ГЛАВА 4

— Извините, нет ли у вас случайно немного соли? — спросила Стелла.

— Извините, нет ли у вас случайно немного сахара? — спросил Адриан.

Юноше, который стоял перед ними в проеме полуоткрытой двери и недоверчиво улыбался, было на вид лет пятнадцать или шестнадцать, и он был всего лишь сантиметров на пять выше Стеллы. Адриан разглядывал лицо парня с единственной возможной перспективы — сверху: высокий лоб, необыкновенно изогнутые брови, черные глаза, точеный нос, первый легкий пушок на подбородке с ямочкой.

Конечно, можно утверждать, что это невозможно, — но уже в тот момент Адриан что-то почувствовал. Иначе откуда самому обыкновенному восьмикласснику было знать, что все, абсолютно все может пойти прахом только потому, что однажды у кого-то случайно попросили соли и сахара. Позднее он мог бы поклясться, что именно в ту секунду его жизнь дала трещину, именно в ту секунду в глаз Стелле Мараун попал осколок льда, а она даже не заметила этого. Он мог бы поклясться, что почувствовал это уже тогда, когда Стелла стояла рядом с ним и молча смотрела на незнакомца, как будто тот был невесть кто, а не подозреваемый, въехавший ночью в Дом Трех Мертвецов с трупом в багаже.

— Так что вам надо? тчи переспросил юноша на чистейшем немецком языке и встал в двери так, что заглянуть в дом не было никакой возможности, даже Адриану с его ростом.

Потом они услышали голос маленькой девочки, и юноша сказал через плечо:

— Нино, ступай к дедико, я сейчас приду.

А после этого раздался голос невидимой женщины, которая крикнула:

— Дато?

Тогда юноша захлопнул дверь прямо у них перед носом, и из глубины дома до Адриана донеслись взволнованные голоса, шаги и стук еще одной двери.

У Стеллы по-прежнему был такой вид, словно она только что увидела привидение. Адриан одновременно почувствовал ярость и облегчение. Ярость — по отношению к чужаку и облегчение — из-за захлопнувшейся двери. Прочь отсюда, подумал он, поскорее прочь, прочь и прочь — тогда все будет так, словно ничего не случилось. Он решительно заявил:

— Пойдем отсюда, все это совсем ни к чему!

Стелла, кажется, начала приходить в себя и кивнула. Продолжая молчать как зачарованная, она коротко вздохнула и, поскрипывая сапожками, зашагала рядом с Адрианом через улицу. Когда они уже почти перешли на другую сторону, Адриан услышал, как у них за спиной кто-то крикнул:

— Эй, вы!

Эй, вы.

Адриан остановился как вкопанный, в то время как Стелла поспешно обернулась и громко и очень четко крикнула в ответ:

— Да?

И юноша, так ее поразивший, серьезно спросил:

— Так вы хотите войти в дом или нет?

И Адриан так же серьезно крикнул в ответ: «Нет, не хотим, понял?» — точнее, он хотел крикнуть это в лицо чужаку, добавив пару таких ругательств, которые произвели бы впечатление даже на Стеллу. Но в действительности Адриан ничего не сказал, в действительности он промолчал и допустил, чтобы Стелла с дурацкой смесью мужества и нерешительности громко ответила:

— Да, мы хотим!

И вот теперь раз и навсегда было покончено с этим днем, и с этим холодом, на котором они оказались без курток, и с этими сумерками, и со скудным мирным дымком из труб домов. И на этом месте стояла она — Стелла, ее тень среднего роста покачивалась в свете уличных фонарей; и на этом месте стоял он сам — Адриан, он зачерпнул мыском своей кроссовки снег и с такой яростью подбросил его вверх, что это отдаленно напомнило опасную лавину где-нибудь в Гималаях. Но эта лавина не накрыла даже скамью перед Домом Трех Мертвецов.

И никак не затронула Стеллу.

— Сейчас все будет готово, — сказала женщина. — Вы хотите есть?

Адриан и Стелла сидели за кухонным столом вместе с молодым человеком и маленькой девочкой, которую видели еще в ночь переезда; ее брови были изогнуты словно крылья — так же, как и у всех членов этой семьи. Ее личико было миленьким, а глаза такими черными, что при взгляде на нее возникала необъяснимая сладостная боль.

— Да нам уже пора уходить, — покачал головой Адриан — и тут же почувствовал легкий толчок по ноге и услышал, как Стелла сказала славным девичьим голосом:

— О да, мы страшно проголодались!

На самом деле их план был несколько другим — прежде всего в нем не было ни слова о голоде. Но Стелла сделала вид, что ничего, никакого плана никогда не было и в помине. На вопрос Адриана, должен ли он теперь идти в туалет, она лишь нервно прошептала, что теперь все по-другому, а найти мертвеца они еще успеют. Она вела себя так, словно речь шла не о человеке, который уже давно отбросил коньки и чей труп коварно спрятали где-то в доме. Казалось, для нее было обычным делом вот так запросто зайти в гости в Дом Трех Мертвецов. Она даже не потрудилась осмотреться в прихожей — хотя в течение многих лет они пытались представить себе, как могло выглядеть это таинственное место. Они придумывали жуткие, мрачные комнаты с пятнами крови на полу и темными обоями на стенах, где обитали привидения в образе умерших учителей биологии, которые стояли в двери и снисходительно улыбались. Это был настоящий Дом Трех Мертвецов — словно из книги.

А теперь?

Прихожая показалась Адриану возмутительно светлой, стены были покрашены в желтый цвет — старомодно, но совсем не страшно. Здесь пахло только что выстиранным бельем, а также немного больницей — впрочем, в последнем Адриан мог и ошибаться. Но он был твердо убежден, что в этой комнате вообще не было ничего мрачного.

А теперь они сидели на кухне — такой же нестрашной, как и прихожая. Хотя мебель, стоящая здесь, видала и лучшие времена, все выглядело разочаровывающе нормально — если, конечно, не обращать внимания на деревянные дощечки, висящие на стене рядом с окном; на них были изображены какие-то святые с кислыми лицами.

Юноша негромко барабанил пальцами по крышке кухонного стола и, казалось, посмеивался про себя, в то время как девчушка спросила Адриана:

— Почему ты такой большой? И вообще — как вас зовут?

Обычно в подобных случаях Стелла рассказывала старую историю о том, что Адриан, сын знаменитого ученого, прикоснулся в детстве к опасной жидкости и с тех пор постоянно рос и рос; и вот теперь он работает супергероем, но, к сожалению, больше не влезает в свой костюм. Раньше таким образом Стелла защищала Адриана, но сейчас… сейчас она не сказала ничего, кроме:

— Это Адриан. А я Стелла.

«Адриан» — как необычно это прозвучало. Уже давно Стелла не называла его так.

Малышка кивнула по-взрослому и сказала:

— Понимаю. Окейокейокей. Ну, а я Нино, вот это Дато, а это, — она показала на свою маму, которая стояла у плиты, — это…

—..Дедико, — громко сказал Адриан, и все рассмеялись. Наверняка они радовались тому, что Адриан оказался таким внимательным. Он и сам не знал, почему запомнил это имя, но ему было приятно смотреть на веселое лицо Стеллы, смеяться вместе со всеми и впервые чувствовать себя хорошо в чужом доме. Так продолжалось до тех пор, пока этот Дато неожиданно не перестал смеяться и с очень серьезной миной не заявил:

— Это по-грузински. «Дедико» означает «мама».

Мама.

Почему же тогда смеялась Стелла? Не похоже, что она знает грузинский язык. И Адриан почувствовал, как у него в груди закипает ярость, а к горлу подкатывают слезы. Малышка продолжала болтать, а слезы уже готовы были вырваться наружу — но он не будет плакать, не будет, не будет…

— Меня зовут Тамар, — сказала женщина Адриану. Неожиданно оказавшись рядом с ним, она коротко и тепло сжала ему плечо, словно почувствовав, что сейчас творится у него на душе.

— А теперь ешьте — надеюсь, этого хватит!

Этого действительно хватило — этого вполне могло хватить и на двадцать две футбольные команды, включая тренеров и судей. Адриан был до такой степени взбешен, что даже не заметил, как мать двух черноглазых грузин накрыла на стол. Теперь там стояли тарелки и большая миска с чем-то вроде пельменей или тортеллини, но только в форме луковиц. На деревянной доске лежала высокая пицца с толстым краем — хачапури, грузинский хлеб с сыром, как сказали Адриану и Стелле. Название грузинских пельменей выговаривалось проще — хинкали. А в кувшине так сладко дымилось какао, что только от одного его запаха Адриан получил отравление сахаром.

Какао оказалось совсем не таким, какое раньше готовила миссис; Тамар рассказала что-то о трех желтках, большом количестве сахара и тертом шоколаде. Едва ли Адриан пил и ел что-либо вкуснее того, чем его угощали; вкус этих блюд был незнаком, но Адриану казалось, будто он всегда их искал, они были просто превосходными, на все сто. Он непрерывно жевал и смотрел только на свои руки — на левую с хлебом и на правую с вилкой. Он почти слился в единое целое с этой едой, он наслаждался каждым куском, ничто больше не могло отвлечь его, а потом вдруг…

Вдруг донесся этот стон.

Не очень громкий и откуда-то издалека.

Тем не менее он был отчетливо слышен.

Это был ужасно неприятный звук, но когда Адриан поднял голову, он увидел нечто еще более ужасное, хотя это и происходило совершенно беззвучно. Он увидел Стеллу — она еще никогда не была такой. Она так и не притронулась к еде и сидела, молча уставившись в тарелку. Только спустя несколько секунд она подняла голову и наконец обратила внимание на стон. Очевидно, ее странное поведение каким-то образом было связано с этим Дато, который все время не спускал с нее глаз, а сейчас резко вскочил, бросился к радиоприемнику и включил его на полную громкость. Его мать что-то шепнула ему на ухо, как ни странно, показав при этом на Стеллу, а потом, не попрощавшись, поспешила выйти из кухни.

Адриан и Стелла тоже встали со своих мест, обменялись взглядами и пожали плечами. Только Нино продолжала беззаботно есть, в то время как ее брат, казалось, искал что-то в шкафу. Потом он тихонько присвистнул и повернулся к ним лицом, держа в руке маленькую стеклянную баночку с каким-то коричневатым порошком.

— Что это такое? — спросил Адриан и почувствовал острую потребность сказать что-нибудь вульгарное.

— Это то, за чем вы пришли, — как бы между прочим заметил Дато — с Адрианом он вел себя явно менее любезно, чем со Стеллой.

— Вот как? Разве мы пришли сюда за землей для цветов?

Но Дато не обратил ни малейшего внимания на его колкость и, взглянув на Стеллу, сказал:

— Ты же хотела соль. Это соль. Из Сва-нетии.

Стелла покраснела как маков цвет, в чем не было абсолютно никакой необходимости, правда никакой, и Адриан поспешно спросил:

— И это называется соль? А что такое Сванетия? Разве вы только что не говорили о Грузии?

Дато бросил на Адриана сочувственный взгляд и снова обратился к Стелле:

— Это соль с пряностями. К ней добавлено все возможное, даже пажитник. В Сванетии говорят, что она способствует долголетию.

Потом наглец Дато протянул баночку Стелле, а когда она хотела взять ее, тотчас убрал руку за спину — так, как это делают в криминальных сериалах:

— Мне очень жаль, но ты должна за нее заплатить!

— Что? — удивленно произнесла Стелла после долгого молчания, которое, казалось, продолжалось годы — а может быть, всего один-единственный час.

— В Сванетии, — объяснил этот Дато, нельзя дарить острые продукты и предметы. Там говорят, что это приносит несчастье.

«Несчастье», «— подумал Адриан.

— Несчастье, — повторила Стелла. — А если у меня нет с собой денег?

— Тогда я занесу тебе эту банку позже, — ответил владелец соли. — Ее цена не больше одного цента. Ты живешь на той стороне, прямо напротив, я уже знаю. Ну а теперь вы должны уйти!

А теперь они должны уйти. Адриан и Стелла наконец могли покинуть этот проклятый дом. Да, все верно, на нем действительно лежало проклятие, и оно не имело ничего общего с тем ужасным стоном, которого больше было не слышно.

Когда они вышли на улицу, Стелла предложила:

— Давай еще немного пройдемся, если ты не возражаешь.

Потом она снова надолго замолчала, что было ей совершенно несвойственно, и Адриан понял, что этот день был для него окончательно потерян.

Он знал, что сейчас фраза «Давай еще немного пройдемся» не имела к нему, утопавшему по щиколотку в рыхлом снегу, никакого отношения. Адриан вышагивал рядом со Стеллой, и их путь пролегал через весь маленький городок; было темно, и вечером от снега исходил какой-то неестественный лимонный аромат, напоминавший Адриану запах салфеток, которыми его мать протирала очки.

Он понял, что и темные дни могут быть белыми. Когда они проходили мимо занесенной снегом лужайки, Стелла остановилась и без предупреждения упала навзничь в пушистый снег. Несколько секунд она лежала неподвижно, а потом, поводив руками, изобразила на снегу крылья и прошептала:

— Снежный ангел.

И Адриан увидел в ее глазах черноглазого грузинского наглеца, и его тело налилось свинцовой тяжестью. Он рухнул на белоснежную землю рядом со Стеллой и устало сказал:

— Снежный великан.

Он тоже остался лежать на снегу — широко раскинув руки и навсегда лишившись крыльев.

Загрузка...