Глава 12. Предательство

— Можно было бы, наверное, ещё лучников взять с собой.

— Нет, разумеется. Нельзя. У меня тут конница, пехотинцы тоже верхами на запасных конях, а лучники пеши, им бы запасных коней не хватило. Как раз правильно было посадить их на тяжёлых транспортных ящеров.

— Можно было взять ещё бойцов на лёгких скаковых ящерах. Они-то передвигаются быстро и легко успели бы за конниками.

— Ящерам в походе в любом случае нужно специальное облуживание. К небольшому ящериному полку необходимы как минимум три обеспечивающие службы. А это уже обременение. Поэтому я предпочла и их оставить Фахру.

— А сколько времени подразделение ящеров остаётся боеспособным без дополнительного обеспечения?

— Двое суток. По уставу Реально — раза в два больше. Но до Солор мы так быстро не доберёмся. Особенно если нас хоть что-нибудь затормозит. Например, противник…

— Думаешь, встретится?

— Не исключаю.

Аштии хотелось поболтать, может, просто отвлечься, и она, наверное, именно потому выразила готовность отвечать на мои вопросы. Я же хотел как можно больше расширить свои познания и спешил воспользоваться ситуацией. Женщина отвечала рассеянно, мысли её явно были заняты тысячей околоармейских забот, но я знал, что если ей надоест отвечать, она не постесняется об этом сказать.

Я старался держать коня бок о бок с её «пластуном», и, конечно, не впритык — ящер иногда лениво разворачивал крылья. Впрочем, даже тогда он вполне вписывался в границы лесной дороги, где две телеги разъехались бы с трудом, а конные следовали по четверо в ряд. Мне отлично было слышно Аштию, время от времени она поворачивалась ко мне, но чаще всего говорила в пространство. Слушать её кроме меня было почти некому — вокруг одни только телохранители её светлости, а им на нашу беседу наплевать с высокого седла.

Дорога шла в гору, поэтому мы берегли коней и предпочитали спокойную рысь галопу, да и сама госпожа Солор не торопила нас. Арьергард был укомплектован такими же разведчиками, как те, которых отправили вперёд в авангард. Те и другие обстоятельно, через равные промежутки времени, сообщали, что погони нет, и впереди всё чисто. Лес, окружавший нас, мог и сам по себе служить отличной преградой для любого, даже, наверное, пехотного подразделения — хватало гам и буреломов, непроходимых дебрей, ям и чёрт знает чего ещё. Короче, с флангов нас атаковать не смогут. Это успокаивает.

С другой стороны, если ударят в лоб, хвост колонны и узнает-то об этом не скоро, а уж в бой вступит не раньше, чем передовые отряды будут полностью истреблены.

— Для того и высылаю разведку, чтоб ничего подобного не случилось, — отозвалась Аштия. — Такой лес будет тянуться по сторонам ещё какое-то время, но потом пойдут луга, поля, предгорья, долины… Но надеюсь, нам и там в бой вступать не придётся. Хотелось бы по возможности без жертв и приключений.

Я не сразу решился задать вопрос, который меня по-настоящему волновал, но, в конце концов, она сама изъявила желание поболтать со мной и разрешила её спрашивать. Не захочет, так и скажет.

— Можно поинтересоваться?

— Ну спроси. Хотя, думаю, я могу предположить, о чём ты хочешь узнать. О дальнейших перспективах военных действий?

— Да скорее, знаешь, волнуют не столько перспективы, сколько твои планы. На этот вопрос ведь попроще ответить, да?

— Да не сказала бы. Планы как таковые появятся тогда, когда я буду хотя бы приблизительно знать обстановку. Пока же могу лишь предполагать.

— Но пока ты направляешься в Солор.

— Конечно. А куда же ещё? Солор — моя земля. Солор я обязана защищать как глава семьи и графства. Солор к тому же обладает более чем миллионом мобилизационного ресурса. Полководец без армии — жалкое зрелище. Императору я без армии едва ли нужна. А вот со свежей армией — ого-го! Даже то, что я женщина, под сенью тысячи полковых стягов не будет иметь значения.

— Хорошему полководцу император может дать новую армию, а от огромной армии без толкового полководца он мало чего добьётся. Так что зря ты так. Ведь у тебя дар, и ты это доказала. С армией или без армии — ты выдающийся полководец, что уж там…

Аштия прозрачно улыбнулась. Стало видно, что всё-таки чувствует она себя хреновенько, и отдых бы ей не помешал. Но — увы! — такой возможности у неё не было. И у всех нас — тоже.

— Ты действительно считаешь меня хорошим полководцем или говоришь это по иным причинам?

— Я действительно так считаю, но моё мнение остаётся мнением человека неискушённого.

— Как бы там ни было, слышать это приятно. Что ж, может и так. Но я прошу тебя — в будущем избегай подобных восхваляющих выражений. Очень легко потерять голову, слыша про себя такое. Я голову хотела бы оставить на прежнем месте. А потому, если захочешь что-нибудь о моих действиях сказать, то говори по делу. Будут вопросы — решим… Ладно. Пока я без армии, я не могу бороться с мятежниками. И вообще с кем бы то ни было. Гражданская война… Отвратительно. Я надеялась никогда в своей жизни не столкнуться с нею.

— Будешь воевать до конца? С кем бы ни пришлось?

— А что мне остаётся? Нет и не может быть другой альтернативы. Я приносила присягу и буду служить императору. До конца.

— Ты уверена в том, что нынешний правитель — лучший вариант для Империи? И что вождь мятежников, если он воцарится, будет хуже?

Женщина посмотрела на меня с недоумением. Взгляд её обрёл твёрдость стали. Таким взглядом представительница прекрасного пола могла б попытаться обуздать мужчину, а госпожа Главнокомандующая — своих офицеров. Но я отнёсся спокойно, зная, что сейчас моя собеседница полна не гнева, а скорее удивления.

— Сколько ни общаюсь с тобой, всё изумляюсь. Что значит «лучший вариант»? Он — правитель, это факт. Факт непреложный, как сама истина! Ты что предлагаешь — перебирать представителей знати, решая, кто красивее смотрится на троне?

— Для меня подобная мысль не столь уж кощунственна. У меня на родине должность верховного правителя — выборная.

Аштия посмотрела на меня в несказанном ошеломлении.

— Выборная?! Должность?!

— Ага.

— Вы просто варвары.

— Хм… Наверное, есть немножко. Но и вы в моих глазах — дикари ещё те.

Один из телохранителей оглянулся на меня с нехорошим выражением лица, но, не дождавшись знака от госпожи, отвернулся.

Аштия улыбалась.

— И чем же мы такие варвары?

— О, пришлось бы долго перечислять.

— Допустим. Даже уверена, что это так. Разные народы, тем более если это народы, обитающие в разных мирах — разные традиции. Но для нашего уклада ты произнёс вещи недопустимые. Впрочем, я понимаю, в чём тут дело.

— Я потому и задал этот вопрос тебе, а не кому-то ещё.

— Разумно, — она снова улыбнулась, отворачиваясь. — Но я охотно объясню тебе. Императорская власть священна. Она незыблема и богоподобна с того самого момента, как правитель принимает на себя всю полноту власти, и неповиновение ему сходно с неповиновением самому Создателю.

— В чём же загвоздка теперь? — уточнил я, нагло пользуясь своим положением инородного дикаря. — Не в том ли, что его величество — наполовину демон?

Я ждал новой вспышки гнева, но её светлость взглянула на меня с задорной улыбкой. Чувствовалось в ней и стеснение — видимо, так вольно судить о «богоподобном» правителе она не привыкла категорически, но сейчас готова была мне подыграть, может, затем, чтоб и для себя самой решить и понять, что же на самом деле происходит в её родном мире. Что случилось с миром, который был так логичен и понятен, а теперь вдруг сошёл с ума?

— Его величество — не наполовину, а на три четверти демон. Считаешь, это может иметь такое большое значение, что опрокинет в бездну все традиции и установления?

— Это мне стоило бы у тебя спросить. Насколько важен тот факт, что человеческой крови в жилах императора не больше четверти?.. Господи, боже мой! Что там в нём от человека-то осталось, а?

— Достаточно, — с хладнокровием ответила Аштия. — Человеческая кровь горячее демонической, она всегда окажется сильнее.

— А может, просто дело в том, что демоны и люди очень похожи друг на друга?

— Не говори ерунды. Как бы там ни было, священные книги нашего мира признают человеком любого, в ком есть хотя бы четверть человеческой крови. Тех, в ком её меньше, не разрешено допускать в храм, сочетать браком, лечить, прикасаться к хлебу в праздники…

— Лечить?

— Большая часть лекарств приготовляется на травах, выращенных на территории храмов, или на чародейской воде, приготовленной магами из числа священнослужителей.

— А-а… Маги из числа священнослужителей?

— Что именно тебя удивляет?

— Священники моего родного мира категорически отрицают какую-либо магию и считают любое её применение тягчайшим грехом. А уж в храме…

Женщина усмехнулась.

— Ничего удивительного — это в мире-то, где магии нет!

— Гадания у нас относятся к той же категории и запрещены.

— Странные люди, странные традиции. Впрочем, уверена — если бы магия имела на твоей родине настоящую силу, а не ограничивалась бы пустыми гаданиями, священнослужители живо прибрали бы её к рукам.

— Наверное, так… — я и сам не мог теперь удержаться от улыбки.

— Но мы говорили с тобой о правах метисов и квартеронов… Формально по закону тот, кто носит в жилах четверть человеческой крови, считается человеком. Но традиции…

— Я понял. Традиции позволяют имперским обывателям шарахаться от любого, в ком есть хотя бы капля демонической крови или подозрение на неё, не допускать в свои дома, в свои семьи — вообще никак не соприкасаться. Брезговать. Я прав?

— Прав. Но его величество — не обыватель. Он над всеми… И состав его крови не имеет ни малейшего значения, если в его руках — власть над Империей.

— Для кого-то не имеет значения, для кого-то — имеет. Как оказалось.

Снова жёсткий, холодный взгляд — буквально на мгновение, потом она совладала с собой, улыбнулась, но ледок из взгляда не уходил ещё долго. Зная её уже довольно давно, я мог угадать за этим коконом сдержанности внутреннюю борьбу, в которой принципы и представления Аштии о том, как должно, всегда выходили победителями над первым порывом, минутной увлечённостью, гневом, яростью. Я бескорыстно любовался ею в эту минуту, как самим воплощением женственности, прячущем свою силу в глубине и пускающем её в ход лишь тогда, когда иного выхода нет. Такой силой не кичатся напоказ.

— Не имеет значения. Это лишь повод.

— Имеет. Иначе не нашлось бы повода.

— Что ж… Может быть. Может быть, ты и прав. Но повод никого не может оправдывать. Закон прост и прозрачен. Вспоминать о происхождении его величества, если уж есть такая острая нужда, надо было до того, как он поднялся на последнюю ступень трона.

— Только я б на твоём месте говорил это главарям мятежников в лицо только в том случае, если за моей спиной армия эдак размерами раза в три побольше, чем за ними. Сама знаешь, правда глаза колет прямо-таки нестерпимо.

На этот раз смех получился непринуждённым, живым, расслабляющим. Было видно, что госпожа Солор не только оценила мою шутку, но и сочла её вполне пристойной. Интересно всё-таки, почему же всё, что я говорил раньше, вызывало вспышки негодования, а это принято благосклонно? Мне их никогда не понять.

— Уверена, мне представится случай сказать и не такое. И, знаешь, я при любой расстановке сил не отказала бы себе в удовольствии. Посмотрим.

— Далеко до Солор-то?

— Если всё будет хорошо, за шесть дней доберёмся, даже если с привалами. А привалы придётся делать. Я пока ещё сильно не в форме. К сожалению.

— Вообще удивляюсь, как ты умудряешься держаться.

— Жить захочешь, ещё и не так себя в руки возьмёшь. Но привал нужен. Скажи, ты поможешь мне… на привале?

— Помогу, чем смогу. А что нужно?

— Сварганить мне закуток, где я могла бы… раздеться.

И я даже понял, почему именно мне она задала этот вопрос. Я всего лишь слегка смутился, а среднестатистический имперец от неё просто шарахнулся бы, не дослушивая. К тому же имела место и другая особенность сознания местных военнослужащих, с которой я уже не раз сталкивался, — почти все они считали, что выполнение обязанностей, приличных сословию слуг, их унижает. В этом мире не существовало понятия «любезность» по отношению к посторонней женщине ли, к пожилому человеку или другому соотечественнику, не являющемуся родственником. Воин был воином, а не водоносом, швейцаром или носильщиком, и помнил об этом почти так же свято, как о проблемах своей чести.

Даже о том, почему мне прощают иное поведение, иное отношение к допустимым или недопустимым действиям, я мог догадаться. Во-первых, я чужак. Во-вторых, положение в здешней иерархии у меня уже достаточно высокое, чтоб иметь возможность где-то и в чём-то отступиться от принятых норм и не нажить неприятностей в виде насмешек и издевательств. Я могу себе это позволить, как, впрочем, и другие местные высокие воинские чины. Но, в отличие от них, не только могу позволить, но и позволяю.

— Сварганим. По крайней мере, постараемся.

Если бы я сомневался в тех причинах, что вынудили Аштию обратиться за помощью ко мне, то все сомнения отпали, стоило мне взяться за дело. Да, бойцы с готовностью отдавали мне плащи, из которых пришлось сооружать подобие палатки, но ни один не вызвался помочь. Правда, воду натаскали и нагрели. Но тащить котёл кипятка в импровизированное укрытие пришлось опять же мне.

— Прости, что так, — проговорила женщина, жестом показывая мне, чтоб я вылил кипяток в распятый на шестах большой, обрезанный сверху бурдюк, уже наполовину полный. Эдакая кожаная лохань, довольно объёмная.

— Ерунда какая. Мне не трудно тебе помочь… Я подожду снаружи. Крикнешь, если что-нибудь понадобится.

— Аптечка. Принеси мне большую аптечку, будь любезен. Она приторочена к седлу моего «пластуна»… Спасибо. А теперь оставь меня, пожалуйста.

Я остался дежурить снаружи, поблизости от «палатки», но слышал внутри только шорох и хлюпанье воды. Примерно через полчаса она позвала меня. Та вода, что ещё осталась в бурдюке, была мутно-розовой. Я с ужасом посмотрел на Аштию, освежённую и даже, пожалуй, повеселевшую.

— Всё хорошо, — ответила она, оценив мой взгляд.

— Точно?

— Точно. Мне просто надо немного полежать. Отдохнуть.

— Как насчёт поспать на охапке веток, прикрытой шмотками? Лучшей лежанки тут тебе всё равно никто не предложит.

— И это даже слишком хорошо. Верни плащи тем, у кого их забрал. Им всё-таки под открытым небом ночевать, как и мне.

— Тебе труднее. Ты же женщина. Хворая к тому же.

— Мне хватит моего плаща и седла. Точно хватит, не смотри на меня так. Я не умирающая. Пока.

— Даст бог, всё будет нормально.

— Вот уж точно…

Она уснула сразу же, стоило мне только пристроить её на груду веток, накрытую развёрнутым седлом — оно, в отличие от лошадиного, занимало изрядную площадь и оказалось более плоским. Вполне можно использовать как рельефную подстилку. Аше даже про ужин не вспомнила, я же, когда сообразил, обнаружил, что тогда женщину придётся будить и уточнять, а это выглядит, мягко говоря, невежливо.

К тому же стоило её светлости отрубиться, как её главный телохранитель настойчиво оттёр меня в сторону и хмуро предложил идти отдыхать.

— А что такое? Не доверяешь? — я прищурился, чувствуя, что ещё немного — и взорвусь. Пошли вы, имперцы, по известному адресу со своими канонами, задолбали! Мало ли что я мог наговорить в разговоре с Аштией, не ваше дело и не вам от меня теперь шарахаться! Могли закрыть уши и заниматься своими делами…

— Не моё это дело — доверять тебе или не доверять. Это дело госпожи… Ты своё отработал на сегодня, мне так кажется. Надо ж и тебе отдохнуть.

Я остыл так же стремительно, как и взбесился. Нет, всё-таки надо брать себя в руки. Усталость, нервная обстановка, всё такое — это понятно, но для успешного противодействия врагу полезно иметь свежее восприятие и уравновешенное состояние духа. И даже без всяких врагов оценивать ситуацию надо адекватно. Какая уж тут адекватность, когда её глушит вспыльчивость.

На рассвете меня разбудил аромат готовящейся пищи — бойцы развели костерки в рассветном тумане, который надёжно прятал в своих недрах и дымок, и отблески огня. Даже на расстоянии ста метров угадать близость бивуака по этому признаку было бы невозможно — безветрие, тишь, нечему было разносить запахи пищи и дыма, словом, все законы маскировки соблюдены от и до. А что путник или разведчик мог углядеть людей или коней, так от подобной напасти уже не убережёшься иначе, чем обычными дозорами, разосланными во все стороны.

Дозоры, конечно, тоже имелись.

Аштия поприветствовала меня ложкой, которой она бодро работала над порцией каши с мясом. А вот от воды, подкрашенной вином, отказалась, и от простой — тоже, лишь слегка смочила губы. Я посмотрел на неё с сомнением.

— Мне снова нужна твоя помощь. Палатка, вода… Согласна на холодную. Ничего. Самое главное — умыться. Чтоб жажда не мучила.

— Не проще ли попить?

— Не проще. Мне нельзя.

— Почему?

Госпожа Солор приподняла бровь и взглянула на меня со смесью иронии и насмешки.

— Ты уверен, что жаждешь узнать такие подробности о проблемах свежеродившей женщины? Едва ли… Всё нормально, всё нормально, не надо сразу пугаться. Если ты и преступил какие-то обычаи, запрещающие женщинам обсуждать с мужчинами то или это, так в походе, понимаешь, другие законы. И я никому не расскажу, обещаю. Принеси мне воды, будь добр. Если найдётся тёплая, я буду счастлива.

Тёплая нашлась. Вновь всё состоялось по прежнему сценарию — укутывание плащами трёх близко растущих куста, полчаса ожидания, потом благодарный взгляд освежённой Аштии. Своего «пластуна» она уже седлала сама; чувствовалось, что женщина с каждым днём всё больше приходила в себя. И мне лишь одно казалось странным — она ведь могла бы взять с собой хоть одну служанку, которая бы ей помогала. Хоть одну хиленькую палатку, которую можно навьючить на коня, если уж нет возможности прихватить обозного ящера. Или хотя бы мужа, уж с ним-то она бы могла все вопросы обсуждать откровенно.

Но непривычная к темпам движения конницы девица нас бы задержала, даже будь она всего одна. На коне нужно уметь ездить, а этим искусством владеют редкие горничные, путешествие же на ящере особых умений не требует. Потому служанок и возят в обозах. Нагруженная палаткой лошадь — тоже обременение. У имперцев-то не те палатки, которые мои соотечественники одной рукой в рюкзак забрасывают между делом. Пусть совсем немного, однако ж лишняя поклажа задержала бы нас. А господин Акшанта обязан был командовать своей гвардией, и едва ли Аштия сочла бы для себя возможным просить его отступить от своего долга. Никогда бы она этого не сделала. И ограничила себя во всём, в чём только можно, ради быстроты подразделения. А комфорт — побоку.

Бедолага…

Краем уха я услышал, что в этот день нам предстояло форсировать перевал, и заранее напрягся. Что можно было ожидать от путешествия через перевал? Много тяжёлого труда, узкие обледенелые дороги, холод, скорость, сравнимая со скоростью черепахи — именно так я себе это и вообразил, хотя теперь уже с трудом мог представить льды и снег в Маженвии, где всегда так жарко.

Впрочем, в Африке, например, на Килиманджаро лежит снег. Так что всё возможно.

Может, хоть снежок увижу.

Впрочем, ожидания мои не оправдались ни по одному из пунктов. Дорога, как идущая по предгорьям, так и поднявшаяся к вершине пологого хребта, оставалась широкой и не очень крутой. Да, в паре мест пришлось спешиваться с коней и вести их налегке, но это ерунда по сравнению с тем, что могло бы быть. «Пластун» Аштии без труда брал самые неприятные подъёмы, ей спешиваться не приходилось. И уже к трём часам дня перед нами развернулась Увешская долина, сопредельная с Маженвием. Роскошные леса с такого расстояния казались разновеликими островками пушистого мха, а луга были расчерчены правильными прямоугольничками разных оттенков зелёного и жёлтого. Небо же сияло синевой настолько пронзительной, настолько безупречной, что заболели глаза.

Это вам не демонический мир, конечно.

— Спускаемся, — коротко распорядилась Аштия, дав нам совсем немного времени для того, чтоб полюбоваться долиной, настолько обширной, что даже теперь, в разгар дня, она дальней своей частью тонула в бледно-фиолетовой дымке. — Разведчиков вперёд, господа. На четверть перехода.

— Четверть перехода — слишком далеко, — возразил один из офицеров. — Вестовые извещают с опозданием, лучше иметь возможность разглядеть визуальный сигнал.

— Пусть разобьются на три группы и в случае необходимости передают сигнал по цепочке, — и, отвернувшись, зачем-то бросила мне: — Здесь Увеш, и замок Гирлянды не так далеко. Так что лишняя осторожность не повредит. Уверена, лорд Увеша одним из первых примкнул к числу мятежников.

А я в этот момент горько пожалел, что Ниршав отправился не с этой частью войска, а с той, где были Фахр, Ишрун и все остальные худо-бедно знакомые мне офицеры, к которым я хотя бы мог обратиться с вопросом. Здесь же не было ни одного такого. Да, я прежде перекидывался словами с Аллехом, но как-то не тянуло меня идти к нему за разъяснениями. А без них сказанное мне Аштией оставалось непонятным. И к чему она мне это сказала? Намёк? Или просто так?

Дорога вниз оказалась намного удобнее и проще, чем наверх, так что к вечеру мы были уже в предгорье, пышном и роскошном, какими обычно бывает природа в поймах рек, изобилующих не только водой и плодородным илом, но и солнцем. Зелень лесов и лугов разрезали дороги, но чужих мы пока не видели, хотя дозорные несколько раз сигнализировали о появлении местных. Мирных местных, простых обывателей.

Но, если уж они встретили нашу скромную армийку, информация по живому радио разнесётся с бешеной скоростью. А если рядом действительно есть недружественно настроенный лорд, как предполагает Аштия, то подобная скорость может оказаться гибельной для нас. Всё-таки здесь около трёх тысяч человек. Увеш — область поменьше, чем Маженвий, сколько с такой можно собрать войск? Я не знал. Может, и больше, чем три тысячи. Может, меньше. В любом случае, столкновение с силами местного хозяина нам ну совсем ни к чему.

— Встанем здесь лагерем? — осведомился Аллех у госпожи Солор.

— Нет, разумеется, — нетерпеливо ответила женщина. — Продолжаем путь сразу, как только лошади попьют. К утру нам нужно выйти на дорогу к Бограм, там предположительно сможем позволить себе отдых. Что разведчики?

Я краем уха слушал доклад разведчиков. В конце концов, это не моё дело, а самое основное я и так уловил — пока признаков приближающегося противника нет, хотя дровосеки, охотники и крестьяне на периферии шныряют по своим делам, обращая мало внимания на военных. И хорошо. Возможно, у нас и в самом деле есть шансы, как и надеется Аштия. На то, чтоб накормить и напоить лошадей, сейчас нужно не так много времени, если учесть, что последний километр мы все двигались шагом, а не галопом, и кони успели подостыть.

Что ж, пока животные отдыхают, отдохну и я. На первом же привале, увидев, как неумело я обращаюсь с конём, главный телохранитель госпожи Солор заявил, что скакуна ему жалко, поэтому он и его ребята сами с ним как-нибудь поладят, а я чтоб к коню на отдыхе на лучный перестрел не приближался, достаточно и того, что в пути над ним издеваюсь. Да, с конями у меня пока фигово складывалось. Можно радоваться хотя бы тому, что я научился худо-бедно ездить верхом и перестал сбивать животине спину под седлом.

Можно было спокойно раскупорить флягу, вытащить из седельной сумки солонину и сухарь. Выждав момент, я предложил еду Аштии. Она рассеянно отломила кусок сухаря, с трудом прожевала, облизала губы.

— Может, всё-таки выпьешь глоточек?

— Ладно, один глоток, — она долго держала воду во рту, потом медленно, словно преодолевая боль, глотнула.

— И в самом деле есть необходимость так себя изнурять в походе?

— В походе или не в походе, но необходимость есть. Иначе придёт молоко. Очень будет кстати… Прости, конечно, но ты сам напросился.

— Кхм… Понял… Извини.

— Всё, хватит. Поднимаемся. Аллех, — командуй выступление, — и госпожа Солор обернулась, приняла из рук телохранителя поводья своего «пластуна».

Аллех стоял, молча глядя на неё.

Минуло не меньше десяти секунд, прежде чем Аштия осознала, что происходит нечто необычное. Я почувствовал странность чуть раньше и воззрился в изумлении на Аллеха, на ещё двух офицеров, тоже не двинувшихся с места. Глядя на командиров, бойцы, бросившиеся было к своим коням, замедлили шаг и остановились.

Госпожа Солор обернулась, сдвинула брови. Это у неё очень изящно получалось.

— В чём дело? Что непонятно? Аллех?

— Нет.

— Что «нет»?

— Мы не едем в Солор. И воевать за императора-демона не будем.

Её светлость выпустила поводья.

— Прошу прощения?

— Право, настало время всё исправить и вышвырнуть демона туда, откуда он пришёл. Пусть свой родной демонский мир разоряет бесконечными войнами неизвестно за что. Человеческим миром должен править человек.

Аштия внимательно разглядывала его лицо. Так патологоанатом может изучать труп, прикидывая, как и откуда начинать вскрытие, так скульптор оценивает глыбу мрамора, мысленно определяя, что тут лишнее и какие куски убирать в первую очередь. Под этим взглядом Аллех побелел, но устоял.

Вот тут-то я осознал, что всё всерьёз, что сейчас будет резня, и наши три тысячи без колебаний уложат друг друга. Господи, неужели не могли найти лучшего места и времени, чтоб решать такие вопросы — это же совсем рядом от предположительно вражеского замка! Подождали бы до более безопасной области… С ума сойти, какой бред лезет в голову. Я постарался как можно незаметнее опустить руку на пояс и придвинуться поближе к Аштии.

Она смотрела на своего подчинённого, тот — на неё.

— Ты вполне осознаёшь, что говоришь?

— Неужели ты думаешь… — он осёкся. На то, чтобы под таким взглядом «тыкать» главе Генерального штаба и знатнейшей даме Империи офицера всё-таки не хватило. — Полагаю, госпожа знает, что подобные вещи говорятся только всерьёз и с полным пониманием.

Её светлость надменно вскинула голову.

— А те, кто это слышит — почему стоят? — и оглядела офицеров, которых вокруг за это время стало чуть больше.

Никто из них не двинулся с места. Дёрнулся было главный телохранитель и двое ближайших его подчинённых, но засомневались. Я понял, почему — арест мятежников в их обязанности не входил, а ситуация требовала полнейшего напряжения телохранительского внимания и сил. У меня и самого руки чесались схватиться за меч, но первым подобный жест можно было позволить себе лишь в самом крайнем случае. Тот, кто сейчас обнажит клинок, начнёт резню.

А перевес сил пока явно не в нашу пользу.

Последние алые пятна отхлынули со щёк её светлости. Госпожа Солор медленно обводила взглядом своих ближайших сподвижников, словно бы не веря собственным глазам. Я знал, этот взгляд сейчас действовал сильнее, чем пощёчина. Двое или трое ещё изменились в лице, но продолжали стоять неподвижно. Пауза затягивалась, и в ней было такое напряжение, что мне казалось, воздух вот-вот начнёт с треском рассыпать искры.

— Я обращаюсь к госпоже Солор, — заговорил Аллех. Голос его выдавал лёгкую хрипотцу — нервничает. Явственно. — Пусть госпожа посмотрит на ситуацию непредвзято. Раз уж так случилось… Зачем упорствовать? Демон не имеет никакого права на трон Империи. Лишившись какой-либо поддержки здесь, он быстро падёт, и на трон взойдёт законный наследник прежней династии — его светлость Атейлер. Он примет семью Солор с распростёртыми объятиями.

— Никогда этого не случится, — Аштия сощурилась. — Потому что Солор никогда не изменит присяге. Я приносила присягу, как и все вы. В отличие от вас, я это помню.

— От присяги демону госпожу освободит любой священник.

— А как я сама себя от своей клятвы освобожу?

— Это единственное, что останавливает госпожу?

— Пожалуй. Честь — единственное, что может меня тут остановить.

Я требовательно оглядывался вокруг. Сейчас нас — Аштию, меня, пятерых её телохранителей — окружало плотное кольцо людей. Аше не может этого не видеть. Впрочем, что ж это я — она не отступится от своих принципов даже у края пропасти.

А значит, мы сейчас здесь ляжем. Все. Чёрт побери… Бедняжка Моресна. Надеюсь, ей хватит моего наследства, чтоб прожить.

Но меч пока рано выхватывать.

Офицеры неуверенно переглянулись. Казалось, Аллех ищет поддержки у своих соратников. Но какой именно — нельзя было сказать. Говорил он с трудом, это было видно, однако, сделав над собой усилие, вновь обратился к госпоже Солор:

— Прошу госпожу обдумать ситуацию и сделать верный вывод. Сейчас на стороне его светлости Атейлера почти все знатные семьи, все самые сильные Дома. Император останется в одиночестве.

— Возможно, Солор будет единственным графством, которое даст его величеству людей, но это ничего не меняет. Я — военный правитель Империи, и я не изменю присяге.

Несколько мгновений Аллех молчал. За это время я успел положить руку так, чтоб иметь возможность выхватить меч в долю секунды. Сколько смогу с собой забрать, столько и заберу. Не зря же Аше платила Одеям. А может, ещё и выкарабкаемся — если меня хватит хотя бы минуты на три и если «пластун» способен пробиваться сквозь толпу и развивать большую скорость, и если нам чертовски повезёт… Может же повезти по-настоящему… Так, чтоб потом всю жизнь Господа благодарить за милость…

— Что ж… — офицер произносил слова очень медленно. — Я очень уважаю тебя, Аштия. И как человека, и как военачальника. Поэтому я дам тебе фору. Полчаса. Клянусь, что ни я, ни кто-либо из присутствующих здесь людей не тронется с места ещё полчаса после того, как ты отправишься в путь. На коне, не на «пластуне». «Пластун» понадобится нам. Но коня можешь выбрать любого. И, разумеется, забрать свой личный стяг… Мне жаль, Аштия. Не сердись, что я так говорю.

— У меня будут слишком серьёзные счёты к тебе, Аллех, чтоб вспоминать такую мелочь, как недопустимая фамильярность, — надменно бросила женщина. Не каждый на месте её светлости сумел бы хотя бы сохранить присутствие духа, чувство же собственного достоинства, окружившее Аштию облаком, словно аромат дорогих духов, было доступно лишь единицам.

Она протянула руку к поводу одного из коней, теснившихся рядом. Выбрала приземистого, невзрачного жеребца, на которого вроде бы не подобало садиться даме столь знатной, но я понял, чем объясняется выбор. Такой конь будет выносливее, дольше выдержит рысь и потребует меньше корма и ухода. А значит, больше шансов уйти. Хоть и, что уж там, шансов у нас против целой армии практически нет, даже с учётом форы в полчаса.

Пока же выбранного коня подводили к госпоже Солор, взгляд Аллеха неожиданно обратился на меня.

— Эй, Серт! — окликнул он куда увереннее. — Давай к нам. «Чистый» может нам пригодиться, работа для тебя найдётся. У нас ты заработаешь золота и на себя, и на семью. По результатам трудов, глядишь, и имение тебе перепадёт. Всё возможно.

В задумчивости пожевав губами, я смотрел на офицера. Сложно было подыскать сразу подходящие слова, тем более на чужом, пусть и хорошо известном языке. Всё-таки не пристало в подобном деле ляпать первое, что в голову взбредёт. Потом я оглянулся на Аштию и понял вдруг, что она ждёт моего ответа напряжённее, чем Аллех, который, кажется, в ответе не сомневается.

— Аше, не подскажешь, как у вас принято в подобных случаях посылать? — легкомысленным тоном осведомился я.

Она усмехнулась, но усмешка была похожа на гримасу. Злую, болезненную гримасу.

— Вот уж тут как тебе будет угодно. Как хочется, так и посылают.

— Ну, в таком случае… — я развёл руками. — Сам понимаешь, парень. Обойдётесь без меня.

— Не дури, чужак. На что ты рассчитываешь?

— Мужик, ты зря с первого раза не понял. Иди просрись.

Мой собеседник сузил глаза, и я прочёл в его взгляде, что нажил себе личного врага. Отвечать мне он счёл ниже своего достоинства.

Но внезапной непрошеной паузой зато воспользовалась её светлость.

— Я обращаюсь сейчас к тем, кто ещё помнит, что такое долг, — госпожа Солор намотала на руку повод и на удивление легко поднялась в седло. Можно было лишь гадать, чего стоила ей эта лёгкость. — Предлагаю присоединиться ко мне всем тем, кто не желает ронять чести воина, кому не по пути с мятежниками.

Голос её прозвучал громко и внятно, в тишине, наступившей сразу после короткой перебранки, он охватил собой толпу и выдернул из неё сразу несколько человек. Двое младших офицеров и с десяток бойцов расхватали своих коней, к ним присоединились ещё несколько, и ещё. Толпа пришла в движение, выпуская из своей массы отколовшихся, оживая засомневавшимися, теми, кто закрутил головой, пытаясь принять решение.

И я, тоже уже успев сесть в седло, в изумлении и восхищении увидел вдруг, как к оставшейся было в одиночестве женщине-полководцу стали стекаться солдаты.

Аллех побледнел, напряглись двое его соратников, подошедшие совсем близко. Лишь пару мгновений они безмолвно следили за тем, как отверженная одиночка стремительно обрастает отрядом, и этот отряд пухнет на глазах. Я ждал их хода и был уверен, что таковой последует. Я слишком уважал Аштию, чтоб предположить, будто среди её людей может найтись хоть один, способный, разинув рот, безропотно смотреть, как рушится его блистательная задумка.

— Любой из вас, кто сейчас уйдёт под начало Солор, — произнёс офицер — не Аллех, другой, чьего имени я не помнил, но знал, что парень является счастливым обладателем значительного титула, — лишится земли и имущества, а также поддержки сеньора.

Толпа замерла. Несколько бойцов, уже встроившихся в новый отряд, сдали назад. Я заметил краем глаза, что и после того, как прозвучала угроза, несколько солдат усилили собой отряд Аштии — должно быть, они не владели землёй или иным ценным имуществом и потому считали своим капиталом верность присяге. Аше снова слегка напряглась, но и теперь сохранила присутствие духа и истинно аристократическую надменность. Глядя на неё, мне и самому проще было держать себя в руках.

Жаль, что мой собственный отряд был отдан под командование Фахра, как одно из подразделений, способных вести силовую разведку. Уж он-то — я уверен! — целиком был бы на стороне госпожи Солор. А двести тренированных и сработавшихся человек — это сила, с которой нельзя не считаться.

— Я помню про твоё обещание, — произнесла женщина, глядя на Аллеха. Казалось, хотела добавить ещё что-то, но не стала, одарила только взглядом, который в своей замкнутости и непроницаемости обещал очень многое, а может быть, не обещал ничего — тут уж как кому покажется. И, отвернувшись, коротко скомандовала: — Вперёд, господа.

Я снова пристроился к ней бок о бок — странно, но на этот раз никто из телохранителей не возражал, лишь подпёр меня своим конём с другой стороны. Пальцы ныли от усилия, сковавшего их на поясе в опасной близости от рукояти меча. Трудно было отступать от грани, к которой я уже мысленно подошёл, и бороться за жизнь не в последней дикой схватке, а по-иному — банально унося ноги.

Но на первом этапе ноги мы уносили умеренно, не слишком горяча коней, хотя здесь, на уклоне, можно было развить очень приличную скорость. Однако я понимал, почему Аштия предпочла демонстрировать сдержанность — в остающихся мог проснуться инстинкт хищного зверя, и на убегающих, а не отступающих они б кинулись… Или нет? Неужто она верит, что предатель станет держать своё слово? Действительно уверена? Я обеспокоенно посмотрел на госпожу Солор. Она была бледна, и потому взглядывал я на неё часто — вдруг вздумает падать в обморок, чтоб успеть подхватить, чтоб не разбилась под копытами.

— Хаштим, ты ведь родом из Увеша, — кратко бросила женщина. Один из её телохранителей ответил утвердительным мычанием. — Знаешь здешние места?

— Отчасти знаю. Я посоветовал бы взять влево, на любую просёлочную дорогу.

— Не уткнёмся в дебри?

— Ручаюсь, не уткнёмся. Любая здешняя дорога с гор ведёт к какой-нибудь деревне или тракту, а от любой здешней деревни в свою очередь обязательно есть дорога, ведущая дальше, — для купцов и сборщиков налогов, и прочих, конечно, тоже.

— Исчерпывающе. Сворачиваем налево.

— Да уж, этой ночью нам и в самом деле не отдохнуть будет, — рассмеялся я. — Как госпожа и планировала.

— Без церемоний. На «ты», — уронила она. — Обойдёмся без отдыха, разумеется. И вскачь. Из этого получаса выжмем всё, что можно. Хочу обратиться ко всем, господа: все вы оказались на высоте своего долга, и можете быть уверены — вы будете вознаграждены. Либо вы сами, либо ваши семьи, если так сложится. Я лично позабочусь об этом.

Присутствующие ответили Аштии молчанием, которое скорее означало уверенность в ней и её словах, чем сомнение. Вообще я не видел, чтоб в её словах хоть кто-нибудь хоть когда-нибудь сомневался. А это ведь надо уметь себя правильно поставить…

— Ты так уверена, что у нас будут эти полчаса? — спросил я так тихо, чтоб услышала только Аштия.

— Уверена. Будут.

— Почему же? Думаешь, этот Аллех — человек слова?

— Он дал обещание в присутствии своих людей, в том числе солдат. Если нарушит, покажет себя с такой стороны, что сможет ожидать массового дезертирства. Не решится он на это. Ему проще и дешевле в самом деле подождать. Он ведь уверен, что всё равно нас догонит.

— А он догонит?

— Посмотрим, — она помолчала. — А я наверняка была права насчёт Увеша. Нет сомнений, господа потому и затеяли объяснение именно здесь, что до Гирлянды Увеша совсем близко.

— Госпожа думает, что мятежники сперва попытаются взять в подмогу войска лорда?

— Сказала же, Хаштим, без церемоний, на «ты»… Могут просто отправить вестника, и подкрепление их потом догонит, зачем зря терять время… Хорошо, что кони отдохнули.

— Ты-то как? Сможешь ехать верхом?

Аштия обернулась ко мне, улыбаясь криво, словно в насмешку.

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— Не тот это выбор, к которому стремятся. Им ведь в любом случае надо меня убрать, и они все силы приложат, чтоб этого добиться. Ничего, выдержу, — она приподнялась в стременах, оглядываясь назад. — Ну что, сколько нас? Человек сто будет? Пожалуй, даже больше.

И, посмотрев на меня в задумчивости, спросила:

— Так ты всё же решил выбрать мою сторону? Воевать за императора?

— Мне на вашего императора, ты уж прости, — я сильно понизил голос, — положить с прибором. В смысле, нет мне дела, кто у вас на троне сидит. Это ваши проблемы. Я тебя выбираю. Собственно, я на тебя давно уже поставил. Думаешь, не догадываюсь, что Аллех мне соврал? Они б меня выжали, насколько смогли, а потом прикончили бы, как опасного свидетеля. Может, конечно, и оставили бы в покое, если б мне повезло, но это вряд ли. Если где я и добьюсь успеха, то только под твоим началом. А верность, основанная на подобных соображениях, самая надёжная. Не находишь?

Взгляд у Аштии был словно бы бесстрастным, но тяжёлым и долгим. Она протянула мне руку, мимоходом сжала пальцы и отвернулась.

— Всё будет хорошо. Выплывем.

И больше не прибавила ни слова.


18 февраля — 11 августа 2011 г.

Загрузка...