Сплошной разврат

Глава 14 АЛЕКСАНДРА

Когда мы вошли, Вася поливал кактус. Эксперимент по выращиванию колючего друга вошел в решающую фазу, и Вася неоднократно рассказывал мне, что скоро напишет статью для научного журнала и обрадует весь ботанический мир сенсационным сообщением: в одной северной стране удалось воспитать особый кактус, который, в отличие от своих собратьев по крови, растет как бешеный в условиях полного отсутствия солнечного света в прокуренном помещении и к тому же является очень водолюбивым существом. Действительно, опровергая лживые утверждения о том, что кактусы не любят воду, Васин выкормыш был готов потреблять ее литрами.

Для придания эксперименту особого шика Леонид дважды порывался побрить кактус, а один раз — привить на него черенок яблони, но Вася пресек безобразие и написал на имя полковника Зайцева докладную записку, в которой уведомил, что лейтенант Зосимов предпринимает попытки порчи казенного имущества. Леониду было строго указано, чтобы он оставил кактус в покое.

Кактус был не только лучшим и единственным украшением кабинета, но и любимым собеседником капитана Коновалова. Уж я-то знала, насколько негативно Василий относился к попыткам помешать его общению с природой. Поэтому, когда Семен Маркович открыл дверь и бестактно поинтересовался: «Разрешите?», Василий, как раз рассказывавший кактусу последние новости, рявкнул: «Нет! Я занят!»

Понятно, обреченно подумала я, Леонид его ни о чем не предупредил. И сегодня Вася меня не ждет. То есть повестку, как и все, я получила, но Вася выслал ее только в целях конспирации, не более того. А встречаться мы собирались завтра. И, разумеется, без адвоката.

Семен Маркович принялся шаркать ногами, вздыхать и издавать прочие навязчивые звуки.

— Что непонятного? — спросил Василий, не оборачиваясь. — Я, кажется, все ясно объяснил.

— Но нам назначено, — ответил адвокат. — Извольте уважать чужое время.

— Что-о?! — Вася грозно развернулся. Увидев меня в компании с Семеном Марковичем, Василий чуть не выронил бутылку с водой.

— Моя фамилия Митина, — быстро сказала я, глядя Васе в глаза. — Если вы не помните…

— Я не помню? — растерялся Василий.

— Вы вызывали меня сегодня на допрос, — продолжила тараторить я. — А это мой адвокат.

— Адвокат?! — Лицо капитана Коновалова налилось кровью. — Твой?!

— Я бы попросил вас повежливее разговаривать с моей клиенткой, — встрял Семен Маркович. — И уж как минимум обращаться к ней на «вы».

Василий ошарашенно опустился на стул и, обращаясь исключительно к кактусу, пожаловался:

— Бред какой-то.

— Нам можно зайти? — не столько спросил, сколько подытожил адвокат.

— Вы уже зашли. — Василий сел за свой стол и указал рукой на стул напротив. — Присаживайтесь.

Я уверенно направилась к стулу, но адвокат умело оттеснил меня к стене и сам уселся напротив Василия, а мне указал на место в углу.

— Мы вас слушаем.

— Вы будете отвечать на вопросы? — с издевкой уточнил Василий. — Ну что ж… Где вы находились в момент совершения убийства?

— Видите ли, моя клиентка не следила за временем, поскольку, как вы понимаете, не могла предположить, что потребуется давать вам отчет. Но примерный маршрут ее передвижений в примерно указанное вами время таков: она поднялась к себе в номер, затем вышла из него и пошла вниз по лестнице. В холле третьего этажа она встретила Иратова Вадима Сергеевича, который, напротив, только что спустился на лифте на третий этаж и направлялся в номер к убитой, — бодро ответил адвокат.

— Ага. Отлично. Я уже слышал эту феньку от нее. — Василий кивнул на меня. — Но с тех пор кое-что изменилось. Например, у нас имеются показания горничной. Она утверждает, что видела Иратова в холле третьего этажа, и он был один. И вашу клиентку она там тоже видела, и тоже в одиночестве. То есть они оба там были, но в разное время. Понимаете меня? Я внятно излагаю?

— Горничная могла что-то забыть или перепутать, — бодро откликнулся Семен Маркович. — Не вижу оснований доверять ее показаниям больше, чем показаниям моей клиентки и уважаемого Вадима Сергеевича.

— С удовольствием согласился бы с вами, если бы ваша клиентка и уважаемый господин Иратов не проходили по делу как подозреваемые, — ласково сказал Василий. — Поэтому показания незаинтересованного человека для нас представляют особый интерес.

— Так им уже предъявлено обвинение?! — возопил адвокат. — Давно ли?

— Сразу, — лаконично ответил Василий.

— Но позвольте, на каком основании?

— Ваша клиентка подралась в холле первого этажа с убитой, — Василий грозно посмотрел на меня, — на глазах у нескольких свидетелей. Факт возмутительный. Человеку, я Григорчук имею в виду, предстояло пройти через насильственное убийство. Понятно, она нервничала — кому охота быть удушенным подушкой? А тут еще ваша клиентка со своими приставаниями. Неужели она не могла наброситься на кого-нибудь другого?

Подралась? От возмущения у меня перехватило дыхание.

Семен Маркович воспринял дезинформацию гораздо спокойнее:

— Во-первых, драки не было. Во-вторых, факт ссоры еще ни о чем не говорит. К тому же, — адвокат хихикнул, — вряд ли Григорчук знала о предстоящем убийстве…

— Не вижу ничего смешного, — прервал его Василий. — Не знала, так чувствовала.

В комнату заглянул полковник Зайцев:

— О-о, ты уже здесь? — Он подмигнул мне и погрозил пальцем Василию. — А почему сегодня? Коновалов говорил, что ждет тебя завтра. Не позволяй этому охальнику распоясываться.

— Ну, знаете, — адвокат привстал и оперся руками на стол старшего оперуполномоченного. — Ну, знаете, у вас здесь странная манера всем «тыкать».

Зайцев выпучил глаза, но ничего не сказал и ушел.

— Продолжим. — Василий достал лист бумаги и написал сверху крупными буквами: «Протокол допроса». — Почему вы пошли вниз пешком?

— Лифт был занят, — улыбнулся Семен Маркович.

— Так. А почему, вместо того чтобы топать себе дальше, вы застряли на третьем?

— Передохнуть. Перевести дух. — Семен Маркович пожал плечами: что ж тут непонятного?

— Болеет? — сочувственно спросил Василий.

— Кто? — не понял адвокат.

— Она. Клиентка ваша. Привалы между этажами обычно устраивают люди хворые. Немощные то есть. — Василий опять посмотрел на меня, на этот раз сочувственно.

— Благодарю, — чинно поклонился Семен Маркович, — она здорова.

— Слава богу! — обрадовался Василий. — А она у вас, часом, не глухонемая? А то молчит, сопит, а слов не произносит.

Я гордо выпрямилась и открыла рот, чтобы дать достойный отпор этому хаму, но Семен Маркович опять успел раньше:

— Ее интересы представляю я, — строго заметил он, — и беседу с вами буду вести я.

— А в СИЗО за нее тоже будете сидеть вы? — дружелюбно спросил Василий.

— В СИЗО? — испуганно пискнула я. — Как же?..

— Вот! — обрадовался Василий. — Голос прорезался. Я всегда говорил, что допросы раскрепощают людей. Скажите мне, милочка, — глядя в глаза Семену Марковичу, спросил он, — кроме Иратова, свидетелей вашего болтания по третьему этажу в момент убийства нет?

— Нам достаточно Иратова, — жестко сказал адвокат.

— Вам — возможно. А мне — мало. Ладно, пока у меня вопросов нет. О дальнейшем ходе следствия вы будете извещены. Я вас больше не задерживаю.

Семен Маркович церемонно раскланялся, предварительно изучив внимательнейшим образом текст протокола, и только после двукратного его прочтения разрешил мне поставить там свою подпись.

Адвокат шел по коридору походкой каменного гостя, а я все время дергалась, оглядывалась и пыталась подмигнуть Васе. По-моему, он не заметил.

Избавиться от назойливой опеки Семена Марковича оказалось делом непростым. И когда я, наконец, добралась до телефона, Василия на месте уже не оказалось.

Надо было ехать к Трошкину, но не хотелось, очень сильно не хотелось. И не потому даже, что сам Трошкин не вызывал бурных симпатий, а потому, что за его правым плечом мне непременно мерещился бы Семен Маркович как назойливая и прилипчивая ассоциация. И я решила заглянуть на работу.

В отделе происшествий, в отличие от всей остальной редакции, никакой паники не наблюдалось. Сева Лунин болтал по телефону с одной из своих многочисленных девушек, а мой бывший начальник Майонез корпел над подписью к очередной кровавой фотографии.

— Как лучше, — спросил он меня. — «Маньяки дохнут на взлете» или «Коротки крылья у маньяка»?

— Лучше, где дохнут. Хотя и второй вариант тоже ничего.

— Тебя в родные пенаты не тянет? — добродушно спросил Майонез.

— Тянет, — честно призналась я. — А что это вы не страдаете вместе с остальным коллективом? Как-то у вас подозрительно тихо и спокойно.

— А нам-то что? — пожал плечами Майонез. — Всех можно выгнать, да и надо бы. Развели бездельников. Политику твою я бы точно закрыл. Да и экономику. Народу это все не интересно, народу политика надоела. А вот без криминальной хроники ни одна газета жить не может. Так что мы не волнуемся. А как твой туберкулез?

— Нормально. — Я подумала немножко и добавила: — Прогрессирует.

— Ага. — Майонез кивнул и опять углубился в работу.

— Пойдешь со мной в буфет? — спросил меня Сева, закрыв телефонную трубку рукой.

Я пожала плечами.

— Пойдем, — попросил Сева. — Ты будешь меня утешать. А то в последнее время я испытываю тяжкие моральные страдания.

— Ну, пойдем, — согласилась я. — Все равно мне делать нечего.

— Рыбка моя, — зажурчал Сева своей девушке, — прости, но начальство меня требует. Перезвоню позже. Кстати (это уже мне), говорят, ваш отдел политики закрывают.

— Не верь, — отмахнулась я, — такого быть не может никогда.

— У нас — может. Ты вот все время где-то бродишь, от коллектива отдалилась, а все к тому идет. Серебряный орет, что народ — быдло, но нам тем не менее надо быть ближе к народу. А политика, как справедливо и мудро заметил Александр Иванович, — Сева поклонился Майонезу, — это удел яйцеголовых. Пошли? Ой, я совсем забыл — тебе звонило лохнесское чудовище, срочно просило с ним связаться.

— Кто?

— Дуня Квадратная. — Сева широко расставил ноги и уставился на меня исподлобья, изображая бедную Дуню.

— И ты молчишь! — заорала я. — Что ж ты мне сразу не сказал! Не иду я с тобой в буфет, как-нибудь в другой раз.

…Дуня взяла трубку сразу и очень обрадовалась.

— Как хорошо, что ты позвонила, — сказала она. — Нам надо повидаться. Видишь ли, мне кажется, я знаю, кто убил Григорчук.

— Кто?

— Приезжай ко мне, ладно? Я сижу дома и, честно говоря, боюсь высунуться. Потому что о том, что я знаю, еще кое-кто знает. Приедешь?

Что за вопрос?! Я пулей выскочила из редакции и через полчаса звонила в дверь Дуниной квартиры.

— Кто там? — спросила Дуня испуганно.

— В «глазок» посмотри, — посоветовала я.

— Ты одна? — Дуня не торопилась открывать.

— Конечно, одна.

Послышалось лязганье ключей, щеколд и, судя по звуку, цепочек.

— Заходи, — сказала Дуня шепотом и, как только я протиснулась в чуть приоткрытую дверь, тут же начала запирать ее на все имеющиеся замки.

— Кого ты так боишься? — спросила я нарочито бодрым и беспечным тоном, потому что Дунино пугливое настроение отчасти передалось и мне.

— Если бы я знала! — Она еще раз посмотрела в «глазок» и потащила меня на кухню. — Понимаешь, по всему выходит, что следующей жертвой буду я!

— С чего бы?

— С того, что мы с Григорчук в последнее время копали под одних и тех же. Я собираюсь опубликовать свое расследование, и тут же выходит «Секс-мода», где их Резвушкина пишет про ту же персону. И так три раза подряд. Три! Кто-то из тех, на кого мы собирали компромат, убрал ее, а теперь моя очередь. Я тебе еще не все рассказала. В тот вечер, сразу после убийства, я поехала к Григорчук. Залезла в квартиру…

— Как?

— Обыкновенно, открыла дверь ключами. — Дуня посмотрела на меня с жалостью, в том смысле, что «учись, салага».

— А зачем? И откуда у тебя ключи?

— Ключи я выкрала у нее давно. А к ней поехала, чтобы выяснить, что я ей сделала плохого и для чего она решила меня уничтожить.

— Она — тебя? — Не помутился ли у Дуни рассудок от страха, подумала я.

— Я же тебе говорила, — раздраженно сказала Дуня, — что Григорчук в последнее время устраивала мне страшные неприятности. Спрашивается: зачем? Вот я и поехала. А там кто-то был.

— Мало ли, — отмахнулась я, — гости или родственники.

— В темноте? Свет в квартире не горел, я вошла, а в передней кто-то ходит и дышит.

— Ну, раз ходит, то, уж конечно, дышит, — согласилась я. — Живой, значит.

— Зато я чуть не сдохла от страха! И вот скажи мне, — потребовала Дуня, — что он там делал? И кто это был?

— Я-то откуда знаю?

— Зато я знаю! — с пафосом воскликнула Дуня. — Это был убийца! Он пришел за документами. И ко мне придет.

Я задумалась. В принципе все логично, особенно если иметь в виду род Дуниной деятельности. Она портила жизнь влиятельным людям, и наивно было бы рассчитывать на то, что они вечно будут сидеть с поджатыми хвостиками и покорными лицами.

Нормальный человек немедленно предложил бы Дуне спрятаться, уехать, затаиться, но меня безнадежно испортило сотрудничество с убойным отделом МУРа и лично с капитаном Коноваловым. И первое, что пришло мне в голову: если Дуня права в своих опасениях, значит, из нее может получиться восхитительная подсадная утка. Но попробуйте сказать такое испуганному человеку.

— Знаешь… — я замялась, — ты же не сможешь прятаться всю жизнь. Может, тебе, наоборот, начать крутиться среди людей. Под охраной, разумеется.

Потом мы два часа толкались вокруг и около, Дуня на разные лады пересказывала мне таинственную историю своей заочной конкурентной борьбы с Резвушкиной, я охала и ахала, но план мы в итоге составили неплохой. Васе мы решили пока ничего не говорить, чтобы он по простоте душевной и по кондовости своей милицейской натуры не испортил чего-нибудь. К тому же Вася запросто мог запретить мне рисковать, он любил изображать из себя отца родного — заботливого и трепетного. Дуня слегка успокоилась, трястись перестала и, как она сама сказала, начала припоминать, что она не овца дрожащая, а суровая мстительница переходного посттоталитарного периода.

До МУРа я добралась только вечером. Капитан Коновалов и лейтенант Зосимов играли в шахматы. Точнее, играли они в шашки, но шахматными фигурами. Леонид говорил, что подобная конспирация необходима для репутации убойного отдела: зайдет человек из соседнего подразделения и подумает — вот какие умные опера собрались в отделе по расследованию убийств.

Вася окинул меня ледяным взглядом и, переставляя ладью, сухо поинтересовался:

— Ты одна? Без адвоката?

— Вась, а что мне было делать? Трошкин навязал мне своего адвоката, я пыталась тебя предупредить, разговаривала вот с этим, — я ткнула пальцем в Леонида, — намекала ему всячески.

— Было дело, — подтвердил Леонид. — Я, правда, решил, что ты так шутишь, потому и товарищу капитану ничего не сказал. Извини, Санечка, был не прав, проявил не свойственную мне тупость.

Вася, все еще изображая оскорбленную невинность, кивнул мне на стул: садись, докладывай. Ну и на том спасибо.