Сказки далеких островов и стран

О неблагодарном крокодиле Бадюле (Сказка острова Борнео)

На берегу большой реки, неподалеку от ее устьев, росло раскидистое дерево Ло. Его ветви уже прогнили и искривились, а голые, скрюченные корни свисали над водой, ствол же низко-низко пригнули к земле ветры и ураганы. Когда шли дожди, и вода в реке прибывала, между корнями дерева Ло разливался небольшой пруд, в котором могли свободно поместиться три крокодила, а когда вода убывала, на этом месте оставались сырые пещеры.

Однажды к дереву Ло пришел маленький козлик Киданг со своим другом, оленем Кантилой. Они сидели и отдыхали в тени дерева, когда вдруг из воды выглянул огромный крокодил Бадюль и, щелкая зубами, хотел было уже броситься на них.

— Ой, ой! — воскликнул Кантила при виде урода. — Бежим, бежим скорее! А не то злой Бадюль нас схватит.

И оба друга удрали из-под самого носа крокодила.

А Бадюль, голодный и злой, улегся между корнями дерева Ло и начал с нетерпением дожидаться новой жертвы. Но Киданг и Кантила с этих пор уже избегали этого места, так как знали, что злой Бадюль облюбовал его для своего логова: ежедневно во время морского прилива его можно было увидеть у дерева Ло.

Однажды, когда отлив уже начался, а Бадюль, задремав, все еще лежал, растянувшись между корнями дерева Ло, поднялась сильная буря, и старое, прогнившее дерево обрушилось в море. Падая, оно придавило Бадюля, но, на его счастье, не задавило насмерть. Лежа под деревом, Бадюль не мог перевести дыхания, боялся даже пошевелиться, чтобы не ухудшить своего положения. Он чувствовал, что его ждет неминуемая смерть от голода и жажды. Помощи ждать было неоткуда. Вокруг стояла ничем не нарушаемая тишина, птицы и звери попрятались от грозы.

«Ну, теперь-то мне, кажется, пришел конец», — подумал Бадюль. Он еще раз попытался вылезти из-под дерева, но безуспешно — как ни выгибал он спину, дерево даже не шелохнулось.

Когда крокодил потерял последнюю надежду на спасение, он вдруг увидел маленького олененка Кантилу, бегущего к реке. Из последних сил, он закричал:

— Эй! Эй! Кантила, остановись! Спаси меня от гибели!

Удивленный Кантила остановился у поваленного дерева Ло, но, разглядев в листве крокодила Бадюля, с испуга хотел уже было пуститься от него что есть духу, как до него долетели стоны умирающего:

— О, не уходи, Кантила! Не покидай меня в беде! Без тебя я погибну под этим проклятым деревом. Спаси меня, увидишь, как я отблагодарю тебя.

— Как же это с тобой случилось? — спросил Кантила.

— Я чуть-чуть вздремнул, и вдруг меня разбудил шум и треск, и прежде, чем я успел убежать, оказался под этим деревом, под которым я даже пошевелиться не в силах. О моя спина!

И Бадюль начал лить свои крокодиловы слезы.

Опечалился добрый олененок Кантила и сказал:

— Бедный Бадюль! Сам-то я не могу тебе помочь. Дерево большое и тяжелое, а я маленький, у меня не хватит сил сдвинуть его с места. Но ты не огорчайся. Я побегу к моим друзьям, и мы все вместе обсудим, как тебе помочь.

— Только вы не слишком долго советуйтесь, а то мне тут умереть придется, — кричал ему вдогонку крокодил.

Кантила помчался во всю прыть к своему другу, козлику Кидангу.

— Киданг, дорогой! Знаешь, что случилось? Старый Бадюль лежит, придавленный деревом Ло, и просит нашей помощи. Надо скорей бежать к нему.

Козлик Киданг даже подскочил, услышав такую новость.

— Бадюль просит нашей помощи? Вот так история! Наконец-то будет справедливо наказан этот безжалостный убийца! Я и копытцем не пошевелю, чтобы спасти его. Что я — дурак, что ли?

— Но ведь он погибнет под этим деревом и умрет страшной голодной смертью, — продолжал его уговаривать Кантила. — Нет, нет, я не оставлю его без помощи. Пойду к своему родственнику Бантьенгу, он сильный, самый сильный из всех буйволов в наших джунглях. Он-то наверняка спасет Бадюля.

И Кантила отправился на поиски Бантьенга. Он нашел буйвола неподалеку, на лесной поляне, там, где тот пасся вместе со своим стадом.

— Дорогой брат, — сказал ему Кантила, — у меня к тебе большая просьба. Старый Бадюль лежит под упавшим деревом Ло, придавленный его стволом. Он призывает нас на помощь, мы должны поскорее его спасти.

— Да какое мне дело до Бадюля, этого отвратительного старого урода! — крикнул Бантьенг. — Мало ль сожрал он наших буйволят, когда они купались в реке? Пусть подыхает! — гневно замычал Бантьенг и хотел уже вернуться к своему стаду, но Кантила снова начал его умолять спасти крокодила. Мягкое сердце буйвола не выдержало, и в конце концов он пробормотал:

— Ну, раз ты меня так уж просишь, пойду, посмотрю на это дерево Ло, — что там можно сделать. Но знай, что так я поступаю только ради тебя, мой малыш, так как эта крокодилова порода ничуть мне не мила.

И они вместе отправились к реке. Бантьенг, увидев огромное дерево Ло, а под ним — старого Бадюля, покачал своими могучими рогами и сказал Кантиле:

— Дело трудное. Дерево слишком велико, мне с ним не справиться!

— Но, Бантьенг, ведь почти все его корни уже вырвало ураганом, а верхушка дерева — в воде! Увидишь, стоит тебе лишь выдернуть из земли последние корни, течением унесет дерево Ло, и Бадюль будет свободен.

Крокодил, видя колебания Бантьенга, слабым голосом застонал:

— О мой дорогой, добрый Бантьенг! Не покидай меня в беде! Увидишь, как я отблагодарю тебя.

Бантьенг ему ответил:

— Гм-м, попробую! — и начал с такой силой рыть и вскапывать своими копытами землю вокруг, что дерево покачнулось. Тогда Бантьенг напряг все силы и уперся своими рогами в ствол так, что его глаза налились кровью. В конце концов он столкнул дерево в воду. Крокодил, освобожденный из-под ветвей, осторожно покрутил хвостом, задвигал лапами и выпрямил спину.

— Никогда я этого вам не забуду, милые мои, дорогие друзья! — объявил он растроганно.

И, обращаясь к буйволу, заметил:

— А к тебе у меня будет еще одна маленькая просьба, Бантьенг. Все мои кости разбиты, весь я изломан, трудно мне передвигаться по суше. А до воды еще придется пройти немного по песку: вода отхлынула во время отлива. Если бы ты был так добр, мой брат, и перенес меня на своей спине, тогда благодарность моя не знала бы границ. А в воде мне сразу же станет легче. Я обмою свое искалеченное тело, утолю жажду и поплыву по течению к морю, где проживают мои родичи. Они наверняка уже меня оплакивают.

Бантьенг постоял минуту в нерешительности, а потом, вздохнув, промолвил:

— Ладно, раз помогать, то уж помогать до конца!

Опустился перед Бадюлем на колени и крикнул:

— Ну, лезь уж, влезай скорее на меня, нет у меня времени. Да покрепче обхвати мой горб передними лапами, чтобы не упасть.

Крокодил уселся на закорках Бантьенга, и буйвол двинулся в путь к воде вместе со своим тяжелым грузом. Добравшись до середины реки, он сказал:

— Слезай, мне тяжело.

Но Бадюль снова закряхтел:

— Ах, дорогой мой, ведь тут совсем, совсем мелко, я не выплыву. Понеси меня еще немножечко, поближе к морю, а там-то я уж как-нибудь сам справлюсь.

И Бантьенг потащил крокодила дальше на своей спине. Ему становилось все тяжелее и тяжелее. Он все глубже и глубже погружался в воду, она доходила ему уже до живота, потом до груди, течение реки было сильным и быстрым. Наконец он почувствовал, что силы его оставляют, и крикнул со злостью:

— Бадюль! Я и не подумаю тебя дальше тащить, ноги мои уже еле достают до дна, а плыть с таким грузом на загривке было бы безумием!

Но Бадюль молчал, еще крепче схватившись за горб Бантьенга.

— А ну-ка, слезай сию же минуту, ты, отвратительное чудовище! — завопил окончательно рассвирепевший буйвол. Вода уже заливала ему глаза, и он уже с трудом держался на поверхности, так тяжело ему было плыть с огромным крокодилом на спине.

Бадюль по-прежнему не произносил ни словечка.

— Да слышишь ли ты, старый разбойник, что я говорю тебе? Что ты, заснул там, что ли? Сейчас же слезай, иначе я сам тебя сброшу. Из-за тебя я вовсе не собираюсь пойти ко дну. Ты-то ведь в воде себя чувствуешь как дома, а я животное сухопутное. Хватит уж, намучился я из-за тебя. А-ну, слезай!

Вдруг Бадюль широко открыл свою пасть, показав свои огромные зубища, и ехидно засмеялся. Он так вцепился лапами в спину Бантьенга, что тот даже заревел от боли.

— Ха-ха-ха! Нет, не удастся тебе меня сбросить, мой бедный Бантьенг! Мне очень захотелось попробовать лакомый кусочек твоей вкусной толстой спины. Я так ослабел под этим проклятым деревом, что сейчас мне необходимо хорошенько поесть, чтобы восстановить свои силы.

У Бантьенга даже дыхание перехватило, когда он услышал эти слова крокодила. Собственным ушам верить ему не хотелось, не мог Бадюль его так подло обмануть! Он с гневом ответил:

— Что за глупые шутки! Я уже еле-еле тащусь по воде. Последний раз тебе говорю: отпусти меня!

— Это не шутки, — ответил Бадюль, трясясь от смеха, — мне и вправду захотелось отведать твой горбик. Только двинься, я сразу же вопьюсь зубами в твою шею.

— Так-то ты благодаришь меня за услугу? За все, что я сделал для тебя, за то, что освободил тебя из-под дерева Ло, где тебя ждала неминуемая гибель, за то, что уступил твоим просьбам и согласился донести тебя на своей спине до середины реки? О, наверное в целом мире нет большей неблагодарности! А я-то, глупец, ему поверил!

И Бантьенг так жалобно и протяжно замычал, что его услышал стоявший на берегу Кантила.

— Ты лучше молчи, Бантьенг, — злобно зашипел на него Бадюль. — И чего ты так орешь, горбатая гора мяса!

И буйвол поплыл из последних сил. Вдруг он увидел качающуюся на волнах реки маленькую лодочку, сделанную из бамбуковых прутьев и листьев кокосовой пальмы. Это была старая Такир-понтанг — корзина, куда малайцы складывают свои жертвы богам.

— Задержись хоть на минутку, — закричал корзине Бантьенг, — я расскажу тебе о той ужасной несправедливости, которой хочет мне отплатить Бадюль. Его придавило дерево Ло во время бури, а я его высвободил из-под него, а потом потащил на своей собственной спине к воде, так как он был слаб, как птенец колибри. И вот теперь я плыву с ним к морю, а он черной неблагодарностью хочет отплатить мне за мое доброе сердце. О добрая Такир-понтанг, спаси меня!

Внимательно выслушала его Такир-понтанг, качаясь на волнах, а потом с грустью сказала:

— Что значу я, старая бамбуковая корзина, для сильного Бадюля? Мир неблагодарен и жесток, и не ты первый это открыл. Моя судьба может служить примером тому. Когда-то, когда я была молода и красива, люди окружали меня почтением, девушки и юноши убирали меня листьями и самыми красивыми цветами, меня наполняли различными фруктами и устанавливали у божественного алтаря. Вся деревня пела надо мной песни и исполняла обрядные танцы. И я была тогда гордой, как царица. Но когда я состарилась, когда обтрепались мои бока, люди оттолкнули меня и бросили одну-одинешеньку в воду. Я им больше была не нужна, а другая — молодая Такир-понтанг, начала служить им на торжествах. Да, да, мой дорогой, и мне, бедной Такир-понтанг, пришлось черпать из чаши неблагодарности, как и тебе. Но не теряй еще надежды, я попробую помочь тебе, хоть так мало значу сейчас в этом мире. Я поплыву к нашей подруге Кукусан. Может, она что-нибудь придумает. А ты тем временем немного отдохни вон там, на том маленьком островке.

И Такир-понтанг, колыхаясь и танцуя на волнах, поплыла дальше, удаляясь от Бантьенга.

Бантьенг доплыл со своим грузом до маленького островка, немножко отдышался, отряхнулся и вздохнул полной грудью.

Бадюль, потерявший от долгого ожидания терпение, заскрежетал зубами и закричал:

— Ну, хватит уж этой волокиты, мой дорогой, я должен тебя съесть — и баста! — и уже вонзил было зубы в его горб.

Бантьенг умоляюще закричал:

— О Бадюль! Не делай этого, подожди! Подождем Кукусан, я умоляю тебя, ради всего, что дорого тебе и свято!

— Ха-ха-ха! — раздался оглушительный смех крокодила. — Да что мне может сделать Кукусан, эта старая корзина, сплетенная из бамбуковых веток, которой люди прикрывают котелки, когда варят рис? Нет, Бантьенг, и правда можно лопнуть со смеху, глядя на твоих заступников! Ну, хорошо, знай уж мою доброту и благородство! Я съем тебя немножко позже — тогда ты, пожалуй, покажешься мне еще вкуснее.

В этот момент на волнах показалась Кукусан. Она подплыла к островку, остановилась у берега и сказала:

— Приветствую тебя, добрый Бантьенг. Такир-понтанг рассказала мне всю твою историю. Тебе, как и мне, пришлось стать жертвой неблагодарности. Вот послушай: когда я была новой, крепко сплетенной и золотисто-блестящей корзиной, люди обращались со мной нежно, ласково, мыли меня и чистили, сушили на солнце, а потом прикрывали мною красивый медный котелок с рисом и ставили нас на огонь, разведенный в тени, под пальмой или фиговым деревом. А когда рис бывал готов, меня осторожно снимали и вешали на заборе из больших кактусов. Хорошо мне было тогда. Э-эх! Счастливая была это жизнь! Я чувствовала себя нужной людям и верно им служила. Однако настали для меня черные дни. Я начала стареть, здоровье мое пошатнулось, я начала разбухать от горячего пара, на моих боках появились дырки, и однажды утром хозяйка бросила меня в мусорную яму, а дети вытащили меня оттуда и пустили вниз по реке. Такова моя история, Бантьенг. Благодарность — это редкий цветок в нашем мире, и он быстро вянет. Но я тут болтаю, болтаю, а ты, бедный, страдаешь, ожидая с минуты на минуту своей смерти. Многого не в силах я сделать для тебя, но я расскажу твою историю своему приятелю — пальмовому мату. Может быть он что-нибудь придумает для твоего спасения.

И Кукусан отплыла в сторону моря.

Тогда Бадюль сказал:

— Ну, хватит уж испытывать мое терпение. Теперь-то придется тебе окончательно приготовиться к своему концу.

Бантьенг попросил его:

— О Бадюль, придержи-ка еще немножечко свои зубы, пока не покажется пальмовый мат.

Зло шлепая хвостом, Бадюль ответил:

— Да какое мне дело до старого мата! Хватит уже этой волокиты, и не подумаю ждать больше.

В это время выплыл мат — серый, весь продырявленный, потрепанный от старости.

— Приветствую тебя, бедный Бантьенг, — сказал он. — Мне очень жаль тебя, друг. Старуха Кукусан рассказала мне всю твою историю. Да, да, мой дорогой, легче море переплыть, чем встретить благодарность. Ведь и я, когда был молод и красив и сиял всеми красками, служил людям для отдыха после тяжелого трудового дня. Я был мягок, старательно соткали меня из пальмовых волокон усердные девушки, обрамляя рисовой соломой, и покрасили в голубой цвет. На мне играли, весело кувыркаясь, дети, сидели хозяева и гости, обо мне заботились, старательно мыли и чистили на солнце. Я радовался вместе с людьми их счастью и вместе с ними огорчался их печалям, стараясь всеми силами им служить и помогать. Но когда я состарился, когда выцвели мои яркие полосы по краям и стерлись пальмовые волокна, из которых я был соткан, меня выбросили из дому вместе с мусором. Какой-то бедняк поднял меня, осмотрел, но, видно, я уж ничего не стоил, так как даже он с досадой швырнул меня в реку.

В этот момент течение подхватило мат и понесло его по волнам. Издалека лишь донесся его слабый голос:

— Бантьенг, друг мой, ты все-таки не теряй надежды, я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя спасти.

В ответ на эти слова раздался громовой смех крокодила, который еще сильнее вцепился зубами в шею Бантьенга.

— Ха-ха-ха, хе-хе-хе, хи-хи-хи! Уфф, давно мне не приходилось так смеяться, чудесные же у тебя заступнички, нечего сказать — старая корзинка, истертая плетенка для риса да дырявый мат. Да я просто дрожу от страха перед ними. Слышишь, как стучат мои зубы? Ха-ха-ха! Нет, правда, Бантьенг, в такое чудесное настроение привели меня твои друзья, что я даже готов подождать еще немного, прежде чем вцепиться зубами в твой жирный загривок. Интересно, что еще выдумает этот нищий.

А в это время мат приплыл к берегу, на котором стоял Кантила, поджидая приятеля.

— О Кантила, — сказал старый мат, — наставь свои уши и внимательно выслушай, что я расскажу тебе. На островке, неподалеку от устья реки, я встретил Бантьенга. На его спине разлегся огромный крокодил Бадюль, впившись зубами в его загривок. Бантьенг умоляет о помощи. Вы должны поспешить спасти его, иначе он погибнет в лапах старого убийцы. О, я знаю хорошо Бадюля, вся река дрожит перед ним, и все живое в ней проклинает этого крокодила.

Кантила, услышав это, весь задрожал от страха, но, быстро опомнившись, помчался поскорее в лес, бросив на ходу пальмовому мату:

— Нельзя терять ни минуты, мой дорогой друг, я должен сделать все, чтобы спасти Бантьенга. Ведь это я стал причиной его несчастья.

В лесу Кантила нашел козлика Киданга, беззаботно щипавшего траву на лужайке.

— О Киданг, как ты был дальновиден, — воскликнул Кантила, едва переводя дыхание, — когда не захотел идти к Бадюлю. Представь себе, это чудовище, этот неблагодарный подлец хочет сожрать нашего добряка Бантьенга. И это после того, как тот высвободил его из-под дерева Ло и на своей собственной спине притащил к реке. Мы должны сейчас же спасти Бантьенга. Но как вырвать его из лап крокодила? Посоветуй, мой друг, умоляю тебя, ты ведь такой мудрый!

Киданг ничего не сказал в ответ. Он только спросил:

— Скажи, где Бантьенг сейчас?

— На островке, неподалеку от устья реки, — ответил Кантила.

— Прежде всего, надо будет на месте решить, что можно сделать для него. Скорей, скорей к реке. Что есть духу — бежим!

И Киданг длинными большими скачками бросился в лес. А олененок несся, как по воздуху, рядом с ним, — маленький, легкий, как ласточка.

Они остановились на берегу, неподалеку от устья. Отсюда был хорошо виден маленький островок, а на нем — Бантьенг с Бадюлем на хребте.

— Жив, жив еще! — крикнул Кантила при виде буйвола. — Эй, Бантьенг, послушай нас! Бантьенг, твои друзья спешат к тебе на помощь! Эй, эй!

— Молчи, Кантила, перестань кричать, — ты только все напортишь, — остановил олененка козлик Киданг. — Делай то же, что и я.

И он вскочил в воду, как будто желая искупаться. А там он принялся скакать, танцевать, плескаться, чтобы обратить на себя внимание Бантьенга. Кантила прыгнул в реку вслед за ним, и они вместе начали громко плескаться, гоняясь друг за другом и крича во все горло. Наконец, Бантьенг и Бадюль заметили их. Буйвол жалобно замычал:

— Ах, друзья, выслушайте меня! Бадюль меня бессовестно обманул. Я его спас от смерти под деревом Ло, потащил его на себе и доплыл с ним до середины реки, а он за это все вот как хочет мне отплатить: готовится сожрать меня. Ну, скажите, найдется ли на свете более неблагодарное существо?

Киданг ответил ему:

— Странно. Я ведь знаю Бадюля не первый день, как знаю хорошо и весь их крокодиловый род. Это благородное, умное и справедливое племя. Я не поверю, чтобы Бадюль мог так жестоко наказать тебя, не имея на это оснований. Ведь он еще никогда никому не сделал ничего плохого. Вся река не может нахвалиться его добротой — такой он ласковый, всегда готов помочь более слабым, а сердце его так отзывчиво, что по любому поводу он проливает обильные слезы. Уж наверное ты серьезно провинился, если он так разгневался на тебя.

Бадюль с удовольствием выслушал эти похвалы и, польщенный, произнес:

— Я вижу, Киданг, ты не дал себя провести, слушая жалобы этого лгуна, тобой руководит рассудок и чувство справедливости. Так выслушай же меня спокойно, я тебе расскажу все, как было, и тогда ты согласишься, что я прав. Бантьенг действительно вытащил меня из-под дерева Ло и даже согласился притащить меня на собственном хребте к воде. Но он сделал это только для того, чтобы все хвалили его за доброту и великодушие — ведь он так тщеславен, глуп и жаждет похвал, как попугай Какаду. А когда он оказался далеко от берега, когда уже никто не мог увидеть того, что он делает, он хитростью затащил меня на эту скалу, сбросил со своего хребта и начал меня бить своими копытами, — посмотри, какие раны у меня на спине, на голове и на хвосте. Я был слаб после того, как меня придавило дерево Ло, и не мог защищаться. Я думал, что мне уже совсем пришел конец. Из последних сил мне удалось кое-как взобраться на его хребет, и я решил наказать этого изменника по заслугам. Вот и вся история. А теперь посуди сам, прав ли я.

— Ты лжешь, отъявленный мошенник! — крикнул в гневе Бантьенг. — Киданг, Кантила, не верьте ему, он лжец!

Киданг сказал:

— Я только тогда смогу решить этот спор, когда, во-первых, буду убежден, что обе стороны доверяют мне, а во-вторых, — изучу всесторонне все это дело и все его обстоятельства приму во внимание. Издалека мне трудно обо всем судить. Может быть, ты, Бантьенг, действительно впал в бешенство, которое на тебя по временам находит, и начал бить Бадюля копытами? Но я не смогу высказать свое мнение прежде, чем увижу вас вблизи. Когда я тщательно рассмотрю все раны Бадюля, прослежу весь ход событий, лишь тогда только смогу установить правоту одного из вас.

— Что касается меня, то я уверен, что, увидев мою израненную шкуру, ты не поверишь этому дикарю, а поверишь мне, — сказал крокодил.

— Весьма возможно, Бадюль. Я всегда высоко ценил твое правдолюбие. Тем более ты должен быть заинтересован в том, чтобы я еще раз засвидетельствовал его. Пусть же и лес, и река, и море удостоверятся с этих пор, кто такой — Бадюль, а кто такой — Бантьенг. Плывите поскорее сюда к нам, на берег.

Бантьенгу не пришлось дважды повторять этой просьбы. Изо всех сил он заколотил ногами по воде и скоро уже выполз на берег, отряхиваясь от воды. Крокодил сидел у него на загривке.

— Ну, а теперь, Бадюль, сойди на землю, — сказал Киданг, — я осмотрю твои раны и тогда выясню, кто прав.

Крокодил начал стонать, шипеть, изображая, как сильно страдает он от ран. Наконец он слез с Бантьенга и распластался на песке, напрягая спину, чтобы все увидели его шкуру, поцарапанную в нескольких местах ветками и сучьями дерева Ло.

— Ох-ох, я едва жив, так избил меня этот негодяй! — стонал он, проливая свои крокодиловы слезы.

Тогда Киданг сказал:

— Дорогие мои, Бантьенг и Кантила! Бежим поскорей, что есть сил, от этого чудовища и предателя. Пусть отныне река, море и леса действительно узнают, что представляет собой этот неблагодарный, коварный и подлый Бадюль, и каков наш Бантьенг — добрый, сильный, но легковерный.

И трое друзей помчались в лес, а валявшемуся на песке крокодилу ничего не осталось, как с досады грызть собственный хвост.