Сны за полночь

А голос невидимого стража папируса кружил совсем рядом, им наполнился дом, цветы зачахли, остальные жильцы не слышали того, что происходило в квартирке Марго, но чувствовали себя крайне неуютно и испытывали подавленность вкупе с неясной обеспокоенностью. Животные в доме посходили с ума, собаки и кошки шипели, рвали дверную обшивку и громким лаем иль мяуканьем требовали немедленно выпустить их из квартирных ловушек на улицу, где они могли со всех ног убежать подальше от зловещего места.

– Смертная, ты умрёшь! Ты, поправшая тайну жизни и смерти! – голос сотрясал маленькую квартирку. – Осквернитель понесёт кару и возмездие фараона! Да свершится правосудие Осириса! Да наступит суд справедливейшего Анубиса! Смерть пришла за тобой, о, смертная!

Марго устремила лицо к распахнутому настежь окну и закричала, что есть сил и мочи, вкладывая в каждый звук своего голоса мольбу к невидимому убийце:

– Я не крала этот свиток! Это ошибка! Воры хотели завладеть им! Я им помешала! Я пойду в музей и отдам этот папирус! Он мне не нужен вовсе! Пожалуйста, услышь меня! Я не вор! Как же мне остановить всё это?! Услышь меня! Я невиновна!

Слёзы текли по лицу и капали на сухую поверхность письма, но не оставляли и крошечного следа на папирусе, чудесным образом впитываясь в него, как в губку. Свиток вновь озарился сиянием, но это был свет иного рода, не опалявший, а мерно струившийся, словно солнечная вода, на заплаканное лицо Марго. Ветер тут же стих, бешено метавшиеся занавески опали, а воздух из наэлектризованного вновь стал прежним. Что-то ушло из маленькой квартиры, и девушка это почувствовала, так же, как и древний папирус почувствовал в её слезах правду и чистоту помыслов.

Она осторожно свернула и обернула старинный свиток в ту самую тряпицу, и, не мешкая, отправилась в музей. И не удивилась, когда её встретили в холле за арочным входом. Свиток вновь вернулся на тот самый стол и был накрыт новым колпаком. Марго горячо поблагодарили за сохранность и возвращение музейного экспоната, чему она удивилась. Про воров полиции уже было известно, оказалось, что видеокамеры на входе зафиксировали двух мужчин, подозрительно ведших себя, остальные камеры внутреннего наблюдения были отключены, скорее всего, теми же типами.

Также Марго узнала, что свиток специально содержался в той старой тряпице для пущей сохранности, а также потому, что хоть работники музея и люди науки, но всё-таки они остаются людьми с глубоко затаёнными суевериями и верой в тайну, которую постичь не всегда дано, да и не всегда нужно. Не во все дела следует совать свой любопытный нос. Порой достаточно просто лицезреть и знать. Но вот кто послал приглашение в музей Марго, и почему не было никого из персонала в момент кражи, осталось загадкой, как для девушки, так и для директора музея.

– Мои люди по каким-то странным причинам не могут воспроизвести в памяти события своей жизни именно за тот отрезок времени, когда произошла эта тёмная история. Все они, диковинным образом оказались у себя в домах, не имея представления, как там оказались, – упомянул в приватной беседе с Марго тот самый седовласый господин, оказавшийся директором музея. – А это приглашение, госпожа, вам, несомненно, послали тайные силы, которые именно вас выбрали в тот день, для того, чтобы вы упредили попытку тех негодяев осквернить древний папирус. Кто знает, воры ведь могли ему повредить или продать в нечистые руки.

– Вы даже не представляете, что бы им досталось в расплату, – без улыбки ответила Марго, убирая за ухо посеребрённую прядь. – Деньгам они, точно бы не успели порадоваться. И жизни тоже.

КОГДА ЗЛО ПОБЕДИЛО

Добро всегда побеждает зло. Вы серьёзно? Оглянитесь вокруг. Если бы добро всегда побеждало, то ничего этого вокруг вас не было.

Всё дело в том, что вы неправильно толкуете само понятие зла. Вам от рождения навязали стереотипы добра и зла, как простые и ясные картины. Но дело-то всё в том, что у белого и чёрного миллиарды оттенков, а если их смешать с остальными красками….

Пришло время услышать вам правду из уст того, кого клеймили калёным железом и изгоняли из тел несчастных смертных на протяжении многих веков. Наступила моя эра – эпоха свободомыслия и возвращения к природе, память наконец-то проснулась в вас, и теперь вы способны и готовы меня выслушать, чтобы понять и принять.

Мой старший брат постоянно называет меня романтиком, будто это нечто расточительное и постыдное. Ему, в принципе, во всех вещах видится постыдное и непотребное, то, что может запятнать белое. Он чопорен до мелочей во всём: в действиях, в словах и уж более всего в мыслях. Как он улыбается, когда очередная «овца» попадает в его «стадо»! Его улыбке позавидовал бы Джек-Потрошитель или Дракула. Хотя это не его персонажи, а скорее мои.

Я люблю братца всем сердцем, оно у меня больше, чем он думает, но его занудность меня повергает в сон. Я терпеть не могу его высокомерие и стремление всегда и во всём быть выше меня, во что бы то ни стало. Как же, я же женщина! А какой уважающий себя джентльмен позволит даме стоять на одной ступени с ним или, что ещё хуже, на ступень выше? Кстати, соперничество и конкуренцию мужскому сообществу подарил именно мой брат. Он гордится этим качеством в своих отпрысках, хотя по мне, так это не более, чем инфекция, случайно занесенная в организм при погружении души в новое тело. Всё чаще эта зараза достается и женщинам, превращая их в хитрейших и опаснейших особей.

Я не феминистка. Увольте! Равенство не по мне, но и постоянное возвеличивание мужского достоинства мне надоело. Естественно, женщина всегда была и будет лучше мужчины во всех вопросах. Но я, в отличие от моего недалёкого братца, вложила каждой женской единице особую мудрость: сила в слабости. И с гордостью могу сказать, что мой дар используется по назначению. Правда, с концентрацией остаются проблемы, но это уже не моя головная боль.

Брату мнится, что мы с ним в постоянной борьбе. Он даже умудрился весь мир в этом убедить. И ведь как ловко! Добро борется со злом, Бог с Дьяволом. Постойте-ка, но ведь я женщина! Какой к лешему дьявол-мужчина? Меня везде линчуют, проклинают, плюются в моё имя, но, как в мужское воплощение. Раньше меня это злило, раздражало до чёртиков. Теперь мне стало всё равно. Делайте, что хотите. Вы и сами скоро станете одного пола, исполнив, между прочим, заветную мечту своего Бога. Он не мог смириться, что у него сестра, а не брат, поэтому навязал всему свету свою историю, где Дьявол – мужчина, причем отвратительный, уродливый шизофреник. Это возмутительно! Я женщина, красивая, ослепительная и вечно молодая, чего не скажешь о моем брате-пуританине. Он так и не смог одолеть воздействие времени, а я открыла тайну философского камня и благодаря тому, имею приличный запас отменного красного вина, смешанного с эликсиром молодости. Если бы брат был не так высокомерен и горделив (а ведь гордыня – это грех! как он сам талдычит вам из своих потрёпанных книжек), то я бы поделилась с ним эликсиром. А может и не поделилась.

Его главная мысль: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Да не работает эта установка, хоть убейся! Я ему говорила миллион миллионов раз, что бессмысленно настраивать людей на этот парадоксальный посыл. Он же сам вложил в них гордыню, стремление быть первым, брезгливость; бесполезно требовать то, что противоречит заложенному до рождения. Это всё равно, что махать перед голодной псиной сочным окороком и требовать исполнения команды, когда у неё в голове только один единственный сигнал – жрать.

А свобода воли? Он поведал вам о ней и тут же наложил на вас кучу догм и запретов, чтоб вы не могли воспользоваться этим самым выбором. Порой мне кажется, что мой брат, куда больший психопат и живодёр, чем те создания, которые приписываются деяниям моих рук.

Эти злые гении, короли-узурпаторы и королевы-тираны, маньяки, фанатики и убийцы – я их подбираю, когда они ломаются и предстают перед вами, пропитанные страхами и кровью жертв. Они все невинны от рождения, все под его благодатью и светом, но парадокс свободы выбора и любви к ближнему вкупе с гневом и гордыней, а также, завистью и алчностью, подаренными моим замечательным братиком, сводят с ума бедолаг. От них отрекаются близкие и друзья, их линчуют и казнят, сжигают и проводят дурацкие обряды экзорцизма, но по сути своей это всё те же чистые люди, потерявшиеся в вере моего старшего брата.

Я никому не навязываю воли своей, не учу уму разуму, я принимаю вас всех такими, какие вы есть, испорченными или благостными. Мне всё равно, кто вы – правители или управляемые, для меня воистину все равны и бесценны. И не потому, что мне нужна ваша душа. Оставьте её себе или отдайте моему брату, он собирает коллекцию, у него уже весь дом забит колбами с душами всех мастей. Я не собиратель и не торговец, я всего лишь та, кто наблюдает за вами, переживает за вас и восторгается вами, печалится о вас и частенько гуляет среди вас.

А вы никогда не задавались вопросом, почему Дьявола так упорно изображают в виде большого козла, а его подручных бесов с козлиными чертами? Всё очень просто. Если учесть, что вся любимая паства моего брата обозначена, как агнцы, что пасутся в благочестивом стаде, то вам должно знать, что проще простого управлять и повелевать овцами, как тупыми и упёртыми существами, среди которых, как раз и выявляются фанатики, которых я терпеть не могу. А коза, к вашему сведению, зверь с мозгами и характером, правда не менее упрямая, чем овца, но понять, что к чему может. Козы, между прочим, могут пасти овец и охранять не хуже собак. Вот отчего я ношу в вашем сознании изящные витиеватые рожки. Не потому что ими буду вас бодать или пугать, а в виде символа мудрости и терпения. Это я терпима к вам и вашим страстям, а не мой брат. Он очень похож на свои создания, та же вспыльчивость, заносчивость и вера в свою непогрешимость.

Вкусы у нас расходятся абсолютно во всём, и, в первую очередь, в домах. У брата хороший добротный дом из дуба, я его называю особняком. Но не из-за колоссальных размеров, дом не так велик, хотя имеет пару этажей и чердак. Всё оттого, что это жилище стоит обособлено от открытых пространств. Домик братца спрятан в самой глубине лесной чащи, такой непроходимой с тайными еле уловимыми тропками, что только я, пожалуй, и могу его отыскать. Там мой братец медитирует и общается лишь с птицами да с диким зверьём, которое его не трогает, а внимает ему с поразительным смирением.

Я всегда поражалась тому, как он влияет на всю эту живность. У него какие-то способности вроде фокусника-гипнотизёра, всем он являет чудеса и благость, и несчастные создания, попадаются на его удочку снова и снова. А я не стремлюсь к этой фанатичной любви, да и не получится этого у меня, брат зомбирует всё живое, до чего коснётся, и внушает подсознательно ко мне ненависть и страх, помещая в каждого этакий маячок, который срабатывает при моём приближении. Вот почему вы так шарахаетесь от меня, не отдавая себе в этом отчёт, маячок внутри вас, как сигнализация от моего братика.

В отличие от него, я терпеть не могу замкнутых пространств. У меня много домов, за что брат меня часто осуждает и обвиняет в алчности, и это вызывает во мне неизменный смех. Уж кому-кому, а мне алчность не знакома, в отличие от моего брата. У меня есть тихий маленький домик из бамбуковых стеблей на берегу океана, где я обожаю проводить вечера и рассветы, когда грусть накидывает на меня свою серую шаль. В мощных массивах трансильванских гор я уединяюсь в своём не менее громадном замке, там я провожу осень, горы всегда побуждают к размышлениям. Целая россыпь хором из дерева и кирпича раскинута мною по равнинам, степям вдоль извилистых и журчащих рек. Во всех них я успеваю бывать за год, в каждом моём доме есть на что посмотреть и о чём подумать. И в каждом доме я рада гостям, которых у меня всегда в избытке. В отличие от брата-отшельника, я общаюсь не только с животными, но и с людьми, по-человечески, но не ханжески. За это брат меня тоже осуждает, ведь мы же боги, нам должно наставлять людской род на путь истинный, а самим не уподобляться человеческой простоте.

Что ж, я всегда была белой вороной в нашей семье. Не спрашивайте, кто были наши родители, поверьте, вам лучше не знать, кто был матерью и отцом Добру и Злу. Если честно, то ни я, ни мой старший брат не стали отрадой и гордостью своих предков. Напротив, мы оба впали в немилость и были сосланы на вашу Землю, дабы не попадаться на глаза родительские. Печально, грустно, но мы с братом это проглотили и переварили. Такова судьба многих и не только богов.

А брат, как бы он не хорохорился и не важничал, частенько наведывается в мои дома, ему временами становится скучно среди людей и животных в лесу, хоть он и не признаёт это. Я всегда рада принять его, ведь кроме него у меня никого нет в целом свете и тьме…

Я могу с лёгкостью проникнуть в ваши сокровенные мысли, так, тихонько, вы и не обнаружите меня в себе. Мешать вам я не буду, мне это ни к чему. Я лишь обожаю наблюдать. Брат обвиняет меня в подсматривании и слежкой за вами, но сам-то он проделывает подобное, правда, оправдывает себя тем, что оберегает вас таким образом. Мой лукавый братец. Я же вижу, как он шепчет вам свои догматы, отворачивая от непристойности. Мне же достаточно знать и чувствовать вас, я живу среди ваших дум и замыслов, и радуюсь каждому вашему шагу вопреки наветам моего братца.

Он не любит слово «соблазн», винит его в крушении империй и гибели людей, и, естественно, вы понимаете, кому принадлежит это слово. Кому же, как не мне. Да, есть у меня слабость такого рода, не могу устоять перед тем, чтобы не запудрить мозг какому-нибудь бедолаге, вроде монаха-отшельника, или склонить к греху любовников, что сомневаются и сдерживаются до последнего. Эти люди не грешат, поверьте мне. Грех – это не радость жизни. Любить и радоваться всему, что можешь потрогать и вкусить, что можешь ощутить каждой частичкой тела и узреть, разве это грех? Большим грехом были войны ради мнимых призывов религии, убийства из-за куска помеченной символом веры тряпки. Я никогда не внушала людям стремление убивать. Я против насилия и кровопускания. Убийцы, маньяки, психопаты – это исковерканные души, которые я не в силах исцелить или удержать от зла. Забавно это слышать от истинного зла, не так ли?

А сказки? Каждая имеет счастливый конец для доброго героя и обязательно печальный – для злодея. Но если бы всё было наоборот? Если бы зло побеждало? Хоть один раз? Я уверена, что каждый из вас хоть раз, но задавался таким вопросом, и в тайне даже лелеял об этом. Вы можете это отвергать, но я-то слишком хорошо знаю ваши мысли и тайны. Согласитесь, что хорошие персонажи быстро надоедают, становясь занудными со своими положительными посылами, они даже выглядят все на одно лицо и какие-то все бесцветные. Но злые, они другое дело. В них харизма, яркие и сочные оттенки ночи; у них, как правило, блестящий ум и превосходная интуиция, и почти все они наделены магическими способностями, в то время, как хорошие герои слабы и ищут помощи у кого угодно. И каждый раз по негласному закону злодеев останавливают от осуществления заветной мечты в полушаге, что обидно. Думаю, любому из вас было бы досадно, если бы вам не дали дойти до исполнения заветного желания, когда оставалось бы лишь протянуть руку и сделать шаг. Признайтесь, вы каждый раз сочувствуете этим злодеям-неудачникам, и тайно желаете им удачи в следующий раз.

Я обожаю сказки в любом изложении, будь то легенды, былины, баллады или незамысловатые песни. Я с уважением отношусь к любому проявлению творчества, более того, я покровительствую всем, кто мыслит неординарно и у кого в глазах радуга. Вот только, как я уже упоминала, концовочки сказок мне не всегда по душе. А так, как я по совместительству являюсь Музой, то не обделена собственной фантазией и могу домыслить конец любой сказки по-своему.

Например, всеми любимая, заезженная до дыр и крови «Красная Шапочка». Честно, Волк мне кажется единственным достойным персонажем и в реалии он бы расправился с бабушкой, её внучкой-дурочкой, а также, наверняка, загрыз бы и тех незадачливых охотников с низким потенциалом ума. Согласитесь, эта история должна была закончиться полноправной победой Волка над людьми. В этом нет ничего жестокого, в этом жизнь. И такие прецеденты имели место быть, да и сейчас происходят в отдаленных от городов местах. У меня сложилось впечатление, что в большинстве сказок дураки либо везунчики, либо имеют мощного покровителя, задавшегося целью расплодить и распространить тупоумие по всему миру.

А Спящая Красавица? Она учит в первую очередь тому, что от судьбы не уйдёшь. Но во всём же виновата колдунья, а не горделивые родители-снобы. Заранее можно угадать, не читая дальше сказку, что ведьма поплатится за свои чары. Ведь зло должно быть наказано.

А к чему это я? Да хотя бы к тому, что с малолетства детей учат, что добро всегда побеждает зло, что плохие дела наказуемы. А в реалии как? Как за пределами сказочного повествования? В жизни зло чаще имеет силу и одерживает верх над добром. И представьте, что происходит с наивным ребёнком, наученным сказками о силе добра, когда он сталкивается с истиной? Правильно, он либо становится блаженным дурачком, отвергающим правду, либо озлобляется и теряет ясность ума. Нередко из-за такого душевного разлада и рождаются в очерствелых детских душах психопаты и убийцы.

Я много раз беседовала с братом по этому поводу и просила его позволить мне изменить концовки хотя бы нескольких сказок, но он не преклонен. Брат считает, что дети должны видеть светлое в сказках, учиться по ним добру и нести его людям. Но на практике то, выходит это у немногих.

А знаете, кто мой самый любимый персонаж в сказках? Ведьмы и волшебницы. Эти чаровницы обладают прямой связью с природой, чтут её и оберегают. Они хороши собой, хоть в сказках их изображают безобразными и злыми старухами. Это сделано с одной целью, дабы дети не соблазнялись красотой магии этих женщин. Очень редко встретишь в сказаниях добрую волшебницу, как правило, сказки изобилуют жуткими обязательно старыми и одинокими женщинами, которые платят жизнью за свои магические силы. А ведь любая ведьма, прежде всего защитница всего живого. Вам об этом не говорили? В сказках колдуньи крадут невинных младенцев и маленьких детей, чтобы их съесть, или губят наивных девушек и обманывают недалеких юношей. Но ведь всё не так! Да, признаю, есть подобные женщины, но их ничтожно мало. В большинстве, это милые и веселые создания. Это мои дочери, если не больше. Их очернили, помазали кровью и дёгтем, клеймили раскалённым железом и сжигали на кострах по призыву моего же любимого братца.

Ну не признает он магии в целом! Нет, для своей особы, естественно, магия необходима и прилична сану бога. Но чтобы людям! Вот в чём мы ещё спорим. Я считаю, что магия во всём, что дышит, растёт и цветёт. Нельзя её запирать и усыплять. Это жестоко и нечестно. Но брат утверждает, что волшебства достойны только мы с ним, что это расточительство, если каждый смертный сможет владеть тайнами природы и лезть в них.

Так-то так, но без магии мир потухнет, как костер без огня. Сама жизнь есть магия, великая тайна мироздания. Даже мы с братом не до конца знаем её суть. Потому что знать смысл жизни и причину её нельзя никому. Ни Добру, ни Злу. Но я рада, что в мире есть чудаки и смельчаки, которые бросают вызов нам с братом, они тем самым оказывают мне и, в первую очередь, моему братцу огромную услугу. Они восхищают меня своей отвагой и любознательностью, и конечно, любовью к жизни. Они ближе ко мне, чем к моему брату потому, что отрекаются от самобичевания и ограничений, они способны познать вкус жизни и смерти больше и выше других. И они достигают нереальных высот, почти касаясь нас руками.

Вы знаете все сказки, вы прочитали все умные книги, вы понимаете смысл в жизни. Так ответьте себе по существу: когда Зло победило и что для Вас Зло?

КОНТАКТ

Говорят, на характер, поведение и жизнь человека влияет его имя. Но куда большее значение и вес несёт в себе фамилия, полученная при рождении. Порой она наделяет своего носителя теми качествами, которые в ней заключены, хорошие ли они или плохие. Вот почему многие с поспешностью и лёгкостью меняют фамилии, в надежде избавиться от злого рока или ненужных свойств. Но эти бедолаги и понятия не имеют, что их новые фамилии служат лишь красивой и благодушной ширмой, за которой всё также живёт и дышит их первая фамилия, выжидающая часа расплаты за предательство.

Потому как нельзя предавать свою сущность. А что есть фамилия, полученная с рождения, как не истинная родная суть?

Пятничным октябрьским утром в Издательском Доме «Изнанка Жизни» всё начиналось как обычно – суета одних будоражила и будила других. Новостные колонки, подписанные в печать накануне, горячие репортажи и животрепещущие интервью, а также бюджетные вопросы – всё требовало срочного и пристального внимания редакции и начальства. ИЖ, как сокращённо и по-свойски называли журнал сотрудники, представлял собой едкую, гремучую и шокирующую смесь информации, носящей в основном политический и экономический характер. Хотя в нём всё же имелась парочка колонок светских хроник, ведь люди остаются людьми и ничто житейское им не чуждо, а значит любопытно.

Как и остальные издательские дома, ИЖ состоял из «хищников» и «травоядных» личностей. Из цепких и алчных до сенсаций журналистов, получались превосходные добытчики, а из остального трудолюбивого персонала, как правило, порядочные исполнители. Хотя, исключения всегда имеют место быть, и среди журналистов попадаются «травоядные», а среди низового персонала – «хищники».

Но у ИЖ была своя определённая особенность, связанная с людьми, которые там работали. Дело в том, что по какому-то негласному закону, а возможно просто по случайной закономерности в издательский дом годами подбирались сотрудники с не совсем простыми фамилиями. Причем зачастую характер фамилий этих людей каким-то странным образом соответствовал их носителям.

Генеральным директором ИЖ вот уже шесть лет была Елена Злобина, высушенная диетами и жёстким рабочим графиком, высокая шатенка средних лет и редкостная стерва, хотя на подобном месте держаться столько лет смог бы только человек с подобным характером. И будь она Ниной Безкровной, то и за десять лет не поднялась бы выше должности уборщицы.

Заместителем директора ИЖ полгода назад была назначена Анжела Лис – молодая, миниатюрная, но очень вёрткая, пронырливая девица с короткой рыжей стрижкой, огненными круглыми глазками и опасной улыбкой.

Яков Фауст, главный редактор, а также царь и бог для своих подчиненных, мужчина спокойных сорока лет, но с богатым и ценным опытом, частенько принимал горячие удары сверху, переводя их в рациональные решения и разумные действа для младших сотрудников.

Но главными звёздами издательства всегда были и будут специальные корреспонденты, смело направляющиеся в по заданию начальства в тёмные и горячие точки сфер жизни. Таких негласно в ИЖ называли «изнаночниками», им завидовали, ими восхищались, и о них не переставали судачить. Самыми блестящими и неоднозначными из «изнаночников» были Яна Шило и Анатолий Цап, они работали когда-то в паре, но с тех пор много чего утекло, и теперь они были «звёздами-одиночками». Оба были яркими красавцами: она, как и полагается, длинноногая худощавая брюнетка лет двадцати пяти с прямыми до плеч волосами, он стройный широкоплечий блондин тридцати лет, на полголовы возвышавшийся над бывшей партнёршей. Сплетники утверждали, что этих обоих связывали в прошлом не только рабочие репортажи, но на глазах у людей корреспонденты держались дружелюбно и не более того.

Директор по рекламе Людмила Лазер и директор по маркетингу и пиару Олег Клещ в отличие от коллег корреспондентов, не имели столь явной популярности и яркой внешности, но зато в кругах рекламы и пиара эта парочка давно зарекомендовала себя, если не акулами, то тиграми уж точно.

Но по негласным законам бизнеса, каков бы он не был, самым важным и самым ответственным человеком в любой организации всегда является главный бухгалтер. И Александр Богач знал об этом прекрасно, благо занимал эту важную должность почти десять лет. Этот высокий крупный мужчина среднего возраста с восточными чертами лица, обладал превосходной памятью и феноменально управлял бухгалтерией, постоянно поражая и восхищая подчиненных своими умственными талантами.

Нечто необычное сотрудники ИЖ замечали и за начальником отдела координации печати. Юрий Голодный лично следил за выполнением и соблюдением всех норм и указаний, за спиной его прозывали «Кощеем» за слишком худое телосложение, голубовато-белый цвет кожи и алчно-чёрные глаза.

И, конечно, куда без секретарей. У директора по распространению, Ильи Тарана, секретарем-референтом работала маленькая, но расторопная девица лет двадцати трёх, весьма способная, но, увы, болтливая. Звали её Валентина Сорокина. Если в издательстве появлялась свежая сплетня, то все знали, откуда её принесла сорока на хвосте.

Так вот, в пятницу в ИЖ всё начиналось утром, как обычно. Но пятница, она на то и пятница, чтобы иметь исключения из правил.

– Ян, привет. Тебя и Толика вызывает Злоба, – корреспондентке по телефону позвонила личный секретарь гендиректора, Марина Франкенштейн. – Передай Толику, не забудь. Это срочно.

– Сколько у нас минут, Марин? – успела спросить Яна торопливый голос в трубке.

– Нисколько. Это же Злоба. Тут и секунды не будет, – трубку повесили на другом конце провода.

Яна была уже на рабочем месте в кабинете за компьютером, приступила к обработке текста, который должен был попасть в ноябрьский номер Изнанки Жизни, когда этот телефонный звонок оторвал её от монитора. Она не удивилась тому факту, что её срочно вызывали «на ковёр», такое происходило почти каждый день, ведь она и Анатолий были ведущими спецкорами ИЖ, а это требовало особой отдачи, внимания и нервов, и ещё временами выполнения «особых заданий» начальства. Об этих «особых» поручениях не знал никто, кроме Лисы и Франки, но они были надёжными и проверенными людьми, в отличие от Сороки. Со стороны казалось, что спецкоры на особом счёту у начальства, этакие фавориты, что наполовину и соответствовало действительности, однако, если бы простодушные коллеги знали о второй половине подноготной этого особого статуса, они бы посочувствовали «звёздам» ИЖ, а не завидовали бы у них за спинами.

И сегодня был именно такой день, когда на долю спецкоров выпадало то самое «особое» задание. Так подумала Яна, уныло глянув на недоработанный текст, и набрала по стационарному телефону номер Цапа, ожидая ответа.

– Привет, Януш. Что-то ты ранёхонько сегодня. Что-то случилось? – бодрый голос Анатолия звучал где-то на просторах улиц среди общего гула машин и людей. – Я тут заглянул в «ОранЖ», каву будешь?

«ОранЖ» было излюбленным кафе у сотрудников ИЖ. Светлое, украшенное апельсиновыми шторками на окнах и сочными жёлтыми скатертями на столиках, со стенами сочной зелени и бра по форме цитрусовых, это заведение открылось полгода назад и стало заветным островком, уютным оазисом покоя для ижцов. В этом месте и официанты носили оранжевые фартуки, а когда приходили посетители, то столики украшались миниатюрными свежими мандаринами. И кофе здесь подавали в изящных чашках молочно-жёлтого оттёнка. А чего стоили таявшие во рту пончики, присыпанные сахарной пудрой или политые шоколадной глазурью! А нежнейшие эклеры с кремом из взбитых сливок, а кексы с ягодами, а пирожки с капустой! В обед или после работы сотрудники ИЖ группками и компаниями собирались и дружно проходили под яркой апельсиновой вывеской в обитель покоя и оранжевого настроения.

Анатолий частенько заскакивал перед работой в «ОранЖ», благо кафе располагалось в паре улиц от работы, что было весьма удобно, а главное, быстро. Он брал кофе в офис, считая, что нигде более так отменно не варят «каву», кроме как у него дома. Анатолий Цап был кофе-поклонником с многолетним стажем и среди друзей слыл мастером в приготовлении крепкого эспрессо. Вот и сегодня он заглянул в любимый «ОранЖ» за утренней дозой бодрящего напитка.

– Боюсь, что на кофе нет времени, хотя я бы не отказалась от чашки американо. Так спать хочется! – с зевком ответила Яна.

– Что-то срочное? – в голосе Анатолия шутливые интонации сменили настороженные.

– Злоба вызывает срочно. Тебя и меня. Франки только что звонила.

– Ясно. Я уже иду. Пять минут, – ответил Цап.

– Ты же знаешь, что даже это слишком много для Нее, – устало выдохнула в трубку Яна.

– Я пока не научился летать и телепортироваться. Ничего страшного, не обломится. Может, я в туалете по срочному заданию желудочно-кишечного тракта работаю. Пять минут, и я буду на месте. И, Ян, не нервничай ты так. Кстати, я прихватил тебе стаканчик американо. Как знал, что сегодня что-то будет, – в голосе Анатолия вновь зазвучали весёлые нотки.

– Ты мой бог, Толя, – девушка улыбнулась и положила трубку.

Анатолий оказался куда более расторопным и за обещанные пять минут не только добежал до здания ИЖ, но и успел заскочить в кабинет, который делил с Яной и ещё четырьмя коллегами.

– Идёте обмозговывать тёмные делишки? – шутливо заметил Евгений Кот, его рабочее место располагалось аккурат напротив стола Яны.

– А хоть бы и так. Не твоё кошачье дело, – Яна состроила рожицу коллеге.

– Ну-ну, а потом всему отделу за вас расхлёбывать очередной провал замысла по завоеванию мира, – безмятежно отозвался Евгений.

– Женя, ну куда мы без тебя, – хихикнула Яна.

– Вот о том-то и речь, – согласился Кот и забавно протрубил. – Мя-а-у!

– Без наших делишек у тебя работы не будет. Некому будет расчищать дорогу от завалов провала, – вставился в разговор Анатолий успевая пожать руку коллеге и, ухватив под руку Яну, вести ту к двери. – Нам, кажется, некогда и времени ни секунды. Или я всё не так понял по телефону и зря бежал, как чумной?

– Ты прав. Идём. А то Злоба сейчас перейдёт в разряд Гарпии, – согласилась девушка и, выйдя из кабинета, прикрыла за собой дверь.

– Доброе утро, Мариночка. Ты сегодня как всегда, сногсшибательно выглядишь. Небось, зелье особое принимаешь по ночам? – Анатолий поздоровался с хорошенькой секретаршей гендиректора, когда они с Яной наконец-то добрались до приёмной.

– Привет-привет, Толик. А ты, как всегда чем-то смазываешь свой наточенный язычок. Рецептиком не поделишься? – Марина Франкенштейн улыбнулась, ровные белые зубки-жемчужины заблестели на зависть любому голливудскому актеру.

– Этот рецепт передается по наследству в нашей семье от отца к сыну, от деда к внуку. Он очень старый и дорогой, – притворно заважничал корреспондент.

– Ничего, Толик. Если он не предполагает нализывание определённых участков тела, то в цене мы сойдёмся, – улыбка секретарши стала ещё шире.

– Кроме ложки мой язык ничего не лижет, к твоему сведению. А на счёт участков тела… ты свободна сегодняшним пятничным вечером?

Яна еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться во весь голос, так забавен был её коллега, когда наиграно, приподнимал правую бровь и делал томный взгляд, и при этом вовсе не собирался никого соблазнять. Анатолий был, по сути, большим ребёнком, безобидным и шутливым, но кроме Яны да ещё парочки приближённых сотрудников, об этом никто не знал, и поэтому его считали помимо «звезды» ещё и этаким Казановой.

– А может и свободна, – невозмутимо ответила Марина. – Вот только, боюсь, что из тебя кавалера этим вечером не получится.

– Это почему же? – Анатолий продолжал излучать роковой взгляд.

– Да на ваш с Яной счёт у Злобы какие-то грандиозные планы. Я краем уха слышала что-то вроде «придётся им пропустить эти выходные». Да, она так и сказала Лисе.

– Вот стерва! – вырвалось у Яны. – Я собиралась к маме съездить, месяц не виделись. Она обещала меня пирожками с капустой угостить.

– Пирожки купишь в кафе и с собой возьмёшь, Ян. Всё этим пахнет. Куда-то она вас послать хочет, – на этот раз в лице Марины читалось сочувствие.

– Её бы саму туда послать, а лучше куда подальше, – добавила раздосадованная корреспондентка.

– Ладно, Януш, может всё не так страшно. Глядишь, за сегодня успеем справиться, а там ты к мамке на пироги укатишь, – подбодрил Анатолий коллегу.

– Хотелось бы верить.

Тут дверь в кабинет гендиректора открылась, оттуда выглянула Анжела Лис и, увидав двух сотрудников у стола секретаря, раздраженно выкрикнула:

– Вашу мать! Вас где черти носят? Мы тут целую вечность вас ждём, а вы лясы точите и секретаря отвлекаете от работы.

– Доброе утро, Анжела Викторовна. Мы только что подошли, – спокойно ответил Анатолий.

– Давайте живее в кабинет, времени нет совсем! – Лиса уже юркнула обратно в помещение, раскрыв шире дверь.

– Удачи вам, ребятки, – успела прошептать Марина. – Толик, а ты про рецептик то, не забудь.

«Особое совещание» закончилось через сорок минут. По задумчивым и хмурым лицам Яны и Анатолия, вышедшим из кабинета гендиректора, Марина Франкенштейн сделала определённые выводы.

– Совсем худо, ребятки?

– Накрылись выходные медным тазом и деревянным плинтусом, – выдавила из себя Яна.

– Ничего, Януш, не в первый и не в последний раз, – проговорил её коллега, хотя у самого лицо было не менее хмурым. – Мариночка, отдохни за нас горемычных, как следует. С танцами, огнями и приключениями.

– М-да, накрылся мой пятничный разгул с Толиком, – слабо улыбнувшись, произнесла секретарь. – Ну да ничего, ребятки. Ни пуха вам, ни пера, куда бы вас не заслала злая колдунья.

– Аминь. То есть тьфу-тьфу-тьфу, Мариночка, – Яна притворно сплюнула через левое плечо.

– Спасибо, Мариш, – Анатолий приободрился и подмигнул Франкенштейн. – Но в следующую пятницу мы оторвёмся. Не планируй на неё ничего важного.

– Ох, Толик, – сверкнули зубки-жемчужины, – обещать ты мастак, но так уж и быть, поставлю галочку на следующую пятницу.

– Чёртова ведьма! Чтоб ей пусто было! – выругалась в кафе «ОранЖ» Яна спустя двадцать минут после совещания. – Ты понимаешь, что она нас подставляет?!

– Ян, что ты как маленькая? – Анатолий невозмутимо пил кофе пытался насладиться толстым пончиком. – Будто впервые тебя посылают на подобное задание. Лучше расслабься и пей каву. Впереди длинная ночь.

– В том-то и дело, что на такое задание нас ещё не отправляли, – не унималась девушка. – Если мы попадёмся, то прощай репутация, работа, а возможно и свобода.

– Да ну, ты себя накручиваешь, милочка, – он откусил от пончика приличный кусок и с удовольствием почувствовал, как сахарная пудра с тонкой корочки растаяла на языке. – На счёт свободы ты перегибаешь, подобные дела обычно заканчиваются денежными штрафами. Да и не попадёмся мы. Злоба всё скрупулезно продумала до мельчайших мелочей. Я бы даже сказал, что она гений. Комар носа не подточит.

– Мне бы твою уверенность. Я бы лучше к маме на пироги поехала.

– Дались тебе эти пироги! Я тебе сейчас килограмм куплю. Тебе с какой начинкой: с картошкой, капустой, яблоками, творогом или с мясом?

– Дело не в пирогах, Толь, – Яна уныло водила ложечкой в чашке, мешая давно растворившийся сахар. – Я маму не видела больше месяца, она одна живёт и болеет часто. Мне стыдно, что я не могу уделять ей больше времени, чем нужно. Тем более что живёт она за городом, туда час езды.

– Не кисни, мил друг, – Анатолий доел пончик и смачно отхлебнул кофе. – Я уломаю Злобу, чтобы за наши сверхурочные выходные она отпустила тебя на недельку к маме.

– Это как же тебе удастся её уговорить? Ну-ка поделись секретом, или у тебя есть план по обольщению начальства?

– Что ты! Боже, упаси меня охмурять эту сушёную воблу! – Рассмеялся мужчина. – Флаг в руки смельчакам, а я пас! Она, конечно, ничего из себя щучка, но не для такого карася, как я.

– Тогда как же ты сможешь её убедить?

– Исключительно своим обаянием и шармом. И, конечно, у меня есть свой секрет. Куда ж без секрета?

У любого уважающего себя предприятия, и тем более издательства, обязательно есть злостный и ненавистный конкурент в бизнесе. Без этого конкурента и прогресса бы не было и гонки за вкуснейшие сливки. У ИЖ таким славным противником в издательской среде был «Чёрный Слон», напористый, жадный до мировых сенсаций на политических просторах и экономических ярмарках, бескомпромиссный. Одним словом, мастодонт.

Гендиректор Слона, хрупкая и миниатюрная женщина бальзаковского возраста, Татьяна Паук, в противоположность главе ИЖ, обладала сильным сексуальным магнетизмом, шикарными до пояса волосами мягкого каштанового отлива и сверхъестественным обожанием персонала. «Паучихой» звали за глаза Татьяну конкуренты и недоброжелатели, но в родном издательстве эту женщину даже за спиной уважительно называли по имени-отчеству, о чём она, однако, всё рано не знала.

В заместителях у гендиректора ходил импозантный и весьма харизматичный Владимир Граф, мужчина внешне похожий на Дон Кихота с шикарным набором усов и приличным багажом возраста.

Только эти оба обладали необычными фамилиями в Чёрном Слоне, остальной же персонал носил куда более простые и незатейливые имена и фамилии.

Именно в Слон были направлены Яна и Анатолий пятничным вечером с явным расчётом, что тамошнее начальство уже покинет рабочие стены и не станет препятствием для «особого» задания, которое поручил своим спецкорам гендиректор ИЖ.

До времени «Х» Яна и её напарник пробыли в квартирке Анатолия, обсуждая все детали пикантного задания, вычисляя пробелы и подводные камни, об которые могла споткнуться их карьера. Им предстояло по поддельным удостоверениям попасть внутрь «Чёрного Слона», добраться до кабинета зама Паучихи и с его компьютера перекинуть на электронную почту Злобиной определённую информацию. Но сделать это нужно было скрытно и неприметно, потому как в Слоне, как и в другом порядочном издательстве обязательно имеются сотрудники, работающие в ночную смену, не говоря уже об охране. Ну а для официального действа спецкоры должны были прикинуться новыми сотрудниками, отправленными начальством для вечерней работы с документацией. Было даже предвидено, что охрана Слона скорее всего не поверит в эту легенду. Естественно, подозрительно, когда незнакомые люди, пусть даже и с пропусками, в позднее время «без объявления войны» нагрянут в одно из самых ответственных и важных точек издательства. Злобина обещала своим подчиненным, что на этот случай у неё есть важный звонок в рукаве. Но кому и куда не уточнила.

В результате выходило, что корреспонденты направлялись в логово конкурентов на свой страх и риск быть пойманными и арестованными в самый зыбкий момент. К тому же начальство предупредило сотрудников – в случае провала на их звонки отвечать не будет и прикрывать также не намерено. На кону таки репутация ИЖ, а издательский дом не может допустить того, чтобы его имя полоскала жёлтая пресса, и смаковали дешёвые бульварные издания. Подобными «делишками» промышляют абсолютно все, только кто-то попадается, а кому-то удаётся выйти сухим из воды. Конечно, у спецкоров есть выбор уйти из ИЖ, но куда они пойдут, когда в каждом издательстве уже все рабочие сетки забиты и распределены на годы вперед? А в случае успеха кроме внушительных премиальных, была посулена приличная надбавка к зарплате, плюс дополнительная неделя к отпуску.

Вся работа должна была занять около часа, но после её завершения спецкорам нужно было затаиться у себя дома и до понедельника нигде не казать носа.

– Ни мам, ни пап, ни бабушек с дедушками, ни подруг с друзьями. Никого не должно быть около вас в выходные! Это приказ и дополнительная мера безопасности. Вы и без меня прекрасно знаете, как ситуация может пойти иначе, а планы рухнуть из-за малейшего пустяка, – высказалась напоследок Елена Злобина. – Дома делайте, что хотите, но одни. Я советую отоспаться, потому что потом вас ждут прямо-таки убойные дни. Кстати, Яна, ты ещё не подготовила материал для ноября. И ещё, замаскируйтесь. Приоденьтесь как-нибудь не броско, чтобы вас по возможности не узнали. Ни в коем случае не упоминайте ИЖ в разговорах, сразу спалитесь. И запомните, мы не воруем информацию. Её в принципе нельзя выкрасть. Просто кто первый, тот и победил. Здесь время определяющий фактор.

Ну, не стерва ли?

– Что-то я вас, ребятки, не припомню. – Охранник лет шестидесяти с интересом рассматривал Яну и Анатолия, изучая их с ног до головы. – Это когда ж вы успели сюда затесаться?

– Да нас на днях зачислили в штат, – ответил за двоих Анатолий. – До этого мы были неофициальными агентами Слона. А разве с пропусками что-то не так?

– Да нет, с документами у вас всё в порядке, молодежь. – Мужчина ещё раз просмотрел начинку новёхоньких корочек, пахнущих клеем. – Печати в норме. Только не понимаю, почему вам не выдали вдобавок и электронные пропуска? Вроде не дефицит на дворе, да и вам удобнее было бы.

– Я прозвоню по ним. – Второй охранник, сверстник Анатолия, оказался куда более подозрительным. – Порядок придуман для всех.

– Ну, вы же знаете, как у нас всё делается. На всё нужно время. Проще выписать обычный пропуск, а через недельку соорудить и электронную копию, – доверительно сказала Яна. – Но, по-моему, бумажный пропуск куда надёжнее и удобнее. Тут и с людьми на вертушке поздороваешься, а иной раз и десятком слов перекинешься. Охрана всегда знает и видит больше остальных.

– Это уж точно, красавица. – Слова девушки расположили к ней пожилого мужчину. – Чего только за сутки не услышишь, а порой и такое видишь, что не во всякой газете напишут.

У Яны внутри всё сжалось, пока она наблюдала, как за стеклом контрольно-пропускной кабины по стационарному телефону говорит второй охранник. Она уже приготовилась к тому, что сюда подъедет наряд полиции, вызванной охраной, и их с Анатолием с позором арестуют.

– Ладно, ребятки, проходите, не буду вас задерживать. – Старший охранник, получив одобрение напарника в виде кивка головы, переключил вертушку с красного огонька на зелёный. – У каждого из нас своя работа.

– Спасибо. Доброй вам ночи, – вырвалось с облегчением у девушки.

– Уф! Думаешь, прокатило? Они поверили? – Яна ещё сомневалась.

– Если бы было иначе, нас бы не пропустили, сама подумай, – ответил ей Анатолий.

– И нас не узнали? – Она ещё раз поправила шёлковый синий платок, которым повязала голову.

– Не волнуйся ты так. И не делай резких движений. Здесь повсюду камеры. – Коллега в отличие от неё вел себя расковано и даже вальяжно. – Никому нет дела до нас. Сейчас пятница, вечер. Ты не понимаешь, что это значит? У всех на уме доделать начатое и свалить на выходные как можно быстрее. Никому не интересны двое неудачников вроде нас, которых прислали пахать вечером.

– Но вдруг это был такой ход: запустить нас внутрь, а потом поймать с поличным?

– Януш, всё будет хорошо. Говори себе это чаще. Мантра проверенная.

– Толь, у меня одна маленькая просьба перед тем, как мы отправимся в кабинет Графа. Найдём туалет. У меня от волнения мочевой пузырь переполнился. А может и от твоего кофе.

– Желание дамы для меня закон! – Улыбнулся Анатолий. – Признаюсь, я и сам не прочь посетить столь славное место. Надо как следует пометить территорию, раз я нахожусь здесь.

Чёрный Слон занимал аккуратное пятиэтажное здание, выкрашенное в сине-чёрный цвет, с белыми окнами и плоской оранжевой крышей. Над парадным входом красовалась большая винтажная табличка, на которой изящно было выведено название издательства. Кабинет гендиректора располагался на четвёртом этаже, так же, как и кабинет его заместителя, деля этаж пополам не только метрами, но и стеклянной дверью.

Как и говорил Анатолий, на этажах и лестничных проёмах были установлены камеры слежения, а на четвёртом этаже их было сразу несколько. Дополнительная мера безопасности для особо важного места.

Спецкоры ИЖ поднялись на нужный этаж, прошли через стеклянную дверцу и проникли во владения Владимира Графа, остановившись перед его личным кабинетом. Анатолий достал электронный ключ и приложил к замку двери, раздался слабый щелчок и, провернув дверную ручку, мужчина вошёл в тёмное помещение, а за ним следом и Яна.

Пошарив справа на стене, мужчина нащупал выключатель и нажал на него. Свет залил прямоугольное помещение с длинным столом в обрамлении десятка стульев. Образуя букву «Т», к длиннющей столешнице в противоположном направлении от двери примыкал скромных размеров стол, на котором высился монитор с примыкавшими по бокам подставками бумаги, канцтоваров, и стационарным телефоном.

– А у него кабинет скромный в сравнении с нашей Лисой, – заметила Яна. – Похоже, здесь часто проходят совещания, вон какой длиннющий стол. А у него самого клочка свободного нет на его рабочем месте.

– Не все замы с замашками, как у нашей Лисы, – ехидно произнёс Анатолий, подойдя к рабочему столу Графа и запуская системный блок, что прятался там, где должны были находиться ноги, сидящего за этим столом человека.

– Толь, если здесь везде камеры натыканы, то охрана нас моментально вычислит, – снова забеспокоилась Яна. – Они и так нас взяли на заметку, особенно тот, что моложе. К тому же, если они нас застукают за столом зама генерального, то выкрутиться будет непросто. У тебя в квартирке было как-то проще всё это вообразить. И мне реально страшно.