Глава 7 Сообщение в Ревелстоун

Хотя вся душа Триока протестовала против участия Лены в походе, он распорядился, чтобы несколько человек помогли собраться Кавенанту и его спутникам. Это испытание было, наверное, самым трудным за всю его жизнь. Выдержка, позволившая Кавенанту сорок семь лет назад уцелеть, не шла ни в какое сравнение с той, которую он проявлял сейчас. То, ради чего Кавенант снова оказался в Стране, утратило для него все свое значение. Желание Лены, дочери Этиаран, присоединиться к Неверящему, обратило все долгие годы преданности Триока в прах и обесценило его щедрую любовь к ней.

И все же он не мог остановить ее – хотя сделать это было в его власти. Он был одним из старейшин подкаменья, где существовала старинная традиция – не только браки, но и дальние поездки должны были получать одобрение Круга старейшин. Кроме того, он был признанным руководителем защитников подкаменья. Он мог просто приказать Лене остаться дома, и если бы доводы были достаточно вескими, все жители подкаменья встали бы на ее пути.

А веские доводы были. Лена была старой и слегка не в своем уме. Она могла помешать выполнению того, что задумал Кавенант; она даже могла подвергнуть его жизнь опасности, как это произошло совсем недавно, во время защиты подкаменья. Не говоря уже о том, какую угрозу представляло путешествие для ее собственной жизни. И она полностью оказывалась во власти Кавенанта – человека, который однажды уже нанес ей такой удар, от которого она не оправилась до сих пор. А он, Триок, сын Тулера… Он любил ее всю жизнь.

Тем не менее он отдал соответствующие распоряжения. Любовь к Лене всегда лишала его возможности контролировать ее. Однажды он был готов ради Лены нарушить свою Клятву Мира, зато на протяжении всех последующих лет он именно ради нее оставался верен своей Клятве. Он сделал все от него зависящее, чтобы ее дочь выросла, не зная стыда и оскорблений. Он заплатил слишком большую цену за эту любовь, чтобы сейчас вот так просто взять и перечеркнуть ее.

Поняв, что ничего изменить нельзя, он до некоторой степени успокоился. В глубине души он был убежден, что если и существовала какая-то надежда на спасение Страны, то она связана с Томасом Кавенантом. Единственное, о чем Триок сожалел, – это о том, что сам он не мог присоединиться к Кавенанту, чтобы в пути заботиться о Лене. Он должен был выполнить то, за что взялся. Стиснув зубы, борясь с тоской, он утешал себя, что, по крайней мере, на Морехода он точно может положиться.

Заметив его взгляд. Великан подошел к нему и сказал:

– Не беспокойся, друг мой. Ты знаешь, что я неплохой товарищ. Я сделаю для них обоих все, что смогу.

– Очень прошу тебя, будь все время начеку. Те глаза, которые следили за нами на Смотровой Площадке Кевина, все еще открыты. Сегодняшняя победа над тварями ничего не решает.

Подумав, Мореход произнес:

– Если это так, тогда начеку должен быть прежде всего ты. Ты понесешь Высокое Дерево через Южные Равнины. Триок пожал плечами:

– Что Высокое Дерево, что Белое Золото… Все мы должны быть осторожны. Я не могу никого послать с вами.

Великан кивнул и сказал:

– Я бы отказался, даже если бы ты предложил. Для тебя важен каждый меч. Горы, в которых ты будешь разыскивать этого Вольного Ученика, далеко, и тебе не раз придется сражаться.

– Я пойду только с Квайррел и Йорквином, – произнес Триок и, заметив, что Мореход собирается возражать, тут же продолжил:

– Я должен идти быстро, а с большим отрядом это невозможно. И нашему подкаменью сейчас угрожает величайшая опасность. Ведь мы впервые вступили в открытый бой с тварями. Теперь мы не просто горстка скитающихся воинов, которые прячутся в опустевших домах. Мы сумели защитить свое подкаменье – вот в чем наша главная победа. Однако враги тоже понимают это. Они непременно вернутся сюда и даже в большем количестве, чтобы отомстить за разгромленную банду. Нет, горный брат, – он мрачно покачал головой, – все, кто может держать в руках оружие, останутся здесь, чтобы отстоять нашу победу… Чтобы врагам не удалось стереть подкаменье Мифиль с лица земли, не оставив ни одного целого дома.

Мореход вздохнул:

– Я слышу тебя. Ах, Триок… Сейчас и в самом деле тяжелые времена. Мне будет спокойнее, когда мой друг Морэм, сын Вариоля, получит сообщение о том, что мы собираемся сделать.

– Ты уверен, что мне это удастся?

– Если ты не сможешь, то кто? Ты – отважный и опытный человек, ты отлично знаешь и равнины, и горы, и тварей. Ты отдаешь себе отчет в том, что это нужно сделать, хотя влечет тебя совсем в другую сторону. Но ты понимаешь также, что одними желаниями сердца руководствоваться нельзя, иначе можно потерпеть неудачу. Знаешь, это в некотором роде даже неплохо, что душа твоя будет не с тобой. – Он говорил медленно и задумчиво, точно мысленно сопоставляя положение Триока со своим собственным. – По-моему, у тебя есть все шансы передать это сообщение.

– Мне повезло еще и в том, – Триок еле скрывал свое раздражение, – что весь груз милосердия ложится на твои плечи. Может быть, тебе легче будет его нести.

Мореход снова вздохнул и мягко улыбнулся.

– Ах, друг мой, я ничего не знаю о милосердии. Я сам слишком нуждаюсь в нем.

Триок понимал, что тяжесть потерь и страданий камнем лежит на душе Морехода, и улыбнулся ему самой дружеской улыбкой, проявляя таким образом расположение к нему, которое он обычно скрывал в глубине своего сердца.

Потом он занялся приготовлениями к своему походу. Упаковал в мешок одеяла, запасной плащ, небольшой глиняный горшок с гравием, запасы сушеного мяса, фруктов, сыр и нож взамен того, который он отдал Кавенанту. Быстро наточил меч, а жезл из ломиллиалора засунул за пояс, скрыв его под плащом. И все же к тому времени, когда он закончил собираться, Кавенант, Мореход и Лена были уже готовы отправиться в путь. Лена упаковала свои вещи – их было совсем немного – в такой же мешок, как у него; припасы для всех троих Мореход положил в свой кожаный мешок, который уже висел у него на плече; лицо Кавенанта выражало решимость и плохо сдерживаемое нетерпение. Заметив это, Триок подумал, что вряд ли ненависть была единственным, что руководило им; не на ней держалось его страстное стремление к цели. А на чем? И насколько на самом деле была сильна его решимость? Дурное предчувствие кольнуло его сердце, и он вздрогнул.

Но прощаясь с Мореходом, он оставил свои мысли при себе. Это было что-то, чего он не мог выразить словами. И вскоре Великан и оба его спутника растаяли в снежном вихре между домами. Их следы тут же запорошило снегом, и по прошествии некоторого времени не осталось никаких признаков того, что они недавно были в подкаменье Мифиль.

Обращаясь к Йорквину и Квайррел, Триок хрипло сказал:

– Нам тоже пора в дорогу. Нужно уходить, пока снег. Его друзья кивнули, не задавая никаких вопросов. Их лица оставались бесстрастными; похоже, война изгнала из их сердец все, кроме войны. Их интересовало только, как уничтожить врага. Взглянув на них, Триок обрел своего рода покой. Для них он не был тем, кто владел Высоким Деревом; не был и тем, кто занимался делами, более подходящими для Лордов. Он был лишь человеком, который прежде пас скот, а теперь сражался за Страну и делал это так хорошо, как мог, не претендуя на роль мудреца или пророка.

Убедившись, что его спутники готовы, он отправился к старейшинам, чтобы обсудить с ними меры предосторожности, которые следовало принять жителям подкаменья, чтобы защититься от новых нападений. И после этого он со своими спутниками тоже исчез за снежной пеленой.

Они пошли по северной дороге через каменный мост над рекой. Триок торопился, надеясь, что снег позволит им незаметно добраться до горных отрогов, расположенных к западу от долины реки Мифиль. Они шли быстро и вскоре, действительно, оказались в предгорье. Триок не хотел двигаться дальше по открытым Равнинам, опасаясь встречи с тварями Фоула, от которых им вряд ли удалось бы спастись бегством на открытом пространстве. Поэтому он выбрал более трудный и долгий путь по краю предгорий, где было легче укрыться и откуда он скорее мог заметить приближение врагов.

И все же, шагая по снегу, он не был уверен в том, что сделал правильный выбор. Дорога по предгорьям значительно удлиняла их путь, и им понадобилось бы двадцать дней, чтобы достигнуть гор, где он рассчитывал найти Вольного Ученика. За это время Кавенант и его спутники могли добраться до Землепровала или даже дальше. И он рисковал опоздать, и тогда Кавенант оказался бы один на один с Серым Убийцей.

Поздним вечером в предгорьях Триок решил сделать привал. Разбив лагерь, он позволил усталости, которая была его постоянным спутником с тех пор, как он начал воевать, овладеть собой. Вскоре после полуночи Йорквин разбудил его. Пожевав сухого мяса и запив его несколькими глотками отвратительного на вкус талого снега, они снова тронулись в путь. И с каждым шагом они все дальше уходили от родных холмов, которые знали как свои пять пальцев. Они попытались забраться повыше, но склон оказался слишком крут и обрывист. Мрачно выругавшись, Триок был вынужден спуститься ближе к Равнинам.

Большую часть ночи они передвигались у подножий холмов, но найдя сравнительно легкий подъем, снова забрались повыше, откуда смогли увидеть весь пройденный за ночь путь. Здесь они остановились. Пока серый рассвет вытеснял ночь, они достали горшки с гравием и приготовили немного горячей еды. Потом, поставив часового, они уснули.

Два следующих дня они действовали точно так же – в сумерках спускались к подножию холмов, долго шли в темноте, а с рассветом поднимались, готовили горячую еду и отдыхали. В течение этих трех дней они не заметили никаких признаков жизни, не встретили ни человека, ни животного, ни друга, ни врага – никого; казалось, они были одни в этом холодном сером мире, во власти пронизывающего ветра. В конце концов они добрались до уединенной расщелины, которая вела к Роковому Отступлению. Вокруг ничего не было слышно, кроме потрескивания льда и свиста ветра.

На рассвете четвертого дня они увидели нечто, похожее на желтую полосу, угрожающе скользившую через гребень одного из холмов под ними.

– Креши! – Йорквин сплюнул. Триок насчитал в стае десять волков.

– И гонятся за нами, – сказала Квайррел. – Значит, они всю ночь шли по нашему следу.

Триоку стало не по себе. Обитателям Южных Равнин почти не приходилось сталкиваться со свирепыми желтыми волками; в последние годы креши жили, в основном, в северных областях Равнины Ра, опустошая их, когда им не удавалось добраться до ранихинов. В великой битве под Роковым Отступлением погибла не одна тысяча желтых волков. Но теперь число их стало почти прежним; креши питались падалью и разбойничали практически во всех уголках Страны – с тех пор как Лорды утратили возможность сдерживать их. Триоку никогда не приходилось сражаться с крешами, но он знал, на что они способны. Год назад огромная стая их уничтожила все население подкаменья Луч, расположенного в месте слияния рек Черной и Мифиль; проходя тогда по опустевшему селению, Триок не обнаружил ничего, кроме изодранной одежды и обглоданных костей.

– Меленкурион! – У него перехватило дыхание, когда он понял, с какой скоростью передвигались желтые волки. – Нужно поскорее подняться повыше.

Пока его спутники собирали вещи, он обследовал местность поблизости, но, к своему ужасу, не обнаружил никакого укрытия, не доступного для желтых волков. Он не знал этих мест, не знал, где есть пещеры. Оставалось лишь подниматься вверх, в надежде наткнуться на что-нибудь подходящее.

Прежде чем они добрались до вершины, вожак крешей появился на гребне соседнего холма и свирепо завыл. Этот страшный вой пронзил Триока, словно вражеский меч. Оглянувшись, он увидел стаю, быстро приближающуюся по склону холма. Волосы у него зашевелились. Молча он стал быстро карабкаться выше, подгоняя себя, так что сердце заколотилось в груди и он стал задыхаться.

Добравшись до вершины холма, Триок остановился, осматривая местность. Он увидел широкую долину, уходящую своей узкой горловиной к горам; и там он заметил груду огромных валунов, когда-то давно бывших частью скалы. Валуны практически перегораживали узкое горло долины.

– Туда! – требовательно крикнула Квайррел. – Я задержу их здесь.

– Сейчас нас меньше втрое, – тяжело дыша, ответил Триок. – Если ты прикончишь даже троих, но они убьют тебя, соотношение станет семь к двум. Я предпочитаю, чтобы ты уцелела. Нам нужно залезть вон на те валуны. Тогда мы сможем напасть на крешей сверху.

Они изо всех сил поспешили дальше. Перед самыми валунами склон резко обрывался прямо в снег, и Триок не мог определить, где был сугроб, а где твердая скала. Но креши завывали уже совсем рядом, и у него не было времени, чтобы разгребать снег и разбираться. Стиснув зубы, он начал спускаться с обрыва.

Почти сразу же ноги у него заскользили – под снегом скала была покрыта слоем льда. Однако эта зима научила его, как надо двигаться по льду. Маленькими, осторожными шажками он продолжил спуск, в то время как головы Йорквина и Квайррел показались на краю обрыва.

Неожиданно раздался негромкий треск. Край, на котором стоял Триок, вздрогнул. Он поискал взглядом, за что можно было бы ухватиться, но ничего не нашел. Спустя мгновение ледяной карниз, на котором стоял Триок и его спутники, рухнул, нырнув в снежную лавину, и все трое беспомощно закувыркались по крутому склону вниз.

Триок пригнул голову и как можно сильнее поджал колени. Снег в какой-то степени защитил от ударов, но они кубарем покатились вниз. Когда Триок в конце концов ударился о камни, у него перехватило дыхание; он не мог двинуть ни рукой, ни ногой, и снег сверху обрушился на него.

Как только головокружение унялось, он, задыхаясь, начал выбираться. Ловя ртом воздух, он вылез наконец из-под снега и просипел:

– Квайррел! Йорквин!

И тут же заметил ноги Квайррел, торчащие из сугроба в двух шагах от него. Чуть подальше на спине лежал Йорквин. На бледном виске видна была кровавая рана. Оба не двигались.

Внезапно Триок услышал царапанье когтей и дикий вой, в котором звучали, как ему показалось, победные нотки. Оторвав взгляд от Квайррел и Йорквина, он перевел его на склон холма и увидел крешей, с бешеной скоростью мчащихся вниз. Они выбрали более легкую и менее заснеженную часть склона и теперь с хищным, кровожадным видом торопились к своей поверженной добыче. Их вожак был всего метрах в десяти от Триока.

Он мгновенно вскочил: сработал инстинкт опытного воина. Не думая ни секунды, он схватил меч, выпрямился – и оказался прямо перед появившимся волком. Оскалив клыки, сверкая красными глазами, волк прыгнул, стремясь добраться до горла Триока. Нырнув ему под брюхо, Триок вонзил меч.

По инерции волк пронесся мимо и рухнул в снег, следом за ним тянулся кровавый след. Но меч оказался вырванным из рук Триока, а подбирать его не было времени – следующий волк уже приготовился наброситься на него. Триок выхватил жезл из ломиллиалора, снова поднырнул под волка и тут же вскочил на ноги, выставив жезл перед собой.

Жезл не был предназначен для битвы; сделали его Учителя Лосраата мирного Высокого Дерева совершенно для других целей. Но он по природе своей обладал силой жечь, а у Триока не было другой защиты. Выкрикивая заклинания на странном языке, понятном только ломиллиалору, он поднял жезл над головой и с размаху ткнул его в морду ближайшего волка.

Жезл вспыхнул, точно горящая головня, и шерсть волка загорелась, как сухое дерево. Пламя жезла тут же погасло, но Триок повторил заклинание и ударил другого креша, прыгнувшего ему на грудь. Снова жезл ярко вспыхнул, и еще один волк, визжа от боли, принял смерть.

Триок убил еще двоих, но с каждой новой вспышкой Высокого Дерева силы его убывали; когда в снегу лежали уже четыре мертвых креша, усталость навалилась на него, словно железные кандалы. И тогда пять уцелевших волков со всех сторон окружили его.

Ими овладело неистовство, желтая шерсть встала дыбом, красные глаза злобно сверкали, из открытых челюстей, в которых виднелись клыки, текла пена. Им овладела паника – со всеми ему было не справиться.

Потом что-то ударило его сзади и он упал лицом в истоптанный снег. Удар оглушил его, а нечто тяжелое мертвым грузом пригвоздило к земле.

Судорожным усилием перекатившись на бок, он сбросил с себя тяжелое тело, покрытое шерстью; от него разило кровью – кровью, которая все еще бежала из раны от копья, вонзившегося в спину волка.

Еще одно копье сразило креша в нескольких шагах от Триока. Оставшиеся три волка кружили вокруг Квайррел, которая стояла над Йорквином, размахивая мечом и ругаясь. Пошатываясь, Триок поднялся. Йорквин зашевелился, изо всех сил стараясь встать, несмотря на рану, инстинктивно хватаясь за меч. Как только он поднялся, волки заколебались. Триок вытащил копье из трупа зверя и с победным криком метнул его в креша.

Йорквин неуклюжим ударом своего меча ранил одного из волков. Тот отскочил, но Йорквин догнал его и рассек ему голову.

Последний креш взвизгнул резко и бросился бежать, поджав хвост, точно побитый пес. Он помчался прямо к выходу из долины, словно там дожидались его собратья, которых он собирался позвать на помощь.

– Квайррел! – тяжело дыша, прохрипел Триок.

Она тотчас же выдернула копье из убитого креша, примерилась, сделала три быстрых шага и метнула копье вслед убегающему крешу. Копье описало высокую дугу – им показалось, что оно упадет слишком близко, – но копье угодило точно в спину волка. Зверь рухнул, перевернулся несколько раз через голову, разбрызгивая кровь, и замер.

До Триока наконец дошло, что он горько рыдает. Он был настолько измотан, что едва мог держать в руках ломиллиалор. Когда Квайррел склонилась над ним, он обхватил ее руками – не столько в поисках поддержки, сколько из чувства признательности. Смутившись, она на мгновение тоже обняла его, но тут же отошла к Йорквину.

Они, не говоря ни слова, осмотрели и обработали его рану. При других обстоятельствах Триок не счел бы ее опасной; она была чистой и неглубокой, кость, по-видимому, уцелела. Но Йорквину требовалось время для отдыха, а именно этого у них и не было. Триок понимал, что теперь еще важнее стало скорее передать сообщение.

Он ни слова не сказал об этом вслух. Пока Квайррел готовила еду, он привел в порядок оружие, закопал трупы и завалил снегом все кровавые следы. При близком рассмотрении их, конечно, можно было обнаружить, но Триок надеялся, что вряд ли кто-то из врагов выйдет точно на это место.

Потом он не спеша поел, собираясь с силами и взглядом обшаривая долину, точно опасаясь, что с минуты на минуту прямо перед ними могут появиться юр-вайлы или еще кто-нибудь похуже. Покончив с едой, он, не делая скидок на рану Йорквина, сурово объявил своим товарищам, что решил срезать путь и двигаться напрямую к горам, где должен быть Вольный Ученик. Это было рискованно, и поэтому двигаться им предстояло очень быстро.

Упаковав припасы, они быстрым шагом покинули долину. Теперь они шли и днем – ради скорости. Триок и Квайррел упрямо торопились на запад, к отрогам гор; Йорквин с трудом тащился за ними. Триок молился о том, чтобы снег засыпал их следы.

Через пару дней они ощутили первые признаки надвигающейся сильной бури, которая нависла над Роковым Отступлением. Здесь раскаленный воздух Южных Пустошей, встречаясь с зимой Серого Убийцы, постоянно рождал невероятно мощные бури. Они устремлялись к стене гор, которые преграждали им путь. Триок и его спутники находились на расстоянии дня пути от надвигающегося урагана, но даже тут были заметны его признаки: круговые вихри, которые стремительно мчались низко над землей; густой снег, идущий и днем и ночью; воздух, ставший холодным как лед.

Буря шла прямо на них.

Тем не менее Триок повел Квайррел и Йорквина прямо в ее центр, не обращая внимания на рвавший одежду ветер и мокрый снег. Йорквину приходилось хуже всех – рана никак не заживала, кровь сочилась, медленно унося силы; он терял выносливость, как теряет ее протершаяся веревка. Но Триок не свернул в сторону, он не мог рисковать, пытаясь пройти по краю бури. Уже в первую ночь он заметил на севере огни, которые приближались угрожающе быстро.

Он не сомневался, что кое-кто из врагов почувствовал, что он использовал в схватке с крешами ломиллиалор; уловив его “запах”, теперь они безошибочно двигались по следу.

– Мы не сможем оторваться от них, – мрачно заметила Квайррел, когда они на краю бури остановились на привал, чтобы поесть и отдохнуть.

Триок ничего не ответил. В ушах как будто снова зазвучали слова Кавенанта: “Если это невозможно, значит, мы должны сделать невозможное”. Сделать невозможное.

– Меня пугает эта буря, – продолжала Квайррел, втянув носом воздух. – Даже здесь ветер настолько силен, что, похоже, способен содрать плоть с наших костей.

"Невозможное, – повторил Триок про себя. Он должен был ответить Неверящему:

– Я родился для того, чтобы пасти скот – и только. Мне не по силам делать невозможное”. Он чувствовал себя старым, усталым и неловким. Ему следовало бы плюнуть на все и увести своих товарищей в безопасное место где-нибудь в глубине Южной Гряды, а не позволять, чтобы все подкаменье плясало под дудку какого-то сумасбродного чужака.

Не глядя на него, Квайррел сказала:

– Нам нужно разделиться.

– Разделиться… – вздохнул Йорквин.

– Нужно запутать этих.., сбить их со следа, – она смачно сплюнула, – чтобы ты мог продолжать путь на запад.

"Невозможное!” Это слово вертелось в мозгу Триока, словно молитва.

Квайррел подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

– Цадо.

И Йорквин повторил точно эхо:

– Надо…

Триок взглянул на Квайррел; губы его беззвучно зашевелились. Потом гримаса исказила его лицо и он сказал:

– Нет.

Почувствовав, что Квайррел собирается возразить, он опередил ее:

– Это нам ничего не даст. Они идут не по нашим следам, поэтому, разделившись, нам не удастся сбить их с толку. Они гонятся за Высоким Деревом.

– Не может быть, – недоверчиво ответила она. – Что такое они способны чувствовать? Я нахожусь в двух шагах и то ничего не ощущаю.

– У тебя нет способности “видеть” силу. Если мы разделимся, я останусь с ними один на один.

– Разделимся… – снова вздохнул Йорквин.

– Я же сказал – нет! – гневно воскликнул Триок. – Вы мне нужны.

– Я не могу идти так быстро, как вы, – безнадежно проговорил Йорквин.

Он был бледный, усталый и совсем пал духом.

– Пошли!

Триок поднялся, быстро уложил мешок, повесил его на плечо и двинулся прямо к центру бури. Не оглядываясь, он краем глаза заметил, что Квайррел шагает справа от него, а Йорквин тащится чуть позади и слева.

Они не успели пройти и лиги, как ветер накинулся на них, срывая одежду. Снег бил в лицо. Еще одна лига – и дневной свет померк: круживший в воздухе снег затмил его. Чтобы хоть что-нибудь видеть, Квайррел сняла крышку со своего горшка с гравием, но ветер выхватил огненные камни и разбросал; они сверкнули, словно самоцветы, и пропали во мраке. Стало еще темнее. Триок с трудом различал силуэт Квайррел, но у него не хватило сил даже на то, чтобы досадовать. Как только они остановились передохнуть, Йорквин упал на землю, и его тут же занесло снегом.

Вокруг них неистово выл и бушевал ветер, точно стремясь сравнять с землей все, что попадалось на его пути. Чтобы не остаться без глаз, приходилось закрывать лицо руками. Невозможное – это было слабо сказано, если речь шла о необходимости двигаться сквозь эту бурю.

Триок помог подняться раненому и, собрав все силы, снова пошел вперед.

Черный ветер и хлещущий снег со всех сторон обрушивались на него, стремясь оторвать от земли. Он ослеп, оглох и онемел; он знал только, что Квайррел ухватилась сзади за его плащ, а Йорквин все ощутимее наваливался сбоку и, в конце концов, буквально повис на нем. Однако и его собственные силы были уже на исходе. Дышать стало неимоверно трудно – с такой скоростью проносился мимо ветер. Триок двигался рывками и уже начал прихрамывать. Нечаянно он отпустил Йорквина, чувствуя, что и сам едва стоит на ногах.

Йорквин покачнулся, сделал несколько неверных шагов и внезапно исчез – пропал, как будто пучина бурана тотчас поглотила его.

– Йорквин! – закричал Триок. – Йорквин! Он бросился за ним, пытаясь отыскать его на ощупь. На какое-то мгновение неясный силуэт мелькнул перед ним, но тут же исчез. – Йорквин!

Снова и снова чудилось ему, что он видит впереди или сбоку неясные очертания фигуры. Он кидался туда, но каждый раз все исчезало, рассыпаясь снежным вихрем. Он едва осознавал, что Квайррел по-прежнему держится за его плащ и что ветер неумолимо толкает его к югу, сбивая с пути. От страха за Йорквина все остальные мысли исчезли. Он забыл о том, что исполнял невозможное – нес сообщение Лорду Морэму. Под напором нахлынувших чувств он снова стал всего лишь Триоком, сыном Тулера, бывшим пастухом, который не мог смириться с потерей друга. Он разыскивал Йорквина так, словно от этого зависело спасение его души.

Снег продолжал слепить глаза, ветер визжал и выл в ушах, сводя с ума; холод высасывал силы, точно стремясь заморозить кровь в жилах. В конце концов он понял, что Йорквина ему не найти. В темноте он потерял друга, пройдя, может быть, всего в двух шагах от него; скорее всего, раненный и ослабевший Йорквин просто упал, и его тут же замело. Триок кричал, и шарил в снегу, и снова звал, но ответом ему было лишь завывание бури.

Он продолжал идти, теперь уже позабыв обо всем – о Йорквине, Квайррел и даже о сообщении. Он не знал, куда идет; помнил лишь, что ветер не должен дуть ему в спину. Пот застывал на его лице ледяной коркой. Он шел и шел – казалось, этому не будет конца.

И все же в какой-то момент ветер начал стихать. Потом внезапно земля ушла у него из-под ног, он упал и потерял сознание от усталости.

Что-то встряхнуло его, голову пронзила боль. Он снова услышал вой ветра и крик Квайррел, донесшийся как будто издалека:

– Холмы! Это предгорье! Вставай! Надо спрятаться! Он был старым, слишком старым для таких дел. Но он был жителем подкаменья, пастухом, который привык к трудностям, и он не собирался без толку погибать от холода.

Он с трудом поднялся, распрямился и, слегка наклонившись, начал подниматься по заснеженному склону. И ветер, и снегопад ослабели; однако разглядеть ничего не удавалось – ночь пришла на смену утихающей буре. Когда склон стал слишком крут, он свернул в сторону, теперь уже не заботясь о том, чтобы двигаться против ветра. Через некоторое время он уже смог различить неясные контуры скал перед собой.

Ветер утратил свою ярость, но не исчез. Хромая среди отвесных, нависающих по сторонам скал, Триок свернул в неширокую долину. Дно ее было покрыто глубоким – по пояс – снегом, идти стало неимоверно трудно. В какой-то момент он почувствовал, что Квайррел поддерживает его. Но вскоре он не в силах был сделать больше ни шагу. Задыхаясь, он рухнул в снег.

– Огонь… Нужно разжечь огонь…

Руки его настолько замерзли, что он не смог достать свой жезл, чтобы извлечь из него пламя. У Квайррел уже не было горшка с гравием, а его гравий находился в мешке; а может быть, он тоже потерял его; у него не хватало сил, чтобы сбросить с плеч ремни. Он попытался растормошить упавшую Квайррел. Ее щеки и подбородок покрывал иней, а веки лишь слабо трепетали в ответ на его призывы.

– Огонь… – прохрипел Триок.

Он заплакал от бессилия и никак не мог остановить слезы. Замерзая, они мешали ему смотреть, а когда он наконец смог разлепить ресницы, то увидел желтый огонек, который приближался к нему. Покачиваясь, он медленно двигался вперед, точно пламя невидимой свечи, пока не оказался так близко, что Триок кожей ощутил тепло. Но это была не свеча. Огонь висел прямо в воздухе и настойчиво мерцал, точно пытаясь сказать ему что-то.

Триок не мог пошевелиться; ему казалось, что он примерз к земле. Отведя взгляд от огонька, он увидел другие – три, четыре… Нет, гораздо больше! Они плясали вокруг него и Квайррел. Потом внезапно все, один за другим, заскользили вниз, в долину. Триок не спускал с них взгляда, пока это было возможно – ему казалось, что с ними исчезает его последняя надежда.

Сознание начало ускользать от него, и он провалился во тьму. Все – долина, снег, холод, усталость – постепенно исчезло, сменившись неясными образами. Лена, Елена, Этиаран, Трелл, Мореход, Томас Кавенант – все они с мольбой смотрели на него, прося что-то сделать. “Если ты потерпишь неудачу, – шептали они, – наша жизнь и смерть потеряют всякий смысл”.

– Простите меня, – пробормотал он, обращаясь прежде всего к Кавенанту. – Простите меня.

– Может быть, и прощу, – ответил далекий голос. – Я не хочу быть навязчивым, но у тебя есть кое-что… Мне кажется, я должен тебе помочь.

Невероятным усилием Триок открыл глаза. В воздухе над головой плясали огоньки – каждый чуть меньше его кулака. А среди них стоял высокий человек в длинном и широком одеянии серого цвета. Он смущенно смотрел на Триока, как будто ему в новинку было иметь дело с людьми. Но когда Триок хрипло прошептал: “Помоги…” – он тут же ответил:

– Да. Я помогу тебе. Не бойся.

Опустившись на колени, он расстегнул плащ и тунику Триока и положил теплую ладонь ему на грудь. Потом негромко запел, и Триок ощутил волну тепла, заструившуюся по телу. Почти сразу же сердце стало биться ровнее, дыхание восстановилось, руки и ноги ожили. Тогда человек оставил его и отошел к Квайррел. Когда Триок поднялся на ноги среди порхающих повсюду огней, она пришла в сознание.

Теперь он понял, что это были за огни: о них рассказывалось в самых прекрасных и печальных легендах Страны. Это были Духи. Он слушал их светлую песню, похожую на хрустальный звон. Они плясали вокруг, и их мерцание заворожило его.

Высокий человек помог подняться Квайррел. Окруженный Духами, он поддерживал ее до тех пор, пока она не смогла стоять самостоятельно. Потом он перевел взгляд на Триока, снова на нее и обратно. Казалось, он спрашивал себя, стоит ли помогать им дальше и не лучше ли будет, если он предоставит их теперь самим себе. Однако он принял решение почти сразу.

– Пошли, – произнес он. – Зима Фоула способна убить все, что создано из плоти и крови. Внезапно Триок понял, кто перед ним.

– Ты – Вольный Ученик, – сказал он.

– Да. И все же я помогу тебе. Когда-то я был хииром настволья. Лес наложил на меня свою печать. А у тебя… – Он говорил все это, легко шагая по снегу. – У тебя есть ломиллиалор.

Триок и Квайррел торопливо шли позади. Он шел быстро и легко, но они поспевали за ним, идя по протоптанной им тропе. Духи освещали их путь, по-прежнему мелодично позванивая, пока Триоку не стало казаться, что он каким-то чудом попал в Анделейн – место, где, вопреки сверхъестественной зиме Серого Убийцы, властвовали чистый свет и тепло. Он больше не замечал усталости; песня, которую негромко напевал Вольный Ученик, влекла его за собой:

Одинокий, без привязанностей, свободный, одинокий –

Не горюй об утраченном, ведь одиночество приходит и уходит.

Пусть молчание – единственное, что тебе осталось.

И все же ты свободен – и одинок.

Они медленно приближались к выходу из долины, перекрытому россыпью огромных валунов. Вольный Ученик свернул на незаметную тропу, что привела их в глубокое ущелье, стены которого мало-помалу сомкнулись над их головами. Вскоре они оказались в темной пещере, освещенной лишь огнями Духов. Ветер и холод остались позади. В пещере было тепло, с одежды Триока и Квайррел тут же закапало.

В дальнем конце пещеры и жил Вольный Ученик. Здесь своды образовывали нечто вроде большой комнаты, пространство которой было пронизано живым светом и звоном множества Духов. Некоторые из них кружились посредине, другие неподвижно висели вдоль темных стен – точно в их задачу входило освещать надписи, высеченные в мерцающем граните. На каменном полу лежали каменные плиты, служившие столами, стульями и постелью. Поблескивающие от огней стены и потолок цветом напоминали черный обсидиан. Комната была теплой и уютной.

Войдя в пещеру, Триок и Квайррел сняли мешки и плащи и впервые по-настоящему рассмотрели своего спасителя. Если не считать редких седых волос на затылке, он был лыс; рот почти скрывала густая серебристая борода. Вокруг глаз было множество морщин, как будто он провел долгие годы, читая неразборчивые манускрипты Он был стар – об этом свидетельствовали также и пергаментная бледность кожи, и заметная сутулость.

Казалось, здесь, в своем доме, он еще сильнее почувствовал себя выбитым из колеи появлением людей. Он поглядывал на них удивленно и с опаской – не потому, что считал их злыми, но как бы подозревая, что они способны вести себя бесцеремонно, может быть, даже против собственного желания. Может быть, вся его жизнь казалась ему хрупким сосудом, который им ничего не стоило растоптать, даже не заметив этого.

– У меня есть немного еды, – сказал он, искоса поглядывая на лужи, которые натекли с одежды Триока и Квайррел. – Еда – это тоже… У меня нет времени возиться с ней.

Но потом тень забытого воспоминания скользнула по его лицу – воспоминания о том, что люди, живущие в Стране, так со своими гостями не обходятся. Триок вдруг подумал, что Ученик жил в этой пещере уже тогда, когда самого Триока и на свете не было.

– Я не привык… – Старик, казалось, пытался что-то объяснить. – Одному нужно совсем немного. Я не мог отказать Духам и не помочь вам… Однако я потерял много времени. Они, конечно, всегда вознаграждают меня, как могут, но время.., время… Как успеть закончить свое дело, прежде чем я умру? Вы мне дорого обходитесь. И еда тоже дорого обходится.

Триок направился было к выходу, но вспомнил о сообщении для Лордов и остановился, нахмурившись.

– Серый Убийца тоже недешево обходится, – скривившись, ответил он.

Эти слова, казалось, привели Ученика в полное замешательство.

– Да… – пробормотал он. Проворно нагнувшись, он достал большой кувшин с водой и горшок с сушеными фруктами. – Берите все, что вам нужно. Я видел… Видел кое-что из того, что натворил Презирающий. Здесь, – он неопределенным жестом указал на стены своей пещеры.

Поев фруктов, Триок почувствовал себя гораздо лучше, хотя их оказалось совсем немного. Тело его получило энергию не только от пищи, но и от тепла Духов. Их мерцающие огни помогли не только в этом. Во время бури он обморозил руки и уши, но теперь это прошло, точно под воздействием целебной грязи. Даже привычный вкус горечи во рту уменьшился.

Теперь он вспомнил, зачем был здесь. Убедившись, что Квайррел тоже пришла в норму, он попросил ее встать на страже в туннеле, ведущем к пещере.

Она спросила лишь:

– Нас могут найти даже здесь?

– Кто знает? – Вольный Ученик, казалось, был полностью погружен в свои мысли, и Триок продолжал, кивнув в его сторону:

– Я не хочу, чтобы он из-за нас пострадал. Нам надо все время быть настороже, в особенности до тех пор, пока мы не передали сообщение.

Квайррел кивнула, хотя в глубине души сомневалась, что кто-то мог выследить их во время бури. Она взяла плащ, оружие и, выйдя из пещеры, скрылась за поворотом туннеля.

Вольный Ученик проводил ее взглядом и перевел его на Триока. В его глазах был немой вопрос.

– Она постоит на страже, пока мы будем разговаривать, – ответил Триок.

– Зачем нужна стража? В этих горах нет Зла… Тем более во время такой зимы. Звери, и те отсюда ушли.

– За нами гонятся.

Почувствовав неуверенность, Триок умолк. Может быть, впервые он осознал, насколько удивительна была та ситуация, в которой он оказался. Он был один на один с Вольным Учеником и Духами. В этой пещере, окруженный пляшущими огнями. Ученик изучал какое-то доступное только ему тайное знание, может быть, способное удивить даже Лордов. Триока охватило чувство благоговения; собственная дерзость смутила его.

– Вольный Ученик… – пробормотал он. – Служитель знания… Мне не хочется быть навязчивым. Ты несравненно выше меня. Только величайшая нужда заставляет…

– Я спас тебе жизнь, – резко произнес Ученик. – Чего еще ты хочешь от меня?

– Я объясню, – собравшись с духом, начал Триок. – Сейчас Серый Убийца делает со Страной что хочет… Старик перебил его:

– Я занимаюсь своим делом. Я выполнил Обряд Освобождения, когда Тамаранта была Старшим Учителем Лосраата направления “Посох”, и с тех пор занимаюсь только своим делом. Правда, Духи… Но их оттолкнуть я не в состоянии… А в остальном я посвятил свою жизнь тому, чтобы учиться видеть.., видеть то, что было прежде. Кроме этого, я не хочу знать ничего – нет, ничего, даже того, кто именно заставил Духов покинуть Анделейн, хотя они рассказывали мне что-то о юр-вайлах… О вторжении…

Триок был поражен. Он понятия не имел о том, что Тамаранта, жена Вариоля, когда-то была одним из Старших Учителей Лосраата, но это могло быть за несколько десятилетий до того, как Протхолл стал Высоким Лордом в Ревелстоуне. Похоже, Вольный Ученик прожил здесь в одиночестве, не встречаясь с людьми, восемьдесят или девяносто лет! С благоговейным страхом Триок спросил внезапно охрипшим голосом:

– В чем состоит твое дело?

Досада отразилась на лице Ученика из-за необходимости давать объяснения.

– Слова… Об этом не расскажешь. Трудно выразить словами. – Внезапно он поднялся, подошел к стене и нежно прикоснулся к ее гранитной поверхности. – Камень живой. Ты понимаешь это? Ты из подкаменья… Ты понимаешь камень? Да, живой.., живой и внимательный. Все, все, что происходит на земле… Все события, свидетелями которых она была… Знание о них просачивается сквозь нее, скапливается в камнях, и его… Его можно увидеть! – Он говорил с неожиданной страстью. Несмотря на то что он испытывал неловкость, разговаривая с незнакомым человеком, он не мог остановиться, начав рассказывать о том, что волновало его. Прислонившись лбом к стене, он как будто пытался что-то разглядеть в ее глубине. – Но разобраться, вглядеться, понять… Это тяжело и долго… Я человек… А жизнь так коротка! Время, время… По мере того как взгляд проникает все глубже.., от внешней поверхности камня в его глубину, проходят годы. И к тому же раз на раз не приходится. Чтобы проникнуть в то, что скрывают в себе некоторые горные прожилки, проследить их путь отсюда до самого сердца гор, нужны тысячелетия. А есть такие, для изучения которых нужны тысячи тысяч лет.

Здесь, – он повел рукой по сторонам, – записана вся древняя история Страны. Тот, кто хочет, может прочесть ее. В этих бесчисленных гранях скрыто множество сведений обо всем, что происходило когда-то. Обо всем! Это и есть мое дело – смотреть.., разбираться.., и сохранять, чтобы история Страны стала известна всем. – Он дрожал от охватившего его волнения. – Когда ко мне пришли Духи, я изучал судьбу Всеединого леса. Я проследил ее с того момента, когда проросло первое зерно, чтобы стать Первым Деревом. Я видел, как в нем пробуждалось сознание, как оно взрослело… Видел, как благодаря ему вся Страна стала разумной. Я видел рождение и смерть Защитников Леса. Я видел, как возник Колосс… Здесь… – его руки ласкали стену, точно камень не только скрывал в себе тайны, но и испытывал жестокие страдания, – я вижу людей с топорами… Людей, которые вышли из земли и эту же землю разрушали… Я вижу, как они рубят… – Его голос взволнованно задрожал. – Я был хииром настволья. В этой скале записаны все страдания деревьев. Ты – житель подкаменья. У тебя с собой есть кусок Высокого Дерева, бесценный ломиллиалор.

Неожиданно он отошел от стены и остановился прямо перед Триоком. Его лицо пылало, глаза сверкали.

– Отдай его мне! – умоляюще сказал он. – Оно поможет мне видеть. – Он протянул руки, почти касаясь груди Триока. – Жизнь так коротка… А скала так огромна…

Триоку не требовалось ни времени на раздумья, ни дополнительных уговоров. Даже если бы сейчас сам Кавенант стоял у него за спиной, он все равно поступил бы точно так же; он испытывал к Вольному Ученику необыкновенное доверие, сравнимое только с его доверием к Лордам. Не колеблясь, он достал жезл и вложил его в руки старика. Потом он очень тихо произнес:

– Враги, которые гонятся за мной, ищут этот ломиллиалор. Я даю тебе опасную вещь.

Ученик, похоже, не слышал его. Как только Высокое Дерево оказалось в его руках, он закрыл глаза; дрожь прошла по всему телу. Казалось, он впитывал удивительную силу, исходящую от жезла.

Однако спустя некоторое время он очнулся. Несколько раз глубоко вздохнув, он постарался справиться с волнением, успокоился и посмотрел прямо в лицо Триоку.

– Опасная вещь, – повторил он. – Я слышу тебя. Ты что-то говорил о нуждах Страны. Тебе нужна помощь в борьбе с врагами?

– Мне нужно передать сообщение, – выпалил Триок, мгновенно вспомнив о своем неотложном деле. – Вся Страна охвачена войной! Посох Закона снова утрачен, Закон Смерти разрушен! Наше подкаменье атаковали твари, которые способны превращать камни в пыль. Сам Ревелстоун в осаде! Мне нужно…

– Я слышу тебя, – сказал старик. Его прежняя неловкость исчезла; казалось, обладание Высоким Деревом прибавило ему не только уверенности, но и способности воспринимать. – Не волнуйся. Я знаю, что должен помочь тебе. Говори, какое сообщение ты хочешь передать.

Триок с трудом собрался с мыслями.

– Ты говорил, что Духи рассказывали тебе о юр-вайлах. Может быть, и о Белом Золоте тоже? Тот, кто владеет Белым Золотом, – чужестранец… Он вернулся. И Лорды должны узнать об этом.

– Да. – Ученик не сводил с Триока горящего взгляда. – Как?

– В Лосраате я слышал, что сообщения можно передавать с помощью Высокого Дерева, но сам не умею. Я – житель подкаменья, мои руки не умеют обращаться с деревом. Я… Вольный Ученик прервал его взмахом руки.

– Кто… – спросил он. – Кто в Ревелстоуне способен принять такое сообщение?

– Высокий Лорд Морэм.

– Я его не знаю. Как я могу связаться с ним, если не знаю его?

– Он – сын Тамаранты, жены Вариоля, – ответил Триок. – Ты знал Тамаранту. Думай о ней, и эта мысль приведет тебя к нему.

– Да. – Ученик задумался. – Может быть. Я… Я помню ее.

– Скажи Высокому Лорду, что Томас Кавенант вернулся в Страну и хочет напасть на Серого Убийцу. Скажи ему, что он собирается уничтожить Ясли Фоула.

Глаза Ученика расширились от удивления.

– Сообщение нужно передать сейчас, – продолжал Триок. – За мной гонятся. Буря не помеха для глаз, которые способны видеть Высокое Дерево.

– Да, – повторил старик. – Сейчас. Сейчас я начну… Он отвернулся, вышел на середину пещеры и встал лицом ко входу. Духи со всех сторон окружили его, когда он поднял жезл перед собой до уровня лица. Потом он негромко запел. Мелодия звучала нежно, необычно для человеческого уха – почти как песнь Духов. Неожиданно оборвав пение, он произнес:

– Морэм, сын Вариоля и Тамаранты. Открой свое сердце, услышь меня.

Триок, напряженный и оцепеневший, не спускал с него очарованного взгляда.

– Сын Тамаранты, Морэм, открой свое сердце. Медленно исходя из самой сердцевины гладкого жезла, сила начала сиять в полумраке пещеры. И тут Триок услышал позади себя шаги. Он резко обернулся и увидел рядом отталкивающую, страшную тень.

– Отдай его мне, – проскрежетал резкий голос. – Морэм не может открыть тебе свое сердце. Он у нас в руках, его сердце больше никогда не откроется ни для кого.

Рядом с Триоком стоял Йорквин, в его глазах пылало безумие. Это зрелище ошеломило Триока. Обледеневшая одежда Йорквина была распахнута, обнажив местами голое тело, с которого лоскутами свисала обмороженная кожа. На лице и руках зияли раны, но не было крови. На руках он держал Квайррел. Ее голова жалко болталась на сломанной шее.

Увидев Йорквина, Вольный Ученик отпрянул, точно его ударили, отшатнулся и попятился к стене, раскрыв рот в безмолвном крике. Духи тут же попрятались, издавая пронзительные, тревожные звуки.

– Йорквин… – Какое-то странное несоответствие, которое ощущалось в этом человеке, лишило Триока дара речи. – Йорквин?

Йорквин вызывающе рассмеялся, насмешливо и глумливо.

С жестоким удовольствием он швырнул тело Квайррел на пол и перешагнул через него.

– Вот мы и встретились наконец, – прохрипел он, обращаясь к Триоку. – Ради этой встречи мне пришлось немало потрудиться. Полагаю, мне удастся заставить тебя заплатить за мои труды.

– Йорквин? – Триок наконец понял, что по всем законам природы человек этот должен быть уже мертв; того, что с ним сделала буря, не мог бы пережить никто. Но чья-то сила оживила его, чья-то жестокая власть, наслаждаясь смертью, заставила его двигаться. Это было похоже на ночной кошмар.

Вольный Ученик, быстро оправившись, бросился вперед. Держа ломиллиалор перед собой, точно оружие, он хрипло закричал:

– Опустошитель торайя! Губитель деревьев! Я узнал тебя. Меленкурион абафа! Уходи отсюда! Твое присутствие оскверняет землю.

Йорквин вздрогнул, услышав слова могущественного заклинания, но не отступил.

– Лучше иметь мертвое тело, как у меня, чем никудышную голову, как твоя, – самодовольно ухмыльнулся он. – Я не уйду, не отведав твоей крови, ты, бестолковый Ученик. Тебе, похоже, очень хочется поскорее расстаться с жизнью. Ну что же, сейчас ты отдашь ее мне.

Вольный Ученик не дрогнул.

– Ты не получишь ничего, кроме испытания истиной ломиллиалора. Даже ты боишься этого, торайя-Опустошитель. Высокое Дерево выжжет твое сердце или то, что у тебя вместо него.

– Глупец! – засмеялся Опустошитель. – Ты прожил на свете слишком долго и забыл, в чьих руках сила.

Он стал медленно приближаться к людям.

Триок наконец сумел разорвать цепи охватившего его ужаса. Коротко вскрикнув, он выхватил меч и бросился на Опустошителя. Тот швырнул его головой об стену и подошел вплотную к Вольному Ученику.

Кровь бросилась Триоку в голову, острая боль пронзила грудь. Собрав все силы, он пошатываясь встал на ноги. Торайя и Вольный Ученик сражались. Опустошитель пытался вырвать у старика Высокое Дерево. Вдруг красно-зеленая молния, от одного вида которой Триоку стало плохо, ударила Ученика в грудь. Проваливаясь во тьму, Триок увидел, как Опустошитель склонился над своей жертвой.

Загрузка...