Сначала повзрослей

10.

– Жень, помоги вот тут, – подходит ко мне Лина, моя одногруппница. – Я дважды выкройку делала, и снова размер не соответствует. Боюсь, сейчас на ткань переложу, и неправильно будет.

– Давай, посмотрим.

Подхожу к её столу и читаю размерные расчёты. Метровой лентой ещё раз сверяюсь по размеченной заготовке.

– Ты же припуск на швы забыла.

– О-о! Вот это я дала! – искренне удивляется Лина. – Хорошо, что Витёк не пропалила меня, а то бы раскатала на всю группу.

Витьком в колледже называют преподавательницу по крою – Виталину Викторовну. Она действительно очень строгая, я бы даже сказала, жёсткая. Под горячую руку ей лучше не попадаться. И не любит, когда делают ошибки, буквально изничтожает за них, съесть готова. При этом Виталина Викторовна действительно, как специалист, может многому научить, но студенты не очень любят её за столь крутой нрав.

Пересчитав с Линой ещё раз заданные размеры, мы отмечаем нужные точки, а потом я ухожу к своему столу. Нужно тоже пересчитать, а то сейчас у меня в голове чего только нет. С таким трудом вообще удалось сконцентрироваться на учёбе.

Виталина Викторовна приходит через десять минут. В мастерской сразу исчезает лёгкость и воздух становится густым. Девочки замирают у своих рабочих столов, пока преподавательница неспешно берёт свой толстый журнал, свою метровую ленту и не спеша направляется в рабочую зону.

Первой она начинает изучать работу Тани. Подруга стоит молча, пока Виталина Викторовна измеряет её выкройку.

– Сойдёт, – поджимает губы, молча ставя оценку в свой журнал. Тане, конечно, не озвучивает. А потом идёт дальше.

Когда подходит к Лине, замечаю, как та начинает дрожать.

Блин, ну это же ненормально, когда преподаватель ставит себя так, что его студенты боятся до дрожи в коленях. Только никто ничего с этим поделать не может. Девочки со старших курсов рассказывали, что Виталина Викторовна дружна с директрисой колледжа, поэтому все жалобы уходят будто вода в сухую землю.

Мне преподавательница никаких правок и замечаний не делает. Ставит красным маркером плюс на выкройке и идёт дальше.

– Дура эта Витёк, терпеть её не могу, – сердито шипит Таня, когда мы после пары спускаемся в столовую. – Вот за что она мне четыре поставила? У меня ни одной ошибки. Просто четыре и всё, понимаешь? Потому что ей так захотелось. Потому что «никто из вас криворучек-первокурсниц не достоин повышенной стипендии от государства».

Таня кривляет преподавательницу, а мне становится смешно – настолько похоже у неё получается. Но вообще, конечно, ситуация с этой четвёркой неприятная, да.

Очереди в столовой, к удивлению нашему, почти нет. Мы быстро покупаем по тарелке супа, ломтику хлеба и чашке чая с простой булочкой.

– Слушай, я как подумаю о том, что ты там от бабушки привезла, так суп этот столовский в глотку не лезет, – ковыряется Таня в тарелке.

Она без ума от выпечки, которую я привожу из посёлка от бабушки. Обычно мы расправляемся со всем этим уже через три дня. Потом уже переходим к более стратегическим запасам, что привозит Таня – колбасе, сосискам, тушёным замороженным биточкам, которые разогреваем в микроволновке. Танина мама тоже готовит очень вкусно.

А мне бабуля в этот раз наложила всего как никогда. И вареников домашних наморозила, пирожков нажарила разных, блинчиков наворотила с творогом домашним.

– Надо поесть первого, мы же суп когда теперь сварим.

– Ну да, с таким-то количеством заданий от Витька, – снова мрачнеет Таня. – Главное, теперь задницу не разъесть на вкусняшках твоей бабушка. Я только-только сбросила лишние три кэгэ.

После обеда мы идём на остальные занятия, в основном теоретические. На профрусском чувствую себя неуверенно, так как забыла конспект в общежитии, когда уезжала в посёлок, и плохо подготовилась. Притом, что русский всегда давался мне сложно. Правила приходилось зубрить, и когда в собственном написанном я замечала ошибку, мне было стыдно. Поэтому и сидела над ним днями и ночами в школе, эти восемьдесят семь баллов на ЕГЭ дались мне кровью и потом.

– Блин, где моя тетрадь? – неужели я ещё и её забыла? Аж в пот бросает, как представлю, что придётся перед преподавателем оправдываться.

Копаюсь в сумке в поисках тетрадки. О! Нашла! Выуживаю её и кладу на парту, а потом замечаю, что между листами застряла небольшая бумажка. Вытаскиваю и разворачиваю. На ней цифры – номер, который записал мне Герман Васильевич.

Пальцы теплеют сами по себе, а потом начинают покалывать, заставляя внутри что-то отозваться.

– Ты до сих пор не выучила наизусть номер Русика?

Когда Таня произносит его имя да ещё и на такой манер, меня передёргивает и по плечам аж озноб бежит. Я ведь Тане так ничего и не рассказала. О таком как-то между прочим за обедом в студенческой столовой и не расскажешь.

– Это… не его номер, – отвечаю между прочим, открываю конспект и начинаю внимательно читать.

– Оу, – не унимается Таня, продолжая шептать мне негромко. – А чей? Колись!

– Позже расскажу, – отвечаю ей негромко, заметив, как Света на втором ряду навострила уши. Русский у нас спаренный с их группой.

– Бли-ин, ну ты даёшь! Руслан такой классный, а ты чудишь что-то там…

Сжимаю зубы, чтобы меня не рвануло на эмоциональное объяснение прямо сейчас. Но потом напоминаю себе, что ещё недавно я бы и сама не подумала плохо о Руслане. Так и Таня – она просто не в курсе.

Слава Богу, приходит преподаватель, и на этом наш разговор заканчивается.

После пар оказывается, что Таня задерживается на репетицию. Нашему колледжу через две недели тридцать лет, и планируются мероприятия, среди которых и торжественный концерт. Таня в школе ходила в танцевальную студию, и теперь будет принимать участие в концерте.

– Хоть какие-то шансы на повышенную степуху, – говорит она, когда мы останавливаемся после пар возле холла. – За участие в жизни колледжа добавляют баллы к общему рейтингу. – Может, с нами, Жень?

– Я и танцы? – усмехаюсь. – Ну точно нет.

Это было бы действительно смешно. Бабушка ещё в детстве смеялась, что мне медведь на ухо наступил. По доброму смеялась, конечно же, но это действительно так. Я видела видео со своего выпускного утренника в детском саду… Лучше пусть танцуют те, кто это делать умеет, я так скажу.

Мы прощаемся, и я иду на автобус. Проехать до общежития надо всего две остановки. Пока еду, успокаиваю себя, что вряд ли Руслан будет околачиваться у общаги среди буднего дня. Успокаиваю, а сама в кармане куртки крепче сжимаю бумажку с номером телефона.

Выхожу я не на своей остановке, а на следующей. Решаю обойти райончик с другой стороны.

И делаю это зря.

Потому что чтобы выйти к нашему общежитию, нужно пройти вдоль новой строящейся высотки. Там народу много, техника работает, но всё это за временным забором. И получается, мне нужно пройти достаточно длинный отрезок пути между задней стеной поликлиники, возле которой растёт много старых деревьев. За ними не особенно ухаживают, не обрезают. Тут много акаций, и они уже в некоторых местах превратились в колючие заросли. А с другой стороны забор стройки.

Тротуар тут узенький, но хоть какой-то всё же есть, и рядом неширокая дорога, с темнеющими то тут, то там выбоинами, которые вряд ли вообще планируют латать.

Как и в любом городе, в Ростове есть места, которые кроме как изнанкой не назовёшь. Идёшь – красиво: улица, фонари, магазины с яркими цветными вывесками, там выпечка вкусно пахнет, там кафешка раскинулась с негромкой музыкой. А потом заходишь за угол и попадаешь в зазеркалье большого города. И хочется быстрее снова оказаться на лицевой стороне. Красивой и по ощущениям куда более безопасной.

Именно в таком месте я и иду сейчас, а негромкий звук шуршащего колёсами по асфальту автомобиля вызывает противное ощущение ползущего по спине холода.

Осторожно бросив взгляд через плечо, я понимаю, что мне не показалось. Чуть поодаль за мной крадётся тёмно-синяя иномарка. Если бы просто ехала – уже обогнала бы.

Сердце замирает и обрушивается куда-то вниз. В самые пятки. Горло пересыхает от страха, картинка перед глазами становится какой-то нечёткой.

Боже…

Метр за метром я иду, преодолеваю расстояние, не ощущая ног. Будто лопанного асфальта и вовсе не касаюсь.

Сорваться на бег? Только спровоцирую. А так, может, хоть кто-то попадётся на пути…

И тут… давлюсь воздухом, потому что на крик сейчас моё горло не способно – настолько напряжено.

В секунды узнаю машину, вдруг резко вынырнувшую из-за угла. Наверное, там какой-то проулок.

– Садись, Женя, – знакомый низкий голос бьёт по нервам тёплой волной.

Мне не нужно повторять дважды. Я быстро оббегаю капот и плюхаюсь на пассажирское рядом с Германом Васильевичем.

– Здравствуйте, – собственный голос похож на писк.

– Здравствуй, – отвечает ровно и спокойно, что действует на меня как тёплый душ. – Я тут кое-что узнал о твоём Руслане. Думаю, тебе на какое-то время лучше остаться у меня.