Шлюха. Примадонна. Банкирша. Книга 3

Глава первая Грязная работа

Он не зря говорил, что на нем все заживает как на собаке. Костя Олейник за свою бурную жизнь побывал в таких переделках, что другой на его месте давно бы отдал концы. Однако ножевое ранение в грудь оставило только едва заметный шрам. Проломленный когда-то затылок никогда не напоминал о себе. А уж вывихи и ушибы были такими мелочами, о которых и говорить не стоило.

Огнестрельную рану он схлопотал впервые. Пуля прошла насквозь, не задев, к счастью, ничего жизненно важного. Если бы сразу сделать перевязку, то и отлеживаться не пришлось бы. Боль Олейник умел терпеть. Но он уходил от погони, и крови было потеряно много. Так много, что врачи едва вытащили Олейника с того света.

Вот почему, слабый и беспомощный, киллер третью неделю валялся на больничной койке тюремного изолятора номер один, носящего романтическое название «Матросская тишина».

Рана затягивалась быстро, но Олейник нарочно продолжал лежать пластом. Из угла на него был направлен глазок телевизионной камеры слежения, ловившей любой его жест. Он был вынужден делать специальную гимнастику скрытно, под одеялом, напрягая и расслабляя отдельные группы мышц. Время сейчас работало на него. Силы постепенно возвращались, и наступила пора подумать о побеге, хотя «Матросская тишина» славилась своими крепкими стенами.

До сих пор удача только попугивала Олейника, изредка отворачиваясь от него. Он надеялся, что и на этот раз фарт не надолго ему изменил. Ведь удалось же выпутаться из сложнейшей ситуации в Италии, оставив с носом Марио, завербовавшего приезжего киллера для борьбы с русской мафией. И вернувшись на родину, Олейник избежал верной смерти, на которую был обречен после устранения Сильвера.

Только гибель Миледи заставила киллера на время утратить бдительность. Миледи оказалась первой женщиной, способной растопить его ледяное сердце. Не случись этого, никогда бы он не пошел, забыв осторожность, в институт Склифосовского. Олейнику тогда было наплевать на то, что бывшие товарищи из секретного спецназа вынесли ему смертный приговор.

Теперь суперкиллер оказался в их руках. Разумеется, «Матросская тишина» была государственной тюрьмой. Но судьба Олейника зависела не от прокуратуры и суда, а от некоей могущественной структуры, существовавшей параллельно с государственными органами.

Его могли в любой момент прикончить тут же, на больничной койке, и никто бы не стал докапываться, как это произошло. Впрочем, то, что будет после его смерти, Олейника не интересовало.

Первую неделю раненого навещали только врачи. Однако он знал, что очень скоро им займутся другие люди. И не ошибся.

Человек, пришедший в его отдельную палату, к медицинскому персоналу не принадлежал. Он сразу сбросил белый халат, небрежно накинутый на плечи, ногой придвинул стул и уселся на него, посверкивая совершенно голым черепом. Именно по этому сверкающему черепу Олейник определил, что к нему пожаловал в гости генерал ФСБ Панов, хотя никогда раньше они не встречались.

— Как самочувствие? — спросил Панов. — Жалобы есть? Просьбы?

Олейник прикрыл глаза. Вопросы генерала не требовали ответа.

— Мне врачи рассказали, что вы пошли на поправку, — как ни в чем не бывало продолжил Панов. — Скоро поставят вас на ноги. Так что не надо прикидываться умирающим, Константин.

— Меня Андреем зовут, — сказал Олейник, открывая глаза.

— Ну да, ну да, — кивнул генерал. — Андрей Котов. Я видел паспорт. Пусть будет Андрей. Константин Олейник убит и похоронен за границей. И слава богу. А то ведь за ним такой шлейф тянулся, что к стенке его поставить и то мало. Одно убийство журналиста Юсупова чего стоит. Верно?

— Не слышал, — равнодушно ответил Олейник.

— Неужели? — фальшиво изумился Панов. — А ведь такое громкое дело. Пресса целый месяц бушевала.

— Я криминалом не интересуюсь, — сказал Олейник. — В газетах только про спорт читаю. И по телевизору один футбол смотрю.

— Вот это правильно! — одобрил Панов. — И я бы так мечтал. Но, к сожалению, по долгу службы приходится во всей этой кровавой грязи копаться. Поэтому и знаю, что этого Олейника кто-то в Италии ухлопал. Вместе с любовницей. И трупы их сожгли. А дальше — просто фантастика какая-то. Оба они живехонькие вдруг в Москве объявились. Правда, узнать их было нельзя.

Генерал сделал паузу, сверля раненого взглядом.

— Так, может, не они? — спросил Олейник.

Он не хотел ввязываться в опасный разговор, но в то же время ему важно было узнать, насколько осведомлен генерал. Оказалось, что осведомлен тот отлично.

— Они! — сказал Панов. — Правда, после пластической операции. Но мы тут тоже не пальцем деланы. К тому же баба этого Олейника в конспирации сущее дитя. Он-то тертый калач. А она в первую же ловушку попалась. Ну поработали с ней наши профессионалы немного. Она и раскололась. Сдала нам своего любовничка.

Вот этого Панову не стоило говорить. Возможно, этим сукам действительно удалось сломать Миледи.

Но она при всем желании не могла рассказать им ничего существенного. Разве что про пластическую операцию и новое имя киллера. Но этого ничтожно мало. Он предвидел такой вариант и поэтому не посвящал Миледи в свои планы.

— Интересная история? — спросил Панов.

— Как в кино, — ответил Олейник сквозь зубы.

— И не говори! — воскликнул генерал, переходя на «ты». — Главное дело, он фамилию-то себе какую выбрал! Котов!

— Мало ли Котовых на свете.

— Верно. Тут ты на сто процентов прав. Фамилия еще ничего не доказывает.

— Вот именно.

— Он — Котов, ты — Котов. Совпадение. Но как объяснить, что ты в Склиф пришел бабу этого Олейника навестить?

— А кто сказал, что я к ней приходил?

— Что же тебя тогда туда привело? Зубы заболели? — насмешливо спросил Панов.

Олейник с самого начала ждал, когда разговор зайдет о Склифе. Ждал, но все равно правдивого объяснения в запасе не имел. Это было его слабым местом. Впрочем, и других хватало. Но вряд ли они имели решающее значение. Беседа генерала с киллером представляла собой игру. Игру, в общем-то, совершенно лишнюю, поскольку обоим собеседникам было все ясно. Они и воспринимали ее как разминку перед настоящей схваткой.

— Ладно, ваша взяла, — устало сказал Олейник, прекращая бесполезное сопротивление. — Чего вы от меня хотите?

— Кассету, Константин. Видеокассету.

Олейник так и думал, но сделал вид, что не понимает.

— Какую кассету?

— Не надо! — поморщился генерал. — Давай по-хорошему. Я знаю, что ты умеешь терпеть боль. Но ведь есть и такая, которую никому не выдержать. Умереть легче. Ну?…

И киллеру впервые стало не по себе под чужим взглядом.

Семен чуть не двинулся умом от страшных мыслей, роившихся в его голове. А может, и двинулся. Пытаясь оттянуть роковую развязку, он бессвязно наболтал супруге, что ее переезд с дочкой придется перенести на будущую неделю, поскольку в квартире надо сначала сделать полный ремонт.

— Зачем? — удивилась Серафима. — Я же хорошо прибралась. Вполне жить можно.

— Нет, я евроремонт хочу. Чтобы как у людей. Понимаешь?

Но этот сомнительный аргумент на жену не подействовал.

— Не чуди! — отмахнулась Серафима. — Мы с дочерью завтра же приедем. А вещи потом перевезем. Постепенно, чтобы на машину не тратиться. Или ты передумал? Тогда я дочке так и скажу.

Не хочет, мол, папка тебя видеть.

Эти слова, больно резанули Семена. Он обессилено махнул рукой и сказал:

— Ладно. Завтра так завтра.

Как только Серафима покинула квартиру, Семен бросился по соседям, чтобы попросить денег взаймы. Ему необходимо было выпить. Соседи сжалились, и уже через полчаса перед Семеном стояли две бутылки «Пшеничной».

Первый стакан он выпил одним глотком и даже вкуса водки не почувствовал. Зато после второго его мгновенно развезло. Но облегчения это не принесло. Наоборот, мысли стали еще мрачнее.

Телефон звонил беспрестанно, однако Семен и ухом не повел. Потом решил выдернуть из розетки осточертевший аппарат, но по дороге к нему забыл об этом и снял трубку.

— Семен? — спросил хрипловатый женский голос.

— Ну Семен. А дальше что? — спросил он агрессивно.

— Гроб заказывал?

— Какой гроб? — Он спросил это без удивления, поскольку был уже отчаянно пьян.

— Обычный. Деревянный, — сказала женщина.

— Для Буряка, что ли?

— Нет, не для Буряка.

— Это откуда звонят? Из больницы? — спросил Семен заплетающимся языком. — Загнулся этот засранец?

Повисла пауза.

— Нет, я не из больницы, — наконец сказала женщина.

— А при чем тогда гроб?

— Это не для Буряка. Для тебя.

— Я живой пока что, — ответил Семен и тут же, несмотря на опьянение, почувствовал, как пугающий холодок пробежал по спине.

— Вот это правильно. Пока что, — женщина негромко хмыкнула. — Но уже недолго осталось.

— Кто говорит? — просипел Семен.

— А ты догадайся. Кто твоей смерти может хотеть? Или таких не припомнишь? Тогда у Буряка спроси. Он подскажет.

Теперь Семену стало окончательно ясно, что бывший подельник не зря предупреждал об опасности. С Олексой расправились, теперь пришел и его черед. Поздно прятаться.

— Не надо!.. — простонал Семен.

— Чего не надо? Раньше надо было думать. Теперь все.

— Может, как-нибудь договоримся, а? Я компенсирую… — Семен с невероятным трудом выговорил последнее слово.

— Что ты компансируешь, гадина? — холодно спросила женщина. — Что? Ты хоть одну девчонку пожалел? Почему же тебя жалеть должны?

— Да я завязал с этим! — истошно завопил Семен, сообразив, о чем идет речь. — Все понял и завязал! Сам! Век свои грехи отмаливать буду, дочкой клянусь!..

— Ах, так у тебя дочка есть? Вот ей про папашу узнать будет интересно!

— Не надо!.. — опять попросил Семен.

— Нет, ты за все мне заплатишь! Так и знай!.. На этом разговор оборвался. Семен, пошатываясь, вернулся к столу и допил первую бутылку прямо из горлышка. Потом торопливо распечатал вторую. Но и она не помогла. Семен с беспощадной ясностью понял, что жизни его наступает конец. Бежать было бессмысленно. Во-первых, некуда, а во-вторых, позвонившая неизвестная баба дала понять, что скрыться ему не позволят. И про гроб было сказано не просто так. Вон Буряка чудом не добили. Так еще, может быть, добьют. Навестят в палате и подушкой придушат. А если и нет, то лежать до конца жизни недвижимой мумией едва ли не хуже.

Самое скверное, что дочке обязательно откроют глаза на папку. Зря он дочку упомянул. Может, не догадались бы. Но теперь уж ничего изменить нельзя.

И вдруг Семену пришло в голову, где он может скрыться. Да так, что его никто не достанет.

Он плавающим взглядом окинул комнату. Увидел крюк, на котором висела люстра. Нет, жидковат, пожалуй, семьдесят восемь килограммов не выдержит. А что, если газ включить? Слишком долгая история. Пока будешь дожидаться, когда его вдоволь наберется, дрогнуть можно, передумать. Вены резать больно. Отравы в доме никакой нет, кроме водки, но к ней организм давно привык. Может, на улицу выйти — и там под машину? И водителю ничего не будет, поскольку пешеход пьяный.

Семен вышел в прихожую, натянул на себя пальто, меховую шапку и даже перчатки, словно собирался весь вечер гулять по морозцу.

Лифт был занят, и Семен решил спуститься с четырнадцатого этажа пешком. Но сначала зачем-то заглянул в бездонный колодец между лестничными пролетами. Неловко надетая ондатровая шапка свалилась у него с головы и полетела вниз.

Семен автоматически попытался ее поймать, и тут словно что-то толкнуло его в спину. Он перевалился через перила и рухнул в бездну.

Его отчаянный вопль оборвался со смертельным ударом.

Интервью с молодой певицей Дианой занимало целую газетную полосу.

Здесь была и ее фотография, которую Жанна изучила прежде всего. Даже отдаленного сходства с собой она в Диане не нашла и подивилась тому, что на это не обратили внимания ярославцы.

Жанна пропустила коротенькое вступление о грядущем концерте начинающей артистки и впилась взглядом в следующие строчки.

«КОРРЕСПОНДЕНТ. Диана, сейчас вам двадцать лет. Когда вы начали петь?

ДИАНА. Со дня рождения. Я сразу начала так орать, что все в роддоме дружно решили — эта будет певицей. Как видите, они не ошиблись.

КОРР. Голос вам достался в наследство?

ДИАНА. Да. От матери.

КОРР. Она у вас профессиональная певица?

ДИАНА. И очень известная. Журналисты давно зовут ее Неподражаемой.

КОРР. Как?! Ваша мама — Жанна Арбатова?

ДИАНА. А вы знаете другую Неподражаемую?

КОРР. Невероятно! Но почему же она никогда не упоминала, что у нее есть дочь?

ДИАНА. Это факт ее биографии, а не моей.

КОРР. Вы хотите сказать, что она не считает вас своей дочерью?

ДИАНА. Спросите у нее.

КОРР. Вы с ней никогда не жили вместе?

ДИАНА. Нет.

КОРР. Почему?

ДИАНА. Так получилось.

КОРР. Кто же вас воспитывал?

ДИАНА. Я детдомовка.

КОРР.???

ДИАНА. У меня нет комплексов по этому поводу. И я сразу вам скажу, что не знаю, кто мой отец. Не будем больше касаться этой темы. Я не из тех, кто устраивает сенсации из своей личной жизни.

КОРР. Это ваше право. Расскажите тогда о своем первом публичном выступлении.

ДИАНА. Я была солисткой в детдомовском хоре. Но профессиональную карьеру начала в ресторане. Пела там с ансамблем.

КОРР. Петь перед подвыпившей аудиторией — не самое веселое занятие, правда?

ДИАНА. Зато хорошая школа. В этом нет ничего страшного или стыдного. Моя мама тоже с этого начинала. И даже пела в подземном переходе, чтобы заработать на кусок хлеба. А потом к ней пришло признание на международном конкурсе в Варне, и она стала Неподражаемой.

КОРР. Вы надеетесь повторить ее путь?

ДИАНА. А почему бы нет?

КОРР. Но существует мнение, что природа отдыхает на детях гениев.

ДИАНА. Я так не считаю.

КОРР. Несмотря на то, что у вас нет специального образования?

ДИАНА. Неподражаемая, насколько мне известно, тоже нигде не училась петь. И тем не менее у нее миллионы фанатов.

КОРР. Неужели вам никогда не хотелось обратиться за помощью к родной матери?

ДИАНА. Нет. Я сразу решила добиться всего самостоятельно.

КОРР. Чтобы когда-нибудь встретиться с Неподражаемой на равных?

ДИАНА. Возможно.

КОРР. А не боитесь, что вас начнут сравнивать и сравнение окажется не в вашу пользу?

ДИАНА. Если бы боялась, я бы с вами не откровенничала. Приходите на концерт. Надеюсь, вы увидите не жалкую копию звезды, а певицу со своим «я».

КОРР. И последний вопрос. Вы не хотели бы, чтобы Жанна Арбатова побывала на вашем концерте?

ДИАНА. Я возражать не буду, если она захочет.

КОРР. Может быть, тогда она признает в вас свою дочь?

ДИАНА. Не через суд же мне этого добиваться.

КОРР. Ну что же, такая жизненная позиция вызывает уважение. Успеха вам!

ДИАНА. Спасибо. И вашим читателям тоже!..»

Жанна аккуратно сложила газету и спрятала ее в сумочку.

— Вещественное доказательство для суда, — сказала она.

— Ты с ней хочешь судиться? — спросил Адский.

— Может быть. Еще не решила. Но сначала я хочу с ней встретиться глаза в глаза. Пробивная девица, ничего не скажешь. Я в ее возрасте такой не была. Главное дело, как подготовилась! И про ресторан знает, и про подземный переход, и про Варну.

— Ну, об этом сто раз писали, — пожал плечами Адский.

— Самой ей вряд ли бы пришло такое в голову. Кто же это все организовал? Кто ее продвигает?

— Мало ли прохвостов, Жанночка!

— Но ведь они должны понимать, что вся эта туфта рано или поздно выплывет наружу.

— Должны, — согласился директор. — Но пока выплывет, они такие бабки на этой афере срубят!

— Они еще не знают, на кого хвост подняли! зло усмехнулась Жанна. — Ох, я им крови попорчу! А эту Диану нужно срочно остановить.

До этого — никаких гастролей! Я второго Ярославля не выдержу!..

Адский хотел что-то возразить, но взглянул на Неподражаемую и прикусил язык.

Джафар появился в Москве недавно. После неудачи с похищением сына Неподражаемой он счел за лучшее на некоторое время исчезнуть из столицы, чтобы не нарваться на крупные неприятности.

Но вернуться сюда было необходимо. Он горел желанием разобраться с предателем. А в том, что Петя Тарханов его предал, Джафар не сомневался. Бандит не мог себе простить, что его обвел вокруг пальца парень, которого он, казалось, полностью подчинил себе и заставил дрожать от страха.

Миллион долларов, составлявших выкуп за пацана, был уже почти в руках у Джафара. Неподражаемая в панике совершенно потеряла голову и даже не думала сопротивляться. Но Джафар напрасно прождал ее в условленном месте. Потеряв терпение, он позвонил артистке домой, но ее телефон не ответил. Предчувствие провала заставило Джафара сломя голову броситься к Пете, сторожившему похищенного пацана в своей квартире на Борисовских прудах.

На звонок в дверь никто не отозвался. Джафару пришлось открыть замок отмычкой, но квартира оказалась пустой: ни ребенка, ни Пети.

Разбросанные вещи свидетельствовали о поспешном бегстве. Джафар рухнул на пол и завыл в голос от ярости. У него из-под носа только что увели целую кучу баксов, и где искать обманщика, Джафар не имел ни малейшего понятия. Как мог случиться такой прокол? Неужели у этого парня проснулась совесть и он решил вернуть мальчика матери? Или совесть тут ни при чем, и он просто испугался, что загремит на нары?

Нет, скорее всего, подельник, прикидывавшийся таким валенком, догадался, что никакие деньги за участие в похищении ему не светят. Что его просто замочат и сбросят в канализационный люк. Вот он и решил сам сорвать банк. А для этого всего-то и нужно было позвонить артистке и изменить место встречи.

Джафар совершенно искренне считал, что деньги украдены лично у него, и за это одураченный рецидивист поклялся рассчитаться сполна. Возвратившись в Москву, он осторожно навел справки и выяснил, что похищенный пацан благополучно вернулся в семью и сейчас живет под усиленной охраной. Это еще больше укрепило уверенность Джафара в предательстве Тарханова.

Конечно, предполагать, что Петя возвратился к себе, было нелепо. И только ярость, ослеплявшая Джафара, заставила его заглянуть в квартиру Тарханова. Вдруг подфартит отыскать какую-то зацепку, какой-нибудь случайный след, который сможет привести к предателю.

Джафар перерыл всю квартиру, но ничего полезного для себя не обнаружил. Он уже собирался уходить, когда в дверь позвонили.

Сначала бандит хотел затаиться, но потом ему пришло в голову, что вряд ли Петю решил навестить незнакомый человек. А раз так, у нежданного гостя можно хоть что-то узнать о хозяине квартиры. На всякий случай приготовившись к атаке, Джафар открыл дверь. И сразу успокоился. Перед ним в расстегнутой дубленке стояла красивая статная женщина. На таких Джафар всегда делал стойку. Но сейчас ему было не до женских прелестей.

— Я к Пете, — сказала женщина низким грудным голосом. — Он дома?

— Заходи, — кивнул Джафар. Ему важно было не дать женщине уйти.

Зоя с первого же взгляда поняла, что Пети в квартире нет.

— А Петя где? — спросила она.

— Сам его жду, — ответил Джафар, скроив самую приветливую улыбку, на какую был способен.

— Он что, должен скоро прийти?

— А ты кто ему будешь? — вопросом на вопрос ответил Джафар.

Но Зоя уже начала догадываться, что тут что-то не так.

— А вы? — спросила она. — Вы кто?

— Друг, — сказал Джафар. — Близкий друг.

— Понятно… Ну раз его нет, я завтра зайду.

— А он и завтра, может, не появится.

— Как не появится? Разве он не знает, что вы его ждете?

— Нет, — оскалился Джафар. — Сюрприз.

— Интересно, как же вы тогда в квартиру попали? Он вам ключи дал?

— Дал, конечно. Почему другу ключи не дать?

Зоя ни на секунду не поверила словам Джафара. Но лезть на рожон она не собиралась. Надо было поскорее отсюда уходить.

— Ну а у меня нет времени его ждать, — сказала Зоя. — Передайте ему привет, когда увидите.

— От кого?

— От Ларисы, — без запинки выпалила Зоя и сделала шаг к двери.

Но Джафар с неожиданным проворством преградил ей дорогу.

— Не знал, что у него такие красивые знакомые, — сказал он. — Ох, Тарханов, Тарханов! Такой бриллиант от друга скрывал! Боялся, что украду, а?…

Услышав фамилию Пети, Зоя окончательно убедилась, что это ее бывший любовник, но ничем не выдала секундного смятения.

— Это вы у него спросите, — сказала она.

— Обязательно спрошу, — кивнул Джафар, не сходя с места. — У меня к нему много вопросов. Только бы его найти.

— А разве он не здесь живет?

— Похоже, что нет. Вот ты мне и подскажи, красивая, где его можно найти.

— Я-то откуда знаю?

— А ты подумай, подумай. Посиди со мной немножко — может, что вспомнишь.

Зоя прикинула, не врезать ли этому верзиле между ног, но поняла, что с таким амбалом ей, пожалуй, не сладить.

Надо было действовать похитрее.

— Он вам что, — наугад спросила она, — деньги должен?

— Угадала.

— И много?

— Порядочно. Только это не долг, красивая. Твой Петя меня обокрал.

— Обокрал?…

— Вот именно. За такое кожу с живого снимают.

Зоя не знала, верить или нет. Одно только не вызывало сомнений: этот звероподобный амбал был настроен очень серьезно, и Петина жизнь определенно висит на волоске. Но при чем тут она, Зоя? Ей совершенно не хотелось влезать в чужие разборки.

— Я бы тоже хотела ему в глаза посмотреть, — сказала Зоя. — У меня к нему тоже серьезный разговор есть.

— Тебе-то он что сделал?

— Вот что! — сказала Зоя и демонстративно выпятила живот.

Джафар понимающе зацокал языком, и Зоя мысленно поблагодарила соседа-недомерка, невольно подсказавшего ей эту идею.

— Жениться обещал? — спросил Джафар.

Зоя молча кивнула.

— А сам ноги сделал, собака? — продолжил Джафар. — Проститутка и есть проститутка!

Зоя удивленно вскинула глаза.

— Я не про тебя, красивая, — объяснил Джафар. — Про него.

— А почему проститутка?

— Ты что, не знаешь, чем он деньги зарабатывал?

— Нет.

— Стыдно было признаться! Он, красивая, баб за деньги трахал. Всех без разбору. Лишь бы платили. Мужчина по вызову называется. Такое агентство есть. Не знала?

Джафар был уверен, что этой женщине ничего не известно. Он нарочно открыл ей глаза на Петю, чтобы сделать ее своей союзницей.

— Вот подонок! — искренне возмутилась Зоя.

— Такую проститутку жалеть нечего! — заключил Джафар.

Теперь ему не составило труда договориться с женщиной, чтобы та позвонила ему на мобильный, если что-нибудь узнает про Петю. Зоя горячо пообещала, что обязательно это сделает.

Они вышли из квартиры вместе. Из осторожности Зоя решила не садиться в свою машину, но, проходя мимо нее, машинально сжала в кармане брелок с ключами. Пискнула сигнализация, открывая двери. Джафар остановился как вкопанный.

— Твоя, что ли? — спросил он, бросив взгляд на машину.

— Моя, — вынуждена была признаться Зоя.

Джафар перевел взгляд на номер машины, и Зоя поняла, что он его запоминает. Это ей совсем не понравилось, но делать было нечего.

— Ты мне тоже свой телефончик оставь, Лариса, — сказал Джафар. — Вдруг я эту проститутку раньше найду.

Зоя продиктовала первый попавшийся номер. Записывать его Джафар не стал.

— Я любые номера с одного раза запоминаю, — ухмыльнулся он. — Так что теперь не потеряемся.

Сев в машину, Зоя положила руки на руль и заметила, что пальцы у нее слегка подрагивают.

Кассета! Конечно же, кассета интересовала генерала Панова, а вовсе не сам Олейник. Киллера в любую секунду можно было отправить на тот свет, но только после того, как он отдаст кассету.

Олейник еще раз мысленно похвалил себя за то, что не ударился в бега сразу после ликвидации Сильвера. Двум напарникам было приказано уничтожить киллера на месте. Однако он успел одного застрелить. Другого только ранил в колено, чтобы лишить возможности двигаться. И под дулом пистолета заставил рассказать раненого о полученном задании.

Напарникам было приказано после расправы с Олейником забрать все видеокассеты в доме Сильвера. Олейник сделал это за них. Только все кассеты брать не стал, а сумел найти единственную нужную, хотя едва при этом не погиб от руки сумасшедшей немой девчонки с черными глазами.

С первых кадров киллер понял, что это убийственный компромат на генерала Панова. Теперь эта кассета стала единственной гарантией жизни Олейника, и за нее надо было держаться до последнего.

— Не знаю, о какой кассете речь, — сказал Олейник упрямо.

— Будто бы! — усмехнулся Панов. — Тот парень, которого ты по глупости не добил, все тебе рассказал, спасая свою шкуру.

— Ну и как? Спас?

— Нет, не получилось. Ты сам знаешь, что бывает с теми, кто слабину дал.

— Знаю.

— То-то и оно. Я тебе честный обмен предлагаю.

— Кассету на жизнь?

— Вот-вот.

— Заманчиво. Если бы эта кассета у меня была.

— Она у тебя. Ты это знаешь, и я тоже. К чему зря время терять на лишние разговоры?

— Пожить подольше хочется.

— Так я тебе это и предлагаю. Отдай кассету — и уйдешь отсюда без наручников.

— Далеко ли?

— Как захочешь.

— А гарантии?

— Слово офицера.

Олейник знал настоящую цену этому обещанию. Стоило выпустить кассету из рук — и пиши пропало.

— Тебе все равно деваться некуда, — напомнил генерал. — На Котове крови не меньше, чем на Олейнике. Например, ликвидация Сильвера на Каширском шоссе.

— Надо еще доказать, что это Котов сделал.

— Докажем. Без проблем. Как и убийство журналистки Евгении Альшиц.

— Ну уж тут-то хрен вам, — сказал Олейник. — Котов эту бабу не трогал.

— А чьи пальчики по всей квартире оставлены?

— Только не Котова.

Киллер прекрасно помнил, что перед визитом к журналистке обработал ладони специальным составом, чтобы не оставлять следов. Он действительно шел убивать, но отказался от своего намерения.

— Ну, все это несущественные детали, — сказал Панов, начиная раздражаться. — Не сомневайся, навесим на тебя столько, что не разогнешься. И прессе соответствующие материалы дадим. А ей только суперкиллера и надо. Такое чудовище из тебя слепят, что никто ни одному твоему слову не поверит. Это я тебе на тот случай говорю, если у тебя какой-то запасной вариант подготовлен. Допустим, кассета находится у какого-то надежного человека, который без тебя ей может ход дать.

Олейник промолчал, хотя тут с логикой у генерала оказалось не все в порядке. Если бы кассета с компроматом стала достоянием общественности, никого бы не заинтересовала личность Олейника, будь он хоть сто раз чудовищем. Ведь нелепо предполагать, что оргия с голыми девками, в которой активно участвовал генерал, могла быть сфабрикована киллером-одиночкой. Значит, съемка действительно документальная.

Однако говорить об этом Панову не следовало, чтобы не испортить игру.

— Я бы мог эту кассету для вас поискать, — осторожно сказал Олейник. — Но для этого мне свобода нужна.

— Ты порядок перепутал. Сначала кассета, потом свобода. Правильно себя поведешь, так можно будет рассмотреть вопрос о дальнейшем сотрудничестве. Сейчас у нас на базе другой командир. Но, честно говоря, после тебя он не тянет. Не тот класс.

Желая слегка польстить Олейнику, генерал неосмотрительно приоткрылся. Стало быть, мини-спецназ на подмосковной базе был его детищем. И, конечно же, неофициальным, не входившим в систему Службы безопасности.

— Как же вы собираетесь со мной сотрудничать? — спросил Олейник. — Я ведь для вас теперь вроде как изменник. Товарища по оружию замочил. Приказа насчет Альшиц не выполнил. И ноги из отряда сделал.

— Да, некрасиво получилось, — согласился Панов. — Но свою вину можно искупить. Верной службой. Мы же не звери, Константин.

— Андрей, — поправил Олейник.

— Согласен. Андрей. Так даже проще. Не нужно будет тебе новые документы делать. Хотя у тебя наверняка разных паспортов навалом. И наших, и заграничных. Кстати, тогда на Каширке твои напарники неправильно приказ поняли.

— Так они не должны были меня убивать?

— Я же сказал: неправильно поняли приказ.

Олейник подождал продолжения фразы, но его не последовало. И он понял, что генерал темнит.

Панов тоже молчал, выжидательно глядя на киллера. Пауза затягивалась.

— Ну, так каков же будет ответ? — спросил генерал.

— Подумать надо. Я пока еще плохо соображаю, — сказал Олейник и снова закрыл глаза.

В тишине он услышал, как Панов скрипнул зубами. Генерал, в общем-то, выложил все козыри.

— Что ж, подумай, — сказал он с угрожающей интонацией. — Время еще есть. Но немного. У меня, Котов, терпение не беспредельное. Я ведь ждать не буду, пока у тебя рана заживет. Нам с раненым легче работать.

— Ясное дело, — отозвался Олейник. — Только предупреждаю: я насилия над собой не потерплю.

— Ну это не тебе решать.

— Ошибаетесь. Я в любой момент могу уйти. Не уследите.

— Да ну?

— Ручаюсь. Сердце остановлю — и привет. У вас там в моем досье помечено, что я йогой занимался?

— А йога тут при чем?

— А вы поинтересуйтесь у специалистов. Они вам подтвердят, что йоги могут себе сердце остановить. Навсегда. И никакая шоковая бригада не откачает. Так что не надо крайних мер.

Панов молчал, лихорадочно соображая, правду ли сказал киллер или берет его на пушку.

Так ничего и не решив, генерал тяжело поднялся со стула.

— Ладно, еще поговорим, — сказал он и вышел.

Олейник выждал несколько секунд, потом осторожно приоткрыл глаза. Первый раунд он, похоже, выиграл. Но сколько их еще впереди?

Угроза остановить сердце, видимо, подействовала на Панова. Возможно, ему подтвердили, что это вполне вероятно. Или генерала отвлекли более важные дела. Во всяком случае, он надолго оставил Олейника в покое.

Вскоре киллера перевели из лазарета в обычную одиночку. Там он, уже не таясь, начал приводить в порядок свою физическую форму. Мысль о побеге ни на минуту не покидала его. Конечно, кассета с компроматом до поры до времени гарантировала Олейнику жизнь, но генерал Панов собаку съел на всяких хитростях. Он мог придумать какой-нибудь совершенно неожиданный ход, а потому сидеть сложа руки было нельзя.

Ни на какую помощь за стенами тюрьмы Олейник рассчитывать не мог. Она пришла неожиданно в лице молодого охранника, первый год служившего в «Матросской тишине».

Этот выходной день обещал быть весьма приятным. Во-первых, Гурнов получил наконец долгожданный отгул. Последнее время то и дело приходилось торчать в каком-нибудь оцеплении. Во-вторых, у жены, работавшей начальником смены на хлебозаводе, приключилась авария и ей пришлось вкалывать лишние сутки.

В-третьих, Гурнов позволил своему сыну-лоботрясу поехать с друзьями на дачу отмечать Рождество. Вообще-то дисциплина в семье была военная, но тут Гурнов слегка отпустил вожжи, чтобы остаться дома одному.

Он заранее запасся пивком и предполагал целый день проваляться на диване перед телевизором. Единственной его заботой было выгулять болонку. Но это заняло считанные минуты. Нежный песик на снегу то и дело поджимал лапы, и на обратном пути Гурнову пришлось взять болонку на руки. В подъезде он привычно прихватил из почтового ящика газеты, чтобы пошуршать ими на диване, пока не сморит сон.

Первой Гурнов, как всегда, развернул газету своей префектуры, выходившую только по субботам. В ней частенько встречались фамилии знакомых, а про них старшему лейтенанту читать было куда интереснее, чем про Билла Клинтона или Арафата.

Заголовок «Оборотень», набранный жирным шрифтом, сразу бросился ему в глаза. Гурнов отхлебнул пивка и расположился на диване поудобнее. Статейка, судя по названию, сулила интересное чтение. Гурнов пробежал глазами первые строчки — и его словно обдало ледяной водой. Речь шла о нем. Он и был, по мнению автора статьи, оборотнем.

Правда, фамилия Гурнова не называлась. Героем публикации был старший лейтенант Г. - но факты, факты!.. В статье со знанием дела описываясь регулярные забавы ментов с уличными проститутками.

Автор перечислил все: и «черные субботы», и ежедневные поборы с несчастных девчонок, и бессердечные измывательства над ними, и ментовские «крыши», защищавшие сутенеров.

Похожие материалы время от времени появлялись в прессе, но эта убийственная статейка, в отличие от прочих, прямо указывала на конкретного человека — на старлея Г., то есть на Гурнова. Это подтверждала документальная история с девчонкой из Винницы, оказавшей неожиданное сопротивление ментам. Она была избита ими до смерти, вывезена за город и там брошена в лесу.

Гурнов прекрасно помнил ту черноглазую, коротко стриженную девчонку, случайно завладевшую пистолетом. Выстрелить она не сумела и была жестоко наказана за свой бунт.

Статья изобиловала массой других подробностей, определенно указывавших на Гурнова. Постоянную компанию ему составляли еще двое блюстителей порядка — Сакеев и Тарханов. Но главным был он, Гурнов. Может быть, поэтому про тех двоих упоминалось вскользь, без фамилий.

Статья кончалась гневным требованием призвать к ответу оборотня в милицейской форме.

Отшвырнув газету, Гурнов заметался по пустой квартире. Если префектура дала санкцию напечатать такой материал, значит, разбор полетов не за горами. Из милиции теперь вышибут как пить дать. Да еще можно под суд загреметь. И пойдешь по этапу. А на зоне менту долго не жить.

Конечно, можно попробовать все отрицать. Даже если кто-то из этих шалав, которых он трахал напропалую, пойдет в свидетели. Но прежде всего нужно было понять, откуда ветер дует. Ведь наверняка кто-то из своих устроил эту подлянку. Слишком уж автор осведомлен по части деталей.

Гурнов еще раз просмотрел статью и наткнулся на пропущенную в спешке строчку, где вскользь говорилось о надежном источнике информации из органов милиции. Точно, свой! Но кто? Петька Тарханов? Вряд ли. Он давно уволился, и наезжать на Гурнова у него не было причин. Тогда Ринатка Сакеев? Эта косорылая татарва? Похоже, он.

Гурнов знал, что Сакеев спит и видит, как бы обскакать его по службе, поэтому не раз выставлял своего туповатого напарника в смешном виде. И начальству говорил про Сакеева пренебрежительно. Недавно Гурнову намекнули на скорое получение капитанских звездочек, так Ринатка прямо позеленел от зависти. Возможно, тот случай был последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

Сакеев, конечно, тоже был непосредственным участником описанных в статье событий. Но его, скорее всего, обещали простить — вроде он понял свою вину, покаялся. Иначе не дал бы в руки журналистам такие факты. Наверняка он то и будет главным свидетелем по этому делу. Тут уж Гурнову бессмысленно отпираться. Сакеев своих слов обратно не возьмет. Ведь не под пыткой же из него вытащили признание.

Из этого следовало только одно: Сакеева надо убрать. Срочно.

Придя к такому выводу, Гурнов мгновенно успокоился. Теперь он знал, что нужно делать. Только все следовало подстроить так, чтобы на него не пало подозрение. Сакеев должен был покончить жизнь самоубийством. Оболгал товарища, а потом совесть замучила. А он, Гурнов, вообще ничего не знал. Он даже статьи «Оборотень» в газете не видел.

Сакеев нынче тоже находился в отгуле. Стало быть, сидел дома. Но прежде чем поехать к нему, Гурнов на минутку заглянул в отделение.

— Ты чего? — удивился дежурный. — У тебя же вроде отгул.

— Да забыл тут кое-что, — ответил Гурнов.

У них с Сакеевым был один сейф на двоих, где хранилось табельное оружие. Гурнов взял оба пистолета, спрятал их за пазухой и бочком проскочил мимо дежурного. Потом он опять сел в свою новенькую «Ниву», тоже являвшуюся предметом зависти Сакеева, и погнал в Ясенево, где жил напарник.

Но дома Сакеева не оказалось. Его жена сказала Гурнову, что Ринат еще затемно уехал рыбачить. Подледный лов был его давней страстью. Гурнов счел это удачей. Отпадала необходимость выманивать Сакеева из дома. А выманивать пришлось бы — не убивать же заодно и жену как свидетеля.

Для отвода глаз Гурнов посетовал, что не застал приятеля дома.

— Он когда вернуться обещал? — спросил Гурнов.

— К вечеру, — ответила жена. — А что? Что-нибудь срочное? Я знаю, где его найти.

— Да я просто так заехал, — соврал Гурнов. — Хотел его на пиво к себе пригласить. Ладно, перенесем на завтра. Пиво не прокиснет.

Место, где любил рыбачить Сакеев, он знал сам. Как-то Ринат уговорил его вместе поехать на рыбалку. Теперь тот случай пригодился.

— Пусть он мне звякнет, когда появится, — сказал Гурнов. — Я весь день дома буду.

— Хорошо, я передам, — сказала жена Сакеева.

Она потом должна будет вспомнить о визите Гурнова и подтвердить, что тот обещал сидеть дома, ожидая звонка. Алиби, конечно, хлипкое. Но вдруг пригодится?

Гурнов помчался на Истру. Он был так поглощен собственными мыслями, что не заметил маленький «Форд Ка». А ведь тот сопровождал «Ниву» еще от дома Гурнова.

Только выскочив на загородное шоссе, старший лейтенант обратил внимание на красную машину, мелькнувшую в зеркале обратного вида, но не придал этому значения. И напрасно.

Жанна вернулась в Москву глубокой ночью. Боясь разбудить домашних, она тихонько отперла дверь, сняла в прихожей туфли и на цыпочках вошла в гостиную. Вошла — и замерла в удивлении.

Тимур не спал. Он сидел перед видеомагнитофоном и без звука смотрел один за другим собственные клипы с эстрадными звездами, когда-то сделавшие ему имя. Это было странно. Тимур не любил возвращаться к своим прежним работам, поскольку всегда находил в них одному ему заметные недостатки. Что за непонятная ностальгия по прошедшим временам вдруг охватила его?

— Привет! — сказал Тимур не оборачиваясь.

— Привет! — ответила Жанна. — Чем это ты занят? Подводишь итоги?

— В каком-то смысле.

— Что так мрачно?

— А для веселья поводов нет. Поскольку кино лопнуло, надо же чем-то деньги зарабатывать. Вот сижу вспоминаю, как я это делал.

— Ты решил снова заняться клипами?

— Не воровать же идти. Я тут с директором Киркорова пообщался. Филя как раз для нового клипа созрел. Может быть, сговоримся.

Тимур сказал все это равнодушным тоном, но Жанна-то знала, чего стоило мужу переломить себя и вернуться к той работе, на которой он для себя поставил крест. Крушение честолюбивых планов для такого амбициозного человека, как Тимур Арсенов, было подлинной драмой.

Затянувшаяся глупая ссора с мужем сейчас казалась таким пустяком, что Жанна тут же решила положить ей конец. Она подошла к Тимуру сзади, обняла и прижалась щекой к его плечу.

— Плюнь, — прошептала Жанна. — Все еще утрясется. Не умрем мы с голоду без твоих клипов.

— Конечно, — согласился Тимур. — Будем считать, что я это делаю для поддержания формы. Чтобы профессию не забыть.

Он слегка повернул голову и чмокнул Жанну в щеку.

— Боже, как формально! — сказала она.

Тимур отреагировал мгновенно. Он рывком уложил Жанну к себе на колени, и они поцеловались по-настоящему.

— Другое дело! — сказала Жанна, переводя дух. — Теперь я вижу, что ты в форме.

— Еще это не хватало забыть! — усмехнулся Тимур. — Ладно, рыжая, давай хвались.

— Чем?

— Триумфом в Ярославле.

— Какой триумф? Я еле ноги унесла. В результате все хорошо кончилось, но сначала был просто ужас!

— А что случилось?

— Сейчас все поймешь. Вот, прочитай.

И Жанна достала из сумочки газету с интервью Дианы. Тимур принялся читать, время от времени бросая на жену недоуменный взгляд.

— Дальше читай, — подгоняла она. — До конца.

Наконец Тимур отложил газету.

— Как тебе это нравится? — спросила Жанна.

— Впечатляет, — сказал Тимур. — Готовый сюжет для этого телевизионного шоу, где потерявшиеся родственники друг друга находят. Ну что, рыжая, будем эту Диану удочерять?

— Да ну тебя! — отмахнулась Жанна. — Мне не до смеха. Эта стерва к тому же где-то достала фонограмму моего нового альбома.

И выдала под фанеру концерт в Ярославле перед моим приездом. Ты представляешь?

— Круто, — сказал Тимур. — Отчаянная девица.

— Ты, кажется, не очень удивлен?

— А чему тут удивляться? Не первый случай. Помнишь, как было с «Ласковым маем»? Пять групп под одну и ту же фонограмму работали в разных местах одновременно.

— Так что ты предлагаешь? Не обращать внимания? Само рассосется?

— Нет, почему же. Просто не воспринимай это так трагически. Отнесись с юмором.

— Хорошенький юмор! Меня обокрали да еще какую-то авантюристку в дочери сватают! Не смешно!

Тимур и сам так считал. Внутри у него все кипело, и он сразу же забыл о собственных проблемах. Но прежде всего следовало успокоить жену. И лучшего способа, чем воззвать к ее чувству юмора, Тимур не нашел.

— Нет смешно, — сказал он. — Если, конечно, отрешиться от того, что вся эта хреновина случилась с тобой.

— Не могу, — замотала головой Жанна. — Я такое пережила в первом отделении — врагу не пожелаю. Чуть не умерла А потом еще Адский мне эту газету дал!..

— Ну, твою так называемую дочь мы быстро вычислим и возьмем за одно место. И она нам как миленькая расскажет, где взяла твою фонограмму.

— Опять мне начнут кости перемывать на всех углах, — безнадежно сказала Жанна. — Это же такой повод!

— Сама виновата.

— Я?!

— Была бы простой домохозяйкой, никому бы до тебя дела не было. А раз взлетела высоко, терпи.

— Я и терплю. Но не такое же!

— Не бурли, не бурли, рыжая. Давай разберемся спокойно. Сначала с фонограммой. Мне как-то не верится, что ее украли. Ну кто это тайно залезет в студию, взломает замки и станет там переписывать твой альбом? Это же такой риск сумасшедший! Тут что-то проще. Может быть, ты свой компакт-диск где-то оставляла?

— Да ты что! Из рук не выпускала! Единственный экземпляр!

— То есть с него копию не могли согнать?

— Исключено.

— А с исходника, который на студии остался?

— И это исключено. Старков туда никого не пускает.

— Старков? Звукорежиссер?

— Да.

— А сам он не мог сделать копию?

— Витя?!

— Витя, Витя.

— Мог, конечно. Но он же не сумасшедший.

— А это не сумасшедший и сделал.

— Только не Старков, — сказала Жанна. — Я же с ним столько лет работаю. Кто угодно, только не он.

— Кто же тогда? Это могли сделать только два человека, так? Или ты, или Старков. Выбирай.

Они еще долго обсуждали это, выдумывая самые невероятные варианты, но все опять возвращалось к Старкову. И как ни протестовала Жанна, Тимуру удалось посеять в ней сомнения относительно звукорежиссера.

Жанна едва дождалась утра. Ей не терпелось встретиться со Старковым один на один. Тимур не стал ее удерживать.

— Только вот тебе мой совет, рыжая, — сказал он. — Не ходи вокруг да около. Прямо с порога скажи ему, что ты все знаешь, что отпираться бесполезно. Сошлись на Диану. Вроде ты ее к стенке приперла и она раскололась. Тут главное — внезапность.

— А если Старков ни при чем? — спросила Жанна.

— Тогда извинишься. Ты в стрессовом состоянии. Этим все можно объяснить.

— Даже такое оскорбление?

Тимур пожал плечами.

Старков был на студии. Он сидел за пультом в полной тишине с низко опущенной головой. Его руки привычно лежали на микшерах, но никакой работы в пустой аппаратной не происходило, и было вообще непонятно, зачем звукорежиссер торчит здесь.

— Здравствуй, Витя! — громко сказала Жанна. Старков поднял на нее затуманенный взгляд.

— Какие люди — и без охраны! — протянул он, и Жанна поняла, что звукорежиссер сильно пьян.

Это тоже показалось ей странным, поскольку за пультом Витя не позволял себе ни глотка.

— Как же ты мог, Витя? — спросила Жанна. Она еще ни в чем не была уверена, и ее вопрос мог относиться к нынешнему состоянию Старкова. Но реакция его была неожиданной.

— Узнала? — сказал Старков, кривясь в хмельной улыбке. — Я так и думал, что узнаешь.

У Жанны перехватило горло. Значит, Тимур оказался прав!

— Жадность фраера сгубила, — продолжал Старков. — Они мне столько бабок отвалили, сколько я в жизни не видел. Невозможно было устоять, клянусь. Потом опомнился, да уже обратно не сыграешь. Ну убей меня теперь. Убей. Имеешь полное право.

— Надо бы… — сказала Жанна, чувствуя себя абсолютно опустошенной. — Только руки об тебя пачкать противно!..

Зоя вернулась домой с камнем на сердце. Ее поездку на Борисовские пруды можно было бы считать успешной, если бы не одно существенное «но». Петя Тарханов. Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что ее бывший любовник и по иронии судьбы настоящий отец Зои-маленькой окончательно сбился с пути.

Он всегда был силен по части секса. В постели Тарханов не раз заставлял Зою терять голову. Но чтобы пустить это на продажу! У Зои и женщины, торговавшие своим телом, вызывали омерзение.

Что уж говорить про мужчину. Лучше бы он грузчиком пошел в овощной магазин, чем быть мужчиной по вызову. Ниже пасть невозможно.

Как же она, Зоя, не разглядела в этом ладном синеглазом парне самую грязную проститутку? Может, с ней он тоже спал ради выгоды? Ведь она давала ему работу.

Петя Тарханов на поверку оказался дерьмом. И Зою уже не удивляло то обстоятельство, что он связался с уголовниками. А это теперь стало очевидным. Это в его квартире находился похищенный Ванечка. Это Тарханов передал его с балкона на балкон прямо в руки Миледи. А той, дурехе, и невдомек было, что ребенок похищен. Да еще у кого! У старинной подруги!

Но почему Петя поступил так, оставалось загадкой. Впрочем, разгадывать ее Зоя не собиралась. Она вообще не хотела рассказывать про Тарханова ни Жанне, ни тем более мужу. Всколыхнется прошлое, а это уж совсем ни к чему. И очень удачно, что Петя куда-то исчез. Хорошо бы навсегда.

И Зоя, так никогда и не узнав, что Пети Тарханова уже нет в живых, решила вычеркнуть его из памяти.

А вот того жуткого амбала, которого она встретила в доме на Борисовских прудах, забыть не удавалось. Он наверняка был из той же шайки, что и Петя. И, скорее всего, тоже замешан в похищении Ванечки. Его можно отыскать по номеру мобильного телефона. Ведь получилось же это у Басова с братом Регины. Но что делать дальше?

Звать на помощь милицию? Однако, если амбала повяжут, он может ментам и Тарханова сдать как соучастника. И опять же выплывет ее давнишняя связь с Петей.

Словом, Зоя была полна сомнений и решила пока что помалкивать о своих открытиях. Все равно никаких срочных мер не требовалось, а со временем что-нибудь придумается.

На записку, лежащую возле телефонного аппарата, она наткнулась случайно. Басов коротко извещал жену, что вызван в прокуратуру по делу об убийстве Альшиц, и просил не волноваться. Зоя и не стала тревожиться, поскольку твердо знала, что перед законом Басов чист.

Однако он вернулся домой в довольно мрачном настроении.

— Затерзали тебя там? — спросила Зоя, целуя мужа.

— Не без того.

— Но ты, надеюсь, отмылся?

— Это как сказать.

— Неужели они тебя до сих пор подозревают?

— Так и будет, пока не найдут убийцу. Или заказчика.

— А что твой бизнес от этого страдает, их не волнует?

— Конечно нет. Если бы они со мной в доле были…

— Тебе сделали такой намек?

— Это и без намеков ясно, Зоенька.

— Так, может быть, небольшое финансовое вливание все решит? Может, в прокуратуре машин не хватает? Машину они с радостью возьмут.

— Опомнись, Зоя! — одернул жену Басов. — Я взяток никогда не давал.

— Так уж и никогда!

— Ну, во всяком случае, не в таких ситуациях. Ты разве не понимаешь, что в моем положении взятка — это косвенное признание вины? Нет уж, я буду стоять до последнего.

— И сколько же это может продлиться?

— Не думаю, что долго.

— Откуда такая уверенность?

Басов немного помялся, но все-таки решил сказать жене правду.

— Вот ты тут про намеки спрашивала, — неохотно начал он. — Один намек действительно был. Очень аккуратный, правда.

— Ну?

— Мне так тепло, по-дружески, посоветовали бросить тяжбу по поводу телекомпании. Шансы, дескать, у меня призрачные, конкуренты сильные. Только нервы зря попорчу. А отступлюсь — меня к убийству Альшиц перестанут пристегивать как незаинтересованное лицо.

— А ты? Уперся, конечно?

— Уперся. С какой стати мне отступать? Попросил конкурентов назвать. В ответ — таинственная улыбка. В общем, расстались мы недовольные друг другом. А под уход мне еще один намек подбросили. Что мое упорство будет наказано. И очень скоро.

— Как наказано?

— Объяснений я не получил. Но и без них ясно, что против меня готовится какая-то акция. Ты не бледней, не обязательно покушение. Но безусловно что-то гнусное.

— Вот черт! Знать бы, кто эту кашу заварил.

— В том-то и дело. А то получается какой-то бой с тенью, — вздохнул Басов. — Боюсь, придется просить помощи.

— У кого?

— Есть один человек. Помнишь, на Островах я тебе его телефон давал?

— Подожди… — Зоя задумалась. — Навроцкий?

— Точно.

— Я ему тогда обзвонилась. А телефон так ни разу и не ответил.

— В тот раз без его вмешательства обошлось, — сказал Басов. — Но сейчас придется самолюбие в карман спрятать и идти на поклон.

— И он сможет всю эту свистопляску остановить?

— Он, Зоенька, если захочет, солнце остановить может.

— А тебе он захочет помогать?

— Во всяком случае, просил обращаться, если возникнут неразрешимые проблемы. Правда, мы с ним давненько не общались.

— Ох, Басов! — сказала Зоя. — Люди так быстро меняются!

— Да что мы тут гадаем на кофейной гуще? — улыбнулся Басов. — Я прямо сейчас ему позвоню.

Он подсел к телефону и закурил, прежде чем набрать номер. Это говорило о том, что на звонок он решился, переломив себя. Банкир ужасно не любил одалживаться.

— Добрый день, Марк, — сказал Басов в трубку. — Это некто Басов вас тревожит. Что?

Спасибо, все живы-здоровы. Ну не совсем без проблем. Я, собственно, поэтому и звоню. Да, лучше не по телефону… Когда вам удобно, я подстроюсь. Да, устраивает. Конечно подъеду. Хорошо, тогда до встречи.

Басов положил трубку, загасил сигарету в пепельнице и покосился на Зою.

— Я не слишком перед ним лебезил? — спросил он.

— Я ничего такого не заметила, — сказала Зоя. — Когда он тебе назначил?

— В следующий вторник.

— Не быстро.

— Значит, более важные дела есть.

— Солнце останавливать? — иронически спросила Зоя.

— Возможно.

Басов еще не знал, что одна неожиданная встреча в офисе Марка Навроцкого спутает все его планы.

Глава вторая Допросы с пристрастием

Олейник даже не подозревал о степени своей популярности. Конечно, всенародной славы он не заслужил, но в криминальной среде и милицейских кругах его личность была почти легендарной. Ему приписывали множество громких дел, к которым он не имел никакого отношения, поскольку везде нужны свои герои.

С того дня, когда его перевели из лазарета в одиночку, ни для кого в «Матросской тишине» не было секретом, что арестант Котов на самом деле не кто иной, как суперкиллер Костя Олейник, находящийся под особым присмотром генерала ФСБ Панова. Вообще-то место Олейнику было в Лефортове, и то, что такую знаменитость содержали в изоляторе номер один, составляло предмет профессиональной гордости здешних тюремщиков. Это означало, что им оказали особое доверие, и хотя обсуждать заключенных не полагалось, у охранников частенько заходил разговор об Олейнике.

Миша Марфин никогда не встревал в беседу, но жадно ловил каждую фразу. За короткое время он наслушался фантастических историй о кровавых подвигах суперкиллера, по наивности принимая все за чистую монету. Он знал, что в личном деле Олейника-Котова имеются предупреждения о том, что человек этот особо опасен и склонен к побегу. Все это создавало вокруг фигуры киллера романтический ореол, а к романтике Миша Марфин имел давнишнюю чувствительность.

Он рос тихим домашним ребенком, не хватавшим звезд с неба. Еще в детстве грубые мальчишеские забавы вызывали у него внутренний протест. Он больше дружил с девочками, несмотря на насмешки сверстников. Тогда еще Миша не знал о проклятье, нависшем над ним. Понимание этого пришло в восьмом классе, когда Марфин внезапно осознал, что влюбился. Влюбился в Юрку Лоскутова из десятого класса.

Этот атлетически сложенный, всегда загорелый парень был лидером футбольной команды и кумиром всей школы. Девчонки просто умирали от одного его взгляда. Миша, ненавидевший футбол, стал таскаться за Лоскутовым не только на матчи, но и на все тренировки. Иногда ему выпадала удача поднести до метро спортивную сумку Лоскутова.

Со временем Юрка, принимавший восьмиклассника за футбольного фаната, стал замечать, что привязанность к нему Марфина переходит все границы. Заметили это и окружающие, и хотя действительной причины никто не знал, начались грязные ухмылки и многозначительные подначки.

Миша готов был сносить это до бесконечности.

Но однажды Юрка сказал ему прямо:

— Слушай, кончай за мной таскаться. Чего пристал как банный лист? А то еще меня за педрилу примут!

Всеобщего обожания Лоскутову хватало и без Миши.

Марфин молча проглотил обиду, но душевная травма еще долго давала о себе знать. Тогда-то до сознания Миши и дошло, что он не такой, как все. Он ужаснулся этому и постарался стать иным. Не получилось. К окончанию школы Марфин свыкся с мыслью, что он педик, но продолжал тщательно скрывать свой ужасный порок.

На вступительных экзаменах в институт он срезался и вскоре получил повестку из военкомата. Родители были в шоке. Никакие попытки получить отсрочку не удались, и Марфин наверняка бы загремел в армию, если б не районный военком.

За суровой внешностью сорокапятилетнего полковника скрывался нежный, любвеобильный человек. По капризу судьбы он тоже был нетрадиционной сексуальной ориентации. С первого же взгляда на хрупкого юношу, стоявшего чужаком в толпе призывников, полковник угадал, что они с ним одного поля ягода.

Миша очень удивился, когда, его единственного вызвали на беседу в кабинет военкома. Под пристальным взглядом полковника Марфин то краснел, то бледнел, лепетал нечто бессвязное.

Военком откровенно наслаждался его смятением. Этот взрослый мужик имел большой опыт по части молодых людей и видел, что поставить этого юношу раком не составит труда. Однако полковник проявил известное благородство, пообещав Марфину за интимную близость вариант альтернативной службы, где не будет ни муштры, ни дедовщины, ни ужасов казарменного быта.

Всего этого Миша боялся как огня. Он почти мгновенно сдался на уговоры военкома, и вечером того же дня у него состоялся первый сеанс однополой любви. Марфин испытал такое неземное наслаждение, что мысли о собственной ущербности навсегда оставили его. Он возблагодарил судьбу, подарившую ему встречу с мужественным полковником. К тому же тот оказался человеком слова, и Миша вскоре стал стажером-охранником в «Матросской тишине».

Полгода любовники дважды в неделю встречались в разных местах. Потом полковник внезапно охладел к Марфину. Должно быть, нашел кого-то другого.

Первое время Миша с ума сходил от ревности и даже устраивал за полковником слежку. Но вернуть угасшее чувство было невозможно, и Марфин, отчаявшись, ушел в себя.

Появление Олейника в том блоке, где дежурил Миша, все изменило. Еще ни разу не увидев суперкиллера, а только слушая рассказы о нем, Марфин сделал его своим героем. Когда же ему впервые пришлось ощутить на себе змеиный взгляд Олейника, Миша вздрогнул от сладостной жути.

Вот человек, с которым можно испытать настоящее счастье! Сильный, опасный, беспощадный. Одно его имя вызывает трепет.

Миша думал об Олейнике беспрестанно. Но массивная дверь камеры надежно разделяла их. Охранник то и дело тайком приоткрывал заслонку на зарешеченном оконце, чтобы посмотреть на своего кумира. Внешность у киллера была неприметная, но Мише он казался воплощением мужской красоты.

Олейник вроде бы ничего не замечал. Но на самом деле видел все, и для него интерес молодого охранника давно уже не был секретом. Киллер только не знал, чем вызван этот интерес.

Несколькими фразами им удалось обменяться, когда Марфин выводил Олейника на прогулку.

— Тебя как зовут? — спросил киллер, почти не шевеля губами.

— Миша, — с готовностью ответил Марфин и зарделся.

Олейник скосил глаза и удивился тому, с каким обожанием смотрит на него охранник. Сердце дрогнуло в радостном предчувствии: уж не будущий ли помощник?

— Знаешь, кто я? — шепнул Олейник.

— Конечно. Вас все знают.

Марфин сказал это так, что Олейник решил задать еще один вопрос:

— Одно поручение выполнишь?

— Какое?…

Больше в этот раз им поговорить не удалось. Однако по взгляду Миши и по его готовности услужить Олейник понял, что зацепка найдена. Если только этот парнишка не подстава генерала Панова.

Последующие события показали, что генерал тут ни при чем.

Хотя Владик и был влюблен в Ксану до беспамятства, он, естественно, не испытывал той жажды мести, которая двигала ею. Мысленно Владик соглашался с тем, что месть подонкам должна быть жестокой, но роль палача была ему явно не по плечу. Он подозревал, что и Ксане она дается с трудом. Вспомнить хотя бы, как она вызвала «Скорую» к умиравшему на снегу Буряку. Про гибель Семена им стало известно только через неделю, но окажись они рядом в тот роковой для Семена момент, Ксана наверняка бы опять дрогнула и попыталась его спасти.

Однако ее список был далеко не исчерпан, и отступать она не собиралась.

Устав от собственных колебаний, Владик однажды сказал Ксане:

— Слушай, что бы нам такое придумать, чтобы не пачкать руки, а?

— Придумай, — ответила она. — Мне ничего в голову не приходит.

Разумеется, никакого криминального опыта у Владика не было. От безнадежности он стал вспоминать все прочитанные детективы.

Но ничего подходящего не вспоминалось. В конце концов Владик сам нашел решение. Осуществить его было довольно сложно, да и конечный результат вызывал сомнения, но Ксана тут же ухватилась за предложенный Владиком план.

Над статьей про Гурнова они бились трое суток. Она кое-как получилась, в основном благодаря тому, что Ксана досконально знала предмет будущей публикации. Опытный глаз сразу бы определил, что статейка слеплена дилетантами, использовавшими банальные журналистские клише. Но Гурнов этих тонкостей уловить не мог.

Снабдив перепечатанную на компьютере рукопись звучным названием «Оборотень», Ксана с Владиком приступили к следующему этапу. Тут уже дело было посложнее. Но в конце концов Владику удалось приникнуть в типографию, где печаталась газета префектуры, и установить личность человека, который мог оказать необходимую помощь. Таким человеком оказался выпускающий.

Владик заранее выяснил, что оклады у работников типографии мизерные, и потому начал разговор с ним вопросом в лоб:

— Хотите прилично заработать?

— Какой же дурак не хочет, — логично рассудил выпускающий. — А что надо?

— Заметку одну тиснуть в ближайшем номере.

— Отпадает, — покачал головой тот. — За такие дела выпрут с работы в два счета. Вы же меня кормить не будете.

— Не выпрут. Никто не узнает.

— Как это? Вы что, весь тираж собираетесь скупить?

— О тираже и речи нет, — сказал Владик. — Я имею в виду всего один экземпляр газеты.

— То есть?

— Достаточно одного экземпляра с моей заметкой. Вы мне его из рук в руки передадите. А тираж пойдет как обычно. Без заметки.

Выпускающий помолчал, соображая. Потом спросил:

— Разыграть кого-то хотите?

— Вроде того.

— И сколько же за такую хохму вы собираетесь заплатить?

— Это вам решать.

— Риск все равно есть, — задумчиво сказал выпускающий. — А если ваш знакомый этой хохмы не поймет, обидится? И припрется в префектуру с этим единственным экземпляром? Кого тогда за хобот возьмут? Меня.

— Никуда он не пойдет, — возразил Владик. — Ручаюсь. Это не в его интересах.

— Нет, рискованно.

— А если гонорар будет соответствовать риску?

Ксана приказала Владику не жаться с деньгами. В результате непродолжительных торгов Владик с выпускающим сошлись на полутора тысячах.

— Долларов США, — уточнил выпускающий.

— Других не держим.

Но когда газетчик пробежал глазами напечатанные листки, которые вручил ему Владик, сделка едва не лопнула.

— Что-то не похоже на дружеский розыгрыш, — подозрительно сказал выпускающий. — Да еще про ментов речь. С ними вязаться — себе дороже.

Владик обхаживал его еще полчаса, убеждая в том, что поднимать волну старший лейтенант Г. ни за что не будет. Решающим аргументом стало увеличение гонорара вдвое. Половину выпускающий получил сразу. Остальное — через день в обмен на уникальный экземпляр газеты.

На рассвете тираж из типографии развезли по почтовым отделениям. Владик и Ксана уже дежурили возле подъезда, в котором жил Гурнов. Заморочить голову пожилой почтальонше не составило труда. Когда она стала раскладывать почту по ящикам, Ксана отвлекла ее какими-то дурацкими вопросами, и Владику легко удалось подменить газету в ящике Гурнова.

Потом из машины, припаркованной неподалеку, Владик и Ксана принялись наблюдать за подъездом. Они видели, как Гурнов вышел прогулять болонку. Прошло не более двадцати минут, и старший лейтенант, как ошпаренный, выскочил из дома, запрыгнул в свою «Ниву» и выехал из двора.

Поведение Гурнова подтвердило, что довольно зыбкий план, рассчитанный лишь на случайную удачу, оказался на деле не так уж плох. Мент проглотил тухлую наживку, заподозрил Сакеева в предательстве и теперь намеревался с ним разобраться по-своему. Теперь эти двое должны были начать жрать друг друга, как пауки в банке.

Однако дома у Сакеева Гурнов задержался недолго. Он снова забрался в свою «Ниву» и погнал за город.

— Куда это он? — недоуменно спросил Владик.

— Скоро узнаем, — ответила Ксана.

Она с трудом сохраняла безопасное расстояние между свои «Фордом» и «Нивой» Гурнова, поскольку ее водительский стаж был еще ничтожным.

Ситуация прояснилась только тогда, когда Гурнов остановил машину на берегу замерзшей речки. Он вышел из «Нивы» и стал разглядывать рыбаков, неподвижно сидевших на льду у своих лунок. Некоторые прятались от пронизывающего ветра в специальных крохотных палатках.

Одна из них, стоявшая на отшибе, привлекала внимание ярким оранжевым цветом. К ней-то и направился Гурнов, все время озираясь по сторонам.

Из заснеженных кустов Ксане с Владиком все было видно как на ладони.

— Ты понял? — шепотом спросила Ксана. — В той палатке — Сакеев.

— Пожалуй, — согласился Владик. — Как ты думаешь, он его под лед решил спустить!

— Хорошо бы. А что, если они поговорят и выяснят, что их обманули?

— Как? По-моему, мы очень точно на Сакеева навели.

— И все-таки?

— Тогда что-нибудь другое придумаем.

Они настороженно следили за тем, как Гурнов подошел к оранжевой палатке, оглянулся и нырнул внутрь.

Старков не дал Жанне уйти из аппаратной. Он вдруг бухнулся на колени и пополз к ней с протянутыми руками, завывая:

— Прости, мать! Бес попутал! Прости!..

Ничего, кроме омерзения, звукорежиссер у Жанны не вызывал. И его пьяные клятвы наложить на себя руки она пропустила мимо ушей. Какое счастье, что рядом не было Тимура! Он со своим взрывным характером просто съел бы Старкова живьем.

По состоянию звукорежиссера было видно, что он находится в запое не первый день. Скорее всего, Старков пытался алкоголем заглушить муки совести. Но и это не вызывало сочувствия.

— Кто у тебя запись купил? — брезгливо спросила Жанна.

— Что?

— Кто запись купил, спрашиваю.

— Не знаю я его, Жанночка, — забормотал Старков. — Совершенно чужой человек. Подарок, говорит, хочу жене сделать. К юбилею свадьбы. Жена, говорит, от Арбатовой тащится. Узнал, что записан новый альбом, и пришел.

— Что же он, не мог подождать, пока диск в продаже появится?

— Так я же объясняю — юбилей на носу.

— И ты на это жеваное говно клюнул? — с ядовитой усмешкой спросила. Жанна. — Не надо мне-то лапшу на уши вешать!

Старков понуро опустил голову. Даже будучи пьяным, он понимал, что его объяснения звучат смешно.

— А про Диану у вас разговора не было? — на всякий случай спросила Жанна.

— Про Диану? Нет. А кто это?

— Скоро узнаешь, — пообещала Жанна. — Ты из нее почти звезду сделал. Только фальшивую.

Старков смотрел на Жанну, бессмысленно хлопая глазами. Он действительно ничего не понимал.

— Где фонограмма? — спросила Жанна.

— Какая фонограмма?

— Исходная. С которой ты копию сделал. Давай сюда.

Старков отпер заветный шкафчик и дрожащими руками протянул Жанне большую коробку с магнитофонной лентой.

— Еще копии есть? — спросила Жанна.

— Нет. Матерью клянусь!

— Тогда прощай, Витя. Я тебя больше не знаю.

Выйдя из студии, Жанна подосадовала, что не нашла в себе сил хотя бы влепить пощечину Старкову. Но ей действительно не хотелось к нему прикасаться. Пусть остается со своей нечистой совестью один на один. Это, возможно, будет для него хуже всего.

Ей не терпелось сообщить новости мужу. Еще не доходя до машины, в которой ее ждал

Вася Кочетков, она позвонила домой по мобильному. Дома Тимура не оказалось, а его мобильный отвечал механическим голосом, что абонент временно недоступен.

Из машины Жанна связалась с Адским.

— Ну как дела с Дианой? — спросила она.

— Пока глухо, — ответил директор. — Но я продолжаю искать.

— Найди мне ее, Боренька. Это сейчас самое важное.

— Понимаю. А что с кражей фонограммы?

— Я нашла вора.

— Уже? Гениально! Надоест петь — можешь в уголовный розыск пойти. А то они там совсем мышей не ловят. И кто же этот мерзавец?

— Старков.

— Витька?… — изумился Адский. — Никогда бы не подумал. Он что, с ума сошел? Резать курицу, которая несет золотые яйца!

— Спасибо, Боречка.

— За что?

— За курицу.

— Извини, Жанночка, старого дурака. Я просто образно выразился.

— Ладно, ладно. Там про интервью в газете уже успели насплетничать?

— Пока все тихо. Я же еще в Ярославле всех предупредил, что за длинный язык уволю.

— Все равно кто-нибудь не удержится. Дома расскажет, а там дальше пойдет. Ладно, до встречи!..

Едва Жанна закончила разговор с директором, как позвонил Тимур.

— Ты где? — спросила Жанна.

— В милиции.

— Тебя арестовали, что ли?

— Пока только задержали. В данный момент составляют протокол.

— Убил кого-нибудь? — пошутила Жанна.

— До этого, к счастью, не дошло. Люди помешали. Ну все, рыжая, все. Если скоро не появлюсь, ищи меня в отделении рядом с домом.

Связь прервалась, и Жанна с недоумением посмотрела на умолкший телефон. Неужели Тимура действительно забрали в милицию? Что он мог натворить?…

Конечно, никого убивать Тимур не собирался. Напротив, день его начался чрезвычайно мирно. Он сам повел гулять сына, отпустив охранника и няньку. Ванечка был в полном восторге, поскольку отец не так уж часто посвящал ему столько времени. И погодка выдалась что надо. Тимур с сыном устроили перестрелку снежками, в которую включились и другие дети.

Домой они возвращались окольным путем вдоль ряда киосков, торговавших всякой всячиной.

— А вон мама! — неожиданно сказал Ванечка.

— Где? — удивился Тимур.

— Да вон там.

Зоркий глаз Ванечки углядел среди компакт-дисков на лотке цветной портрет Неподражаемой.

— Правильно, — сказал Тимур и за руку повел сына дальше. Однако отойдя на несколько шагов, он сообразил, что компакт-диск, лежавший на лотке, ему незнаком.

Это было странно и требовало проверки. Особенно в связи с последними событиями.

Тимур оставил Ванечку дома, а сам не поленился вернуться к лотку с музыкальным ширпотребом.

— Новый? — спросил он у продавца, взяв в руки диск с портретом жены.

— Свежак, — подтвердил продавец. — Эксклюзив.

Тимур пробежал взглядом по названиям песен. Ни одной из них он не знал. А это значило одно — он держал в руках пиратскую копию украденной фонограммы. Тимур не стал искать название фирмы, выпустившей диск, а просто положил его в карман. Теперь у него было вещественное доказательство.

— Этот я конфискую, — сказал Тимур. — А остальные убери с глаз. Немедленно.

— Не понял, — угрожающим тоном ответил продавец. — Что за дела?

Это был здоровенный парень, которому бы уголек рубать, а не танцевать на морозе у лотка. И он не дрогнул, чувствуя свое физическое превосходство над Тимуром.

— Я повторять не буду, — сказал Тимур.

— Положи товар на место и вали отсюда, пока я тебе глаз на жопу не натянул! — зарычал продавец. — Будет тут каждый чучмек свои порядки наводить! И так от вас продыху в Москве нет!..

Глупый парень не подозревал, что сказал это на свою беду. Тимура иногда останавливали на улице для проверки документов, считая его лицом кавказской национальности.

И всякий раз это заканчивалось скандалом с милицией. Правда, до рукоприкладства не доходило.

Но сейчас Тимур вспыхнул как порох. Он без лишних слов выбросил вперед кулак, метя в наглую рожу продавца. Удар пришелся в скулу. Клацнули зубы. Продавец обалдело потряс головой, выматерился и бросился на Тимура.

Лоток, подломившись, рухнул, и компакт-диски веером рассыпались по асфальту. Вокруг двух схлестнувшихся мужчин мгновенно собралась толпа зевак. Схватка шла с переменным успехом. Победитель в ней так и не определился. Тимура с продавцом уже растащили в стороны, когда набежала милиция.

Драчунов сопроводили в отделение, где Тимуру пришлось гораздо труднее, чем продавцу. Тот, кроме подбитого глаза, предъявил лицензию на уличную торговлю, что убедило ментов в его правоте. Тимур не отрицал, что драку затеял он. Про то, что продавец обозвал его чучмеком, говорить не стоило. Менты наверняка и сами бы его так назвали. А торговля пиратскими дисками им была до лампочки. Они такими делами не занимались.

Поэтому продавец был вскоре отпущен, а с Тимуром началось занудное разбирательство. Ему, правда, позволили сделать короткий звонок жене, но потом отобрали мобильник.

Появление в милиции Жанны произвело сногсшибательный эффект. Неподражаемую менты узнали сразу и сначала не могли поверить в то, что их скромное отделение удостоилось такой чести.

— Где тут у вас мой муж? — напористо спросила Жанна прямо с порога.

Все окаменели.

— Тут я, тут, — подал из угла голос Тимур. Жанна не успела спросить, по какому поводу его задержали.

— Так этот… — залепетал дежурный, — этот гражданин ваш супруг? Что же он сразу не сказал?

Тимур заиграл желваками.

— А он у меня очень стеснительный, — усмехнулась Жанна.

— Ну да, ну да… — закивал дежурный.

У него чесался язык сказать, что стеснительные не устраивают на улице дебошей, но присутствие Неподражаемой совершенно выбило его из седла.

Через три минуты Тимур и Жанна вышли из отделения, провожаемые пожеланиями успехов в работе и счастья в личной жизни.

Человек, который, по образному выражению Басова, мог при желании остановить солнце, был колоссом на глиняных ногах. Но об этом знали лишь три человека: сам Навроцкий, его жена и тесть.

Тесть принадлежал к славной плеяде первых советских теневиков. На длинном пути к финансовому могуществу он и на нарах посидел, и не раз оставался на мели.

Однако его предпринимательский талант только окреп в жестокой борьбе. Либеральные перемены в российской экономике пробудили в нем невероятную активность. Скороспелые плоды лихорадочной приватизации сами упали ему в руки. Вскоре он сделался сказочно богат. И не только по отечественным меркам. Прекрасно зная непредсказуемый характер родной страны, он оказался в авангарде тех, кто изыскал возможность перевести львиную долю своих капиталов в зарубежные банки, где они не только хранились в твердой валюте, но и приносили весьма солидные дивиденды. При этом не были забыты и внушительные инвестиции в сырьевые отрасли России.

К восьмидесяти годам тесть Навроцкого, несмотря на железное здоровье, решил отойти от дел и уехал доживать свой век на роскошной вилле в Майами. Однако спокойная старость была не в его характере — издалека он продолжал цепко держать в руках все нити управления своей финансовой державой.

Марик Навроцкий когда-то был скромным служащим в одном из офисов будущего тестя. Там его и высмотрела дочь магната Дора. Она уже в девичестве обрела формы распустившейся пожилой женщины: обширный зад, свисавшую до талии бесформенную грудь, жирные плечи и тумбообразные ноги. Таким, желая им хоть как-то польстить, обычно говорят: «Какие у вас красивые глаза!» Но, увы, по отношению к Доре даже это звучало бы насмешкой.

Марик Навроцкий пришел в ужас, когда дочь босса положила на него глаз. Но оттолкнуть ее он не решился. Папаша Доры такого бы не простил. В результате Навроцкий позволил себя окрутить и, женившись на Доре, буквально выиграл по трамвайному билету. Невероятным усилием воли в первую брачную ночь он переборол отвращение к жене, показав себя молодцом. В дальнейшем он изобретательно выдумывал всевозможные уловки, чтобы как можно чаще уклоняться от исполнения супружеского долга.

Потеряв относительную свободу, Навроцкий выиграл значительно больше. Тесть души не чаял в дочери и не пожалел денег на карьеру зятя, который и сам был далеко не дурак. Деловые качества, поддержанные финансами тестя, быстро вознесли Навроцкого на головокружительную высоту. Ему уже становилось тесновато на родине, но тесть приказал Навроцкому оставаться в России. Тестю здесь был необходим свой человек.

Впрочем, Навроцкий только номинально жил в Москве. Имея свой самолет, он в любой момент мог отправиться в собственный дом на острове Маврикий или в личные апартаменты на Красном море. Была у него недвижимость и в Штатах, и в Африке, и даже в Новой Зеландии. На территории бывшего СССР Навроцкий тоже имел уютные гнезда на Черноморском и Балтийском побережьях.

Загородный особняк Навроцкого в районе Рублевского шоссе представлял собой нечто вроде Диснейленда для взрослых.

Там на необъятном участке располагался полный джентльменский набор: и крытый бассейн с сауной, и теннисные корты, и конюшня с арабскими скакунами, и даже вольеры с бенгальским тигром и гигантским вараном с острова Комодо. Навроцкий с легкостью исполнял собственные капризы. Так, на свое пятидесятилетие он за сумасшедшие деньги выписал из Англии кумира своей юности Тома Джонса, и тот пел для гостей олигарха целый вечер.

Само собой, были у Навроцкого и любовницы. Чаще всего — с конкурсов красоты. Это тоже можно было устроить за соответствующую плату. Встречи с любовницами носили строго конспиративный характер, чтобы ревнивая Дора ничего не заподозрила. В противном случае она немедленно накапала бы папаше, а тот отправил бы блудливого зятя гулять без порток.

Вот к какому человеку пришлось пойти на поклон Басову. Правда, не в назначенный день. В последний момент случилось нечто, заставившее Басова с извинениями перезвонить Навроцкому и попросить аудиенции через неделю.

Кабинет Навроцкого выглядел по-деловому скромно, хотя Басов мог бы поручиться, что любой гвоздь тут по цене равен золотому.

Хозяин усадил гостя в кожаное кресло, они пригубили отличного «Мартеля» и с улыбкой посмотрели друг на друга.

— Выглядите на миллион долларов, Егор, — сказал Навроцкий, обожавший американизмы.

— Спасибо. Да и вас, Марк, время не берет, — вежливо ответил Басов.

— Итак, разминка окончена, — усмехнулся Навроцкий. — Слушаю вас.

— Я, извините, начну издалека, — сказал Басов. — Мне тут не так давно пришла в голову мысль прикупить одну телекомпанию. «ТВ-Шанс». Не слышали?

— Про компанию? Или про то, что вы ее купить хотите?

— И то и другое.

— Нет, не слышал. Телевидение не входит в круг моих деловых интересов. Я привык отсекать лишнее. Продолжайте, пожалуйста.

— Так вот, только начались разговоры о покупке — стало происходить что-то странное. Звонки с угрозами, требования отказаться.

— Что же тут странного, Егор? — пожал плечами Навроцкий. — Обычный шантаж конкурентов. Неужели вас это испугало?

— Так ведь если бы только угрозы. Дошло до того, что мне бомбу прислали. В виде посылки для внучки. Чудом не взорвалась.

— Вот сволочи! — сквозь зубы процедил Навроцкий. — Что за народ! Ничего святого!

— Как бы вы поступили на моем месте, Марк?

— Нашел бы сволочей и головы им поотрывал.

— Но я, так сказать, проигрывал им в темпе. Они были готовы к следующему ходу, а я понятия не имел, кто меня хочет угробить.

— А вы уверены, что все дело в этой телекомпании? Может быть, что-то другое?

— Нет. Это я просчитал наверняка.

— И ваши действия?

— Я, честно говоря, дрогнул. Детей отослал подальше из Москвы. И сам решил с глаз долой убраться. Уехал с женой на Острова. Следы при этом постарался запутать, да плохо получилось. Мои тайные конкуренты нас и на Островах достали.

— Невероятно! — сказал Навроцкий, впиваясь в Басова цепким взглядом. — Настоящий детектив в духе Чейза. И что же произошло на Островах? Вас опять пытались убить?

— Нет, там все задумано было хитрее. Нам в отеле наркотик подбросили, — сказал Басов и посмотрел на часы.

— Рассказывайте, рассказывайте! — немедленно отреагировал Навроцкий. — У меня время есть.

— Расчет был простой, — продолжил Басов. — Подкинули пакетик в сортирный бачок и стукнули в полицию. Те пришли, уже зная где и что искать.

— И нашли?

— Нашли конечно. А на Островах за наркотики — смертная казнь. В крайнем случае — тюрьма пожизненно. Вот тогда я вспомнил про вас.

— В каком смысле? — спросил Навроцкий. Рука его дрогнула, и немного коньяка выплеснулось на столик.

— В смысле помощи, — улыбнулся Басов. — Никто другой не смог бы меня выручить. А вы бы, наверное, могли.

— Во всяком случае, постарался бы, — сказал Навроцкий, промокая салфеткой пролитый коньяк.

— Жена пыталась вам дозвониться по моей просьбе. Ее-то на свободе оставили. Но что-то связь подвела.

— Досадно… — пробормотал Навроцкий.

— Не то слово! — кивнул Басов.

— Ну и как же вам удалось выпутаться из этой истории?

— Долго рассказывать. Жена меня спасла.

Басов снова взглянул на часы. С начала разговора прошло ровно семнадцать минут. Еще три было у него в запасе.

— Но ведь это же самое интересное! — протестующе воскликнул Навроцкий.

— Ошибаетесь, Марк. Самое интересное другое. Как только я вернулся в Москву, на меня тут же повесили убийство Альшиц.

— Альшиц? А это кто такой?

— Не «такой», а «такая». Известная журналистка. Ей принадлежал контрольный пакет акций той самой телекомпании. Прокуратура считает, что я был заинтересован в ее смерти. И вообще упорно дает понять, что мои дела плохи. Короче, меня загнали в угол. И все из-за этой треклятой телекомпании.

— Так плюньте на нее, Егор! — убежденно сказал Навроцкий. — Собственная жизнь и жизнь близких дороже. Откажитесь немедленно, и все проблемы будут сняты.

— Вы уверены?

— На сто процентов!

— И про тех, кто моей смерти хотел, забыть? Не отомстить им за все?

— Месть, Егор, — это роскошь для настоящего бизнесмена. Мой вам совет — откажитесь.

Басов снова посмотрел на часы. Оставалось тридцать секунд. Не сорвется ли его план?

— Я тоже так думал, — сказал Басов со вздохом. — Но на днях у меня произошла случайная встреча с одним человеком. И все стало ясно. Даже идти к вам нужда отпала. Но я все же пришел, раз уж договорились.

— Что за человек? — настороженно спросил Навроцкий.

Басов перевел взгляд на дверь. В ту же секунду она отворилась и в кабинет вошел Котя Глинский.

Постепенно Олейник стал догадываться, чем вызван интерес к нему молодого охранника. Парнишка был голубым, этого невозможно было не заметить. Голубых Олейник за людей не считал, но в его положении выбирать не приходилось. Наоборот, зная слабость охранника, на ней следовало сыграть.

И Олейник, преодолевая брезгливость, решил тоже прикинуться пидором, тем более что в местах заключения такое было не редкостью.

Неопытный Миша Марфин совершенно не разбирался в людях и поверил Олейнику на удивление быстро. После этого оставался ничтожный шаг до того, чтобы стать союзником киллера. То есть каким-то образом помочь Олейнику вырваться из заточения и вместе с ним уехать далеко-далеко.

Скорее всего, за границу. Киллер делал такие намеки, и был абсолютно прав. Тут им покоя не дадут, пока не поймают. А за бугром у Олейника имелся приличный счет в банке. Тайный переход границы он устроит запросто. Ему уже не раз это удавалось. И начнется долгая счастливая жизнь: Париж, Венеция, Лас-Вегас!.. Они повсюду будут неразлучны с Костей. Киллер разрешил называть себя по имени, отчего Марфин пришел в телячий восторг. Как же ему льстило, что такой знаменитый человек одарил его своим вниманием!..

Поняв, что Марфин уже готов и просто сгорает от нетерпения, Олейник приступил к реализации давно созревшего плана. Плана предельно простого, как все гениальное. Марфин должен был скрытно пронести в камеру пистолет. Охранникам оружие иметь при себе запрещалось, чтобы им случайно не воспользовались заключенные. Запасной пистолет был спрятан у Олейника в квартире на Шереметьевской улице. С оружием в руках киллер намеревался пробиться сквозь охрану к выходу, где, по сведениям Марфина, всегда стояло несколько легковых машин тюремной администрации.

Вскрыть и завести любую машину для Олейника было сущим пустяком. Его этому обучили в спецназе. А уж дальше, если подфартит, можно на скорости уйти от погони, затеряться в московских улочках. Потом бросить машину в глухом месте и затаиться до темноты.

Успех плана заключался в его дерзости и внезапности. Только такие побеги и удаются.

Диктуя Марфину адрес своей тайной квартиры на Шереметьевской, киллер понимал, что идет на риск. Но выбора у него не было.

— Не подведи, Мишенька, — ласково сказал Олейник. — Если что, я тебя из-под земли достану. Зубами горло порву.

Марфин невольно вздрогнул.

— Я все сделаю, Костя, — ответил он. — Мы же теперь как… Как братья.

Он словно ждал ободряющего поцелуя. Олейника аж передернуло.

— Все, — отрезал он. — Иди.

Марфин едва не провалил все дело. Квартиру на Шереметьевской он нашел, нашел и ключи, спрятанные в укромном месте. И пистолет ему удалось незаметно пронести в камеру. Но при этом парня всего колотило от возбуждения, и глаза у него блестели так лихорадочно, что его взвинченного состояния только чудом не заметили окружающие.

Ощутив в ладони ребристую рукоятку пистолета, Олейник мгновенно обрел былую уверенность. Он даже внешне изменился, превратившись в комок напряженных мускулов. Конечно, слабое звено, которое представлял собой Миша Марфин, следовало бы тут же устранить. Но он еще был нужен киллеру. Хотя бы для того, чтобы в качестве отвлекающего маневра бросить его как приманку преследователям.

Выйти за стены тюремного здания оказалось сравнительно легко. Застигнутые врасплох охранники даже не подумали сопротивляться. Олейник, несмотря на спешку, методично пристегивал их наручниками к дверям и батареям парового отопления.

Постовых на выходе он заставил с поднятыми руками забиться в каптерку и, обезоружив, запер их там.

Небольшая заминка случилась только на автомобильной парковке. Первая машина никак не хотела заводиться. Прямо как в каком-нибудь боевике, когда мотор отказывает в самый ответственный момент. Зато вторая машина завелась сразу, и Олейник погнал ее вперед, постепенно увеличивая скорость.

И тут Марфин, до сих пор молча передвигавшийся словно зомби, неожиданно залился истерическим смехом. Олейник бросил на парня быстрый взгляд и наотмашь хлестнул его по губам. Миша умолк, размазывая по лицу кровь.

— Извини, — буркнул Олейник.

Марфин обмяк на сиденье. Нервный припадок истощил его силы.

В пустом дворе, где Олейник остановил машину, ему пришлось вытаскивать Мишу силком. Они укрылись в подвале дома, предназначенного на снос, и просидели там молчком до ночи. Из осторожности киллер прерывал любые попытки Миши заговорить.

Когда сгустилась тьма, беглецы, выбирая тихие улицы, двинулись к дому на Шереметьевской. Там Олейник собирался кое-что взять, переодеться и как-то решить судьбу Марфина. Если бы тот взялся помочь за деньги, все было бы предельно просто. Деньги хранились на Шереметьевской. Но ведь парень надеялся совсем на другое, и откупиться от него вряд ли получится.

Киллеру не терпелось смыть с себя многомесячную тюремную вонь, но он заставил первым залезть под душ Марфина, чтобы проверить тайники, оборудованные в квартире. Все оказалось на месте: и доллары, и запасные документы, и обоймы для пистолета, и заветная видеокассета.

Марфин вышел из ванной, обернув бедра полотенцем. Олейник немедленно залез под душ и долго тер кожу простой мочалкой, которую предпочитал мягким губкам. Уже собираясь выйти, он вспомнил томный взгляд, которым проводил его Миша, и шепотом выматерился. Сейчас придется объяснить парню, что никакой любви между ними не будет.

Миша совершенно голый ничком лежал на кровати. Полотенце валялось рядом. Он ждал.

— Прикройся! — резко бросил Олейник.

Миша приподнял голову и недоуменно посмотрел на киллера.

— Я думал… — начал он.

— Ошибся ты, Миша! — оборвал его Олейник. — Я не по этому делу.

Марфин вскочил, испуганно прикрываясь подхваченным с пола полотенцем.

— Ты шутишь, Костя? — жалобно спросил он. — Не мучай меня, пожалуйста. Не надо.

— Ты меня не за того принял, — ответил Олейник. — Спасибо за помощь, но трахаться мы с тобой не будем. Никогда. И забудь про это.

— Но ты же… Ты же сам… Значит, мы никуда не поедем?

— Нельзя тебе со мной, Миша, — устало сказал Олейник. — Я тут подумал хорошо — не годишься ты для такой жизни.

Зачем мне тебя за собой таскать? Я все время под прицелом. Я-то увернусь, а тебя ухлопают.

— Подожди, Костя! — воскликнул Марфин. — Как же мне теперь? Ведь я из-за тебя преступником стал! Из-за тебя!..

— Закрой пасть! — рявкнул Олейник. — Я истерик не выношу! Или еще раз по хлебалу схлопотать хочешь?…

Марфин замолчал, затравленно глядя на киллера. Тот был недоволен собой. К чему он ввязался в лишние разговоры? Кончать надо парня. Он свою роль сыграл.

В крохотной палатке, защищавшей рыбачившего Сакеева от ветра, негде было повернуться. И Гурнов невольно оказался лицом к лицу с бывшим другом.

— Ты откуда взялся? — вылупил глаза Сакеев. — Случилось что-нибудь?

— Случилось, — сквозь зубы ответил Гурнов. — Не догадываешься?

Глаза у него были бешеные, и Сакеев переменился в лице

— Что?… — спросил он. — Не пугай.

Но Гурнов ничего объяснять не стал. Это только в кино убийца и жертва заводят длинные беседы, чтобы разжевать ситуацию зрителям. Здесь зрителей не было, и все происходило не на экране. К тому же Гурнов, на сто процентов уверенный в предательстве Рината, не собирался выяснять отношения.

Он опасался, что Сакееву удастся заболтать его. Поэтому Гурнов не стал медлить. Он быстро выхватил из-за пазухи пистолет Рината, заранее снятый с предохранителя, и выстрелил Сакееву прямо в лоб.

Тело Сакеева обмякло, но осталось в сидячем положении. Дырка во лбу получилась аккуратная, несмотря на то, что выстрел был произведен с близкого расстояния. Крови вытекло совсем немного. Открытые глаза Сакеева сохранили удивленное выражение.

Гурнов снял перчатки и натянул их на руки Рината. На перчатках должны были остаться пороховые следы. Экспертиза подтвердит, что Сакеев стрелял сам. Стало быть, имело место самоубийство. Гурнов вложил пистолет в еще теплую руку мертвеца и осторожно выглянул из палатки.

Вокруг все было спокойно. Сакеевская палатка стояла достаточно далеко от остальных, и звук выстрела никого не встревожил. На выметенном ветром льду следов не оставалось, и Гурнов неторопливо направился к оставленной на взгорке «Ниве». На всякий случай он все же прикрывал лицо поднятым воротником, словно прячась от ветра.

Возбуждение, в котором Гурнов находился последние часы, схлынуло, и к старшему лейтенанту вернулась способность замечать, что происходит вокруг него.

Садясь за руль своей «Нивы», он заметил красный «Форд Ка», который неожиданно выскочил из заснеженных кустов и устремился по направлению к городу.

В тот же миг Гурнов вспомнил, что совсем недавно видел этот приметный автомобильчик по дороге сюда. Страшное подозрение охватило лейтенанта. Все это было очень похоже на слежку. Если так, его дела плохи.

Ситуацию необходимо было прояснить немедленно. Гурнов положил рядом на сиденье собственный пистолет и пустился в погоню. Ему нужно было перехватить иномарку до выезда на шоссе. На скользком зимнике «Нива» с шипованной резиной имела перед «Фордом» преимущество в скорости.

Гурнов до упора вдавил педаль газа, и расстояние между машинами стало медленно сокращаться.

— Он нас догоняет! — встревоженно сказал Владик, оглядываясь.

Ксана ничего не ответила. Она тоже старалась вести свой «фордик» на предельной скорости. Но маленькую машину мотало из стороны в сторону, да и водительского мастерства Ксане явно не хватало. И как назло, вокруг не было ни души.

Положение становилось безвыходным. Внезапно Ксана, ударив по тормозам, свернула с зимника влево, едва при этом не перевернувшись. Замерзшая речка делала здесь петлю, и, чтобы сократить расстояние до шоссе, Ксана решила поехать напрямик, по льду. На такой безумный шаг ее толкнуло отчаяние.

«Форд» закрутился вокруг своей оси, и Ксане чудом удалось выправить машину. Вдобавок под колесами раздался подозрительный треск.

В этом месте лед был значительно тоньше. «Форд» все-таки добрался до противоположного берега, но выехать на него не смог. Колеса пробуксовывали с противным визгом.

Ксана в ужасе обернулась.

Гурновская «Нива» в точности повторил маневр «Форда». Ее тоже сначала закрутило на льду. Но в «Ниве» водитель был поопытней. Он сразу сбросил газ и остановился.

Вот эта-то остановка и погубила Гурнова. «Нива» была значительно тяжелее небольшого «Форда». И лед не выдержал. Он проломился с оглушительным треском, и машина стала стремительно уходить под воду.

Гурнов рванул на себе ремень безопасности, которым никогда не забывал пристегиваться. От сильного рывка в замке что-то щелкнуло, и его заело. «Нива» наклонилась носом вперед и, перевернувшись вверх колесами, пошла на дно. Ледяная вода со злобным торжеством хлынула в салон. Гурнов закричал, но крика его уже не было слышно. На глубине всего-навсего трех метров он нашел свою смерть.

Ксана и Владик, выскочившие из машины, оторопело смотрели на происходящее. Потом со всех ног кинулись к дымящейся на морозе большой полынье, поглотившей Гурнова. На поверхности черной воды танцевали пузыри. Подойти ближе по коварному льду Ксана с Владиком не могли. Но если б и подошли, все равно помочь были бы не в силах.

— Он сам виноват… Сам… — пробормотала Ксана, вся дрожа. — Ты же видел…

Владик стоял, кусая губы. Конечно, они по чистой случайности заманили Гурнова в смертельную ловушку, но от этого было ничуть не легче. Видеть, как погибает человек, пусть даже последний мерзавец, это не шутка. Страшная картина будет стоять перед глазами всю оставшуюся жизнь.

В этот момент Владик ненавидел Ксану.

— Довольна? — спросил он. — Теперь ты довольна?

— Что ты несешь? — испуганно сказала она.

— Ты разве не хотела, чтобы он умер? Да, все случайно получилось. Но ведь ты желала ему смерти! Ну вот он утонул. А мы вроде ни при чем. Я тебя спрашиваю: ты довольна?

Владик видел, что Ксана потрясена не меньше, чем он, но не собирался ее жалеть. Мстительницей была она.

— Пошел ты!.. — сказала Ксана, прикрыв глаза, чтобы не смотреть на Владика. — Уходи!.. И чтобы я больше тебя не видела! Никогда!..

Боря Адский буквально валялся в ногах у Жанны, умоляя ее не отменять чрезвычайно выгодные волжские гастроли. Но Жанна была непреклонна. Сначала необходимо найти Диану и разобраться с ней. Сюрпризов, подобных ярославскому, Неподражаемая больше иметь не желала.

Адский с утроенной энергией продолжил поиски аферистки, а у Жанны образовалось немного свободного времени, и она позвонила хамски забытой подруге.

У Зои был не тот характер, чтобы дуться, и она тут же выразила готовность приехать.

Но поговорить им удалось не сразу. Когда Зоя, снова миновав пикет фанаток у подъезда Неподражаемой, вошла в квартиру, она увидел, что ее опередили.

В гостиной восседали два толстяка, похожие друг на друга, как братья-близнецы. Они ими и оказались, как выяснилось тут же.

— Познакомься, Зоя, — сказала Жанна. — Это братья Собакины из Краснодара.

Толстяки поклонились Зое скромно, но с достоинством.

— Сейчас мы у моей подруги спросим, — продолжила Жанна. — Она человек незаинтересованный.

Только теперь Зоя увидела, что на столе лежат три гигантские коробки с шоколадными конфетами.

— Попробуй, — предложила Жанна. — Попробуй, попробуй. Они не отравленные.

Зоя с некоторым недоумением взяла конфету из первой коробки и положила ее в рот.

Братья Собкины уставились на нее.

— Ну как? — спросила Жанна.

— Ничего. Нормальная конфета, — ответила Зоя, не понимая, чего от нее хотят.

— Нормальная? — поднял брови первый Собакин. — И все?

— Вы из другой коробки попробуйте, — сказал второй Собакин.

В полной тишине Зоя съела вторую конфету.

— И эта вполне, — сказала она. — Есть можно.

Браться Собакины переглянулись и придвинули Зое третью коробку. Новая конфета была с наполнителем. Зоя почувствовала вкус мятного ликера и одобрительно кивнула:

— Неплохо. Выпивка и закуска в одном флаконе.

Лица толстяков просветлели.

— Что я тебе говорил? — сказал первый.

— Я тебе говорил то же самое, — ответил второй.

— А теперь объясните, в чем тут фишка, — сказала Зоя на несвойственном ей молодежном жаргоне.

Объяснилось все довольно просто. Некоторое время назад братья Собакины решили выпускать на своей кондитерской фабрике конфеты имени Жанны. Они и название придумали оригинальное: «Арбатовские Неподражаемые», ухитрившись соединить фамилию и прозвище эстрадной звезды. Братья были убеждены, что такие конфеты будут уходить влет. Тогда Жанна отнеслась к использованию своего имени в рекламных целях более чем прохладно. Но теперь, когда на ней висел солидный долг, отказываться от денег братьев Собакиных было глупо. Собственно, Жанна уже дала согласие. Оставалось только выбрать лучший из трех привезенных сортов.

— Ну что же, — сказала Жанна, — тогда давайте остановимся вот на этих, с ликером. Только не будет ли в этом намека, что я тайно попиваю?

Собакины дружно приложили руку к сердцу и замотали головами, показывая, что такое никто и подумать не сможет. Официальная часть закончилась вручением Жанне гонорара. Братья Собакины предпочитали «черный нал». Потом краснодарские кондитеры раскланялись и отбыли в родные края, оставив конфеты на столе.

— Ты видишь, Зойка, до чего я докатилась! — с усмешкой сказала Жанна, убирая деньги с глаз долой. — Своим именем торгую.

— Не ты первая, не ты последняя, — утешила ее Зоя. — Конфеты — это ничего. Вот если бы появились прокладки «Неподражаемые» или колбаса «Жанна» — другое дело.

Больше они к этой теме не возвращались.

За чаем с дармовыми конфетами Жанна рассказала про концерт в Ярославле, про Диану и Витю Старкова, оказавшегося негодяем. Зоя в ответ весьма скупо отчиталась о своей поездке на Борисовские пруды, не упоминая при этом Петю Тарханова. Подруги в очередной раз с грустью вспомнили Миледи.

— Если у меня дочка родится, я ее Людмилой назову, — сказала Зоя. — В память о Милке.

— А ведь Ванечка нарисовал ее портрет, — вдруг вспомнила Жанна.

— Да ты что! Ну-ка покажи.

Ванечка в этот час был на прогулке. Подруги вошли в пустую детскую, и Жанна, порывшись в толстой кипе рисунков, отыскала нужный.

— Похожа, правда? — спросила она.

— Ну похожа — это сильно сказано, — ответила Зоя. — Но что-то есть. Узнать можно. Особенно, если знаком с оригиналом.

— Он же это по памяти рисовал!

— Я же сказала, что узнать можно, — повторила. Зоя, машинально перебирая рисунки. — Он у тебя что, художником хочет стать?

— Он хочет собак лечить. А пока просто малюет для собственного удовольствия.

Внезапно Зоя задержалась на очередном рисунке и, подняв глаза на Жанну, спросила:

— А это кто?

— Не знаю. Какой-нибудь Карабас-Барабас.

— Да нет, Жанка, никакой это не Карабас. Я его знаю.

— Знаешь?

— Я его совсем недавно видела.

— Где?

— Все там же, на Борисовских прудах. Это тот мужик, которого я встретила в квартире соседа.

Жанна моментально сообразила, о чем идет речь.

— Не ошибаешься? — спросила она. — Точно?

— Ручаться не могу. Это все-таки рисунок, а не фотография. Причем детский рисунок. Но я почти уверена, что это тот мужик.

— Зойка, ты понимаешь, что это значит? — взволнованно воскликнула Жанна.

— А то! — сказала Зоя. — Это значит, что у нас есть портрет одного из тех бандитов, которые украли Ванечку.

— Именно!

— Только что нам с этим портретом делать?

— Как это что? Отнести в милицию.

— Они нас там на смех поднимут.

— Так я им и позволю! Пусть по этому портрету ищут преступника. Ведь ты же его узнала! А уж они в таких делах должны понимать.

— Что ж мы тогда расселись, как две клуши? Поехали! — сказала Зоя.

Она, как всегда, действовала решительно.

Следователь, собиравшийся сдавать в архив дело о похищении Ванечки, был изумлен и раздосадован визитом двух разгоряченных дам. Он выслушал их нехотя. Аляповатый портрет, сделанный детской рукой, вызвал у него саркастическую улыбку.

— Ну ладно, оставьте его у меня, — кисло сказал следователь. — Я покажу нашим оперативникам, так и быть. Но все это, извините, очень наивно.

— Сейчас покажите! — потребовала Зоя.

— Да, при нас! — поддержала подругу Жанна.

Первый же опер скривился, взяв в руки портрет. Но через секунду его взгляд оживился.

— Мать твою!.. — ахнул он. — Так это же Джафар!..

— Кто? — ошеломленно спросила Жанна.

— Джафар! Старый знакомый! Точно он! Будем его искать, Жанна Максимовна.

— У меня же номер его мобильника есть! — вспомнила Зоя.

— Откуда? — насторожился следователь.

— Не имеет значения, — сказала Зоя. — Случайно узнала.

Возникла секундная пауза.

— Ладно, не в этом дело, — решил опер. — Давайте номер.

— Может, лучше мне позвонить? А то еще спугнете его.

— Ну попробуйте, — сказал опер.

Через пару минут Зоя уже договорилась с Джафаром о времени и месте встречи.

— Вот и ладушки, — сказал опер. — А уж дальше мы сами!..

Когда Басов неделю назад в двух шагах от кабинета Навроцкого столкнулся с Котей Глинским, он настолько растерялся, что повернул назад. С улицы он позвонил Навроцому, извинился за то, что погряз в неотложных делах, и попросил перенести встречу.

Басову требовалось время, чтобы сообразить, какое отношение имеет Глинский к олигарху. Басов никак не мог поверить в то, что человек, к которому он шел за помощью, может оказаться виновником всех бед. Это просто не укладывалось в голове. Навроцкий не был Басову другом, но они приятельствовали, и их деловые интересы никогда не пересекались. С чего бы вдруг все так переменилось?

Ответ на мучивший Басова вопрос мог дать только Глинский. И банкир однажды подъехал к офису Навроцкого в конце рабочего дня, чтобы, сидя в машине, подкараулить Котю.

Тот покинул здание одним из последних и направился к остановке троллейбуса. Машина

Басова нагнала его и поехала рядом. Улучив момент, Басов распахнул дверцу и позвал:

— Господин Глинский!

Котя удивленно оглянулся.

— Садитесь, подвезу. Нам по пути, — сказал Басов, широко улыбаясь.

Растерянный Котя безропотно сел рядом с банкиром и только после этого догадался спросить:

— Вы кто? Я вас не знаю.

— Так давайте знакомиться! — весело ответил Басов. — Меня зовут Егор Павлович. Егор Павлович Басов.

— Басов?! — ужаснулся Котя и рванул дверцу, намереваясь выскочить из машины.

Но дверцы были предусмотрительно заблокированы.

— Вижу, что моя фамилия вам известна, — удовлетворенно заметил банкир.

— Ничего мне не известно! Выпустите меня из машины! — жалобно попросил Котя.

— Зачем? — удивился Басов. — Я ведь обещал вас до дома подвезти. Показывайте дорогу.

— А вы сказали, что нам по пути.

— Соврал, — легко признался Басов. — А теперь, господин Глинский, вам придется ответить на несколько вопросов. Догадываетесь о чем?

— Понятия не имею, — ответил Котя.

На самом деле он сразу все понял. Понял, как только услышал фамилию банкира. Понял — и страшно перепугался. Он мгновенно забыл о том, что совсем недавно сам собирался найти Басова и открыть ему всю правду, чтобы отомстить шефу за смерть сестры.

Сейчас Котя дрожал за собственную шкуру. Ведь он тоже сыграл определенную роль в подготовке провокации на Островах. И вот теперь наступил час расплаты.

Однако первый вопрос Басова оказался совершенно неожиданным.

— Что за люди вас стерегли на похоронах сестры? — спросил он.

— Какие люди?… — окончательно растерялся Котя. — Ах, эти двое… Я не знаю. Их мой шеф прислал.

— Для моральной поддержки?

— Наверно.

— Или все-таки они следили за тем, чтобы вы в своем тогдашнем состоянии не наделали глупостей?

— Может быть, — ответил Котя, понурив голову.

— Заботливый у вас шеф, — сказал Басов. — Он понял, что убийство сестры было для вас тяжелым ударом.

— Откуда вы знаете? — хрипло спросил Котя.

— О чем?

— Об убийстве Регины. То есть что она не сама умерла.

— Догадался, — ответил Басов. — Мы с женой были у нее на квартире. К сожалению, застали ее уже мертвой. Не делайте большие глаза, господин Глинский. Ведь ваша сестра сумочку выронила, убегая из «Рамстора». А в сумочке был ее паспорт с адресом. Разве она не успела вам это рассказать? Вы же были последним, с кем она в день смерти говорила по телефону.

Котя молчал, не зная что ответить.

— Я вам кое-что объясню, господин Глинский, — продолжил Басов, аккуратно ведя машину. — Когда ваша сестра согласилась подбросить мне наркотик, она уже подписала себе смертный приговор. Ее должны были убрать, чтобы спрятать концы в воду. Это очевидно. Случайная встреча с моей женой в «Рамсторе» только ускорила дело. Так что она пострадала за собственную глупость. Или за подлость.

— Не говорите о ней так! — внезапно ощетинился Котя. — Вы ее не знали. Она была хорошим человеком!

— Хорошие люди на такие грязные дела не идут.

— Это не она… Это я во всем виноват…

Плотина молчания была прорвана, и Котя, захлебываясь, выложил Басову все, что знал сам.

— Я шефу этого никогда не прошу! — сказал Глинский в конце. — Только не знаю, как ему отомстить. Я даже сам собирался найти вас, чтобы… Ну чтобы мы вместе как-то…

— …прижали вашего шефа?

— Ну да. Что-то в этом роде.

— Понятно. — Басов холодно улыбнулся. — Я нечто подобное и предполагал. Что ж, остался пустячок. Узнать фамилию вашего шефа.

Он уже знал ответ, но все-таки вздрогнул, когда Котя сказал:

— Навроцкий.

— Марк Савельевич?

— Вы его знаете?

— Ну кто же не знает Навроцкого! Такая личность!

— В том-то и дело, — уныло сказал Котя. — Он любого как муху прихлопнет. А меня уж подавно.

— Зачем вы о себе так уж уничижительно, господин Глинский! К тому же вы теперь не один. Я о вас позабочусь в случае чего, несмотря на то, что я и по вашей вине горя хлебнул.

— Простите. И не надо обо мне заботиться. Лучше скажите, чем я вам могу помочь с Навроцким.

— Вот это уже речь не мальчика, но мужа! — похвалил Басов. — Никаких подвигов от вас не требуется.

— А что требуется?

— Просто войти в кабинет шефа, когда я там буду.

— И все?

— Остальное я беру на себя.

Разговор закончился клятвенным обещанием Коти войти в кабинет шефа ровно через двадцать минут после Басова. День и час встречи банкира с Навроцким были уже известны.

Глава третья Козырные дамы

И все-таки у Олейника рука не поднялась прикончить Мишу Марфина на месте. В том, что этот парень вырос сексуальным уродом, его вины не было. Так природа распорядилась. К тому же без Миши Олейник сейчас продолжал бы париться на нарах, и это тоже нельзя было сбрасывать со счетов.

Пока Марфин торопливо натягивал на себя одежду, киллер успел принять другое решение.

— Сядь и выслушай меня внимательно, — сказал он. — В Москве оставаться тебе действительно нельзя — в два счета повяжут. Но я тебе дам новый паспорт и научу, как из Москвы выбраться. А уж дальше, извини, выкручивайся сам.

Миша молчал, и Олейник засомневался, слышит ли парень то, что ему говорят.

Тем не менее киллер подсел к столу и принялся за работу, с которой успешно справлялся уже не раз. Он аккуратнейшим образом отклеил фотографию с Мишиного паспорта и приладил се на новый, вынутый из тайника. Получилось вполне сносно.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал Олейник. — Теперь ты Федин Валентин Николаевич. Правда, год рождения слегка подгулял. Но может быть, просто фотография получилась не слишком удачная. Такое бывает.

Старый паспорт Марфина киллер тут же сжег и пепел спустил в унитаз, отрезав Мише путь к отступлению.

— Держи свой паспорт, Валентин, — сказал Олейник.

Марфин не шелохнулся. Он продолжал сидеть с безучастным видом.

Олейник положил паспорт на стол. Потом нащупал в кармане скрученную трубочкой на иностранный манер пачку долларов, тоже перекочевавшую к нему из тайника. Таких рулончиков у него было пять. В каждом по десять тысяч баксов.

— Тут тебе немного «зелени» на первое время, — сказал Олейник, кладя деньги рядом с паспортом.

Миша с трудом разлепил сомкнутые губы:

— Не надо.

— Нет уж, — покачал головой Олейник. — Я по своим счетам всегда плачу.

— Я не ради денег… — пробормотал Марфин и отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слезы.

— Знаю. Какая разница? Никогда от денег не отказывайся, Валентин. Если, конечно, заслужил.

— Ты мне одно скажи, Костя, — дрожащим голосом заговорил Марфин. — Зачем ты вид делал, что у нас с тобой что-то может быть?

— А что мне оставалось? Сам посуди. Когда тебя в расход пустить собираются, на все пойдешь.

Этот разговор был совершенно лишним. Пустая трата времени. Рвать с Марфиным следовало решительно. В конце концов, киллер и так уж проявил неслыханное благородство по отношению к своему сообщнику.

— Все! — сказал Олейник. — Разбегаемся. Ты только сдуру домой не вздумай сунуться. Там тебя уже ждут.

— Я и не собирался, — ответил Миша каким-то странным голосом.

— А куда ж ты?

— Догадайся, — сказал Миша.

На его губах играла полубезумная улыбка, и Олейник понял, что все его старания помочь Марфину пропали даром. Миша был слишком потрясен коварством несостоявшегося любовника и, конечно же, уходить в бега не собирался. Он на коленях поползет к своему начальству вымаливать прощение. И расскажет про побег все от начала до конца, чтобы отомстить киллеру.

— Сдаваться пойдешь? — спросил Олейник.

— А что мне остается? — ответил Миша словами киллера. — И ты деньги свои поганые забери. На них кровь. А я не продаюсь!

— Ну и мудак! — сказал Олейник совершенно искренне. — Чего ты этим добьешься? На мое место сядешь, и все.

А меня они все равно теперь не достанут.

— Посмотрим.

— Да ты мне угрожаешь, что ли?

— Не угрожаю, а просто говорю.

Олейник с сожалением посмотрел на Мишу. Возможно, парень прав. Куда ему — жить с фальшивым паспортом! Даже прокормить себя он вряд ли сможет. Чем он на хлеб заработает, когда баксы кончатся? Своей задницей?

— Костя! — тихо позвал Марфин. — А может, ты все-таки возьмешь меня с собой, а? Мы могли бы просто дружить. Я бы для тебя все делал.

— Нет! — жестко сказал Олейник. — Я волк-одиночка. И мне такой камень на шее ни к чему. Я ведь все тебе объяснил.

— Ну смотри. Как бы потом не пожалел.

С Марфиным внезапно произошла разительная перемена. Черты лица заострились, взгляд стал злобным. И это мгновенно вызвало у Олейника ответную реакцию, пробудив в нем инстинкт убийцы.

— Учту, — процедил киллер сквозь зубы. — А теперь давай попрощаемся.

Он шагнул к Марфину, и тот поднялся со стула ему навстречу.

Олейник нанес всего один удар. Но это был удар из китайской серии «тань-усю» — искусства отложенной смерти. Подобных так называемых проникающих ударов существовало несколько: в сердце, в печень, в селезенку. Боль от них проходила сравнительно быстро, но через двенадцать часов наступала смерть от нарушения внутренних функций организма.

Жестокие приемы «тань-усю» Олейник освоил в спецназе генерала Панова.

Марфин схватился за живот и, сложившись пополам, с коротким стоном повалился на пол.

— Не надо было злить меня, Миша, — сказал Оленик в пустоту и склонился над телом.

Миша дышал, хотя и прерывисто. Через час он совершенно придет в себя. Только ноющая боль в печени будет напоминать ему об ударе. Но потом он почувствует дурноту и рухнет замертво. Никакие врачи ему не помогут, потому что им и в голову не придет, от чего Марфин умирает.

Олейник быстрым взглядом окинул жилье, с которым ему предстояло проститься навсегда. Уничтожать следы своего пребывания здесь не имело смысла. Больше он на Шереметьевской не появится, а смерть Миши Марфина все равно спишут на него. Больше не на кого.

Деньги со стола он забрал, а паспорт оставил. Пусть достанется ментам.

Сейчас главным для Олейника было подыскать безопасное место, где он мог бы отсидеться какое-то время. Киллер понимал, что разъяренный генерал Панов не оставит даже крохотной щелочки, через которую можно выскользнуть из Москвы.

Новогодняя ночь обещала быть безрадостной. Еще неделю назад Ксана собиралась провести ее с Владиком. Симпатия к нему перерастала в нечто большее, и Ксана порой ловила себя на мысли, что, может быть, именно в новогоднюю ночь, богатую на всякие чудеса, между ними произойдет то, о чем она долгое время и думать не могла.

Похоже, этот старый козел Генрих Романович что-то понимал в жизни, когда предсказывал, что юное тело Ксаны потребует любви.

Но тогда, возле полыньи, поглотившей «Ниву» с Гурновым, Ксана и Владик разошлись бесповоротно. Она ни за что не сделала бы первого шага к примирению, а Владик, проявив характер, совершенно исчез с горизонта. Он даже в офис ни разу не заглянул. Хорошо еще, что финансовые дела Ксаны были так надежно отлажены, что какое-то время шли сами по себе.

Впрочем, об этом Ксана не думала, усаживаясь в одиночестве за новогодний стол, сервированный мейсенским фарфором, старинным серебром и антикварным хрусталем. Вся эта красота осталась от Сильвера.

Ксана нарядилась в ни разу не надеванное платье от Кензо с открытой спиной и гладко зачесала волосы, успевшие отрасти до плеч. Макияжа ей потребовалось совсем чуть-чуть. Ее черные глазищи так полыхали на матово-смуглом лице, что не требовалось никаких ухищрений. Ксана задержалась у трюмо, несколько ошарашенная видом ослепительной молодой женщины, глядевшей на нее из зеркала. Потом тихонько вздохнула и пошла к столу.

Ровно в одиннадцать она зажгла шесть свечей в бронзовом шандале и, как положено, стала провожать Старый год.

Первым глотком вина она помянула Марьямова-Сильвера, к которому относилась по-прежнему, несмотря на обнаружившееся бандитское прошлое названого отца. Потом сделала глоток за родителей и надолго задумалась.

Прежней обиды на них Ксана уже не чувствовала. Как-то они там, в Виннице? Наверняка продолжают бедствовать. И Ксане стало стыдно за свой новогодний стол, ломившийся от всяческих деликатесов и экзотических фруктов. Она подумала о том, что быть такой бессердечной нельзя, нужно послать денег в Винницу. А еще лучше — перетащить всю семью в Москву. Пусть поживут как белые люди.

Решив заняться этим немедленно после праздников, Ксана чуточку повеселела и выпила за себя, умницу. Хрустальный бокал опустел, и она наполнила его снова. Теперь она выпила за уходящий год, в котором было столько печального, — пусть побыстрей уходит.

Но Старый год уходить не торопился. Стрелки словно прилипли к циферблату. От нечего делать Ксана включила телевизор и начала скакать пультом с программы на программу. На всех каналах одни и те же лица чокались, шутили, пели, бросали друг в друга серпантин и вообще лезли из кожи вон, демонстрируя веселье, записанное на пленку еще месяц назад.

Водоворот чужого праздника настолько отвлек Ксану, что она едва не пропустила наступление Нового года. Бросив взгляд на часы, Ксана охнула и помчалась в морозильник за шампанским.

Проволочный намордник на пробке удалось снять с превеликим трудом, но сама пробка никак не поддавалась.

Часы уже начали бить двенадцать, когда пробка нехотя пошла. И тут в дверь позвонили. Раз, другой, третий. С громким хлопком пробка выстрелила вверх, едва не расколотив люстру. Пена залила Ксане колени. Но она, не обращая на это внимания, понеслась к дверям. Звонить мог только Владик.

Она не сразу узнала его. На лестничной площадке стоял самый настоящий Дед Мороз с белой бородой и мешком за плечами.

— С Новым годом! — сказал он голосом Владика. — Тут живет девочка Ксана?

— Тут она живет, старый хрыч! — весело ответила она. — Что ж ты опаздываешь? Шампанское в доме некому открыть!

Но Владик до конца доиграл роль Деда Мороза.

— Смотри, Ксаночка, что тебе Дедушка Мороз в подарок принес! — пропел он.

С этими словами Владик вынул из мешка палевого щенка лабрадора.

Ксана по-детски завизжала от восторга.

Двенадцатый удар часов они, конечно, прозевали. Но вся остальная ночь действительно оказалась волшебной. Маленький лабрадор гордо отказался от предложенной черной икры, оставил на паркете несколько крохотных лужиц и уснул, разбросав лапы с розовыми, еще незатоптанными подушечками. Так что Ксане с Владиком он не мешал.

Утром их разбудил щенок, ухитрившийся каким-то образом взобраться на кровать. Он тут же принялся отчаянно лизаться.

— Ксана… — начал было Владик.

Но она закрыла ему рот ладошкой и быстро сказала:

— Прошедшую ночь обсуждать не будем!

Она боялась услышать от Владика восторженные слова. Ночью ее тело опять стало жить отдельной жизнью, и Ксана догадывалась, какое ошеломляющее впечатление могла произвести на Владика та страстность, с которой она ему отдавалась. У него-то сексуальный опыт был ничтожным. А про собственный Ксане не хотелось вспоминать.

Может быть, поэтому в дальнейшем их физическая близость повторялась весьма редко. Но сгоравший от желания Владик не смел роптать. Он был счастлив и этим. Его радовали перемены, произошедшие с Ксаной. После новогодней ночи она сделалась мягче, женственней и, главное, больше не вспоминала о своем страшном списке. А быть может, он уже кончился? Владик от души надеялся на это.

Чтобы занять мысли Ксаны чем-нибудь иным, он рассказал ей о разговоре со своей сокурсницей Леной Лебедевой. И Ксана загорелась желанием войти в незнакомый мир кино хотя бы как спонсор.

— Сколько им денег нужно? — спросила она.

— Не знаю, — честно ответил Владик.

— А фильм-то хороший будет?

Но и на этот вопрос Владик не смог ответить. Зато он немедленно организовал встречу Ксаны с Тимуром и Митей.

Те, увидев потенциального спонсора, просто выпали в осадок.

— Мы такие крендели едим! — шепнул Иванцов Тимуру, восхищенно оглядывая точеную фигурку Ксаны.

Будь рядом старый друг Володя Трофимов, он бы откликнулся на привычную шутку. Но Тимур взглянул на Митю недоумевающе.

— Какие крендели? — спросил он.

— Это я так… — вздохнул Иванцов. — Молодость вспомнил.

Митя не узнал в Ксане ту коротко остриженную шлюшку, которой когда-то по пьянке изливал душу. А вот Ксана Иванцова запомнила как странного клиента, даже не прикоснувшегося к ней, но об этом, естественно, помалкивала.

Тем не менее момент неловкости имел место. Очаровательную, совсем еще юную женщину трудно было представить в качестве делового партнера. К тому же Ксана, никогда не имевшая дела с людьми искусства, в первые минуты зажалась и только хлопала своими черными глазищами.

Но Тимуру с Митей быстро удалось растопить ледок отчужденности. Они расписали будущий фильм в таких ярких красках, что Ксана безоговорочно поверила в успех. Вопрос с финансированием съемок был решен в тот же день. Деньги потребовались немалые, но Ксана и не думала торговаться. К кино она относилась с трепетом.

Работа над фильмом уже близилась к концу, когда Ксана решилась побывать на съемочной площадке. Тимур звал ее с самого начала, но она стеснялась, понимая, что ее присутствие может показаться чем-то вроде проверки того, как тратятся денежки. Однако любопытство все-таки взяло верх.

Съемки проходили ночью в пустом метро. Ксана с Владиком попали на один из самых сложных в постановочном плане эпизодов — побег главного героя из секретного подземного городка.

На платформе выстроилась цепочка статистов в камуфляжной форме с автоматами на груди. Пустой поезд с беглецом то уходил в туннель, то снова возвращался на исходную позицию. Вслед ему палили холостыми зарядами.

Ксана следила за этим с удивлением и страхом. Все выглядело по-настоящему, но Тимура что-то не устраивало, и он снимал дубль за дублем.

Наконец массовка получила передышку. Вот тут-то Ксана и обратила внимание на одного человека в камуфляже. Она определенно видела его раньше. Вот только не могла вспомнить где.

— Ну? — спросил Владик. — Насладилась искусством? Может, пора по домам? Четвертый час уже.

— Подожди! — отмахнулась Ксана, продолжая вглядываться в смутно знакомого человека.

И в этот момент ее озарило. Ксана вспомнила, где и когда его видела. Только тогда он был одет по-другому.

Это случилось в прошлом сентябре. Он пришел будто бы по поручению Марьямова за какой-то кассетой. Ксана тогда еще не знала, что ее названый отец два часа назад погиб на Каширке, но незнакомец сразу вызвал у нее подозрение.

Она даже попыталась оглушить его тяжелой вазой, да только ничего не вышло. Незнакомец скрутил Ксану, нашел нужную кассету и унес ее с собой.

Этот человек имел прямое отношение к смерти Марьямова. И вдруг такая неожиданная встреча. Только каким образом он оказался в киношной массовке? Зачем ему это понадобилось?

Впрочем, сейчас важнее всего было не упустить этого человека, и Ксана впилась в него взглядом. Он поднял голову, и на секунду их глаза встретились. Потом незнакомец равнодушно отвернулся. Ксана вздрогнула, но тут же сообразила, что узнать в ней прежнюю Ксюшу невозможно. Внешне она переменилась так, что сама бы себя не узнала.

Между тем массовка покидала съемочную площадку.

— Владик, — шепнула Ксана, — надо проследить вон за тем человеком.

— За каким?

Ксана собралась показать, но обнаружила, что незнакомец бесследно исчез.

— Скорее! — крикнула она.

Владик, ничего не понимая, кинулся за ней по ступенькам неподвижного эскалатора.

Однако на улице нужного человека обнаружить не удалось.

— Ушел!.. — с досадой воскликнула Ксана и направилась к своему «Форду», припаркованному входа в метро.

— Объясни, что происходит? — спросил Владик, усаживаясь рядом с Ксаной.

— Да тут один тип… — начала она — и вдруг спохватилась: — А может, он еще внизу?…

Ксана выскочила из машины, даже толком не захлопнув дверцу.

Они сбежали по стоящему эскалатору на платформу, но там из массовки уже не осталось никого. Пришлось возвращаться. По дороге Ксана в двух словах объяснила Владику ситуацию.

— Значит, еще один из списка? — угрюмо спросил Владик, когда они снова сели в машину.

Ксана не успела ответить. Холодный ствол пистолета уперся ей в затылок.

— Только без шума! — угрожающе сказал кто-то, прятавшийся на заднем сиденье. — Давай вперед! Потихоньку!..

Внезапное появление Коти повергло Навроцкого в легкий шок.

— Тебе что здесь нужно, Глинский? — спросил он голосом, в котором смешались изумление и гнев.

Котя молчал, бесстрашно глядя в глаза грозному шефу.

— Это я попросил его зайти, Марк, — поспешил вмешаться Басов.

Взгляд Навроцкого полыхнул опасным огнем.

— Зачем? — спросил он.

— Да просто, чтобы вы не думали, что я блефую.

— Не понимаю.

— Бросьте, Марк, — почти дружелюбно сказал Басов. — Мне ведь господина Глинского даже к стенке припирать не пришлось. У него у самого на вас огромный зуб. За сестру, которую ваши опричники на тот свет отправили. Нечисто сработано, Марк. Все вычисляется элементарно.

— Вы ошибаетесь, Егор, — сказал Навроцкий ледяным тоном. — Страшно ошибаетесь. И такой ошибки я вам не прошу. Ни вам, ни этому слизняку.

— Возможно, еще передумаете. Мы ведь не договорили до конца.

— При Глинском никакого разговора не будет.

— Спасибо вам, господин Глинский, — сказал Басов. — Теперь оставьте нас.

Котя вышел за дверь и прямиком поехал домой к Басову, где его ждала Зоя. Так было договорено заранее.

После ухода Коти в кабинете возникла пауза. Басов молчал, ожидая реакции олигарха. Тот, надо отдать ему должное, быстро пришел в себя.

— «Враги! — неожиданно пропел Навроцкий из «Евгения Онегина». — Давно ли друг от друга нас жажда крови отвела?…»

— Вы рано веселитесь, Марк, — сказал Басов, преодолев изумление.

Навроцкий тут же принял серьезный вид.

— Чисто нервное, — объяснил он. — Не скрою, у вас это весьма эффектно получилось.

Не часто в жизни меня так раздевали. Не буду тратить время на пустые отговорки. Ведь вы не на разведку ко мне пришли? Небось полные карманы улик?

Басов не стал возражать.

— Ну что вам объяснять, Егор? — продолжил Навроцкий. — В большом бизнесе — закон джунглей. А в джунглях друзей нет. И правила игры меняются в зависимости от выгоды.

— Но ставить на кон человеческую жизнь — это уж слишком.

— А что делать, если конкурент не слышит разумных доводов? Нам, Егор, очень была нужна эта телекомпания.

— Кому это вам?

— Блоку «Отчизна».

— Но ведь генерал Панов и без своей телекомпании попал в Думу.

— А сколько наших не прошло? Но все это, Егор, дело прошлое. Я вам предлагаю мировую. Идите к нам в «Отчизну». Не прогадаете.

— А куда же мы денем ту посылку с бомбой, убийство Альшиц, расправу с Региной Глинской, историю с наркотиками? — спросил Басов.

— В Лету. В реку забвения, — сказал Навроцкий. — Туда же, куда канул ваш шофер Женя, который был у меня платным информатором.

— Так это вы с ним покончили?

— Следствие установило самоубийство. Нечистая совесть, знаете ли. Как и в случае с Региной Глинской. Практически не осталось никого, кто бы мог подтвердить ваши подозрения.

— Есть живой свидетель — Глинский.

— Пока живой, — уточнил Навроцкий.

— Теперь и он приговорен?

— Да пусть себе живет! — махнул рукой олигарх. — Такое ничтожество для меня никакой опасности не представляет. Ну так что? Пойдете к нам в «Отчизну»?

— Нет уж, увольте.

— А что так?

— Я брезглив с детства.

Навроцкий ничуть не обиделся.

— Тогда отдайте «ТВ-Шанс», — сказал он. — Нам эта компания до сих пор нужна. Отдайте — и разойдемся как в море корабли. Вас оставят в покое. Я с ответом не тороплю. Подумайте. Посоветуйтесь с женой. Она ведь у вас, кажется, рожать собирается? Ей лишние переживания ни к чему.

— Если бы вы знали, Марк, — сказал Басов, — как у меня руки чешутся набить вам морду.

— Так за чем же дело стало? — спросил Навроцкий с наигранной легкостью, но заметно напрягся.

— Слишком просто. И ничего не решает. Но теперь я знаю, кого остерегаться. А кто предупрежден, тот вооружен. Не я объявил войну. Так что вините во всем самого себя!..

Олейник сразу узнал Ксану. Эти горящие черные глаза невозможно было спутать. Киллер еще точно не решил, что он будет делать, но оставленный незапертым «Форд» подсказал выход из опасной ситуации.

Олейник забрался на заднее сиденье и сжался там, держа наготове пистолет…

Он оказался на съемочной площадке по чистой случайности. Бросив в квартире на Шереметьевской обреченного Мишу Марфина, Олейник под прикрытием темноты добрался до окраины города. Утром ему удалось там же обзавестись временным жильем. От баксов еще никто не отказывался.

Несколько невыносимо долгих месяцев киллер провел взаперти, изнывая от тоски и безделья. Высовывать нос было опасно. Следовало терпеливо выждать, пока люди генерала Панова ослабят бдительность. Еще раз угодить к ним в руки было равносильно смерти.

Олейник позволял себе лишь короткие выходы за продуктами. Еще дважды ему пришлось сходить в ближайшее фотоателье — сначала сфотографироваться, а потом получить карточки. Это было необходимо для новых документов, взамен отнятых при аресте.

Когда работа над документами была закончена, киллер наведался в туристическое бюро. Для него не имело значения, в какую страну ехать. Лишь бы нашлась достаточно большая группа, в которой можно затеряться. Он записался в поездку на Крит. Отъезд предстоял через две недели.

Никаких незаконченных дел у него не оставалось. Единственное, что ужасно захотелось сделать, — подарить крупную сумму родителям Миледи. Олейник сам не понимал, зачем ему это нужно, но мысль о деньгах прочно засела у него в голове.

Ему не удалось сделать счастливой единственную женщину, тронувшую его сердце. Так пусть родителям Миледи достанется хотя бы часть того, что должно было принадлежать ей.

Узнать по адресу номер телефона не составило труда. Трубку взял Станислав Адамович и долго не мог понять, с кем он говорит.

— Я приходил к вам… — вынужден был признаться Олейник. — Прошлой осенью… Только был, так сказать, не в форме. И, кажется, сознание у вас потерял. Помните?

— Ах, вот оно что… — пробормотал Станислав Адамович и умолк.

— Извините за тот случай, — продолжил Олейник. — Я тогда немного силы не рассчитал. Думал, успею уйти.

— Вы про Милу что-то страшное говорили, — с трудом сказал Станислав Адамович. — Это правда?

— Правда. Она при мне умерла. В Склифе.

В трубке послышался неясный всхлип, но Станислав Адамович сумел взять себя в руки.

— Я так и думал… — сказал он. — Это жена не хотела верить.

— Придется поверить.

— Да, конечно… А вы не знаете, где ее похоронили?

— Нет. Но если будете справки наводить, учтите, что она под другой фамилией жила.

— Под другой? Почему?

— Долго объяснять. Просто запомните: Вероника Николаевна Макеева.

— А она… Она со своим лицом ничего не делала?

— У нее была пластическая операция.

— Господи!.. — простонал Станислав Адамович. — Зачем?

Олейнику стал невыносим этот разговор, и он сказал торопливо:

— Мне нужно вам кое-что передать.

— От нее? От Милы?

— Можно и так сказать.

— Ну так говорите, говорите!

— Это не слова. Это… В общем, надо встретиться.

— Так приезжайте к нам. Адрес вы знаете.

— Нет, это исключено. Встретимся где-нибудь в городе.

— Где?

— Я еще перезвоню.

Олейник внезапно сообразил, что не только квартира на Поклонной может находиться под наблюдением людей генерала Панова, но и телефон они могли поставить на прослушку. Правда, он звонил из автомата, но все же.

Киллер никогда не верил болтовне о том, что отечественные спецслужбы теперь работают спустя рукава. Нет, они многое могут, если сильно захотят. И это подтвердилось немедленно.

Едва Олейник вышел из телефонной будки, как поблизости с визгом затормозила машина, и четверо молодцов выскочили из нее на тротуар. Олейник повернулся к ним спиной и пошел прочь, сдерживая шаг, чтобы не привлекать внимания. И все-таки его засекли.

— Стоять! — раздался крик.

Стрелять на людной улице они не решились, но уверенно сели киллеру на хвост. Началась сумасшедшая погоня по каким-то переулкам и дворам. В последний момент Олейнику неслыханно подфартило. Он увидел приоткрытый люк канализации, сдвинул тяжелую крышку и нырнул в темноту. Едва удерживаясь на скользкой железной лесенке, Олейник сумел поставить крышку люка на место и затаился.

Он не слышал прогрохотавших мимо шагов, но надеялся, что погоня проскочила дальше. Потом спустился до самого дна и побрел, согнувшись, по запутанным зловонным ходам. Им не было конца, и киллер потерял счет времени. Глубокой ночью, оторвав железную решетку, он очутился в туннеле метро. Слабо поблескивающие рельсы указали ему путь.

Через полчаса он остановился, увидев вдали яркий свет. Теперь Олейнику удалось разглядеть циферблат часов. Стрелки показывали два часа ночи. Он осторожно двинулся на свет и вскоре дошел до станции, где происходила киносъемка. Нужно было переждать, пока киношники уберутся, пойдут первые поезда, и тогда появится возможность смешаться с толпой пассажиров.

Но судьба распорядилась по-иному. Режиссер объявил очередной перерыв, и массовка разбрелась в разные стороны. Один, в камуфляжной форме, спрыгнул с платформы и углубился в туннель, чтобы там без помех справить малую нужду.

Он остановился как раз рядом с киллером, укрывшимся в нише. Решение пришло мгновенно. Олейник рубанул его ребром ладони по шее, а потом ударил в висок тяжелым каблуком.

Тело несчастного Олейник запихнул в нишу, а сам, переодевшись в камуфляжную форму, оказавшуюся немного великоватой, появился на съемочной площадке. В обычном бардаке, царящем на съемках, никто не заметил подмены. К тому же киллер в совершенстве владел искусством оставаться незаметным. Он исправно выполнял команды режиссера и помалкивал.

Все для Олейника могло кончиться хорошо, если бы на съемочной площадке не появилась Ксана. Киллер затылком почувствовал ее пристальный взгляд и насторожился. Встреча с этой черноглазой девицей грозила провалом…

И вот теперь Олейник держал ее на мушке, заставляя вести машину туда, куда хотел он. Наконец «Форд» остановился в темном переулке.

— Знаешь, в чем твоя беда? — спросил киллер, не опуская пистолета. — Глазастая слишком. А мне это ни к чему.

— Ну и что теперь будет? — спросила Ксана с поразительным спокойствием. — Убьете нас, как убили Марьямова?

— По правилам надо бы, — усмехнулся Олейник. — Но у меня есть идея получше. Я исполнитель, это ты верно вычислила. Но главное зло не во мне. В заказчике. Я ведь не по собственной прихоти на Каширке оказался. Задание было такое.

Приказ. А приказы не обсуждаются.

— Чей приказ?

— В том-то вся и штука. Есть такой генерал по фамилии Панов.

— И чем же ему не понравился Марьямов?

— Это ты у него спроси. Только он вряд ли скажет. Но достать его можно. Ты кем Марьямову приходилась?

— Дочерью. А что?

— Родной дочерью?

— Приемной. Какая разница? Я его смерти все равно не прощу! Не надейтесь!

— Это меня устраивает, — сказал Олейник и спрятал пистолет. — Я тебе дам одну вещь, которая генерала Панова уничтожит. Но при одном условии.

— Каком?

— Ты ее пустишь в ход только через две недели.

— А вы за это время ноги сделаете?

— Точно, — кивнул Олейник. — Я вообще выхожу из игры. Тебе в любом случае меня больше не найти. А Панова я тепленьким сдаю.

— Соглашайся… — шепнул Владик.

— Молодой человек прав, — сказал Олейник.

— Ну допустим… — Ксана закусила губу, соображая. — А про какую вещь вы говорите?

— Про видеокассету, — ответил киллер. — Если ей дать ход по телевидению — генерал спекся. Застрелится он вряд ли. Но что на нем крест поставят, ручаюсь.

— Так вы за этой кассетой тогда приходили?

— За этой. И Марьямова убрали из-за нее. Только я опередил Панова. Ведь он и меня приказал хлопнуть там же, на Каширке.

— Давайте кассету, — снова подал голос Владик. — Мы найдем ей применение.

Ксана резанула его взглядом и обернулась к киллеру.

— А вы не обманываете? — спросила она.

— Ну какой смысл? — сказал он. — Я ведь вас обоих мог без всяких разговоров замочить, так? Но мне нужно, чтобы кассета сработала. Самому мне с ней светиться нельзя. А ты ведь хочешь отомстить за Марьямова? Решай, девочка. Да или нет?

— Давайте кассету! — сказала Ксана.

Телефон разбудил Жанну еще затемно. Она зарылась в подушку, дожидаясь, пока трубку снимет Тимур, и только потом сообразила, что мужа нет дома. Он теперь сутками пропадал на съемках. Телефон не умолкал, и Жанне пришлось подняться с постели.

— Ну в чем дело? — сонно сказала она в трубку.

— Это вас Пуаро беспокоит, — раздался вкрадчивый голос.

— Какой еще Пуаро? — Жанна ничего не соображала спросонья.

— Эркюль Пуаро.

— Боря!.. — простонала Жанна, узнав наконец голос Адского. — Что за дурацкие шутки в шесть утра!

— Извини, Жанночка, не утерпел, — весело ответил директор. — Я нашел Диану!

— Что ты говоришь!

— Ну чем я не Пуаро?

— Рассказывай!

— Рассказывать особенно нечего. Просто я точно установил, где у этой Дианы очередной концерт.

— Где?

— В Туле.

— Так… — сказала Жанна. — Сколько туда езды?

— На машине часа четыре. Может быть, пять, учитывая, что сейчас зима.

— Приезжай ко мне немедленно. Мы едем в Тулу.

— Я так и думал. Ребят с собой прихватить?

— Каких ребят?

— Из охраны.

— Никого не надо. Драки не будет. Ты мне нужен в качестве свидетеля, и только. А для охраны хватит Васи, моего водителя. Все, жду!..

Говорить Тимуру о поездке в Тулу Жанна не хотела. Он обязательно увязался бы с ней. Учитывая недавний инциденте уличным продавцом, Жанна опасалась, что и в Туле Тимур может вспылить, и чем это кончится, неизвестно.

При всем водительском мастерстве Васи Кочеткова дорога заняла почти шесть часов. Жанна с директором оказались в Туле незадолго до начала концерта.

По афишам, которыми был оклеен весь город, они легко нашли нужный зал.

Подождав в машине, пока в здание войдут последние зрители, Жанна сказала:

— Пошли, Боря. Пора.

— Хоть намекни, что ты собираешься делать? — взмолился Адский.

— Увидишь. Твоя задача — смотреть и слушать. Все остальное я беру на себя.

Жанна двинулась к служебному входу. Местная охрана попыталась было преградить ей путь, но Жанна с ослепительной улыбкой сказала:

— Добрый вечер, ребята! Надеюсь, вы позволите мне войти?

— А вы… — промямлил охранник, не веря своим глазам. — Вы… Жанна Арбатова, что ли?

— Что ли, да.

Охранники почтительно расступились. Они, конечно, уже привыкли к закидонам приезжих артистов, от которых можно было ожидать любых сюрпризов, — но чтобы сама Неподражаемая вот так запросто появилась в Туле!..

— Только не говорите никому, ребята, что видели меня, — сказала Жанна. — Я здесь инкогнито.

Она заговорщицки подмигнула охранникам, и те с готовностью кивнули. Только спросили про Адского:

— А этот? Он с вами?

— Этот? Со мной, со мной. Все в порядке.

В отдалении слышалась музыка, и Жанна с Адским, ориентируясь на ее звуки, вскоре оказались за кулисами. Там на них никто не обратил внимания.

Все взоры были устремлены на сцену, где Диана открывала рот под чужую фонограмму.

Жанна дождалась, когда закончится первая песня и зазвучат аплодисменты. Потом она сбросила свой норковый жакет на руки Адскому и шагнула вперед.

— Куда, Жанночка?… — прошептал Адский.

Но Жанна уже не слышала его. Она царственной походкой вышла на сцену. Ее появление вызвало в зале шок. Аплодисменты резко оборвались, и наступила звенящая тишина.

Диана изумленно округлила глаза. Она не понимала, что произошло, поскольку Жанна стояла у нее за спиной. А вот музыканты смотрели на неизвестно откуда взявшуюся Неподражаемую как на привидение.

Наконец Диана сообразила оглянуться. Улыбка сползла с ее лица, в глазах мелькнул ужас. Она замерла не в силах шевельнуться.

Пока все находились в ступоре, Жанна успела дойти до микрофона.

— Добрый вечер! — сказала она своим неповторимым голосом. — Прошу меня извинить за внезапное вторжение, но, надеюсь, вы поймете мать, которая впервые видит собственную дочь.

Зал напряженно слушал, ожидая, что произойдет дальше.

— Что же ты, дочура, не обнимешь маму? — с приторной ласковостью спросила Жанна у Дианы. — Ну же, приди ко мне на грудь, не стесняйся. Люди поймут.

Но Диана торчала посреди сцены соляным столбом. Только глаза ее воровато бегали из стороны в сторону.

— Я так рада твоему успеху, доченька! — продолжила Жанна. — Только зачем же зрителей обманывать? Нехорошо. Стыдно. Смотри, твои ребята даже инструменты к аппаратуре не подключили. Это, конечно, не так уж важно, когда открываешь рот под фанеру, но если бы они хоть вид сделали. А то уж совсем туфта получается. Давай-ка начнем все снова, уже по-честному. Подключайтесь, ребята. А Дианочка нам споет живьем.

Магия Неподражаемой оказалась столь сильна, что музыканты стали стыдливо подключаться к динамикам.

Тем временем Жанна обратилась к звукорежиссеру, сидевшему в оркестровой яме у портативного пульта:

— А вы, молодой человек, пока что отдайте фонограмму ее настоящей владелице. То есть мне.

Взмокший от переживаний Боря Адский видел из-за кулис, как Неподражаемая, забрав фонограмму, подошла к Диане и протянула ей микрофон со словами:

— Ну а теперь мы послушаем, как на самом деле поет Диана. Пой, девочка!..

И тут наконец Диана вышла из оцепенения. Она отшатнулась от протянутого микрофона и опрометью бросилась со сцены.

— Нервы! — с усмешкой объяснила Жана зрителям. — Но вы не расходитесь. Я сейчас попробую ее вернуть.

Зал зашумел, словно лес, встревоженный шквалом.

Далеко уйти Диане не удалось. Ей отважно преградил путь Боря Адский. Люди, толпившиеся за кулисами, взяли их в плотное кольцо.

— Куда же ты сбежала? — послышался голос Неподражаемой.

Кольцо разомкнулось, давая ей пройти.

— У меня к тебе только один вопрос, — сказала Жанна. — И можешь возвращаться на сцену. Кто тебе подал идею назваться моей дочерью?

— Никто! — буркнула Диана.

— Неужели сама придумала?

— Я ничего не придумывала! — выкрикнула Диана, сверкнув глазами. — Это правда!

— Что правда? Что ты моя дочь?

— Да!

— Господи!.. — Жанна подняла глаза к потолку. — Да ей лечиться надо!

— Вам самой подлечиться не мешает! А то у вас провалы в памяти! Уже и не помните, как бросили меня в грудном возрасте!

Такого отчаянного и наглого сопротивления Жанна не ожидала. Верно говорят, что раненый заяц может броситься на охотника.

— Остановись, девочка! Опомнись! — сказала Жанна. — Ты и так уже наделала глупостей. Те, кто тебя продвигает, в кусты уйдут. Самой придется за все отвечать.

— А что вы мне сделаете? В тюрьму посадите? Сажайте, если совсем совесть потеряли! А я журналистам расскажу, какая вы Неподражаемая! Бессердечная стерва!..

У Дианы началась истерика. Она повалилась на пол, дергаясь в конвульсиях. Кто-то бросился за врачом.

— Пойдем, Жанночка, пойдем! — зашептал на ухо Неподражаемой Боря Адский, сам едва державшийся на ногах. — Она же шизофреничка! Неужели не видишь?…

Жанна позволила директору накинуть ей на плечи жакет и пошла к выходу. Собственно, все уже было сделано: ворованная фонограмма конфискована, фальшивая дочь разоблачена, и карьера ее разрушена.

Едва Неподражаемая ушла, истерика у Дианы прекратилась, поскольку была просто искусно разыграна. Все-таки кое-какие актерские задатки у Дианы имелись. Однако возвратиться на сцену, к нетерпеливо гудящему залу, было уже невозможно.

Улучив момент, Диана достала из сумочки мобильник, набрала заветный номер и сказала:

— Марик! Я в глубокой жопе!..

Посмотрев дома кассету, переданную Олейником, Ксана с Владиком толком ничего не поняли. Оргия в уже забытом всеми «Золотом веке» выглядела обыкновенной порнухой, не более. Генерала Панова ни Ксана, ни Владик в лицо не знали, как и остальных участников запечатленной на пленке сцены. Поэтому убойная сила компромата осталась для них загадкой.

— Ну и что мы будем делать с этой кассетой? — спросил Владик. — Пошлем по почте на телевидение? Или в милицию отнесем?

— Только не ментам! — сказала Ксана. — Они это дело замотают. Побоятся тронуть генерала. И по почте отправлять глупо. Не станут по телевизору такое показывать. Да еще присланное неизвестно откуда. Нужно там какого-то верного человека найти. Чтобы все в песок не ушло.

— Может, с кем-нибудь из съемочной группы посоветоваться? Они все-таки к телевидению ближе.

В съемочной группе они по-настоящему были знакомы только с Тимуром. Но к нему в процессе работы невозможно было подступиться. Даже Митя Иванцов перестал ходить на съемки, чтобы не приставать к режиссеру с мелочами. И Ксана решила, что кассета подождет. Она уже столько времени лежала невостребованной, что еще пара месяцев ничего не решала.

Съемки закончились лишь в начале августа. Тимуру предстояло сесть за монтаж фильма. Там он был бы совершенно недоступен, но Ксана набралась смелости с ним поговорить.

У Тимура кассета не вызвала никакого интереса.

— Что здесь? — безразлично спросил он.

— Компромат, — ответил Владик.

— На кого?

— Мы не поняли, честно говоря. Но человек, который нам дал эту кассету, уверял, что это настоящая бомба.

— Ну давайте, — нехотя согласился Тимур. — Я подумаю, кто с ней может разобраться.

Ксана с Владиком приготовились к долгому ожиданию, но Тимур позвонил через три дня.

— Госпожа спонсор? — спросил он. — Я вас поздравляю. Ваша кассета действительно оказалась бомбой. Вы готовы встретиться с человеком, который хочет дать ее в эфир?

— А зачем нам встречаться? — осторожно спросила Ксана.

— У него есть к вам какие-то вопросы. Вы не пугайтесь. Это свой человек. Запишите телефон…

Возвращаясь домой после разговора с человеком, который хотел предать компромат гласности, Ксана припарковала машину возле гастронома, чтобы пополнить опустевший холодильник.

— Смотри! — сказал Владик. — Городская сумасшедшая.

По улице, что-то выкрикивая и размахивая руками, шла пожилая женщина. Вид у нее был безумный, волосы всклокочены. Встречные опасливо обходили ее.

— Вот пугало огородное! — продолжал насмешничать Владик. — И как таким по улицам позволяют ходить? В дурдом их нужно отправлять без разговоров!

— Заткнись! — неожиданно крикнула Ксана и выскочила из машины. Она догнала женщину и тронула ее за плечо. Безумная резко обернулась.

— Мама… — надломленным голосом произнесла Ксана.

Нина Никаноровна ничуть не удивилась, словно рассталась с дочерью вчера.

— Покаемся вместе, Ксюша… — лихорадочно заговорила она. — Великий грех на мне, доченька… Сколько я людей погубила!.. Видит бог, не хотела. Не хотела! Сатана под руку толкнул!..

Звонок из Тулы привел Навроцкого в ярость. Он, конечно, был идиотом, когда согласился на уговоры своей новой любовницы — мало ей, видите ли, оказалось титула вице-мисс Москвы. Она захотела еще пробиться в звезды эстрады. Он был дважды идиотом, когда поручил заняться ее карьерой некому Феликсу — когда-то пионеру подпольного отечественного порно, а ныне непременному члену жюри всех конкурсов красоты. Это Феликс придумал любовнице олигарха дурацкий псевдоним Диана и скандальную биографию. Это Феликс потребовал сумасшедшие деньги на ее раскрутку. И вот все кончилось так бездарно и глупо.

Феликса по команде Навроцкого разыскали мгновенно. Он был в курсе скандала, поскольку присутствовал там лично, только малодушно спрятался от гнева Неподражаемой. От Навроцкого ему спрятаться не удалось.

— Что ты жулик, я сразу понял, — сказал ему олигарх. — Но не ожидал, что ты такой кретин. Мы никогда не были знакомы. Это ясно? А все деньги до копейки вернешь через неделю. Иначе готовься к похоронам. Так и быть, за мой счет.

С Дианой тоже пришлось расстаться, как ни хороша она была в качестве любовницы. Но Навроцкий знал, что замена ей найдется быстро.

Вскоре олигарх позабыл об этом досадном случае. Дела у него шли неплохо, и Басов, похоже, не предпринимал ничего опасного.

Душным августовским вечером Навроцкий вернулся домой из офиса и первым делом машинально включил телевизор. Хорошо было бы рвануть в загородный дом, но там его поджидала опостылевшая Дора.

Незнакомый логотип на телеэкране привлек внимание олигарха. Навроцкий страдальчески сморщился. Еще одна неприятность! В эфире была компания «ТВ-Шанс». Басов развернулся с неслыханной скоростью. Комментатор в телевизоре что-то сказал, и пошла запись, сделанная скрытой камерой.

У Навроцкого отвалилась челюсть. Среди подвыпивших мужиков, с хохотом лапающих голых девок, он узнал себя. Узнал — и сразу вспомнил развеселые вечера в приватном кабинете «Золотого века». Теперь Дора узнает все. Добрые люди расскажут, даже если она сама не смотрит сейчас телевизор. И прощения не будет. Тесть раздавит его как клопа.

Сердце прихватило так, что Навроцкий не смог даже дотянуться до телефона. Не прошло и минуты, как гнев тестя стал ему уже не страшен. Оставалось бояться только Божьего суда.

Басову пришлась очень кстати видеокассета, неожиданно попавшая к нему в руки. Для дебюта компании «ТВ-Шанс» была необходима какая-то сенсация. Басов сразу опознал на пленке лыcoгo генерала Панова, чьи фотографии как одного из лидеров блока «Отчизна» частенько мелькали в газетах.

Но когда банкир вдобавок увидел рядом с генералом Марка Навроцкого, сердце его переполнила мстительная радость. Он до сих пор не придумал, как рассчитаться с Навроцким за пережитые беды.

Басов ничего не знал о ревнивой жене и могущественном тесте олигарха, но если б и знал, все равно выдал бы пленку в эфир.

Зоя сразу поняла, что уже видела тайную видеозапись, сделанную в «Золотом веке», но предпочла об этом не распространяться.

— Правильно, правильно! — поддержала она мужа. — Пусть по телевизору покажут. Чтобы этого засранца вся Москва без штанов увидела.

— По сравнению с тем, что он с нами делал, это, конечно, маловато, — вздохнул Басов.

— Ничего, — успокоила Зоя. — Потом пресса зубами вцепится и так расчихвостит, что ему небо с овчинку покажется. И хватит о нем. Противно!..

Зоя теперь была погружена в свои особые заботы. Скоро ей надо было рожать. Она еще не знала, что не сможет выполнить свое обещание и назвать новорожденную в память Миледи. Ей предстояло родить двух замечательных мальчишек, крепеньких, как боровички. Когда-то она шутила, что приехала в Москву улучшать породу. В шутке оказалась большая доля правды.

Заключив соглашение с Ксаной, Олейник ничем не рисковал. Она при всем желании не смогла бы навести людей генерала Панова на его след. В Москву из-за рубежа Олейник возвращаться не собирался. Пусть компра ударит по генералу через две недели. Это будет тоже чем-то вроде «тань-усю» — исскуства отложенной смерти.

Только вот вояж на Крит пришлось отменить. Олейник не мог забыть, как его едва не накрыли в телефонной будке, и для страховки решил отсидеться в Москве еще два-три месяца. Потом в другом турбюро записался на двухнедельный отдых в Анталье.

За день до отъезда Олейник снова позвонил на Поклонную. Разговор со Станиславом Адамовичем занял пять с половиной секунд. За такое время засечь местонахождение киллера было невозможно. Они договорились о встрече возле памятника Маяковскому. Но Олейник для страховки решил перехватить Станислава Адамовича при выходе из метро.

Сам он доехал только до Пушкинской, а дальше решил пройти пешком. Олейник не боялся, что его засекут. Он приклеил себе бороду, купленную в театральном магазине «Маска», и опирался на костыли. В пожилом инвалиде невозможно было узнать киллера.

Олейник неспешно ковылял по подземному переходу на Пушкинской площади, когда совсем рядом с ним полыхнуло, и раздался оглушительный взрыв. Огненный смерч пронесся по тесному туннелю, уничтожая все на своем пути.

Осколок витринного стекла рассек киллеру сонную артерию.

Тело бородатого инвалида вынесли из перехода в последнюю очередь. Сначала пытались спасти тех, кто еще был жив.

Ксана поместила мать в самую лучшую клинику, которую только можно было найти за деньги. Прогнозы врачей оптимизма не внушали, но надежда на выздоровление все же оставалась. Только лечение предстояло долгое.

К этому времени в Винницу вернулся отец. Весь высохший, но все-таки живой. Его освободили из плена в результате какой-то сложной и, как всегда, таинственной операции. Ксана узнала об этом, когда вызвала отца телеграммой на междугородный разговор. Тогда же был решен вопрос с переездом семьи в Москву. Отец еле дышал и послушался дочери беспрекословно.

Вопросами переезда и получения российского гражданства активно занялся Владик. Он уже чувствовал себя без пяти минут женихом.

— Ты моих встретишь и устроишь, ладно? — однажды сказала Ксана.

Последнее время она пребывала в необъяснимой задумчивости.

— Вместе встретим, — бодро откликнулся Владик.

— Нет. Я, наверное, не смогу.

— Почему?

— Я ухожу, Владик.

— Куда? — усмехнулся он. — В монастырь?

— Угадал.

— Шутка?

— Этим не шутят, Владик. Я покоя хочу, понимаешь? Все эти деньги, которые на меня незаслуженно свалились, вся эта грязь, подонки, с которыми я сводила счеты… Я не выдержу, я свихнусь, как мама.

— Но ведь все уже в прошлом, Ксана!

— Нет. Это все во мне сидит. Я очиститься хочу.

— Но ведь тебе всего девятнадцать лет! Вся жизнь впереди!

— Я же не умирать собралась.

— А как же я? — спросил он. — Обо мне ты подумала? Я ведь люблю тебя, Ксана!

— Если любишь, должен понять.

Они помолчали.

— Я тебя все равно буду ждать, — упрямо сказал Владик. — Хоть сто лет. Так и знай!

— Я не забуду, — сказала Ксана.

Перед премьерой в Доме кино Тимур решил показать готовый фильм узкому кругу знакомых.

Жанна явилась на просмотр в прекрасном настроении. Во-первых, милиции удалось задержать Джафара, и тот после недолгих запирательств признался в похищении Ванечки. Во-вторых, Басов наконец получил возможность свободно распоряжаться своими деньгами и по наущению Зои помог Жанне отдать угнетавшие ее долги.

«Вернете мне деньги, когда вам будет удобно», — великодушно сказал он. А в третьих, Неподражаемая была безумно рада за Тимура, хотя ни одного кадра из фильма еще не видела.

Митя Иванцов, естественно, пришел с Лёкой. Он немного побаивался ее острого языка и во время просмотра тревожно косился на жену. Но по выражению ее лица ничего нельзя было понять.

Финал Тимур все-таки оставил Митин. Герой погибал. Но ощущения безнадежности не было. Фильм вызывал желание освободиться от затхлого прошлого, не отпускающего людей из своих цепких объятий.

Когда в зале зажегся свет, раздались аплодисменты. Фильм не всем понравился безоговорочно, но равнодушным не оставил никого. А это авторам было дороже всего.

Больше всех расчувствовалась Ксана. Она подошла к Тимуру с заплаканными глазами и сказала:

— Спасибо.

— Ну что вы, госпожа спонсор! — улыбнулся он. — Мы вместе сделали это.

— Вот видишь, — сказал Владик позже. — Можно и в мирской жизни делать что-то хорошее.

— Я не говорила, что никогда не вернусь, — ответила Ксана. — Время покажет.

Иванцов и Лёка поднялись со своих мест.

— Ну как тебе? — нерешительно спросил Митя.

— Сойдет для сельской местности, — сказала Лёка.

Хорошо, что Тимур не слышал этих слов. Он с Лёкой Лебедевой был знаком недавно и не знал ее манеры скрывать за иронией настоящие чувства. Но Митя-то прекрасно понимал жену.

— Правда? — обрадованно спросил он. — Значит, ты думаешь, состоялось?

— Похоже на то.

Она поцеловала Митю, и тут же рядом возник Тимур.

— А меня? — спросил он. — Я тоже имею к картине некоторое отношение.

Лёка окинула его взглядом и спокойно сказала:

— Не вдруг. После фестиваля в Каннах.

— Что ж, подожду, — ответил Тимур. — Но вы обещали!..

Они вышли из зала, на ходу подначивая друг друга. Ощущение праздника делало их остроумными и легкими.