Сокрушительное бегство

ГЛАВА 26 Альма-матер Ольги

Хорошо-то как…

Опершись спиной о столб и болтая в воздухе свешивающимися со смотровой площадки ногами, я раскинул руки во всю ширь и вдохнул полной грудью пьянящий предутренней свежестью воздух. Винные пары, витавшие в моей голове и на протяжении всей ночи защищавшие организм от переохлаждения, истощив свои запасы, испарились. Хорошо мы вчера посидели, душевно…

Одинокая береза, неизменно нежная и печальная, тихо колышется у самых ног, порой касаясь листочками моих голых пяток, щекоча их, но не навязчиво, а робко. Так что желания поджать ноги не возникает. Наоборот, хочется, чтобы это мгновение длилось дольше, дольше… но оно мимолетно. Улыбнувшись, я положил руки на отполированные до зеркального блеска сотнями детских ладошек перильца. Вот так же, наверное, и они теплыми летними вечерами без спросу выбирались из своих комнат, чтобы побыть наедине с природой и своими детскими грезами. Как много тайн, желаний и страхов поведано этой вековой березе! Я тоже наедине с собой, но не в одиночестве — пусть это и покажется кому-то противоречивым, — осмыслил свое положение и пришел к определенным выводам. Во-первых, как это ни печально, но я не Сокрушитель. Вчерашняя тренировка Улюлюма показала это со всей очевидностью. Он в равной степени превосходно владеет любым оружием. Кажется мне, дай ему «плайзер-13», который он и вообразить не сможет (это занятие не для него), и им овладеет лучше меня. Хотя я им и пользовался несколько сотен раз, правда, не в боевых условиях. Второй вывод вытекает из предыдущего: поскольку я не обязан будить Великого или, как его величают в соборе, — Триединого дракона, то можно прекратить метаться по Яичнице, словно блоха по опустевшей будке, и осесть в безопасном месте до той поры, пока Улюлюм не расколет яйцо Великого дракона и не спасет весь этот мир. И в-третьих, мне совсем не хочется домой, в зону досягаемости тетушкиных убийственных намерений. Вот такие здравые мысли посетили мой разум в этом располагающем к постройке воздушных замков месте. Наверное, сегодняшняя ночь в плане озарений не единственная… Не верю, что проницательные и суровые воспитатели не знают о частых ночных отлучках сюда своих воспитанников. Наверняка знают. Но ведь береза помнит и их мысли. Детские, от которых остались лишь смутные воспоминания. Она невидимая нить, связывающая нынешних детей и тех, кто был столь же юн «вот только, кажется, вчера», надежнее обетов и клятв. Преемственность поколений не на словах, а на деле. Не тленность материального наследства: презренный, но почему-то не презираемый металл и родовые замки, ветшающие и врастающие в землю, а незыблемость духовного наследия: вера, надежда и любовь. Как все-таки слабы ростки этих чувств в заасфальтированных цивилизацией душах, но они есть и настойчиво пытаются пробиться к солнцу. Иначе откуда соленая влага на моих глазах?

Игнорируя двери, со скрипом и треском через узкое оконце сарая выбрался во двор петух и, шумно разминая крылья, прошелся вдоль высокого забора, осматривая свои владения. Огромная лохматая сторожевая псина скосила на него неодобрительный взгляд и накрыла голову лапами, каждая из которых размером с мой кулак.

В оконном проеме, следуя за предводителем куриного племени, показался молодой петушок, вознамерившийся первым оповестить мир о приходе утра. Но не успел он раскрыть клюв, как чье-то заботливое крыло вернуло его на положенное место. Правильно, не спеши поперед батьки в суп.

Тряхнув гребешком, петух взлетел на ограду и принялся прохаживаться по ней, балансируя на шатающихся штакетинах. Уже набрав в грудь воздуха, он встретился со мной взглядом. Непродолжительное раздумье, и решительный старт в направлении смотровой площадки. Приземлившись на перила, петух, угрожая клювом, вынудил меня убрать с них руки. Утвердившись в своем амплуа полновластного хозяина стратегической высоты, он расправил крылья, вытянул куцую шею и пронзительно заорал:

— Ку-ка-ре-ку-у-у!

От неожиданности я дернулся, заработав шишку на затылке. Силен горланить!

Но крылатый будильник решил на этом не останавливаться. Он перевел дух и взялся за дело с еще большим энтузиазмом:

— Ку…

Замер бьющийся в паутине в нескольких сантиметрах от моего правого уха комар.

— … ка…

Тяжело вздохнул волкодав. Видимо, попытка заткнуть уши не принесла ожидаемого результата.

— … ре…

Зашуршав листвой, поспешил укрыться в черном провале дупла то ли заросший и нечёсаный леший, то ли одичавший кот.

— … ку!

Запыхавшийся, но довольный султан куриного гарема повернулся ко мне за аплодисментами.

— Ты же всех разбудишь, — укорил я его.

Растерянно заморгав, петух изобразил напряженную работу мысли. И, придя к определенному выводу, выпалил итог размышлений прямо мне в лицо:

— Ку-ка-ре-ку!!!

Каюсь, не сдержался… Кукарекнул в ответ.

Проводив планирующего петуха взглядом до самой земли, а затем и до сарая, в который, запамятовав про окно, он вбежал по-куриному — через дверь, я последовал его примеру. Не во всем, разумеется. Я не орал как полоумный и не прыгал с перил. С левитацией у меня отношения натянутые. Вниз еще кое-как — на уровне утюга или булыжника, а вот вверх и в сторону — увы, не мой профиль. Поэтому на ограду я спустился по прибитым к смотровому столбу перекладинам. Просев под тяжестью моего тела, забор вильнул в сторону, но устоял. Присев на него, намереваясь, ухватившись за ветвь березы, спуститься на землю и через лаз в ограде вернуться на территорию собора, я обернулся на скрип отворившейся двери.

— А… — оборвав готовую слететь с языка реплику, отвисшая челюсть со скрипом упала на плечо.

В связи с изменившимся центром тяжести и позабытой в изумлении необходимостью адекватно реагировать на поступающие от вестибулярного аппарата сигналы, за нижней челюстью последовал весь я, взмахнув руками и сверзившись в наполненную дождевой водой деревянную бадью. Лишь пятки и голова остались снаружи, близкие как никогда в жизни.

Не успевшая как следует проснуться жаба, вспомнив инстинкты древних зубастых предков, попыталась укусить меня. В чем весьма преуспела. Хорошо ткань штанов достаточно плотная, а то мало ли…

— Ку-ка-рек! — выглянув в оконце, мстительно порадовался моей неудаче Петя-петушок — красный гребешок. Поймаю, у него и клюв станет того же цвета. Впрочем, нет — не станет. Это раки при варке краснеют.

— Ко-ко… — из солидарности поддержал его многоголосьем яйценосный гарем.

Навострив уши, сторожевой пес с гастрономическим интересом покосился на меня, но ограничился коротким предостерегающим рыком.

А невольная виновница всего этого переполоха спустилась с крыльца и направилась ко мне, подметая длинным сарафаном дорожку, а широкими рукавами снимая с придорожных кустов смородины капельки утренней росы. Густые волосы заплетены в толстую косу, отливающую темным золотом из-под разноцветных ленточек. Покрасневшие щечки соревнуются в яркости с полукружием широкого гребня кокошника. Глазки сияют, губки влажно блестят. Ну прямо боярыня с лубочной росписи! Как все-таки многогранна женская натура…

— Не спится? — спросила она.

— Да вот… — ответил я, безнадежно пытаясь выбраться из емкости для сбора проливаемой дождем с небес влаги.

— Решил искупаться?

— Именно, — заглядывая в склонившиеся ко мне зеленые глаза, ответил я. — Но лучше продолжить в другой раз. Помоги, пожалуйста, выбраться.

Ухватив под мышки, Ольга помогла мне освободиться и предстать пред ее зеленые очи.

— Пойдем в дом? Там завтрак на столе…

— Одну минутку. — Оторвав жабу, изжевавшую полштанины и разогнавшую «целлюлит» на правой половине его основной накопительницы, я вернул земноводное в родную стихию. — Вот теперь можно идти, но…

— Простынешь ведь, — предупредила валькирия.

В новом наряде ее не отличишь от сотен местных, забавицевских девушек. Разве что она прекраснее всех их вместе взятых, но это уже мое сугубо личное мнение и его навязывать я не буду. Равно как и слушать возражения…

— Ничего, ты вылечишь.

— Будешь чихать и кашлять!

— Напоишь меня чаем с малиновым вареньем и укутаешь в шерстяной плед.

— Жар поднимется.

— Уже.

— Почему?! — Сложив губки бантиком, она попыталась проверить мою температуру, прижав их ко лбу.

— Из-за тебя, — ответил я, немного распрямившись и встретив ее губы своими.

Мягко, робко… и нежно.

Сердце ухнуло вниз, опасаясь окрика.

Но ее губы ответили на мой призыв.

Не сверкнула ослепляющая молния, не содрогнулись небеса от оглушающего громового раската, даже земля под ногами не вздыбилась, норовя опрокинуть, но прорвавшийся сквозь окаменевшую скорлупу неуверенности жар чувства ослепил, оглушил и бросил в пучину страсти с неистовством вспыхнувшей сверхновой звезды.

— Они целуются!!! — оповестил все население собора и прилегающих окрестностей ломкий голосок какого-то мальца, неясно за какой целью высунувшего в такую рань голову в окно. Спал бы себе… Так нет! И, тряся соломенной копной, заменяющей ему волосы, добавил: — Взаправду!

Оленька мягко, но решительно отстранилась.

— Погоди… — взмолился я.

— Дети смотрят.

И когда они успели проснуться?

Будь у меня под рукой фотоаппарат, я мог бы сделать групповой снимок на память. С этаким милым сердцу фольклорным налетом. Аккуратненький древесный сруб, на фоне которого в резных рамочках окон виднеются детские, и не только, лица. Полтора десятка девочек в правой половине и почти сотня мальчишек в левой. В центре, в лучших традициях школьных фотоальбомов, группа педагогов. Впрочем, фотоаппарат с успехом может заменить расторопный художник. Ему и нужно-то всего — нарисовать, добавить в резные подоконники имена и фамилии, на центральном козырьке, под медным аистом-флюгером, поверх герба с медведями и драконом вставить надпись: «Забавицевский собор Триединого дракона». Помещаем изображение в рамочку и вешаем на долгую память в центральном зале собора.

— Вы станцевали бы, что ли. Или спели, — предложил джинн, появившись из мышиной норки. С потерей пробки от кувшина он стал слишком самостоятельным. Когда хочет вылезает из него на свободу, бродит где попало, делает что хочет… советы дает направо и налево, подкалывает… — А то зрители уже собрались — неудобно как-то.

— А может, сам?

— Конечно, — ни на миг не задумываясь, ответил джинн. — Отойдите в сторону! Вы меня загораживаете…

— Тебя загородишь. — Оказавшись в центре внимания, призрачный житель серебряного сосуда стремительно вырос в размерах, так что заслонить его от взглядов воспитанников собора я при всем желании не смог бы.

— Стих о вреде курения кальяна и пользе утренней гимнастики, — объявил джинн и начал декламировать:

Для всех живущих под луной закон един и вечен…

Я не говорил, что манера читать стихи у джинна несколько необычная? А если к этому добавить полное отсутствие опыта общения с детской аудиторией, который он постарался компенсировать повторением после каждой строки сюсюкающего «уси-пуси» и растянутой до самых ушей улыбкой…

Заинтересованность на детских лицах сменилась растерянностью и некоторым отвращением. Что поделать, дети не самые горячие поклонники поэзии, направленной на воспитание моральных норм у подрастающего поколения.

— Эй, джинн! — окликнул я вдохновенно размахивающего руками призрачного духа.

— Чего тебе? — пробормотала дополнительная голова, высунувшаяся из рукава его халата. А первая тем временем перешла к описанию ужасных для неокрепшего детского организма последствий курения гашиша.

Кто-то радостно захлопал в ладоши.

— Лучше покажи детям слоника. Им должно понравиться.

— Какого? — спросили обе головы.

— Ладно, научу. Только убери вторую голову.

— Легко. — От прикосновения пальца торчавшая из рукава голова лопнула, разбросав во все стороны конфетти.

Детский смех подтвердил, что мы на верном пути.

— Теперь возьмись пальцами за нос… Да не мой! И вытяни его… Прекрасно! Теперь растяни уши. Сильнее! Еще… Чтобы на капустные листья походили… Великолепно! Теперь зажми хобот и рот руками и надуй голову… Не так быстро, а то лопнет! Что ты говоришь? — Не… — Остаток слов потонул в свисте спускаемого воздуха. — Попробуй еще раз. Вот, вот… Глаза немного в стороны. Задержи дыхание и убери руки. Теперь помаши хоботом и ушами. — Получившаяся карикатура на голубого слоника понравилась воспитанникам собора много больше поучительных стихов, о чем они и сообщили заливистым смехом и хлопаньем в ладоши. Вот оно — настоящее призвание боящегося крови убийцы из бутылки.

Но проявить всю многогранность обнаружившегося таланта джинну не дали. Раскатистый гул набата оборвал представление в тот момент, когда скроенное из дыма лицо успело обзавестись длинными вислыми ушами, а вот с зубами не определилось, посему осталось неясным, кого он пытался изобразить — то ли зайца-пенсионера, то ли отощавшего на казенных кормах осла. В сердцах хлопнув руками по бокам, джинн в отчаянии воскликнул:

— Ну сколько можно?!

На чистом небе вмиг сгустилась черная туча и полыхнула молния.

ГЛАВА 27 Незваные гости и нежданные проблемы

Окажись вы в клетке с раздраженным тигром-вегетарианцем, особенно не зная об этом радостном для вас факте (о вегетарианстве, разумеется, поскольку не заметить разъяренного тигра в тесной клетке более чем проблематично), так вот, окажись вы в одной с ним клетке, может, и смогли бы представить себе поведение раздраженного до предела джинна. Даже я, зная о его патологическом страхе перед кровью, и то перенервничал, что уж говорить про имперцев, на которых его ярость обрушилась. Да оно и понятно. Нечего было врываться в Забавицев, словно лихие «мамаи» с набегом, и лишать призрачного духа заслуженного триумфа. Теперь он нескоро отойдет. Уж я-то знаю… как-то раз стих не дослушал.

— Кто вас учил в гости ходить?! — Закоротив две вырвавшиеся из тучи молнии, джинн завязал их на узел и отправил обратно в небо. Столкнувшись с летящими навстречу товарками, молнии скопом взорвались ярким фейерверком и осыпались на землю дождем искр.

Из-за закрытых ставнями окон собора донеслись одобрительные аплодисменты. Но ни один острый наконечник арбалетного болта, сверкающий в узкой ромбовидной прорези, не дрогнул, продолжая неумолимо целиться в наиболее уязвимые точки рыцарских доспехов: щель забрала и зазор между пластинами, прикрывающими пространство под мышками. Туда попасть очень трудно, как мне пояснил ведун Седой Пантелей, являющийся настоятелем собора Триединого дракона, но если попал — болт войдет вместе со стальным оперением. А вот если бить в доспех, то вероятность того, что болт соскользнет с обтекаемой поверхности, очень велика и в бою недопустима. Уж лучше целиться в шлем — даже не пробив, почти наверняка оглушишь рыцаря и выбьешь из седла.

Из замершей у ворот собора колонны конных рыцарей выехал некто на крашенном под панка единороге. Это ж надо было так над животным поиздеваться! Гриву сперва остригли под полубокс, затем разделили на ровные пучки с палец толщиной и, выкрасив разноцветной краской без соблюдения спектра или иного видимого принципа, закрепили гелем (если его уже изобрели) или чем-то схожего действия в стоячем положении. Но и этого косметологу непарнокопытных показалось мало. Он выкрасил рог золотой краской, а хвост — черной. Потом обрядил бедное животное в белую попону и довершил композицию черным с белой оторочкой седлом. Всадник ударил бронированным кулаком в створку ворот и громогласно заявил:

— Я — имперский князь Торригон Багрон, страж меча, трона и Великой короны империи Евро.

— Знакомые все лица, — пробормотал я, покосившись на Ольгу. — Надеюсь, он не в обиде за то, что мы покинули лагерь без спросу?

— Да нет, — успокоила она, — а вот за похищение принцессы Нарвалской положена казнь. Колесование, «гербарий», «железная дева» и четвертование.

— Про «железную деву» слышал — испанские инквизиторы частенько пользовались. Четвертование и колесование тоже встречались, да и из названий можно понять их суть. А вот про «гербарий»… не припомню. Это как?

— Через это самое как!

— То есть?

— На кол сажают.

— А при чем здесь собирание сушеных листьев?

— Это название придумали давно, в те времена на кол сажали не только преступников против меча, короны и трона империи, но и разбойников, душегубов и прочих убийц. А этого люда было не меньше, чем сейчас, да и ловили их не реже, вот и стояли у входа в каждый замок вереницы врытых в землю кольев с высохшими преступниками на них в качестве назидания и предупреждения. «Гербарий», одним словом.

— Понятно. А кто выбирать будет? Пойманный похититель?

— Что выбирать?

— Какой казнью казнить.

— Никакого выбора. Всеми поочередно.

— Ну… это уже зверство. Геноцид какой-то средневековый. Никакой свободы выбора… А как обстоят дела с гласностью?

— Голосить можно сколько хочешь. Пока горло не сорвешь.

— Я вообще-то про последнее желание.

— Какие в такой момент могут быть желания? — О чем это она?

— Я требую открыть во… — Вспышка молнии заставила единорога имперского князя испуганно попятиться, а громовой раскат поглотил концовку его требования. Кое-как совладав со скакуном, Багрон прокричал: — Да уймите своего духа!

Ага! Сейчас! Все брошу и пойду голыми руками разъяренного джинна в кувшин засовывать… Городит полную ерунду. А мне он при первой встрече показался неглупым мужиком, или его вера в Сокрушителя не знает никаких границ? В таком случае он несколько припозднился: я сложил с себя эти полномочия. Разве что общественность не поставил в известность о своем решении.

— Может, ты и правда попросишь своего духа немного повременить с шумом-гамом? — обратился ко мне Седой Пантелей. — Нужно бы выслушать имперского князя. А то как мужики деревенские с полей подтянутся, не до разговоров уж станет.

— Я попробую, — мысленно перекрестившись, пообещал я, поняв, что от ответственности за джинна никуда не деться. Как сказал бы классик: мы в ответственности за тех, кого выпустили. Поднявшись, я решительно направился на второй этаж собора. Не потому, что очень храбрый, просто не хотел, чтобы Оленька видела, как дрожит у меня рука. Второй — кибернетической, хоть бы что: она ждет момента ухватиться за что-нибудь, а до той поры ведет себя тише мыши.

«Как же мне его заманить в кувшин?» — задумался я, бегом поднявшись в свою комнату и достав из кармана висящего на оленьих рогах пиджака этот самый кувшин.

А джинн тем временем перешел от обыкновенных ветвистых молний к шаровым: надувает их словно воздушные окрики и, сдавив между ладонями, лопает. Искры летят вовсе стороны. Как только он собор до сих пор не подпалил?

— Джинн, а джинн! — окликнул я исполнителя убийственных желаний из кувшина, чья репутация не соответствует действительности, и осторожно выглянул из-за резного столба, что подпирает нависающий над крыльцом козырек.

Раздавив очередную шаровую молнию, призрачный дух обратил свой полыхающий пламенем взор на меня:

— Ну как?

— Глобально, — ответил я, чувствуя, как высыхает на мне влажная после неожиданного купания одежда и поднимаются дыбом наэлектризованные волосы. Джинн расплылся в довольной улыбке:

— Всегда приятно, когда твои усилия по достоинству оценены.

— Если бы мы успели подготовиться к твоему выступлению, — заверил я выпущенного из кувшина духа, — то сейчас в каждом окне белели бы таблички «5,9» и «6,0» как за технику, так и за артистичность.

— А… — уменьшившись до приличных размеров (разговаривая, голову не нужно запрокидывать кверху), протянул джинн.

— В следующий раз так и сделаем. А пока… потехе час, а делу — время.

— Ты на что намекаешь?

— Да вот, — продемонстрировав ему серебряный сосуд, ответил я.

— Не полезу!

— Это почему?

— Потому! — отрезал эфемерный дух.

Имперский князь, которому по рангу не положено стоять у запертых ворот, дожидаясь, пока на него соизволят обратить внимание, гневно ударил рукоятью меча о железную полосу, скрепляющую створку ворот по диагонали, и прокричал гневно:

— Отворите немедленно! Я приказываю.

«Вот же настырный какой!» — мелькнуло у меня в голове, но отвлекаться от спора с джинном я не стал. Это более насущная проблема. Если мы вообще планируем сегодня пообщаться с имперцами.

— Почему потому?!

— Потому, что не хочу.

— Как не хочешь?

— Сильно! Надоело сидеть взаперти.

— А никто запирать тебя в кувшине и не собирается… Если ты помнишь, пробки-то нет.

— Все равно не хочу. Хватит отгораживаться от мира серебряными стенами тюрьмы.

— Но…

— Настало время перестать прожигать отведенное на существование время в замкнутом мирке и начать вести социально активную жизнь.

— А как же…

— Кувшин — это пережиток прошлого. Мне тесно в его стенах, словно гордому кораблю пустыни в оазисе из трех пальм, там нет простора для истинного полета мысли, для творческого роста…

— Но ведь есть такое понятие — «родина»? — возразил я.

— И чем слаще там есть — тем понятнее, что это родина.

— Ты поэт или циник?

— Вай! Поэт, разумеется. Но на жизнь реально смотрю.

— Ага… по понятиям, — скривился я. Этот философ из кувшина кого хочешь заболтает, а там люди в ожидании томятся. Князь Торригон в седле переминается, словно по нужде хочет отлучиться, да положение не велит. А может, и вправду хочет, поди, люди всю ночь в седле, а солнышко-то вон как высоко поднялось. — Значит, в кувшин не полезешь?

— Не полезу.

Возникла у меня мысль разыграть с ним классическую сценку типа: «Как ты такой большой в таком маленьком сосуде поместишься? Пока не увижу — не поверю», но хорошие отношения, сложившиеся у нас в последнее время, не позволяют поступить столь коварно. Да и чем кувшин затыкать? Пальцем разве. Так боязно…

— Не хочешь в кувшин, — предложил я, — пошли, в комнате посидишь.

— Вай! Какие проблемы… — всплеснул руками джинн. И, наклонившись к моему уху, заговорщицки прошептал: — А может, мне при переговорах рядышком с тобой посидеть? Дымок из ноздрей попускать, электрические разряды из глаза в глаз погонять. Помиротворничать, одним словом.

— Почему нет?

— Я готов, — заявил джинн, одним движением сменив халат на камуфляжный бронежилет, а тюбетейку на голубую каску. — Запускать?

— Запускай, — разрешил Седой Пантелей, выходя на крыльцо и нарочито тяжело опираясь на резной посох.

— Заходите, гости дорогие, — белозубо оскалился джинн, дополнив свой прикид широкими зеркальными очками, извлеченными из кармана. И, легко вытащив из пазов засовы, потянул створки ворот в разные стороны. Они со скрипом распахнулись, но столь настойчиво ломившийся внутрь имперский князь не поспешил воспользоваться представленной возможностью — он замер, не отрывая взгляда от ставшего навытяжку джинна.

— О, князь, давненько не виделись! — Изобразив искреннюю улыбку, я взмахнул рукой.

Не отвечая на мое приветствие, Торригон Багрон спрыгнул с коня и, чеканя шаг, приблизился к настоятелю забавицевского собора.

— Я — имперский князь Торригон Багрон, страж меча, трона и Великой короны империи Евро, — представился он.

— Настоятель Забавицевского собора Триединого дракона Седой Пантелей, — в тон ему ответил ведун. И без долгих предисловий поинтересовался: — И что значит ваше вторжение?

— Это не вторжение.

— Разве в гости так ходят?

— Я в своем праве, — уперся имперский князь. — Вы должны отпустить принцессу…

— Ее никто не удерживает, — ответил седовласый ведун посвященный в основные злоключения, выпавшие на нашу долю. — Она гостья в моем соборе и вольна оставить его в любой момент, а также и гостить сколько заблагорассудится.

— Я должен увидеться с ней, — заявил Торригон, снимая шлем. — Чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.

Конечно, с ней все в порядке — обожралась пончиков с малиновым вареньем и успокоительным (иначе ее ни на шаг от меня не оттянешь), вот и дрыхнет теперь без задних ног у себя в комнате. Да только поверит ли князь, что белобрысая кобылица единорога и есть принцесса Нарвалская? Со слов валькирий я уяснил, что оборотней в императорской семье не было и с самой принцессой подобного раньше тоже не случалось. Их род обладает способностью обращать в единорогов других — одноразово и безвозвратно, но чтобы самим… такого не было.

— Сообщите принцессе о моем желании безотлагательно видеть ее.

— Она в курсе, — ответил ведун, отступая в сторону.

В растворившуюся дверь просунулась заспанная рогатая морда, поприветствовала присутствующих ржанием и, игриво виляя задом и стреляя глазками, приблизилась ко мне.

— Принцесса Викториния! — воскликнул имперский князь, разом заставив меня зауважать его дедуктивные способности, и плашмя рухнул ниц.

Ходить не особо громыхая доспехами он умел, а вот падать… От грохота железа принцесса испуганно подпрыгнула, невзначай отбросив меня своим крупом в близлежащий куст смородины. Философски вздохнув, я сорвал ярко-красную ягодку и отправил ее в рот.

Свист извлекаемых из ножен мечей показал, что бронированная группа поддержки имперского князя приняла его здоровый обморок за нездоровое покушение с нашей стороны на его начальственную жизнь.

— Стоять! — прокричал князь, приподнимаясь на локтях. Настоящий полководец — долг превыше всего. И, пробормотав: «Принцесса…», вновь отключился, гулко стукнувшись лбом о деревянную кладку тротуара.

— Все видели? — тыча пальцем в распластанное тело, воскликнул джинн. — Это он сам. Если что, все пойдете свидетелями. А то знаю я этих мягкотелых князьев: едва очухается, сразу побежит побои снимать и в суд иски писать, дескать, военный произвол, то… се… А мы люди мирные, не смотри, что до зубов вооружены — это для самообороны.

— Джинн, кончай людям мозги пудрить! Лучше помоги князя в чувство привести.

— А я что, Красный Крест? — обиделся сгусток ультрамаринового дыма, демонстративно постучав прикладом автоматической винтовки по голубой каске.

— Была не была! — Махнув рукой на своенравного исполнителя желаний, я решился и влепил князю Торригону пощечину.

Рыцари недовольно заворчали, но нарушить прямой приказ не решились.

Ободренный их бездействием, я добавил красного цвета на вторую щеку стража императорского трона и прочих атрибутов власти. Затем подхватил бронированное тело под мышки и, дотащив до корыта, макнул головой в прохладную воду.

Судорожно дернувшись, князь с мычанием вытащил голову.

— Не стоит благодарности, — заверил я его, уклонившись от летящих во все стороны брызг. И ухватив за лапы лягушку, оторвал агрессивное земноводное от распухшего княжьего носа.

— У… — просипел князь, сверкая безумными глазами и протягивая руки к моей шее.

— Вам не полегчало? — спросил я, повторно макая его в корыто.

Вырвавшись, он вскочил на ноги и схватился за меч.

А зря. Все же Викториния весьма добрая девушка, хотя и принцесса, к тому же странно благоволит ко мне, я бы даже сказал — питает чрезмерно нежные чувства. Она решительно вклинилась между нами.

— Спасибо, детка, — искренне поблагодарил я ее, выбираясь из изрядно поломанных кустов смородины. В волосах листья, на руках царапины, и вся спина в красных разводах раздавленных ягод.

С помощью Седого Пантелея и пары бронированных молодчиков князя мы извлекли приближенную к самым верхам империи фигуру из воды, оторвали от изжеванного уха озверевший кулинарный деликатес французов и, вернув земноводное в естественную среду обитания, поставили Торригона Багрона на ноги.

Осторожно приблизившийся джинн вернул себе образ доброго старичка в застиранном и многократно заштопанном халате, с вековой мудростью в глазах. Он с интересом посмотрел на мокрого князя и задумчиво произнес, картавя и несколько коверкая слова:

— Нынче посол какой-то странный посол… наверное, соль положить забыли.

Несколько придя в себя, имперский князь откашлялся и, преклонив колено перед принцессой, обратился к настоятелю Забавицевского собора:

— Как страж меча, трона и Великой короны империи Евро требую выдать мне опасного преступника, назвавшегося Иваном и покусившегося на честь и достоинство принцессы империи Евро.

— Не покушался я на ее честь! — праведно возмутился я. Викториния обиженно фыркнула и повернулась ко мне задом. Им же слегка задев.

Пока я с помощью Ольги поднимался на ноги, Агата, холодно блестя голубыми глазами в прорези маски, ровным голосом сообщила:

— Иван Кошкин пришел на Яичницу с далеких звезд, чтобы призвать Великого дракона.

— Он?! — Имперского князя едва кондрашка не хватил. Он даже шлем себе на ногу уронил.

— Сокрушитель я, — заявил появившийся на пороге улюлюм. — Я… я… я…

— Да-да, — обрадовался Торригон Багрон, — вот он — будущий Сокрушитель. А этот самозванец. Его нужно выдать мне, с тем чтобы он предстал пред чистые очи императора земель и душ империи Евро. А охранницы…

— Раздевайся! — резко бросила Агата.

Это она мне?

— Быстро!!! — Оленька проворно задрала мне рубаху, обнажив живот, и ухватилась за шнуровку штанов.

В общем-то об этом я давно мечтал, вот только на свидетелей не рассчитывал, да и обстановка не располагает.

— Знак Великого дракона, — прошелестело по рядам рыцарей.

Из-за приоткрытых ставен донеслись смешки и неразборчивый шепот. Надеюсь, что поводом к смеху послужила растерянность самоуверенных имперцев, а не… ну, вы понимаете.

— Ты Сокрушитель? — буравя меня взглядом, спросил имперский князь Торригон Багрон, нервно сжимая рукоять меча.

Вот и настал конец моим радужным надеждам бросить все к чертовой бабушке и остаться в соборе с Оленькой, учить детишек математике, квантовой физике и вести кружок «Умелые руки». Джинна на полставки учителем литературы устроил бы… Но реальность своим тупорылым ботинком — бум! Дзинь! Как хрупки все-таки хрустальные замки, возводимые несбыточными мечтами и радужным самообманом.

— Да!

Вот и все. Назад хода нет. Теперь мой путь лежит к сердцу Яичницы — в гнездо Великого дракона, ныне ставшего обителью его расплодившихся сверх всякой меры паразитов, совершенно утративших к тому же страх.

— Если ты истинный Сокрушитель…

— Истинный я! — заявил Улюлюм, но его замечание проигнорировали. Хотя, с моей точки зрения, это вполне может быть правдой.

— …если истинный, то не мне судить твои поступки, на все воля Великого. Но если самозванец… все казни, применяемые в империи, милосерднее того, что ждет тебя в гнезде.

— Звучит многообещающе, — с беспечностью висельника усмехнулся я. Получилось натянуто. Надеюсь, присутствующие подумали, что у меня просто резкий приступ зубной боли…

ГЛАВА 28 Что посеешь — то и вылезет

Этой ночью мне снился рай всего из четырех составляющих: теплое море, горячий песок, холодное пиво и соответственно случаю облаченная Оленька. Намекну — купальников в этом мире пока не изобрели. И надеюсь, изобретут не скоро.

Разбуженный спозаранку, я впихнул в себя скромный завтрак и снова в путь-дорожку. Сегодняшний день обещает мало чем отличаться от вчерашнего. А весь вчерашний день я провел в седле вороного. Викториния несколько ревниво косилась, но попытку оседлать ее князь Торригон вряд ли воспринял бы положительно. Его либо кондратий хватил бы, либо он сам хватил бы меня первым подвернувшимся под руку тяжелым рубящим предметом. В этом плане валькирии более демократичны. Да и ехать верхом на оседланном коне оказалось много приятнее, нежели елозить по спине кобылы единорога. Сидишь себе, ноги в стременах, в руках уздечка…

— Неси, неси меня-а-а, мой вороно-о-ой, да по степи широкой-и-и, — затянул я.

Валькирии дружно вздохнули, имперский князь попридержал своего единорога, поспешно увеличив разделяющую нас дистанцию. Летящий на бреющем полете джинн резко заложил мертвую петлю и со свистом нырнул в свой кувшин. Оборвав сольный концерт, я сделал вид, что просто прочищал горло. Зато теперь я знаю способ загнать джинна в кувшин. А про то, что талант певца у меня зарыт, я знал и раньше, просто не догадывался, что так глубоко…

Вернулся из разведки Улюлюм и сообщил малоприятные для нашей спасательной экспедиции сведения:

— Прямо по курсу брошенное селение. Но там кто-то есть.

— Люди? — уточнил я.

— Возможно, когда-то они ими и были…

— Может, обойдем стороной? — без особой надежды на торжество здравого смысла предложил я, уже сожалея о поспешности нашего выезда. Ну что стоило обождать недельку-другую, пока соберется дружина витязя Триединого дракона, в которую войдут лучшие бойцы всех соборов. Со слов Оленьки, это два десятка отборных ратоборцев, специально обученных вести бой с превосходящими силами противника. Так нет же, решили выехать самостоятельно, пересечь зону отчуждения и Дикие пустоши, а затем подыскать наименее опасный проход в само логово паразитов. К этому времени и витязи подтянутся, дабы мы все вместе ударили по врагу, пробились к яйцу и избранник (хотелось бы верить, что я, да сомнения гложут) расколол скорлупу драконьего яйца и вернул в этот мир улетевшего творца Яичницы.

— Ты же Сокрушитель, — ехидно напомнил мне князь Торригон. — Вот и потряси нечисть. Разомнись перед настоящим делом.

— Я Сокрушитель! — заявил Улюлюм. — Я, а не он.

— Ты тоже можешь посокрушать. А мы тут обождем. — Наивный! Чтобы удержать Викторинию на расстоянии от меня, ее надо накачать по самые ноздри снотворным как это делали валькирии в храме дня Великого дракона и храме ночи Великого дракона. Так что в брошенное поселение мы въехали всей компанией. Два претендента на звание Сокрушителя, две валькирии, принцесса в образе единорога, имперский князь и возбужденно вауркающий Тихон. Ах да, совсем позабыл про джинна. Но он так сладко сопит у себя в кувшине, что будить его рука не поднимается. Сами справимся.

Пара десятков деревянных срубов обнесены высоким частоколом, в котором виднеются распахнутые настежь ворота.

— Гостеприимно, — заметил я, остановив коня. Поселение словно вымерло, нигде ни признака нечисти, которую заметил Улюлюм.

— Заманивают доверчивых путников, а потом… — сопровождая рассказ распутными телодвижениями, принялся стращать меня конкурент на доблестном поприще спасения этого мира.

— Не потом, — оборвал я его, — а сейчас.

— В каком смысле?

— В прямом. Будем считать, что они нас пригласили… вернее, заманили, — направляя коня в гостеприимно распахнутые ворота, пояснил я.

Стуча копытами по деревянному настилу площади, вороной вынес меня к сухому дереву, некогда росшему, а теперь памятником самому себе стоявшему в центре площади, раскинувшейся почти сразу за воротами. Приподнявшись в стременах, я осмотрелся:

— А вот и встречающая делегация.

Навстречу нам, не особо таясь, вышел рахитичного склада старик, держащий голову руками. В самом прямом смысле. Он держал ее вытянутыми перед собой руками, крепко ухватившись за лопушистые уши и как можно дальше отстранившись. Создается впечатление, что он брезгает коснуться грязных, взлохмаченных волос, в которых почти наверняка нашла приют не одна сотня прыгучих и прочих паразитов. Лучше держаться от него подальше — бритый череп мне не к лицу.

— Обнимемся же, братья, — предложил он. — И облобызаемся приветственно.

— В следующий раз, дедушка.

— Я настаиваю.

Вот же настырный… Так и голову потерять недолго. Всего-то дел — разжал на миг пальцы, она и закатится невесть куда. Ищи-свиши ее потом.

— А ты зубы чистил, объект мечтаний тимуровцев?! — проорал я, надеясь пробиться до столь отстраненного от телесного существования мозга если не доводами, то хотя бы интонацией.

Если летописцы нам не врут — а кому тогда еще верить? — то были случаи, когда голодных тигров смиряли мощью обращенного к ним слова. Но единственное слово, с которым возникает желание обратиться к дедку, при всей его эмоциональности и краткости, граничащей с талантом, в присутствии дам произносить неприлично. Так что меч из кольца я на всякий случай вытащил. Отполированное волнообразное лезвие грозно сверкнуло в солнечных лучах. На дедка это особого впечатления не произвело.

Улюлюм ограничился приведением в боевое положение бревна, раскрашенного в бело-черную полоску и заменяющего ему копье. То есть из положения перпендикулярно вверх в положение, близкое к горизонтальному, с легким креном острия, украшенного шелковыми вымпелами «а-ля передовик героического фронта» в сторону земли. Откашлившись, он прямолинейно спросил:

— А че, дед, странные вещи в вашем городишке случаются?

— Так кому и гром среди ясного неба странным кажется, — ответила голова, топорща лохматые усы и скрипя челюстями.

— А твари злобные появляются? — продолжал настойчиво допытываться рыцарь, игнорируя доносимый ветерком запах.

А он, то есть запах, с ненавязчивостью «Черемухи» сообщил о том, что, во-первых, так пахнуть нормальные твари божьи не могут, а во-вторых, что они никуда из поселения и не уходили. А теперь вот собираются вокруг. Видимо, горят желанием узнать свежие новости из большого мира, поскольку едва ли путники здесь частые гости. Возможно, за последнее время мы единственные такие идиоты…

— Вы первые, — ответил рыцарю старик созвучно моим мыслям.

— Я про злобных тварей спрашиваю, а ты…

— Так вы не злобные? — недоверчиво прищурился наш держащий в руках голову собеседник. И вздохнул. Как мне показалось, с некоторым разочарованием.

— Конечно нет.

— Все вы так говорите, а как только, так сразу.

— Что только? Что сразу?

— Сразу за оружие хватаетесь.

— Это исключительно в мирных целях, — заверил я деда, подмигивая Улюлюму, упорно не желавшему замечать крадущиеся в тени домов фигуры.

— Что с тобой? — удивился он. — Соринка в глаз попала? Вон пускай воительницы посмотрят, а то мало ли…

Махнув на Улюлюма рукой — что с героя возьмешь? — я опустил забрало и поднял меч. Компьютер послушно подстроил яркость светофильтров, увеличив контрастность окружающей среды.

Дедок плаксиво проскрипел:

— А говорили не злобные…

— Ты еще вспомни, кто за тебя замуж выйти обещал… — огрызнулся я, пытаясь определить численность противостоящего нам противника и его боеспособность.

Дедок крякнул растерянно, но промолчал. Зато Улюлюм, с брезгливой гримасой на лице отодвигаясь, выдал:

— Ты этого деда замуж звал?

Посмотрев на него, я невольно усомнился в наличии в его одержимой рыцарскими идеями голове мозгов, о чем и поинтересовался, не удержав сорвавшийся с языка вопрос:

— Ты идиот или просто часто головой на камни падал?

— Голова у меня крепкая, — горделиво сообщил Улюлюм.

Наш собеседник, оскорбленный потерей интереса к его колоритной фигуре, совершенно потерял голову, со сноровкой опытного баскетболиста метнув ее в нашем направлении.

— Ловлю! — выкрикнул Улюлюм, протягивая руку.

— Укусит! — предупредил его я.

Но он ее все равно поймал. А она его укусила. И весьма сильно, если судить по возникшей на его лице растерянности и посыпавшимся на землю осколкам зубов. Рукавицы-то на рыцаре не простые, а покрытые толстенными металлическими пластинами.

— У-у-у…

Завывающая голова с писком упала на землю аккуратным срезом на месте шеи вверх. Но вместо того чтобы покатиться по ней, как и положено всякой порядочной голове, потерявшей тело, она отскочила от присыпанной пылью и мусором проезжей части, на что указывает обилие отпечатков конских подков, словно баскетбольный мяч от игровой площадки, и попыталась ухватить рыцарского единорога за шею. Инстинктивно взмахнув мечом, я плашмя припечатал агрессивную голову по похожему на лопух уху. По ушам, имею в виду по нашим, ударил пронзительный визг. Длился он, впрочем, недолго. Голова с глухим стуком врезалась в бревенчатую стену придорожного трактира и, отскочив, сменила визг на боевой клич. Встретив атакующую голову острием копья, на которое она, примяв вымпелы, нанизалась, словно хорошо промаринованный ломоть свинины на шампур, Улюлюм не к месту поинтересовался:

— А почему ты спросил, не идиот ли я?

Пока я хлопал губами, пытаясь выдавить из себя связный ответ, размазанная по бревну голова вспыхнула ярким пламенем и осыпалась на землю жменей густой сажи.

— Что это было? — спросила Ольга, обнажая мечи.

— Не знаю.

Оставшийся без головы старик (а нечего было разбрасываться!), махнув рукой, отправился восвояси, непонятно каким чувством ориентируясь в пространстве. Ведь третий глаз расположен во лбу… или я что-то путаю?

Это послужило сигналом к массовой атаке скрывавшихся в тени противников, более молодых по возрасту, но столь же легкомысленно разбрасывающихся своими головами. Они дружно вышли из тени, окружив нашу группу непрерывным кольцом толщиной в два-три существа, и принялись метать в нас свои головы. Последние в полете умудрились не только щелкать зубами, но и визжать, выкрикивать воинственные призывы, хохотать и даже перебрасываться малозначительными репликами.

Некоторое время мы довольно успешно противостояли этой гудящей, словно рой рассерженных пчел, ораве разномастных голов. Мне они по большому счету совершенно не опасны, прокусить кольчугу работы древних мастеров им не под силу, разве что обслюнявят всего, словно пес породы боксер любимую резиновую игрушку. Неприятно, конечно, но… Не до жиру, быть бы живу. Имперскому князю Торригону и Улюлюму летающие головы тоже вреда причинить не смогут. Разве что ухватят последнего за голую пятку. Если не побрезгуют. Хуже всех пришлось Викторинии, в отличие от наших скакунов не защищенной даже седлом и мягкой попоной. Лишь вплетенная в гриву золотая нить, украшенная черными жемчужинами, составляла ее «гардероб».

— Вауррр!!! — грозно заявил Тихон, с азартом отвешивая лапами оплеухи всякой неразумной голове, оказавшейся в пределах досягаемости. А с его когтями следы подобной пощечины остаются навечно. Так что на его тело никто особо не покушался.

При кажущемся обилии доступных укусам мест на теле валькирий на самом деле подступиться к ним головы не могли. И лишь отчасти тому виной развевающийся за спиной плотный плащ и замысловатой конструкции доспехи. В бою они еще больше похожи на мифических валькирий: молниеносные, смертельно опасные и… прелестные. Так и всплывает в памяти «Полет валькирий» Вагнера.

Пошатнувшись от удара брошенной неизвестным недоброжелателем головы о шлем, я содрогнулся от омерзения, когда обладающий своеобразным юмором компьютерный мозг стократно увеличил зубы, проскрежетавшие по лицевому щитку.

— Какая гадость!

Поэтому следующий брошенный в меня снаряд я встретил ударом волнообразного клинка, с легкостью разделившего голову на две почти одинаковые половинки. Продолжая полет уже раздельно, они полыхнули огнем, обдав меня жаром, и осыпались на гриву вороного лохматыми хлопьями сажи. Оленька, проткнув очередного агрессора мечом, не успела достаточно быстро отбросить его прочь, и он, полыхнув, словно коктейль Молотова, припалил ей руку.

— Ну все, головастики, вы меня достали! — во всеуслышание заявил я. — Торри, сруби вон ту ветку.

Опешив от напора голов и моей наглости — видимо, раньше никто не сокращал имя имперского князя, — Торригон послушно срубил указанную ветвь. Получился приличный сук: сантиметров пяти толщиной, длиной в локоть и с ровным срезом градусов под сорок пять. В самый раз.

— Делай как я!

Ухватив за волосы пролетающую мимо голову с выпученными глазами и свесившимся набок языком, я прицелился и с силой метнул ее.

Приготовленный князем кол пришелся прямиком в раскрытый в протестующем крике рот. Вспышка. И по сухому древесному стволу скользят черные снежинки.

Продемонстрированный способ понравился всем. Видимо, в детстве они не наигрались в «Пирамидку». Помните? Такой пластмассовый стержень с блином-подставкой, на который необходимо нанизывать разноцветные кольца по мере уменьшения их наружного диаметра. Наша забава выглядит весьма похожей. Вот только головы мы по размеру не сортируем — берем первые подвернувшиеся. Да и отверстий в них для этой цели не предусмотрено. И собрать пирамидку нам не удастся. Они сгорают быстрее, чем мы успеваем нанизывать их.

— Моя очередь!

Брошенная мною голова столкнулась с товаркой, отправленной в последний полет Агатой. И в результате обе отлетели друг от друга, словно резиновые мячики, благополучно миновав кол.

— Так дело не пойдет, — заявил я. — Торри, сруби еще одну.

Имперский князь без пререканий ударил мечом.

— Девочки — на левый, мальчики — на правый. — Дело пошло резвее.

— Теперь мы с ними быстро справимся, — самоуверенно заявил я.

И, словно по мановению волшебной палочки, опьянение победой над врагом вдруг ушло, оставив подступающую исподволь усталость и растущее недоумение: «Откуда их столько?» Метателей всего-навсего сотня, а голов мы по самым скромным подсчетам сожгли едва ли меньше полусотни. Но ряды противников не редеют, хотя из их строя один за другим уходят ставшие в полной мере безголовыми существа. Им на смену спешат свежие головометатели.

— Чертовщина какая-то, — пробурчал я.

Их ряды непрерывно пополняются, но… почему тогда они не набросились все скопом? Странно это как-то. Не может же подкрепление идти с той же скоростью, что и убывание выбывших из схватки бойцов?

— Кажется, этого старика мы уже видели, — растерянно произнес Улюлюм, совмещая ловлю и нанизывание голов на острие копья с нанизыванием же, но без промежуточной стадии.

Сфокусировав взгляд на указанном рыцарем старике, я был вынужден признать, что таки да, тот самый. Вот только голова несколько отличается от предыдущей. И не в лучшую сторону.

— Что же это происходит?! — возмутился я. И, сунув руку в карман, потер крутой бок серебряного кувшина.

Высунувший было голову джинн поспешно нырнул обратно.

— Гидрометцентр выпадение голов не передавал, — донеслось оттуда.

— Может, слетаешь на разведку? — попросил я джинна. — Разузнаешь, откуда они берутся!

— Э-э-э не… Это без меня.

— Так, может, хотя бы защитный купол создашь?

— Если хорошо попросишь…

— Хорошо прошу.

— Ладно, создам. Но на это потребуется время.

— Сколько времени?

— Месяц. Если повезет, то, может, и недели в три управлюсь.

— Сколько?!

— А сколько ты думал? Нужно собрать генератор, а это совсем не просто. И источник питания мощный нужен. Пока отыщу урановые залежи, пока обогащу добытую руду…

— Можешь не продолжать… Извините, мадам. — Ухватив клацающую зубами голову за косу, я сморщился от обилия хлынувших на меня обвинений в дискриминации по половому признаку и, отстаивая мужское эго, насадил крикливую феминистку на сук. — Еще раз извиняюсь… А чем ты можешь помочь?

— Могу дух боевой поднять, — предложил джинн.

— Лучше подними камень побольше и припечатай одного из безголовых. Поглядим, что из сего выйдет?

— И не стыдно тебе над инвалидами насмехаться?

— А я над тобой и не насмехаюсь.

— Они голову на каждом шагу теря… Что ты сказал?

— Ничего.

— Но я же слышал?

— Тебе показалось.

Изображающая из себя бюст Котовского голова нагло проскользнула у меня между пальцами, пролетела сквозь джинна и укусила моего вороного за холку. Конь ощерился и попытался достать наглого спиногрыза зубами. Но тот пристроился так, что до него не дотянуться. Как любят говорить вампиры: «Глаз видит, а зуб неймет». Наклонившись, я сумел ухватить лысую голову, за ухо и, не слушая визга, нанизал на опаленный и местами дымящийся сук.

— Слышишь? — подняв указательный палец, поинтересовался джинн, во время всей возни с лысой головой сохранявший показательно невозмутимый вид.

Я прислушался. Посторонних звуков не наблюдается. Все так же засоряют эфир не классифицируемыми шумами летающие головы, пыхтит Улюлюм, сопит Торригон, рычит мой демон, фыркают кони и единороги…

— Ничего не слышу. А что?

— Это гудок к концу моего рабочего дня. Я иду отдыхать.

— Но…

— Попрошу не тревожить, — безапелляционно заявила фигура, сотканная из ультрамаринового дыма, и стремительно, словно шмаль в легкие наркомана, втянулась в кувшин. Извлечь его обратно будет не легче, чем выдавить тот же дым из кайфолова. Разве что при помощи асфальтоукладочного катка. Обиделся, что ли? В любом случае от джинна теперь помощи не дождешься — нечего и надеяться. Придется обойтись своими силами. Или, по крайней мере, силой Улюлюма. А вот мозгами работать придется мне. Да мне и не привыкать — я же не рыцарь.

— Ребятки, вы продержитесь немного без меня?

— По нужде отойти решил? — полюбопытствовала Агата, вогнав меня в краску. Хорошо, за лицевым щитком этого не видно. — Можно. Но поторопись… Ай! А то нас скоро съедят…

— Не съедят, — поспешил я успокоить ее и конкретизировал: — Хотя понадкусывать могут.

— Меньше слов, — попросила Оленька.

— Уже бегу, — спрыгнув со спины вороного, ответил я. На коне, конечно, быстрее, но едва ли метатели собственных голов — а я не видел, чтобы они бросались чужими, — так вот, метатели голов навряд ли позволили бы мне свободно разъезжать среди них. Стоит только выйти из-под прикрытия круговой обороны отряда, как они разом набросятся на меня. И некому будет спину прикрыть… Они и набросились. Но поскольку я, в отличие от моего вороного скакуна, надежно защищен доспехами, то и вреда особого мне причинить не могут. Тут как в футболе при пробитии штрафного сквозь стенку. Главное — защитить «ахиллесову пяту» любого защитника, поскольку если мяч попадет в нее, то этого не простит жена, а если же просто пропустить мяч в ворота, то этого не простят всего лишь болельщики. Их пускай и много, но они далеко, а жена… она ведь и маму припрячь к разборкам может. А кому это нужно?

Прикрываясь свободной от меча рукой, я настойчиво продвигаюсь вперед, время от времени зафутболивая летящую низко пародию на мяч ударом ноги за пределы игровой площадки.

— Эй! Размахнись, рука… — кричу я, стараясь психологически давить на обрушившихся на меня со всех сторон врагов. — Получи, гад, в ухо!

Рубить мечом опасно — вспыхивающие головы заживо испекут в кольчуге — поэтому бью плашмя. Волнообразное лезвие меча не ракетка для игры в бадминтон, ну так и головы не воланы, зато отлетают будь здоров…

— Уимблдонский турнир устроили? Сейчас поучаствуем… — Добравшись до первого ряда метателей голов, я, не прекращая наносить удары, лишь немного развернул лезвие.

Ближайший ко мне бомбардир развалился на две части.

— Сейчас я вам устрою…

Определиться с тем, как благозвучно назвать бойню, которую я на правах борцов за торжество человечества над паразитирующими формами жизни собирался устроить, мне не удалось. Корчившиеся на земле половинки метателя головы замерли и неожиданно взорвались, огненной волной сбив меня с ног.

Сквозь оглушенное и опаленное сознание прорезался девичий крик.

Попытавшись успокоить ее, я подавился кашлем и поэтому ограничился взмахом меча.

— Ай! — Какой-то гад наступил мне на ногу. Еще один пнул по ребрам. Я возмутился: — Бить лежачего?!

На противника мои укоры не произвели впечатления.

Откатившись в сторону, я поднялся на ноги и с неистовым криком врезался в строй головометателей, пройдя сквозь него, словно боевой таран через фанерную декорацию замковых ворот. С шумом, с треском, но почти без сопротивления. Если кто-то и попытался встать на пути, то закопченный лицевой щиток и навернувшиеся на глаза слезы не позволили мне различить этого смельчака. Но, кажется, под ногами что-то дергалось…

Продолжая движение, я чудом проскочил между двумя отстоящими на расстоянии немногим больше метра домами и, взбежав на возвышающийся за ними холм, остановился. Крушение плана «А» поставило меня перед необходимостью задействовать план «Б». Но на ум ничего не приходит, кроме пары-тройки выражений, начинающихся на эту букву.

Одно из них я и озвучил, когда земля под ногами с треском просела и разверзлась.

— Блин горелый!

Полет был коротким, а приземление мягким. С чавканьем погрузившись по пояс в слизкую массу, я невольно вдохнул.

— А… Фу…

Падение оказалось много милосерднее запаха, обрушившегося на мое обоняние. Лишь одна мысль посетила мой поникший разум: «Вляпался!»

То ли от резкого запаха, прочистившего мозги не хуже нашатыря, то ли из-за вернувшейся в результате высыхания слез способности видеть, но я смог осмотреться по сторонам.

Не видно ни зги. Наверное, дыру, в которую я провалился, засыпало. Не смертельно. Пока у меня есть меч и мозг. Задействуем разум. Не мой, а искусственный — компьютерный.

— Включи подсветку.

Что-то в динамиках хрюкнуло, пискнуло… Перед глазами замелькали зеленые и оранжевые разводы… Когда меня от них начало немного подташнивать — или в этом виноват запах? — картинка нормализовалась.

— Так-то лучше, — пробормотал я, старательно кося глазами вправо. При взрыве левую сторону забрала закоптило сильнее, почти до полной непрозрачности, вот и приходится смотреть на мир в несколько необычном ракурсе.

В метре перед моим носом дверь с огромным металлическим кольцом и толстым-толстым (Совсем как в рекламе, правда?) слоем мха. Ширина помещения метра два с небольшим, длина несколько больше, а высота меньше — я едва не касаюсь головой свода, увитого белесыми червями корневищ. Этакий уютный погребок, безусловно знававший лучшие времена. Заполняющая его на треть зловонная жижа, если судить по торчащим из однородной массы черным, но вполне еще узнаваемым кочерыжкам, не что иное, как остатки некогда огромного запаса капусты. Просто-таки пейзаж ада заячьего племени. И ни одной агрессивной головы. Правду говорят: с глаз долой — из сердца вон.

Дотянувшись до ручки, я ухватился за кольцо и потянул на себя.

Дверь даже не шелохнулась, зато насквозь проржавевший металл распался у меня в руке.

Не хотите по-хорошему?!

Переложив меч из руки в руку, я ударил бронированным кибернетическим кулаком по замшелой доске. Она с хрустом распалась на куски. В образовавшееся отверстие сперва проникла земля, а после повторного удара, расширившего отверстие и прорвавшего дерн — солнечный свет.

Выбравшись из подвала, я с облегчением заметил, что бой продолжается в прежнем стиле и составе. Головы летают, пытаются кусаться, а затем сгорают на одном из двух суков. Все без изменений. Вот разве что дерево местами начало дымиться весьма сильно, того и гляди вспыхнет. Нужно поспешить.

Чувствуя себя по пояс защищенным: толстый слой капустной гнили должен удержать головы от желания кусаться, я направился вслед обезглавленным врагам. Почему-то мне кажется, что, узнав тайну их отлучек, я найду способ победить…

Завернув за угол, я споткнулся и едва не упал.

— Бред! Такого не бывает…

Но глаза утверждают обратное: еще как бывает!

Квадратный участок земли в несколько соток, зажатый с трех сторон рядами домов, а с четвертой высоким островерхим забором, тщательно очищен от сорняков, разбит на ровные грядки и засажен… головами! Я же говорил — бред!

Подошедшие безголовые агрессоры, осторожно двигаясь по проложенным между грядок тропинкам, то и дело замирают у очередной торчащей из земли волосатой макушки. Опустившись на корточки, они принимаются ощупывать и выстукивать ее. Совсем как мы, выбирая арбуз, дыню или капусту. Наконец, отыскав удовлетворяющий их требованиям кочан, то бишь подходящую голову, они, решительно ухватив ее за ухо, переходящим из рук в руки серпом срезают и, отряхнув от земли, направляются прочь — воевать с моими друзьями.

«Это сколько же времени понадобится, чтобы их все взорвать?!» — потрясенно задумался я.

Сейчас прикинем на глаз. Поле метров двадцать на тридцать — итого шесть соток. На сотке приблизительно два десятка рядков по сорок голов в каждом. Выходит восемьсот огнеопасных кочанов на сотке. На шести получается, за вычетом уже собранных, больше четырех с половиной тысяч. Ой мамочки! При наших темпах — сотня в час, и это со свежими силами, — здесь работы на двое суток.

Возможно, окончи я не академию космической разведки и освоения новых территорий имени Белки и Стрелки, а какой-нибудь сельскохозяйственный институт, я бы и придумал, как загубить урожай голов на корню при помощи удобрений или пестицидов. Но… времени перековывать меч на орало у меня нет, поэтому воспользуемся тем, что есть. И как можно быстрее, пока идущие вереницей головометатели не обнаружили меня и не помешали моей партизанской деятельности.

Осторожно пробравшись в покосившийся сарай сквозь щель между приоткрытыми створами ворот, чтобы скрипом давно не смазанных петель не выдать себя, я быстренько провел ревизию. Выстроенные в ряд косы… Нет, против зарывшихся в землю по самые брови голов это изобретение человеческого гения малопригодно. А вот подвешенная под крышу борона: деревянный каркас с множеством острых металлических колышков с рабочей стороны и парой деревянных колес для транспортировки — это то, что агроном прописал. Надо только проредить зубья, а то потянуть ее силенок у меня не хватит.

Мы ведь, потенциальные спасатели Яичницы, народ какой? Решительный. Раз решили — сделаем непременно… если не передумаем. Но я передумывать не намерен.

— Урра-а-а!!! — От моего крика головы испуганно попытались зарыться обратно в землю, усиленно загребая ушами, но поздно.

Безголовые и те опешили. Не знаю уж, за какое стихийное бедствие они меня приняли, ведь рассмотреть не могли, но тоже поняли, что в этот мир пришла новая сила — сила интеллекта. И она не позволит разбрасываться головами направо и налево.

Мой план удался, так что свидетелей моего подвига не осталось.

Придется поведать все самому.

Значит, так…

Впереди словно ошпаренный несусь я, с легкостью заменяя тройку лошадок. И слышно меня издали, причем не только на слух, но и на запах. За мной, громыхая, словно тачанкаЧапая, с Петькой и Анкой у «максима», и подпрыгивая на кочках, несется борона. У края поля я отпустил веревку, удерживающую ее в приподнятом состоянии, в котором земли она касалась лишь колесами, и ринулся в бой.

Так и просится на бумагу фраза: «Закипел бой кровавый», но кровавого боя не получилось из-за специфики строения голов, которые при сильных повреждениях сгорают в огненной вспышке. Магия, наверное.

Я бегу, спотыкаясь и зарываясь пятками в обильно унавоженную землю, за спиной ухает, словно при артобстреле: в спину барабанят комья земли, пышет жаром, а вокруг такое слаженное многоголосье, что и Пятницкому не снилось. Вот только они все дружно держат одну-единственную ноту, но зато с таким воодушевлением:

— А-а-а!!!

На помощь головам бросились находящиеся рядом безголовые уроды. И спасибо Создателю за то, что они такие безголовые. Догадайся они сперва обзавестись головами, а уж затем бросаться всем скопом ловить меня, то мне пришел бы каюк раньше, чем я первую полосу пробороздил. А так, двигаясь исключительно между рядками, словно боясь наступить на голову, буде уцелела какая счастливица, они гуськом идут за мной, протягивая свои немытые руки и единственный серп.

Заложив на повороте резкий вираж, при этом едва не задев бороной забор, я помчался дальше, миновав нелепо пытающихся двигаться нога в ногу безмозглых преследователей. Наличие спинного мозга не считается, поскольку не он нам строить и жить помогает.

Может, заматерелым дачникам мой личный рекорд боронования шести соток за десять минут и покажется детской забавой, но я старался как мог. Поэтому, когда зубья, закончив последний ряд, загрузли в земле, у меня не осталось сил даже на то, чтобы сбросить опоясывающие меня крест-накрест лямки. Я просто перерезал их мечом и повернулся лицом к преследователям. Последних набралась уже приличная толпа.

— Так вот ты какая, слава? — хрипло рассмеялся я, покачиваясь на ветру.

Чьи-то обломанные ногти заскрежетали по кольчуге, чей-то кулак ударил в забрало, едва не сбив меня с ног.

Динамики разразились предостерегающими предупреждениями и просьбами покинуть агрессивную к человеческому организму зону, а также требованием немедленно связаться со специальными службами.

Пятясь под напором обрушившейся на меня ненависти, воплощаемой в тычки, оплеухи и прочее рукоприкладство, я отступал, пока не оказался в сарае, из которого позаимствовал борону.

Ряд кос навел меня на хорошую мысль. Настолько хорошую, что я приободрился и нашел в себе силы растолкать безмозглую нечисть и снять со стойки сельскохозяйственное орудие косаря.

— Нечисть… осилит… тот… кто… бьет, — бормотал я, проталкиваясь между противниками.

Чей-то кулак ощутимо ударил по шлему, в голове загудело, но я погасил инстинктивное желание ответить на выпад ударом волнообразного клинка. Одного раза хватило, чтобы желания играть с огнем не возникло.

Выпрямив лезвие косы, чтобы оно торчало вперед, словно острие пики, я побрел вдоль забора, выискивая подходящее место. Найдя таковое, я захватил с собой часть расколотого корыта и забился в узкий проем, образованный незначительно отстоящим от забора домом.

Обдирая плечами со стен мох, я пятился до тех пор, пока не стукнулся спиной в сложенные штабелями бревна. Это хорошо. Со спины никто не подступится. Уперев косу рукояткой в бревна, я направил все еще острое, несмотря на обилие червоточин ржавчины, лезвие в грудь первого из желающих добраться до меня безмозглых уродов. Он напоролся на сталь, но его это не остановило. Зато остановила перпендикулярная рукоять, предусмотренная на косе.

Опустившись на выступающий край одного из бревен, я прикрылся половинкой корыта, достававшего до середины груди, и прижал к нему косу. Для устойчивости.

Полыхнув взрывам, безголовый агрессор черными хлопьями сажи осыпался под ноги следующему по его стопам добровольцу.

Еще вспышка.

— Не напирайте, успеете все, — заверил я их и погрузился в полуобморочное состояние. Сознание наблюдает за происходящим, фиксирует его, но проделывает все это очень отстраненно, словно сторонний наблюдатель, которого ничто из творящегося вокруг безобразия не касается.

Когда поток самоуничтожающихся добровольцев иссяк, я не заметил. Из забытья меня вернуло восклицание Оленьки:

— Вот он!

Следом за ним донесся рокочущий голос Улюлюма:

— Пока мы сражались, он тут отсиживался. — После этого кто-то ойкнул.

— Все живы? — прохрипел я, с трудом выталкивая слова через пересохшую глотку.

И, получив утвердительный ответ, заснул. Горящая коса сама выпала из разжавшихся пальцев. Сверху свалилось дымящееся корыто.

А снилось мне теплое синее море, белый горячий песок, ряд заиндевевших бутылочек светлого «Жигулевского» и…

— А-а-а!!!

Да, покой мне только снится. И очень недолго…

ГЛАВА 29 Огромных размеров яйцо

— А-а-а!!!

От повторного крика Улюлюма, который просто не может вопить тихо, я проснулся окончательно и бесповоротно. В самом деле, богатырь он или кто?

Заснуть крики все равно не позволят, так что придется оставить сладкие грезы на нескорое потом. Вот вернется Великий дракон, тогда уж отоспимся.

Утопая по щиколотку в золе, я выбрался из ниши и полюбопытствовал насчет причины возникшего шума.

— Что, черт побери, случилось?

— Их два, — ответила Ольга, нервно сжимая рукоять меча.

— Кого два?

И тут я увидел двоих Улюлюмов, медленно идущих навстречу друг другу и поочередно испускающих оглушительные вопли. Мне разом стало дурно. И не усталость была тому виной. Просто единственное существо, способное принимать чужой облик, происходит из Обреченного мира и зовется перевертышем. Нашли-таки. И здесь достали…

— Который из них настоящий? — спросил я у валькирии.

— Не знаю… Что будем делать?

— Может, обоих свяжем, а там разберемся? — предложил я.

— Мы и с одним без крови не справились бы, а тут целых два.

— Не убивать же обоих, — неуверенно скривился я, прислонившись к стене в поисках дополнительной опоры. Ноги совсем не держат. Куда уж тут с перевертышем сражаться…

— А почему бы и нет? — обронила Ольга, и, выхватив пару метательных ножей, один за другим с силой бросила их.

Заскрипев кожей и железом, Улюлюмы рухнули на землю.

Я, захлопнув рот, чтобы не вылетело слово, которое назад не поймаешь, на подгибающихся ногах побрел к поверженным богатырям.

— А я смотрю, — подхватив меня под локоть, сообщила Ольга, — настоящий-то в дверях стоит и глазами от растерянности хлопает.

— Кто? — дернулся я, поворачиваясь к ней.

— Улюлюм. Да ты совсем перепачкался! Не видно, поди, ничего? Давай протру.

— Позже, — отмахнулся я, подняв забрало.

Скрипя рассохшимися досками, с крыльца ближайшего дома спустился еще один Улюлюм.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — жалобно попросил он, тряся обмотанной куском ткани рукой. — Стоило на миг отлучиться… набежали самозванцы.

Поверженные двойники начали бледнеть, выцветая, словно забытый на пляже журнал, и рассыпаться. Через несколько мгновений на месте их гибели остались две кучки светлого праха, частично притрушенные ими ножи Оленьки и черные кристаллы размером с пальчиковую батарейку.

— Это перевертыши, — сообщил я присутствующим. И с сомнением посмотрел сперва на свой меч, а затем на Улюлюма. — По моему следу таких три должно идти.

— По этим вот камням определил? — спросила зеленоглазая валькирия, убрав метательные ножи на место и указывая на кристаллы.

— Да.

— У Агаты такой же есть.

— Правда?

— Ага, — подтвердила охранница. — В сумке лежит.

— Откуда он у тебя?

— В горах один лучник вот так же распался, — нехотя ответила она.

— Какой лучник?

— Который тебя подстрелил.

— Ты его убила? — спросил я. — Впрочем, вопрос глупый. Иначе кристалл к тебе не попал бы… Но почему ты мне раньше не сказала?

— Я не думала, что кристалл имеет какое-то значение. Мало ли…

— А про то, что случилось у моста… — Я замялся, не зная как выразить словами то, что творится на сердце.

Избавившись от подозрений на ее счет, я испытал облегчение, но вместе с тем и чувство вины за беспочвенную подозрительность.

— А почему они на меня похожи? — вклинился Улюлюм. — Были…

— Они могут принимать любой облик, — ответил я. — Могли.

— А почему мой?

— Ты им показался самым достойным, — предположил я.

— А они ничего, — заметил претендент на роль спасителя Яичницы, — разбираются в людях.

— Ладно, давайте-ка убираться отсюда, а то меня уже воротит от запаха гари.

— Пошли, — поддержали меня валькирии.

И даже имперский князь, против обыкновения, согласился.

Лишь Улюлюм заметил:

— Воняет какой-то кислятиной…

Оставив за спиной поселение с ярко пылающим деревом в центре площади, мы через несколько километров нашли симпатичную лужайку, примостившуюся между речушкой, похожей скорее на ручей, и большим дубом, в густой тени которого было достаточно свежо и пахло приятно.

Выбравшись из прокопченного доспеха, я плашмя рухнул в воду, позволив воде самой смыть с меня грязь и пот. Холодные струи впились в обожженное тело, как клин клином вышибая из него боль от ожогов.

Выбравшись из ручья, я завернулся в покрывало и рухнул на подстилку из листвы.

Заверещав, из-под меня выскочил полосатый поросенок и, воспользовавшись всеобщей растерянностью, проворно умчался прочь.

— Ну вот, шашлыки упустили, — усмехнулась Оленька и, подсев ко мне, предложила: — Скушай кусочек мяса. Не свеженина, но все же…

— Не хочу, спасибо!

— Устал, бедненький. — Она погладила меня по голове. Улюлюм фыркнул.

— Цыц! — Агата отвесила ему затрещину и показала кулак.

— Да я… — Он со смущенным видом начал оправдываться жестами.

Она сунула ему ломоть вяленого мяса и бурдюк вина.

Зайдя со свободной стороны, на листья завалилась Викториния и прижалась ко мне спиной. Я проехался по сухой листве, сгребая ее в кучу, и невольно завалил на спину Ольгу. Она рассмеялась и, поцеловав меня в нос, прошептала на ухо:

— Ты сегодня спас нас всех.

— Так получилось… — смутился я и, зарывшись лицом в ее ладошки, заснул.

Где-то там далеко фрукал Тихон, хрустел Улюлюм и нежно мурлыкала мне на ухо колыбельную рыжеволосая валькирия.

На этот раз мои сновидения находились под надежной охраной.

Проснулся я под вечер, со счастливой улыбкой на устах и назойливым бурчанием в животе.

— В пути поешь, — сказал имперский князь Торригон.

— Хорошо. В путь.

Забравшись на вороного, хотя Викториния и намекнула недвусмысленно на готовность прокатить меня, я тронул поводья и запустил зубы в зажатую между двумя пластинами мяса пресную лепешку.

— Держи, — протягивая мне черный кристалл, сказала Агата. — Для полноты комплекта.

— Благодарю.

— Не за что.

— За все.

Улыбнувшись, она отъехала, оставив меня наедине с Оленькой. Это если не считать единорога женского пола императорских кровей и демона.

— А какое оно, небо твоей звезды?

Если вы думаете, что невозможно наполнить флиртом посвящение в основы мироздания, то вы заблуждаетесь. Я говорил о звездах, каждая из которых чье-то солнце, и рисовал на ее предплечье схемы, скользя пальцем по упругой и горячей коже. Рассказывая о Земле, о ее лесах и реках, дарил сорванный сорный, но красивый цветок. Вспомнив о полном неразгаданных тайн космосе, тонул в загадочной зелени ее бездонных глаз…

Остановившись у придорожного валуна, расписанного неизвестными сторонниками граффити под хохлому, я украдкой нацарапал острием меча на его боку сердце, пронзенное стрелой. Ничего умнее мне в голову не пришло. Но ведь это всего лишь символы — важнее то, что пытаешься

И ими выразить. Кажется, она их смысл поняла…

— Начинаются Дикие пустоши, — сообщила Агата, едва мы преодолели крутой подъем и остановились под яблоней. — На сегодня достаточно. Найдем полянку и разобьем лагерь.

Мне выпало охранять лагерь первым, и я всю свою смену как заведенный ходил дозором вокруг лагеря, взявши меч на плечо и не забывая подбрасывать в костер ветки.

За все время моего дежурства ничего не случилось, если не считать за происшествие визит какого-то оборванца, пытавшегося разжалобить меня историями про то, что он отстал от обоза, а сам-то не местный. Поэтому лучше накормить его, дать ночлег, девушку, чтобы постель согревала, а поутру выделить коня, да порезвее, и денег на обратную дорогу. Несмотря на восхищение его наглостью, я запустил в него комком земли и посоветовал впредь на глаза не попадаться.

Он обиделся и бросился на меня с кулаками. Но, получив в ухо, изменил свое мнение и, поспешно откланявшись, со всех ног бросился прочь от Тихона.

Последующие пять ночей, равно как и дней, прошли на удивление спокойно. А на шестой день мы выехали к скалистой гряде, отделяющей гнездо от всего остального мира.

Откинувшись в седле, я принялся изучать местность, где, если верить местным источникам, находится оплот главного всеяичницевского зла — драконьих паразитов.

— Сейчас посмотрим, — пробормотал я, при помощи способностей костюма подключаясь к орбитальным спутникам слежения. И как я раньше об этом не подумал?

Смотреть на Яичницу с небес мне уже доводилось, только это было ночью, и поэтому зрелище вышло не очень впечатляющим. Словно картинка темной стороны Луны через веб-камеру с орбитальной станции. А днем, при хорошей освещенности, да еще и развалившись на душистой траве… Лучше кинотеатра под открытым небом.

— Приблизить, — командую я компьютеру. Он послушно производит двукратное приближение. — Смести центр вправо. Еще. Вот. Немного вниз… Достаточно! Приблизь. Еще приблизь.

Белеющий в самом центре гнезда предмет увеличивается в размерах, позволяя более подробно рассмотреть себя.

— Это яйцо?! — невольно срывается с моих губ. — Обалдеть!

— Уточните команду.

Игнорируя просьбу компьютерного мозга, я хлопаю глазами, пытаясь прийти в себя. Представшее передо мной зрелище потрясает одновременно нереальностью и величием. Около какой-то многоэтажной постройки возвышается белое в золотую крапинку яйцо, рядом с которым она выглядит словно спичечный домик рядом с яйцом вымерших в доисторические времена динозавров. И оно, в смысле яйцо, действительно… яйцо, а не космический корабль, на что я до последнего момента надеялся.

— Ну и громадина!

— Уточните команду.

— Приблизить.

— Выполняю.

Яйцо сместилось в сторону, по большей части выехав за пределы видимости, зато строение, примостившееся к его крутому боку, стало различимо значительно лучше. Длинный прямоугольник пристройки, незамысловатостью своей конструкции выдающий его хозяйственное назначение. Пятиэтажный квадрат администрации с восьмиэтажными угловыми башенками, на сферической крыше каждой из которых сверкают квадраты солнечных батарей. А что еще может прийти на ум при виде обращенных в небо зеркал?

— Приблизить!

Изображение укрупнилось, и стали различимы бревна, которыми для повышения устойчивости обложено основание яйца.

— Что скажешь? — постучав пальцами по шлему, поинтересовался голос извне.

Бросив последний взгляд на яйцо и удостоверившись в отсутствии какой-либо активной жизнедеятельности, я скомандовал компьютеру: «Отключись!» — и опустил лицевой щиток.

— Ну?

— Оно такое огромное, — произнес я, — что мне даже страшно представить, кто его снес.

— Оно одно? — уточнил Улюлюм. Он, видимо, рассудил, что при наличии двух претендентов на должность Сокрушителя лучше обеспечить фронтом работ обоих.

— Одно.

— А…

— Паразитов я не видел.

— Но…

— Конечно, они могли и прятаться, — не стал я спорить. — Или вообще ведут ночную жизнь.

— Это как? — не понял Улюлюм.

— Кабак, девчонки, водка… — пояснил джинн, высунув свою наглую морду из кувшина.

— Это хорошо, — расплылся в улыбке мой конкурент.

Впрочем, на этой самой конкуренции я не особо настаиваю. Готов уступить славу за сущий бесценок: временный прокат дракона. Слетаю домой, разберусь с тетушкой, дабы более мне не вредила, и… Вернусь? Или останусь? Ведь там все блага цивилизации, работа, а здесь… Оленька.

— Это приятно, — вставил имперский князь. — Но для здоровья вредно.

— Понятно. Минздрав предупредил, — произнес я. — Буду осторожен.

— Так они что, ночью повылезают из своих нор? — уточнила Агата.

— Может быть. А может, они живут под землей, как кроты, и выбираются лишь для того, чтобы вершить свои гнусные дела.

— А какие гнусные дела вершат выползшие кроты? — тотчас заинтересовался Улюлюм.

— А я откуда знаю?

— Мало ли…

— Какие будут предложения? — поинтересовался я.

— По коням! — схватившись за меч, воскликнул Улюлюм.

— Перекусим? — внес лепту в обсуждение дальнейших действий Торригон Багрон.

— Нужно ждать дружину, — заявила Агата.

— Тебе решать, как поступить лучше, — прижавшись к моему боку, произнесла Оленька. Мне это нравится.

— Фрук? — ткнув носом в бок Викторинии, предложил Тихон. — Фрук-фрук-фрук…

— Лучше напасть и разбить яйцо, пока паразиты не подозревают о нашем присутствии, — уперся Улюлюм. — Боитесь? Я сам пойду!

— Подожди. — Я остановил его благородный порыв. — Хорошо. Предположим, ты прорвался к яйцу, разбил его, а дальше?

— А что дальше? Слава, уважение, признательность спасенных людей…

— Я так понимаю, что из яйца должен вылупиться цыпленок, но поскольку это драконье яйцо, то вылупится дракончик. Логично?

— Ну…

— А едва вылупившийся дракончик, пусть он и огромный, как Змей Горыныч в купе с Годзиллой, совершенно беззащитен, как и все новорожденные. А это значит, что некоторое время его нужно будет оберегать от опасностей. Я уж не говорю про то, что надо его кормить, менять подгузники, присыпать тальком попку и… и чего там еще делают с новорожденными драконами?

— Но Великий дракон прилетит уже взрослым, — начал было спорить растерявшийся от обилия доводов Улюлюм. — И все будет хорошо.

— Ага! И всем и вся… Чтобы вернуться из звездных далей — или куда там он улетел? — дракону понадобится время. И боюсь, не день и не два. И все это время нужно заботиться о дракончике. Но даже если из яйца вылупится сам Великий дракон, то, пока он придет в себя после стольких-то веков сна, пройдет довольно много времени, и его охраной нужно будет кому-то заниматься.

— Наверняка, — поддержал меня имперский князь.

— Пожалуй, — слезая с коня, сдался ретивый герой.

— Фрук? — продолжая гнуть свою линию, поинтересовался повзрослевший демон с планеты Ваурия.

— Такие дела, — произнес я, ставя точку в споре.

ГЛАВА 30 Цель близка, но недоступна

Я построил прибывшую к нам на подмогу дружину и, вспомнив учения и нашего ротного старшину, проорал в подражание ему:

— Здравия желаю, орлы! — Но вместо ожидаемого «ав!.. ав!..», в которое сливается ответное приветствие, молодцы замялись и вразнобой ответили в том плане, что здоровьем не обижены и впредь постараются его не подрывать сверх меры.

— Не посрамим отечества? — поинтересовался я, несколько потеряв нить происходящего.

— Уж мы постараемся, — заверили меня.

— Вот и ладно. — Я пожал плечами. — Значит, действовать будем так…

— Исполним все в точности, как повелите, батюшка сокрушительный воевода!

— Да погодите вы… — Я замахал руками, несколько растерявшись.

«И придумали же — „сокрушительный воевода“. Так и до разрушителя дойдут. А там и в историю с этим прозвищем войду. Иван-разрушитель. Да… О чем это я? Какая история?! Но ведь сам виноват. Нечего привередничать было: то мне витязь Триединого дракона не по нутру, то Иван-сокрушитель излишне напыщенно звучит. Вот ребятки и расстарались, придумали прозвище поскромнее, к народу поближе. Ну да уж ладно…»

— Завсегда готовы.

— Ведь я еще не сказал, что делать!

— Ить и не нужно ничего говорить, намекни токмо маленько, а ужо мы расстараемся.

— Хорошо. Намекаю. Будем бить супостата в хвост и в гриву. Но только если сам сунется. А соизволит вести себя тихо, и мы соответственно ответим на мирную инициативу: пройдем тихонько, организуем круговую оборону — но это только ради мира во всем мире, — яйцо расколем, дракончика окружим теплом и лаской и будем дожидаться подхода основных сил.

— Выполним, — пообещали бойцы. — Будем бить так, чтобы хвост к гриве прирастал. Ты главное, батюшка сокрушительный воевода, пальчиком в супостата ткни и скажи, когда начинать эту самую мирную инициативу.

Одного взгляда на их молодые добродушные лица хватит, чтобы понять: если эти сказали, то выполнят. В смысле срастят хвост с гривой.

При первом знакомстве каждый из них представлялся, но я даже не пытался запомнить их имена. Смысл? Я их в лицо не скоро научусь различать, уж больно похожи. Словно братья-близнецы или генетические дубли — клоны. Но представить себе двадцать одного близнеца я не могу даже теоретически. Люди все же не хомячки. А до клонирования наука в этом мире не скоро дойдет, если извне не будет вмешательства. Ей, науке в смысле, еще самой зародиться нужно. Ибо алхимиков-самоучек и знахарей-самородков если и можно отнести к ее предтечам, то очень далеким. И представить два десятка перевертышей сложновато… Так что своей схожестью они обязаны не столько близости генетического кода, сколько искусственному отбору, произведенному ведунами — настоятелями соборов Триединого дракона. Каждый из отобранных в отряд бойцов должен обладать определенными качествами: силой, ловкостью, мастерством владения оружием и сверхчеловеческой выносливостью.

Отсюда и одинаковые поджарые фигуры с широкими плечами (такая мне не снилась и при доступности специальных тренажеров), сильными руками (могу поспорить, они подковы гнут своими руками не хуже, чем я кибернетическим протезом) и крепкими ногами. Остальные индивидуальные черты фигур прекрасно скрываются одинаковыми камуфляжными куртками, штанами из оленьих шкур, высокими сапогами. И лица, как одно заросшие соломенными бородами, постриженными по последней моде. Лоб пересекает кожаная повязка, удерживающая непослушную копну волос в относительном порядке. Лишь глаза разнятся цветом. Единственный, чье имя я запомнил, — Макар. И то это заслуга скорее не его, а его подопечного, которого он повсюду гоняет поперед себя. И не подумайте, кто это теленок. Совсем наоборот, если так можно сказать… Макар в отряде что-то вроде кинолога, только вместо пса у него медведь. Топтыгой кличут. Две вещи могу про него сказать. Во-первых, он огромен. Поднявшись на задние лапы, Топтыга преспокойно положит передние мне на плеши, и дышать мне при этом придется ему в пуп. Во-вторых, Шон совершенно не похож на добродушного Винни-Пуха. Его отношения с Пятачком закончились бы спустя полчаса в желудке первого. Если бы мне понадобилось зачем-то угостить Топтыгу сухариком (сама мысль об этом кажется кошмаром), то иначе чем на лопате с двухметровой ручкой я бы его не протягивал. Вон, стоит… скалит пасть. А клыки-то сантиметров по десять. Таким даже усиленный киберпротез вместо мозговой косточки будет.

— Выдвигаемся!

Мы приблизились к внешней границе гнезда, о запрете на пересечение коей и одновременно о наказании за несоблюдение оного ненавязчиво напоминают человеческие скелеты, прибитые кольями к земле, и железный столбик с предупредительной надписью на неизвестном мне языке. О предупредительном характере пульсирующей желтой надписи я догадался самостоятельно по нарисованному под ней расколотому молнией черепу со светящимися красными глазницами, а компьютер подтвердил мое предположение, озвучив надпись как: «Закрытая зона. Не входи — убьет». Тихон подозрительно обнюхал столбик с предостерегающей надписью и по-собачьи поднял ногу. Это он у соседской болонки научился.

— Ваур! — сообщил Тихон с чувством исполненного долга и смело перепрыгнул через скелет.

Я не патологоанатом, чтобы по останкам установить причину смерти. Впрочем, скелеты — это скорее по части археологов. Но пробитые черепа и поломанные кости говорят сами за себя. Они взывают к отмщению.

Последовав за Тихоном, я обернулся на столбик, из трещин в котором потянуло дымком. Подсветка глаз и надпись мигнули и погасли.

От границы гнезда до драконьего яйца приблизительно десять километров открытой местности, на которой любой чужак будет виден, словно муха на подвенечном платье. С другой стороны, засада может быть в любом месте. На это времени у паразитов было предостаточно, если только они не побрезговали защитой из-за излишней уверенности в своих силах

Как оказалось, не побрезговали. Хотя и излишнего усердия не проявили.

Не прошли мы и двухсот метров, как слой щебенки перед нами зашевелился и из него выполз неизвестный науке монстр. Боюсь, что для науки он так и останется неизвестным, поскольку бравые молодцы из группы поддержки, не успел я моргнуть, разделали монстра под орех. Без суеты и спешки, но и не осторожничая чрезмерно. Я успел только рассмотреть трапециевидную голову с мощными челюстями, усаженными острыми металлическими зубьями, и погнутую бензопилу с частично сохранившейся надписью «Друж…»

Улюлюм разочарованно вздохнул — он не успел поучаствовать в схватке. Пока он опускал забрало и менял копье на меч, она закончилась. Теперь поднять забрало его никакая сила не заставит.

Еще сто метров. Зашелестел осыпающийся гравий, и из открывшегося хода один за другим начали выползать похожие на мертвецов уроды. Подувший ветерок донес их запах, и я понял, что ошибся относительно них. Они не похожи на мертвецов, они мертвецы и есть. Только оживленные черной магией некромантов. Не люблю некромантов! И это не только личное…

Улюлюм прокричал вызов и, наставив копье, пришпорил коня. Нанизав первого мертвяка, словно юный натуралист бабочку, наш герой не остановился на достигнутом, а ринулся на следующего. Когда на копье собралась весело дергающаяся компания из трех упырей, его конь протестующее заржал и остановился, отказываясь нести непосильный груз. Вероятный Сокрушитель оглянулся по сторонам и, не найдя более подходящего места, сунул мертвецов под нос Тихону. Последний брезгливо сморщил нос и попятился от сомнительного подарка, косясь на меня жалобным взглядом.

— Куси их, куси! — настойчиво потребовал Улюлюм. Мой демон пискнул и поспешил укрыться за моей не очень широкой спиной.

— Что это с ним? — удивился конкурирующий герой.

— А ты сам стал бы кусать подобное? — поинтересовался я, взмахом волнообразного лезвия очищая улюлюмовское копье от постороннего присутствия.

Вместо ответа Улюлюм отбросил освободившееся от лишнего груза копье и, выхватив меч, бросился за последним уцелевшим упырем, который проявил несвойственную его породе дальновидность и попытался укрыться в темной норе. Но ее достигла лишь его голова, с гулким звоном покатившаяся по металлическим ступеням.

Взбодренные бескровной победой, мы продолжили путь.

С похожим на черепаху танком — а где вы видели черепаху с навесными плитами брони на боках? — даже не пытавшимся произвести выстрел, а всего-навсего грозно рычашим и кивающим башней, мы возиться не стали. Топтыга походя подцепил его когтями под вислое брюхо и перевернул лапами вверх. Так все-таки это черепаха, похожая на танк?

Следующие пять километров принесли разочарование рвущемуся в бой Улюлюму и нехорошие предчувствия мне. Отсутствие сопротивления настораживает. Не может быть, чтобы проникнуть в святую святых Великого дракона — а нынче его паразитов — было столь легко. Мы уже сталкивались с ними, и даже поодиночке они были очень опасными противниками. А эти? Создается впечатление, что паразиты просто-напросто избавляются от мусора в доме. Просто так выбросить вроде как жалко, а так какая-никакая, даже если действительно никакая, польза.

Быстро разобравшись с парочкой огромных, но совершенно тупых пылесосов, мы немного задержались перед поднявшимся из земли ограждением из натянутой между столбами колючей сетки. И то только потому, что я вполне логично предположил, что по ней пропущен ток высокой частоты. Оказалось, что нет, хотя это и нелогично. Ну что ж, мы просто обрубили проволоку с одного пролета и продолжили путь к яйцу.

Высунувшийся из бутылки джинн подозрительно посмотрел по сторонам и вопросил:

— А где встречающие, цветы, приветственные речи и музыка?

— Организаторы время перепутали, вот накладка и вышла, — ответил я.

— Уволю! — заявил джинн, целиком выбираясь на свободу. Сегодня он одет в белые доспехи позднего Средневековья, маску хоккейного вратаря и остроносые тапочки.

Остаток пути мы преодолели спокойно, словно на вечерней прогулке. Ни тебе препятствий, ни попыток сопротивления… Полное равнодушие.

Подойдя к яйцу, мы дружно запрокинули головы, восхищенные его грандиозностью.

— Кто-то неслабо напрягся, чтобы снести это, — заметил джинн. Он начал стремительно увеличиваться в размерах, пока не стал вровень с яйцом, а затем осмотрел его со всех сторон и, вернувшись к нормальным габаритам, сообщил: — Поверхность целая. Попыток вскрыть не видно. Если кто-то и пытался его расколоть, то ничего у него не вышло.

— У меня выйдет, — заявил Улюлюм, спрыгнув с коня. Он приторочил к седлу копье, а сам, поплевав на руки, отправился покорять окружающий яйцо бурелом, служащий одновременно для придания устойчивости и для зашиты от земной сырости, которая, как известно, без регулярного использования «Блендамеда» размягчает скорлупу яйца. Мы на всякий случай немного отошли и выжидательно замерли.

Бом! Добравшийся до яйца Улюлюм обрушил на скорлупу меч.

Все замерли, чувствуя величие момента.

Ничего не изменилось. Скорлупа не треснула, изнутри на стук никто не реагирует. Бум! — повторяет попытку Улюлюм. На этот раз он взял меч двумя руками и ударил из-за головы.

— Ну…

Безрезультатно. Бум! Бум!

— С этим понятно, — оборачиваясь к строению, произнес я. — Давайте обследуем здание, перекусим, а потом займемся поисками подходов к яйцу.

— А он? — спросила Агата, кивнув на Улюлюма, обрушивающего удар за ударом на незыблемую, как скала, скорлупу яйца.

— Пускай его… Просто будем держать в поле зрения.

— Правильно, — поддержал меня джинн. — Чем бы герой ни тешился, лишь бы мечом в зубах не колупался.

Относительно строения мои предположения оправдались. В квадратной пятиэтажке расположены административные помещения, в башнях — жилой сектор, нынче совершенно пустой. А длинная пристройка оказалась совершенно пустым ангаром с расчерченными под парковку летательных аппаратов площадками.

Оставив группу из десяти бойцов присматривать за пытающимся прорубиться к славе Улюлюмом, я назначил остальных ответственными за своевременное приготовление пищи. А сам в сопровождении валькирий, Тихона, джинна и Викторинии с неотлучно следующим за ней императорским князем отправился изучать административную часть строения. Может, найду бумаги, которые прольют свет на происходящее вокруг.

Бегло осмотрев помещения первого этажа, мы не обнаружили ничего интересного, если не считать надписи на стене туалета, показавшей: кто бы ее ни сделал — он близок нам. Всей глубины мысли я не понял, а компьютер отказался пояснять, сославшись на отсутствие в базе данных информации про древних и про их психологию, но что-то в этой надписи есть. На стене начертано: «Весь мир — огромная тюрьма. Лишь здесь свобода! Выбор за тобой».

— Какой выбор? — поинтересовалась Оленька, зачарованно рассматривая корявые буквы.

— Не знаю.

— Это написали паразиты?

— Кто его теперь знает…

— Но не Великий дракон?

— Вот он уж точно в этом не участвовал… Ладно. Пошли, осмотрим второй этаж.

— Пошли.

Потратив некоторое время на изучение непонятной конструкции, в которой я усмотрел аналог лифта, я попробовал заставить его функционировать, но безуспешно. Не уверен, что, распахни лифт приветственно двери и замурлычь ласково сервомоторами, я решился бы им воспользоваться, но попытаться определить его работоспособность стоило. Поочередно нажав на все кнопочки, переставив все рычажки из одного положения в другое, я разочарованно вздохнул:

— Не работает.

— Без молотка и пол-литра не починить, — поддакнул джинн. И, просунув голову в дверной стык, так же разочарованно вздохнул.

— Что там? — заинтересовались мы.

— Бу… бу… бу…

— Что-что?

— Ничего не видно, — сообщил разумный сгусток дыма, вытянув голову из лифта. — Освещение не работает.

— Ладно. Облегчения труда героев не предвидится, потопали ножками.

— А это поможет? — удивился князь Торригон. — Если мы ногами потопаем?

— Конечно, — уверил его джинн. — Это стимулирует приток крови к коре головного мозга и как следствие усиливает мозговую деятельность.

Имперский князь с сомнением посмотрел на ультрамаринового рыцаря в белых доспехах и мягких тапочках, словно сомневаясь, что будет лучше: попрыгать или ударить мечом. Здравый смысл победил, и он молча последовал за мной, громыхая железными пятками по ступеням.

Выглянув в окно на лестничной площадке, я удостоверился в том, что все заняты своими делами: Улюлюм — попытками прорубиться сквозь скорлупу, остальные — его охраной и готовкой пищи.

— Что это?

— Это монитор, — посмотрев в направлении, указанном Ольгой, пояснил я. И замер, словно громом пораженный идеей.

Шедшая за мной по пятам Викториния остановиться не успела.

— А-а-а… — Раскинув руки, я пролетел метра два, отделявшие меня от закрытой двери, и вместе с последней рухнул на стеллажи, заставленные металлическими коробками.

Терзаемая муками раскаяния за свою нерасторопность, кобылица единорога поспешила мне на помощь. Она ухватилась зубами за мою пятку и выдернула меня из-под завала.

— Спасибо! — поблагодарил я ее.

— Пр-р-р… — ответила она. Что должно было означать приблизительно следующее: не стоит благодарности.

— А ты чего замер, словно призрак тещи увидел? — поинтересовался джинн, прервав визуальное изучение металлических коробок.

— И совсем я ему не тесся — обиженно заявил призрак в звериных шкурах, выбираясь из-под стола, под которым прятался от наших глаз.

— Он неопасный, — успокоил я напрягшегося Торригона.

— Это посему я неопасный? — прошепелявил призрак. — Я узась какой опасный… Месь велни.

— Дался тебе этот меч. Ты ведь к нему прикоснуться даже не можешь.

— Такое накасание за доблоту мою и ласку. — Он пустил слезу, размазывая ее по щекам замусоленным топорищем.

— Ласковый ты наш, — скривился я. — А кто меня убить пытался?

— Так не со сла се… Только лати тела.

— Какого тела? — не поняла Агата.

— Та не тела, а т-тела.

— Дела, что ли? — сообразил я.

— Ну плавильно. Лати тела. Сесяс я вам лассказу свою истолию.

— Только не это, — взмолился я. — Сперва к логопеду, а потом история твоей жизни.

— К-кута? — заикаясь, прошамкал беззубый призрак.

— Эй, джинн!

— А что, как только, так сразу джинн? — тотчас полез в бутылку ее вечный раб. — Я крайний, да?!

— А кто еще справится с таким сложным заданием? — как мне казалось, тонко польстил я ультрамариновому духу.

Джинн снял с головы вратарский шлем и, засунув его в карман, буркнул:

— Стоматолог.

Агата с Оленькой дружно покраснели. «И чего такого он сказал?» — удивился я. Но вслух воскликнул:

— Вот тебе и карты в руки.

Джинн вздохнул, засунул пальцы за нарукавник и извлек оттуда трефового туза.

— Еще, — попросил я.

Он не стал спорить и достал восьмерку.

— Теперь себе, — потребовал я.

Присутствующие, затаив дыхание, наблюдали за развивающимся на их глазах действом.

— Семерка, — сообщил джинн, продемонстрировав соответствующую карту бубновой масти.

— Мало, — произнес я.

— Знаю. — И он вытянул даму пик. За ней последовали два короля.

— Тяни, — подбодрил его я.

— Валет либо дама, — пробормотал джинн, засовывая в нарукавник пальцы.

— Только не мухлевать, — предупредил я его.

— Я философ, — гордо ответил джинн, доставая червовую даму, — а не шулер.

— А почему это у вашей дамы паранджа на лице? — подозрительно спросил я, не найдя, к чему еще придраться.

— По религиозным соображениям, — ответил джинн. Но проделал это как-то очень поспешно и нервно. Он все же действительно не шулер.

— Эй, Гульчитай, — постучав пальцем по ламинированной поверхности, улыбнулся я. — Покажи личико.

Червовая дама стрельнула глазками и отрицательно покачала головой.

— Она не хочет, — озвучил ее жест джинн.

— Так сделай, чтобы захотела.

— Я что, извращенец?! — набычился ультрамариновый раб сосуда.

— Руки по швам!!!

От моего крика все присутствующие вытянулись во фрунт. Один джинн растерянно заморгал. Что с него возьмешь? Философ…

— А чего это у твоей дамы морда бородатая? — вкрадчиво поинтересовался я. — Перебор у тебя, братец… Так что смени доспехи на медицинский халат, и вперед.

Джинн поник головой, но крыть было нечем. Разве что матом, но он ведь философ. Поэтому, сменив одеяние, дух повернулся к несчастному беззубому призраку и с самой зверской миной на обычно добродушном лице продемонстрировал бормашину.

Призрак умудрился позеленеть даже сквозь слой покрывавшей его лицо грязи и попытался убежать.

Я проворно ткнул мечом в пол и подставил обретшему материальность призраку подножку. Угрызений совести при этом я не испытал. Во-первых, это для его же блага, поскольку все проблемы из-за непонимания между людьми. И во-вторых, эта беззубая скотина пыталась убить меня. И не раз…

Подняться он уже не успел — налетевший словно вихрь джинн по всем правилам первобытной анестезиологии произвел обезболивание посредством опускания на макушку пациента обитого кожей деревянного молотка, и принялся за работу.

— Давайте исследуем следующий этаж, — предложил я.

— Но мы здесь еще не все осмотрели, — заметил имперский князь Торригон Багрон.

— Успеем.

— Но…

— Ты хочешь оказаться рядом с призраком, когда действие анестезии закончится? — напрямую спросил я.

— Он же призрак, — пожал плечами князь. — Даже покусать не сможет.

— А крик?

— Ладно. Чего ждать? Пошли смотреть выше. — Бросив дежурный взгляд на неустанно трудящегося Улюлюма, я вспомнил, что заставило меня столь резко и необдуманно остановиться. Компьютеры. Если я смогу подключиться к ним, то…

Но искусственный интеллект со свойственной ему безжалостной прямолинейностью разбил мои надежды в пух и прах. Дескать, здешняя система совершенно автономна и подключиться к ней возможно лишь через специальный порт, которым костюм не оснащен.

— А еще в хакеров играешь, — укорил его я.

— А мы орден самодостаточных хакеров, — прозвучало в ответ.

Моя челюсть отвисла: «Куда мир катится?» И как отвисла, так и не успела вернуться на место, вторично опустившись с половины пути наверх от представшего пред моими глазами зрелища.

Весь третий этаж представлял собой одно просторное помещение, по спирали заставленное вертикальными камерами глубокой заморозки. Их здесь было больше сотни — стеклянных цилиндрических труб метрового диаметра, выходивших из прямоугольных оснований, начиненных электроникой и источниками бесперебойного питания и заканчивавшихся полукруглыми крышками. И среди них, насколько я мог видеть, не было ни одного пустого. Все были заполнены бледно-розовым гелем, сквозь который виднелись замершие в самых нелепых позах люди.

— Они мертвы? — поинтересовалась Оленька.

— А не нападут? — добавила Агата.

— Не нападут, — успокоил я их. Кто бы меня успокоил… А причин для беспокойства предостаточно. Откуда на этой забытой богом и Великим драконом планете корабельные камеры длительной заморозки, произведенные на Земле? Кто заморожен в них? И главное: кто их заморозил? Причем судя по состоянию «отморозков», их заморозили против их воли и без соблюдения элементарных правил замораживания.

Задумчиво прохаживаясь вдоль камер, я заглядываю в перекошенные лица, пытаясь проникнуть в окружающую их присутствие здесь тайну.

На очередном лице мой взгляд невольно задерживается. Оно кажется знакомым!

Узнавание обрушивается на меня, словно молот Тора на ползущего по стене таракана. С губ моих срывается жалобный писк, в котором почти невозможно узнать истерический вопль:

— А-а-а!!!

ГЛАВА 31 За стеклом

— Ты уверен? — наверное, в сотый раз спросила Оленька. — Может, они просто похожи?

— Уверен.

— Повнимательнее присмотрись — может, с перепуга показалось.

— Уже смотрел. Ничего не показалось. Это моя тетушка.

— А ты все же еще раз посмотри.

— Да я уже раз десять смотрел!

— Тебе трудно?

— Нет. Просто каждый раз мороз до костей пробирает.

— Соберись, с духом и посмотри.

Не имея ни сил, ни желания спорить с рыжеволосой валькирией, я послушно встал, подошел к камере глубокой заморозки и поднял глаза.

— А-а-а!

— Ты чего кричишь, неужели так страшно?

— Страшно, — признался я.

Уняв дрожь, я отвернулся от перекошенного лица, невидяще смотревшего на меня сквозь слой розоватого геля.

— А-а-а!!!

— Ой! — От неожиданности Оленька выхватила мечи. — А теперь почему орешь? Еще страшнее стало?

— Я не кричал…

— А кто?

— А-а-а!!! — донеслось снизу.

Мы рванулись к выходу, но не успели сделать и двух шагов, как из пола высунулась голова призрака. Следом за ней оттуда же высунулась длинная рука ультрамаринового цвета и ухватила призрака за волосы. Исторгнув очередной вопль, голова исчезла, подбадриваемая рывком за сальные волосы и добродушным приговариванием джинна:

— Ну куда ты бежишь, неразумный… Сейчас доктор тебя по головке погладит… Конечно, молоточком. Чем же еще? Вай! Да не дергайся ты так! Куда?! Стоять! Ай! У-у-у… Идиот! Из-за тебя я себя по пальцу ударил. На тебе! На тебе! На… Успокоился? Ты хоть дышишь? Вроде сопишь. Ну и ладненько. Продолжим.

Успокоившись, мы решили выйти на улицу, поделиться добытыми во время осмотра скудными сведениями и перекусить. Может, Улюлюм хоть на полчаса даст отдых себе и нашим ушам, на которые монотонный грохот производит не самое приятное действие. Вот подкрепится, тогда и возьмется с новыми силами за свершение трудового подвига. Оставив джинна осваивать новую для него специальность призрачного дантиста, мы вышли на площадь и первым делом поинтересовались у суетящихся у костра бойцов, готов ли обед. Оказалось, что нет, поскольку уже время ужина, который будет готов через полчаса. Посоветовавшись со своим желудком, я пришел к выводу, что существенной разницы, что поглощать: обед или ужин, для нас нет. Тем более что поджариваемое на вертеле мясо очень аппетитно пахло и потрескивало горячим жиром. Как бы вся окрестная нечисть не пожаловала к нам в гости выяснять: что это тут так вкусно пахнет? Да и квартиранты могут вернуться: «Кто-кто съел мой пончик? Кто-кто сходил в мой горшок?» Они ведь паразиты, не к трапезе будет сказано.

Коротая время до ужина, мы присоединились к скучавшим у подножия яйца ратоборцам и, задрав головы, поинтересовались у Улюлюма, нет ли успехов.

— Помаленьку, — вытерев вспотевший лоб, ответил он.

— Так, может, передохнешь? Там ужин зреет… Спускайся!

— Если ужин, — пробормотал рыцарь, засовывая меч в ножны и проворно спускаясь вниз, — можно прерваться.

— Трещина уже большая? — поинтересовался я, едва он ступил на землю.

— А что? — насторожился Улюлюм. — На готовое хочешь прийти?

— Нет. Только чем мечом стучать, можно колышков из веток нарубить да, молотком в трещину вгоняя, расклинить. Все быстрее будет. А то и в ангаре поискать. Должно же там зубило быть?

— Сам справлюсь, — отмахнулся Улюлюм. — Без ненужных советов всяких выскочек и самозванцев.

— Как знаешь. — Чувствуя себя обиженным, я отвернулся.

— Помолчал бы уж! — прикрикнула на него Агата.

— Прошу к костру, отужинаем, — позвал Макар. Это тот соборовец, который медведя везде с собой водит.

Получив свою пресную лепешку с солидным ломтем мяса, я присел на подтащенное к костру бревно и с аппетитом вонзил зубы в обжигающе горячую мякоть.

На некоторое время все звуки в окрестностях потонули в дружном чавканье.

Запивая снедь травяным чаем из пущенной по кругу фляги, я с удивлением отметил, что чувствую себя на своем месте, а не просто залетным иномирянином на чужом празднике жизни, который здесь лишь случайно, до первой оказии.

Первым поднялся Улюлюм. Прихватив с собой мяса, он почти бегом бросился к яйцу. Долбить… долбить… и еще раз долбить! Если в окрестностях водятся дятлы, то они либо удавятся от зависти, либо, отстаивая честь красноголового племени, начнут дружно дырявить железобетонные столбы электропередач. А если таковых не отыщут, то, боюсь даже предположить, на какие отчаянные шаги их толкнет заразительный пример рыцаря.

— А вы, батюшка сокрушительный воевода, когда намереваетесь приступить к выполнению героической миссии? — поинтересовался один из бойцов.

Я пожал плечами:

— Может быть, завтра. Сперва надобно осмотреться, изучить окрестности и разобраться с паразитами.

— Так их же нет.

— Вот именно — нет. А должны быть.

— А где они тогда?

— Может, разбежались в ужасе от наших решительных лиц…

— Ну, так сильно напугать их своим лицом лишь вы, батюшка сокрушительный воевода, могли, — тонко польстил один из бородачей.

Я растерянно заморгал глазами, силясь понять — это он так пошутил или на полном серьезе считает, что я своей давно не бритой мордой с фиолетовыми следами недавней потасовки с головометателями способен внушить ужас.

Так и не придя к определенному выводу, я встал, все же взяв на заметку необходимость побриться.

На втором этаже, куда я поднялся, беззубого призрака и джинна не было. Ну, с первым-то все понятно. Если он вырвался из рук ультрамаринового стоматолога, то бежал куда глаза глядят, и бежать будет, покуда в изнеможении не свалится. А вот где джинн? Я не видел, чтобы он возвращался в свой кувшин. На всякий случай достав последний из кармана пиджака, который благодаря обилию выпавших на его долю испытаний превратился в безрукавку, я перевернул его вверх дном и потряс. На пол ничего не упало.

— Здесь его нет. Тихон, ищи!

— Ваур? — прищурил правый глаз мой демон. Поняв, что искать что-либо, кроме путей к сердцу Викторинии, Тихон не намерен, я махнул на эту затею рукой. Вернется, никуда он от кувшина не денется.

— Куда теперь? — спросил имперский князь.

— Нам выше.

Преодолев еще один лестничный пролет, я с тяжелым сердцем остановился перед мерцающими камерами глубокой заморозки.

Присутствие в одной из них моей родной тетки совершенно не укладывается в голове. Как? Откуда? Ничего не понимаю. И даже не могу предложить сколь-нибудь вероятной версии.

— Расскажи мне все, — присаживаясь на корточки рядом со мной, попросила Оленька.

— Давай, поделись, — поддержала ее Агата. Викториния потерлась рогом о мое плечо и влажно фыркнула в ухо.

— Ладно. Про детские годы расскажу в другой раз, если будут желающие, а относящиеся к моему появлению на Яичнице события начались приблизительно год назад. Они-то, может, зрели уже давно, но первый звоночек прозвенел в моем мозгу приблизительно в то время. Это я сейчас, вспоминая, понимаю, что приход тетушки с предложением передать ей за щедрое вознаграждение должность наследного Хранителя портала был предвестником дальнейших событий. А тогда просто неприятно удивился и постарался забыть. Наверное, зря. Или, может, нет? Это позволило еще полгода оставаться в счастливом неведении. Затем случилось первое покушение. Нанятые ею бандиты подбросили в двигатель моего автомобиля гремлина. Это такие существа, которые обожают ломать механизмы. Какие-то умники утверждают, что их вывел неизвестный алхимик-луддит во время бунта против машин. Но мне в это верится с трудом. Уж очень они живучие для искусственной жизни… Так вот. Этот гремлин чего-то испортил в машине, и на одном из поворотов она перестала слушаться руля и вылетела с дороги. На мое счастье, случилось это на берегу реки, куда я отправился на выходные, так что машина свалилась в воду, а не столкнулась со встречной.

— А этого… гремлина, поймали? — поинтересовался имперский князь.

— Машина же в воду попала. А в воде они гибнут очень быстро, растворяясь бесследно. Это уже после повторного покушения, когда стало понятно, что дело не в случайности, а кто-то сознательно ведет охоту на меня, я потребовал провести полное обследование машины. Вот тогда-то по некоторым косвенным свидетельствам эксперты установили злой умысел… Второе покушение носило несколько иной характер. Спустя месяц после аварии на меня напало ожившее чучело саблезубого зайца с какой-то богом забытой планеты, выставленное для красоты на верхней лестничной площадке дома, в котором я проживаю. На этот раз меня спасло банальное везение. В момент его прыжка я успел закрыть горло рукой. Пасть саблезубого зайца захлопнулась словно капкан, дробя кости и разрывая мышцы. Не соображая от боли, что делаю, я взмахнул рукой, пытаясь стряхнуть его. И мне это удалось. Саблезубые зайцы небольшие, а чучело и того меньше, поэтому от моего движения его отбросило в окно, выбив которое, он вылетел на улицу и закончил полет на кованых пиках оградки. Только с собой он прихватил кисть моей правой руки.

— Новая отросла? — недоверчиво спросил Торригон.

— Протез вживили. Но это не так важно. Главное, что в больницу, якобы проведать, наведалась тетушка, которая повторила предложение передать ей права на портал. Я отказался. Тогда она заявила, что в таком случае вынуждена будет решить это разногласие другими методами.

— Какими?

— Хранитель портала — это наследственная должность, и в случае моей смерти она автоматически переходит к ближайшему родственнику, коим и является тетушка. Тогда-то она и сообщила, что и не надеялась на мое благоразумие и поэтому уже пыталась самостоятельно решить проблему моего существования, оживив саблезубого зайца, но теперь для гарантии результата пустит по моему следу тройку перевертышей.

— Это тех, у которых черные кристаллы внутри и которые превращаются в «улюлюмов»?

— Они самые. Только облик они могут принять чей угодно.

— А дальше?

— Дальше? Дальше я собрал все свои деньги и пошел нанимать джинна.

— Зачем?

— Они лучшие в мире убийцы, — пояснил я.

— Что-то не верится.

— Просто мне бракованный экземпляр попался. Пацифист доморощенный! И он вместо убийства тетки перебросил меня сюда, куда перевертыши не должны были добраться.

— Ты жалеешь? — тихо спросила Оленька.

— О чем?

— Что он не смог убить и ты попал сюда.

— Сперва очень злился, — признался я. — Но теперь… — Следующего вопроса она не задала. Я сам его себе задал:

«Собираюсь ли я вернуться в свой мир?» Но так и не найдя на него ответа, пообещал себе подумать над ним позже, когда придет время. Наверное, поэтому Оленька его и не задала.

— Теперь-то она тебе не страшна, — произнес князь Торригон, кивнув в сторону замороженной тетушки.

— Не страшна. Хотя как взгляну, так и вздрогну… Но как она здесь оказалась?

— Да не все ли равно?

— Такие вещи не случаются сами по себе, кто-то за этим стоит. И меня интересует: кто? И чего он добивается?

— Жаль, у нее спросить нельзя, — вздохнула Оленька, сверкая своими зелеными глазищами. — Мне бы она все рассказала. И за все заплатила.

— Можно, — криво ухмыльнувшись, заявил я.

— А как?

— Можно разморозить и спросить. Но боязно…

— Пускай только в твою сторону криво глянет, — положив руку на рукоять меча, тряхнула золотой гривой моя валькирия.

— И то дело, — поддержал ее имперский князь. — Расспросим ее, дабы ты успокоился и приступил к выполнению своего предназначения. А то от грохота Улюлюма у меня голова болеть начала.

— Дело в том, что она некромант. И очень сильный, если смогла оживить не просто труп, а чучело давно погибшего существа.

— Здесь чучел нет.

— Зато есть вещи пострашнее… Да и некромант не только оживлять умеет, но и многое другое. Кстати, совсем запамятовал. На Яичнице магия действует неправильно, так что не возьмусь предположить, чего она может наколдовать.

— А как колдуют? — заинтересовалась Агата.

— По-разному. Читая заклинания, жестикулируя руками, используя магические средства, да мало ли…

— Но на все это нужно время и специальные движения? — уточнила голубоглазая валькирия. — Незаметно колдовать можно или нет?

— Если внимательно смотреть, то заметишь.

— А помешать можно?

— Можно, — поняв, к чему она клонит, подтвердил я. — Кулаком по голове — и все колдовство из мозгов повыскакивает.

— Это я могу организовать, ты только моргни, — потирая руки, заявил имперский князь. — Пошли спрашивать.

Я остановил его:

— Не так быстро. Размораживание займет несколько часов. Я сейчас активирую будильник, а завтра сможем пообщаться.

Подняв защитную панель с пульта управления, я нажал зеленую кнопку и услышал, как заурчали компрессоры, нагнетая в гель кислород.

Пока мы разговаривали, на улице сильно потемнело, и основным освещением третьего этажа стало довольно яркое свечение геля в камерах глубокой заморозки.

— Ночевать будем здесь, — решил я. — Зовите остальных, пускай поднимаются. И не забудьте на всякий случай дверь забаррикадировать. А я пойду джинна поищу.

Спустившись на второй этаж, я позвал его.

Мне ответило пьяное эхо.

Пожав плечами, я повторил призыв:

— Джинн, ты где?!

Эхо прыснуло и ответило: «Е-э-э!»

Определив его местонахождение, я отыскал нужную дверь и решительно распахнул ее, готовясь учинить разгон, но так и замер на пороге с открытым для окрика ртом.

Эта комната, вероятно, служила местом отдыха для свободных от трудов праведных работников и поэтому была обустроена согласно их взглядам на активный досуг. Круглый стол с пыльной икебаной в центре, а вокруг широкие кожаные кресла с высокими спинками и широкими подлокотниками. На стенах несколько картин, но что на них изображено, не разберешь — то ли в этом виновата опустившаяся на мир темнота, то ли просто художники творили в стиле полного абстракционизма. Утопая по уши в креслах, стоящих одно против другого, сидят два призрака. Никакие. Совершенно.

— Что вы тут делаете? — строго спросил я.

— Обся-аемса, — в один голос ответили они.

— Джинн, я ведь просил исправить его дефект речи, а не самому подстраиваться под его ненавязчивую картавость.

— Исправил. Смотри.

Достав из кармана подкову, джинн бросил ее в направлении беззубого призрака. Извиняюсь, бывшего беззубого призрака. Который стал очень даже зубастым, если судить по тому, с какой легкостью его щелкнувшие челюсти перекусили подкову.

— Сила, — заявил джинн. Я не стал спорить.

— Теперь бы мне еще меч, — мечтательно протянул призрак.

Положив на стол две половинки подковы, он подмигнул джинну. Тот протянул ему почти пустую трехлитровую банку и открыл крышку. Потянуло стойким запахом сивушных масел. Призрак прижался к банке головой и шумно втянул в себя воздух.

— Эх… Хороша!

— Ты это, прису… присе… саживайся, — предложил джинн. — Выпей с нами.

— Где вы эту гадость взяли?

— Гадость?! — От возмущения джинн покраснел, а призрак провалился в кресло. Одни ноги остались наружу торчать. — Ты воще… меня ув… жаешь? Пей!

Из безразмерного кармана появилась пиала, в которую джинн от души плеснул спирта.

— Вы что же, не закусываете? — поинтересовался я.

— Нет. Мы же эти… иксекулы. — Высунув лицо из кресла, призрак ухватил со стола половинку подковы и понюхал ее. — Мы степным воздухом зана… нехи… нюхиваем.

— Сейчас организуем, — заверил меня джинн. — Я здесь только что такую закусь потрясающую видел!

Шатаясь из стороны в сторону, он подошел к какому-то стеклянному шкафу и, распахнув дверцы, забрался в него по пояс.

Я, держа в руке пиалу с резко пахнущей жидкостью, с опасением ожидал результата его поисков.

— Яичко, — продемонстрировав названный предмет, размерами не уступавший страусиному, джинн вернулся в свое кресло, удерживая одной рукой яйцо и бутыль со спиртом, а второй пытаясь нашарить что-то в кармане своих шаровар. — Вот и соль. Сейчас оформим как в лучших кишлаках Азии.

— Пускай мне меч отдаст, — потребовал призрак, пытаясь выбраться из кресла.

Поставив солонку на стол, джинн осмотрелся по сторонам и, не найдя более подходящей поверхности, стукнул тупым концом яйца меня по лбу. Скорлупа треснула и посыпалась на пол небольшими кусками.

— Оп! — растерянно произнес джинн, рассматривая вылупившееся из яйца чудо — белого дракончика величиной не больше крупного воробья, с шишковатой квадратной головой, широкими полупрозрачными крыльями и двумя парами лап.

Новоявленное чудо, быстро-быстро махая крыльями, внимательно посмотрело на меня, затем обратило взор на ошеломленного джинна и, пискнув, попыталось сесть к нему на плечо. Напрасно. Дымная плоть расступилась, и дракончик едва не упал, завалившись на бок. Я успел подхватить его и поднести поближе к глазам, чтобы рассмотреть того, кого, согласно современной науке, не существует.

Пока я рассматривал дракончика, меня не покидало ощущение, что он в ответ изучает меня. Если так, то к какому мнению он пришел?

Осторожно погладив его по спинке между крыльями, я услышал, как он мурлычет, словно котенок.

— Ладно, пьянь. Вы как хотите, а я иду наверх.

— Зачем? — поинтересовался джинн.

— Спать.

— Я с тобой. Только допьем, чтобы на слезы не оставлять.

— Хватит. Полезай в кувшин.

— Хватит так хватит, — философски сказал джинн, солдатиком ныряя в сосуд. Раза с пятого ему это удалось.

— За меня не волнуйся, — напомнил о себе призрак. — Я тут подремлю.

— Спокойной ночи! — пожелал я. И, неся дракончика на руке, поднялся на третий этаж.

Дракончика встретили с восторгом, словно предвестника удачи, ждущей наше начинание. Лишь Улюлюм презрительно скривился и обронил:

— Бесполезный. Мелкий и пузатый.

Я с ним не стал спорить, тем более что Оленьке он понравился, и она решила незамедлительно накормить его, для чего провела ревизию съестных припасов и отрезала кусочек сырого мяса.

Дракончик внимательно посмотрел на угощение, понюхал его и проворно слопал, откусывая от удерживаемого в передних лапах куска.

— Если он уже ест мясо, то проблем с его кормлением не будет, — заявил я. — Кушай, малыш, кушай… Только в Идай не летай, там тебя пустым рисом пичкать будут.

Сняв пиджак, я сложил его вдвое и положил на него насытившегося дракончика. Надеюсь, ему не станет плохо от исходящего из кувшина спиртного духа.

Ночь под бочком у Оленьки прошла спокойно и весьма приятно, хотя обилие похрапывающих, а то и храпящих вовсю бойцов этому не очень способствовало.

Сегодняшней ночью мне не пришлось нести дежурство, — этим и без меня было кому заниматься, — поэтому я проснулся с первыми лучами солнца от нежного поцелуя в ухо. Оно и понятно, о небритую щеку уколоться можно.

Улюлюм тоже проснулся, быстро вскочил и, вооружившись куском холодного жаркого, умчался портить слух заключенному в яйце дракону.

— Что тебя тревожит? — спросил я Ольгу, пощекотав ей под коленкой.

— Да так, — пожала она плечами. — Мне, наверное, просто показалось.

— Что?

— Ночью я просыпалась и некоторое время не могла заснуть. Люди изредка отлучались по нужде, но один раз мне показалось, что уходил один, в вернулось два человека. Один за другим.

— Странно… Может, ты просто не заметила, как он отлучался?

— Не знаю.

Возможно, я и придал бы ее словам больше значения, но в этот момент пискнул таймер камеры глубокой заморозки, оповестив об окончании размораживания. Окликнув имперского князя, я поспешил к ней.

Гель в камере сменился прозрачной водой и теперь стоило поспешить, если мы не хотели, чтобы моя тетушка захлебнулась. Если честно, то я этого хотел. Но еще сильнее я хотел разобраться, что здесь, черт побери, происходит.

Уже и глаза закрылись. Значит, размораживание окончено.

Повторным нажатием зеленой кнопки я включил откачку воды. По мере ее понижения тело безвольной куклой сползло на дно камеры.

Как только откачка закончилась, утопленная кнопка, подсвеченная изнутри красными вспышками, вернулась в первоначальное положение, став зеленой. Я повторно нажал на нее.

Стеклянный цилиндр медленно пополз вниз, пока не замер на метровой высоте.

— Помоги ее достать, — попросил я Торригона. Перегнувшись через стеклянный бортик, мы общими усилиями вытащили из камеры безвольное тело и опустили его на пол.

— Она оживает. — Заметив движение пальцев, имперский князь присел у теткиной головы, с сомнением теребя железную перчатку. Видимо, пытался сообразить, следует ли ее снять или же можно оставить. Вроде бы дама, но, с другой стороны, и некромант тоже…

Изо рта Акулины Степановны вырвалась струя воды, она закашлялась и попыталась подняться на ноги. Торригон поддержал ее под локоть и помог встать. Избавившись от воды, тетушка жадно вдохнула и открыла глаза.

— Ванечка! — И она повисла на моей шее, покрывая лицо мокрыми поцелуями.

Я вырвался и испуганно попятился. Князь Торригон поднял кулак, решив не снимать перчатку.

— Что такое, Ванюша? У меня помада размазалась? — Зацепившись пяткой за оставленный кем-то из бойцов вещмешок, я начал падать, заваливаясь на спину.

Но за миг то того, как мой затылок соприкоснулся с твердой поверхностью пола, княжеский кулак опустился с глухим стуком, а мигом после, эхом вторя шуму моего падения, рядом растянулось еще одно тело.

ГЛАВА 32 Кто-кто в яичке живет?

— X… х… х… — я пытаюсь высказаться, но мне настойчиво мешают.

Нет. Ужасно приятно, конечно, когда все вокруг тебя хлопочут, переживают… Но как только они начинают поочередно ставить эксперименты (в меру своей безразмерной фантазии) по оказанию мне первой помощи, тотчас возникает вопрос: что я им плохого сделал? Оленька не нашла ничего лучшего, как несколько раз влепить мне по лицу. Как человек разумный, я понимаю, что это пощечины, долженствующие привести меня в сознание, но… Зачем же бить так сильно? Я же не рыцарь, у меня мозги к встряскам не приучены. Пока помутневшее сознание пыталось справиться с последствиями пощечин, подоспела Агата и с чистой совестью попыталась утопить меня, вылив на лицо целый бурдюк воды. Отплевываясь, я попытался приподняться. Но тут подоспел князь Торригон, который оттеснил лизнувшего меня в нос Тихона и, уратити…, принялся резкими движениями взбалтывать воду, которая успела набраться в нос и уши.

— X… х… х… — Если выдержат позвонки и голова не отвалится, то еще не один день она будет непроизвольно дергаться, словно у китайского болванчика. — X… хватит!

— Живой! — Обрадовался Торригон, прижимая меня к своей груди. Наверное, хотел исправить это досадное недоразумение.

Выдержав шквал радостных объятий, заставивших меня задуматься над выражением «тварь бесхребетная», я первым делом поинтересовался:

— Где она?

— Висит, — успокоила меня Оленька.

— Как? — растерялся я.

— Нормально, — заверила она. — На веревке.

— Но…

— Не волнуйся, теперь она колдовать не сможет. Можешь сам проверить.

Поднявшись с помощью рыжеволосой валькирии, я проследовал в указанном ею направлении. Не то чтобы меня терзали сомнения относительно способности повешенной колдовать, но… удостовериться в этом лично, дабы избежать ночных кошмаров в будущем, не помешает.

Вздох облегчения невольно сорвался с моих губ.

Представшая взору картина не оставляла сомнений в правдивости заявления валькирии. Тетушка Акулина Степановна действительно висит и колдовать не сможет при всем желании. Тот, кто подвешивал ее к потолку вместо люстры, побеспокоился об этом. Единственно доступное в ее положении действие, не считая самого висения, — это дыхание, и то не полной грудью и только через нос. Раньше я как-то не имел случая воочию полюбоваться на знаменитых египетских «тутанхамонов» и «рамсесов», вернее, на их мумии, ну а теперь, после того что я увидел, уж и смысла в этом нет. Не знаю, сколько времени мои друзья потратили на пеленание тетушки, но без ножа я бы и за день не распутал то, что они намотали. Это лишь первоначально на ум пришло сравнение с мумией — тому виной, скорее всего, белизна использованного для связывания материала. При более внимательном рассмотрении становится очевидным сходство с куколкой бабочки, которое усиливается подвешенным состоянием упакованной тетушки. Мумий предпочитали не подвешивать за шкирку, а аккуратно укладывать в саркофаги.

— Видишь, — положив руку мне на плечо, произнесла Оленька, — теперь она не сможет причинить тебе зла. А то лезет целоваться… ведьма!

— А не задохнется? — обеспокоился я.

— С чего бы? — удивился князь Торригон. — Веревку мы поверх первого слоя бинтов под мышками пропустили.

— Давайте снимем. А то у меня в голове вопросов, словно в парламенте перед выборами президента, и все сводятся к одному: «Сколько?» Действительно, сколько я могу жить в подвешенном состоянии, да и тетя тоже?

— Давайте, — надевая бронированную перчатку, согласился имперский князь.

— За разговором и поедим, — предложила Агата, зачем-то доставая мечи.

— Правильно, — дыхнув на всех перегаром, поддержал начинание появившийся из пола джинн. Посмотрев на упакованную тетушку, которую подхватил на руки князь, он добавил: — Вот это, я понимаю, гостеприимство. Отказов составить компанию не принимаете, да?

— А собутыльник твой где? — остановив его разглагольствования о нашем радушии, поинтересовался я.

— Как где? Спит внизу. Позвать? Эй! Ши…

— Тихо!!!

— Почему? — шепотом спросил джинн.

— Маленького разбудишь, — пояснил я. — И в ушах у меня от твоего крика звенит.

Спустя несколько минут я уже сидел с чашкой горячего травяного чая и куском холодного мяса. И если первый достался в полном объеме мне, то второе по большей части перекочевало в брюхо дракончика. Последний, едва разлепив сонные глазки, перелетел на мое плечо и незамедлительно запищал, требуя еды и зрелищ. Первое ему предоставил я, а о втором позаботились князь Торригон и моя тетушка. Князь, памятуя о своем обещании присматривать за некроманткой, не снимая перчатки, следует за ней по пятам, стараясь постоянно находиться за ее спиной. Тетушка, в свою очередь, помня о княжеском полновесном кулаке, старается отодвинуться от него подальше. В итоге они дружно кружат вокруг меня, словно электроны атома вокруг ядра.

Уже через пять минут тетушкиного рассказа мне стало понятно, что принимаемые нами в отношении нее меры предосторожности излишни. А еще минут через десять, когда мне окончательно надоело вертеть головой вслед ее перемещениям, я попросил князя прекратить терроризировать бедную женщину. Он обиделся, но перчатку снял, вызвав шумный вздох облегчения у тетушки, и даже ухватил кусок мяса.

Не скажу, чтобы все стало на свои места, но кое-что прояснилось. Хотя по большей части за счет догадок, а не фактов. Фактов до обидного мало. Во-первых, если тетушка не сильно напутала с датой своего похищения (она утверждает, что помнит не только число, но и день недели), то оно произошло за несколько недель до «ее» первого визита ко мне с предложением передать права на портал № 27-3/МА. Во-вторых, она совершенно точно уверена, что похитители дважды использовали портал по дороге сюда. Дрожь перемещения ни с чем не спутаешь. В-третьих, месторасположения местного портала она не знает, поскольку путешествовала с мешком на голове, но между вторым перемещением и погружением в камеру глубокой заморозки прошло немного времени, из чего вытекает близость портала к административному центру драконьего гнезда. Все. Ни о предложении передать права на портал, ни о покушениях, ни о некромантии она не знает, а о последней и знать не хочет.

— Ты хочешь сказать — это не она покушалась на тебя? — выслушав мои размышления вслух, спросила Оленька.

— Не она.

— Но ведь ты говорил, что она сама в этом призналась.

— Не она.

— Что-то я не понимаю, — развела руками валькирия. — То она, говорит, то, говорит, не она… Она оживляет чучело, но это не она, потому что она находилась здесь, но в то же время чучело оживила… Так не бывает.

— Бывает. Вспомни двоих Улюлюмов.

— Перевертыши? — сообразила рыжеволосая зеленоглазка.

— Я так думаю, — согласился я. — Это многое объясняет. Зачем-то перевертышу понадобился звездный портал на Ваурию, и он организовал похищение моей тети, а сам принял ее облик. После того как я отказался передать права за вознаграждение, он, или скорее они, поскольку все указывает на нескольких исполнителей, устроили на меня охоту. Вот так.

— А почему они не похитили тебя? — спросил князь.

— Он жрет много, — хохотнул джинн. — В дороге похитителям покоя бы не было. Все время у печки, со сковородками и кастрюлями.

— Ха-ха, — произнес я, давая понять, что оценил шутку. Хотя она и не уместна. — А почему не похитили меня — не знаю…

Тихон насторожился и зарычал.

Мы подхватились на ноги и обнажили мечи.

Из пола, сияя мраморной улыбкой, высунулась взлохмаченная голова некогда беззубого призрака.

— Я рад приветствовать вас, — произнес он, даря улыбку направо и налево. — Доброе утро, не правда ли? Если бы еще похмелиться… — Оставив его намек без ответа, я с подозрением спросил: — А чего это ты такой добрый и вежливый?

— Я теперь всегда таким буду, — выбравшись из пола, пообещал призрак. — Ведь раньше-то почему я злой и нелюдимый был?

— Потому что гад и сволочь, — сказал как отрезал джинн.

— Потому что людей рядом не было? — предположил я.

— Потому что мы оказываем на тебя благотворное влияние? — спросила Агата.

— Глисты? — выдала свой вариант тетушка, немного освоившаяся и уже не дергающаяся от малейшего движения имперского князя Торригона.

— Нет. Злым и нелюдимым я был потому, что у меня зубов не было, а теперь… Вот! — Призрак продемонстрировал причину улучшения своего характера. — Теперь я добрым буду.

— Вот-вот! И глисты от плохих зубов заводятся, — подвела итог моя родственница. А затем, резко сменив тему, указала на ближайшую к ней камеру глубокой заморозки: — А я узнала его.

Посмотрев на плавающего в геле немолодого уже мужчину, я отметил, что его черты мне кажутся довольно знакомыми.

— Узнал?

— Постой-постой…

— Его часто по телевизору показывают… — подсказала тетя.

— Вот теперь узнал! Это же президент?! Хорошо, что чужой, а не наш. Теперь понятно, почему их внешняя политика такая агрессивная.

— Вот оно! — подняв палец, провозгласила тетя. — То, о чем предупреждали нас, свершилось. Нас завоевали.

— Не думаю, что все так плохо, — сказал я, пытаясь ее успокоить.

— Будет хуже, — согласилась она.

Все присутствующие дружно замолчали, вспоминая каждый свое, так что проголодавшихся бойцов, когда те пришли завтракать, встретила тишина.

— Что-то случилось? — спросил один из них. Не помню, как его зовут, но что не Макаром — это точно. Медведя другой гоняет.

Сидящий на моем плече дракончик сердито зашипел, распугивая пришедших струйками огня. Правда, пламя у него получается не больше, чем у зажигалки, и единственным, кому досталось, оказалось мое ухо. Вот его он припалил изрядно. Пришлось снять дракончика с плеча и завернуть в пиджак. Пускай поспит, маленьким положен дневной сон… Желая снять гнетущее напряжение, джинн хитро блеснул глазами и куда-то исчез. Появился он через минуту. Мы едва разделали принесенного соборными бойцами поджаренного кабанчика. Вместо привычного возникновения из ниоткуда джинн избрал довольно необычный для него способ появления. Он спустился по лестнице, шаркая разношенными тапками и держа на вытянутой перед собой руке поднос с высокими бокалами.

— Предлагаю выпить этой чистой родниковой воды за успех нашего предприятия, — провозгласил он, хитро улыбаясь, и первым подал пример, опрокинув в горло содержимое бокала.

Я ожидал, что оно окажется на полу, но, видимо, дымная плоть джиннов не такая уж бесплотная, каковой кажется на первый взгляд.

С опаской понюхав налитую в бокал жидкость, я не обнаружил никакого запаха, а потому довольно смело проглотил его. Мягко скользнув в желудок, жидкость взорвалась огненным смерчем. Вытаращив глаза, я попытался выдохнуть, но удалось мне это не сразу. Рядом кто-то крякнул, видимо ощутив прелесть преподнесенной джинном водки. Женский вскрик, свист стали и звон стекла.

Смахнув слезу, я с изумлением увидел корчащегося на полу соборовца. Царапая пальцами ковровое покрытие, он страшно хрипел и скрежетал зубами.

— Яд… — прокатилось по рядам присутствующих. Кто-то начал сплевывать… кто-то, с ненавистью глядя на джинна, поднял меч.

Меня пронзило леденяшим ужасом. Я повернулся к Оленьке, надеясь, что она не успела выпить отравленную водку.

— Она не отравленная, — позеленел джинн. — Я ведь пил. — И тут тело корчившегося на полу бойца застыло и начало бледнеть.

— Что за…

Миг — и там, где только что было тело, лежит лишь кучка праха да темнеет черный кристалл.

Что это означает, я сообразил первый, а сообразив, длинным кувырком подкатился к лестнице, выхватил меч и грозно проревел:

— Всем замереть! Джинн… Джинн!!!

— А…

— Водка осталась?

— Много, — ответил он.

— Тащи сюда! — приказал я. — Будем следственный эксперимент проводить.

— Батюшка сокру…

— Тихо! Ни слова. Всем стоять и не двигаться! Дышать и то не очень громко!

«Послушались. Это хорошо, — переведя дыхание, подумал я. — Это очень хорошо».

Вернулся джинн с десятилитровым стеклянным баком, полным почти под завязку.

— Будешь на раздаче, — сказал ему я. — Сейчас нальешь бокал и подашь тому, кому я скажу. Хотя постой! Давай первый сюда.

Взяв у джинна полный водки бокал, я поднял его, демонстрируя собравшимся его полноту, и произнес:

— Смотрите, сейчас я ее выпью. Она не отравленная. — Джинн часто-часто закивал головой, подтверждая правдивость моих слов.

Зная, какая водка забористая, я заранее скривился. И выпил ее.

Вторая порция пошла немного мягче, но все равно проняла до кончиков пальцев.

— Ух… Пробирает до кишок, — усмехнулся я, возвращая бокал джинну. — Наполняй!

Он с проворством, выдающим многолетний опыт, налил водки по ободок. Ни каплей меньше, ни каплей больше.

— Оля, — внезапно охрипшим голосом произнес я. — Убери мечи… Оружие все уберите! А ты подойди и выпей.

Она понимающе улыбнулась мне и выполнила все, что я просил. Подождала минуту, прислушиваясь к ощущениям, и сообщила:

— Точно не отравленная. Хотя и гадость страшная.

— Встань рядом со мной, — разрешил я. — Если кто-то бросится — руби не раздумывая.

Не дело это, конечно, поручать такие вещи женщине, но она в своей жизни видела сражений больше, чем я. В смысле не видела, а участвовала. Поскольку перед экраном телевизора за один вечер насмотришься столько мордобоев, что ни одному рыцарю без страха и упрека и в грезах не померещится.

— Агата!

Она выпила и заняла место по левую руку от меня, неспешно обнажив клинки.

Джинн принял опустевший бокал и наполнил его.

— Князь Торригон.

— Имперский князь, — поправил он меня.

— Заткнись и пей! — не очень вежливо заорал я. Но и меня можно понять — нервный стресс, а тут он со своим этикетом.

— Что дальше? — поинтересовался князь, осушив предложенный кубок.

— Что чувствуешь? — вопросом на вопрос ответил я.

— Чую — русским духом пахнет…

— Тоже мне Кощей Бессмертный выискался. Становись там… Джинн, а ты дыши своим перегаром в сторону.

В результате испытаний тетушки я тоже не сомневался, поскольку она с момента разморозки находилась здесь. А вот того, что она упрется и откажется пить одна, я не ожидал.

— Я не алкаш какой-то, — заявила Акулина Степановна. — В одиночку пить. И без тоста.

— Почту за честь составить компанию леди, — галантно предложил князь. Чем сразу искупил половину вины за рукоприкладство. — За прекрасных дам!

Попросив родственницу посидеть на ступеньках и не путаться под ногами, я обвел взглядом притихших соборовцев. Эх, ребятки…

— Начнем с тебя, — не зная имени, я указал на ближайшего к нам паренька.

Он пожал плечами и одним махом проглотил предложенную порцию огненной воды.

— А одной точно хватит? — шмыгая носом, спросил он.

— А что?

— Может, для надежности батюшка сокрушительный воевода повелит вторую налить?

— После. Пока становись рядом с князем. — Он пожал плечами и отошел.

— Теперь ты.

Завертев головой по сторонам, указанный мною воин утвердился, что я имел в виду именно его, и подошел к джинну. Заглянув в бокал, он вздохнул и поднес его к губам.

— А… — Выплеснув содержимое хрустального кубка в лицо князя, «непьющий» прыгнул сквозь испуганно икнувшего джинна на меня, пытаясь ударить в лицо ножом.

Я не успел среагировать. Лишь моргнул. Но охранницы продемонстрировали свое искусство. Оленька одним мечом блокировала взмах ножа, а вторым отсекла державшую его руку. Агата тем временем обезглавила нападающего.

По рядам соборовцев прокатился недоуменный ропот. И трое из них, выхватив мечи, бросились на прорыв.

Короткая стычка, во время которой я успел лишь один раз ударить мечом. Удар вышел зрелищный, если так можно сказать о убийстве живого существа. В этом случае, думаю, можно. Волнообразное лезвие с легкостью рассекло доспехи и плоть под ними.

Три перевертыша упали на землю четырьмя недвижимыми кучками пепла. Почему четырьмя? Я же сказал, что мой меч с легкостью разрубил и доспехи, и тело, сделав из одного перевертыша двоих.

К этому времени у моих ног уже лежал один черный кристалл, и вскорости к нему добавились еще три.

На остальных соборовцев водка не оказала никакого воздействия.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил я всех присутствующих. — Теперь нужно быть предельно осторожными, ибо мы знаем, какие вероломные противники нам противостоят. Они могут принять облик любого из нас.

— А где… — Вопрос повис в воздухе, так и не сформулировавшись.

— Они скорее всего мертвы. Но если им повезло и они вернутся, необходимо будет проверить их… Джинн! Водку не уноси. Оставь здесь!

— Теперь я знаю, почему перевертыши не стали превращаться в тебя, — сказала Агата.

— Теперь это я и сам знаю. Хотя вообще-то пью я редко. Но если не пить вообще, это может показаться подозрительным. Другое дело женщина, у которой больная печень.

— У меня здоровая печень! — возмутилась тетушка.

— Это я к примеру.

— А звери? — спросила Оленька.

— Но они не стали бы превращаться… — начал я, но тотчас оспорил сам себя. — А почему бы и нет? Князь, вы мне поможете?

— Разумеется. А в чем?

— Уговорить Викторинию выпить водки.

— Но она принцесса…

— Именно поэтому я и обратился к вам.

Кобылица единорога удивила меня, безропотно проглотив залитую ей в горло жидкость и лишь после этого упав в обморок. Впрочем, она быстро спохватилась и вскочила на копыта, испугавшись, что ее благородный обморок примут за конвульсии перевертыша.

С Тихоном и Топтыгой пришлось повозиться, но мы совместными усилиями напоили их водкой. Мой демон тотчас завалился спать, сунув морду дракончику под бок. А вот медведь оказался не простым, а шатуном. Махнув лапой на Макара, он побрел вдоль камер глубокой заморозки, останавливаясь у каждой и пытаясь достучаться до находящихся внутри людей. При этом порыкивая и смешно шлепая губами.

— Вот теперь, кажется, всех напоили, — облегченно вздохнул я, покосившись на князя, увлеченно рассказывающего моей тетушке какой-то светский анекдот. Что-то об императорском шуте, спутавшем штаны с колпаком.

— А меня — нет, скоты! — обиделся призрак, забыв о том, что он отныне вежливый и добрый.

— Ему не наливать, — замахал руками джинн. И со знанием дела произнес: — Опохмел ведет к запою… А через него все равно все протекает.

— Ах вот вы как!

— Может, дать ему пробку понюхать? — предложил я.

— Так у этой водки спиртные пары почти не чувствуются, — возразил джинн.

— А вчерашняя осталась?

— Какой-то гад ночью все вылакал, я искал, — сообщил призрак.

— А оно твое?! — набросился на него джинн, сдав себя с потрохами.

— Не спорьте, — сказал я, махнув рукой. Устал я от них, честное слово. — Налей ему стакан.

— Ну так… — Джинн демонстративно ткнул пальцем призраку в пузо. Сам же почти такой же бесплотный, а туда же… Но бокал наполнил.

Бывший обитатель покосившейся башни в городе, названия которого я не помню и, если честно, никогда и не знал, попытался тотчас ухватить его. Пальцы с легкостью прошли сквозь хрустальный кубок, не вызвав даже волнения налитой в него жидкости.

— Не спеши, — достав меч из петли, я упер его в пол. — Теперь можешь.

Призрак радостно схватил бокал. «Боже мой! — подумал я. — Чем я занимаюсь?» Быстро шевеля крыльями, ко мне подлетел дракончик и плюхнулся на плечо, ухватившись за кольчужную ткань.

— Нужно обследовать верхние этажи, — решил я. — Двигаться будем одной группой, чтобы не рисковать.

Первыми на четвертый этаж поднялись валькирии, я немного задержался, привлеченный долетевшим до моего уха грохотом. Посмотрев в окно, я пораженно замер.

Улюлюм?!

Как мы про него забыли?

— Ваур? — удивился Тихон, подняв на меня мутный взгляд. Он страшно не хотел вставать, так что пришлось почти волоком тащить его, но разделять группу я не намерен. Макар тоже с Топтыгой мучается, пытаясь заставить его идти вперед, а не из стороны в сторону.

— Мыши! Бежим!!! — Перепрыгивая через ступени, ко мне подскочили валькирии и, ухватив за руки, потянули за собой. — Мыши!!!

— Ну мыши! Ну и что? Я их не боюсь, — заявил я. — Это ваши женские при… Мыши?! А-а-а!!!

Тихон вауркнул и стремительно ринулся вниз по лестнице.

Я изо всех сил рванул за ним, забыв, что у меня в руках меч и я обычно ужас какой храбрый. Рядом, грохоча доспехами и обгоняя один другого, неслись остальные.

Выскочив из здания, мы не смогли сдержать крика ужаса. И отступили, прижавшись спиной к стене и подняв мечи.

Перед нами, покрывая поле сплошным шевелящимся ковром, выстроилась целая армия разнообразных монстров. Описать их невозможно. Одно могу сказать с уверенностью: если чье-либо воображение способно представить себе какое-то небывалое уродство, то при внимательном просмотре в рядах наших противников непременно обнаружится такое создание. Или даже еще ужаснее.

Выскочившая следом за нами мышь не кажется такой уж страшной. Ну, размером с носорога, ну, из глаз вырываются желтые лучи, словно из автомобильных фар, ну, изо рта торчат шипящие змеи… Подумаешь! К тому же она оказалась в единственном экземпляре. Выскочила и сама с перепуга ошалела. Пискнув совсем несолидно для своей комплекции, она заметалась по сторонам и, узрев наваленный у основания яйца бурелом, устремилась под его защиту.

Из вражеского войска выдвинулся вперед отдаленно похожий на человека урод. Злорадно рассмеявшись, он торжественно прокричал:

— Злобные твари!

— Сам такой, — ответил я, не питая надежды на мирное завершение переговоров.

— Вы не уйдете отсюда живыми!

— Обещали, что и войти не сможем. А мы здесь и прекрасно себя чувствуем. Где же вы пропадали так долго? Мы уж соскучиться успели…

— Вам удалось один раз обмануть нас, заперев в подземных ходах. Не хочу даже знать, как вам это удалось, но виновные понесут наказание.

— Невиноватый я! — заверещал гибрид черепахи и паука, семеня к парламентеру на дрожащих лапках. — Они сами все испортили. Вон тот, рыжий, это он намочил провода, и они перегорели.

— Ваур?! — поинтересовался Тихон.

— Это они тебя хвалят, — пояснил я своему демону. — Умница.

Знать бы, к чему приведет нехорошая привычка, подхваченная Тихоном у соседской болонки, огромных размеров и неимоверной лохматости, я и сам бы не поленился отметиться у каждого встречного столбика. Смотришь, и просидели бы перевертыши в своих подземных бункерах до скончания веков.

Гибрид черепахи и паука запутался в ногах и упал, придавив их панцирем.

— Злобные твари! — прокричал парламентер, чтобы как-то заполнить паузу, возникшую в нашем разговоре.

Сидящий на моем плече дракончик зло зашипел ему в ответ и затрепетал крыльями.

— Мы убьем вас!

— Да ты что такое, горлопан кривоногий?

— Я предводитель армии Обреченного мира.

— Перевертыш, — с ненавистью выдохнул я. Наверное, я первый человек, который увидел подлинное их обличье. Понятно теперь, почему они чужой облик всем являют…

— Паразит, — сказал имперский князь. Викториния ограничилась презрительным ржанием.

— Моя армия непобедима!

— Это классическая ошибка всех гнусных злодеев, — сообщил я ему. — Торжествуя победу над героем, они забывают обо всем, а в последний миг ему неожиданно приходят на помощь.

— И кто же это вам поможет? — рассмеялся урод.

— А! Мышь?! — донесся растерянный крик Улюлюма. Полетели в стороны бревна. Яйцо дрогнуло и накренилось.

Непобедимые войска попятились.

— Вперед! — взмахнул клешней их предводитель. — Уничтожьте их!

Яйцо качнулось и, вывалившись из рассыпавшегося бурелома, покатилось по рядам бросившихся врассыпную перевертышей. Описав полукруг, оно ударилось об угол жилого корпуса и замерло.

Мы попытались вжаться в стены, пережидая град строительных материалов, на которые распалась восьмиэтажная башня.

С диким криком Улюлюм подбежал к упавшему яйцу и, подпрыгнув, ударил по нему мечом. По поверхности скорлупы заструилась черная линия трещины, которая, достигнув метровой длины, резко раздвоилась и устремилась в двух новых направлениях. Улюлюм повторно поднял меч, намереваясь развить достигнутый им успех, но передумал и отошел. Нависающий над его головой бок яйца служил не только источником тени, но и грозным предупреждением.

Все замерли, ожидая, что же будет дальше. Но того, что произошло, не ожидал никто…

Каждое из двух ответвлений достигло критического размера в один метр и тоже раздвоилось. Процесс пошел со всевозрастающей скоростью, буквально в считанные минуты расчертив всю поверхность яйца на правильные шестиугольники одинакового размера.

Если вы полагаете, что все это время наши противоборствующие стороны не предпринимали никаких действий, то вы ошибаетесь. Не все таращились на вызванное мышью и усугубленное Улюлюмом разрушение скорлупы драконьего яйца. Некоторые занимались своими насущными делами. В большей степени это относится к тем счастливчикам из перевертышевой братии, которых яйцо только утрамбовало в землю и которые теперь самоотверженно откапывались. Признаться, таких счастливчиков оказалось немного. Большей частью путь яйца выглядел как однородная дорога, хорошо утрамбованная и присыпанная толстым слоем сероватого пепла с вкраплениями черных кристаллов. Помесь паука и черепахи наконец-то разобралась со своими членистыми лапами и втихую смоталась, решив переждать начальственный гнев в безопасном отдалении. Кто его знает, может, полководец решит начать сражение с наказания своих, чтобы чужие боялись…

— Цып-цып! — сложив пальцы соответствующим образом, прокричал Улюлюм. — Я Улюлюм — Великий Сокрушитель, самоотверженный спаситель Яичницы и гроза всех паразитов. Вылезай, дракончик! Цып-цып!

В ответ на его крик шестигранные сегменты градом посыпались на землю, обнажая каркасную основу скорлупы.

— А разве драконов подзывают так? — поинтересовался джинн у сидящего на моем плече дракончика. И, не получив ответа, принялся рассуждать логически: — «Цып-цып» подзывают цыпленка, значит, дракончика нужно подзывать «драк-драк». Или «дыр-дыр».

Солнечные лучи заиграли на зеркальной коже дракона, когда он встрепенулся, словно просыпаясь ото сна, а затем, потянувшись, расправил крылья и поднял голову, с легкостью прорвав каркасную решетку скорлупы.

— Я здесь! Я Улюлюм! — заорал Сокрушитель, подпрыгивая и размахивая руками.

Монстры попятились, а предводитель их непобедимого войска в спешном порядке переквалифицировался в землекопа. Но не стараясь откопать попавших в беду соплеменников, а норовя самому зарыться в грунт. Не знаю, какой из него полководец, но экскаватор он бы заменил с легкостью.

От вырвавшегося из горла дракона крика заложило уши, а поднятый взмахом крыльев ураганный порыв ветра повалил все вражеское войско на землю. Из нашего же отряда досталось лишь Улюлюму, находившемуся в непосредственной близости от разминающегося дракона. Его перебросило через войско перевертышей. Не хочу хвалиться, но все остальные остались на ногах. Нас просто припечатало порывом ветра к стене, распластав, словно муху на решетке радиатора мчащегося автомобиля.

— И кто тут против нас? — грозно поинтересовался джинн, выглядывая из стены, в которую его задуло.

А дракон, сияя металлическими боками, взвился в воздух и полетел прочь.

— Куда он? — дружно вопросили все присутствующие.

— А ну вернись! — вслед за этим заорали мы.

Но наш призыв потонул в радостном вопле монстров:

— Улетел!!!

Дракон, поднявшись достаточно высоко, прижал лапы к брюху, отставил назад крылья и выпустил реактивную струю. Прочертив белую линию на синем полотне неба, он с хлопком пересек звуковой барьер и умчался в неведомую даль.

А мы остались один на один с целой армией монстров.

Так ведь никто и не обещал, что будет, легко… Зато не нужно голову ломать, как прокормить яркого гиганта.

ГЛАВА 33 Драконий способ борьбы с паразитами

— Будем прощаться, — торопливо проговорил джинн. — Я человек подневольный, раб сосуда и все такое…

— Подожди! — воскликнул я, взбудораженный мелькнувшей надеждой. Достав из кармана джиннову обитель, я сунул ее Оленьке. — Потри ее!

— Это еще зачем? — насторожился ультрамариновый сгусток дыма.

— Она вызовет тебя и загадает желание, — пояснил я.

— Не выйдет, — разочаровал меня джинн.

— Почему это не выйдет? Она ведь имеет право на одно желание. И это не будет заказ массового убийства монстров, а…

— А он на это способен? — дружно поинтересовались присутствующие.

— Я вам не ифрит, — возмутился плотный клок дыма.

— Нет. Ты просто перенесешь нас в безопасное место, и все.

— Не могу, — вздохнул джинн.

— Оленька, потри кувшин, — настойчиво попросил я, скосив один глаз в сторону строящихся для атаки монстров. Я не большой специалист в тактике и стратегии средневековых баталий, но кажется мне, что такое построение называется «свиньей».

Валькирия послушно провела ладонью по серебряному боку, на котором рядом с яркими рубинами темнеют пустые места под них. Но ожидаемого результата это не принесло. Джинн как выглядывал из стены, так и остался там. Даже не пошевелился.

— Ладно, — произнес джинн. — Если вы не собираетесь готовиться к бою, то я кратко поведаю вам некоторые нюансы природы джиннов. Мы являемся рабами того сосуда, в который заключены высшими силами, — это правда. И то, что вызволить из заключения нас можно, лишь потерев его бок, тоже правда. Но вызволить можно лишь заключенного в сосуде джинна. То есть того, которого предыдущий хозяин собственноручно запечатал, наложив запрет на самостоятельное перемещение за пределы сосуда. Вот так. И к тому же джинн должен провести в заточении определенное время, чтобы выпустивший его человек мог считаться избавителем.

— Ясно. На твою помощь рассчитывать не приходится.

— Ну… Я могу потом оду вашему мужеству в неравном бою сложить и посвятить ее вам.

— А я буду сражаться с вами плечо к плечу, — заявил призрак покосившейся башни, сверкая зубами. — А потом приму свой меч из твоей мертвой руки.

Поблагодарить призрачных доброхотов я не успел — перевертыши лавиной бросились на нас. Мы, соответственно, от них. Под защиту стен.

Но до дверей монстры не добежали — появившийся за их спинами смерч врезался в плотные ряды, разбрасывая оказавшихся на его пути монстров и громко завывая:

— Ооотдаааййй…

— Кто это? — спросил имперский князь.

— Еще один претендент на мой меч, — пояснил я. — Дурик-могучая кучка.

— Убью!!! — взвизгнул призрак, заставив нас вздрогнуть от неожиданности. И устремился навстречу смерчу.

Ничто не меняется в этом мире. Теперь они до утра будут мутузить друг дружку. Причем совершенно безрезультатно. Нет, я их, конечно, прекрасно понимаю: кому охота заработать кулаком в ухо?

— И чего они так ненавидят друг дружку?

— Это долгая история, — сообщил джинн.

— У тебя все истории длинные, — заметил я. — Но рассказывай. Немного времени у нас есть, пока до перевертышей не дойдет бесполезность их затеи. Видишь, они начали делать ставки, кто кого первым завалит: смерч призрака или наоборот.

Монстры поспешно расступились, образовав арену довольно внушительных размеров, и в их рядах молниеносно возникли шустрые букмекеры, принимающие ставки. Если бы не сплошное оцепление, можно было бы попытаться улизнуть, воспользовавшись потерей бдительности. А так оставалось терпеливо ожидать, когда перевертышам наскучит бой и они наконец-то соизволят обратить внимание на своего предводителя, взывающего к их совести и требующего идти в атаку, но сперва заплатить положенный процент с каждой сделки.

— Призрак, — начал джинн, — это бывший барон, владелец того самого замка, в котором мы побывали. Однажды к его воротам подошло войско и бросило ему вызов, пригвоздив к воротам перчатку. Но наутро войско, даже не попытавшись штурмовать высокие стены, исчезло. Остался лишь шептун-предсказатель, которого в качестве военного трофея несостоявшейся битвы оставили в замке. И тут начинаются странности. Люди сходят с ума, шут Дурикбумбер при поддержке личной гвардии барона, совершенно спятившей, захватывает власть. Шептун отводит барона в башню и, вырвав у него зубы и закрепив их в рукояти меча, запирает там заклятием, оставив избитого и окровавленного бывшего господина замка умирать. Немногие оставшиеся верными подданные ворвались в башню, чтобы спасти его, но было уже слишком поздно. Со смертью барона заклятие усилилось, навечно заключив его в новой обители. Уцелевшие горожане покинули город, но шут со своими безумными гвардейцами остались во дворце и…

Сидящий на моем плече дракончик внезапно встрепенулся и, запрыгнув на голову, зашелся веселым свистом, перебив джинна.

— Ты чего, глупый? — Я осторожно взял его в руки. Вместо ответа он затрепетал крыльями и пустил в небо струю огня.

Отшатнувшись, я пригрозил ему:

— Вот наклею на бок предупреждение: «Огнеопасно!» — будешь тогда знать.

— Батюшка сокрушительный воевода! — окликнул меня один из дружинников.

— Что?

— Там, в небе…

Посмотрев в указанном направлении, я различил множество черных точек, которые, если зрение меня не подводит, приближаются.

Опустив лицевой щиток, я скомандовал компьютеру:

— Десятикратное приближение.

Точки стремительно превратились в кляксы.

— Это же драконы, — прошептал я.

— Данное утверждение верно, — сообщил динамик мне на ухо. Может, компьютеры и не имеют эмоций, но в раздавшемся голосе мне почудилось ехидство.

— Они движутся в нашем направлении?

— Их курс пролегает над точкой нашего местонахождения.

— Ориентировочное время пересечения ими точки нашего местонахождения? — затребовал я.

— Двадцать пять минут, — не задумываясь, выдал результат расчетов электронный мозг.

Подняв забрало, я сообщил новость друзьям, которые восприняли ее с видимым воодушевлением.

— Может, нападем на паразитов? — предложил тотчас князь Торригон. — Они этого не ожидают.

— Это точно, — согласился я.

— А там драконы подоспеют. Уж мы зададим им жару!

— Ты уверен, что драконы летят сюда, чтобы помочь нам в битве против монстров?

— Конечно. Так в пророчестве сказано.

— Был здесь уже один железный ящер… Что-то он не очень горел желанием сражаться с перевертышами.

— Так он за помощью спешил. Некогда ему было время терять.

Я не нашелся, что возразить на это, тем более что предводителю перевертышей наконец-то удалось отвлечь от зрелищного поединка между призраком и смерчем достаточно большую группу монстров, из которой он сформировал ударный отряд и бросил его на нас.

Отступив в здание, мы забаррикадировали дверь, в которую тотчас врезалась передовая группа перевертышей. Следом обрушилась основная часть атакующего отряда. Дверь и первый ряд напирающих на них монстров не выдержали давления и с треском влетели в фойе. Зазвенели чудом уцелевшие до того момента стекла — нападающие начали ломиться в окна.

Поднявшись на лестницу, мы закрепились на ней и встретили первую волну пришельцев из Обреченного мира свистом клинков и звоном посуды. Это тетушка, вооружившись чайным сервизом, открыла прицельный огонь сквозь ажурные решетки перил.

Пацифиствующий джинн, переодевшись в белые одеяния, пошел в массы вещать о смирении ярости и о всепрощении.

Монстры не пожелали слушать джинна, оставшись глухими к его речам, зато постарались разорвать эфемерное тело самого проповедника на части. Но дым просачивался сквозь их пальцы, совершенно равнодушный к потугам агрессоров.

А вот джинн обиделся. Он схватил ближайшего монстра за вислое ухо и с философским презрением влепил ему пощечину. Перевертыш улетел под ноги товарищам, исполнив тройное сальто с приземлением на шпагат. Видимо, джинн погорячился и не только забыл разжать кулак, но и вложил в удар слишком много силы.

О дальнейшем ходе поединка не расскажу. Все смешалось. Высвечиваются лишь яркие вспышки некоторых эпизодов на общем сером фоне бескомпромиссного рубилова да постоянное ощущение присутствия за моим правым плечом рыжеволосого ангела-хранителя, пресекающего любые попытки воспользоваться прорехами в моей защите. У нее даже крылышки есть… в смысле на доспехах. Реальный бой в строю это вам не учебный поединок в идеальных условиях. Для него моих навыков маловато.

Единственно светлым моментом в схватке оказалось полезное свойство трупов перевертышей рассыпаться прахом и оставлять по себе черный кристалл. Этих кристаллов под ногами нападающих накопилось изрядное количество — можно было организовывать экспорт экзотических украшений, — и монстры начали поскальзываться на них, ухудшив свои и без того никудышные боевые качества. Если бы их было не так много…

Значение раскатистого рева, от которого полопались те стекла, которые пережили появление на свет железного дракона и атаку перевертышей, я понял не сразу. До перевертышей значение рева дошло намного быстрее, и они, враз потеряв желание сражаться, бросились бежать. Проводив разномастные спины врагов растерянным взором, я по инерции пару раз взмахнул мечом и лишь потом радостно заорал, оглохнув от поселившегося в шлеме эха:

— Наши пришли!!!

Переглянувшись, мы дружно бросились к дверям, где стали свидетелями схватки двух сотен черных драконов с многотысячной армией монстров, захватчиков из Обреченного мира. Если это можно назвать схваткой.

Окружившие административный корпус перевертыши прозевали появление драконов. И те, свалившись как снег на голову, отрезали монстрам путь к отступлению. Почти сотня драконов опустилась на землю, редкой цепью охватив армию паразитирующей формы жизни, а остальные бросились в атаку.

Дракончик на моем плече беспокойно заворочался, перебирая коготками, и потерся о шлем своей прямоугольной головой.

— Ты тоже вырастешь и станешь большим, — пообещал ему я и вернулся к созерцанию битвы.

Атакующий дракон — это зрелище не для слабонервных Несколько тонн бронированного тела, которое обрушивается с небес на землю и, растопырив крылья и задрав хвост, некоторое время скользит на заднице, словно на санках, сопровождая движение предупредительным ревом, придающим ему сходство с паровозом, подъезжающим к перрону. Остановившись, дракон оборачивается, проверяя результат своей поездки, и производит контрольный выстрел. Это у моего крохотного драконника пламя вырывается словно из зажигалки. А взрослый лупит как из огнемета.

Бестолково мечущиеся монстры, справившись с первоначальным ужасом, под предводительством неугомонного полководца идут на прорыв. Большая их часть гибнет в заградительном пламени и под телами подоспевших к месту прорыва драконов. Но некоторым все же улыбнулась удача, и они укрылись в подземных катакомбах. Хотя с моей точки зрения улыбкой удачи для них было бы поломать с утра ноги и не участвовать в схватке вовсе.

Попавших под горячую руку призрака и Дурика разбросало в разные стороны, отложив выяснение их отношений на неопределенный срок.

Покончив с массовыми скоплениями перевертышей, драконы занялись зачисткой местности: подходя к чернеющим в земле входам подземных катакомб, они засовывали туда голову и с силой выдыхали струю огня.

— Помогите! Горю!!! — раздался знакомый голос из очередной обрабатываемой ими ниши.

Дракон, дунувший в эту нишу, отодвинулся и вопросительно посмотрел на меня.

Я открыл было рот, чтобы попросить его не делать этого больше, как вдруг сидевший на моем плече дракончик что-то пропищал. Большой дракон послушно попятился и замер, сложив крылья за спиной и обвив лапы хвостом.

Растерянно посмотрев на своего наездника — а как назвать того, кто катается на моем плече? — я бросился к входу в подземное сооружение, ориентируясь на застывшего по стойке «смирно» дракона и поднимающийся из квадратной дыры дым.

— Ты где?

— Здесь! — последовал незамедлительный ответ.

— Вылезай! Больше огня не будет.

Из дыма, перепачканный как Санта-Клаус, угодивший в узкий и давно не чищенный дымоход, выбрался Улюлюм. В его руке была зажата длинная паучья нога монстра, который тянулся следом за рыцарем, скользя по ступенькам черепашьим панцирем.

Поочередно обнявшись со всеми присутствующими, отчего он не стал чище, а вот мы обзавелись черными пятнами сажи на плечах, Улюлюм осмотрел поле битвы и присвистнул:

— Кажется, я что-то пропустил…

Тем временем драконы закончили продувать норы и стянулись поближе к нам.

Я почувствовал себя несколько неуверенно под немигающими взглядами их бездонно-черных глаз.

Зато дракончик разошелся. Он, оставив мое плечо, взлетел в воздух и принялся свистеть на разные голоса.

— Чего это он? — прошептала Оленька, склонившись к моему уху.

— А я знаю? — Сколько я ни пытался постичь смысл издаваемых дракончиком звуков, вложенная в мозг психоматрица оставалась бездействующей.

После очередной серии свистящих звуков драконы сорвались с места. Они выстроились перед нами в два ряда, растянувшиеся почти на километр, и замерли.

Дракончик вернулся на мое плечо и резко свистнул.

Большие драконы подняли морды к небу и слаженно протрубили ноту «до».

Чувствуя себя в не своей тарелке, я тем не менее сделал два шага вперед и проорал, надеясь, что мои потуги не кажутся драконам комариным писком:

— Спасибо вам огромное! Орлы!

Драконы не стали возражать против благодарности и лестного сравнения, они повторили свой трубный рев и поднялись в небо. Покружив немного над нашими головами, они разлетелись в разные стороны, постепенно превращаясь в черные точки на фоне быстро сереющего вечернего неба.

— А этого как ты поймал? — указав на помесь черепахи с пауком, спросил я Улюлюма.

— Когда мой могучий дракончик… А где он?

— Улетел.

— Жаль. Хотя ему тут было бы тесновато… Так вот, свалился я в эту нору, а тут еще обвал случился. Привалило меня сильно, еще и ящик какой-то навалился сверху. Попытался я выбраться самостоятельно, но одной рукой ни ящик отодвинуть, ни завал разобрать, а тут этот вползает. Я, конечно, притаился. Пускай, думаю, ближе подойдет. Он попытался мимо прошмыгнуть, но я его за ногу успел ухватить. А уж он не отказался помочь мне.

— Я хороший, я хороший, — забубнил уцелевший перевертыш.

— Что с ним делать?

— Возьмем с собой, — предложил я. — Расспросить хочу, но только сперва давайте свяжем его, а то еще попробует колдовать.

— Я проконтролирую, — предложил имперский князь, подняв кулак в железной перчатке.

Но пленника мы все равно связали. Может, это и излишняя предосторожность — ведь пока перевертыш в своем обличье, он не способен причинить особого вреда магией, — однако способность принимать любой облик сама по себе страшное оружие.

Поднявшись на третий этаж административного корпуса, мы занялись неотложными делами.

Пока соборовцы накрывали принесенные столы, я наполнил водкой кубок и протянул его Улюлюму.

— Что это? — понюхав, спросил он.

— Водка, — признался я.

— А почему не пахнет?

— Пей.

— Выпить за победу, конечно, нужно…

— Пей.

— Да что ты ко мне пристал?

— Пей! — положив руку на эфес меча, настойчиво потребовал я.

— Да что с тобой такое? — крикнул рыцарь, хватаясь за меч.

— Пей! — обнажив мечи, приказали валькирии.

— А то сейчас тарелкой как запущу в лоб, — пригрозила тетушка.

— Поверь мне и выпей, — попросил я.

— Умом вы все тронулись, что ли?!

— Он паразит, — заявил имперский князь.

— Сейчас как…

— Выпей, прошу тебя…

Улюлюм решительно проглотил водку и со злостью швырнул об пол опустевший бокал.

— Извини, — попросил я, — но эта проверка была необходима.

— Да пошел ты! — пробурчал Великий Сокрушитель и отвернулся.

Все облегченно вздохнули и вернулись к своим делам. Я с тетушкой прошелся по рядам камер глубокой заморозки, активизируя цикл размораживания плавающих в геле людей. Дружинники накрыли на стол и принесли стулья. Имперский князь, устроившись поблизости от связанного перевертыша, наблюдал за ним, постукивая кулаком по спинке стула. Валькирии сели в уголке и принялись что-то горячо обсуждать.

— Прошу всех к праздничному столу! — позвал Макар. Его медведь первым воспользовался приглашением и уселся на стул. Несчастное изделие мебельной промышленности не вынесло свалившегося на него счастья и отбросило ножки. Каждую в свою сторону. Топтыга обиженно засопел и повторил попытку с соседним стулом. Его постигла та же участь. К тому времени когда для медведя притащили кресло, которое жалобно заскрипело, но выдержало залезшую в него тушу, возле стола наблюдалась явная нехватка мест. Зато утром не будет проблем с дровами…

Опустившись на предложенный стул, я завистливо покосился на вольготно устроившегося медведя и вздохнул. И это называется царь природы!

Джинн проворно наполнил фужеры огненной водой и, дождавшись, пока все вооружатся ими, провозгласил тост:

— Я поднимаю этот бокал за всех собравшихся на этот торжественный ужин и предлагаю выпить…

За что конкретно хотел выпить джинн, присутствующих мало волновало. Главное — с врагами покончено, и посему договорить джинну не позволили, дружно согласившись выпить.

Над столом прокатился мелодичный звон хрустальных бокалов, и их содержимое переместилось туда, откуда извлекать его и короли ходят самостоятельно.

Выпили, закусили…

Пленный перевертыш жалостливо вздохнул, но тот факт, что перед тем, как приступить к поглощению пищи, даже Викториния опустошила бокал не без помощи имперского князя, разумеется, убедил его воздержаться от более настойчивого о себе напоминания и принять правильное решение относительно пользы для здоровья диеты, ограничив на этот вечер свой рацион одной слюной.

Промолчав, что для него вообще-то несвойственно, после того как ему не дали закончить первый тост, джинн незамедлительно подготовил плацдарм для второго. На этот раз ему удалось продвинуться довольно далеко в своих витиеватостях, пока магическое словосочетание «предлагаю выпить» случайно не слетело с его языка. А слово, как известно, не воробей. Едва сорвавшись, оно послужило сигналом к переходу от разговоров к делу.

В этот раз Тихона и Топтыгу обделили, но они не очень расстроились, уделив основное внимание закускам.

После третьего неоконченного тоста джинна обстановка за столом мягко перешла из состояния видимости некоей торжественности, даже с налетом официозности, в совершенно непринужденное общение. Улюлюм, позабыв про обиду, принялся живописать свои подвиги с целью сокрушения скорлупы яйца и освобождения дракона. Имперский князь Торригон переключил свое внимание с принцессы на мою тетушку. Чем Викториния не замедлила воспользоваться. Оттеснив от меня валькирию, она попыталась сесть мне на колени.

«Где только этих императорских отпрысков манерам учили?!» — возмущенно подумал я, поднимаясь с обломков стула.

Тихону эта забава понравилась, и он тоже решил поучаствовать. Оленька едва успела выдернуть меня из-под покатившихся клубком по полу единорога и демона.

И тут в окно кто-то постучал.

— Войдите! — прокричал я. А потом сообразил, что мы находимся на третьем этаже, а это почти десять метров над землей. — Ик!

Перед окном мелькнула густая тень, смутно похожая на кулак, каждый палец которого был величиной с меня, и стук повторился.

— Хорошо, что в окнах стекол нет, — заметил джинн и нырнул в стоявший на столе сосуд. Оттуда тотчас раздался плеск, и высунулась облепленная листьями ультрамариновая голова.

— А нечего по гостям без спросу ходить, — сказала ему тетушка. — Ишь, шустрый какой… Вот теперь искупался в травяной настойке и стал из синего серо-буро-зеленым. Еще и кожа задубеет, и через стены ходить не сможешь…

Джинн воспринял угрозу серьезно, стартовав прямо из чая на реактивной тяге. Фу-у-ух! Теперь мокрые листья украшают не только его эфемерное тело, но и лица всех находящихся за столом. Мне-то все равно, я к окну отошел..

— Кто здесь? — спросил я, высунув голову.

— Это я, — пробасила огромная голова, запрокинутая вверх и заискивающе заглядывающая мне в глаза. — Ни мха тебе, ни эрозии…

— Э… — Вид шевелящихся каменных валиков и подпрыгивающей между ними плиты — языка, настолько потряс меня, что я совершенно позабыл про страх. — Благодарю.

Тролль расплылся в улыбке, сопровождаемой треском и скрипом лицевых мышц. Шипы на его горбу затрепетали, расписанная разноцветными узорами лысина покрылась морщинами, он неуверенно откашлялся, обдав меня жаром и запорошив глаза пылью.

— Может, это… Мне даже боязно, но… против природы не попрешь…

Совершенно потерявшись в недосказанных предложениях, я лишь поддакнул. Зато высунувшаяся из стены — думаю, захмелевший джинн просто промахнулся мимо окна — ультрамариновая голова без раздумий поинтересовалась:

— Хулиганить пришел?

Тролль испуганно отшатнулся от такого предположения и пролепетал:

— Я за деньгами…

— Корыстный! — безапелляционно заявил эфемерный дух. — Водку будешь?

— Да. А деньги?

— Рабочий день закончен, обращайся утречком, часов в десять, а лучше после двенадцати.

— Но…

Не слушая возражений, джинн слетал за новым баллоном с водкой, резонно решив, что остатков предыдущего мало и сидящим за столом.

— Это все мне? — счастливо улыбнулся тролль. Роспись на его лысине стала ярче, а дыхание жарче.

— Угощайся, — предложил я. — Сейчас закуску организуем…

— Буль… Буль… Не на… Буль… — Тролль со счастливой миной утер рот. — Не надо. Я вот гравием зажую.

Не знаю уж, какую реакцию устроил алкоголь в каменном желудке, но тролль заметно расслабился и добродушно рассказал, почему так настойчиво меня преследует. Да уж, его исполнительность достойна памятника… Оказывается, тролли созданы Великим драконом из камня для надсмотра за мостами, переброшенными через пропасти. Также в их обязанности входит взимание платы с пользующихся ими путников. Пошлина идет на прокорм тролля. Питаться-то они могут и обыкновенными камнями, но организм ведь требует и соли, и разных минералов… Когда мы с Викторинией проскочили мимо него, тролль страшно разозлился, но попытку последовать за нами целого табуна единорогов принял как вызов своей профессиональной пригодности. И пустил в ход оружие пролетариата, отогнав от моста «зайцев», то бишь единорогов. Но мы скрылись, а последовать за нами он не мог — при попадании на кожу солнечных лучей она каменеет, теряя подвижность. Вот и пришлось ему ждать ночи, а потом идти по нашим следам. Чем закончилась наша встреча, я прекрасно помню — вот, даже волосинка белая с той поры в висках появилась. А когда с приходом ночи он обрел способность двигаться, то обнаружил, что неизвестные злоумышленники уничтожили мост. И ему осталось одно: найти нас и получить-таки плату за проход.

— Мы тебе поможем, — заявил я, терзаемый муками раскаяния.

— Да? — удивился тролль.

— Вернее, джинн поможет, — поправился я.

— А? — От удивления сгусток дыма едва не свалился на землю. — Как?

— Поможешь троллю новый мост построить.

— Я?!

— Ты же у нас джинн. Вот и сотворишь небольшое чудо.

— Чудо им подавай, — пробурчал ультрамариновый сгусток дыма, доставая из кармана потрепанную книжку и погружаясь в чтение. Посмотрев на ее обложку, я рассмотрел надпись: «Основы мостостроения. Том первый».

— Узнать бы, кто мост поломал, — вздохнул тролль.

— Думаю, перевертыши, — заявил я.

Наши взгляды устремились в глубь помещения, скрестившись на связанном пленнике.

— Можно, я его съем? — попросил каменный великан.

— Отравишься, — охладил я порыв тролля, но беседу с пленником решил провести. Нужно же разъяснить некоторые вопросы. Да и покормить не помешает. Все же условия Венской конвенции в отношении военнопленных никто не отменял.

— Ну что, урод, говорить будешь? — спросил несколько заплетающимся языком имперский князь, сняв со рта перевертыша повязку, и дыхнул на него спиртовым запахом. Вот странно, сама водка не пахнет, а сивушный запах во рту остается! Видимо, древним химикам автоинспекция не позволила полностью убрать запах. Им-то кормиться нужно…

— Буду, — поспешно ответил гибрид черепахи с пауком и затараторил: — Я Нин ди Зя Черепашка шестнадцатый, главный помощник надсмотрщика над электрическими цепями и временно испол…

— Стоп! — остановил я поток его словоизлияний. Вот передадим в компетентные органы, пускай они и фиксируют его показания. — Мне нужны ответы на мои вопросы, а не твоя биография. Здесь есть еще ваши поселения?

— Нет, — как-то слишком поспешно выпалил паразит.

— Не верю. Говори. А то в ухо дам.

— Нет больше поселений.

— Не хочешь по-хорошему… Торри, будь добр, дыхни этому гаду в личико.

— Нет, нет, — заскулил пленник.

— Теперь верю.

— Где находится Обреченный мир? Быстро! Отвечать!!!

— Здесь.

— Что? — растерялся я.

— Это и есть Обреченный мир, — пояснил перевертыш.

— Это почему же он обреченный? — обиделся имперский князь. — Сейчас как засуну… стакан водки тебе в пасть.

— Это не я его так назвал, — заскулил пленник, пытаясь спрятать голову под панцирь. Но не пускали рога и уши. — Это люди так назвали. Мы его называем Омлет.

— Тоже своего рода яичница, — произнес я.

Так, перемежая угрозы с вопросами, я добился от перевертыша некоторой полезной информации. Во-первых, Яичница — это родина паразитов, или перевертышей, как прозвали их люди. И они действительно произошли он паразитирующих в драконьем гнезде существ. Во-вторых, они не знают, что такое Великий дракон и где он теперь. Хотя именно ради этого знания, надеясь отыскать другие гнезда и братьев по разуму, они и расползаются по миру. В-третьих, на Землю с Яичницы можно попасть лишь через телепорт, находящийся в подземном бункере, укрытом глубоко под гнездом. И не напрямую, а через Ваурию. Это тот портал, который якобы не открыт. А с Ваурии, насколько мне известно, ведет лишь один путь — портал №27-3/МА, наследным Хранителем которого я являюсь. Вот по этой причине перевертыши и решили взять контроль над переходом в свои руки. Им надоело постоянно осторожничать и ограничивать переход несколькими особями в месяц, принимая облик искателей. То, что им удалось переправить сюда камеры заморозки, говорит о тщательном планировании и массе затраченного на осуществление выработанного плана времени. Но для дальнейшего продвижения им нужно было иметь свободный проход туда-сюда, чтобы реально начать переселение с Яичницы на новые просторы. В-четвертых, камеры глубокой заморозки им были крайне необходимы, потому что после смерти объекта, послужившего прообразом принятого перевертышем облика, самозванец не сможет удерживать этот облик более двух-трех дней. Вот поэтому-то моя тетушка и оказалась на Яичнице в камере глубокой заморозки. И в-пятых, встреченный нами железный кентавр, ужасная мышь и другие сводящие людей с ума уроды — это не перевертыши, а искусственные создания древних, которых несостоявшиеся завоеватели Вселенной лишь выпустили на свободу. И роботы расползлись по Диким пустошам, выполняя заложенную в них программу. Если мои догадки верны, то их конечной целью является прогрессирование животных в разумные существа. Вот только остались в ангарах лишь бракованные экземпляры, нормальных использовали по назначению сами древние. Как результат — извращение самой чистой идеи до ужасного кощунства над природой.

Узнав, что хотел, я собрал со стола на тарелку несколько кусков мяса и поставил перед перевертышем. Он с жадностью набросился на еду.

— Водочки налить? — предложил я.

Паразит чуть не подавился. Я отошел, сел на подоконник, свесив ноги наружу, и стал рассматривать звездное небо над головой. Джинн отложил книгу и протянул мне бокал. Мы соприкоснулись хрустальными кромками и выпили. К нам присоединилась Оленька. Нет, не в плане выпивки, а в плане созерцания звезд. Она, не говоря ни слова, прижалась к моему плечу, обхватив ладошками руку.

— Смотри, звезда падает! Загадай быстрее желание.

— Загадала. А оно сбудется? — спросила она.

— Непременно сбудется.