался отдаленный, едва ощутимый голос его собственного сознания, однако воздействие снадобья не позволяло ему самостоятельно управлять своим телом. Геркулесу стало казаться, словно его мозг идет в одном направлении, а тело, подобно лошади, закусившей удила, — в другом.

Он постарался сосредоточиться на лицах людей, которых больше всего любил, но чем больше он о них думал, тем сильнее становилась боль в голове.

Каждый мускул его тела был напряжен, дыхание участилось. Геркулес ждал последней молитвы, чтобы броситься на свою жертву. Он отколупнул кусок камня от стены и расцарапал себе кожу на предплечье, надеясь через боль вернуть самоконтроль, но почувствовал лишь, как заныло тело в месте пореза.

Голоса внезапно прекратились, и его охватило неконтролируемое бешенство. Он беззвучно поднялся на несколько ступеней, а в голове то и дело звучал голос хозяина: убей, убей, убей.

Геркулес достал пистолет, его лицо обдало теплом мечети. На него с изумлением смотрели тысячи глаз. Забыв, кто он такой, забыв обо всем, во что верил и что любил, он побежал. В его голове звучало лишь одно: убить, убить, убить.

86

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Впервые в своей жизни аль-Мундир не молился в пятницу, как положено правоверному. Он наблюдал за восторженной толпой, которая приветствовала султана, входившего в мечеть.

Стоя в укромном месте, он почувствовал, как его охватывает ярость. Народ приветствует этого самовлюбленного дегенерата. Ему хотелось выйти из укрытия и убить султана собственными руками, но он сдержался. Западный человек сделает за него это грязное дело. На протяжении всей истории ассасинов подобных людей использовали для того, чтобы изменить мир.

— Учитель, все готово, — тихо проговорил один из его помощников.

— Все проверили?

— Да.

— Убедитесь, что все двери будут закрыты. Через пару секунд начнется паника.

— Да, учитель.

Аль-Мундир снова посмотрел через ограду жалюзи, но на этот раз увидел нечто такое, что ему совсем не понравилось. Белый тюрбан резко контрастировал с черным лицом Линкольна, рядом с которым стояли несколько его товарищей.

— Проклятье, — прохрипел араб.

У него возникло желание перебить этих неверных, как свиней, которые своими грязными копытами пачкали святое место, но нужно было ждать. Терпение было одним из достоинств ассасинов. Он должен терпеть.

87

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Американец имитировал молитвенные жесты беспорядочно и неуклюже. Он впервые вошел в мечеть и, хотя верил в Бога, никогда не думал, что у его религии и этой так мало сходства. Поэтому он приглядывался к молящимся, стоявшим перед ним, повторял их жесты и беззвучно двигал губами, словно знал арабский язык.

Его друзья делали, что могли. Роланд и Никос были отчасти знакомы с ритуалом. Джамиля больше остальных походила на настоящего правоверного, а вот Алиса терялась с каждым новым жестом.

Линкольн покрылся испариной, его сердце начало биться учащенно. Он беспокоился о Геркулесе. Уже много дней они оставались в неведении относительно его судьбы, и удивляло то, что их друг до сих пор не попытался установить с ними связь.

Он поднял голову и посмотрел на огромный купол, потом перевел взгляд на массу людей и поменялся в лице. Снова взглянув вверх, он рассмотрел тонкий провод, замаскированный на фасаде. Провод тянулся по всему куполу и кончался у основы колонны храма с разводкой еще на три колонны.

— Посмотри на это, — подал он знак Алисе.

Алиса прекратила молиться и посмотрела туда, куда указал Линкольн. В течение нескольких секунд они возвышались в море молящихся, которые в этот момент наклонились.

— Для чего этот провод? — спросила Алиса.

— Если это для того, что я думаю, то я понимаю, как они собираются осуществить свой обряд.

— Это бомбы? — удивилась Алиса.

Но Линкольн не мог ответить. Какой-то высокий и седовласый человек в белом костюме бежал среди правоверных к султану. Это был Геркулес Гусман Фокс, который, казалось, был одержим сотней дьяволов.

88

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Усталость султана была очевидна. Двигался он медленно и откровенно неохотно. Он почти не слушал слов молитвы, а просто машинально совершал давно заученные движения и слышал лишь хруст собственных суставов. Он подумал о сладких пастелях, которых отведает перед ужином, и его мысли перенеслись к последнему, еще доступному ему удовольствию — к чревоугодию.

Султан снова поднял взгляд и увидел тысячи разноцветных спин. Правоверные в своем большинстве были голодранцами, и от них несло отвратительной вонью. Ему были ненавистны эти пятничные спектакли после полудня. Сам он предпочитал ходить в маленькую мечеть при дворце, но молящиеся должны были видеть халифа ислама, молящимся на публике.

У него заболели колени. Возраст, излишний вес, старые бедные кости — все это страшно досаждало ему. Он посмотрел на потолок, поднеся руки к лицу, и прошептал слова молитвы. Прямо перед собой он услышал шушуканье, которое становилось все громче и распространялось подобно волне. Потом он увидел человека в белом с пистолетом в руке, который бежал к нему. Султан оцепенел от страха, покрылся испариной и, не отводя глаз, смотрел в дуло пистолета. В какой-то момент он попытался крикнуть, подняться и побежать, но его мускулы окаменели и не реагировали на команды уставшей головы.

Двое его людей моментально вскочили, чтобы остановить убийцу, но тому удалось уклониться и сбить их с ног. Поверженные охранники тут же лишились чувств. Когда убийца был настолько близко, что султан мог чувствовать его дыхание, старик закрыл глаза и впервые за много лет стал усердно молиться.

89

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Геркулес сбил с ног двух человек из охраны и прицелился в широкий лоб султана, который дрожал и молился, закрыв глаза. В голове Геркулеса пролетали события, произошедшие с ним за последние несколько недель. Болезненный вид Джамили, лица Алисы и его друга Линкольна пытались пробиться в его сознание, но резкая колющая боль пронзила его голову, и он закрыл глаза.

Испанец слегка прижал спусковой крючок, и барабан револьвера начал поворачиваться. Султан истошно закричал, и Геркулес, открыв глаза, увидел потное лицо султана, оцепеневшего от ужаса.

Внутренний голос настойчиво требовал, чтобы он не стрелял, но сил ослушаться не оставалось. Его воля была полностью подавлена. Он должен был убить, убить или умереть, без жалости, без эмоций, без угрызений совести.

90

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Араб из своего укрытия видел, как этот проклятый черный американец бежит к своему другу. За ним бежали еще человек пять или шесть. Султан закрыл глаза и дрожал, как свинья, которой вот-вот перережут горло. Собравшиеся люди ничем своих эмоций не выражали — их парализовали неожиданность и ужас происходящего.

Аль-Мундир выхватил пистолет из-за фахина[45] и приготовился стрелять. Он сам убьет султана, если это потребуется, поэтому, не выпуская подрывную машинку из виду, он слегка высунулся из-за ограды.

Навстречу бегущим рванулись несколько солдат, вооруженных только пистолетами, поскольку вносить в мечеть винтовки запрещалось. Еще несколько секунд, и обе группы встретятся, но только Геркулес и Линкольн уже вплотную приблизились к султану. Аль-Мундир видел, что Геркулес наставил пистолет на свою жертву и прицелился, но с выстрелом мешкал.

— Проклятый идиот, стреляй! — заорал аль-Мундир, брызгая слюной.

91

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Линкольн прыгнул к ногам Геркулеса, схватил его колени и потянул что есть силы. Мускулистые ноги приятеля поддались не сразу, но спустя мгновение мужчины все же повалились на ковер. Линкольн схватил руку Геркулеса, которой тот держал револьвер, и, прилагая все силы, удерживал ее. Лицо его друга все так же ничего не выражало, несмотря на боль и напряжение. Линкольн извернулся и ударил его по лицу слева, но Геркулес никак не отреагировал.

— Черт побери, Геркулес! Очнись! — крикнул Линкольн.

А его друг тем временем вывернулся и подмял Линкольна под себя.

Геркулес поднял револьвер над головой Линкольна. Он был фантастически силен, и Линкольну, сколько он ни старался, никак не удавалось отвести руку Геркулеса в сторону. Чтобы усилить отпор он даже зажмурился.

Геркулес, на лице которого сохранялось безразличие, нажал на спусковой крючок, и звук выстрела раскатился эхом по всему помещению.

92

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Султан слегка отстранился.

Двое мужчин лежали на полу, а султан от звука выстрела очнулся и осмотрелся. Правоверные заметались по мечети в поисках выхода, а султан поднялся на ноги.

Солдаты и люди, которые следовали за Линкольном, встретились посреди помещения и подняли оружие, не решаясь открыть стрельбу.

Все смотрели на мужчин, неподвижно лежавших на полу, а в помещении до сих пор звучало эхо выстрела и витал сладковатый запах пороха.

Алиса, Джамиля, Роланд и Никос поспешили к неподвижным телам своих друзей. Одно тело зашевелилось и освободилось из-под другого.

Султан бегал по мечети вместе со своими подданными, а аль-Мундир вышел из-за загородки и двинулся в его сторону. В обстановке всеобщего замешательства никто не заметил ни его пистолета, ни фанатичного выражения на его лице.

Большой зал мечети постепенно пустел.

У дверей собирались толпы мусульман, а в центре оставалась лишь небольшая группа людей, с готовыми к бою револьверами, которая неподвижно наблюдала за лежавшими на полу телами.

Алиса наклонилась и потянула мужчину за руку. Ее испуганные глаза были полны слез, она кусала себе губы, чтобы не закричать, и, глубоко вздохнув, потянула сильнее. Тело дернулось и окончательно освободилось от своего груза.

— Помогите! — прокричала Алиса и заплакала.

Роланд и Никос нагнулись и перевернули на спину неподвижное тело. Взгляд мужчины казался бессмысленным.

93

Стамбул, 22 февраля 1915 года

Когда Линкольн поднял глаза и увидел Алису, то сразу же почувствовал сильную боль в груди и ощутил тепло крови, которая заливала ему лицо. Он ощупал тело, ища рану, но нигде ничего не болело. Он приподнялся и начал глубоко дышать. Сердце выскакивало из груди. Рядом неподвижно лежал его друг. Он повернулся и в отчаянии крикнул:

— Геркулес!

Линкольн чувствовал, как по лицу текут слезы и смешиваются с кровью. Он прикоснулся к телу друга и почувствовал, что оно было безжизненно. Несмотря на общий гвалт, он ничего не мог слышать, только сильный шум в голове. Потом он осмотрелся и увидел аль-Мундира, который приближался к султану с пистолетом в руке.

— Драгоценный камень, — прошептал он, опуская тело друга осторожно на пол. По крайней мере, он достанет «Сердце Амона». Это было единственное, что он мог сделать для Геркулеса теперь.

Он встал на ноги и побежал к выходу, но солдаты остановили его, схватив за руки.

— Султан в опасности, этот человек собирается убить его! — прокричал в отчаянии Линкольн.

Солдаты обернулись и, увидев аль-Мундира с пистолетом наизготовку, прицелились в него и выстрелили. Араб не успел среагировать и упал замертво, получив сразу несколько ранений.

Линкольну удалось освободиться, и он побежал к аль-Мундиру. Тот лежал ничком, все еще сжимая в вытянутых руках пистолет. Повернув тело, Линкольн увидел пустые глаза араба, быстро обыскал его карманы и, найдя небольшой бархатный мешочек, вернулся к друзьям.

— Был ли у него камень? — спросил Никос.

— Да, — ответил Линкольн и извлек его из мешочка.

Джамиля, сидевшая рядом с Геркулесом, увидела камень и неожиданно почувствовала прилив силы в своем теле. Ее бледное лицо вновь порозовело.

— Может быть, камень, — предположил Никос. — Если мы воспользуемся им, возможно, нам удастся его спасти.

— А Джамиля? — спросил Роланд. — Может ли камень спасти обоих?

— Сомневаюсь, — сказала Джамиля, поднимаясь во весь рост. Она направилась к Линкольну, и по мере приближения к камню ее внешность стала меняться. Она посмотрела на камень со слезами на глазах.

— Я никогда и никого не любила до тех пор, пока не познакомилась с Геркулесом. У меня была долгая и полная удовольствий жизнь, хотя я и была рабыней в золотой клетке. Он дал мне то единственное, ради чего стоит жить. Пожалуйста, используйте камень для воскрешения Геркулеса.

Алиса обняла Джамилю. Она понимала, что жизнь одного означала смерть другого.

— Нет, Джамиля. Геркулес нам этого никогда не простил бы.

— Сейчас он не может сделать выбор, — ответила ей Джамиля и, выхватив из рук Линкольна камень, пошла к бездыханному телу.

В ее руках камень сразу же засиял. Женщина почувствовала, как ее наполняет жизненная сила вместе с желанием жить, но она положила камень на грудь Геркулеса и начала произносить заклинание. Мощный красный свет вырвался из камня. Джамиля произносила слова, а помещение сотрясал страшный грохот, настолько сильный, что даже фундамент мечети пришел в движение. Женщина отошла от Геркулеса, и все инстинктивно закрыли руками лица.

Линкольн в слепящем сиянии различил лицо Джамили, которое стремительно старело: скулы ввалились, зубы исчезли, ее голова превратилась в устрашающий череп. Принцесса двигала руками, ее кожа усыхала, превращаясь в прах, который осыпался, открывая ее ослабевшие мышцы, а потом и кости. Скелет женщины рухнул на пол и тоже превратился в прах рядом с упавшей на пол одеждой.

Грохот прекратился, и сияние внезапно исчезло. Все увидели останки женщины, которые растаяли на глазах. Потом они услышали приглушенный хрип и, взглянув на Геркулеса, обнаружили, что он пошевелился на полу.

— Геркулес! — воскликнула Алиса и бросилась к нему.

— Что случилось? — спросил тот, поднимаясь на ноги.

— Ну вот, а ты не верил в воскрешение, — пошутил Линкольн, подавая своему другу руку.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я был мертв?

— Нет, дружище Лазарь. Ты всего-навсего спал, — ответил Линкольн, заключая друга в объятия. Все засмеялись, и мечеть на несколько секунд наполнилась ликованием. Жизнь победила смерть.

Загрузка...