ГЛАВА III. СЕКСУАЛЬНЫЕ УБИЙСТВА

1. Какие убийства можно считать сексуальными?

Этот вопрос поставлен, пожалуй, впервые, во всяком случае в столь обобщенном виде, поскольку можно встретить упоминания об убийствах на сексуальной почве, по сексуальным мотивам, из-за ревности и т. д. Такого рода преступления часто становятся романтическими сюжетами рассказов, драм, романов, кинофильмов, в том числе выдающихся; все эти сюжеты роднит одна общая черта — отношения между полами, бурное развитие которых доходит до крайней точки, до неистовства, до взрыва, нередко заканчивающиеся весьма трагически. Гибнут не только те, которые отвергают любовь (как, например, Кармен), но и те, которые препятствуют ей (как в «Терезе Ракен» Золя). Иногда герои художественных произведений не способны справиться с катастрофой отвергнутой любви и кончают жизнь самоубийством.

Вот почему естественно объединить все названные преступления в одну группу, при этом выделяя их разновидности, например, по мотивам или сфере межличностных отношений (скажем, супружеские убийства, относительная распространенность и общественная опасность которых не вызывает сомнений). Надо отметить, что никакого официального учета сексуальных убийств не ведется и на сей счет мы располагаем лишь выборочными данными, позволяющими считать, что они составляют не более одной трети всех убийств.

Сексуальными убийствами мы будем называть все случаи противоправного лишения жизни, которые связаны с сексуальными переживаниями или мотивами, даже если имеет место расстройство влечения, а еще шире — с отношениями между полами. Таким образом, к сексуальным убийствам мы будем относить те, которые, может быть, и не сопровождались собственно сексуальными действиями, например изнасилованием, но по своему внутреннему содержанию и субъективному смыслу связаны именно с половой жизнью виновного, а еще шире — с его отношениями с представителями другого пола, с его биологическим и социальным признанием в такой связи.

О значимости упомянутых переживаний в жизни индивида говорилось выше, причем подчеркивался даже бытийный, решающий характер этой сферы человеческого существования. Субъект, не принятый, не адаптированный в своем мужском (женском) качестве, ощущает себя ненужным, выброшенным из жизни, а окружающий мир враждебным, постоянно угрожающим. Поэтому он защищается от него, нападая в первую очередь на те «объекты», которые он расценивает как источник своих несчастий. В сфере межполовых отношений таким источником в большинстве случаев выступает женщина.

Наблюдения показывают, что описываемые разрушительные действия чаще совершают лица, отличающиеся повышенной тревожностью, переходящей в страх смерти. Что представляет собой этот страх и как он проявляет себя в сексуальных убийствах?

Страх смерти — это постоянное ощущение, таящееся в глубинах психики, неизбежного небытия, несуществования, некоего обрыва, за которым не следует ничего. У подавляющего большинства - людей образ смерти, мысли о ней вызывают негативные, деструктивные эмоции как нечто неведомое и ужасное. Исключение составляют, возможно, те, которые верят в загробную жизнь, причем в их числе могут быть и нерелигиозные люди. Не вызывает сомнений, что у человечества в целом однозначно негативное отношение к смерти, что способствует формированию аналогичных позиций у конкретных лиц.

Страх смерти способен оставаться в рамках нормы, всю жизнь незримо сопровождая человека и незаметно влияя на его поступки. Но в некоторых случаях, чаще всего в результате эмоционального отвергания родителями своего ребенка, необеспечения его своим попечением, этот страх может выйти за рамки. Тогда личность начинает острее ощущать угрозу скорой гибели и необходимость что-то предпринять, например упреждающие насильственные действия. Важно отметить, что острота угрозы далеко не всегда выражается только в том, что индивид начинает чаще думать о неизбежной кончине, ищет и находит ее предвестников, лишь определенным образом объясняет некоторые приметы и события, постепенно подчиняя подобным предчувствиям всего себя. Иногда смертельная опасность представляется ему в отношениях, высказываниях и поступках других лиц, хотя объективно они могут и не быть таковыми.

Повышенный страх смерти способен создавать соответствующую личностную диспозицию высокой тревожности и негативных ожиданий, причем самому человеку чаще всего не ясно, откуда надо ждать беды; появляется общая неуверенность в себе, в своем бытие, боязнь утраты себя, своей целостности и определенности, даже права на существование. Субъект с повышенной тревожностью совсем иначе видит мир, воспринимает внешние воздействия. У таких людей бессознательная угроза жизни способна преодолеть любые нравственные преграды.

Именно поэтому, зная о таких преградах, человек не воспринимает их и не принимает во внимание. Конечно, в принципе возможна компенсация указанных черт с помощью целенаправленного, индивидуализированного воздействия с одновременным, если это нужно, изменением условий жизни. Если такое воздействие имеет место, оно снимает страх смерти и общую неуверенность в себе и своем месте в жизни. Однако чаще всего этого не происходит, и поэтому преступное насилие отчужденных личностей становится реальностью. Современное воспитание является неэффективным и по той причине, что оно, в частности, не дает возможности преодолеть страх смерти и тревожность в целом.

Сказанное позволяет считать, что защита своего бытия является глубинным личностным смыслом убийств вообще и сексуальных в частности. При этом не имеет значения, действительно ли имело место посягательство (в любой форме и любой силы) на это бытие, важно, чтобы какие-то факторы субъективно воспринимались как угрожающие.

Сказанное прежде всего относимо к убийцам, сексуальным в том числе, которых отличает импульсивность, ригидность (застреваемость аффективных переживаний), подозрительность, злопамятность, повышенная чувствительность в межличностных отношениях. Они бессознательно стремятся к психологической дистанции между собой и окружающим миром и уходят в себя. Эти данные можно интерпретировать как глубокое и длительное разрушение отношений со средой, которая начинает выступать в качестве враждебной, разрушительной и, в то же время, часто непонятной силы, несущей угрозу для данного человека. С этим, несомненно, связаны подозрительность, злопамятность, повышенная чувствительность к внешним воздействиям, непонимание среды, что повышает и поддерживает тревожность и страх смерти.

Жестокость при совершении сексуальных убийств тоже берет свое начало в страхе смерти. Поэтому жестокость выступает в качестве средства утверждения и самоутверждения, а также неистового протеста против того, что какие-то поступки другого лица могут показать сексуальную, эротическую несостоятельность виновного и тем самым снизить его самооценку. При этом сексуальное отвергание не следует понимать узко, лишь в смысле отказа от половой близости. Уход, например, любимой жены тоже проявление такого отвергания и может означать полную катастрофу для мужа, особенно если она несла основную нагрузку в его социально-психологических связях с окружающим миром. Не менее болезненны случаи предпочтения одного мужчины перед другим.

Таким образом, сексуальные преступления имеют место в рамках весьма значительной сферы контактов между представителями разных полов, а при гомосексуальных связях — одного и того же пола. Разумеется, это не контакты по поводу производства или распределения материальных благ, иными словами, мужчина и женщина выступают здесь не как работники или, скажем, партнеры по деловому сотрудничеству, а именно как мужчина и женщина в интимном межполовом общении, хотя самого полового акта между ними могло и не быть. Вот почему сексуальные убийства могут быть названы эротическими.

Описанные выше ситуации сексуального отвергания или пренебрежения способны вызвать жесточайшие разрушительные действия, от которых могут пострадать даже те, которые не имеют к ним никакого отношения.

А., 25 лет, ранее не судимый, после службы в армии женился, через год родился сын. Вначале отношения в семье были нормальными, но затем осложнились из-за частых выпивок мужа и скандалов в связи с этим. Вначале жена пробовала уговорить А. меньше пить, но у нее ничего не получилось, и она с ребенком уехала к родителям в соседний город. А. сразу же поехал за ней и после долгих уговоров вернул домой. Примерно три месяца воздерживался от употребления спиртных напитков, а затем вновь в состоянии сильного опьянения устроил дебош. Наутро, как и много раз до этого, каялся и давал самые искренние обещания, которые, как и следовало ожидать, нарушил через месяц. Так продолжалось еще в течение полутора лет, после чего жена с ребенком вновь уехала к родителям. Муж приехал туда через 2 дня и умолял вернуться, однако получил категорический отказ. Тогда он (был в состоянии опьянения) схватил находившийся на кухне топор и убил им жену, ребенка и прибежавшую на шум соседку, матери жены причинил тяжкие телесные повреждения.

Из материалов уголовного дела и рассказов А. известно, что он отличался нелюдимостью, замкнутостью, отчужденностью, был раздражителен и у него наблюдались вспышки злобы. С родителями был в конфликтных отношениях и по достижении 16 лет из дома ушел, поселился в колхозе и стал там работать. Со сверстниками близких дружеских отношений не устанавливал и даже в детстве редко с ними играл. Отношения с девочками, а затем девушками отличались угрюмостью, подозрительностью и даже опасливостью, как будто он ждал от них каких-то неприятностей. По его же словам, девушки его не любили и первой (и единственной!) женщиной в жизни была жена. По показаниям свидетелей, когда был трезв, в отношениях с женой проявлял покорность, был ласков и терпелив, но становился буйным в нетрезвом состоянии. По свидетельству тех же лиц, жена была властной, крутой женщиной, уверенной в себе.

Это типичная ситуация для многих внутрисемейных конфликтов: доминирующая жена и покорный муж, уходящий от ее жестокого контроля в пьянство и начинающий компенсировать свою подчиненность насилием, когда находится в нетрезвом состоянии. Однако этого недостаточно для понимания особо тяжких преступлений, в том числе убийства собственного ребенка, совершенных А. Совершенно очевидно, что уход жены оба раза воспринимался им крайне болезненно как обрыв главной нити, соединяющей его с жизнью. Поэтому ее потеря для него полная катастрофа, особенно если вспомнить его нелюдимость, замкнутость, если учесть, что жена была единственной женщиной, с которой он мог удовлетворить свои сексуальные потребности. Потеряв с уходом жены все, А. стал все вокруг себя уничтожать, и создается впечатление, что он как бы поставил на своей жизни точку.

Данная ситуация, названная нами типичной, часто является оболочкой не только и даже не столько сексуальных, сколько межличностных психологических отношений в более широком плане. Мы имеем в виду те нередкие в жизни случаи, когда супруги скованы единой цепью ненависти и вражды и в то же время не могут обойтись друг без друга. Подобные очень сложные отношения заканчиваются убийством одного из них, в связи с чем возникает немаловажная задача — понять, почему такая ситуация возникла. Чтобы пояснить, что имеется в виду, приведем пример из книги Ю. В. Голика «Случайный преступник».

Т., по профессии учительница, предстала перед судом за убийство своего мужа, который, как установлено следствием, на протяжении 18 лет совместной жизни постоянно пьянствовал, издевался над женой и детьми, оскорблял их и избивал, часто менял место работы (в деле имеются четыре характеристики с разных мест работы, все крайне отрицательные). В деле собран ряд характеристик и на Т. с разных мест работы более чем за 20 лет. Во всех она характеризовалась исключительно положительно, отмечались ее прекрасные деловые качества и чисто человеческие черты характера, умение работать с людьми и указывалось на отрицательное поведение мужа.

Автор делает однозначный вывод, что во всем виноват убитый, а Т. является «случайной» преступницей. Между тем многие обстоятельства этого дела вызывают большие сомнения в правильности такого вывода, но, конечно, не в том, что он виновен в убийстве, а в том, что только его аморальными действиями была создана та ситуация, которая закончилась столь трагически.

Анализ материалов аналогичных уголовных дел говорит о том, что жесткое доминирование в семье жены нередко способствует алкоголизации мужа, который в состоянии опьянения путем насилия пытается восстановить свой мужской статус и тем самым компенсировать переживания, возникшие в связи с подчинением женщине. В данном же деле совсем непонятно, почему в течение 18 лет Т. не порвала отношений с мужем. Факт столь длительной брачной связи в условиях непрекращающихся конфликтов позволяет предположить наличие постоянно актуальной социально-психологической зависимости между ними, препятствующему разрыву. Уместно допущение, что Т. не уходила от мужа, чтобы иметь возможность «командовать» им, а он — чтобы не лишаться руководства в жизни, хотя и травматичного для него. К тому же алкоголизация всегда ведет к сужению круга адаптирующих каналов, и жена часто остается единственным или наиболее значимым из таких каналов, утрата которого непереносима.

Однако самое главное: почему Т. из всех возможных вариантов выхода из создавшейся длительной конфликтной ситуации избрала наиболее опасный — убийство. Дело в том, что ни одна, даже самая сложная, ситуация не предопределяет только единственный и только противоправный способ ее разрешения; иными словами, нет ситуаций, которые способствовали бы исключительно преступному поведению. У Т. были различные возможности выйти из конфликта: уйти от мужа, просить о принятии к нему мер административного и уголовно-правового воздействия и т. д. Для ответа на этот вопрос необходимо глубокое психологическое исследование ее личности, всего жизненного пути, особенно условий воспитания в родительской семье.

Теперь рассмотрим один из самых распространенных мотивов сексуальных убийств — так называемую ревность. Слова «так называемую» здесь не случайны и приводятся потому, что слишком часто ревностью называют такие личные переживания, которые никакого отношения к ревности не имеют. Например, классическим случаем убийства из ревности некоторые криминологи и литературные критики называют убийство Карандышевым Ларисы в пьесе А. Н. Островского «Бесприданница». При этом убийца награждается такими чертами, как безмерный эгоизм и себялюбие, частнособственническое отношение к любимой женщине и т. д. Между тем из самой пьесы отнюдь не вытекает, что он действительно любил Ларису, а его фраза: «Так не доставайся же никому!» совсем не свидетельствует об этом чувстве. Когда он в последней сцене говорит ей о любви, она отвечает: «Лжете».

Чтобы правильно понять мотивы поступка Карандышева, его отношение к героине нужно анализировать не в рамках классического треугольника «Лариса — Карандышев — Паратов», а с учетом той конкретной социальной и социально-психологической ситуации, в которой развивается действие всей драмы, в которой живут и действуют ее персонажи. Кто такой Карандышев? Мелкий, бедный, невзрачный чиновник (о нем богатый купец Вожеватов говорит: «Он давно у них в доме вертится. Гнать не гнали, а и почету большого не было»), который выглядит еще более ничтожным в сравнении с богатым и блестящим барином Паратовым и его друзьями. Поэтому гораздо более обоснованно наше предположение о том, что убийство Ларисы было совершено не по мотиву ревности, а потому, что, отвергая Карандышева, она открыто продемонстрировала ему его социальную, личностную малозначительность, подкосив его тем самым и как мужчину. Естественно, что нанесенная ею психотравма была исключительно глубока.

Для того чтобы какие-то чувства назвать ревностью, необходимо тщательно исследовать и учесть особенности не только ситуации, в которой действуют люди, но и место, которое соответствующие переживания занимают в личности. Ревность, в том числе любовная,— это сомнение в верности и (или) страх потерять какое-то ценное благо. В интимных отношениях между мужчиной и женщиной это боязнь утраты другого, причем подлинной причиной утраты может быть не этот другой, а тот, который теряет. Эротическая ревность всегда сопровождается такими сложными реакциями и состояниями, как зависть, боль, сомнение, ненависть, ярость, гнев, отчаяние, жажда мести и т. д. Но среди них особое место для понимания сексуальных убийств занимает повышенная тревожность, доходящая до уровня страха смерти, о разрушительной силе которой мы говорили выше.

Любовная ревность может возникать не только в связи с действительной изменой, но и с подозрением в ней, т. е. способна порождаться воображением. Она может быть кратковременной вспышкой или существовать длительное время, стать чертой характера, окрашивая все реакции данного человека. У ревности своя логика, которая не всегда считается со здравым смыслом, но от этого она ничуть не менее реальна. Например, можно ревновать к давно умершему человеку или к тому, кого «другой» может встретить, или к тому, кто никакого отношения к данной паре не имеет и т. д. Думается, что в этих случаях в психике ревнивца (ревнивицы) складывается некий образ, который как бы способен занять его (ее) место, а поэтому обладает некоторыми устрашающими чертами. В связи с такой угрозой принимаются упреждающие меры, иногда насильственные.

Е. И. Терентьевым были изучены реакции нормальной, т. е. непатологической, без бреда, ревности у 25 мужчин, которые совершили насильственные преступления, столкнувшись с реальной изменой жены. Случившееся переживалось ими как «удар судьбы», несчастье. На этом фоне развивалась острая невротическая реакция, агрессивное поведение против жены и даже суицидальные попытки. Только в нескольких случаях насилие было направлено против соперников. В переживаниях на высоте реакции ревности с большой интенсивностью и эмоциональной насыщенностью звучала тема развратного поведения жены и ее бесстыдства. Переживания были яркими, включали в себя элементы страдания. Ревнивцы отмечали как бы возросшую для них значимость жены, упорно думали о ее красоте, женственности, ранее недостаточно ценимых ими, чувствовали, что любовь к жене усиливается. Многие готовы были забыть и простить, хотя и переживали стыд. Интересны объяснения по этому же поводу изменивших жен. Некоторые из них в конфиденциальных беседах признавались, что во время половой близости с любовником вели себя более страстно, чем с собственным мужем. Они говорили, что это было «опьянение любовью», «обновление чувств», «блаженство, никогда не испытанное с мужем».

Был ли ревнив «великий ревнивец» Отелло? Этот очень давний вопрос продолжает привлекать к себе внимание и в настоящее время.

Известно высказывание А. С. Пушкина, который сказал, что «Отелло не ревнив, но доверчив». По поводу этих слов Ф. М. Достоевский сказал, что уже одно это замечание свидетельствует о необычайной глубине великого поэта. У Отелло просто размозжена душа и «помутилось все мировоззрение его, потому что погиб его идеал. Но Отелло не станет прятаться, шпионить, подглядывать: он доверчив... Не таков истинный ревнивец. Невозможно даже представить себе всего позора и нравственного падения, с которыми способен ужиться ревнивец без всяких угрызений совести. Отелло не мог бы примириться с изменой — не простить, а примириться — хотя душа его незлобива и невинна. Не то с настоящим ревнивцем: трудно представить себе, с чем может ужиться и примириться и что может простить иной ревнивец. Ревнивцы-то скорее всего и прощают, и это знают все женщины».

Чтобы ответить на поставленный вопрос, лучше всего обратиться к самой шекспировской трагедии. Прежде всего нужно отметить, что Отелло ревновал Дездемону к молодому лейтенанту, своему заместителю Кассио, которого Яго характеризовал так: «Достаточно взглянуть: манеры, стан — готовый, прирожденный соблазнитель» (Акт I). Так что Кассио вполне пригодный кандидат в удачливого соперника, особенно учитывая, что сам Отелло был далеко не молод да еще черен (о себе он говорит: «Я черен, вот причина. Языком узоров не плету, как эти франты. Я постарел». (Акт III).

Отелло как бы предуготовлен для ревности и поэтому почти сразу начал верить коварным наветам Яго, что, конечно, говорит о его доверчивости. Как и большинство ревнивцев, он начал следить за женой, хотя никаких более или менее веских доказательств ее измены у него не было. Так, он говорит Яго: «Узнаешь больше, сообщи. Вели жене следить за Дездемоной» (Акт III). Более того, Отелло по совету Яго прячется и подслушивает разговор последнего с Кассио (Акт IV). Так что Ф. М. Достоевский был совершенно не прав, утверждая, что «Отелло не станет прятаться, шпионить, подглядывать»— именно это он и делал. Все же вместе позволяет считать, что им двигала, увы, довольно банальная ревность, достигающая к тому же патологических пределов. Кстати, доверчивость отнюдь не исключает ревности, причем для излишне доверчивых людей факт измены или предательства (либо то, что они считают таковым) как раз по этой причине обладает исключительной травмирующей силой.

Мы рассмотрели случаи убийства на почве межполовых отношений людей, которые не просто были знакомы друг с другом, а между ними поддерживалась определенная связь, иногда супружеская, на протяжении значительного времени. Вся эта группа преступлений может быть названа бытовыми сексуальными убийствами и относиться к числу самых распространенных форм противоправного лишения жизни. Однако есть и другая категория сексуальных убийств — это нападение на незнакомых женщин, детей или подростков (чаще с целью изнасилования), либо убийство тех из них, с кем виновный познакомился недавно. В том и другом случае убийства могут быть совершены до, во время или после полового акта либо покушения на него, а совокупление с заведомо мертвым человеком свидетельствует о некрофилии преступника, т. е. о его стремлении к соитию с трупом. Эта вторая группа убийств может быть названа «явно сексуальной», поскольку, в отличие от бытовых, именно половое влечение или его расстройство выступают на первый план и не затенены супружескими либо иными межличностными отношениями, которые развивались в течение длительного периода.

Нападение на незнакомых и малознакомых женщин, сексуальное насилие в отношении их и убийство, нередко сопровождаются ограблением жертв. Если бытовые убийства обычно совершаются в условиях очевидности, то «явно сексуальные» чаще носят скрытый характер и преступники стараются замести следы содеянного, во всяком случае уничтожить все, уличающее их. В силу этого раскрывать, расследовать последние очень сложно, а безнаказанность может подталкивать на новые подобные же кровавые деяния. Им и будет посвящен следующий раздел.

Отличительной чертой половых убийств является особая жестокость, проявляемая виновными при их совершении, т. е. причинение жертвам исключительных мучений и страданий путем нанесения множества ранений, применения пыток, всевозможных унижений и т. д. Потерпевших часто буквально разрывают на части, кромсают их тела, отрезают отдельные куски, разбрасывают их. Столь разрушительные действия иногда заставляют думать, что убийца полностью теряет рассудок, как бы отключается от действительности.

Решающее значение в понимании причин сексуальных убийств, совершаемых с особой жестокостью, имеет знание субъективных характеристик личности преступника: для нее характерны выраженная импульсивность и аффективность, высокий уровень агрессивности, ригидность (застреваемость травмирующих переживаний), аутичность (отгорожденность от мира), субъективный подход к трактовке жизненных ситуаций. Социально-психологическая адаптация у них, как правило, нарушена, вместе с этим отмечается общее неприятие традиционных моральных суждений. Их поведение в значительной степени определяется аффективно заряженными идеями и установками, которые находят свою реализацию в «ключевых» ситуациях.

У особо жестоких сексуальных убийц высокая чувствительность к любым видам межличностного взаимодействия и ощущение неопределенной, но постоянной угрозы (не обязательно физического характера), исходящей извне, вследствие чего им свойственно искаженное восприятие объективной реальности за счет мощной проекции своего внутреннего состояния вовне, а также расхождение между собственным восприятием самого себя и тем, каким хотелось бы стать. Рамки свободы выбора своего поведения у них существенно сужены, отсюда и низкие возможности управлять им.

Среди сексуальных убийц, совершающих особо жестокие преступления, можно выделить тех, чьи преступные действия отличаются внезапностью массированного аффективного взрыва. Жертве наносится множество телесных повреждений на протяжении более или менее длительного времени. Об особой жестокости прежде всего говорит характер повреждений, их множество, у потерпевшего не остается ни одного живого места. Целью здесь не обязательно является убийство, хотя это чаще всего и происходит, а сексуальная мотивация вырастает на почве весьма травматичных ощущений своей сексуальной неполноценности.

Так, М. в 1989 г. в дневное время совершил в подъезде своего дома убийство с особой жестокостью своей жены, нанеся ей отверткой 67 колотых ран в различные части тела, в числе которых 10 — в область грудной клетки, 12 — в область шеи.

Преступления такого типа являются следствием истерической аффектированной реакции и конкретной потерпевшей, чьи действия чаще бывают только поводом для реализации имевшего место аффективного накопления. Образно можно сказать, что действия потерпевшего были последней каплей, переполнившей чашу терпения данного человека и спровоцировавшей его массированное агрессивное поведение. Отметим, что М. как бы не способен остановиться, хотя мог и не иметь осознанного намерения доставить жене именно особые страдания. В этом случае реализовался накопленный аффект, а множественность повреждений, их тотальный характер являлись следствием его прямого выхода. Особая жестокость здесь знаменует собой бессознательное стремление полностью уничтожить объект психотравмы путем его уничтожения.

Еще одну разновидность жестоких сексуальных убийц могут составить те, которые действуют столь кровавым способом для достижения определенных состояний психики и особенно эмоциональной сферы. Причем сама по себе смерть потерпевшего может и не иметь какого-то значимого личностного смысла для преступника. Сам потерпевший и связанные с ним жестокие манипуляции (даже могут быть специфические пытки) используются как средство достижения определенного аффективного экзальтированного состояния, которое часто имеет под собой сексуальную подоплеку независимо от пола потерпевшего.

Эти состояния психики имеют субъективный смысл высшего наслаждения и близки к состоянию оргазма, который существенно продлен по времени. Характерно, что у этих преступников нет сексуальных связей, которые могли бы их удовлетворять, а если и были, то носили, во-первых, эпизодический, во-вторых, вынужденный характер и, самое главное, они не приносили им должного удовлетворения. В литературе описаны такого рода случаи, например ссылаются на «Лондонского вампира», который еще у живых женщин высасывал из сонной артерии кровь. Мы неоднократно сталкивались со случаями различных издевательств сексуального характера, в том числе с причинением различных повреждений половым органам жертв, их отчленением и выполнением с ними различных манипуляций.

К., будучи в нетрезвом состоянии, избил свою сожительницу Р., причинив множественные телесные повреждения. После чего, с большой силой забил ей во влагалище пустую бутылку, протолкнув ее с помощью отрезка металлической трубы, повредив при этом брюшную полость. Кроме того, ввел в ее половые органы конец «вешалки-плечиков» и пытался ввести вторую бутылку. Все повреждения были причинены прижизненно, от которых жертва скончалась на месте.

Следствием установлено, что К. сожительствовал с потерпевшей более года. Как характеризовали их соседи, оба вели аморальный образ жизни, пьянствовали. Поводом к совершению данного преступления послужило обнаружение потерпевшей пьяной с другим мужчиной совершенно раздетой.

Некоторые сексуальные убийства с особой жестокостью имеют достаточно четкий, даже иногда полностью осознаваемый личностный смысл. Здесь имеет место не просто физическое уничтожение другого, но попытка уничтожить жертву и на психологическом уровне. В этом случае у потерпевшего вызываются такие эмоции, как страх, унижение, потеря собственного достоинства, попытки любым унизительным способом спасти свою жизнь и т. д. Образно говоря, здесь происходит как бы двойное уничтожение — сначала личности, а потом человека как физического объекта. Мотивация таких действий отличается сложностью и имеет смысл глобального самоутверждения над другим.

Далее следует отметить, что наряду с перечисленными мотивами, побуждающими к совершению сексуальных убийств с особой жестокостью, существует и другой глубинный и очень существенный мотив — страх смерти.

Страх смерти способен оставаться в рамках нормы, всю жизнь незримо сопровождать человека и незаметно влиять на его поступки.

Наиболее острые ощущения смерти очень часто формируются в результате эмоционального отвергания родителями (в первую очередь матерью) ребенка, лишения его эмоционального тепла в детстве. У ребенка не возникает уверенности в своем праве на существование, своей самоидентичности, автономии «Я» от «не-Я», а также, что очень важно, чувства безопасности. Напротив, он бессознательно ощущает себя очень уязвимым и беззащитным, поскольку его оставили те, кто самой природой определен быть попечителем ребенка.

Поэтому страх за свое существование начинают вызывать самые различные явления и люди. Именно такой страх порождает кровавое насилие, поскольку субъект, уничтожая других, тем самым подавляет в себе свой страх смерти. Ярким примером тому может служить поведение Сталина и Гитлера, которые к тому же, что особенно важно, тяготели к смерти, то есть являлись некрофилами. Что касается рассматриваемых нами убийц, то они, ощущая себя властителями чужих жизней, совершая насилие, пытаются снять этот страх, снизить собственную неуверенность, высокую тревожность, как бы отодвинуть от себя смерть.

Мы не случайно страх смерти определили как глобальный мотив: по нашему мнению, он является одной из основных, если не главных, побудительных сил у большинства анализируемых нами особо жестоких убийц. Подавляющая масса этих преступников, как мы указывали выше, испытывала психическую депривацию (лишение) на этапе раннесемейных отношений, постоянно переживали чувство угрозы личной безопасности своего существования, на бессознательном уровне ощущали свою уязвимость и беззащитность. Поэтому можно утверждать, что страх смерти как мотив может присутствовать и побуждать к совершению различных убийств с особой жестокостью.

Многие из виновных в совершении особо жестоких сексуальных убийств отличаются эмоциональной холодностью, эгоцентризмом, фанатизмом, охваченностью доминирующей идеей. Для большинства характерно отсутствие психологической идентификации с другими людьми, то есть умения поставить себя на их место, войти, образно говоря, в их положение, сопереживать им. Вместе с тем отсутствие идентификации с потерпевшим отнюдь не означает, что у конкретных преступников, совершивших убийства с особой жестокостью, этой способности вообще нет. Она может быть избирательной и достаточно развитой в отношении других людей, например отдельных близких родственников или друзей.

В непосредственной связи с таким глубинным мотивом, как страх смерти, находится и другой тип убийцы, который можно определить как некрофильный.

Вопросу некрофилии как явлению большое внимание уделил в свое время Э. Фромм. Некрофилию он определяет как страстное влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, гниющему, нездоровому. Это страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения. Это повышенный интерес ко всему чисто механическому. Это стремление расчленять живые структуры. Подлинной целью убийцы-некрофила, как указывает Фромм, является не смерть жертвы (хотя, конечно, это необходимое условие), но акт расчленения тела; страсть к расчленению является в высшей степени характерной чертой личности некрофила.{26}

Нужно сразу оговориться, что к некрофильному типу мы относим тех людей, которые совершили убийства с особой жестокостью, основным мотивом которых являлось именно расчленение живого, тела жертвы, доставление ей тем самым особых страданий или совершение различных манипуляций с человеческими органами. Мы полагаем, что не всегда к некрофильным типам нужно относить тех убийц, которые совершили расчленение трупа с целью его сокрытия.

Характеризуя некрофилов, Э. Фромм справедливо пишет, что проявлением некрофильного характера является убеждение, что все проблемы или конфликты можно решить только с применением силы. Для некрофила характерна уверенность, что сила, насилие являются первым и последним решением в любой ситуации. На все жизненные проблемы некрофил всегда, в принципе, отвечает разрушением и никогда не действует созидательно, осторожно, бережно. Кроме того, Э. Фроммом выявлен еще ряд таких черт, характеризующих некрофилов, как манера общения, цветовые и запаховые предпочтения.

В общении некрофилу свойственна особого рода безжизненность, о крайне интересных вещах он может говорить в удручающей, холодной, чопорной и отчужденной форме. Реальным для него является только прошлое, но не настоящее и не будущее. Прошлое, то есть прошедшее и умершее, по-настоящему правит его жизнью. Иначе говоря, вещи правят человеком, мертвые — живыми; некрофил всегда предпочитает иметь, а не быть.

В цветовых тонах некрофил отдает предпочтение темным, поглощающим свет, таким, как черный или коричневый, и не любит ярких красок. Вместе с этим некрофилы имеют особую склонность к дурным запахам, в основе своей восходящим к запаху разлагающейся плоти.

Ниже будет дан детальный анализ сексуального убийцы Чикатило, яркого представителя группы сексуальных преступников-некрофилов.

2. Многоэпизодные («серийные») сексуальные убийства

В Лондоне, в Музее восковых фигур мадам Тюссо, отдельная экспозиция посвящена... знаменитым убийцам и, в частности, так называемым сексуальным маньякам, т. е. лицам, совершившим не одно убийство на сексуальной почве.{27} Почему им уделено такое внимание, что может привести к ним посетителей? Односложный ответ дать трудно: здесь, очевидно, стремление показать необычные, из ряда вон выходящие поступки, страшных людей, поистине монстров, и всем этим поразить воображение и пощекотать нервы, но еще и уберечь людей, излишне доверчивых, неосторожных, неопытных от столь трагической участи, предостеречь общество.

Многоэпизодные, или, как их еще называют, серийные, убийства по сексуальным мотивам явление не новое. Их предыстория тянется еще из глубины веков, потрясая практически каждое столетие новыми именами сексуальных убийц и количеством жертв. Эти преступления совершаются в различных странах, имеющих разные государственные системы, экономические уклады, географическое положение, национальную психологию. Такой «всеобщий» характер этих убийств показывает, что их природа и причины не обусловлены социальными условиями, политическими, экономическими и другими отличительными особенностями стран, где они наблюдаются, так как вспышки столь дикой жестокости имеют место в самых различных регионах планеты. Между тем в некоторые неблагополучные периоды времени (внутренние потрясения, общесоциальная нестабильность, войны и т. д.) число подобных преступлений может возрастать. Например, такая тенденция наблюдается в нашей стране.

Если рассматривать хронологию наиболее нашумевших из этих преступлений за рубежом, совершенных за последние два столетия, то отсчет, по всей видимости, нужно начать с Джека Потрошителя, о котором достаточно подробно было рассказано выше. Далее можно отметить французского брачного афериста Анри Ландрю. В довольно короткий срок — с 1915 по 1919 г.— он уничтожил 11 женщин, предварительно на них женившись. Убийства он совершал во время «медового месяца» в своем имении под Парижем.

Согласно книге рекордов Гиннесса, наиболее страшным убийцей двадцатого века в Европе и третьим в мире считается немецкий сексуальный маньяк Бруно Людке. От его рук погибли во время между 1928 и 1943 гг. 85 женщин. В период между 1973 и 1980 гг. на территории Эквадора, Колумбии и Перу были умерщвлены 300 малолетних девочек в возрасте до 10 лет. Убийцей оказался колумбиец Педро Алонсо Лопес. В 1991 г. в США был арестован Джеффри Даммер. Он был обвинен в совершении 17 убийств по сексуальным мотивам.

Теперь рассмотрим этот вид опаснейших преступлений в нашей стране. С сожалением приходится констатировать, что официальная статистика отсутствует, сведения о ней растворяются в цифрах, отражающих все зарегистрированные умышленные убийства и покушения на них. Это обстоятельство, бесспорно, вызывает немалые трудности при изучении подобных преступлений, их состояния, динамики и структуры. Одним из немногих и достоверных источников данных могут служить архивные материалы Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии (ГНЦССП) им. В. П. Сербского. Дело в том, что в этом Центре (в прошлом — институте) прошла комплексную судебно-психиатрическую экспертизу большая часть преступников, повинных в особо жестоких преступлениях, однако некоторые из таких лиц были освидетельствованы в других стационарных учреждениях, в основном в бывших союзных республиках и крупных медицинских центрах.

Динамика проведения экспертиз в ГНЦССП им. В. П. Сербского в отношении обвиняемых в многоэпизодных убийствах по сексуальным мотивам достаточно информативна и выглядит следующим образом: в 1966 г. таких экспертиз не было, в 1967 г. была проведена только 1 экспертиза, в 1968 — 4, 1969 — не было, 1970 — 1, 1971 — 2, 1972 — 1, 1973 — 2, 1974 — не было, 1975 — 3, 1976 — 6, 1977 — 3, 1978 — 5, 1979 — 6, 1980 — 5, 1981 — 3, 1982 — 5, 1983 — 12, 1984 — 3, 1985 — 7, 1986 — 7, 1987 — 4, 1988 — 5, 1989 — 5, 1990 — 3, 1991 — 9, 1992 — 8. Таким образом, за 26 лет здесь были обследованы 108 человек, повинных в совершении «серийных» сексуальных убийств. Ими были совершены следующие преступления: 359 убийств, 96 покушений на убийство, 361 изнасилование, 84 покушения на изнасилование, 36 актов мужеложства. Их жертвами стали 463 человека. Итого, с 1966 по 1992 г. 108 преступников убили 463 человека! Как на «малой» войне! И притом часть подобных лиц, как уже отмечалось, была обследована в других психиатрических учреждениях.

Эти преступления были совершены в разных местах, при различных обстоятельствах, они имели неодинаковое количество жертв, и осуществлялись разными способами. Однако при ближайшем рассмотрении можно обнаружить некоторые объединяющие их признаки, и в число важнейших следует отнести то, что, во-первых, практически все они были совершены в условиях неочевидности, во-вторых, все убийства сопровождались особой, внешне ничем не мотивированной жестокостью, когда потерпевшим причинялись неимоверные страдания, и в-третьих, их жертвами становились двое и более людей.

Еще одно очень важное обстоятельство, мимо которого никак нельзя пройти: даже беглый анализ приведенных выборочных статистических данных свидетельствует о том, что с 1973 г. наблюдается рост указанных преступлений. Его можно объяснить разными причинами, в том числе особенностями выявления и регистрации «серийных» убийств в 60-е гг. и в настоящее время. Можно допустить также, что в тот давний период они плохо раскрывались, а поэтому виновные, естественно, не подвергались экспертизе. Но, по-видимому, небезосновательно предположение о том, что увеличение количества таких особо опасных преступников может быть связано с нарастанием общего кризиса общества, со снижением его нравственности и вместе с тем распространением безнаказанности. Конечно, это влияет на динамику не только сексуальных убийств.

К числу «серийных» сексуальных убийств может быть отнесено лишение жизни двух и более людей, сопровождаемое их изнасилованием или покушением на изнасилование либо иными сексуальными посягательствами, например развратными действиями. Жертвами становятся женщины или дети и подростки обоего пола или женщины, дети и подростки.

При кажущейся внешней одинаковости «серийные» сексуальные убийства в действительности весьма существенно отличаются друг от друга. Можно выделить следующие их группы:

1) убийства женщин или подростков (обоего пола), чтобы сломить их сопротивление в целях последующего сексуального насилия. Сюда относятся и случаи, когда убийца не желал наступления смерти;

2) убийства с целью обеспечения собственной безнаказанности после совершенного изнасилования или другого сексуального преступления;

3) убийства, когда преступник получает половое удовлетворение от мучений и агонии своих жертв. Это наиболее опасная категория сексуальных преступников, к их числу относится теперь всем известный Чикатило;

4) убийства женщин до, во время и после совершения изнасилования, когда потерпевшие говорят или делают нечто, что воспринимается преступником как тяжкое оскорбление.

Необходимо различать также и тех, кто нападает только на женщин или только на детей и подростков (обоего пола) или на женщин, детей и подростков. Особую категорию составляют те, которые, кроме того, что убивают и насилуют, еще и грабят свои жертвы.

В зависимости от приведенных классификаций можно представить личностные модели преступников, совершающих «серийные» сексуальные убийства. Ценность указанных моделей будет зависеть от того, насколько полно и точно в них будут учтены те качества преступников, которые порождают столь опасные действия и которые могут способствовать установлению виновных. Как можно судить по результатам изучения личности и преступного поведения сексуальных убийц, такие качества главным образом заключаются в следующем:

— сексуальные посягательства на женщин, сопровождаемые проявлениями особой жестокости, определяются не столько половыми потребностями преступников, сколько необходимостью решения своих личностных проблем, в основе которых лежит бессознательное ощущение психологической зависимости от женщин. При этом, как и в других схожих случаях, имеется в виду не конкретное лицо, а женщина вообще, женщина как символ, или как некий абстрактный образ, обладающий тем не менее большой силой;

— социальное или биологическое отвергание женщиной, которого, кстати, на самом деле может и не быть, порождает страх потерять свою социальную и биологическую определенность, соответствующий статус, место в жизни, т. е. фактически быть уничтоженным. Это в высшей степени травматичное переживание, и поэтому преступник не может принять себя в качестве отвергнутого женщиной. Насилуя и убивая потерпевшую, иными словами, полностью господствуя над ней, он в собственных глазах подтверждает свое право на существование. Следовательно, здесь действует мотив самоутверждения, обладающий, как известно, огромной стимулирующей силой;

— нападения на подростков и особенно детей нередко детерминируются бессознательными мотивами снятия или подавления тяжких психотравмирующих переживаний своего детства, связанных с эмоциональным отверганием родителями в тот далекий период, с унижениями по их вине. Избрание в данном случае сексуального способа преступного посягательства определяется тем, что у данного человека сексуальные отношения вызывают наибольшие затруднения. Эти затруднения, переплетаясь с нежелательными образами детства, мощно стимулируют указанные тяжкие посягательства. Понятно, что в названных случаях ребенок или подросток, ставший жертвой, также выступает в качестве символа, некоего «обобщенного» существа;

— сексуальные нападения на детей и подростков, сопряженные с их убийствам могут порождаться неспособностью преступника устанавливать нормальные половые контакты со взрослыми женщинами, либо тем, что подобные контакты не дают желаемого удовлетворения в силу различных половозрастных дефектов, нарушений половозрастного развития;

— получение полового удовлетворения и даже оргазма при виде мучений и агонии жертвы. Это сладострастные убийства сугубо садистского характера, следовательно, они вызываются острыми и, видимо, непреодолимыми сексуалъными влечениями убийцы.

Среди жертв 108 преступников, обвиненных в совершении многоэпизодных убийств по сексуальным мотивам, доля лиц мужского пола составила 8,5%, а женщин соответственно — 91,5%. Из общего количества мужчин удельный вес детей и несовершеннолетних составляет 86%. Остальные — это убийства взрослых мужчин после гомосексуальных насильственных посягательств. Среди женщин картина несколько иная: доля детей и подростков здесь составляет 21,6%, совершеннолетних — 63%. 8,7% являются женщинами пожилого возраста.

То обстоятельство, что подавляющее количество жертв являются женщинами, а число мужчин почти в 10 раз меньше, позволяет сделать вывод о том, что половая принадлежность жертвы имеет огромное, но не всегда решающее значение в выборе объекта посягательства.

Упомянутый выше анализ актов судебно-психиатрических экспертиз показал, что сексуальные «серийные» убийства сопровождаются в основном такими действиями, как изнасилование, мужеложство, совершенное с применением насилия, имиссия (введение полового члена) и введение различных предметов во все естественные отверстия тела, обнажение умерщвленных жертв, мастурбирование на фоне созерцания трупов, коитальные и орально-анальные действия с трупами, отсечение гениталий и (или) молочных желез, введение отрезанных мужских гениталий в естественные отверстия тела, извлечение внутренних органов при помощи различных колюще-режущих предметов и (или) посредством выгрызания или вырывания без применения вышеназванных способов, дефлорация (лишение девственности), нанесение телесных повреждений различной тяжести с целью получения сексуального и иного удовлетворения, а также некоторые другие аналогичные действия.

Расчленение трупов, вырезайте внутренних и половых органов и иные некрофильские действия достаточно характерны для сексуальных убийств, особенно тех, которые совершаются ради полового удовлетворения.

Очень часто при таких убийствах не обязательно имеет место половой акт, а сексуальное наслаждение достигается путем имитации генитального проникновения в тело жертвы, при котором разрываются естественные отверстия тела, разрезается грудь, горло и половые органы, иногда может быть расчленено все тело.

Г., 26 лет, образование высшее, ранее был судим за кражу, женат. На протяжении 6 лет он совершал разбойные нападения, изнасилования и убийства. Одно из преступлений Г. совершил на чердаке учебного заведения, куда он обманным путем завел двух студенток. Совершив их убийство, он раздел трупы и положил их один на другой в позе, имитирующей половой акт, а затем, глядя на них, начал онанировать, вводя при этом палец во влагалище и анус умерщвленных девушек.

Одной из характерных особенностей многоэпизодных сексуальных убийств является количество лиц, ставших потерпевшими от этих преступлений. Чаще всего количество потерпевших колеблется в пределах трех-шести человек обоего пола. Здесь важно также отметить, что понятие «серии» умышленных убийств, совершенных в связи с сексуальными переживаниями, вбирает в себя гораздо более широкий, а вероятно, и наиболее полный диапазон насильственных действий, имеющих сексуальный характер и сопровождающих данный вид преступного поведения. Это дает основание говорить о том, что многократность таких убийств в уголовно-правовом смысле иногда отодвигает на второй план их сексуальную окрашенность.

При исследовании архивных материалов ГНЦССП им. В. П. Сербского было обнаружено, что преступники совершали общественно опасные деяния с различной частотой и неравнозначным количеством жертв. Пределы этой частоты колебались от нескольких минут до нескольких лет, что было обусловлено самыми разнообразными факторами.

Исходя из полученного эмпирического материала и его анализа, вполне оправданным будет сказать, что при раскрытии такого понятия, как многоэпизодность, не имеет никакого уголовно-правового значения, какой временной промежуток имел место между последовательными эпизодами. Совершение преступником в перерывах между убийствами, составляющими серию из нескольких эпизодов, других преступлений, ни в коем случае не следует считать окончанием серии убийств по сексуальным мотивам, если и впоследствии было зафиксировано хотя бы еще одно аналогичное деяние.

Остановимся на вопросе о том, где совершаются эти преступные деяния. Анализ имеющегося материала показал, что они имели место в основном в городах, но и в сельской местности их было совершено немало. Иногда таким преступлениям предшествовало предварительное знакомство убийц и потерпевших с последующим совместным распитием алкогольных напитков. В некоторых случаях потерпевшие приводились в жилое помещение, принадлежащее преступнику,— квартиру, дом, подвал и т. д., причем это делалось насильно, под воздействием угроз, либо с помощью обмана. Всего в помещениях было совершено свыше 40% «городских» сексуальных убийств.

Ш., в прошлом совершивший убийство, связанное с сексуальными проблемами, на одной из улиц города познакомился с женщиной. Приведя ее к себе домой, выпил с ней некоторое количество спиртного, совершил половой акт, а затем, якобы в ссоре, задушил ее бельевой веревкой. Труп вынес на улицу и закопал в снег.

В. обманным путем завел в свою квартиру двух малолетних сестер. Совершил их изнасилование в извращенной форме, после чего задушил их парашютной стропой; труп одной из них расчленил.

Т., задушивший и расчленивший труп своей сожительницы, затем в течение двух месяцев совершил сексуальные убийства 6 женщин. Он приглашал их домой, где после алкогольных возлияний вступал с ними в интимные отношения. Эти встречи заканчивались убийствами, после которых преступник расчленял трупы и выносил их на пустырь.

М., в прошлом уже совершивший удушение незнакомой женщины, совершил по месту проживания убийство бабушки своей жены. После убийства он изнасиловал ее труп, а затем задушил жену и также изнасиловал ее труп.

Как мы видим, в некоторых случаях мы сталкиваемся с явными некрофильными проявлениями, которые выражались в совокуплении с трупами, их расчленении и т. д.

Иногда убийцы используют складывающиеся обстоятельства, реагируя на них определенным образом, и создается впечатление, что такие обстоятельства как бы заранее предуготовлены для них — именно для них, а не для кого-нибудь другого, и это мы подчеркиваем особо. Например, А. находился в гостях у брата. Воспользовавшись его отсутствием, он изнасиловал его жену и малолетнюю дочку; после содеянного убил их ударами спортивной гантели по голове.

К., будучи в гостях у своей знакомой, склонил ее к вступлению в половую связь, позднее с применением физической силы совершил с ней половой акт в извращенной форме. После этого он задушил ее подушкой. Пришедшую домой несовершеннолетнюю дочь потерпевшей постигла та же участь, что и ее мать.

М., находясь в доме своей сестры, нанес смертельные телесные повреждения ее подруге. После этого он убил ее жениха, ампутировал у него половой член, вложил в рот убитой и совершил с ней половой акт.

Некоторое количество этих преступлении было совершено на чердаках, в подвалах и подъездах жилых домов. При этом иногда подвальные помещения специально оборудуются для совершения столь чудовищных преступлений, особенно если преступник намерен подвергать свои жертвы пыткам. Городские помещения, где совершались сексуальные убийства, не ограничивались исключительно жилым сектором, определенное их количество случалось и в таких помещениях, как место работы жертвы или преступника, гостиница, баня, а также чердаки, подвалы, подъезды различных учреждений и предприятий.

Многоэпизодные сексуальные убийства в ряде случаев имели место вне каких-либо помещений. Они совершались также на улицах, стадионах, стройплощадках, территории предприятий и учреждений, пустырях, в парках, городских лесополосах и лесных массивах, глухих и безлюдных местах. Количество преступлений, совершенных вне каких-либо помещений, несколько выше по сравнению с совершенными в помещениях. В какой-то мере это объясняется тем, что в лесополосе или в парке преступнику сравнительно легче осуществлять преступные действия ввиду практически полного отсутствия возможных свидетелей, намного меньше возникает проблем и с сокрытием следов преступлений. Здесь маскирующие действия часто даже и не предпринимаются, поскольку необходимость их совершения возникает редко. Нельзя не принимать во внимание и то обстоятельство, что закрытое помещение, где можно беспрепятственно совершить сексуальное посягательство и убить, еще надо иметь.

Многоэпизодные сексуальные убийства в сельской местности (42% от общего числа) характеризуются примерно такими же показателями, как и в условиях города, но с некоторыми отличительными особенностями. В силу специфики сельского региона убийства здесь чаще совершались в таких местах, как дом жертвы, дачный дом преступника или его рабочее помещение, территория агропромышленного производства, вблизи железнодорожных вокзалов, станций, платформ, аэропортов, в границах поселка, села, деревни, населенного пункта, дороги и прилегающей к ней территории, открытые сельскохозяйственные угодья и пространства, лесные массивы и лесополосы.

Приведем несколько примеров.

Щ. совершал нападения на женщин в принадлежавших им в деревнях домах. В ходе нападений он насиловал, а затем убивал свои жертвы.

В. в трех километрах от села напал на малолетнюю девочку, после изнасилования задушил ее резинкой от трусов. Через несколько месяцев, на окраине села, вновь изнасиловал малолетнюю девочку и убил ее, перекрыв руками дыхательные пути. Следующий эпизод в серии его преступлений был зафиксирован через несколько лет. На территории совхоза он напал на малолетнюю девочку, которую стал душить. Совершив с ней различные насильственные сексуальные действия, он задушил ее детской шапочкой, которую завязал на шее и затянул.

Важно отметить и то обстоятельство, что определенная часть «серийных» сексуальных преступлений (порядка 9%) была совершена в соучастии. Эти преступления представляют повышенную общественную опасность по сравнению с совершенными одним преступником, так как действия двух и более преступников облегчают достижение преступного результата, дают возможность легче скрыть следы преступления. Н. и П., жертвами которых стали 5 женщин, используя автомашину «такси», водителем которой работал П., в ночное время обманным путем увозили в пригородные лесные массивы прибывающих в аэропорт женщин. После изнасилования их убивали с особой жестокостью.

Вообще, как уже отмечалось, отличительной чертой этих тяжких преступлений против личности является особая жестокость: большая часть подобных убийств отличалась применением исключительно мучительных для потерпевших способов, глумлением над жертвами и их бесконечным унижением, причинением особых физических страданий, циничными действиями. Потерпевшим наносилось множество телесных повреждений, иногда их специально подвергали пыткам.

Например, К. после совершения изнасилования одной потерпевшей нанес 23 удара, другой — 34 удара троакаром; М. четверым потерпевшим соответственно — 10, 22, 11 и 10 ударов ножом; Н.— 24 и 11 ножевых ранений, применял также топор и камни; К. одной из жертв причинил 22 ножевых ранения; 3. наносил потерпевшим многочисленные удары вилкой и различными металлическими предметами; А. нанес 14 и 121 удар ножом двум потерпевшим; К.— 4 и 7 ножевых ранений; Л.— 16 и 29 ударов ножом; М.— 7 и 27 ножевых ранений.

Некоторая часть преступников использовала для травмирования потерпевших не только колюще-режущие, но и специально приготовленные ранее или находящиеся на месте преступления предметы. Б., помимо ножа, нанес одной из своих жертв удар табуреткой; Т. орудовал ножом и молотком; М. и Ш. избивали потерпевших металлической трубой; Б. использовал спортивную гантель; С. наносил удары камнем; Я. совершил первое убийство при помощи секции отопительной батареи, и второе ударами доски по голове; М. наносил многочисленные удары специально приготовленным металлическим прутом. Этот страшный перечень можно продолжить.

Особое место, вне всяких сомнений, занимают такие действия, как ампутация и вскрытие различных частей тела, расчленение трупов, их сжигание.

Т. совершил убийство четырех человек, на трупах которых имелись следующие повреждения: отрезаны молочные железы, вырезан участок брюшной стенки, у мальчика был ампутирован половой член с мошонкой; Б., также совершивший убийство четырех человек, у одной из жертв вырезал волосистую часть лобка; Д. у одной из двух потерпевших отрезал ушные раковины, половой член, вскрыл брюшную полость; М. во время убийства мужчины ампутировал его половой член; Ш. у одной из жертв вырезал молочные железы. Эти и другие случаи свидетельствуют о том, что особое внимание убийцы уделяют, во-первых, половым органам и тем частям тела, которые имеют отношение к сексуальной жизни. Подобные действия можно объяснить следующим образом: преступник уничтожает те части тела, которые причиняют ему наибольшие страдания, но, разумеется, эти части функционируют в его психике на символическом уровне. Ампутация, например, мужского полового органа может интерпретироваться как символическое наказание своего полового члена при наличии импотенции, полной или частичной. Другое объяснение (в зависимости от личности преступника) может заключаться в том, что он, опять-таки в силу своей импотенции, уничтожает «нормальный» половой орган другого и таким образом как бы мстит этому другому.

Во-вторых, как мы уже отмечали выше, многие сексуальные убийцы расчленяют трупы, копаются во внутренностях, разбрасывают части тела, а также реализуют соитие с убитыми. Мы полагаем, что здесь имеет место некрофилия, и все виновные в таких поступках лица должны рассматриваться в качестве некрофилов, даже если соитие отсутствует. Следовательно, необходимо расширить наши представления о некрофилии и понимать его как любое стремление к трупам и к манипуляциям с ними, в первую очередь их расчленению.

Что представляют собой «серийные» сексуальные преступники? Поскольку их экстраординарные действия и количество жертв практически всегда вызывают у судебных и следственных органов (да и не только у них) сомнения в психической полноценности обвиняемых, остановимся прежде всего на этом вопросе.

Из общей совокупности данных о преступниках, подвергнутых стационарной судебно-психиатрической экспертизе в ГНЦССП им. В. П. Сербского, лишь 17,7% были признаны невменяемыми, только 28,6%, или практически каждый третий, не имели никаких расстройств психики, а 71,4% обнаруживали те или иные психические отклонения. Последние распределились среди подэкспертных следующим образом: психопатии — у 46,6%, шизофрения — у 16,7%, олигофрения в степени дебильности — у 15,0%, органические заболевания центральной нервной системы или их последствия — также у 15,0%, хронический алкоголизм в различной степени — у 5,0% и эпилепсия — у 1,7%.

Приведенные цифры наглядно показывают серьезность проблемы психических заболеваний и пограничных состояний психики среди лиц, совершающих столь тяжкие посягательства. Это вызывает настоятельную необходимость осмыслить и адекватно оценить криминогенность названных расстройств, механизмы их влияния на совершение анализируемых преступлений против личности. На этой теоретической базе могут быть скорректированы действенные мероприятия, направленные на борьбу с насильственной преступностью лиц, страдающих психическими аномалиями.

Разумеется, сексуальные убийства, совершаемые невменяемыми лицами, столь же опасны, как и аналогичные Действия вполне здоровых людей, хотя меры к ним применяются разные. О страшных последствиях того, к чему может привести несвоевременная выявляемость душевнобольных, может свидетельствовать следующий пример.

Е., 23 года, ранее не судимый и признанный впоследствии невменяемым в связи с обнаружением у него шизофрении, совершил убийство четырех женщин в одной из центральных областей России.

В первый раз он вышел на шоссе с целью, как сам пояснил, кого-нибудь убить; в рюкзаке у него был топор. Он стал прогуливаться вдоль шоссе и поджидать жертву; вскоре появилась девушка 16 лет, он пропустил ее вперед, затем догнал и нанес топором удар в шею, несчастная стала кричать, но вскоре была им зарублена. Оттащил ее в кусты, раздел, отрезал груди, чтобы съесть, поскольку, по его словам, думал, что там мясо, а там оказался жир, поэтому не стал их есть и выбросил. Ножом прорезал влагалище до анального отверстия и попытался отрезать голову, но у него не получилось. Отрезанные груди потом все-таки нашел, положил в целлофановый пакет и унес домой, но около дома выбросил. Половой акт даже не пытался совершить.

Тем же летом и с той же целью сел в пригородный поезд, где ему, к их несчастью, попались на глаза две молодые женщины. Они сошли с поезда и пошли купаться на озеро, а он вслед за ними. Одна разделась догола, а вторая была в купальном костюме, а Е. сидел в кустах и смотрел на них в течение 2—2,5 часа. Женщины оделись и пошли на станцию, убийца догнал их и тем же топором сначала ударил в шею ту, что была раздета догола, а вторая с криками стала убегать, но все-таки он убил ее двумя-тремя ударами в шею. Трупы оттащил в кусты и стал обеим наносить ножом удары в грудь и во влагалище, во влагалище же одной из них засунул ветку. Обеих девушек раздел, но не пытался изнасиловать, а только, как сам рассказывал, «чтобы посмотреть».

Последнее, четвертое, убийство было совершено Е. на одной из аллей недалеко от автобусной остановки. Здесь он увидел женщину, схватил ее за руку и потащил в кусты, где нанес удар сначала топором в шею, а затем около пятнадцати ударов ножом в живот. Засыпал ветками. Попыток изнасилования не предпринимал.

Итак, четыре совершенно зверских, внешне ничуть не мотивированных убийства, четверо юных женщин, погибших нелепо, ни за что, в нечеловеческих муках и ужасе. Но что же толкнуло на убийство тоже молодого человека, довольно приятного, даже миловидного внешне, с тонким лицом и развитой речью, довольно стеснительного, особенно когда в его присутствии речь заходила о сексуальных отношениях.

Конечно же, он психически больной человек. На улице, в других общественных местах слышал голоса: они договаривали за него конец фраз, которые были у него в голове, называли «лидером», ругали матом; даже по радио слышал, как называли его имя. Мысли повторяли дети и прохожие на улице, голоса слышал ушами или они возникали в голове, но чаще мысли повторяли женщины, поэтому «я решил их убивать. Это была моя месть людям, поскольку они толкали меня на это, говорили вслух о моих ощущениях: «тут ребрышко», «тут кусочек мяса», «ага, вот заболел желудок». Они чувствовали мой организм, измучился, что из моей головы снимали показания. Как-то нарушается работа внутренних органов, происходит сжатие головы, сжимается тело, нарушается симметрия и сердцебиение, ритмика желудка. Мысли все были всплывающие, звучащие, но неясные для меня. Под кожей что-то двигалось, кожа отслаивалась, в тело входила энергия, и я делался ватный. Но, главное, женщины чесали мои мысли они унижали меня, все это скапливалось в груди, не было сил этого перенести».

Психиатрические описания и бредовые шизофренические рассказы Е. можно продолжить, частично здесь они приводятся лишь для того, чтобы показать глубину его безумия. Но объясняют ли приведенные документальные данные причины ужасающих поступков этого душевнобольного человека? Думается, что нет, во всяком случае, они явно недостаточны, хотя и необходимы. Чтобы понять его, понять содержание его бреда, нужно проникнуть в личность, проследить жизненный путь и судьбу этого человека.

Е. вырос в семье, которую вряд ли можно назвать благополучной. Отец, по данным уголовного дела, был жесток и ревнив, детям уделял мало внимания и ушел из семьи, когда сыну было 5 лет. О матери он в начале беседы отзывался очень хорошо, говорил о том, что она ему уделяла много внимания, но по мере углубления разговора признал, что она «мне что-то недодавала и я считаю ее виновной передо мной», в целом характеризуя ее как властную, жесткую женщину. («Если бы я выбирал жену, я выбрал бы помягче, не такую строгую, как мать».) Одним словом, тесного психологического контакта с матерью у него не было. Но еще более важно то, что у него «никогда ничего не получалось с девчонками; хотя они ко мне относились нормально, я ни с кем из них не дружил. До армии я дружил с девушкой, Ольгой, но она мне в близости отказывала, а другим боялся это предложить. На такие темы никогда с ребятами не говорил, да и вообще с ними мало дружил. Я остался девственником».

Из этих данных видно, что перед нами отчужденная, малоконтактная личность, у которой совершенно не сложились отношения с представительницами противоположного пола, более того, он ни с кем из них не имел половых контактов, что не могло не причинять тяжких переживаний, вызывать ощущение выброшенности, ненужности, отверженности. Отсюда резко враждебная позиция по отношению к женщине, что нашло яркое отражение в бреде, в котором женщины чаще и хуже, чем другие, говорили о нем, оскорбляли, копались в организме и разрушали его. Для него логично поэтому убивать их как виновных не только в физиологических страданиях, но и нагло вмешивающихся в его мысли и даже в тело. Женщины становятся агрессивными, от них надо защищаться, что Е. и делает.

О том, что женщины были причиной его страданий из-за неутоленных сексуальных вожделений, вполне убедительно говорят факты: в трех случаях из четырех он глумился над сексуальными органами убитых, у одной даже отрезал груди и отбросил их, т.е. как бы лишил ее внешних признаков пола. Но почему он хотел съесть их? Можно предположить, что, поглощая то, что вызывает страдание, подобный человек делает предмет, порождающий травмирующие эмоции, как бы своим (естественно, на психологическом уровне) и тем самым снимает страдание. С такими действиями, весьма близкими к некрофилии, мы еще столкнемся, когда будем исследовать кровавые деяния Чикатило.

Очень важный и столь же сложный вопрос: почему голос (голоса), который Е. слышал в голове, называл его «лидером», т.е. педерастом, пассивным гомосексуалистом, причем надо отметить, что он часто жаловался на это врачам. Мы полагаем следующее: поскольку Е. оставался девственником, т. е. был неспособен проявить мужское начало, всегда активное, то мог ощутить себя в женской роли. Это приносило ему дополнительные страдания и унижения, убеждая в том, что виноваты во всем женщины, т. е. он гомосексуалист потому, что они отказывают ему в половой близости, тем более что голоса, произносившие упомянутое оскорбительное слово, по большей части принадлежали женщинам.

Для правильного понимания того, почему голоса называли Е. «лидером», необходимо вспомнить одно из основных положений фрейдизма о том, что «все человеческие существа являются бисексуальными. Каждый индивид, является ли он мужчиной или женщиной, состоит из элементов мужественности и женственности. Психоанализ установил этот факт так же прочно, как химия установила наличие кислорода, водорода, углерода и других элементов во всех телах органического происхождения».{28} Поскольку у Е. не было никаких реальных сексуальных отношений, с женщинами, то не получило должного сексуального развития его мужское начало. Это очистило дорогу женственности и создало дисбаланс между указанными элементами, а экспансия женственности нашла яркое проявление в вышеуказанном бреде. В этом плане достаточно показательно, что до ареста он носил очень длинные волосы, собранные сзади в косу, что в современной нашей жизни представляет собой вполне женский атрибут.

Е. по поводу голосов несколько раз обращался к врачам, но должной помощи не получил. Больной человек с топором и ножом в рюкзаке и с четким желанием убить кого-нибудь из женщин не встречал на своем пути никаких преград.

Одной из характерных черт сексуальных убийц (это отмечают и зарубежные авторы) является небольшой сексуальный опыт и по сравнению с другими людьми они, как правило, не имели многочисленных гетеросексуальных связей и в этом отношении были достаточно изолированы. Те, которые были женаты, до женитьбы в половом отношении были весьма скромны, избегали разговоров на соответствующие темы, а с женой проявляли мало эмоций, хотя и фантазировали по поводу секса.

Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что из общего количества преступников, многократно совершивших убийства сексуального характера, около 10—12% обнаружили склонность к сексуальным перверсиям (парафилиям), т.е. к нарушениям сексуального поведения. Это очень важное обстоятельство, так как имеется достаточно оснований предполагать, что именно перверсии связаны с совершением убийств по сексуальным мотивам. Но этим проблема не исчерпывается, поскольку большинство столь жестоких преступлений совершено не парафильными лицами.

Одной из самых распространенных форм психических аномалий являются остаточные явления черепно-мозговых травм. Данные нашего исследования показали, что у 52,9% испытуемых в те или иные периоды жизни имели место травмы головы легкой и средней степени, которые впоследствии проявились наличием у них признаков травматической астении.

Об исключительно тесной взаимосвязи алкоголизма и данного вида насильственного преступного поведения красноречиво говорит; полученная информация о том, что 60,4% преступников, повинных в многоэпизодных убийствах по сексуальным мотивам, находились в момент совершения преступления в состоянии алкогольного опьянения. Опьянение как бы развязывало им руки, снимало внутренние личностные запреты, актуализировало бессознательные переживания и давние психотравмы.

Крайне настораживает то обстоятельство, что 40,2% рассматриваемых преступлений были совершены лицами, которые ранее уже привлекались к уголовной ответственности. Из них 22,0% в прошлом были осуждены за половые преступления, что, с одной стороны, уже в какой-то мере раскрывает механизм повторных противоправных поступков сексуального содержания, а с другой — вскрывает целый пласт медико-криминологических и социальных проблем и указывает на неиспользованные возможности.

Казалось бы, этот контингент правонарушителей всегда должен быть в центре внимания соответствующих служб органов правопорядка и здравоохранения. Они должны проводить в жизнь целый комплекс взаимосвязанных мер превентивного характера, оказывая на них постоянное воспитательное и принудительное воздействие, медицинскую помощь, осуществляя непрерывное оперативное наблюдение. По всей видимости, не последнюю роль в решении этих немаловажных задач, должен сыграть постоянный, всесторонний и подробнейший взаимообмен информацией в отношении вышеупомянутых лиц между правоохранительными и медицинскими учреждениями. Мы все это отмечаем по той причине, что столь нужного взаимодействия как раз остро и не хватает.

С сожалением приходится констатировать, что даже инициативное обращение лиц с сексуальными перверсиями за помощью зачастую не встречает должного понимания и они не обеспечиваются лечением. В ряде случаев обращающиеся за помощью наталкиваются на некомпетентность, халатность и недобросовестность, хотя разрешение их проблем входит в круг непосредственных обязанностей соответствующих должностных лиц и врачей. Это позволяет сделать однозначный вывод, что сексуальные преступники, однажды уже проявившие себя в этом качестве, или люди, так или иначе осознавшие наличие у себя патологических наклонностей в интимной сфере, находятся практически вне поля зрения самых заинтересованных организаций.

Теперь рассмотрим некоторые социально-демографические и уголовно-правовые характеристики изучаемых лиц. Возрастные характеристики преступников, попавших в выборку (на момент совершения первого преступления в последующей серии убийств), распределились следующим образом: лица в возрасте до 16 лет составляют 1,6%, от 17 до 18 лет — 6,9%, от 19 до 24 лет — 31,4%, от 25 до 29 лет — 29,4%, от 30 до 39 лет — 16,7%, от 40 до 49 лет — 11,8% и старше 50 лет — 1,9%. Эти цифры дают наглядное представление о том, что вероятность совершения преступлений данного вида увеличивается начиная с 18 лет и достигает пика в диапазоне от 19 до 24 лет.

Среди сексуальных убийц преобладают лица с неполным средним образованием, что отчасти объясняется распространенностью среди них психических аномалий, которые зачастую затрудняют, а иногда даже исключают возможность обучения.

Исследование показало, что 36,3% «многоэпизодных» убийц состояли в браке, 10,8 — в повторном браке, 43,1% не имели семьи и 9,8% были разведены. Важен тот факт, что доля преступников, имеющих на момент первого преступления семью, составляет немногим менее половины из общей совокупности. Можно предположить, что, несмотря на наличие семьи, у них были немалые сложности в сексуальной жизни. Но эти барьеры могут четко и не осознаваться субъектами преступлений и в большинстве случаев их выявление возможно лишь при участии квалифицированных специалистов, использующих современные психологические подходы и методики.

Приведенные показатели позволяют получить некоторую общую модель личности преступника, совершающего многоэпизодные сексуальные убийства. Эти сведения могут помочь в организации профилактических и розыскных мероприятий.

3. Феномен Чикатило
Долгий кровавый путь

О Чикатило написано много — даже слишком много — книг, статей, заметок, кратких сообщений, снимается фильм. В самом интересе к этому необычному убийце ничего странного нет: в нашей истории еще не было столь кровавого преступника, который безнаказанно, в одиночку орудовал почти 12 лет, зверски расправившись с пятьюдесятью тремя женщинами и подростками. Но нас не может не насторожить такой факт.

Не считая заметок о фактах злодеяний Чикатило и ходе суда над ним, подавляющее большинство публикаций о нем не более чем обывательское чтиво. Оно рассчитано на самый примитивный, невзыскательный вкус, на то, чтобы попугать читателя, показать нечто страшное да и помочь скоротать время в общественном транспорте. Подспудно, конечно, в этих публикациях содержится призыв к человеческой осторожности и осмотрительности, справедливый упрек в адрес правоохранительных органов, их непрофессиональности и нерасторопности, но именно подспудно, глухо, и далеко не каждый сможет все это уловить за нагромождением ужасов. Более того, безуспешно было бы в печатной «чикатиловской» серии искать сравнительно внятное объяснение того, что в действительности представляет собой монстр, почему он появился, что скрывается за его поступками, которые не могут не вызывать гнев и отвращение любого человека, в чем смысл этих поступков, ради чего они совершались.

А ведь как раз это самое главное! Как бы ни живописали деяния Чикатило (с приписыванием, к слову сказать, многих деталей), как бы ни стращали читателя, в «посвященных» ему книгах и статьях нельзя найти ответа ни на один из поставленных выше вопросов. Между тем ответы на них представляют собой не только академический интерес и не призваны удовлетворять лишь научную любознательность. Ответы нужны практике, они необходимы для того, чтобы не появлялись новые чикатило, а жертвы не исчислялись бы десятками.

Мы предполагаем проанализировать личность и поступки именно Чикатило, поскольку у него можно обнаружить черты, характерные для всех таких чудовищных преступников. Тщательное изучение поможет понять это необыкновенно сложное явление в целом, его истоки, тайные механизмы и пружины, смысл и роль которых непонятны и самим убийцам. Делать это при помощи традиционных для нашей криминологии социологических позиций, используя демографические, правовые и иные сведения того же порядка, здесь заведомо бессмысленно. Мало что может дать и обычное психологическое исследование, ориентированное на выявление и описание отдельных личностных особенностей и их совокупности, поскольку они могут быть присущи не только «серийным» сексуальным убийцам, но и законопослушным гражданам. Наиболее продуктивными представляются психоаналитические подходы и методы, направленные на выявление бессознательных мотивов и глубинных личностных смыслов поведения, связей между детством и нынешними поступками, осмысление всей жизни убийцы и его отдельных преступных действий на символическом уровне.

Мы не будем вникать в отдельные эпизоды преступлений Чикатило и подробно описывать их. Это уже давно сделано и мы отсылаем читателя к соответствующим книгам и статьям. Попытаемся объяснить необъяснимое — людоедские действия преступника, чьи поступки буквально потрясли людей. Но прежде всего расскажем о нем самом — с его слов и по материалам уголовных дел. Собственно, без такого рассказа не обойтись, без него нельзя понять его и его жизнь.

Отечественный потрошитель — Чикатило Андрей Романович — родился в Сумской области. Родителям к моменту его рождения было более 30 лет. Отец по характеру был активным, деятельным, «боевым», часто рассказывал сыну о войне, о том, как он был в концлагере, при этом плакал. Мать — мягкая, добрая, религиозная.

Детство его проходило в тяжелых условиях, семья голодала. До 12-летнего возраста страдал ночным энурезом, в школьные годы дважды лечился по поводу ушибов головы. С детства был робким, замкнутым, стеснительным, близких друзей не имел, отличался мечтательностью, впечатлительностью и склонностью к фантазированию. Порой с ужасом вспоминал окровавленные куски мяса, лужи крови, части трупов, которые он видел во время войны. В период голода в 1946—1947 гг. опасался, что его тоже могут украсть и съесть, не отходил далеко от дома. Однажды в детстве видел, как мать вправляла сестре выпавшую прямую кишку и обрабатывала область половых органов, испытал чувство неприязни, в дальнейшем, вспоминая этот эпизод, долго испытывал страх.

Учеба давалась с большим трудом, приходилось много времени уделять домашним занятиям. Оставался замкнутым, необщительным, сдержанным, молчаливым, «отчужденным», «в нем было что-то отталкивающее», считали окружающие, участия в общих играх не принимал. Являлся объектом насмешек и издевательств после того, как одноклассники заметили, что во время мочеиспускания у него не открывается головка полового члена, стали дразнить «бабой». Переживал из-за близорукости, опасался, что его будут дразнить очкариком. Много времени уделял общественной работе, был председателем учкома, бессменным редактором стенгазеты, чертил плакаты и таблицы для оформления классных комнат. В 12—13 лет решил написать бесконечный ряд чисел, считал, что выполняет творческую работу. Вместе с тем, мог легко отказаться от нее на несколько дней, если была интересная книга или неотложные поручения пионерской организации. В 7—8-м классе рисовал атлас городов и областей СССР, куда из газет выписывал названия районов, которые входят в различные области. В учебнике географии над каждой страной указывал имя генсека компартии, так как считал, что вскоре победит коммунизм во всем мире и они станут правителями этих стран.

Много читал, больше всего нравились книги о партизанах, боготворил «Молодую гвардию», после прочтения романа появилась почти зримая мысль о том, как он берет «одинокого языка», и, выполняя приказ командира, связывает и бьет его в лесу. В более старшем возрасте читал труды Маркса, Энгельса, Ленина.

С девочками не дружил, всегда сторонился их. Влечения к сверстницам не испытывал, считал, что это «позорно». Написал клятву о том, что никогда в жизни не дотронется до чьих-либо половых органов, кроме своей жены. Считал, что науки и труд — единственное средство, чтобы избавиться от «низменных побуждений» и преодолеть свою «неполноценность». В 17 лет из любопытства совершил акт мастурбации, который происходил на фоне ослабленной эрекции, продолжался около 5 минут и сопровождался бледными, неяркими оргастическими переживаниями. С 17-летнего возраста отмечает спонтанные утренние эрекции. В 10 классе влюбился в девочку-сверстницу, нравилась ее мягкость, женственность, но в присутствии девушек робел, терялся, не знал, о чем с ними говорить, мечтал о такой любви, о которой пишут в книгах. Однажды, когда вечером в селе обнимались парни и девушки, он тоже «из интереса» обнял девушку, которая ему нравилась, когда она стала в шутку вырываться, произошло семяизвержение, хотя полового возбуждения до этого не испытывал.

После школы не прошел по конкурсу на юридический факультет МГУ, поступил в училище связи. По комсомольской путевке уехал работать на Северный Урал, работал на линейно-техническом узле связи. Обращал на себя внимание крайней неряшливостью в одежде. Неоднократно пытался совершить половые акты с различными женщинами, но из-за слабости эрекции попытки были неудачными. Впервые появились периоды сниженного настроения, если раньше он обычно был бодрым, жизнерадостным, целеустремленным, то с 18—19-летнего возраста стал часто задумываться о своей неполноценности, переживал, что он «не такой, как другие», порой возникали мысли о самоубийстве. Продолжал много учиться, поступил на заочное отделение электромеханического института. Поступление в вуз оценивал как реванш за свою неудачную жизнь. Несмотря на периодические спады настроения, оставался активным, считал, что должен посвятить жизнь строительству коммунизма.

Боролся с несправедливостью, писал жалобы, если сталкивался с какими-либо недостатками или со случаями неправильного к себе отношения. С 1957 по 1960 гг. служил в войсках КГБ, вступил в партию. Переживал из-за насмешек сослуживцев по поводу женской талии и груди, очень этого стеснялся, в армии же имел первые пассивные гомосексуальные контакты, по его словам насильственные. Изредка мастурбировал, при этом эрекции полового члена не было, семяизвержение сдерживал, так как считал, что это вредно. Половое возбуждение изредка возникало во время занятий физкультурой, когда лазил по канату, однако всегда подавлял его, эрекций в эти моменты также не возникало. Когда сослуживцы предлагали познакомить с какой-нибудь женщиной, отказывался, предпочитая читать общественно-политическую литературу и слушать радио. Ухаживая в 25-летнем возрасте за девушкой, производил на нее впечатление ласкового, доброго, нежного влюбленного, он никогда не применял насилия; дважды, при попытке совершения полового акта, потерпел неудачу. Когда девушка шутя стала вырываться от него, при отсутствии эрекции произошло семяизвержение. Переживал из-за своей неудачи, испытывал тоску, возникали мысли о самоубийстве, так как считал, что девушка расскажет всем, что он импотент. В дальнейшем, «чтобы избежать позора», решил уехать из села.

С 27 лет состоит в браке. С будущей женой познакомился с помощью своих родственников. В семье обычно жена «командовала всем», а ему нравилось ей подчиняться и во всем ее слушаться. Жена характеризует его замкнутым, немногословным; он очень любил детей, много играл с ними. Хотел иметь много детей, после аборта расстроился, ругал ее, говорил, что врачи разорвали и убили его ребенка. Несколько раз у него наблюдались обморочные состояния, когда приходил в себя, самочувствие его было нормальным. С первых дней их совместной жизни жена отмечала у него половую слабость, он не мог совершить половой акт без ее помощи. До 1984 г. он совершал с ней половые акты не чаще одного раза в 2—3 месяца, на протяжении последних 6—7 лет в интимные отношения не вступал, если она выражала недовольство, устраивал скандалы.

Сын Чикатило сообщил, что отец его всегда был экономен, скуповат, равнодушен к красивым вещам, в то же время не мог расстаться со старым ненужным хламом. Характеризует его честным, порядочным, «справедливость для него была превыше всего». Много времени отдавал работе, очень редко использовал положенные ему отпуска, при этом говорил, что «без него работа встанет, с ней не справятся, без него не обойдутся», для своих детей он был самым уважаемым человеком. Вместе с тем сосед сообщил, что когда его сын подрос и учился в 7—8-м классе, относился к отцу презрительно, называл «козлом», иногда даже бросался на него драться, однако Чикатило на это никак не реагировал. Со слов сына известно также, что его отец очень боялся крови, при виде ее бледнел, казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Дочь также характеризует его добрым, спокойным, он имел страсть читать газеты и смотреть телевизор, очень любил детей. Первый зять говорит о нем как о добром, сильном, умном, отзывчивом, честном, эрудированном человеке, особо отмечает его отношение к детям — без всякого напуска и фальши, он их никогда не бил, не наказывал. Двоюродная сестра, а также родственники его и его жены характеризуют его спокойным, нормальным человеком.

До 1970 г. Чикатило работал на предприятиях связи. Был замкнутым, необщительным, особым прилежанием в работе не отличался, в нем было «что-то такое, что вызывало неприязнь». В то время у него отмечались периоды, когда чувствовал себя легко, раскованно, «мог хохотать до слез», охотно выступал на политинформациях, нравилось, что его слушают, что он может быть интересен окружающим. Эти периоды были связаны с отношением к нему окружающих. Порой, наоборот, он был мрачным, не хотел ни с кем разговаривать. Продолжал уделять много времени общественно-политической деятельности, читал газеты и журналы, сам писал заметки в местные газеты.

После окончания Ростовского университета (филологического факультета) работал в различных учебных заведениях. Первое время работал с большим интересом и желанием, тщательно готовился к занятиям, однако не мог обеспечить порядок на уроках, ученики издевались над ним, открыто курили в классе. Были случаи, когда он, возвращаясь после урока в учительскую, терял сознание. Переживал из-за того, что не справляется с педагогической деятельностью, плохо спал по ночам, испытывал чувство «внутреннего напряжения и дискомфорта». По отзывам коллег, был «какой-то странный», вяловатый, замкнутый, отношения с детьми у него не ладились. Ученики прозвали его «Антенна» за то, что он мог простоять целый урок, заложив руки за спину и ничего при этом не говоря, серьезно его не воспринимали, посмеивались над ним, казалось, что он «не на своем месте», единственным его увлечением было чтение газет.

После прекращения педагогической деятельности с 1981 г. по июль 1984 г. работал инженером. К выполнению служебных обязанностей относился пассивно, инициативы не проявлял, в коллективе авторитетом не пользовался, был замкнутым, очень скрытным, его все недолюбливали. Продвижение его по должности объяснялось отсутствием сотрудников, а не его деловыми качествами. Когда находился на работе, создавалось впечатление, что ничего не делает, постоянно что-то рисовал в блокноте или на листе бумаги. Иногда удавалось увидеть, что рисует крестики или самолетики. Имели место случаи, когда засыпал на работе; «в нем проявлялась внутренняя напряженность». В 1983—1984гг. в ГК КПСС рассматривались его жалобы — о неправильном наложении партвзыскания, о гонениях на работе, о неправильном отношении со стороны руководства предприятия. В 1984 г. исключен из КПСС в связи с привлечением к уголовной ответственности за хищение. В следственном изоляторе вступал в гомосексуальные пассивные контакты. Считал, что конфликты с начальством по работе были у него постоянно, но он не мог ругаться и спорить, поэтому писал жалобы, якобы из-за этого против него в 1984 г. и было сфабриковано уголовное дело. В 1990 г. он неоднократно обращался в ГК КПСС с жалобами об имеющихся нарушениях в строительстве гаражей. Со слов испытуемого, лица ассирийской национальности за взятки добились строительства гаражей прямо у него под окнами. После его неоднократных жалоб и попыток «вывести их на чистую воду», стал замечать, что за ним следит «ассирийская мафия» — постоянно видел на улице и около своего дома их машины, опасался, что будет сбит ими, дома запирался на все замки, не открывал никому дверь, не убедившись, что пришли свои.

С 1985 по январь 1990 г. работал в бюро цветного металлопроката, со своими обязанностями не справлялся, неоднократно подвергался дисциплинарным взысканиям, товарищей не имел. Последнее место работы испытуемого — отдел внешней кооперации РЭВЗ. Зарекомендовал себя как посредственный, но исполнительный работник, к порученным заданиям относился старательно, однако из-за слабого зрения и некоторой рассеянности зачастую требовалось в письменной форме излагать суть задания. В отношении сотрудников был вежлив, предупредителен, стеснителен.

Одна из свидетельниц показала, что в 1979 или 1980 г. Чикатило пригласил ее в гости и предложил ей совершить с ним половой акт, на что она согласилась; каких-либо извращений она у испытуемого не отметила. Осенью 1982 г. он в течение непродолжительного времени поддерживал интимные отношения с Д., они заключались в том, что он целовал ее половые органы и от этого получал сексуальное удовлетворение.

Ряд сотрудников и учащихся подчеркивали его «нездоровый интерес к девочкам»; он к ним прижимался, стремился дотронуться. Постоянно, где бы ни находился, ощупывал свои половые органы. Друзей практически не имел, за исключением нескольких человек дома у него никто не бывал, с соседями был малоразговорчив. Уже с 1973 г. было известно, что в школе он «приставал» к уборщицам и ученицам, соседи видели, как он приводил домой двух девочек. Когда его племяннице было 5—6 лет, он, оставшись с ней наедине, дотрагивался до ее половых органов, а в дальнейшем неоднократно уговаривал ее вступить с ним в половую связь. Был замечен в совершении сексуальных действий с детьми, живущими по соседству.

Сослуживцы часто видели его на железнодорожном вокзале, однако он проходил мимо, делая вид, что не узнавал их. В поезде и на вокзале никогда не стоял на месте, все время ходил, как бы в поисках кого-то. Сосед также часто встречал его в электричке, Чикатило ходил по вагонам, было впечатление, что он кого-то ищет.

Чикатило пояснил, что еще когда работал воспитателем в СПТУ, у него постепенно сформировалась потребность «удовлетворять свои половые инстинкты по-разному». Первый эпизод, когда он дотрагивался до половых органов одной из учениц на пляже, объясняется не желанием получить половое удовлетворение, а «минутным порывом», «интересом»: увидев, что девочка зашла далеко в воду, стал выгонять ее и при этом несколько раз дотронулся до ее ягодиц. Когда она стала кричать, возникло желание, чтобы она закричала громче, появилось возбуждение; семяизвержение произошло без эрекции. После этого почувствовал облегчение, успокоение, улучшилось настроение. В дальнейшем, оставшись после уроков наедине с одной из учениц, внезапно почувствовал возбуждение и одновременно раздражение из-за того, что она была «ленива и туповата». Несколько раз ударил ее по ягодицам, пытался залезть под одежду, когда она вырывалась, произошло семяизвержение.

Постепенно почувствовал, что у него появилась потребность в сексуальных контактах с детьми. Получал сексуальное удовлетворение также от того, что в общественном транспорте прижимался к молодым девушкам и женщинам. Девочки же привлекали все время: хотелось их щупать, щипать. Когда работал в СПТУ, летом иногда звал их к себе в квартиру, трогал их половые органы, шлепал по ягодицам, это приводило в состояние возбуждения, но не всегда приносило половое удовлетворение. Специально не искал детей, но, если представлялся случай, не упускал его. Когда оказывался в интимной обстановке с детьми, им овладевала «какая-то необузданная страсть», потом стыдился своего поведения. Первое убийство, совершенное в 1978 г., объясняет тем, что незадолго до случившегося был избит учениками, опасался, что на него в любой момент могут наброситься и повторить избиение или даже убить. Стал носить в кармане или портфеле перочинный нож.

Случайно встретив на улице маленькую девочку, почувствовал возбуждение, захотел увидеть ее половые органы, в этот момент ощущал сильную дрожь, отведя ее в укромное место, набросился, стал рвать одежду, зажимал рот и сдавливал горло, чтобы не было слышно крика; остановиться в этот момент уже не мог. Вид крови привел его в еще большее возбуждение, произошло семяизвержение, испытал яркий, выраженный оргазм и сильнейшую психическую разрядку, «как будто освободился от цепей». Вместе с тем понимал, что совершил убийство, сбросил труп в реку. В последующем опасался выходить по вечерам из дома, чтобы не повторить подобные действия, постоянно вспоминал, «как залез руками в половые органы девочки», а когда оказывался в уединенном месте, тяга вновь пережить подобные ощущения усиливалась. Второй эпизод произошел в 1981 г. с девушкой, которая на автовокзале подходила к мужчинам и предлагала вступить в половую связь за деньги или спиртное. Вместе пришли в рощу, где девушка предложила ему совершить половой акт, однако не мог «привести себя в состояние возбуждения», им в этот момент овладела сильная ярость, вытащил нож и стал наносить ей удары. Когда увидел вспоротое тело, вновь произошло семяизвержение. Такое происходило всегда при совершении последующих убийств. Когда убивал женщин, возникало желание проникнуть в брюшную полость, вырезать половые органы, рвать их руками и разбрасывать, все свое бешенство срывал на половых органах жертв. Одежду, которая была,на жертвах, также разрезал и разбрасывал.

В ряде случаев затруднялся вспомнить точный день и место убийства, так как они стали для него «почти рядовым явлением». Находил своих жертв на вокзалах, на улицах, в электричках и аэропортах. Когда знакомился с будущей жертвой, обычно предлагал различные подарки. При отказе ребенка или женщины от знакомства не настаивал. Никого из своих жертв ранее не знал. Легче было увести неполноценных женщин и бродяжек, поэтому и останавливал на них свой выбор. Нередко они сами предлагали вступить в половую связь, его всегда удивляло, с какой легкостью они соглашались идти с ним, их «притягивало как магнитом». Встречая жертву, надеялся, что ему удастся совершить с ней нормальный половой акт, но все же уводил их в отдаленные места, чтобы в случае неудачной попытки «скрыть свой позор, убив жертву». Чаще всего знакомился с жертвами, чтобы удовлетворить свои половые потребности, каким образом это произойдет — не планировал, «однако, зная себя, допускал, что в процессе полового акта может пойти и на убийство».

Познакомившись с женщиной или подростком, предлагал пойти в отдаленное место под благовидным предлогом. Иногда приходилось идти довольно далеко, при этом избегал смотреть жертве в глаза. По дороге обычно задавал вопросы о том, где они живут, учатся, работают. Особую ярость вызывали их требования немедленного совершения полового акта, а он не мог сразу этого сделать, так как для возбуждения ему надо было увидеть кровь и наносить жертве повреждения. Перед тем как наброситься на жертву, ощущал сухость во рту, всего трясло. При виде крови начинался озноб, «весь дрожал», совершал беспорядочные движения. Кусал жертве губы и язык, у женщин откусывал и проглатывал соски. В ряде случаев отрезал у потерпевших нос и заталкивал его в рот жертве. Ножом у женщин вырезал матку, а у мальчиков мошонку и яички, матку и яички кусал зубами, а потом разбрасывал, что доставляло «звериное» удовольствие и наслаждение. В ряде случаев, когда убивал мальчиков, отрезал им яички, вспарывал живот и вытаскивал кишки. Когда вспарывал женщинам животы и добирался до маток, возникало желание «не кусать, а именно грызть их; они такие красные и упругие». Убивая своих жертв, имитировал виденное в видеофильмах или прочитанное в книгах о партизанах. Иногда совершал с жертвами половые акты в извращенной форме, когда не было эрекции, дотрагивался половым членом до тела окровавленной жертвы, и происходило семяизвержение. В ряде случаев во время убийств наступало семяизвержение и возникало желание «доставить сперму туда, куда она предназначалась», «хотелось, чтобы все выглядело как при нормальном половом акте», т. е. имитировал его. Выбор объекта — мальчик, девочка или женщина обусловливался лишь тем, кто в данный момент оказывался рядом, ощущения от жертв мужского и женского пола были одинаковыми.

Практически во всех случаях раздевал потерпевших. Когда одежда снималась свободно, снимал ее через голову, если она не снималась, резал ее ножом по длине, иногда разрывал руками, обувь или просто стягивал, или также разрезал ножом. «Процедура эта была не очень приятная, и чтобы настроиться на нее, говорил себе, что он партизан», что перед ним враг, его надо резать, чтобы выполнить задание. Совершая убийства, научился уклоняться от брызг крови и старался избегать попадания крови жертв на одежду, «все было отработано». Когда рвал, крушил и терзал все окружающее, наступала разрядка и проходила злость, все становилось безразлично, наступало облегчение и опустошение, уходили все мысли, заботы и жизненные переживания. Иногда, когда долго не наступало успокоение, наносил удары ножом по стволу деревьев. Однако не мог сказать, как долго продолжались эти эпизоды, происходящее помнил смутно, после случившегося ощущал сильнейшую физическую усталость и чувство разрядки, плохо воспринимал окружающее.

Иногда, выходя на дорогу, чуть не попадал под машину, мог какое-то время блуждать по лесу и не находил выход из него, и лишь спустя какое-то время приходил в себя и «осознавал весь ужас» того, что совершил. Вместе с тем после совершения преступления всегда приводил в порядок свою одежду. В период, когда стал совершать убийства, удовлетворения не испытывал даже от попытки имитации полового акта, при семяизвержении наступало даже «какое-то болезненное состояние». Отмечает эпизод, когда он совершал убийство гр. П. До этого неоднократно встречался с ней и совершал орально-генитальные акты. В день убийства она в резкой и грубой форме заявила, что ее это не устраивает. Ее слова «взорвали» Ч., он стал резать ее ножом, бил руками, в это время произошло семяизвержение. Когда она затихла, выбежал к железной дороге, однако услышал, что П. шевелится; тогда взял металлическую палку, вернулся и добил ее. Зная, что неподалеку в лесу гуляет дочка потерпевшей, пошел искать ее и, когда обнаружил, ударил по голове. Совершать сексуальные действия с девочкой уже не хотел, так как только что совершил их с ее матерью, хотелось только «все резать и терзать».

Когда «мучили угрызения совести», для самоуспокоения приходил на кладбище, нередко возникали мысли о самоубийстве. Прочитав в журнале статью о самозахоронениях как способе самоубийства, выбрал на центральном кладбище место в терновнике и начал рыть себе могилу. Однажды на этом месте совершил убийство мальчика и закопал его в вырытой яме. Можно, следовательно, предположить, что он убил его вместо себя, а сам вовсе не собирался умирать, мысли же о самоубийстве в данном случае привели к этой замене.

Вернемся к тому, как Чикатило знакомился с будущими жертвами. Он рассказывал, что завязывал разговор только с теми женщинами, девушками и мальчиками, которые производили на него впечатление одиноких и не очень удачливых людей, а поэтому нуждались во внимании и были предрасположены к контакту. Таковыми представлялись ему и женщины в нетрезвом состоянии, о которых Чикатило полагал, что они «гулящие», а также лица с признаками умственной отсталости или ведущие бродячий образ жизни.

Прежде чем подойти к кому-нибудь, он долго изучал их со стороны. Разговор всегда начинал с сугубо нейтральных, «спокойных» тем, говорил с будущей жертвой так, чтобы не вспугнуть ее до самого момента нападения, которое во всех случаях было внезапным и массированным. Да и как мог испугать этот немолодой, такой участливый и внешне благообразный человек в очках и с неизменным портфелем, который носил с собой всегда, даже когда в нем ничего не было. Думается, что и портфель входил в систему обмана.

Чикатило в беседах с нами утверждал, что он не очень таился от окружающих и поэтому выражал удивление, что его не смогли задержать и разоблачить намного раньше, чем это произошло. Так, он рассказывал, что однажды познакомился с молодой девушкой на автобусной остановке в пригороде Ростова-на-Дону и под предлогом совместного распития вина повел ее в лес. Это заметила довольно большая группа находившихся на остановке шоферов, которые стали громко шутить и смеяться по поводу того, что он, старик, ведет в лес молодую. «Если бы милиция нашла этих шоферов, они очень хорошо смогли бы описать меня»,— считал Чикатило. Несколько раз, по его словам, в то время, когда он наносил жертвам ранения, мимо проходили люди, которые должны были слышать крики потерпевших. Эти рассказы преступника свидетельствуют о том, что не все, даже традиционные, возможности розыска были использованы. Впрочем, о розыске поговорим ниже.

Поводы для знакомства Чикатило избирал разные, импровизируя в зависимости от ситуации и особенностей будущей жертвы, тем более, что он был весьма не глуп, неплохо образован, начитан и в курсе событий в регионе и мире. Пожилой, серьезный человек, он располагал к себе и внушал доверие. Иногда приглашал вместе выпить, зайти к нему на «дачу», просто совместно провести время, не дожидаться больше автобуса и пойти лесом (лесополосой) пешком. Женщинам, которые были в нетрезвом состоянии («гулящие»), намекал на желательность для него половой близости. Подросткам в ряде случаев предлагал показать что-нибудь необычное в лесу или у него на «даче».

Примечательна наблюдательность Чикатило, его умение быстро и точно оценить человека и свои шансы реализовать преступные замыслы. Практически он ни разу не ошибся, и, в общем-то, ни один человек не смог оказать ему достаточного сопротивления и спастись. Достигалось это в основном умением выбрать жертву и установить с ней контакт, а также неожиданностью агрессивного взрыва, который сразу вслед за «мирной» беседой не мог не ошеломить. В этом также заключался тонкий психологический расчёт, что важно подчеркнуть и потому, что он был одновременно труслив и робок.

Чикатило рассказывал, что вообще он во время знакомства и затем в период преступного нападения действовал как заведенный. Присущая ему стеснительность исчезала, как только он видел того или ту, на которых можно было бы напасть. Его начинало трясти, что-то накатывало, но старался ничем это не показать, что почти всегда удавалось. За день-два до очередного преступления и непосредственно перед его совершением ощущал острую потребность мучить, заставлять страдать, резать, унижать. Если жертва сопротивлялась, то это еще больше возбуждало и заставляло мобилизоваться, убийца и насильник становился еще активнее и агрессивнее.

На жертвы Чикатило нападал внезапно, после мирного разговора, беспорядочно наносил удары ножом, иногда камнем, или душил, лез руками в половые органы и задний проход, разрывал или разрезал их, отрезал груди, губы, нос, кончик языка, соски, яички (у мальчиков), в большинстве случаев вырезал половые органы, расчленял трупы, копался во внутренностях; иногда глотал кончик языка, матку, яички и иные небольшие части тела («я свое бешенство срывал на половых органах жертв»), но ни с одной из них не мог (по причине импотенции) совершить половой акт. Однако почти во всех случаях происходило семяизвержение или, как уточнил сам убийца, семявытекание, причем довольно вялое, что нередко приводило его в еще большее бешенство. В попытке имитировать половой акт вытекшую сперму брал на кончик пальца и заталкивал им во влагалище, в задний проход или рот жертвы. Часто наносил ножевые ранения в глазницы.

Нападения совершались, как правило, в лесу или лесополосе и всегда в местах, где преступник мог надеяться на отсутствие третьих лиц. Но были исключения. Так, одно из первых убийств (девочки 10 лет) произошло в глубине двора пригородного дома, куда он обманом увел ребенка. При выборе места совершения преступления Чикатило часто действовал инстинктивно, но инстинкт ни разу не подвел его. Вообще выбор самого места нападения был для него очень важен, поскольку на этом месте он должен был не только убить, но и произвести целый ряд манипуляций (раскромсать тело, вскрыть внутренности, отрезать половые органы и т. д.). Все это требовало времени, и немалого; при этом, что не менее важно, ему никто не должен был мешать. Как мы видим, этот преступник точно выбирал не только жертву, но и место и время совершения своих кровавых деяний. Оценивая все это в совокупности, приходит в голову фантастическая мысль, что какие-то потусторонние мистические и злые силы помогали ему и оберегали от справедливого возмездия. Ведь он, как заколдованный, безнаказанно орудовал 12 долгих лет!

Об аналитических способностях и изощренности разыскиваемого преступника и его осведомленности об усилиях следствия свидетельствовало то обстоятельство, что после организации активной оперативной работы и поисковых мероприятий в Ростове и прилегающих территориях он на протяжении почти трех лет не совершал здесь убийств. Как впоследствии будет установлено, боясь своего разоблачения, он в эти годы совершал преступления в других районах бывшего СССР (на Украине, в Узбекистане), а также в иных областях России, куда он выезжал в служебные командировки.

А все началось...

В 1982—1983 гг. в лесных массивах, прилегающих к городам Шахты, Новошахтинск, Новочеркасск, а также в роще Авиаторов на выезде из города Ростов-на-Дону в сторону указанных населенных пунктов стали совершаться убийства молодых женщин и детей обоего пола.

По способу совершения эти преступления отличались особой жестокостью и сопровождались причинением жертвам многочисленных колотых и колото-резаных ножевых ранений садистского характера. Как правило, жертвы предварительно оголялись и снятая с них одежда разбрасывалась на значительном расстоянии от мест убийств или закапывалась в землю. Некоторые части тела разбрасывались в разных местах, иногда даже на значительном расстоянии от места убийства.

В совершении данных преступлений длительное время подозревались умственно отсталые и, по существу, психически больные люди. Однако потом эта версия не получила подтверждения и была отброшена. Очень важным оказалось мнение психиатров-сексопатологов и криминалистов по вопросу возможности совершения подобного рода преступлений группой лиц. Этими специалистами в достаточно утвердительной форме было высказано суждение о том, что лица с отраженным на местах происшествий поведением в силу своих психопатических и сексопатологических особенностей почти никогда не имеют сообщников и действуют в одиночку. К тому же после задержания и ареста умственно отсталых лиц аналогичные убийства с возрастающей жестокостью продолжали совершаться то в одном, то в другом районе Ростовской области. Стала очевидной бесперспективность выбранного направления поиска преступника и проводимых мероприятий.

К анализу материалов уголовных дел был привлечен квалифицированный психиатр-сексопатолог А. О. Бухановский и ряд психологов, с которыми следствие поддерживало постоянный контакт.

По результатам анализа материалов дела, консультативных заключений ведущих специалистов в области судебной медицины, психологии, психиатрии, сексопатологии и криминалистики был разработан следующий розыскной портрет разыскиваемого преступника: «Возраст от 25 до 55 лет, высокого роста, физически хорошо развит и имеет 4-ю группу крови. Размер обуви 43 и более, носит затемненные очки, внешне опрятен. При себе имеет дипломат или портфель, в которых носит острозаточенные ножи. Страдает психическим расстройством здоровья на почве перверзных изменений сексуального характера (онанизм, педофилия, некрофилия, гомосексуализм и садизм). Возможно, страдает половым бессилием.

Наиболее вероятные места предварительного контакта с жертвами: электропоезда, железнодорожные вокзалы и автовокзалы. При осуществлении замысла изобретателен, по роду трудовой деятельности может свободно передвигаться в такие населенные пункты, как Ростов-на-Дону, Шахты, Новошахтинск и Каменоломни».

Как оказалось, многие из этих предположений совпали с данными, характеризующими личность реального преступника, его поведение до, в момент и после совершения преступления.

Специалисты справедливо посчитали, что вероятность полного прекращения жесточайших убийств невелика, в чем, кстати, убеждал и мировой опыт изучения подобных преступлений. Этот опыт свидетельствовал о том, что такого рода деяния не прекращаются, пока виновный не пойман. Правда, бывают случаи, когда сексуальный маньяк даже желает, чтобы его нашли, вступает в своеобразную игру с правосудием. Так, известен случай в США, когда убийца после очередного нападения на зеркале в доме убитой ее губной помадой написал просьбу к полиции побыстрее задержать его. Упомянутый нами выше К., совершивший сексуальные посягательства на пятерых детей и убивший четырех из них, на месте последнего преступления рядом с трупом оставил свой паспорт. Подобные случаи не единичны и при совершении других, даже ненасильственных, преступлений.

Это игра в «полицейских и воров», которая складывается по той причине, что преступник в соревновании с полицией (милицией) черпает дополнительное эмоциональное удовольствие, что им очень редко осознается. Что касается сексуальных убийц, то, по-видимому, некоторые из них, как, например, К., не выдерживают психологической нагрузки, связанной как с самими преступлениями, так и попытками уйти от ответственности. Оставление К. своего паспорта — яркое свидетельство того, что он хотел быть пойманным, но поскольку его сознание отвергало подобный поворот событий, связанный с самым суровым уголовным наказанием, в дело вступило бессознательное и круто решило его судьбу. Но, конечно, Чикатило не из числа таких лиц. Напротив, почувствовав опасность в Ростовском регионе, он, как уже отмечалось выше, переключился на другие места. Совершенно очевидно, что маньяк уже не мог не убивать, это давно стало его потребностью, его второй жизнью, в которой он чувствовал себя подлинным хозяином. Пусть никого не удивит его сравнение с профессиональными карманными ворами, которые черпают огромное психологическое удовольствие в том, что делают, в постоянном риске, в игре с опасностью.

Вот почему и поимка Чикатило оказалась довольно случайным делом, хотя поиски убийцы становились все более интенсивными. Лично его никто не подозревал в последние годы, но в 1984 г. проверялась его причастность, однако достаточных улик тогда не было обнаружено.

6 ноября 1990 г. на платформе «Донлесхоз», в районе которой в 1988 г. было совершено убийство подростка, милиционер заметил в первой половине дня подозрительного мужчину в очках, который вышел из лесополосы. На мочке правого уха и на руках у него были видны свежие царапины, а один палец руки забинтован. Неизвестный предъявил милиционеру паспорт на имя Чикатило, после чего он был отпущен, да и задерживать его было не за что. Но вот 13 ноября 1990 г. при прочесывании лесного массива в указанном районе опергруппа милиции обнаружила труп молодой женщины, которой суждено было погибнуть последней от рук разыскиваемого преступника. Сразу вспомнили о вышедшем неделю назад из этого леса Чикатило, и он был взят под стражу. При личном обыске у него изъяли острозаточенный складной нож, два куска пенькового шпагата и карманное зеркальце.

Разоблачить его оказалось весьма трудным делом. На допросах он упорно, как и при его задержании в 1984 г., отрицал свою причастность к убийствам и изнасилованиям. При попытке уличить его вещественными доказательствами в содеянном и уговорить дать признательные показания, он замыкался или бормотал бессвязные слова, отвечал невпопад, долго пребывал в заторможенном состоянии.

Лишь на десятый день после задержания Чикатило наконец признался и дальше уже довольно свободно и даже охотно рассказывал о своих деяниях. Иногда создавалось впечатление, что ему даже нравится быть в центре внимания и эта тенденция ему вообще свойственна, он как бы начал добирать то, чего был лишен в течение жизни.

Психиатрические и сексопатологические сведения

Приводимые ниже сведения о психиатрических и сексопатологических особенностях Чикатило (они получены при его экспертном изучении в НИИ общей и судебной психиатрии им. В. П. Сербского) представляют собой интерес в первую очередь для того, чтобы понять этого необычного убийцу. Но эти сведения весьма важны для профессионалов-психиатров, психологов, следователей, сотрудников уголовного розыска, всех тех, кто призван предупреждать и расследовать подобного рода преступления или своими заключениями способствовать такой деятельности. Излагаемые данные вносят значительную ясность в давние сомнения о том, что зверские сексуальные убийства совершают только душевнобольные люди.

Во время нахождения в экспертном учреждении Чикатило держался несколько скованно, обычно сидел в однообразной неудобной позе, на краешке стула, несколько сгорбившись, стараясь не смотреть на собеседника, мимика бедная, производил однообразные движения руками — поправлял очки, поглаживал волосы, проводил рукой по лицу. На протяжении каждой беседы оставался эмоционально однообразным, вяловатым, настроение несколько снижено, вспоминая о своем детстве, матери и первой любви, порой начинал плакать. Голос тихий, маломодулированный, интонации своеобразные с понижением голоса и его ускорением к концу фразы. На вопросы отвечал многословно, порой не сразу улавливая суть вопроса. Сведения о себе сообщал обстоятельно, приводил множество малозначимых деталей и подробностей. Из-за выраженной склонности к детализации рассказ его становился малоинформативным. Часто затягивал ответ на вопрос, не приближаясь к эмоционально значимым темам, с трудом переключался, при возникновении нового вопроса продолжал отвечать на предыдущий.

Отмечались ответы не в плане заданного вопроса, иногда затруднялся при описании своих переживаний, часто приводил лишь внешнюю сторону событий. При повторении вопроса сообщал те же самые сведения со множеством новых деталей и подробностей. Жалоб на здоровье в ходе экспертизы не предъявлял, и в то же время отмечал некоторую вялость, которую связывал с однообразием обстановки, подчеркивал, что впервые в жизни смог несколько успокоиться, отвлечься от постоянных забот, подумать о своей жизни. Отмечал, что хочет поговорить с врачами, чтобы выговориться, испытывает потребность рассказать о себе, после бесед чувствует успокоение. Фиксировал внимание окружающих на своей неполноценности, беззащитности, ранимости. Подчеркивал свою мечтательность, склонность к фантазированию, говорил, что «мечтал всю жизнь, иногда не мог отличить мечты от реальности». Неоднократно возникавшие периоды подавленного настроения связывал с перенесенными в течение жизни «кризисами», когда его сначала «поднимали», доверяли ответственную работу, а затем «унижали и изгоняли». Вместе с тем отмечал, что в подавляющем большинстве люди изначально относились к нему нормально, но затем, столкнувшись с его ранимостью и неумением постоять за себя, начинали предъявлять ему множество претензий. Тепло, с любовью отзывается о своей семье, говорит, что жена и дети всегда относились к нему хорошо и, находясь дома, он не испытывал какого-либо дискомфорта.

Об интимных отношениях с женой рассказывал неохотно, настаивал на том, что до начала восьмидесятых годов эта сторона их жизни его не беспокоила, однако при расспросах выяснилось, что с первых дней их совместной жизни у него отмечались признаки слабости, недостаточность эрекции; половые акты с женой совершал 1—2 раза в месяц. Пытался объяснить свои первые сексуальные действия с детьми тем, что многие из учеников отличались половой распущенностью, вступали в половые связи с одноклассниками и воспитателями, это оскорбляло его, мучился от мысли, что распущенные дети могут то, чего не может он — взрослый, образованный человек. После каждого преступного эпизода ощущал резкое улучшение настроения, чувство физической и психической разрядки. В течение 1—2 недель после этого чувствовал себя бодрым, жизнерадостным, однако после незначительных контактов, неприятностей на работе и иногда при перемене погоды вновь ухудшалось самочувствие, нарастала тревога, раздражительность, вновь ощущал себя униженным и ненужным человеком. Когда видел на улице девушек в коротких платьях, чувствовал сексуальное возбуждение, хотелось дотронуться до них, ущипнуть, «выместить на ком-то обиду». Пытался подавить возбуждение с помощью физической работы — постоянно что-то переделывал по дому, ремонтировал, рыл погреб. Иногда пытался вспомнить предыдущие эпизоды, но в этих случаях ощущал лишь усиление раздражительности.

Находясь в командировках, вне дома, чувствовал себя одиноким, потерянным, усиливалась тревога. При виде бродяг или женщин в коротких юбках ощущал половое возбуждение, которое сопровождалось усилением тревоги. Эти состояния были особенно частыми после конфликтов на работе. Мог отвлечься на несколько часов, особенно если была неотложная работа, однако в течение суток ощущал возобновление тревоги, чувство внутреннего дискомфорта, неусидчивость. Пытался преодолеть возникшее половое возбуждение тем, что писал множество жалоб, так как именно эта деятельность иногда помогала ему отвлечься от своих переживаний. Познакомившись с жертвой, под различными предлогами уводил ее в уединенное место, предпочитал лесные массивы. Подходя к лесу, ощущал некоторое уменьшение тревоги, появлялись мысли о том, что он партизан и ведет пленного. Желания убить жертву в эти моменты не было, хотелось связать и раздеть ее, посмотреть на обнаженное тело, ущипнуть. Отмечал, что не всегда помнил, что с ним происходило, так как, находясь в уединенном месте, чувствовал сильное напряжение, всего трясло, пересыхало во рту, наваливался на свою жертву «как медведь». Увидев кровь, приходил в бешенство, «не помнил себя». С годами, когда у него накапливалась тревога, порой неосознанно стремился в те места, где мог найти будущую жертву. Рассказывал, что были моменты, когда он шел на работу и оказывался на находившейся поблизости железнодорожной станции.

При экспертном изучении с горечью говорил, что не знает, как дошел до этого, «были слишком высокие стремления, полеты, и так низко упал». Понимает наказуемость содеянного, однако отмечает, что о себе не беспокоится, так как уже неоднократно решался на самоубийство, представлял себе собственную смерть, и теперь она ему не страшна. Эмоциональные реакции его оказались однообразны, маловыразительны. Мышление ригидное, вязкое, обстоятельное. Отдельные суждения отличаются непоследовательностью. Отмечалось интеллектуальное снижение. При экспериментально-психологическом обследовании обнаружилась личностная дисгармоничность с сочетанием ориентировки на актуальное поведение, одобрение со стороны окружающих, склонностью строить свое поведение исходя из внутренних критериев, выраженной субъективности, своеобразия восприятия действительности. Проявлял склонность к формированию аффективно заряженных идей и некорригируемых концепций, что в значительной мере затрудняет межличностную коммуникацию. Эгоцентричен, уровень притязаний и самооценка высокие, однако при этом отмечалось плохое самопонимание, недифференцированность реального и идеального «Я», контроль над аффективной сферой снижен. Мышление характеризуется категориальным уровнем обобщения, доступностью оперирования абстрактными понятиями, условным смыслом.

Экспертная комиссия психиатров пришла к заключению, что Чикатило хроническим психическим заболеванием не страдает, хотя и обнаруживает признаки психопатии мозаичного круга с сексуальными перверсиями, развившейся на органически неполноценной почве. На это указывают данные анамнеза о наличии у него врожденной церебрально-органической недостаточности, проявлявшейся в диспластичности, близорукости, ночном недержании мочи, а также в выявившихся в подростковом возрасте признаках гипоталамического синдрома со склонностью к обморочным состояниям, нарушением биологической базы формирования сексуальности. На фоне указанных расстройств в детском возрасте сформировались патохарактерологические особенности в виде замкнутости, ранимости, повышенной тревожности, склонности к фантазированию. В условиях психогенно-травмирующих ситуаций к указанным расстройствам легко присоединялись невротические и сверхценные расстройства, что проявлялось детскими страхами, юношеской эндореактивной дисморфоманией (убежденностью в собственных физических недостатках), сутяжной деятельностью, а также аффективные колебания преимущественно в сторону тревожно-дистимических расстройств настроения. В подростковом возрасте на фоне явлений психического инфантилизма у испытуемого выявились нарушения психосексуального и полового развития, которые выражались в нарушении биологической базы сексуальности (ослабленном половом влечении, недостаточности эрекций) и задержке психосексуального развития с фиксацией на эротической фазе формирования сексуальности и склонностью к эротическому фантазированию садистического характера.

В дальнейшем на фоне явлений нарушения гетеросексуальной адаптации произошло формирование сексуальных перверсий, которые на ранних этапах (до 1978 г.) проявлялись частичной реализацией садистических фантазий на педо-эфебофильных объектах (т. е. в связи с детьми и подростками), эпизодах фроттажа (трения половыми органами о разные части тела, в том числе о половые органы) и визионизма (влечения к подглядыванию за половым актом или обнаженными представителями противоположного пола).

В последующем наблюдалась прогрессирующая динамика синдрома сексуальных перверсий с полной реализацией садистического влечения, некросадизмом и каннибализмом. Реализация влечения сопровождалась аффективными нарушениями депрессивно-дисфорической структуры, брутально-дисфорическим, всесокрушающим разрядом при реализации насильственных актов, астеническими проявлениями. Данный диагноз подтверждается также и результатами клинико-психиатрического обследования, выявившего наряду с органической неврологической симптоматикой, эндокринной дисфункцией, а также сексуальными расстройствами такие личностные особенности, как замкнутость, ранимость, сензитивность (повышенную восприимчивость), ригидность и обстоятельность мышления, эмоциональную маловыразительность, явления слабодушия. Однако указанные особенности психики при отсутствии продуктивной психопатологической симптоматики, болезненных нарушений мышления, памяти, интеллекта и сохранности критических способностей были выражены не столь значительно и не мешали Чикатило во время совершения инкриминируемых ему деяний отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими.

Как показал анализ материалов уголовного дела в сопоставлении с результатами экспертного клинического психиатрического обследования, в период, относящийся к совершению преступных деяний, Чикатило не обнаруживал также и признаков какого-либо временного болезненного расстройства душевной деятельности. На это указывают данные о последовательности и целенаправленности его действий, явлениях борьбы мотивов с тенденцией к подавлению возникающих побуждений, длительность подготовки к каждому акту с приемом мер предосторожности, соответствующим выбором жертв, дифференцированным поведением в период нахождения в поле зрения возможных свидетелей, избеганием попадания капель крови на одежду. Помимо этого он сохранял воспоминания о происходивших событиях. Поэтому Чикатило, как не страдавшего каким-либо психическим заболеванием и сохранявшего способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими в отношении содеянного, судебная экспертная комиссия сочла вменяемым. По своему психическому состоянию в период проведения экспертизы Чикатило также может отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими; в применении принудительных мер медицинского характера он не нуждается.

Клинико-психопатологический анализ патохарактерологических проявлений мозаичной структуры и целого спектра малоспецифичных в нозологическом отношении психопатологических образований позволил остановиться на диагностике психопатии, сформировавшейся на органически неполноценной почве, которая дифференцировалась от вялотекущего эндогенного процесса и эпилептической болезни.

В настоящем статусе Чикатило на первый план выступают особенности его мыслительной деятельности и эмоционально-волевых проявлений. Мышление его отличается вязкостью, ригидностью, обстоятельностью, оно замедлено по темпу, с трудностями осмысления вопросов, переключения с одной темы на другую, выделения главного и второстепенного. В ряде случаев у него наблюдались затруднения вербализации (т.е. облечения мыслей в слова), нечеткость при описании своих переживаний, нецеленаправленность отдельных высказываний. Отмечался также формализм мышления с тенденцией при изложении описывать лишь внешнюю сторону событий. Эмоциональные проявления характеризовались незначительным снижением фона настроения с однообразием и маловыразительностью эмоциональных реакций, на фоне которых отмечались явления слабодушия при затрагивании субъективно значимых моментов. Кроме того, обнаруживалась склонность к фиксации аффективных реакций на психотравмирующих ситуациях и отрицательно окрашенных переживаниях. Обращало на себя внимание также стремление подчеркнуть свою неполноценность, ранимость, неспособность противостоять жизненным трудностям и проблемам.

Таким образом, при анализе психического состояния на первый план выступают некоторые изменения психики, генез и степень выраженности которых необходимо оценить.

При анализе анамнестических сведений обращают не себя внимание признаки, свидетельствующие о наличии у Чикатило врожденной церебрально-органической патологии — диспластичность, близорукость, энурез. На этом фоне у него в детском возрасте выявлялись патохарактерологические особенности в виде дисгармоничного сочетания черт, присущих шизоидному и эпилептоидному типам психопатий, что проявлялось в замкнутости, ранимости, повышенной тревожности, склонности к фантазированию. Обращает на себя внимание характер детских фантазий, их образность, чувственность, фиксация на отрицательных эмоциональных переживаниях. В этом же возрасте отмечалась легкость возникновения невротических расстройств в форме страхов, фабула которых также отражала значимые для него переживания. В препубертатном возрасте появились сверхценные увлечения. В структуре неврозоподобных расстройств этого периода преобладали дисморфоманические проявления. Вместе с тем повышенный интерес к учебе, стремление получить образование, быть лучшим и этим выделиться среди сверстников указывают на наличие у него реакций гиперкомпенсации. Это же может свидетельствовать о попытке преодолеть свою извечную тревожность, утвердив себя в определенной роли. В этом же возрасте появляется интерес к общественно-политическим и философским проблемам, которые на определенный период приобретают односторонний, преувеличенный и негибкий характер.

В пубертатном возрасте выявляются выраженные нарушения психосексуального развития с задержкой на романтической стадии формирования сексуальности. Помимо нарушений психосексуального развития отмечается также нарушение биологической базы формирования сексуальности с резким ослаблением полового влечения, недостаточностью эрекций. Фантазии в этот период отличаются преобладанием отчетливых садомазохистских проявлений. В юношеском возрасте, после неудачных попыток полового контакта с женщинами, формируются аффективные нарушения с преобладанием депрессивного фона настроения и периодически возникающими суицидальными тенденциями, а также наблюдается заострение патохарактерологических черт, углубление замкнутости, тревожности, ранимости, повышение чувствительности к действительному или мнимому ущемлению его прав, в этот период происходит начало его сутяжной деятельности.

Вместе с тем в юношеском и молодом возрасте, несмотря на наличие указанных расстройств, не наблюдается признаков социальной дезадаптации, но обращает на себя внимание низкий уровень гетеросексуальной адаптации, что проявляется в снижении полового влечения, недостаточности эрекций, бледности оргастических переживаний. Эротическое с отчетливой садомазохистской окраской фантазирование, свойственное в тот период, приобретает форму суррогатной сексуальной активности. Впервые реализация девиантной сексуальной активности произошла в 1972 г. (36 лет), в условиях субъективно значимой психотравмирующей ситуации, в результате которой отмечалось стойкое изменение эмоционального фона с субдепрессивной окраской настроения, преобладанием тоскливо-тревожного аффекта, нарушениями сна и аппетита, суицидальными тенденциями.

Первый преступный акт представлял собой частичную реализацию садистических фантазий испытуемого и сопровождался яркими оргастическими переживаниями с ощущением суицидальных мыслей, с последующей фиксацией как способа реализации девиантного влечения, так и его объекта. Психопатологическая структура влечения в тот период отражает его навязчивый характер — аффективные нарушения характеризовались преимущественно дистимическими расстройствами. Он нередко мог подавить возникающее влечение с помощью физической работы или ограничиться эротическими фантазиями, влечение же реализовывалось преимущественно в тех случаях, когда его возникновению предшествовала та или иная внешняя психогенная провокация, реализация девиантной активности сопровождалась приемом мер предосторожности. В дальнейшем наблюдалась характерная для парафилий тенденция к усложнению сексуальных перверсий с включением в их структуру помимо агрессивно-садистических действий в отношении педо-эфебофильных объектов, эпизоды фроттажа и вуайеризма (визионизма).

Обращают на себя внимание условия, способствовавшие окончательной реализации садистического влечения, приведшей к совершению им первого убийства. Этому предшествовало возникновение субъективно сложной ситуации с ухудшением состояния, углублением свойственных ранее аффективных расстройств, тревогой в связи со сверхценными мыслями о своей неполноценности, возникновением отрывочных идей преследования. В этом состоянии Чикатило использует случайно создавшуюся ситуацию для реализации агрессивно-садистических тенденций. Ощущение не только психической, но и физической разрядки с выраженными оргастическими переживаниями способствовали фиксации этого способа реализации девиантного влечения. Несмотря на это, до определенного момента (до 1984 г.) сохраняется, хотя и сниженное, адекватное гетеросексуальное влечение. В дальнейшем, в 1981 — 1982 гг. (45—46 лет) происходит четкое синдромологическое структурирование девиантного сексуального влечения. При этом каждый отдельный девиантный акт приобретает очерченность, в нем можно выделить основные стадии реализации преступной активности — подготовительную, непосредственной реализации и завершающую со свойственными каждой из них клинико-психопатологическими особенностями.

Так, усиление садистического влечения провоцируется психогенными факторами, что доказывается также тем, что в 1984 г. в период, когда у Чикатило резко осложнились отношения на работе и он был привлечен к уголовной ответственности, наблюдается максимальное число совершенных им убийств (15 человек). В подготовительной стадии к преступлению отмечается преобладание тоскливо-тревожного аффекта с дисфорической окраской и появлением на высоте влечения параноидной настроенности с отрывочными идеями отношения и преследования. Стадия реализации девиантных актов характеризуется стереотипными, клишированными действиями, мощнейшим брутально-дисфорическим разрядом с явлениями дереализации, деперсонализации и реализацией садистических фантазий. В отдельных случаях наблюдались акты с направленностью агрессии не только на потерпевших, но и на случайные, нейтральные объекты. Завершающая стадия характеризуется выраженным чувством психической и физической разрядки, явлениями астении, сонливости, разбитости.

Приведенные психопатологические характеристики двух последних стадий указывают на формирование проявлений, свойственных компульсивному варианту патологического влечения, что говорит о трансформирующем варианте динамики синдрома патологических влечений. Содержание данного синдрома характеризуется наличием множественных перверсий, включающих некросадизм, каннибализм, гомосексуальные тенденции с предпочтением педо-эфебофильного объекта. Обращает на себя внимание также учащение гомосексуальной активности в последние годы. Формирование и динамика синдрома сексуальных перверсий происходят на фоне видоизменения структуры психопатологических расстройств, когда наряду с патохарактерологическими и аффективными расстройствами за счет присоединения возрастных и сосудистых расстройств определенное место в клинической картине начинают занимать явления нерезко выраженного психоорганического синдрома со снижением работоспособности, непродуктивностью, трудностями концентрации внимания и сосредоточения, актуализацией склонности к сверхценным образованиям и сутяжно-паранойяльной активности и легким возникновением параноидной настроенности с отрывочными идеями отношения, преследования и пр.

Клинико-психопатологический анализ данного наблюдения указывает на наличие у Чикатило патохарактерологических проявлений мозаичной структуры и широкого спектра достаточно малоспецифичных в нозологическом отношении психопатологических образований, что диктует необходимость включения в круг дифференциальной диагностики вялотекущего эндогенного процесса, эпилептической болезни и психопатии, сформировавшейся на органически неполноценной почве.

Наличие в структуре заболевания таких личностных особенностей, как замкнутость, отгороженность от окружающих, аффективные колебания, склонность к формированию сверхценных образований, легкость возникновения идей отношения и параноидной настроенности, обусловливает необходимость дифференциальной диагностики с вялотекущей шизофренией. Присущие Чикатило с детства патохарактерологические особенности не претерпели качественной динамики с формированием иных, ранее не свойственных ему черт, их заострение и углубление с присоединением аффективных расстройств являлись результатом воздействия психогенных факторов. Выявленная склонность к формированию сверхценных образований и их динамика также не указывают на процессуальный характер этих расстройств — несмотря на многообразие сверхценных образований они возникали по психологически понятным мотивам, с течением времени не отмечалось тенденции к усложнению их структуры, они не сопровождались аффективной напряженностью и отрывом от реальной жизни. Сутяжная деятельность никогда не вытекала из какой-либо бредовой концепции, не сопровождалась напряженным аффектом, не подчиняла себе все жизненные интересы я устремления, что не позволяет говорить о наличии паранойяльной структуры. Однако отсутствие признаков прогредиентности (нарастания имевшихся у него расстройств, специфических нарушений мышления и эмоционально-волевой сферы) позволяют отвергнуть данный диагноз.

Наличие в структуре расстройств личностной патологии в виде обидчивости, злопамятности, мстительности, а также нарушенных влечений обусловливают необходимость проводить дифференциальный диагноз с эпилептической болезнью. Однако отсутствие в течение жизни пароксизмальных расстройств, а также нарастания изменений личности по эпилептическому типу позволяют отвергнуть и этот диагноз.

Однако в любом случае, независимо от нозологической квалификации имеющихся расстройств, можно с уверенностью говорить о наличии органически неполноценной почвы, о чем свидетельствует энурез, диспластичность, близорукость, проявившиеся впоследствии диэнцефальные расстройства, а также изменения эмоционально-волевой сферы и мышления, выявляемые у испытуемого в настоящее время. Подобная органическая неполноценность является почвой для определенного, четко выявляемого дизонтогенеза, затрагивающего все сферы психической активности испытуемого с преимущественным вовлечением эмоционально-волевых проявлений, что отражается в задержке психического развития с преобладанием на протяжении жизни признаков психического инфантилизма.

С этой позиции становится понятным формирование именно тех психопатологических образований, которые впервые выявились у Чикатило в детском возрасте и определяли клиническую картину на протяжении всей жизни. В структуре этих расстройств доминирующей является личностная патология, а их динамика ограничивается свойственными психопатической структуре личности сдвигами в виде психогенных несовершенных компенсаций, реакций с повторением и воспроизведением таких ранее свойственных ему психопатологических образований, как сверхценности, склонность к аффективным нарушениям, формированию идей отношения и преследования. При этом структура личности остается практически неизменной, не наблюдается очерченных психотических расстройств и явлений дезадаптации, что позволяет рассматривать данный случай как психопатию на органически неполноценной почве.

Экспертная оценка лиц с сексуальными перверсиями должна строиться в соответствии с комплексным принципом оценки нозологической формы психического заболевания и структурно-динамических характеристик патологических влечений. На первом этапе экспертной диагностики, анализируя глубину и выраженность патохарактерологических, аффективных, неврозоподобных и психоорганических расстройств, можно отметить, что, несмотря на наличие у испытуемого достаточно полиморфной симптоматики, он не обнаруживал признаков психоза, был достаточно хорошо адаптирован, трудоспособен. Поэтому имевшиеся у него особенности психики не были выражены настолько, чтобы лишать его способности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими.

Наибольшие затруднения касаются второго этапа диагностики, когда возникает необходимость оценки структурно-динамических характеристик патологического влечения. Трансформирующая динамика синдрома патологических влечений с присоединением признаков, свойственных компульсивному варианту, делают этот этап диагностики особенно сложным. Вместе с тем и на высоте влечения при совершении первых преступлений испытуемому была свойственна напряженная борьба мотивов, стремление подавить возникающее возбуждение с помощью работы, чтения, писания жалоб, что говорит о сохранности компенсаторных механизмов. В дальнейшем длительность подготовительной стадии, прием тщательных мер предосторожности, продуманные способы знакомства с жертвами, выбор в качестве жертв соответствующих объектов, дифференцированное поведение в период, когда они находятся в поле зрения возможных свидетелей, стремление и желание совершить нормативный половой акт, яркое образное фантазирование с представлением увиденных ранее садистических сцен говорят о том, что на последующих этапах у Чикатило исчезают внутренние препятствия к возникающим побуждениям. Во время реализации садистического влечения также отмечается определенная целенаправленность его поведения со стремлением избежать попадания капель крови на одежду. Все это говорит о том, что он сохранял способность отдавать себе отчет о своих действиях и руководить ими.

Более сложной оказалась экспертная оценка, поскольку сама реализация садистического сексуального влечения отличалась значительным психопатологическим своеобразием. Впервые реализация девиантной сексуальной активности произошла в 36 лет, в условиях субъективно значимой психотравмирующей ситуации, в результате которой отмечалось стойкое изменение эмоционального фона с субдепрессивной окраской настроения, преобладанием тоскливо-тревожного аффекта, нарушениями сна и аппетита, суицидальными тенденциями. Первый преступный акт представлял собой частичную реализацию садистических фантазий и сопровождался яркими оргастическими переживаниями с ощущением психической разрядки, улучшением настроения, исчезновением суицидальных мыслей. Психопатологическая структура влечения в тот период отражает его навязчивый характер — аффективные нарушения на начальном этапе характеризовались преимущественно депрессивными расстройствами, и испытуемый нередко мог подавить возникающее влечение с помощью физической работы или ограничить эротическими фантазиями, влечение реализовывалось преимущественно в тех случаях, когда его возникновению предшествовала та или иная внешняя, психогенная провокация, реализация девиантной активности сопровождалась мерами предосторожности.

Объяснение злодеяний

Для того чтобы понять причины из ряда вон выходящих злодеяний Чикатило, необходимо соблюсти два условия.

Во-первых, нужно постоянно иметь в виду особенности его личности и прожитой жизни, поэтому в последующем изучении мы вновь будем к ним возвращаться.

Во-вторых, нужно проникнуть в глубинный, тайный смысл совершенных действий, смысл, во многом непонятный даже для него самого, должным образом определить значимость названных действий, их символику.

Итак, вернемся к биографии Чикатило. Как мы помним, он не удержался на той работе, к которой был подготовлен своим профессиональным образованием, т. е. перед ним открывалось неплохое будущее, но это была только перспектива, а не реальность. Был членом КПСС, но в связи с арестом по обвинению в хищениях был исключен из партии, т. е. утратил даже и такое формальное социальное признание, как членство в рядах господствующей партии.

Как представляется, два обстоятельства все время тормозили его социальное продвижение: во-первых, у многих людей он вызывал сильнейшую антипатию и неприятие. Он сам говорил: «оскорбляли меня на работе все, и простая девчушка и начальник». Однажды он пришел к начальнику с заявлением об очередном отпуске, но тот не только не разрешил, но и избил его. Во-вторых, Чикатило вступал в ненадлежащие контакты с учениками, а с некоторыми в гомосексуальные, причем в пассивной роли. Кстати, ученики его тоже били, а директор оскорбил при учениках. Пассивным гомосексуалистом он был в армии, затем в следственном изоляторе, когда велось следствие о хищениях, в которых он обвинялся. Однако отношение к нему членов его семьи — жены, сына и дочери — было несколько другое. Первая отмечала, что он «никогда нас пальцем не тронул. Головы курам рубил, но очень плохо у него получалось». Но напомним, сам Чикатило рассказывал, что иногда жена называла его ничтожеством и довольно часто — импотентом, что соответствовало действительности (она показала на допросе: «Не мог совершить половой акт без моей помощи. Со временем половая слабость стала еще заметнее. Последние 6—7 лет у нас вообще не было половых отношений»).

Еще лучше отзывалась о Чикатило его дочь: «Папа добрый, спокойный человек, имел страсть читать газеты и смотреть телевизор. Вел здоровый образ жизни, не курил, спиртным не злоупотреблял. Очень любил детей, никаких странностей я у него не замечала».

Эти две характеристики показывают, что «добрый, спокойный» человек оборачивался зверем лишь в строго определенных случаях — в отношении своих сексуальных жертв, причем соответствующие ситуации готовил сам. Во всех остальных обстоятельствах он пассивен и подчинен настолько, что не может дать сдачи никому из своих обидчиков — на работе, в семье, армии, местах лишения свободы, во время случайных конфликтов. Более того, во многих отзывах о нем отмечается вежливость и предупредительность, что можно расценить как его стремление предпринять упреждающие шаги, чтобы не вызвать никакой агрессии против себя из-за страха перед ней. Отношение к жене и детям связаны, по-видимому, с чувством вины перед ними, которым он, по его словам, не смог обеспечить достаточного существования.

Между тем «страстный любитель газет и телевизоров» был большим сутяжником, постоянно на что-то жаловался, обычно козыряя своим членством в КПСС. Только за год, предшествующий аресту, т. е. в самый разгар кровавых убийств, написал более 50 жалоб, приезжал жаловаться в Москву и здесь ходил со щитом на груди, требуя справедливости. Но ведь это проявление агрессивности и как ее увязать с постоянно подчиненной позицией Чикатило в большинстве других случаев?

Думается, что одно другому совсем не противоречит и постоянная подчиненность как раз и компенсируется сутяжничеством, т. е. он агрессивен, но не смеет открыто дать отпор, поскольку труслив, всегда боялся физического воздействия. Чтобы лучше понять это, нужно учитывать, что он не способен оказать сопротивление обидчику, так сказать, лицом к лицу. Избегая этого, но подчиняясь потребностям своей агрессивной натуры, Чикатило постоянно пишет жалобы, которые представляют собой вербальную, словесную агрессию в форме нападения не только на тех, кто обижал его, а вообще на всех. К тому же, как указывалось выше, написание писем снижало остроту его постоянных переживаний по поводу своей несчастной жизни, а это имело для него большое эмоциональное значение.

А обиды и удары судьбы он испытывал всегда и как бы коллекционировал их: провалил вступительные экзамены на юридический факультет, хотя мечтал стать следователем или прокурором, что хорошо увязывается с его поисками справедливости и агрессивностью; у него были выраженная половая слабость, а в последние годы наступила полная импотенция; его использовали в качестве пассивного партнера в гомосексуальных контактах, к чему, правда, он и сам бессознательно стремился, но все-таки оценивал как унижение; для него не находилось работы, которой, по его убеждению, он достоин; его все время унижали по мелочам, например, перед одним окном его квартиры поставили во дворе общественный туалет, а перед другим вырыли котлован для гаража; ему не давали сносное жилье, и он с семьей ютился в одной комнате без удобств; незаконно осудили за хищение, которое он якобы не совершал, и многое другое.

Чикатило перенес несколько травм черепа, что не могло не сказаться на его личности, на развитии его раздражительности, злобности, нетерпимости. По своему складу он относится к эпилептоидному типу с характерными жестокостью, злопамятностью, застреваемостью психотравмирующих эмоций.

Свои состояния до и во время нападения описывал следующими словами: «ничего с собой поделать не мог»; «это доставляло мне неизъяснимое удовольствие»; «чувствовал, что если сейчас не нападу, то потеряю сознание»; «не могу сказать, с какой целью я это делал, но стоны, крики, агония давали мне разрядку и какое-то наслаждение. Ничего с собой сделать не мог. Одну девушку, которую я повел лесом, я искромсал ножом. Меня всего трясло, произошло семяизвержение»; «при виде крови начинал бить озноб, весь трясся, совершал беспорядочные движения»; «я не обращал внимание на крики и стоны, не думал и о том, что меня могут поймать, и действовал как заведенный»; «резал, колол, бил не только жертву, но и ее одежду, деревья, кусты, траву, срывал и ломал ветки, разбрасывал части тела, иногда долго носил их по лесу и только потом закапывал, уносил с собой нос, груди, кончик языка, матку, кишки, выбрасывал их неохотно, а когда нес их, меня это успокаивало. Когда резал ножом, то покачивался, имитируя половой акт»; «после всего чувствовал себя обессиленным; уже ничего не интересовало, даже если, скажем, на вокзале милиция проверяла, чувствовал себя спокойно, но во время убийства был в полуобморочном состоянии»; «на половых органах срывал свое отчаяние, эти органы были причиной моего несчастья».

Анализ этих высказываний, да и других обстоятельств совершенных Чикатило убийств показывает, что во время совершения большинства из них он находился в экстатическом состоянии. Напомним, что под экстазом понимается болезненно-восторженное состояние, исступление. Это — иной уровень психики, когда человек как бы уходит от всего земного. Греческий философ Плотин, основатель неоплатонизма, употреблял это понятие при описании сверхумного созерцания, когда душа, отбросив все чувственное и интеллектуальное, возвышается над сферой бытия — ума и в некоем восторге и воодушевлении непосредственно соприкасается со сверхбытийным единым. Экстаз предполагает предварительное очищение души (катарсис). Экстатическое состояние свойственно многим людям, в том числе выдающимся, даже гениям. Ч. Ломброзо писал: «На одном из представлений Кина (великого английского актера) с Байроном случился припадок конвульсий. Лорри видел ученых, падавших в обморок от восторга при чтении сочинений Гомера. Живописец Фрачиа умер от восхищения после того, как увидел картину Рафаэля. Ампер до такой степени живо чувствовал красоту природы, что едва не умер от счастья, очутившись на берегу Женевского озера. Найдя решение какой-то задачи, Ньютон был до того потрясен, что не мог продолжать своих занятий».{29}

Экстаз переживают многие фанатики, особенно религиозные, и в таком состоянии они могут быть чрезвычайно опасны. В сильнейшем экстатическом состоянии находятся многие политические террористы, погибающие вместе со своими жертвами. Состояния экстаза во многом могут быть схожи с аффектом; вообще провести границу между аффектом и экстазом не всегда просто и отнюдь не исключено, что иногда одно и то же явление определяется с помощью разных понятий. Во всяком случае, для экстазов Чикатило характерны многие черты, свойственные аффективным состояниям: забывание некоторых деталей, полное успокоение после совершенного, иногда сон. Как он рассказывал, после каждого убийства он спал почти сутки, а потом на работе все время дремал.

Ради чего Чикатило впадал в экстаз или, говоря другими словами, доводил себя до состояния аффекта, причем не следует думать, конечно, что все это проделывалось им сознательно? Но такое состояние явно было желательно для него. Как можно полагать, в эти минуты он полностью уходил из постоянно избивавшей его жизни, пребывал в состоянии эйфории и переживал удовольствие, даже наслаждение, чего был почти полностью лишен в реальной жизни. Иначе говоря, абсолютный переход на другой уровень бытия и был одной из причин того, что после каждой кровавой оргии он успокаивался и был счастлив, ему уже больше ничего не хотелось. Все это давалось путем глобального уничтожения — людей, их одежды, растений и т. д., и именно уничтожение было необходимо для этого отчужденного, замкнутого, погруженного в свои проблемы и переживания, в свой внутренний мир интроверта. Можно предположить, что он даже нравился себе в этом качестве; этой своей тайной жизнью, в которой он выступал полным господином. Следовательно, есть все основания считать Чикатило нарциссической самолюбующейся натурой, причем больше асексуального плана, поскольку он никак не мог гордиться собой как самцом, а только как безжалостным мужчиной, своими руками создавшим себе иную реальность и долгие годы жившим в ней. В то же время сексуальные переживания занимали в его внутренней жизни ведущее место.

Моменты экстаза были ему неизъяснимо дороги еще и потому, что он, жалкий импотент и неудачник, всеми пинаемое ничтожество, жил в эти минуты полной жизнью, господствуя над другими. Неважно, что это были слабые женщины, иногда алкоголички, дебильные лица или подростки, они ведь носители жизни, представители рода человеческого, от которого он терпел одни унижения и оскорбления, который изгнал его. Но и в роли господина Чикатило оставался ничтожеством: некоторым мальчикам, которых обманом уводил в лес, связывал руки и объявлял, что он партизан и берет их в плен как «языков», причем во всех случаях говорил весьма знаменательную фразу — «я отведу тебя к начальнику отряда», после чего и начиналось дикое насилие. Как мы видим, даже здесь, в лесу, где он мог назваться даже маршалом, этот человек брал на себя лишь рядовую роль, а командиром делал какого-то воображаемого, другого.

В целях объяснения причин кровавых преступлений Чикатило необходимо поставить вопрос о том, почему он так упорно стремился убивать с особой жестокостью, расчленять и кромсать трупы, съедать отдельные кусочки человеческого тела, носить по лесу отчлененные части и т.д. Ответ надо искать в некрофилии этого преступника, свойственной, кстати, не только ему, но и другим жестоким, особенно сексуальным, убийцам. Этот преступник может быть отнесен и к сексуальным, и к асексуальным некрофилам, он — полный некрофил. Конечно, он не вступал в половые сношения с убитыми им людьми, но только в силу импотенции, однако, как будет показано ниже, разными способами пытался компенсировать свое половое бессилие.

Можно высказать еще одно очень важное предположение: он вызывал явную антипатию у знавших его людей в первую очередь потому, что был некрофилом, т. е. врагом всего живого, носителем смерти. Окружающие чувствовали это инстинктивно, хотя и не могли объяснить, почему так относятся к нему, но такое их отношение диктовалось его цветом лица, монотонной, неэмоциональной речью, всегдашним отсутствием улыбки, неумением и нежеланием шутить, всем его внешним обликом. Отнюдь не исключено, что многим Чикатило внушал страх и именно этим определялась агрессия к нему.

Он получал половое удовлетворение от агонии жертвы, от ее мучений, от расчленения ее тела, т.е. проявлял садистские наклонности. Между тем о таких людях мало что известно, исключая, конечно, блестящий труд того же Э. Фромма о Гитлере. О сексуальной же некрофилии как сексопатологическом явлении написано достаточно много, но это не имеет прямого отношения, во всяком случае нет оснований так думать, к асексуальным ее формам.

Какой вывод можно сделать из прожитой этим человеком жизни, как он сам оценивает ее? Лучше всего послушать его самого: «Всю жизнь меня унижали, топтали, я отчаялся, я бесхарактерный, не мог защититься от ребят, помню, прятался в бурьяне, пока не придет мать. Они меня били из-за моей неуклюжести, замедленности действий, рассеянности, называли растяпой, размазней, бабой, не мог я дать им сдачи. Был всегда худой, немного поправился только в армии. Детство помню, войну, бомбы, убитых, кровь. Отец тихий, скромный, я больше похож на него. Он защищал меня, но не очень, поэтому я старался не выходить на улицу. Я молился богу, чтобы отец побыстрее вернулся из ссылки (после плена) и защитил меня. У меня еще старший брат был, его в голод в 1933 г. съели в Сумской области, так мне рассказывали и отец, и мать. Я помню голод после войны, хоронили без гробов, я помню покойников. С мамой отношения... нормальные, в общем хорошие. Она никогда не наказывала, но и не ласкала, да и какие там ласки, когда на работе от зари до зари. Тогда все от голода вымирали, так что главная ласка был кусок хлеба. После того как я провалился на вступительных экзаменах на юрфак, домой я не вернулся, было стыдно, стал жить один в Курской области. Мне было уже 24 года, когда я впервые переспал с женщиной, я ведь всегда их стеснялся, да и одет был плохо, очки носил. Я сказал «переспал»? Это не так, потому что у меня тогда ничего не получилось, и женщина стала надо мной смеяться. Через несколько лет женился, и с женой было легче вступать в половую связь, потому что она мне спокойно помогала и не издевалась. Впрочем, в последние годы она говорила мне: «Идиот, пойди лечись, тебе давно пора». Я уже много лет не вступал с ней в половые сношения».

Этот рассказ требует оценки и скрупулезного анализа.

Прежде всего отметим кровавый фон детства Чикатило, которое протекало рядом с убитыми, умершими от голода, покойниками, кровью. Для понимания некрофильской натуры этого убийцы чрезвычайно важное значение имеет тот факт, что ему еще с ранних лет было известно, что его старший брат был съеден голодающими. Съедение человека было для него реальностью, а не абстракцией, как для подавляющего большинства людей. То, что до него дошло в рассказе, не играет существенной роли, поскольку поведали ему об этом отец и мать, к тому же о родном брате. Можно полагать, что ото прочно осело в его психике и во многом направляло поступки, хотя он не отдавал себе в этом отчета. К тому же в детские, наиболее восприимчивые годы он вообще видел много покойников и смертей, и смерть давно стала для него чем-то близким и понятным.

Данное обстоятельство проливает свет на чудовищные злодеяния «хозяина леса», как называл себя Чикатило, но, полагаем, только этим они вряд ли объясняются, поскольку многие некрофилы не имели подобных детских впечатлений. С другой стороны, те, которые в детстве тоже пережили подобные ужасные события, тем не менее не проявляли в дальнейшем никакой агрессивности. Очевидно, столь ужасные последствия могли наступить лишь в том случае, если перечисленные кровавые факты произошли в жизни именно такого человека, как Чикатило, и чья жизнь затем сложилась именно так, как она сложилась у него. Поэтому детские впечатления, особенно съедение брата голодающими, следует должным образом оценить в контексте объяснения поступков этого убийцы-некрофила.

Он был слаб и неуклюж, не мог защитить себя, что его сверстники чувствовали еще в детстве. Однако его совсем не защищали родители. Отец был «тихий, скромный», в нем Чикатило не мог найти даже психологическую опору. Мать, как можно заключить из его рассказа, занимала вроде как нейтральную позицию — не наказывала, но и не ласкала, а это позволяет предполагать ее равнодушие к сыну, что, конечно, было губительно для ребенка, особенно если его злобно преследовали другие мальчишки. Могут возразить, что в те суровые годы кусок хлеба был важнее материнской ласки, но с этим нельзя согласиться ни в коем случае, поскольку родительская любовь особенно нужна, поистине жизненно необходима как раз в тяжелые времена.

Вот почему с самых ранних лет у Чикатило возникает и закрепляется представление не просто о чуждости и непонятности, а и о враждебности окружающего мира. Естественно, у него формируется и страх быть уничтоженным, вполне реальная опасность за себя, иными словами — страх смерти. В этой связи следует подчеркнуть, что вся его последующая жизнь только укрепляла этот страх, поскольку состояла из непрерывной череды унижений, побоев, сексуального насилия, отчуждения от людей.

Страх смерти типичен для убийц. Это не клинический симптом, и его очень редко можно наблюдать в форме прямого, открытого высказывания самого человека. Этот страх быть уничтоженным связан с наиболее глубоким онтологическим основанием бытия личности — права и уверенности в своем существовании, в своей самоидентичности, автономии «Я от «не-Я». Подобный страх почти всегда бессознателен, но он создает личностную диспозицию, определенное видение мира, свою философию причем начинает все это формироваться с детских лет при отсутствии чувства безопасности в случаях непринятия другими людьми, прежде всего родителями. У Чикатило страх смерти мог появиться не только из-за равнодушия к нему родителей и жестокого обращения сверстников, но и потому, что в те ранние годы он постоянно сталкивался с голодом, смертями, покойниками, точнее — не просто сталкивался, а жил в том мире.

Страх смерти не удел убийц. Он способен быть мощными стимулом труда и творчества: преодолевая его, человек может стремиться к накоплению жизненных благ, чтобы передать их детям и внукам, создавать произведения искусства и литературы, активно работать в науке, чтобы его труды пережили его. Можно думать, что чадолюбие, столь украшающее человека, своими глубокими корнями тоже связано с созидающей силой страха смерти.

Жизнь Чикатило могла бы развиваться дальше по иному сценарию, и вообще его преступное поведение хотя и не случайно, но и не фатально. Но тут появляется новый и исключительно мощный разрушительный фактор — импотенция. Она окончательно губит последние попытки хоть как-то приспособиться к этой жестокой и бессердечной для него среде, например путем удачного брака. Напомним, в этой связи, что первое убийство он совершил после наступления полной половой слабости. К смерти же у него свойственное, амбивалентное отношение типа «тяготение — отвергание», т. е. он отвергает ее — и это страх смерти, но в то же время испытывает тяготение к ней, столь близкой с раннего детства. В этом тяготении к смерти, которое находит свое выражение во множестве кровавых убийств, преодолевается его страх перед ней, поскольку каждой такой расправой он как бы еще больше породняется с ней и ищет у нее милостей. Возможно, что как раз в этом лежит объяснение того, что убийца заглатывал кончики языков и другие небольшие части тела, а также долго не мог расстаться и носил с собой по лесу куски расчлененных им покойников: он мог воспринимать части трупов в качестве символов смерти.

В то же время обращает на себя внимание, что в большинстве случаев Чикатило съедал те части трупа, которые связаны с сексом. Это можно интерпретировать так: преступник не был способен к сексуальному овладению телом, поэтому он, проглатывая «сексуальные» кусочки, на таком чисто символическом уровне владел телом, вступал в половые сношения. Возможно также, что, заглатывая именно «сексуальные» кусочки, он пытался (на бессознательном уровне) усилить свой половой потенциал. К тому же указанные части, как отмечалось выше, одновременно символизируют и смерть, что в совокупности мощно усиливало бессознательную мотивацию анализируемых поступков.

Необходимо отметить, что Чикатило достаточно хорошо осознает некоторые важные моменты своего поведения и даже их смысл. Так, он говорил: «Я отрезал половые органы, матку, груди и кромсав их, так как видел в них причину своего несчастья, своего отчаяния». Эти осмысленные его действия тоже носят символический характер, поскольку он уничтожал то, что олицетворяло недоступную для него область сексуальных связей, отсутствие которых было для него источником глубокой психотравмы. Он отрезал и мужские половые органы (у мальчиков), тем самым не только пытаясь, как уже говорилось, обрести мужскую силу, но и символически, абстрактно наказывая сам себя путем оскопления за полную свою импотенцию.

Подведем итоги. Мы полагаем, что преступления Чикатило носят характер его мести окружающему миру и мотивируются стремлением к самоутверждению. Правда, возникает вопрос, почему реализация такого мотива в его случае принимает столь кровавые, чудовищные формы. По-видимому, ответ следует искать в некрофильской натуре этого убийцы, в его страхе смерти и тяготении к ней; в тех его садистских наклонностях, которые обусловливают сексуальное удовлетворение при виде безмерных страданий, предсмертных конвульсий и агонии жертвы.

Чикатило — чрезвычайно противоречивое явление: с одной стороны — ничтожный, мелкий, всеми презираемый человечек, полный банкрот и неудачник в жизни, импотент и пассивный педераст, с другой — грозный и безжалостный убийца, кромсающий людей и расхаживающий по темному лесу с кусками человеческого мяса. У него серая, ничем не примечательная внешность постоянно нуждающегося мелкого чиновника, и он, замкнутый и отчужденный, ничем не обнаруживает себя, но в лесу становится неумолимым палачом нескольких десятков беззащитных женщин и подростков, вырастая в грандиозную фигуру, в абсолютное воплощение зла. Он получил от жизни то, что требовала его разрушительная суть, и в этом смысле — не проиграл.

Рассказывая нам о своих преступлениях—Чикатило был ровен и совсем не эмоционален. О себе, своей жизни и кровавых похождениях рассказывал спокойно, как обычно повествуют о вещах будничных, хотя и не очень веселых, часто жаловался на судьбу. Однако у него ни разу не промелькнула даже тень раскаяния о совершенных преступлениях и сочувствие к погубленным им людям. Впрочем, можно ли ожидать иное от человека, который сделал смерть своим ремеслом? Можно, если он ощущает себя на пороге вечности и боится собственной смерти, но у нас как раз и сложилось впечатление, что смертная казнь, близкая и вполне реальная, его совсем не беспокоит. Он ни разу не вспомнил ни о суде, ни о грядущем наказании, одним словом, ничем не проявил своего страха перед смертью. Это тяготение к смерти, в данном случае — к собственной.

Загрузка...