Сень

Глава 8

Уже почти год внутри руководства военной авиации тихонько тлели серьезные распри. Точнее, распря шла между Головановым (как заказчиком новых машин) и авиаконструкторами Ильюшиным и Туполевым, которых активно поддерживал Хруничев. Еще в эту свару попытался было влезть Яковлев, но его пнули все четверо под лозунгом «мальчик, пошел нахрен, тут взрослые дяди делом заняты». А суть своры заключалась в заказе на дальние бомбардировщики, предназначенные для доставки по назначению спецгрузов. Александр Евгеньевич своей властью основной заказ — вопреки решению правительства — разместил у Мясищева, что прилично сократило финансирование туполевского КБ, а отдельный заказ на тяжелую транспортную машину передал Ильюшину, что тоже Туполева очень обидело. Он разослал жалобы на «самоуправство и вредительство» куда только смог, но почему-то практически никакой реакции не дождался. Точнее, некоторая реакция была: товарищ Сталин его вызвал и поинтересовался:

— Андрей Николаевич, вы пообещали предоставить проект новой машины в ближайшее время. Мы вас не торопим, понимаем, что вы делаете все возможное. И продолжайте спокойно делать дальше…

Со Сталиным Туполев спорить не рискнул, а у Голованова был веский довод в пользу того, чтобы перспективной машиной занимался именно Мясищев: разработанный им бомбардировщик М-8 был принят на вооружение, и с четырьмя турбовинтовыми двигателями по четыре с половиной тысячи «лошадок» он мог доставить шесть тонн полезного груза почти на пять тысяч километров. Со скоростью под семьсот километров в час правда, но это уже было заметно лучше чем у Ту-4. А сам Владимир Михайлович говорил, что при ремоторизации самолета (если вместо турбовинтовых поставить двигатели реактивные) скорость получится уже под тысячу, причем планер под такую доработку даже переделывать не потребуется. К тому же на нескольких М-8 была уже установлена система дозаправки машины в воздухе конструкции Вахмистрова и с дозаправками самолет вообще уже мог хоть вокруг Земли облететь…

Владимир Михайлович ожидания Голованов в целом оправдал, правда даже сам Александр Евгеньевич удивился результату. М-8 был самолетом довольно дорогим (цена серийной машины несколько превышала двенадцать миллионов), но в основном эта высокая цена определялась стоимостью используемых материалов. Ну и дороговизной их обработки, которой научились заниматься лишь в Смоленске. Зато машина с титановым набором и обшивкой из «хитрого» алюминия получилась почти вдвое легче Ту-4, при том, что оказалась вдобавок и много прочнее. Настолько прочнее, что первая же машина, на которую установили четыре двигателя Люльки с тягой по пять тонн, продемонстрировала скорость в тысячу двадцать километров и при этом не развалилась в воздухе. Правда это привело к снижению дальности до трех тысяч километров, но опять же — дозаправка… а Ту-4 с шестью тоннами с трудом пролетал две тысячи и дозаправка на нем отработана все еще не была. Оно и понятно: бензин — штука менее предсказуемая, нежели керосин…

Люлька, правда, обещал уже в следующем году выдать двигатель с такой же тягой, но на треть экономичнее, однако новый — уже двухконтурный — двигатель был, кроме всего прочего, заметно «толще» старого и легко в старый самолет не ставился, однако Владимир Михайлович предложил Александру Евгеньевичу нечто уж совсем невероятное. Сам предложил, просто после довольно непродолжительного разговора с подполковником в отставке Серовой:

— Я, конечно, понимаю, что предложение на первый взгляд может показаться бредом…

— Бредила Танюша? У нее все предложения сначала так выглядят, но лишь выглядят. Продолжайте, мне уже очень интересно.

— Ко мне поступили неплохие фотографии американского Стратоджета, и определенные идеи мне понравились. Двигатели на пилонах, кроме того, что сильно повышают аэродинамические качества крыла, позволяют и ремоторизацию легко проводить. Сейчас с изделиями Люльки я берусь где-то за год подготовить машину, которая пролетит три тысячи без дозаправки с грузом в девять тонн…

— А когда он выдаст новый мотор, ее можно будет увеличить до четырех с половиной, так?

— Я пока этого не говорил. Таня сказала, что если ее ракету запускать с высоты больше десяти километров, то она пролетит почти семьсот пятьдесят, а, возможно, и восемьсот…

— А вот это уже действительно интересно.

— В перспективе есть совсем уже интересные варианты. Мы с Архипом Михайловичем обсудили некоторые варианты… в общем, можно изготовить беспилотный реактивный самолет с дальностью полета до двух тысяч километров при стартовой массе порядка двух с половиной тонн с полезной нагрузкой до полутоны. Таня сказала, что скоро сможет наводить такой самолет на цель с достаточно высокой точностью. Скорость, правда, будет невелика, около девятисот километров в час — все же это не ракета, а самолет, но…

— Сколько вам потребуется средств на проектирование и изготовление демонстрационной машины? Я имею в виду бомбардировщика, о беспилотном самолете мы позже поговорим.

— Трудно так сразу сказать, думаю, что миллионов в пятьдесят уложиться получится. Ведь по сути придется перепроектировать только крыло и управление двигателями — это если мы говорим именно о демонстраторе.

— Приступайте, АДД предоставит вам эту сумму. И пока мы будем говорить лишь о ракетоносце…

Так уж получилось, что до двадцать третьего апреля встречи Сталина и Тани были совершенно «техническими»: девушка быстро проводила медицинский осмотр, выдавала очередную порцию препаратов на следующую неделю. Разговоры большей частью сводились к ответам Иосифа Виссарионовича на вопросы о самочувствии, и — реже к ответам Тани на вопросы типа «а что ты думаешь о…», касающиеся посевной или запуска в работу планов по строительству чего-нибудь грандиозного. Но ближе к концу апреля с посевной все стало понятно, стройки, которые намечались на текущий год, были запущены — и у Иосифа Виссарионовича появилось полчаса достаточно свободных, чтобы обсудить с врачом из будущего вопросы уже «философского» плана.

— Таня, а вот в вашем будущем люди сильно изменились? Я имею в виду, насколько они стали лучше жить, науку развивать, искусство?

— Я вообще не заметила, что попала к более глупым людям, скорее наоборот, здесь и сейчас люди более склонны развивать науку и искусство. Так что, можно сказать, в моем прошлом будущем люди стали даже более примитивны.

— Наверное, вы просто несколько неверно это оцениваете, ведь вы свое… да, прошлое будущее ненавидите. Однако природа, да и человек, как часть этой природы, в процессе развития становится более… прогрессивным, с более широкими возможностями и потребностями. Ведь прогресс в природе неизбежен, и уж тем более в социальном человеческом обществе. Были когда-то обезьяны — и они развились до человека, но ведь и человек не останавливается в развитии. Хотя, возможно, человеку нужно просто больше времени, чтобы такие изменения стали заметны.

— Если кто-то когда-то сказал абсолютную чушь, никакие попытки возвеличивания этого кого-то чушь не сделают мудростью. Природе абсолютно неважно, приводят какие-то изменения к прогрессу или регрессу, оба процесса происходят одновременно и неизвестно, какой из них в определенное время возьмет верх. Вот вы про обезьян сказали…

— Из которых в процессе эволюции появился человек.

— Да, и это доказывает, что прогресс тоже имеет место. Но во что человек превратится с течением времени, неизвестно. Может ведь и обратно в обезьяну превратиться.

— Вот это, мне кажется, абсолютно невозможно.

— И вы ошибаетесь. Вот есть обезьяна, называемая шимпанзе.

— Которая, насколько мне известно, является одним из возможных предков человека…

— Вам неправильно известно. У этих шимпанзе на одну хромосому меньше, чем у человека, а все остальные практически такие же.

— Вот видите! Природа добавила хромосому — и появился человек.

— Природа ничего не добавила. Просто одна их хромосом этих шимпанзе представляет собой две склеившиеся человеческие хромосомы, причем даже место склейки известно. Видите ли, все хромосомы имею на концах специальные участки, называемые теломерами, которые регулируют деление этих клеток. Так вот, ровно посередине этой уникальной шимпанзиной хромосомы имеется блок теломер, причем это чуть ли не единственный широко известных случай объединения двух активных хромосом. То есть шимпанзе — это потомок человека. Не современного, а какого-то очень древнего — но древний человек развился до нынешнего, а потомки его так и остались обезьянами. Просто в условиях африканских джунглей шимпанзе оказались более приспособленными к выживанию, чем древних их предок-человек.

— Вы в этом уверены?

— Безусловно, мы это в восьмом классе изучали.

— А если… если эту хромосому обратно поделить на две…

— Эксперименты ставились, результаты… в целом интересные, но практической пользы не имеющие. Да, получалось что-то вроде древних гуманоидов, но из-за генетического дрейфа в течение сотен тысяч лет какие-то детали изменились, какие-то вообще утратились… В общем, результат получился нежизнеспособным. Но это является неоспоримым фактом биологического регресса, который, кстати, происходит гораздо чаще биологического прогресса. Просто в сложной биологической среде регресс в основном выживаемость организма снижает и результаты его не так заметны.

— Наверное, вам стоит написать какой-нибудь учебник по биологии, по генетике. Вы же в школе изучили, вероятно, в разы больше, чем наши ученые об этом знают!

— Ваши ученые о генетике вообще ничего не знают, они даже не подозревают, что такая наука есть.

— Но ведь…

— Я поняла, вы опять о вопросе околонаучных споров вокруг генетики. Слово ученые придумали, а вот что оно означает — пока даже не подозревают. И сторонники товарища Лысенко, и его противники несут полную чушь. А разница между ними… вот когда-то была теория теплорода. С точки зрения современной науки — полная ересь, но в свое время на базе этой теории были изобретены тепловые машины, например тот же паровоз… Просто неправильная теория относительно корректно описывала существующий на тот момент объем знаний. Так и в современной генетике: все несут чушь, но сторонники Лысенко на основе накопленных эмпирических знаний изобретают паровоз. Криво, косо — но результат, причем положительный, они выдают в виде новых сортов растений и животных. Они — применяют свою теорию на практике, хотя пока и не понимают, почему часто результат получается отрицательный. Хотя со временем и разберутся… не все, конечно. А его противники — они придумали свою теорию, и вместо того, чтобы на ее основе пробовать получить какой-то результат, пытаются ставить эксперименты, которые эту теорию должны подтвердить. А все, что ее не подтверждает, просто объявляют происками империализма.

— Так уж и империализма…

— Ну на Трофима Денисовича они жалобы пишут, обвиняют его в классовом отходе от марксисткой науки. Вы не обратили внимание, что на сторону противников Лысенко встала куча народа, в биологии понимающая лишь то, что колбаса из мяса делается? Им на биологию и на генетику в частности вообще плевать, они опасаются, что и от них страна потребует практических результатов — а пока они сытно кормятся, всего лишь изображая бурную деятельность. А те, кто результат уже дает, почему-то клеймить Лысенко не бросились, у них просто времени нет, они делом заняты! Хотя… и среди сторонников Лысенко мерзавцев тоже хватает, которые только гадить могут. Взять, к примеру, того же Презента… Можно я его убью потихоньку?

— Даже так? А если не убьете, то сколько лет, по вашему, он еще гадить науке будет?

— Не науке, а в науку… не знаю. Пока что выглядит он достаточно здоровым…

— Но вы точно знали… вы мне говорили, когда должны были умереть различные деятели…

— Я с собой притащила три списка, в памяти притащила. Первый — кому жить категорически не надо, второй — кого нужно обязательно оставить в живых, и для них я даты смерти тоже принесла, чтобы не опоздать спасать. А третий списочек — это те, кто должен не просто умереть, а сгинуть так, чтобы потомки слова доброго о них сказать не пожелали.

— И большие списки?

— Не очень. Смертников обеих категорий примерно восемь сотен, тех, кого крайне желательно оставить в живых — человек двести пятьдесят. Да, еще был списочек, примерно на пару тысяч голов, тех, кого просто трогать не нужно. Пусть живут как жили и помрут пусть когда им природа укажет.

— А в этом списке кто? Можно парочку примеров?

— Авиаконструкторы Туполев и Яковлев. Хорошего сделали много, но и плохого достаточно, чтобы не заботиться о продлении их жизней.

— А потом в стране запустим заводы по производству, как вы называете, сильнодействующих препаратов…

— А на них они не подействуют. На них даже бодрячок и тормозуха не действуют, я уже всем таким нужный ингибитор скормила.

— То есть вы решили на себя примерить маску бога и определяете, кому сколько жить?!

— Нет, не определяю. Решатель выдал мне списки, я их просто придерживаюсь. Зачем, почему — это дело не мое. Я всего лишь врач, а то, что теперь мне приходится лечить общество в целом — так врачи себе пациентов не выбирают…

— А кто такой этот ваш Решатель? Его же здесь нет и, если я вас правильно понял, уже никогда не будет, а вы его указания беспрекословно исполняете…

— Решатель никаких указаний никому давать не может… не мог. Это всего лишь машина, которая решает задачи. Отвечает на вопросы, которые ему люди задают. Эта машина хранит огромное количество информации… по сути, всю информацию, полезную информацию, накопленную человечеством за многие тысячи лет. Ну и бесполезной тоже немало… Это как очень большой и мощный товарищ Струмилин: он информацию умеет логически анализировать и выдавать ответы. Просто информации у Решателя на много порядков больше и обрабатывает он ее очень быстро.

— Вот теперь стало более или менее понятно. Жалко, что у нас такого решателя нет, а только Станислав Густавович… с его шутками. Но, возможно, наши далекие потомки и смогут снова сделать что-то подобное.

— Не такие уж и далекие. Насколько я помню, основы его создания как раз в двадцатом веке были заложены… и полупроводниковая программа этот процесс сильно ускорит. А аналитические программы — их в моей истории уже в начале следующего века разрабатывать и использовать начали, но сейчас, думаю, процесс лет на двадцать ускорится.

— А… а вы знаете, когда… развалился Советский Союз? И почему это произошло?

— Не знаю, то есть знаю лишь примерно когда. А почему — мы с Драконом эти вопросы долго обсуждали, вопросы Решателю задавали. Свое мнение у меня по этому вопросу есть, но не гарантирую, что оно, как у вас любят говорить, единственно верное. Жалко что здесь нет обучающих машин, а если словами рассказывать… у вас есть пара дней свободных, чтобы выслушать мое личное и возможно неверное мнение?

— С вами беседовать очень интересно и полезно, но, боюсь, на сегодня мое свободное время уже закончилось. Когда мы могли бы снова вернуться к обсуждению всех этих вопросов? Впрочем, это же не только от вас зависит. Тогда последнее дело на сегодня: поскольку меня так и не уволили с должности Верховного главнокомандующего… Татьяна Васильевна Серова, вы призываетесь на военную службу. Как Верховный главнокомандующий, я перевожу вас в военно-медицинскую службу и присваиваю звание полковника. За выдающиеся заслуги в деле укрепления военно-медицинской службы полковнику Серовой Татьяне Васильевне присваивается очередное звание генерал-майора. В связи с обучением на дневном отделении гражданского высшего учебного заведения приказываю отправить генерал-майора медицинской службы Серову Т. В. в отставку с правом ношения военной формы.

— Это зачем?

— Это надо. Таня, потерпите еще пару минут. Пользуясь случаем, хочу вручить вам правительственные награды, которыми вы были награждены закрытыми постановлениями в период с осени сорок шестого года по сегодняшний день. Если позволите, я не буду их всех доставать и вам показывать, они все вот в этом чемоданчике, вместе с наградными документами.

— Но зачем? Я ведь вовсе не из-за наград…

— Таня, надо. Вы скоро диплом получать будете, и я вас попрошу на церемонию получения диплома придти в форме и со всеми наградами.

— Да я мундир со всем этим металлом не подниму!

— Вы… заметно подросли, и сил, насколько мне известно, у вас достаточно. Но вы верно заметили: в научном обществе слишком много… проходимцев и хапуг. Я нам не хотелось бы, чтобы у них возникли вопросы, почему правительство выпускнице университета предоставляет руководство крупнейшим научно-исследовательским институтом с филиалами по всей стране.

— Какого института?

— Химико-фармакологического. Товарищ Струмилин считает, возможно, не так быстро как ваш Решатель, но считает он качественно. И он посчитал, что кроме вас никто не сможет руководить программой по обеспечению предлагаемого вами долголетия народа. Да, чтобы вам все же было не особенно тяжело, мы приняли решение об учреждении медали «за пять Сталинских премий». Первые четыре в этом чемоданчике лежат, — и с этими словами Иосиф Виссарионович расплылся в широкой улыбке, — так что можете немного места на мундире сэкономить. И, надеюсь, мы еще изыщем достаточно времени для наших плодотворных бесед…

В поселке Тума артель «ВАЗ» очень даже ударными темпами выстроила второй автомобильный завод. Причем причина была очень проста: выпускаемые в Вязниках машины спросом пользовались заметным, но вот ассортимент некоторых заказчиков не очень радовал. А выпускать на одном конвейере разные машины было просто неудобно, так что, после обсуждения с «некоторым заказчиком» возможных объемов грядущих заказов, артельщики решили выстроить отдельных завод по выпуску фургончиков (для «Скорой помощи» главным образом) и «деревенских пикапов». Поселок выбрали главным образом из тех соображений, что от Владимира туда вела нормальная железная дорога, так что поставки сырья и материалов особых проблем не представляли, к тому же Тумский райком начинание приветствовал не только словами, но и вполне материальными «подарками». По крайней мере практически простаивающий (главным образом из-за отсутствия топлива) старый кирпичный завод район мгновенно переписал на артель и, что в текущей ситуации было довольно важно, добавил учительские ставки в обе из уже существующих школ. В поселке с населением в четыре тысячи человек школы полупустыми были, и учителей в них работало в соответствии с числом школьников, а на работу на новом заводе люди приедут изрядной частью семейные — и райком заранее озаботился, чтобы у новых детишек проблем со школой не возникло.

С детскими садами проблемы были — то есть просто не было никаких еще в поселке детских садов, но райком и для будущих садов вакансии нашел. А уж здания выстроить…

Вообще-то кирпичный завод на артель переписали еще когда началось строительство в Спас-Клепиках и в Касимове, а теперь там вообще поставили импортное оборудование по изготовлению пустотелого кирпича-сырца. Само по себе оборудование было американское, а в поселок оно поступило от советско-финской торговой фирмы (и Таня посоветовала артельщикам еще и завод по выпуску такого же оборудования где-нибудь создать, ну, в будущем конечно). А чтобы печам не грозил больше топливный кризис, их перевели на газ и рядом поставили здоровенный газогенератор, благо лесов вокруг было более чем достаточно. «Более чем» означало, что их хватало и на новенькую городскую электростанцию, все оборудование для которой изготовила муромская артель «Электрик».

А со строителями всего этого и с рабочими «подготовительных» производств все стало совсем просто. Во-первых, Таня через Иосифа Виссарионовича пробила постановление (бурно поддержанное Струмилиным) о том, что пенсионер — он пенсию должен получать в полном объеме с даты наступления пенсионного возраста. А если он при этом и работать продолжит, то будет получать и зарплату, и пенсию. Что сразу же в поселке дало почти две сотни столь нужных свободных рук (включая семью стариков-врачей, которые формально на пенсию еще перед войной выйти успели). А вторым постановлением было разрешено всем желающим работникам госпредприятий и организаций в свободное время подрабатывать в строительных артелях. Вообще-то постановление как бы подразумевало, что люди могут именно на стройках подрабатывать, но Станислав Густавович, плотно по этому поводу пообщавшись с Таней — на предмет утомляемости пролетариата конечно же — составил его в таких выражениях, причем исключительно выверенных с юридической точки зрения, что если на предприятии хотя бы один человек трудился на стройке, то все работники такого предприятия «могли его подменить на рабочем месте». Ага, все сразу…

Правда в Туме особо и госпредприятий не было, если депо не считать — но почти две тысячи человек работали на новостройках часа по четыре в день. Получая за это какую-то зарплату… Три школьных учительницы, «подрабатывая» после уроков в рабочих столовых, свои доходы увеличили почти втрое…

Станислав Густавович, с большим интересом наблюдавший за «Тумским экспериментом», даже поинтересовался у Тани:

— А ты уверена, что эти учительницы вскоре вообще в поварихи не переквалифицируются и детишек там обучать хоть кто-то будет?

— Уверена. Во-первых, все знают, что это временный приработок и праздник скоро закончится. А во-вторых, сами постановления о ненормированном рабочем дне у нас временные. Вы же сами считали, что такой режим нам действительно нужен ну максимум на пару лет, а потом — строго восьмичасовой рабочий день.

— И резкое падение доходов. Лично я, вот, вообще не уверен, что народ сверхурочно работать перестанет.

— Еще как перестанет! Мы перестанем их кормить бодрячком и тормозухой — и все сразу успокоятся…

— Да, пожалуй, ты права…

— Или не перестанем: если человек высыпается за четыре часа, он же сколько времени может посвятить саморазвитию и творчеству! Все бросятся культурно расти над собой, книжки умные читать…

— Издеваешься?

— Нет, просто факт констатирую. Люди, которые уже поняли, что они могут больше сделать и за это больше получить благ для себя и своей семьи, на самом деле захотят, в большинстве своем, такое положение дел сохранить. Ну, хотя бы частично. Так что, Станислав Густавович, вам предстоит очень сильно подумать, как все это объяснить товарищу Сталину таким образом, чтобы он понял, о чем мы с вами тут сейчас говорим. Подумаете?

— Я периодически жалею, что с тобой вообще познакомился, ты действительно какая-то ненормальная и всё вокруг тебя ненормальным становится. И все становятся, я, например, тоже уже иногда на твой манер думать начинаю. Одно успокаивает: с тобой все становится не только ненормальным, но и жутко интересным. А решать интересные задачки мне нравится…