Глава 8

Восход наступил всего несколько часов назад, и воздух был обжигающе-холодным, каким бывает в разгар суровой зимы на высоте более семи тысяч футов над уровнем моря. Ветер пах полынью, приправленной снегом и льдом далеких гор.

Писатели называли эти места лучшими пастбищами на этой части континента: это был край плоских, открытых равнин, богатых резвыми антилопами. Однако эти места находились всего в ста пятидесяти милях от перевала континентального раздела и жестоких гор Юты. Коллинз подозревал, что тяжелые тучи, нависшие над горами, предвещают снегопад, который начнется в ближайшие часы.

Вокруг него облака пара и искр поднимались от огромного деревянного цеха и депо. Рабочие колотили тяжелыми молотами, трудясь над громадными локомотивами и сопровождающими их устройствами, которые предназначались для того, чтобы благополучно доставлять пассажирские поезда из Юты в Небраску и обратно. По одну сторону депо стоял огромный дровяной склад, по другую, тоже огромный, склад угля.

Десятки рабочих, ехавших на рабочем поезде для того, чтобы отгребать снег, набились в здание вокзала, думая лишь о том, чтобы поесть горячей еды, приготовленной по их вкусу, но отнюдь не о бюджете «Юнион Пасифик». Двое из них, представляющих собой полную противоположность друг другу – полукровка, жилистый и обветренный годами, и неотесанный юнец, – вышли из теплушки рабочего поезда последними. Они предпочли проглотить свою скудную трапезу, стоя на солнце у дровяного склада, а не с остальными рабочими и с подветренной стороны от офиса начальника станции.

Коллинз взбежал по ступеням офиса и сердечно пожал руку Левенторпу, помощнику управляющего «Юнион Пасифик» в Ларами.

– Рад видеть вас спустя столько лет, дорогой Александр! – воскликнул он с искренней радостью. – Надеюсь, в этом году ваш отец не слишком сильно страдает от люмбаго.

Щегольски одетый мужчина расплылся в улыбке:

– После горячих ванн, которые вы порекомендовали, у него прекратились боли. Он ездил лечиться на север, к янки.

Коллинз хлопнул его по плечу, и они рассмеялись. Семейство Левенторп из Саванны всегда забавляло то, что одним из самых выгодных деловых партнеров для них стала судоперевозочная компания Коллинза с севера. Коллинз помог их третьему сыну поступить в колледж янки, где тот достаточно хорошо усвоил математику, чтобы получать превосходные должности на железной дороге. Оба семейства продолжали поддерживать дружеские отношения, хотя в последние несколько лет совместных дел у них практически не было из-за разрухи, явившейся следствием Гражданской войны.

Мейтленд медленно подошел и встал рядом с отцом. Его лицо распухло, он почти не мог говорить, а ел только хлеб, размоченный в молоке. Его голова была закутана не столько шарфами, сколько бинтами. Он страдал от мучительной боли, но отказывался принимать опий, утверждая, что он притупляет разум.

– Александр, позвольте представить вам моего сына Мейтленда.

Мейтленд слегка поклонился и что-то пробормотал.

Левенторп ужаснулся, глядя на Мейтленда, но виду не подал.

В сердце Коллинза затеплилась надежда. С Божьей помощью, если он умело сыграет на желании Левенторпа отомстить за Мейтленда, у него появится союзник.

– Рад нашей встрече, Мейтленд, – проговорил Левенторп. – Мой отец будет рад узнать, что я познакомился со следующим поколением Коллинзов.

Мейтленд снова поклонился, на этот раз ниже.

Коллинз сжал губы. Его мальчик при людях всегда вел себя просто безупречно. Будь проклята эта сучка, лишившая его возможности стать популярной фигурой в обществе!

– Чем могу быть вам полезен, Коллинз? Признаться, не ожидал увидеть вас здесь, так далеко от океана.

– Как я сообщил в телеграмме, мы едем в Неваду по делам, – непринужденно начал Коллинз. – Дело срочное, поэтому нам надо остаться с рабочим поездом, и при всем желании мы не сможем здесь задержаться. Прошу вас передать мои искренние сожаления вашей жене.

Левенторп кивнул:

– Ей тоже будет жаль, что она не повидалась с вами.

– Принимая во внимание время года и суровую погоду, я надеялся, что вы покажете нам ваше оборудование и приготовления, которые обеспечили бы нам безопасный проезд через высокие горы.

– С удовольствием. – Левенторп повернулся спиной к зданию вокзала и направился к депо. – Но если вы едете с рабочим поездом, у нас будет всего несколько минут. Что вас интересует больше всего?

Коллинз почти почувствовал, как рукоять кинжала ложится ему в ладонь. Теперь он должен позаботиться, чтобы сучка поплатилась!

– Насколько я понимаю, у вас есть еще один снегоуборщик, который стоит здесь, чтобы обеспечить безопасность пассажирских поездов.

Левенторп чуть нахмурил брови:

– Совершенно верно.

– По сути, это дублирующее устройство, которое может ехать непосредственно с одним из пассажирских составов?

– Да, либо заменить снегоочиститель рабочего поезда, если он получит повреждения.

– Превосходно, превосходно. Счастлив слышать, что в «Юнион Пасифик» все так хорошо организовано.

Он остановился в нескольких шагах от депо, возле дровяного склада. Надвинув шапки на лицо, полукровка и его юный друг дремали на солнышке, привалившись к стене, и на таком расстоянии не могли бы услышать их разговора.

Молодой Левенторп пристально смотрел на Коллинза. Конечно, тот не мог не знать, как часто работу «Юнион Пасифик» сравнивали с «Сентрал Пасифик», и всегда не в пользу первой из них, особенно после прошлой зимы.

– О чем вы думаете?

Коллинз посмотрел ему в глаза, маска добродушия с его лица исчезла.

– Осмотрительный человек позаботился бы, чтобы снегоочиститель постоянно находился в самом лучшем состоянии, это гарантировало бы безопасный проезд пассажирам, не так ли?

Левенторп отрывисто кивнул.

– Любопытное совпадение: личность, ответственная за… гм… проблемы моего сына с речью, едет составом, который следует непосредственно за этим рабочим поездом, – сообщил Коллинз.

Левенторп прищурился:

– Черт подери!

– Дьявол, да, – согласился Мейтленд, которому каким-то образом удалось выговорить это достаточно внятно.

Левенторп сцепил руки за спиной и повернулся, устремив взгляд в сторону востока – и поезда, который интересовал Коллинза. Он пошел вдоль путей, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть в сторону мастерской.

Коллинз сдержал свое нетерпение, наблюдая за прекрасно одетым мужчиной, у которого может получиться сильно задержать эту подлую сучку.

Левенторп снова повернулся к ним. Его лицо с великолепными бакенбардами было совершенно бесстрастным.

– Вы совершенно правы: со снегоочистителем следует обращаться чрезвычайно осторожно. Зима была долгой и суровой, так что снегоочиститель необходимо отремонтировать немедленно, на что уйдет не меньше недели. А во время ремонта он не сможет ехать с пассажирскими поездами.

Коллинз кивнул.

– Отличная работа, сэр, отличная. Ваш дед гордился бы вами: вы демонстрируете заботу о человеческих жизнях, а также об имуществе ваших нанимателей.

Они обменялись улыбками.

Рабочий поезд загудел, сигналя об отправке. Десятки мужчин выбежали с вокзала и бросились к вагону. Полукровка и его юный друг вернулись к рабочему поезду, натягивая шарфы так, чтобы их лица оказались в тепле и стали невидимы.


Рейчел подняла голову и попыталась посмотреть поверх его груди на часы.

– Кажется, мы должны скоро прибыть в Шайенн?

Он даже не пошевелился.

– Минут через пять.

Она изумленно пискнула и попыталась сесть в постели.

– Но мы же сможем увидеть оттуда Скалистые горы!

Лукас зевнул.

– Всего одну гору, даже не гряду.

Рейчел приподнялась на локте и посмотрела ему в лицо.

– Она должна быть покрыта снегом.

– Скорее всего. Но прерии тоже под снегом.

– А леса там есть?

– В Черных горах, расположенных впереди на востоке, есть хвойные леса.

– Мы можем посмотреть на них. А есть там какие-нибудь животные, кроме луговых собачек?

Лукас пожал плечами:

– Антилопы, из которых получаются вкусные отбивные. Но лично я предпочел бы смотреть на мою жену.

Он властно и в то же время игриво погладил ее по ягодицам.

Рейчел изумленно уставилась на него и с трудом удержалась, чтобы не спросить: «Даже после прошлой ночи и нынешнего утра?»

Поговорив с Лукасом, Аурелия Грейнджер закатила истерику, и отец поспешно увел ее из «Императрицы». Лукас схватил Рейчел в объятия и прижал к себе так крепко, что чуть не раздавил, а потом унес к ним в купе.

С тех пор они оттуда не выходили.

Они провели остаток вечера в постели, занимались любовью, дремали, наслаждались чудесными блюдами Лоусона. О встрече с родителями Лукас не обмолвился ни словом.

У Рейчел сердце разрывалось от жалости к нему. Как, должно быть, он страдал, виня себя в гибели сестры, пока не осознал, что не в силах был ее предотвратить. Он вырос, став тем сильным мужчиной, которого она видит, – и все это время его постоянно терзали обвинения матери и требования отца. Рейчел недоумевала, почему они ни единого раза не захотели просто оставить его в покое, предоставив ему самому решать, что делать. Но Рейчел была почти уверена в том, что родители Лукаса никогда его не слушали, только читали ему нотации или отдавали приказы.

У нее не хватило духа задавать ему вопросы: она могла только разрешить ему делать все, что ему захочется, – и давать ему все, о чем он попросит.

Он бросил на неё вопросительный взгляд:

– Тебе действительно хочется одеться, миссис Грейнджер? Натягивать на себя всю эту одежду и выходить на мороз?

Она колебалась.

– А что можешь предложить ты? – осторожно осведомилась Рейчел.

Лукас провел пальцем по ее груди.

– Что ты можешь предложить? – повторила она с дрожью в голосе.

– Чтобы мы сыграли сейчас в одну игру.

– В игру?

– Рейчел, милая, поскольку ты собираешься подробно расспрашивать меня об окружающей нас местности, я хотел бы получить награду за то, что отвечаю на такое количество вопросов.

– И что бы ты хотел получить?

– Я тебя свяжу – очень бережно, чтобы, тебе не было больно. Буду делать с тобой все, что пожелаю, и отвечать на твои вопросы. Не возражаешь?

Подумав, Рейчел энергично покачала головой:

– Не возражаю. Уверена, ты не сделаешь мне ничего плохого.

– Спасибо за доверие.

Она улыбнулась ему и снова задумалась, Имеет ли эта глупая игра в спальне какое-то отношение к приказам и повиновению? Учитывая, что он рос, окруженный недоверием, не хочет ли он получить доказательство того, что она ему доверяет? Рейчел безгранично верила ему и готова была это доказать.

Она улыбнулась ему:

– Я согласна, дорогой.

– Следующая станция после Шайенна будет Хэйзард, потом Отто и Гранит-Кэньон, примерно в двадцати милях, – деловито сообщил Лукас. – Встань, милая.

Рейчел встала.

– Умница, – прошептал он и поцеловал уголок ее губ. – Не забывай задавать вопросы.

Вопросы? О да! Для того чтобы показать Лукасу, как ведут себя цивилизованные люди – например, разговаривают в спальне.

– А как выглядят места у Гранит… э-э… Гранит-Кэньона?

– Мы к этому моменту уже поднимемся на шестьсот футов, причем с большой скоростью. Снегопады там такие сильные, что местные жители складывают снежные ограды из снежных блоков, как из прочных бревен.

Тут явно было что-то тревожное, но у нее не хватило энергии, чтобы выяснить, что именно.

– А теперь ляг на середину кровати, пожалуйста.

Его тихий приказ вызвал в ней шквал желания, Рейчел с готовностью подчинилась ему.

Лукас достал мягкий кашемировый шарф и обмотал им запястья Рейчел. Он привязал ее к центру спинки кровати, закрепив на сильно изогнутой детали резьбы. Рейчел могла бы легко освободиться. Однако ей казалось совершенно нелепым думать о способе освобождения, когда она могла наблюдать за огнем, разгоравшимся в глазах Лукаса.

Рейчел пристально наблюдала за ним. Его мужественная красота воспламеняла ее. Глухой рокот колес разносился по их спальне.

Поезда… путешествия. Она уже какое-то время не задавала никаких вопросов. Делать это станет гораздо труднее после того, как он снова прикоснется к ней, особенно если это сделают его умелые губы.

Рейчел закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями.

Она потерла ногу о ногу, ее бедра начали ерзать по вышитому хлопчатому покрывалу.

– А Гранит-Кэньон – самая высокая точка железной дороги? – спросила она с дрожью в голосе.

– Нет. Через тринадцать миль следует Шерман – самая высокая точка среди всех железных дорог мира.

Он обхватил губами один из ее сосков прямо через рубашку и втянул его в рот.

Рейчел резко дернулась навстречу ему, выкрикнув его имя.

Он бережно покатал ее сосок во рту, потом лизнул.

Рейчел застонала и начала извиваться под ним. Ей было не до вопросов.

Ловкие пальцы Лукаса занялись тем временем другой грудью.

Он ласкал ее языком, зубами и пальцами, заставляя искры желания разбегаться у нее по телу.

Рейчел плохо соображала.

Она не могла бы сказать, зачем дышит: ведь ее легкие существовали только для того, чтобы приподнимать ее груди ближе к его губам для новых прикосновений. Ее кожа пылала, потрескивая от мучительного томления, а внутри собиралось озерцо жидкого огня. Влага выступила у нее на бедрах.

Лукас прошептал ее имя, слегка коснувшись губами ее шеи.

Она приподнялась под ним, умоляя о новых прикосновениях, об утолении невероятно обострившегося желания.

Ее тело напряглось, жарко пульсируя от грудей до низа живота. Соски затвердели.

Рука Лукаса скользнула вверх по ее бедру и приласкала складки.

Блаженство было мучительно близким.

– Лукас, пожалуйста, сейчас, ну пожалуйста…

Он приподнял ее ногу и вошел в нее, ловко повернув бедра. Складки ее тайника, дивно зажатые между его жезлом и ее ногой, доставили ей наслаждение.

– Лукас, да!..

Он повернул ее лицом к себе, хотя она все еще была привязана к кровати, и начал двигаться в ней – медленно и размеренно. Лицо его было напряжено от желания.

Он был такой большой и такой восхитительный! Очередная горячая волна разлилась по ее телу.

Он ее муж, он станет отцом ее детей. Она даст ему все, что он пожелает. Она извивалась под ним, отчаянно стремясь к экстазу, требуя его семени.

Его жезл снова вошел в нее – бархатисто-нежный, обжигающе жаркий, гранитно-твердый. Ее жемчужину атаковало бесчисленное множество ощущений.

– Лукас!

Он двигался медленно, растягивая до невероятности движение внутрь и выходя до конца, чтобы тут же возвратиться обратно.

Ее дыхание совпадало с каждым его движением, сердце билось в такт его сердцу, бедра двигались в одном ритме.

Он вошел в нее еще глубже и дотронулся до жемчужины.

Рейчел сорвалась в вихрь экстаза, закружившись в тонкой паутине ослепительного света. Ее тело сжалось вокруг его плоти, ритмично пульсируя и вбирая его глубже.

Он зарычал и взорвался, излив в ее лоно горячее семя.

Когда все закончилось, он освободил ее руки от шарфа одним ловким движением и прижал к себе.

Рейчел положила голову ему на плечо и с трудом сдержала вздох. Ласки Лукаса – ласки мужчины, решившего никогда не открывать свое сердце. Ах, если бы это было не так!

* * *

Где-то должен был царить свет – яркий и солнечный, каким ему положено быть в полдень. Но не здесь, высоко в Черных горах, где снег шел с тех пор, как они выехали из Шайенна. Рейчел уже не могла видеть открытые равнины, протянувшиеся во всех направлениях, тем более когда поезд двигался среди бесконечных деревянных противоснежных ограждений. Казалось, они едут по крытому мосту, откуда лишь изредка удавалось мельком увидеть внешний мир. Черные сугробы нагромождались внутри и вне оград, пропитанные паровозной сажей. Даже обычные звуки поезда внутри казались приглушенными, так что звонкий стук колес по рельсам превратился в глухой рокот, а гудок напоминал свист ветра, а не громкий и переливистый вой. К тому же поезд трясло гораздо сильнее, чем на плоских прериях.

Даже заключение на Уступе Коллинза давалось ей легче. Там достаточно было посмотреть в окно, чтобы увидеть просторы Атлантического океана. Здесь мир был ограничен несколькими футами за стенами «Императрицы», в какую бы сторону она ни посмотрела, и становился все теснее, по мере того как снег скапливался рядом с путями внутри ограждения.

Шли разговоры о еще более сильных снегопадах в горах Юты, которые ждали их впереди, – достаточно сильных, чтобы замедлить движение составов, шедших накануне.

Лукас перешел в пульмановский вагон «Юнион Пасифик», сказав что-то насчет необходимости проверить все огнестрельное оружие. Хотя Элиас однажды показал Рейчел, как пользоваться его кавалерийским револьвером, у нее не было желания находиться в одной гостиной с мужчинами, решившими поиграть револьверами, кинжалами и винтовками.

Сейчас она уже почти жалела об этом и готова была отправиться к ним, если бы из-за погоды не было так трудно переходить из вагона в вагон.

Рейчел забарабанила пальцами по столу гостиной, глядя, как тусклый свет мелькает сквозь бревна ограды. Она непременно выйдет на улицу на следующей остановке для дозаправки водой, что бы Лукас ни говорил об опасности подхватить легочную лихорадку.

В «Императрице» нашлась небольшая библиотека, книги подбирались по красоте обложек, а не по литературным достоинствам. Возможно, если она займется чтением, ей удастся ускользнуть в объятия Морфея и перестать думать о снежных стенах, смыкавшихся вокруг нее.


Стены погреба оказались холодными как лед, темными и прочными, словно нутро бурана. Даже пол под нею был твердым, а потолок нависал над головой.

Рейчел вытянула перед собой руки, отчаянно пытаясь отыскать выход. Позади нее, слева или справа… Где-нибудь.

Мейтленд перебросил факел из одной руки в другую, и шипящее пламя отразилось в его налившихся кровью глазах.

Ну же, беги! Ты же знаешь, как мне нравится, когда девицы бегут.

Она отшатнулась к стене, не сомневаясь в том, что существует другая возможность. И мгновенно влага проникла сквозь ее платье, коснувшись кожи.

Она вздрогнула.

Мейтленд захохотал и по широкой дуге повел факел к ней.

Рейчел закричала…


– Рейчел, милая! Дорогая, проснись, пожалуйста! Лукас осторожно тряс ее плечо. При свете одной неяркой лампы стало понятно, что они находятся в их купе, на кровати.

Рейчел приникла к нему.

Он удивленно хмыкнул, обнял ее и, укутав покрывалом, похлопал по спине.

Она тихо всхлипнула от облегчения и прижалась к нему теснее, шмыгая носом.

Слава Богу, его первым инстинктивным движением была нежность. Возможно, в качестве компенсации за его мучительное детство.

– Ты плачешь? – с ужасом спросил он.

Рейчел судорожно сглотнула:

– К-конечно, н-нет.

– Вот и хорошо. – Непохоже было, чтобы он ей поверил. Он отклонился от кровати, и она яростно в него вцепилась. – Успокойся, моя хорошая, успокойся. Я здесь, я тебя не оставлю.

Он погладил ее по голове – и она попыталась послушаться. Но холод погреба слишком глубоко проник в ее кости: только тепло его тела могло ее защитить.

Лукас снова устроился на кровати.

– Держи. – Он вложил ей в руку носовой платок.

– Ох…

Она вздохнула – и на сердце у нее стало тепло. Он просто заботился о ней – как обычно. Она радостно шмыгнула носом, высморкалась, а потом снова тесно прижалась к нему.

Ее мужчина.

Лукас посмотрел на жену. Непохоже было, чтобы она собиралась снова заснуть после этого столь неприятного кошмара. И что, черт подери, ему теперь делать?

Он мог бы найти советчика по любым другим вопросам. Но супружеские проблемы? Даже если бы он был склонен обсуждать такие вопросы, единственный человек, примеру которого он мог бы последовать, находился за тысячи миль отсюда.

– Ты не хочешь попытаться еще поспать? – осторожно спросил он.

Она уткнулась ему в грудь, словно ее подбросило пружинами.

– Ух!

– Нет!

Их возгласы прозвучали одновременно.

– Хорошо, дорогая. Не хочешь – не надо.

И что теперь? Вести беседу в спальне? Придется. Не заниматься же с ней любовью, когда она так напугана.

– Хочешь поговорить? Или просто будем обнимать друг друга?

Рейчел тихо ахнула. Лукас нахмурился.

– Может, и то и другое? – робко спросила она. Лукас моргнул, совершенно не понимая, как можно совместить несовместимое.

– Э-э… хорошо. Что бы ты хотела обсудить?

Она чуть передвинулась, положив голову ему на плечо. Ее коса соскользнула с его руки, щекоча ему ребра и бедро.

Он наблюдал за ней завороженно и встревоженно, прекрасно сознавая, что его судят по каким-то совершенно незнакомым ему меркам.

Она приподняла голову, с надеждой глядя ему в глаза:

– Что-нибудь простое. Может, то, как мистер Донован спас тебе жизнь?

У него отвисла челюсть. Она хочет услышать эту историю? Лучше было бы начать с наиболее пристойных вещей.

– Я познакомился с Уильямом Донованом семь лет назад, в Канзасе, в первую зиму после войны. Он владелец фирмы «Донован и сыновья», одной из самых крупных грузоперевозящих компаний Запада.

Почему-то эти простые фразы вызвали у Рейчел широкую улыбку.

– Продолжай! – попросила она, переплетя пальцы с пальцами Лукаса.

– «Донован и сыновья» специализируются на доставке опасных грузов в опасные места, а в те годы трудно было найти место опаснее Канзаса. Часто бывало так, что доставленные его людьми пули и фасоль решали для нас вопрос жизни и смерти.

– Весьма достойно!

Теперь история становилась более сложной. Он замялся.

– И?..

– Мы не раз встречались с ним, проводя время в… э-э… веселых кварталах.

Она наклонила голову.

– Он был женат?

– Нет, в то время не был.

– Тогда почему тебе не хочется рассказывать о том, как вы проводили время. Разве ты не это имел в виду?

Лукас продолжил рассказ, чтобы Рейчел не успела более подробно расспросить его о том, чем они занимались.

– Правильно. Нам обоим приятно было проводить время с ночными бабочками. – Лукас вдруг замолчал. Рейчел коснулась его плеча, побуждая продолжать. Он снова заговорил: – В то время я содержал любовницу.

– Ты был к ней привязан? – тихо спросила Рейчел.

Он ответил без всякого выражения:

– Я думал, что люблю ее.

– Ой! Извини.

Он молча кивнул.

– Мои враги ее убили.

– Мне очень жаль, Лукас.

Лукас сжал ее руку. Всего два человека за все это время выразили ему сочувствие в связи со смертью Эмброуз: Донован, а теперь его жена.

– Я знал, кто ее убил, но не было никаких доказательств; чтобы подать на этих людей в суд. Я мог сам пристрелить их, как псов.

– И самому стать убийцей, – кивнула Рейчел.

Лукас криво улыбнулся. Им двигали отнюдь не такие благородные побуждения, но он не стал в этом признаваться.

– Я решил вызвать их на поединок, зная, что они примут вызов, поскольку получили воспитание в Южной Каролине.

– Для этого тебе нужен был секундант. Донован?

Какая же она умница!

– Совершенно верно. Никто не стал бы мне помогать, учитывая причину дуэли и то, что я собирался драться с негодяями. Во время дуэли мои враги нарушили правила, и Донован спас мне жизнь. Поединок был тяжелый.

– Я перед Донованом в неоплатном долгу, – сказала Рейчел. – Если бы не он, мы не были бы сейчас вместе. Ты сказал, что тогда Донован не был женат. А сейчас?

Лукас тихо рассмеялся ее романтическому интересу.

– Сейчас женат. Тебе наверняка понравится Виола Линдси Донован. Уильям и Виола влюблены друг в друга и никогда не расстаются.

– Они твои близкие друзья?

Лукас кивнул:

– Да. Хотя я их не понимаю.

– Буду рада с ними познакомиться.

Рейчел прижалась к нему, не выказывая желания продолжить этот разговор.

Казалось, Лукасу следовало бы этому радоваться, но он подозревал, что упустил нечто важное для женщины.


Ти-Эл вошел в гостиничный номер супруги и кивнул се горничной. Будучи девицей сообразительной, Мадлен присела в книксене и немедленно удалилась, хотя прошло уже много лет с тех пор, как Ти-Эл заходил в комнаты жены после пяти вечера.

Аурелия быстро повернулась в кресле. На ней было одеяние из шелка и кружев, выгодно подчеркивавшее ее все еще стройную фигуру.

– О чем вы думаете, Ти-Эл? Она расчесывала мне волосы!

Ти-Эл продемонстрировал пару бланков для каблограмм, исписанных женской рукой.

– Узнаете это?

Она секунду с недоумением смотрела на него, а потом на ее лице отразился ужас. Она попыталась прикинуться невинной овечкой, но было уже поздно.

– Я сразу понял, что это дело ваших рук, сударыня.

Она быстро поднялась с кресла.

– Я не писала эти каблограммы!

– Не лгите, Аурелия. Неужели вы думаете, что я могу не узнать ваш почерк?

Она заколебалась. Он едва сдержал смех, видя, что она пытается извлечь из сложившейся ситуации выгоду.

Пора напомнить ей основные правила.

– Вспомните, Аурелия, все семейные разногласия решаются приватно. Вас об этом предупреждали. Если вы вынесете их за стены нашего дома, в газету, что вы попытались сделать в данном случае, остаток вашей жизни пройдет вне круга семьи. В особняке в Уилмингтоне.

– В Уилмингтоне! – Она не могла бы ужаснуться сильнее, если бы он сказал «в Стамбуле».

Он выжидал, не напоминая ей о достоинствах этого города – например, о его близости к Филадельфии и к ее якобы обожаемым внукам.

Она надулась и начала мерить шагами комнату.

Хорошо, что она не попыталась использовать против него свои знаменитые синие глаза. Эта ее уловка не действовала уже несколько десятков лет, с тех пор как он понял, что его роль в ее жизни сводится к его чековой книжке и влиянию в свете, что она никогда не питала к нему никаких чувств.

Но будь он проклят, если допустит, чтобы те, кого он любит, страдали из-за ее упрямства. Пусть он никогда не показывал это Лукасу, но теперь все изменится, если он хочет снова видеть своего второго сына.

Догадайся он о том, что на самом деле случилось перед гибелью Марты, вел бы себя совершенно иначе. Не сосредоточил бы все свои силы на том, чтобы не допустить повторения чего-либо подобного, не пытался бы превратить Лукаса в идеального сына, который всегда жил бы там, где отец может за ним присматривать. Нет, он бы понял, что Лукас – копия дядюшки Барнабсу и что ему судьбой предназначено самому прокладывать себе дорогу в жизни и что он прекрасно с этим справляется.

Да поможет ему Бог, время еще не упущено. Он уже начал свою кампанию завоевания доверия Лукаса, отправив своих лучших адвокатов осаждать этих лицемерных мерзавцев, управляющих Фондом Дэвиса.

Аурелия остановилась и повернулась к нему.

– Хорошо, – проговорила она обиженно, – я не стану больше обсуждать свадьбу, супружескую жизнь или жену моего сына в каких бы то ни было газетах.

– Рад, что вы наконец одумались, – проговорил Ти-Эл.

Она остановила на нем взгляд, полный ненависти.

– Теперь вы уйдете?

– Нет. Вы никогда не станете вмешиваться в жизнь Лукаса. Никогда! И ни при каких обстоятельствах.

Она уставилась на Ти-Эла не веря своим ушам:

– Хотите сказать, что одобряете его женитьбу на этой… этой служанке?

– Жена Лукаса – добропорядочная женщина, вращалась в лучших кругах Бостона. Она принесла гораздо большее приданое, чем давали за девицей Толлмейдж, и, судя по всему, станет прекрасной матерью нашим внукам. Не вижу никаких причин отвергать ее. Больше того, сделаю все, чтобы. Лукас, получил место главного опекуна в. Фонде Дэвйса.

– Вы сошли с ума!

– И что важнее всего, Лукас – взрослый, мужчина, и она его избранница. Я пытался быть ему хорошим отцом, добиваясь, чтобы он пошел по моим стопам. Но он нашел свой собственный путь. И преуспел в жизни. Надо пожелать ему удачи.

– Он убийца и неудачник! – Аурелия перешла на визг.

– Лукас был ребенком, когда ему велели присмотреть за Мартой. Он ни в чем не виноват. Виноват тот, кто дал ему такое поручение.

– Ти-Эл!

Она попыталась броситься на него, но он с яростью ее отшвырнул.

Ти-Элу давно хотелось свернуть ей шею. Но впервые он всерьез задумался о том, куда денет ее труп. Он обуздал свою ярость и уже в который раз пожалел о том, что имел глупость жениться на девушке, совершенно не зная ее, прельстившись ее красотой и высоким происхождением.

– Позвольте мне выразиться предельно ясно, Аурелия. Вы больше не будете делать попыток ввести в наш дом новую дочь, заставив одного из сыновей жениться на девушке по имени Марта. Давайте обсудим вопрос удочерения.

По щекам Аурелии бежали слезы. Она извлекла из рукава носовой платок и высморкалась.

– Нет, это должно быть по крови. Марта была моей любимицей, моей гордостью. Глядя на нее, все считали меня идеальной матерью.

Может, она и правда считала, что важна только кровь, но Лукас заставил его понять: сын сам выбирает себе жену и создает семью. Если Ти-Эл хочет в нее войти, ему придется заслужить это право.

– Тогда этого не произойдет, потому что я не допущу, чтобы жизнь нашего… моего, если вы желаете отказаться от всякого родства с ним… сына была разрушена ради попытки изменить то, чего уже не вернешь.

Ее плечи ссутулились, лицо закрыто огромным куском кружева и шелка, а все тело сотрясали мощные рыдания. Похоже, что ее гнев более неподделен, чем ей хотелось бы признать. Он не видел, чтобы она так сильно плакала с того момента, когда он заставил ее ограничить траты определенной суммой.

– Вы поняли, Аурелия? – повторил он. Молчаливые соглашения с ней не работали.

– Да. – Голос ее прозвучал приглушенно, но достаточно ясно.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Хотелось бы знать, как вы намерены поступить? – спросила она.

Он повернулся, уже взявшись за ручку двери. Неужели ее интересует что-то непосредственно не связанное с ней самой?

– Я не хочу терять сына, а поэтому намерен всячески поддерживать его во всех его начинаниях. Сейчас ему нужен снегоуборщик, но они ценятся на вес золота. Если смогу, отправлю ему это устройство, и если угодно Господу, оно прибудет достаточно быстро.

Загрузка...