След менестреля

Глава девятая

Этого момента я ждал долго и нетерпеливо. Слушал стук молотков во дворе замка — и ждал. Третья стража только-только наступила, и шаги часовых под окнами моей камеры стихли.

Ага, снова этот крик в ночи. Моя Уитанни где-то недалеко за стенами замка. Переживает за меня, бедняжка. Правильно переживает, давно я не сидел в таком дерьме. Но все поправимо. Мне может понадобиться ее помощь, но сейчас главное выбраться из башни.

За дверью слышны голоса стражи. Маргулис велел учетверить мою охрану, и сейчас меня караулят аж восемь стражников, набившихся в маленькую комнату. Мимо них не пробраться ни за что. Остается одно — попробовать выбраться через окошко.

Когда мне прочитали приговор и повели в башню, где мне предстоит провести ночь перед казнью, я постарался хорошо запомнить дорогу. Первый этаж башни — кордегардия, где постоянно околачиваются несколько воинов. На втором этаже у них арсенал. Третий этаж — комнаты для содержания пленных (вот что означали слова Маргулиса про «третий ярус!). Арсенал заперт и охраняется, но это несущественно, оружие мне все равно ни к чему. Четвертый и пятый этажи башни — еще одна караулка и наблюдательная площадка. Высота всей башни около двадцати метров. Эх, была бы у меня веревка попрочнее и подлиннее!

Попробую рискнуть. Терять мне все равно нечего.

Руна «Джель» получилась у меня превосходно, и я запечатал ей себя. Вновь это знакомое страшное чувство распада, когда больше нет тебя самого, а есть только множество элементов, из которых состоишь. Особенно мне запомнилось видение собственного сердца — сокращающегося бешено, конвульсивно и взволнованно, окруженного алым свечением. Переборов накатившую тошноту, я скастовал руну «Тэль». Сознание вспыхнуло сияющей искрой в окружившем меня слоистом кровавом тумане, и я с восторгом понял, что больше не скован своим физическим телом. Проскользнула неожиданная мысль — а не так уж хорошо вальгардцы разбираются в магии, даже не заподозрили, что так ненавистный им Ллэйрдганатх мог за это время научиться чему-нибудь у ши. И Маргулис не догадался, хотя я упомянул в разговоре с ним, что знаю о запечатываниях. Или его мания величия так и не позволила ему увидеть во мне человека, равного себе?

Благослови тебя Бог, Даэг ан Грах! Все ты правильно говорил, от первого слова до последнего! Выберусь отсюда, проставлюсь тебе по полной…

Выбравшись за оконную решетку в начинающуюся вьюгу (она мне в помощь, в клубах метели меня будет труднее засечь!), я увидел то, что больше всего хотел увидеть. Метрах в двух ниже окна из каменной кладки торчала широкая дубовая балка. Добравшись до балки, я мог бы восстановить магическую способность, отдышаться, а главное — спрыгнуть на крепостную стену, от которой меня отделяло метров семь-восемь. Высоковато, но не настолько, чтобы при удачном прыжке поломать ноги или позвоночник. В юности я пару раз прыгал с парашютом, знаю, как правильно группироваться.

Действие руны продолжалось, и на балку я буквально опустился, даже не почувствовав этого. А когда вновь начал обретать тело, едва не сорвался с нее. Вцепился ногтями в шершавый, обжигающий холодом камень кладки, стараясь не смотреть вниз, перебарывая страх и головокружение. Еще бы, я ведь не птица, я человек! Только бы не свалиться, только бы не свалиться.

— Ааааа, сволочи! — прошипел я, вжимаясь в стену башни, — все равно сбегу от вас! Сбегу, не возьмете вы меня! Смогу, смогу, смогу!

Справившись с головокружением, я сел на балку верхом: сразу стало не так страшно. Ледяной ветер трепал меня, вымораживал до костей, но это все пустяки. Надо дождаться, когда ко мне вернется способность повторить заклинание. Пока же в висках стучало так, будто к башке приставили включенный перфоратор.

На стене замелькали факелы. Я напрягся. Страх, было отпустивший, накатил с новой силой. Но огни пошли вниз, во двор замка, и я успокоился.

Скорее бы восстановилась магическая сила! Еще немного, и я просто замерзну на этом насесте…

Далекий крик гаттьены приободрил меня. Уитанни не бросила меня, она рядом, а это значит, что я должен справиться. Нельзя разочаровывать любимую женщину.

Метель будто стала стихать. Я мог разглядеть двор замка, обширную площадь, в центре которой уже красовался приготовленный для меня костер. И какой большой! Прямо тебе эшафот по всем стандартам палаческого искусства. Метра четыре в высоту не меньше. На таком буйвола можно сжечь, не то, что человека. Любят орденцы своих клиентов. И как все оперативно сделано, всего за несколько часов. Очень, очень хочет господин Маргулис избавиться от меня.

Не дождешься, сука!

Стук в висках понемногу стихал, проходило неприятное жжение в мускулах и суставах. Кажется, энергия возвращается ко мне. Еще немного, и можно вторично запечатать себя руной невидимости. Тейо говорил, что опытный маг способен скастовать на себя руну «Тэль» трижды. Я не опытный, и строго говоря, не маг. Но двух запечатываний должно хватить. Действие руны продолжается около двух минут. За это время я успею спуститься во двор и добежать до ворот — и хрен с ними, что закрыты! А там свобода. И Уитанни.

Снова огни факелов, как раз у башни. На этот раз я даже голоса мог слышать.

— Смотрите, с огнем там поосторожнее! — предупредил кто-то. Офицер, надо думать. — А то взлетим на воздух!

— Не, это колдун будет сегодня утром летать, а мы посмотрим, — ответил развязный голос, а потом раздался дружный веселый хохот.

Наряд ушел в сторону донжона. Я перевел дыхание и прислушался к внутренним ощущениям. Слабость и стук в висках прошли. Эх, была, не была!

Руна «Джель» повисла светящейся галочкой в воздухе. Начало действовать заклинание. И тут послышался удивленный возглас:

— Эй, что это там наверху?

Проклятье, засекли!

Заклинание «Тэль» зажгло сияющую искру, и я, лишившись плоти, слетел вниз, на стену. Не прыгнул, а именно слетел, как призрак, как сгусток мрака. Даже не почувствовал встретившего меня камня. Но было поздно. Внизу метались огни, и кто-то заорал:

— Вильфингов выпускай!

Все, крышка. Твари почуют меня и невидимым. Отбегался, Кирилла Сергеевич.

Ответом на крики стражи стал яростный вопль за стенами замка. Бедняжка Уитанни, похоже, все поняла. Погоди-ка, а почему кричат несколько гаттьен?

Ах ты, мать, да я ж забыл, что я Повелитель кошек! Как в кино — наши успели в последнюю минуту. Но как открыть ворота?

Во дворе с истошным лаем уже метались два вильфинга. Еще пара минут, и весь Вальфенхеймский гарнизон будет на ногах. Спускаться нельзя, оборотни почуют. А если попробовать…

Я вытянул призрачную невидимую руку к воротам — они были от меня метрах в пятидесяти. Если не смогу скастовать заклинание на таком расстоянии, хана, второго шанса не будет.

Полыхнула руна «Джель». Я лихорадочно нащупывал в темноте под воротной аркой подъемную лебедку. Ага, вот она. Громадный деревянный барбикан справа от ворот. Стальной трос в мою руку толщиной. Нужно усилие нескольких человек, чтобы заставить барбикан повернуться хоть на один шаг. И время, чтобы ворота открылись. Не успею, проклятье, не успею!

Стоп, у лебедки есть рычажный механизм. И он стоит не на стопоре, а примитивно заклинен обычным деревянным клином. А если я этот клин уберу…

Я с трудом сдержался и не завопил от радости. Заклинание сработало, клин выпал, и барбикан начал вращаться. Огромные каменные противовесы над воротами медленно пошли вниз, и ворота начали открываться.

Они влетели во двор в клубах метели, как истинные порождения ночи — быстрые, ловкие, смертоносные. Одна муарово-серебристая, одна черная, как смоль, и две золотистые. И с яростными тягучими криками начали убивать. Двор наполнился воплями ужаса, рычанием, воем, скулежом.

Серебристая гаттьена, сбив ударами лап с крепостной лестницы поднимающихся ко мне воинов, пронеслась по гребню стены и, подскочив, прижалась к моей ноге головой. Я вцепился в ее загривок дрожащей рукой, присел на корточки, уткнулся в мокрую от снега шелковистую шерсть.

— Спасибо, Уитанни! — выдавил я, чувствуя, что вот-вот расплачусь. — Милая моя, спасибо!

— Фрррр! — Уитанни мотнула головой, словно приглашая следовать за ней. И мы побежали к лестнице, ведущей со стены во двор.

Когда мы спустились вниз, все было кончено. На то, чтобы разорвать в клочья полтора десятка орденских солдат и двух оборотней, трем гаттьенам понадобилось меньше минуты. По двору были разбросаны разодранные трупы и догорающие в снегу факела, а все три звезды вечеринки остались в строю. Черная вылизывала переднюю лапу, а золотистые близняшки смотрели на нас с Уитанни горящими зелеными глазами.

Надо уходить. Ворота открыты, путь свободен. Или…

— Уитанни, придется кое-кого убить, — сказал я, сжимая ее загривок.

— Уарр! — Гаттьена зевнула, показав клыки.

Я, было, шагнул в сторону донжона, но тут почувствовал ПРИБЛИЖЕНИЕ. Что-то с огромной скоростью падало прямо на нас сверху, из затянувших зимнее ночное небо туч, паря на громадных крыльях.

Сгусток черного дыма рухнул во двор замка метрах в двадцати от нас, прямо на приготовленный для меня костер. В его клубах проступили очертания неведомой твари — огромный, в три моих роста, иссохший человеческий скелет, обтянутый изъязвленной, покрытой трупными пятнами бледной кожей, с клочьями свалявшихся волос на черепе, с темными крыльями шести метров в размахе.

— Вааарррг! — прорычала Уитанни, прижав уши.

Тварь уселась на костер, как ворон на падаль, расправив крылья, похожие на рваную шаль старухи-ведьмы, глянула на меня синими огнями из провалившихся глазниц. И вновь, как в подземельях Роэн-Блайн, меня охватил помрачающий рассудок ужас. Я понял, что это за существо.

— Ллэйрдганатх! — прошипел Вечный.

По двору пронесся темный вихрь, захватывая разодранных гаттьенами мертвецов, поднимая их в воздух, как нелепые искалеченные куклы, дымным смерчем завертелся вокруг твари, и я, цепенея от кошмарного ощущения беспомощности, наблюдал, как Вечный поглощал мертвые тела стражников. Не пожирал, а именно поглощал — кожей, телом, всем своим страшным существом.

— Ллэйрдганатх умер! — Мерзкий голос буквально вымораживал мне душу. — Плоть!

Гаттьены сбились вокруг меня в кучу, и я буквально физически ощущал их ужас. Тварь забила крыльями, ужасающее трупное зловоние накрыло нас. Я инстинктивно закрылся рукой. Мне захотелось укрыться от чудовища любой ценой. Уничтожить свою плоть, стать невидимым, недоступным, неуязвимым для Вечного…

Рука сама собой вывела в воздухе знак «Джель». На меня нахлынула волна образов. Накрытые столы, длинные и великолепные, освещенные огнями пиршественного зала. Перепела и фазаны, бекасы и молочные поросята, лососи и кролики, целые и нарезанные порциями, в меду и в вине, благоухающие пряностями, жареные, печеные, приготовленные на вертеле. Розовые раковые шейки в патерах, обложенные кубиками льда устрицы, форель и сочащийся жиром осетровый балык. Груды фруктов в вазах, пироги с мясной и сладкой начинкой, ковриги белого хлеба, посыпанные кунжутом булки, золотистый мед в серебряных чашах, орехи и земляника на фарфоровых тарелках, ковши с брагой, пивом и медовухой, вина в узкогорлых стеклянных графинах…

— Плоть! — шипел голос Вечного. — Еда!

Темная лачуга, где пахнет нищетой и грязью. Мучная бурда в деревянной чашке, вроде той, которой потчевала меня милая Бреа. Темный, кисло пахнущий хлеб. Блестящие от голода глаза изможденных малышей, сидящих за столом и пожирающих глазами эту жалкую пищу.

Сожженые засухой поля. Истощенные женщины, монотонно, как автоматы, бродящие по погибшей ниве и пытающиеся найти среди спекшихся от солнечного жара комьев глины случайно уцелевший колосок. Иссохшие люди, бессильно лежащие на земле, облепленные мухами и улыбающиеся страшной улыбкой смерти. Обезумевшие от голода несчастные, раскапывающие свежие могилы, чтобы сожрать трупы. Куски человечины в котлах и на вертелах.

— Ллэйрдганатх! — гремел у меня в голове мерзкий голос. — Плоть!

Голод, смерть, агония, боль, смертная резь в пустом желудке. И порох. Черные сухие зерна, скрывающие великую силу огня.

Порох?

Эта тварь сидит на целой горе пороха.

И я могу его взорвать…

Все двенадцать бочек, заложенных в мой костер, рванули одновременно. Во дворе на миг стало светло, как днем. Ударная волна швырнула меня назад, к воротам. Я ударился спиной о камень, задохнулся от боли. Потом был дождь обломков, один из которых ударил меня по голове. Полное огня небо рухнуло на меня, и я провалился в Ничто.

— Мы уже знаем, — сказал женский голос. — Скоро об этом узнают Сартахан и Лоннорн, Брегенд и Брутхайма. Второй Вечный повержен. И это вновь сделал ты, Ллэйрдганатх.

— С каждым разом твоя сила становится все больше, — добавил второй голос. — Мы рады этому. Близок конец вальгардского владычества в Элодриане!

— Мы не ошиблись в тебе, — Голос Сестры Ши прозвучал так, будто удалялся от меня. — Сбываются мои слова о Дне Горящих Башен. Сегодня весь Элодриан увидит торжество правды…

Кашляя и держась за грудь, я с трудом выбрался из слежавшегося усыпанного пеплом снега и встал на колени.

Костра больше не было. И Вечного не было. На том месте, где только что возвышался предназначенный мне костер, и сидела жуткая тварь, осталась большая неглубокая воронка. Весь двор был усыпан тлеющими обломками. Метель быстро уносила густой пороховой дым, и я понял, что снова победил.

Уитанни стояла рядом, заметно напуганная, но живая и невредимая. Две ее золотистые товарки тоже не пострадали. А вот черная гаттьена лежала недалеко от воронки на боку. Я шагнул к ней, и увидел, что из ноздрей и ушей существа сочится кровь, а в полузакрытых глазах больше нет живого яростного блеска. Бедняжка слишком близко стояла к костру.

Я погладил мертвую гаттьену по голове, встал. Ноги у меня дрожали, внутри все болело.

— Так вот вы что такое! — прошептал я, глядя на воронку. — Вы страхи, которые де Клерк невольно принес с собой в этот мир. Страх холода в Роэн-Блайн, страх голода здесь. Вечные страхи человека изменили даже драганхеймских богов…

Уитанни коснулась моей ноги лапой, приглашая уйти отсюда восвояси. Две золотистые гаттьены смотрели на меня выжидающе.

— Да, — сказал я. — Только закончим наши дела.

На первом этаже донжона собрались все оставшиеся воины гарнизона Вальфенхейма — человек двенадцать, не больше. Завидев нас, они тут же выстроились в линию, ощетинились алебардами и мечами, закрывая нам дорогу. Я видел напряжение и ужас на их лицах. И тут вперед вышел их командир — тот самый капитан, что провожал меня к Маргулису.

— Господин, мы сдаемся, — сказал он, протягивая мне свой меч рукоятью вперед. — Только прошу, не убивайте моих солдат.

— Капитуляция принята, — сказал я, но меч не взял. — Уходите и уводите ваших людей. Быстро.

Гаттьены ворчали и сверкали глазами, когда солдаты, опасливо косясь, проходили мимо них. Когда зал опустел, мы поднялись по лестнице.

Маргулис был один в зале. Надо отдать ему должное, он не потерял самообладания и даже попытался шутить.

— Кошачий царь пришел со своей свитой? — промолвил он язвительно. — Извини, у меня нет «Вискаса» для твоих подружек.

— Я же говорил, что вернусь, Маргулис. И я сдержал слово.

— Я знаю, ты хочешь меня убить, — тут он облизнул губы. — Но ты загадал мне загадку. Представляешь, у меня не было времени подумать над ней.

— Неужели? — Я заметил, что Александр Михайлович держит правую руку за спиной. — А я-то думал, ты можешь дать ответ на любой вопрос сразу, без раздумий.

— Увы, увы. Так как насчет ответа? Ты же все равно убьешь меня, Москвитин. Просвети уж напоследок.

— Легко. Всякий раз де Клерк, пытаясь покинуть Элодриан, попадал в будущее. Потому и возвращался обратно.

— Ну и что?

— А то, что, как гласит старая восточная мудрость: «Нельзя днем полить цветок, если накануне утром ты его срезал». Если отправить де Клерка в его прошлое до того момента, как он в первый раз попал в Элодриан, он преодолеет временную петлю.

— Действительно, простое решение проблемы, — сказал Маргулис. — Надо запомнить. А теперь прощай, идиот.

Я ожидал, что Маргулис держит за спиной какое-то оружие и попытается его применить. Но я ошибся. Он бросил вправо от себя светящийся сгусток, и в паре метров от Маргулиса открылся портал — что-то вроде колеблющегося прозрачного занавеса. Будь я один, я не успел бы ему помешать. Но гаттьены не дали Александру Михайловичу ни единого шанса. Все произошло за доли секунды: короткий полный ужаса вопль, хруст ломаемых костей — и Маргулиса не стало.

Я обыскал мертвеца, потом осмотрел стол, бумаги на нем, заглянул в ящики стола, но нигде не нашел ни единой бумажки, где говорилось бы о де Клерке и Вероники. Портал тем временем с глухим хлопком закрылся, и я подумал — а ведь я сейчас мог попасть домой, в Россию! Шагнул бы в портал, и все. Воспользовался бы, так сказать, последним благодеянием покойного Александра Михайловича…

— А загадку мою ты сам так и не отгадал, — сказал я мертвецу и, не оглядываясь, вышел из зала.

Метель закончилась еще до рассвета, и мир опять напоминал красивую рождественскую картинку.

В дупле большого дерева недалеко от замка я нашел свой посох и сумку с зельями. Простился с золотистыми гаттьенами — обе дали себя погладить и довольно урчали.

— Запомните, я не ваш повелитель. Я ваш должник, — сказал я им на прощание.

Уитанни приняла свой человеческий облик и стояла у дерева, ожидая конца прощания. Когда гаттьены оставили нас и исчезли в предутреннем мраке, я подошел к ней, обнял за талию и заглянул в ее удивительные глазищи.

— Как будет на твоем языке: «Уитанни, я тебя люблю»? — спросил я.

— Аи? — не поняла она.

— Ллеу, — я ткнул себя пальцем в грудь, потом нарисовал в воздухе сердце и показал на нее: — Уитанни. Ллеу любит Уитанни, поняла?

— Йенн, — сказала она с самой лукавой усмешкой. — Ллеу трианн а мьир ар ллеу Уитанни фрайнирр?

— Да, да, именно это и хочу сказать, — я привлек ее к себе. — Я… вобщем даже не знаю, как и выразить это словами. Я не могу без тебя, Уитанни. Я безумно тебя люблю.

— Ллеу фрайнирр Уитанни?

— Да, дуреха ты моя, кисуля милая, люблю. А ты меня?

— Уитанни амрр фрайн ар» н ллеу, — сказала она, улыбаясь. — Ллеу нье дат Уитанни мрррать. Ллеу Кьирриэлль спассти бьенагат.

— Ты можешь произнести мое имя? Скажи еще раз!

— Кьирриэль.

— Знаешь, я самый счастливый Ллэйрдганатх на свете. Я хочу, чтобы мы с тобой были вместе всегда.

— Йенн, — ответила она и перестала улыбаться. — Норр-кьярт, Уитанни бьенагат буанн аир Кьирриэлль драннак нирр. Уитанни ньявирр мрарр уин ллеунен д» ир иэн Кьирриэль.

— Говоришь, у нас с тобой не может быть детей? Это неважно. Это совсем неважно, милая. Кроме тебя мне никто не нужен. Я всегда буду рядом с тобой, никогда тебя не оставлю. В тебе моя жизнь, мое счастье. Во всех мирах нет для меня человека роднее тебя.

— Вика? — с самой лукавой гримаской осведомилась Уитанни.

— Вика моя сотрудница. Я отвечаю за нее. А тебя люблю. Ллеу но фрайн Вика. Ллеу фрайнирр Уитанни.

— Ах! — Глаза Уитанни заблестели, и она уткнулась мне носом в плечо. Я опустил ее капюшон, зарылся лицом в ее великолепные волосы и в совершенно смятении подумал, что ради этой секунды стоило погибнуть в своем мире и возродиться в этом, испытать все, что я испытал за последние месяцы и безропотно принять все, что готовит мне судьба в будущем. Ради этой секунды стоит жить.

— Пойдем? — шепнул я ей.

— Йенн, — ответила она, и мы, обнявшись, пошли по дороге, прямо на восход.