Спаси нашего сына

Глава 19. Егор

Видеть Еву в своей квартире — странно.

Она как диковинный зверь, оказавшийся здесь по чудесному стечению обстоятельств.

— Я закажу что-нибудь поесть, — говорю довольно хрипло.

Мне неловко от того, что везде разбросаны вещи Вики. По квартире, которая совсем недавно еще была холостяцкой, теперь метки чужой женщины, и все это за пару дней.

Я не сходился раньше ни с кем настолько, чтобы жить вместе. Не было ни нужды, ни желания, я с семнадцати лет привык жить один, справляться с бытом и прочими проблемами самостоятельно.

Но после встречи с Евой, той, первой, что-то поменялось.

И Вика, если уж быть честным перед собой, стала кем-то вроде ее заменителя. Разве так бывает, убеждал я себя, что одна единственная ночь способна с ног на голову перевернуть все?

Я не знал о Еве ничего сверх того, что рассказывала она. Все остальное — нарисованный в башке образ, и он вполне мог не соответствовать действительности.

Так оно и вышло, впрочем.

Я вспоминаю фотографии, которые тогда снял на телефон Денис, и внутри отзывается глухая пустота.

Когда я их увидел, все ухнуло внутри, сжалось, превращаясь в сгусток боли. И даже воскрешать эти воспоминания, спустя почти полгода, все равно — больно.

Ладно, довольно сеансов экзорцизма. Сейчас мы о другом.

— Ева, — обращаюсь я к ней, — я посмотрел, какие способы установления отцовства есть, — говорю и испытываю отвращение к самому себе, слишком все по-деловому и серьезному, точно мы обсуждаем энергосервисный контракт, а не моего сына, — самый подходящий для тебя — сдать кровь. Завтра из клиники специалист приедет сюда для забора анализов. Я надеюсь, ты не против?

Евины глаза — как два огромных блюдца, круглые, немного испуганные. Где-то внутри я ожидаю, что она может начать сопротивляться, откажется сдавать кровь или устроит истерику за то, что я ей не верю.

В общем, любыми способами будет избегать теста. И тогда у меня будет еще один официальный повод не верить ей и держать ее на расстоянии. Потому что приближать — это, мать вашу, больно и страшно. Даже когда ты тридцатилетний мужик, управляющий собственным огромным бизнесом. Там — в работе, все четко, понятно и знакомо. Там есть знакомы, есть следствия и причины.

В отношениях, черт возьми, все совсем иначе. Здесь я профан. Одно дело, это ночь любви, совсем другое…

— Как скажешь, Егор.

И это ее согласие рушит опоры крепостей, которые я с излишней тщательностью возвожу между нами. Так просто и так открыто она это говорит, обезоруживая одним только видом.

Ева, Ева… Ну почему ты такая?

Пока доставка везет обед, я достаю из холодильника продукты, нарезаю, весьма коряво, овощи. И чувствую движение за моей спиной — Ева подходит близко, становясь рядом со мной. Ее живот чуть упирается в столешницу, и я смотрю на него. Интересно, какой он там внутри — человек, состоящий наполовину из моих клеток?

Шальная мысль: прикоснуться к мягкой ткани ее платья, чтобы ощутить тугость живота. Толчки уже чувствуются?

Что я вообще знаю о беременных женщинах? Кроме того, что они могу захотеть клубнику в феврале или селедку с арбузом среди ночи?

— Давай сюда нож, ты терзаешь помидор, — Ева протягивает ладонь, но я избегаю прикосновений. Кладу нож на доску, отхожу от нее, позволяя полностью завладеть положением.

Вика не готовила. Ну то есть, она могла красиво сервировать стол к завтраку, что-то нарезать, но особого энтУЗИазма готовка и уборка у нее не вызывала. Ее стихия — работа и секс, возможно, поэтому я не видел с ней ничего серьезного дальше.

Она была идеальной партией на здесь и сейчас, но, как правило, на таких женщинах не женятся.

Сажусь на барный стул, и теперь уже я наблюдаю за Евой, а не она за мной. Вижу, как ловко она управляется ножом, отправляя в салатницу овощи, тонкие пальцы быстро двигаются, лицо расслаблено и безмятежно.

Она и так выглядит младше своих лет, а сейчас и вовсе кажется совсем юной и хрупкой. Даже не смотря на живот.

— Ты ешь с маслом, — не спрашивает, утверждает. Неужели, помнит даже это?

Мы садимся за стол, друг напротив друга, и в полном молчании едим салат. Только позвякивают приборы о тарелки.

— Спасибо, очень вкусно, — говорю я, хотя и вкуса еды-то не ощутил.

— Пожалуйста. Оставь тарелки, я помою.

— Не надо, — качаю головой, — я и сам могу. Ты устала, наверное.

— Егор, — на ее лице взрослая, усталая улыбка, — может, ты забыл, но я работаю посудомойщицей. Работала до сегодняшнего дня.

— Почему — работала?

Вспоминаю, что ее подруга говорила что-то об увольнении, но в тот момент мне было настолько плевать на все слова, что я пропустил их мимо ушей. Было важно только понять, где сейчас Ева, все остальное — второстепенно.

— Когда эти люди пришли за мной на работу, начальница приказала уволить меня, — Ева трет задумчиво бровь, — я не знаю, как они нашли меня там? Я никому не рассказывала почти.

Неясная догадка только успевает зацепить мое сознание, как я выпаливаю:

— Телефон, Ева. Они могли отследить тебя по нему.

И мы замолкаем, оба думая об одном и том же. Что в таком случае ее местопребывание скоро снова перестанет быть для них секретом.