Скальпель

18

Мы снова, как и во время вояжа на кладбище, оставили машину вдали от цели. В районе частной застройки оставаться незамеченным сложно, и мы выбрали место на обочине у маленького дома, рассудив, что в маленьких домах живут маленькие люди, запуганные и безголосые, поэтому здесь не подымут шума и не пальнут из двустволки. Луна, вдоволь налюбовавшись на события этой ночи, основательно отгородилась тучами, которые вселяли надежду на освежающий дождь. На улице в пределах видимости не светилось ни одного окна, словно все жители окрест вымерли, и пугающие очертания домов и деревьев едва различались человеческим глазом. Заперев машину, мы медленно и тихо двинулись вдоль улицы, оглядываясь, присматриваясь и прислушиваясь. Свернув в переулок и посомневавшись, туда ли, мы, наконец, с трудом распознали дом Ивана.

Серега, подойдя к забору, пощелкал языком, проверяя, заперта ли собака. За оградой было тихо. Он взобрался на забор, задержался наверху, прислушиваясь, и спрыгнул внутрь двора. Я последовал за ним.

Ближайшее к нам окно было приоткрыто. Сергей тихо отворил его больше, снова щелкнул языком и прислушался, затаившись. Некоторое время ничто не нарушало тишину ночи, и он опять щелкнул, вглядываясь внутрь жилища, даже в непроглядной тьме манившего ночных бродяг своим уютом. «Ивана разбудишь», — прошептал я. «У тебя одни страхи на уме!» — сдавленно пророкотал Серега в ответ. Из комнаты донесся шорох, и сонный женский голос что-то пробормотал.

— Светка, привет, — прошептал Сергей.

— Привет. Ты сумасшедший, бродишь по ночам. Что случилось? Ты не сам?

— Это Стас. Слушай, Свет, есть проблемы. Отойди от окна, я залезу, а то, что вот так…

— Куда залезу, ты сдурел? Иван проснется, вообще меня прибьет… Что ты делаешь?

Но Серега уже ловко вскочил на подоконник, упёршись руками, и занес ногу.

— Что значит — вообще прибьет? Он что, бил тебя? Что ты молчишь?

— Да не ори! Куда ты лезешь, что ты делаешь…

Почти бесшумно соскользнув на пол, Серега прошептал: «Иди ко мне», — хотел обнять ее, но она отстранилась. Тогда он пальцами — хоть какой-то позволили ему жест нежности, — стал убирать волосы с её лица.

— Не трогай здесь.

— Почему не трогать, болит, что ли? Так он бил тебя? Вот сволочь! Это ж не первый раз?

— Что за проблемы у тебя, говори быстрее, я не хочу…

— Подожди, — он повернулся к окну. — Что ты стоишь там, как столб? Залезай.

— Куда залезай, вы что, с ума посходи… — пыталась возражать Света, но я уже вскочил на подоконник и неуклюже поднял ногу, толкнув коленом глухо задребезжавшее стекло.

— Тихо ты! — зашипел Серега. — Светка, я ж тебе намекал — денег нам надо, проблемы у нас серьезные…

— У меня мало, я…

— У Ивана нет, что ли?

— А сколько вам надо?

— Двадцать штук баксов. В долг, естественно.

— Да вы что! Нет, вряд ли…

— Светуся, нам очень надо! Поверь мне, действительно надо!

— Я понимаю, но такая сумма…

— Да ты что, Светка! Он держит тебя в черном теле, даже телевизор, жлоб, купить не хочет, а ты… Избивает тебя, небось, регулярно…

— Это первый раз…

— Но не последний! Уж если поднял, сволочь, руку, так не остановится! Если не дашь отпор, не покажешь характер… Отомстить ему надо, чтоб знал! Так есть у него деньги, скажи, или нет? Да есть, о чем тут говорить! Ну, скажи, что есть.

— Есть что-то… Но я не знаю, где… да и не буду я брать.

— Ты ж рабыня — не понимаешь, что ли? Так рабыней и останешься до конца дней! Пошли. Пошли, тебе говорят!

— Нет! Я говорю тебе — нет! Я закричу сейчас, не тащи меня…

— Кричи! Пусть он застанет нас втроем, сам убедится, пусть увидит, что мы втроем трахаемся. Ну, кричи, что ж ты! Явится, жлоб, а мы его тут и грохнем! Давай, может это и к лучшему, я потом женюсь на тебе… если не посадят. Но ты ведь не выдашь, Светка, нет? Зачем тебе выдавать нас… Прямая выгода тебе отправить своего жлоба в могилу, рядом с бабушкой, и избавиться от ига… Да не бойся ты, все будет в порядке! Скажешь, воры забрались, украли, а он вдруг вышел, и… А отпечатки пальцев мы постираем! Все, и деньги у нас, и ты ни при чем! А как мы погуляем на эти деньги с тобой, Свет-ка! Ты даже не представляешь! За все годы своей несносной жизни оттянешься! Где, ну, где, ты ж наверняка знаешь… пошли!

Она замахнулась, намереваясь дать ему пощечину, но он перехватил ее руку, сгреб в объятия и пытался поцеловать. Она отстранилась, с неожиданной силой толкнула его, повалив на кровать, и кинулась к двери. Я, ни о чем не думая, повинуясь только инстинктам, бросился за нею. Прикрыв ладонью ей рот, я другой рукой вцепился в горло. Она отбивалась, как дикая кошка, поцарапала мне ногтями руки, лягнула подоспевшего Сергея, пыталась кусаться и кричать, и мы еле скрутили ее, повалив на кровать.

— Молодец, — похвалил Серега, — а то стоишь, как неприкаянный. Действовать надо, сами бабки с неба не свалятся. Ну что ты, Светулечка… Угомонись, перестань брыкаться… Ты что, не понимаешь, что мы заодно? Нет тебе дороги назад! Ты что, дура, не понимаешь? Ты с двумя мужиками, накануне похорон бабушки… Давай ори, если хочешь. И себе, и нам хлопот доставишь. Да какие нам хлопоты — нам ведь не привыкать…

Он отпустил её. Примостившись на краю кровати одним коленом и убрав ладонь с её рта, слабо, только для виду, я придерживал ее за руку. Света затихла. В темноте я не видел ни выражения ее лица, ни мелких движений тела, которые могли выдать ее намерения, и от неопределенности — что она задумала, что вообще будет дальше, — мне было не по себе.

— Вот и молодец, вот и хорошо, — вел свое Серега. — Вы тут побудьте, а я быстренько, сейчас вернусь. Ты подсказала бы, где деньги искать, меньше было б шума… Не хочешь? Ну, да ладно, сам справлюсь.

Ступая мягко, как кошка, он вышел из комнаты, прикрыв за собой чуть слышно скрипнувшую дверь. Я по-прежнему опирался коленом о кровать, слабо удерживая Свету за локоть. Как только дверь затворилась, она зло, резко высвободила руку и решительно передвинулась на другую сторону кровати. Я смотрел в темноте на ее силуэт, не зная, что делать дальше. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и ничего, судя по всему, не замышляла.

Прошло какое-то время, и из комнаты, в которой растворился Серега, послышался шум. Полоска света очерчивала силуэт притворённой двери, за нею раздались гневные выкрики, вслед за которыми что-то тяжело грохнуло. Мигом соскочив с кровати, я бросился к двери.

Мимовольно я зажмурился, но тотчас, повинуясь необходимости быть настороже, растворил веки. Не сразу сообразив, что происходит, я уловил лишь какое-то движение, и движение это было весьма энергичным. К моим ногам отлетел стул, полированное дерево которого жалобно скрипнуло под напором двух тел. Стол, стоявший посредине комнаты, тоже сорвало с места. Красовавшаяся на нем хрустальная ваза, ещё, по-видимому, советских времён, сотворив, словно в экзотическом танце, дикий пируэт, упала на пол, но благодаря мягкому ворсу ковра не разбилась. Серега с Иваном, который был в одних трусах, сцепившись борцовской хваткой, застыли посреди комнаты.

— Подозревал я… — рявкнул Иван и издал натужный рев.

— Что ты там подозревал? — прохрипел Сергей, упрямо сопротивляясь. Ему удалось поймать Ивана за кисть и ловко вывернуть ее. Тот вскрикнул от боли, накренившись в сторону, как баркас под напором штормовой волны, но тотчас, высвободив руку, снова обхватил противника за шею.

— Что ты как бешеный! — возопил Серега. — Ты неправильно понял… я тебе все объясню!

— Что я неправильно…

Я бросился Сереге на помощь и обхватил Ивана сзади.

— А-а, еще один соколик… Ничего, обоих приберу к рукам…

Наряду со злобой на лице Ивана отразилось бесконечное упорство и твердая решимость сопротивляться до последнего. Почти вывернувшись из моего захвата, он получил от Сереги ногой в живот, но словил его за ступню и опрокинул на пол.

— Всех задавлю… сучья кровь! Объяснить он хотел… В аду будешь объяснения давать!

В его голосе слышалась уверенность человека, почувствовавшего запах победы, в которой он не сомневался ни на мгновение. Он стоял ко мне боком, обхватив мою шею массивной, покрытой волосами и бугрившейся мышцами рукой. Серега, быстро вскочив с пола, судорожно вцепился в упавшую со стола вазу, замахнулся нею и ударил его по голове. Выждав пару мгновений, со злобным вскриком он ударил снова. В коротких волосах Ивана показалась кровь, он обмяк и грузно повалился на пол. Серега, тяжело дыша, с покрытым каплями пота лбом и каким-то строгим выражением лица, отступил на шаг назад, все так же сжимая пальцами вазу.

На некоторое время воцарилась тишина. Наши взгляды были прикованы к неподвижному телу. Наконец Сергей, недоуменно взглянув на вазу, словно это она была виновата в произошедшем, водрузил её на стол.

— Вот черт… Сам виноват. Ох, и упертая ж скотина! Ничего, мы добились своего.

— Чего добились? — с отчаянием в голосе, не в силах отдышаться, вымолвил я. — Ты ж убил его…

— Денег добились. Вот они, — он вытащил из кармана джинсов перетянутую резинкой толстую пачку долларов. — Хорошо заныкал, жлоб, еле я нашёл…

— Как ты так быстро нашёл? И где?

— Уметь надо. В кладовке, представь себе. Сколько здесь, интересно? Ну-ка, ну-ка…

Он снял резинку и принялся считать, а я округлившимися глазами поглядывал то на него, то на деньги, то на лежавшего без движения Ивана, и никак не мог отдышаться. Лицо мое пылало, и, поддавшись внезапно нахлынувшей слабости, я уселся на диван и откинул голову.

— Э-э, руками поменьше тут трогай, — бросил Серега, — отпечатков не оставляй. И так придется вытирать весь дом… Что у нас тут? Всего двадцать две штуки, с копейками. Такое хозяйство развел, производство наладил… и двадцать штук всего в заначке! Пользу он людям приносит, по дешевке все продает… Где ж польза людям, нам то есть? А может, ещё где тайничок есть?

Он цепким взглядом окинул комнату — словно руками ощупал мебель, все потаенные пыльные закутки, где можно было спрятать деньги, и уже сделал шаг, собираясь искать, как тут в дверях появилась Света. Когда она осознала, что произошло, то вскрикнула, прикрыв рот ладонью, попятилась было, но через мгновение поспешила к Ивану и склонилась над ним.

— Вы что, убили его?

Серега, смешно засеменив, с выражением нездорового восторга подкрался к ней.

— Светка, смотри, вот деньги! Вот что твой жлоб прятал от тебя, не давал, смотри — это ведь сама жизнь! Настоящая, безудержная… что только хочешь!.. Как мы гульнем с тобой на эти деньги! А дом, производство, барахло всякое… ведь мы ж не будем его прятать и зажимать, как он, а используем для жизни, Свет-ка!.. Ну, иди ко мне, иди сюда… да брось ты его, он уже прошедший этап, темный, мрачный этап твоей жизни!

Он хотел ее обнять, но она отстранилась. Тогда он обхватил ее за плечи и с неожиданной энергией повалил на ковер.

— Давай, Светка, давай сейчас, рядом с ним… Что может быть символичнее? Новая жизнь, любовь рядом с поверженным старым, рядом с тем, что уже… сгнило!

— Уйди! Уйди, я прошу тебя! Ты совсем с ума сошел… ты пьяный! Уйди, иначе я молчать не буду! — закричала она, но Серегу это только раззадорило. Рассыпав брызнувшие зеленью купюры по ковру, он принялся развязывать пояс ее халата и, несмотря на сопротивление, задрал полы.

— Светка, это наши деньги… посмотри, сколько денег!

— Вообще-то это мои деньги, — монотонно проговорил я, медленно подымаясь с дивана. Выпроставшись, некоторое время я стоял неподвижно, безвольно свесив руки вдоль туловища, и апатично глядел куда-то вдаль.

— А-а, хватит на всех, — оптимистично заявил Серега.

— Пошел вон, дурак! — закричала Света. Сергей ослабил нажим, умерил пыл, обнял ее икру и ласково прильнул к ней щекой.

— Ох, Светулечка, — застонал он сладострастно, — как я могу уйти от тебя, ты что… Я ж умру без тебя… Ты ж мой цветочек, ты ж моя лапочка…

На некоторое время они, обессиленные, застыли без движения.

— А денег большая часть мне положена… — изменившимся вдруг голосом, с непререкаемой интонацией, пробормотал Серега. — Мне и Светке, конечно, — он нежно погладил ее икру. — Сколько я могу голодный ходить? Разрываешься тут для тебя, ты сам ни черта не хочешь, тащить тебя на веревке… А потом — его это деньги!

— Это мои деньги, Серега… Ты знаешь, мне сына надо спасать… Ты мне помогал, да… Оставь ее.

— Как я могу оставить ее! Ах, эта плоть, это наслаждение, Светка, я не могу без тебя! Ну, перестань сопротивляться, сними трусики, я вопьюсь туда зубами!

Он переместился с икры на бедро, время от времени прикладываясь к ноге вожделенно выпяченными губами. Глаза его горели, волосы были взъерошены, из горла вылетали стоны, ахи и охи. Света дергала ногами и ругалась матом, но он крепко обхватил ее бёдра и носом уткнулся в причинное место, едва укрытое полами халата; уже был виден треугольник трусиков. Стоны его превратились в завывания, тело содрогалось, глаза блестели, словно эта плоть представлялась ему чем-то жизненно важным, как глоток воды умиравшему в раскаленной пустыне. Как будто возможность прильнуть к ней, этой плоти, ощупать всю до миллиметра, войти в нее составляло единственный смысл жизни, единственное и последнее наслаждение. Он уже не применял грубой силы, не изливал явной агрессии, а соединял напор с показной нежностью, выплескивал дикую страсть неандертальца, женщинам зачастую приятную. Она уже не сопротивлялась с такой энергией, как поначалу.

Тем временем мой взгляд обрел ясность, пятерней я стёр капли пота со лба. Опустив глаза к полу, где по ковру были рассыпаны сотенные купюры, я сгорбился, как огородник на участке, и принялся собирать их.

— Иди сюда, дурак… брось ты деньги, потом соберем! — вещал Сергей, не в силах оторваться от женских ног. — Оставь, говорю, их, они наши со Светкой… Иди, помоги мне, возьми ее… Ты что, не хочешь… как ты можешь не хотеть! Иди, говорю, ведь что тебе было сказано… Будь хозяином жизни, в конце концов! Я ж помочь тебе хочу, балбес…

— Уйди, уйди, сволочь! — диким голосом заорала Света.

Бросив безумный взгляд на меня, Серега отвернулся и с новыми силами, уже грубее, занялся женщиной, пытался снять с неё трусики, вознамерившись добиться своего. Кинув краем глаза — не следят ли за мной, — я решительно подошел к столу и взял все ту же вазу. Быстро шагнул я к извивавшейся на полу парочке и с коротким замахом опустил свое орудие на голову Сергея. После этого я замер, присматриваясь и прислушиваясь, как автомеханик прислушивается к работающему мотору — помогло ли вмешательство, или следует предпринять еще что-нибудь. Сергей обмяк, навалившись на ноги Светы.

Ступая мягко и осторожно, я вернулся к столу, поставил на него вазу, после чего подсобрал все до одной остававшиеся на ковре купюры. Перегнув их пополам и тщательно умостив в переднем кармане джинсов, из заднего я вынул носовой платок, вернулся к вазе и аккуратно, методически протер каждый сантиметр рельефной поверхности. Закончив с вазой, я вытер дверную ручку, лихорадочно вспоминая, до чего еще дотрагивался, тер и тер с упорством добросовестной домохозяйки. Пройдя мимо Светы, которая столкнула с себя бесчувственного Сергея, но все так же лежала, тяжело дыша, я вошел в спальню, вытер все и там, чего могла касаться моя рука.

— Слушай, ты извини, — проговорил я тихо, вернувшись через пару минут в гостиную. — Этот дурак… я не ожидал от него такого.

Света уже стояла на коленях подле Ивана и пыталась нащупать на его шее пульс.

— Господи, живой он хоть… Или это мой пульс отдает в пальцы?… Да нет же, живой. Помоги мне!

— Слава богу, что живой. Я ухожу.

— Ему надо помочь, сделай что-нибудь! — выкрикнула она.

— Я не могу, Света… у меня проблемы гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Ничего с ним не станется, если живой… Делай что хочешь, но меня здесь не было…

Я развернулся, снова вошел в спальню и направился к окну.

— Отдай деньги, сволочь! — заорала вдогонку мне Света, но я не отвечал и не останавливался. Осторожно, не дотрагиваясь руками до оконной рамы, на пределе своих акробатических возможностей, я взгромоздился на подоконник и спрыгнул вниз. «Кроссовки надо выбросить в реку или вообще сжечь, — пронеслось у меня в голове, когда, подстелив под руки платок, я взбирался на забор.