Сочинения

Однажды я, накушавшись от пуза,

Дурной и красный, словно из «парилки»,

По кабакам в беспамятстве кружа,

Очнулся на коленях у француза —

Я из его тарелки ел без вилки

И тем француза резал без ножа.

Кричал я: «Друг! За что боролись?!» — Он

Не разделял со мной моих сомнений.

Он был напуган, смят и потрясен,

И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно,

Обняв его за тоненькую шею,

Смяв оба его лацкана в руке,

Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!

Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,

А ты рискуешь в русском кабаке!"

Он тушевался, а его жена

Прошла легко сквозь все перипетии:

"Знакомство с нами свел сам Сатана,

Но — добрый, ибо родом из России".

Француз страдал от недопониманья,

Взывал ко всем: к жене, к официантам, —

Жизнь для него пошла наоборот.

Цыгане висли, скрипками шаманя,

И вымогали мзду не по талантам,

А я совал рагу французу в рот.

И я вопил: "Отец мой имярек —

Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"

И восемьдесят девять человек

Кивали в такт, со мною соглашаясь.

Калигулу ли, Канта ли, Катулла,

Пикассо ли — кого еще не знаю,

Европа-сука тычет невпопад.

[Меня] куда бы пьянка ни метнула,

Я свой Санкт-Петербург не променяю

На вкупе все, хоть он и Ленинград.

В мне одному немую тишину

Я убежал до ужаса тверезый.

Навеки потеряв свою жену,

В углу сидел француз, роняя слезы.

Я ощутил намеренье благое —

Сварганить крылья из цыганской шали,

Крылатым стать и недоступным стать.

Мои друзья — пьянющие изгои

Меня хватали за руки, мешали,

Никто не знал, что я умел летать.

Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg

И приобрел повторное звучанье:

На ноте «до» завыл Санкт-Петербург,

А это означало «До свиданья».

Мне б по моим мечтам — в каменоломню:

Так много сил, что все перетаскаю, —

Таскал в России — грыжа подтвердит.

Да знали б вы, что я совсем не помню,

Кого я бью по пьянке и ласкаю,

И что плевать хотел на Interdite.

Да! Я рисую, трачу и кучу!

Я даже чуть избыл привычку к лени.

Я потому французский не учу,

Чтоб мне не сели на колени.