Сердце без любви

= 40 =

Джеймс

Да, Бэмби, ты виновата. Это легко читается в твоем взгляде: ты испугана, бледна и практически на грани обморока. Но в том ли ты виновата, в чем сама себя винишь?

Я взбесился, когда увидел, что на фотографиях, выпавших из конверта. Из того самого, что перекинули через забор. Кажется, на это и был расчет. Моя женщина в объятиях другого мужчины! Голая! В развратных позах! На глаза упала красная пелена. Сейчас я даже не помню толком, что наговорил Алесси. Очнулся, когда понял, что она ушла.

Ушла без единого возражения, не пытаясь оправдаться. Ушла, не забрав подарки и деньги. Просто ушла, оставив после себя такую пустоту, что впору выть волком.

Я люблю эту девушку. Факт неоспоримый, какую бы боль ни причинил ее поступок. И я хочу знать, что толкнуло ее совершить глупость. В конце концов, Алесси нашла в себе силы выслушать мои объяснения, и, как минимум, она заслуживает шанс оправдать себя. Я знаю ее слабости. Знаю, какие у нее проблемы. Верю, что она не способна на предательство. Возможно, в том, что произошло, есть и моя вина? Я что-то упустил, не обратил внимания, проигнорировал? Хорошо бы, это случилось до нашего знакомства. Но нет, фотограф заботливо разместил в кадре газетку с датой, и навряд ли это фотошоп. Да и судя по тому, как ведет себя Алесси, снимки недавние.

Слушаю сбивчивый рассказ, и едва сдерживаюсь, чтобы не перебивать. На языке вертится куча вопросов. Почему глупые девчонки не сообщили в полицию? Да пусть даже не о подпольном казино, а об утере паспорта! Почему решили, что справятся сами? Что за нелепое желание таиться от людей, которые могут помочь хотя бы советом? Но главный вопрос, конечно же, ранит больнее всего. Почему Алесси не обратилась за помощью ко мне?

Я догадываюсь, почему. Дурацкие принципы! Не просить ни о чем, иначе случится беда. Первую просьбу она позволила себе в Нью-Йорке, после того, как я признался ей в любви. Боже, но неужели нельзя было попросить денег в долг? Хотя бы! А чем она думала, соглашаясь на фотосессию? Если бы ее обманули? Изнасиловали? Пустили бы по кругу какие-нибудь извращенцы…

Громкий треск пугает и меня, и Алесси. Я с удивлением обнаруживаю в руках обломки какой-то деревяшки.

— Это… на столе стояло… — поясняет Алесси в ответ на мой немой вопрос. — Что-то декоративное…

А-а-а… Точно, стояло. Хлипкое оказалось, если треснуло в моих руках.

— Это все? — сурово спрашиваю я. — Ты все рассказала?

— Д-да… Джей, я хотела раньше, честное слово! Я… я не знаю, как так получилось…

— Зато я знаю, как.

Черт! Мне так хочется прижать к себе глупую девочку… Но ласка ничему ее не научит! И в похожей ситуации она поступит так же, надеясь, что ее простят.

— Я не хотела… Мне очень стыдно.

— Это радует. Тебе и должно быть стыдно.

Алесси покрывается красными пятнами: алеют уши, щеки, шея.

— Пожалуйста, прости меня… — шепчет она. — Накажи… только прости…

А это стоит обдумать. Кажется, о чем-то таком и говорил Дэвид, когда предлагал мне смоделировать ситуацию, похожую на ту, где Алесси придумала себе вину с аварией. Она попросила — и случилась беда. А теперь она не просила — и наши отношения под угрозой.

Мне не дает покоя и тот факт, что фотографии подбросили. Если бы я узнал об этом случайно или от Алесси, то все равно злился бы, но не так сильно. Я выгнал Алесси из дома! Хорошо, что вовремя опомнился, но все же… Значит, фотосессия подстроена? Или ею воспользовались случайно?

— Кто, ты говоришь, дал тебе телефон фотографа? — интересуюсь я, постукивая обломком деревяшки по подлокотнику дивана.

— Бармен, — всхлипывает Алесси. — Джей, но он же не виноват.

Она все же расплакалась.

— Я сам решу, кто виноват, а кто нет, — резко отвечаю я. — И прекрати реветь. Раньше надо было думать, что творишь.

Наблюдаю, как она неловко сползает с дивана и бочком движется к выходу.

— Куда это ты собралась?

— Я все рассказала. — Она старается не плакать, но голос у нее дрожит, а дыхание перехватывает. — Мне надо идти. Ты же сам сказал…

Ну да, и не простил. Ох, милая моя Бэмби, если бы ты знала, как мне хочется обнять тебя и осушить твои слезы поцелуями. Ты маленькая глупая девочка, на тебя даже злиться толком не получается. Но если сейчас я дам слабину, ты не вынесешь из произошедшего никакого урока. Впрочем, и роль жестокого судьи и палача мне претит.

— Иди наверх, — говорю я. — Прими душ, переоденься и приходи ужинать.

— Джеймс…

Она смотрит на меня растерянно, но уже с надеждой.

— Или уходи, если хочешь, — добавляю я. — Я очень расстроен, но это не повод выгонять тебя из дома. Да, ты виновата. Тебе дороже принципы, ты обидела меня недоверием. Но я не должен был поступать так, как поступил. Прости, пожалуйста. Ты дорога мне, и от этого еще больнее. Я постараюсь понять… и принять. И, если ты хочешь уйти, смирюсь с твоим выбором. Но я хочу, чтобы ты осталась.

Алесси закусывает губу, всхлипывает… и убегает на второй этаж, вихрем проносится по лестнице. Хлопает дверь ее комнаты, и я невольно улыбаюсь. Не злорадно, нет. Скорее грустно и немного облегченно. Она могла и уйти, в очередной раз демонстрируя характер, но предпочла остаться. Если это так, то все правильно.

Я не иду следом. Пусть выплачется, пострадает… и подумает. Сейчас, когда самое страшное уже позади, самое время делать выводы. И мне интересно, с какими мыслями она вернется.

Собирался приготовить легкий ужин, но в итоге жарю оладьи. Я не должен подчеркивать, что разочарован поведением Алесси. Немного успокоившись, понимаю, что мне одинаково хочется и приласкать ее, и выпороть. Мне жаль Бэмби, она запуталась и не смогла поступить правильно, а после раскаялась, но и чувство собственника оскорблено. Мужчина не станет наказывать любимую девушку за глупость. Хозяин должен проучить рабыню. Но мне не нужно делать выбор, все зависит от того, чего хочет Алесси.

Она возвращается: тихая, сдержанная, с припухшими от слез глазами.

— Присаживайся, — приглашаю я.

И ставлю перед ней тарелку с оладьями и чашку с ее любимым капучино. Алесси берет в руки нож и вилку, но тут же откладывает их.

— Джеймс…

— Да?

Я сижу напротив, и она поднимает голову. В ее взгляде сожаление и мольба.

— Джеймс, ты сможешь меня простить? Я понимаю, что не сейчас… но… когда-нибудь?

— Я простил, Алесси. Иначе мы не ужинали бы вместе.

— Простил? — Она не скрывает изумления. — Но… Правда?

— Правда. Я не злюсь, разговариваю с тобой, кормлю ужином. Что заставляет тебя думать, что не простил?

Алесси так растерянна, что замолкает. Мы ужинаем в тишине, я складываю грязные тарелки в посудомоечную машину, вытираю стол… и наконец-то слышу долгожданное:

— Джей… Мне нужна твоя помощь.

Бинго! Или не стоит радоваться раньше времени?

Увожу Алесси в гостиную и там, усадив на колени, предлагаю:

— Расскажи, в чем дело.

— Возможно, это очень эгоистично с моей стороны… — Она кусает губы, умоляюще смотрит, как будто ждет, что я сам догадаюсь. — Я думала о том, что произошло… Не только сейчас, но и раньше. Ведь проблема в том, что я не хочу просить, правда?

— Не только, но и в этом тоже, — соглашаюсь я.

— Я схожу к врачу, обещаю. Мне не стоило делать вид, что проблемы не существует.

— Ты хочешь, чтобы я помог найти врача?

— Это тоже, но… не только. Джей, я не могу себя простить. — Ее глаза опять наполняются слезами. — И никакой врач тут не поможет. Только ты…

Она соскальзывает вниз, на пол, встает на колени, заводит руки за спину и склоняет голову.

— Пожалуйста, простите меня, сэр, — произносит она громко и четко. — Я приму любое наказание.

Глажу Алесси по голове, провожу пальцем по виску, очерчиваю абрис лица и, взяв за подбородок, заставляю поднять голову и посмотреть мне в глаза.

Бэмби, надеюсь, ты видишь, что я не сержусь. Ты взываешь ко мне, как к хозяину, чтобы облегчить совесть, и я готов пойти навстречу, выполнить твою просьбу, хоть это и не доставит мне удовольствия.

— В субботу, — говорю я. — Есть русская традиция, пороть по субботам. Ты получишь свое наказание.

Сегодня воскресенье, и до следующей субботы целая неделя. Нам обоим нужно время, чтобы успокоиться. Возможно, Алесси передумает, я не собираюсь настаивать. И мне предстоит разобраться с фотографиями… и кое с чем еще.