Стихи

Чтоб нам друг друга взглядами любить,

Мы с них должны чужие взгляды смыть,

Которые так долго нас пятнали

В дни рабства и печали.

Рассвет, румяный и росистый,

Неяркой дымкою лучистой

Подернут,

Как будто мягких перьев веера

Из нитей солнечных и серебра,

Туманы разорвав, в саду скользят по дерну.

Как чаши голубой воды,

Искрятся золотом чудесные пруды,

В листве мерцает изумруд крыла,

И стряхивает день, нетороплив и точен,

С дорог, с оград, с обочин

Чуть влажный пепел, где таится мгла.

У нас, в саду любви, не увядает лето:

По гравию идет павлин, в парчу одетый:

Ковер из лепестков пушистый —

Жемчужины, смарагды, аметисты —

Разнообразит сон зеленых трав;

К синеющим прудам цветы купав,

Как поцелуи белые, прильнули;

Кусты смородины стоят на карауле;

Щекочет сердце флокса яркий жук;

Как яшмовый, искрится луг,

И пчелы — пузырьки мохнатые — роятся,

Жужжа над лозами, где гроздья серебрятся.

Похож горячий воздух на муар;

В полдневный раскаленный жар

Мерцает в нем как будто вихрь жемчужный,—

А медленным дорогам нужно

Брести тем временем вперед,

На небеса, где их, пылая, солнце ждет.

Но не у лета взял наш скромный сад

Свой незапятнанный, сверкающий наряд:

То нашей радости немеркнущее пламя

Его одело яркими огнями.

В те дни, когда мне жизнь была трудна

И стерегла в засаде злоба,

Явилась ты, как огонек радушный,

Чей луч зимою из окна

Струится в темноте на белизну сугроба.

Твоя душа средь ночи равнодушной

Меня коснулась — так легка,

Как теплая, спокойная рука.

Потом пришли и пониманье,

И нежность, и правдивость, и слиянье

Доверчиво протянутых ладоней,

В тиши, когда звезда зажглась на небосклоне.

Хотя растаял снег, хотя июньский зной

И в нас и над землей,

Как пламя вечное, пылает

И наши помыслы огнями устилает.

Хотя, рожденная неистовым желаньем,

Любовь — чудовищный цветок —

Пускает за ростком росток,

Не тронутая увяданьем, —

Но я, как встарь, гляжу на кроткий огонек.

Который засиял во тьме моих дорог.

Сегодня к нам, когда померк закат,

Явилась осень,

И на тропинках и в канавах

Ладони листьев ржавых

Беспомощно лежат, —

Хотя уже явилась осень,

Руками ветра шаря и шурша

В вершинах сосен,

И розы жаркие срезая не спеша

И бледность лепестков роняя у крыльца, —

Но от ее холодного дыханья

Нам нужно наши уберечь сердца.

Мы сядем к очагу воспоминанья,

И огоньки нам лица обагрят,

Мы сядем и к его теплу вдвоем

Руками и коленями прильнем.

Чтоб скрыться от печалей и утрат,

От увяданья чувств, горячих и живых,

От страха нашего, от нас самих,—

Мы к очагу прильнем, где память разожгла

Огонь, который не погасит мгла.

И если ливней паутины

И длинные полотна темноты

Окутают пруды, лужайки и кусты, —

Пусть осень, омрачившая равнины,

Минует потаенный сад,

Где наших мыслей, слитых воедино,

Шаги согласные звучат,

Я радость бытия принес тебе в подарок!

Как зологистый шелк, был день сегодня ярок,

И ветер весело кружил над головою.

Блестят мои ступни, омытые травою,

Ладони бархатны — к ним ластились цветы,

Глаза блестят от слез душевной полноты, —

Я их сдержать не мог, ликующий влюбленный

В огромный сад земли, весною обновленный.

Сверкающей рукой простор мне подал знак,

И я пошел к нему, все убыстряя шаг,

Я устремился вдаль — куда, не знаю сам,

И эхо робкое звенело в такт шагам.

Я в дар тебе принес равнин очарованье:

Не медли, залпом пей, наполни им дыханье!

Я гладил бережно тимьян, и у меня

Струится в жилах блеск и терпкий запах дня.

Прозрачна тень, и радужна заря.

С деревьев, где проснулись птицы,

Роса струится,

Цветы и травы серебря.

Так мягко день возник,

Так чист и хрупок воздух ранний,

Как будто в нем искрятся сотни граней.

Я слышу шелест крыл; я слушаю родник.

О, как глаза твои нежны и как блестящи,

Когда рассвета луч, неверный и скользящий,

Дробится в голубых прудах!

Как бьются жилки на твоих висках!

И сила жизни, радостной и страстной,

С дыханьем ветра и полей

В тебя врывается, как счастье, властно.

И, отступая перед ней,

Ты за руки меня берешь, скрывая дрожь,

И прижимаешь их все крепче, все сильней

К груди своей.

Окно распахнуто. В смятенье

Дрожат зеленых листьев тени,

Скользит горячий блик

Среди бумаг и книг,

И дом задумчив и беззвучен, —

Приучен

К спокойному насилию труда.

Цветы доверчиво алеют,

Огромные плоды на ветках тяжелеют,

И песни зяблика, малиновки, дрозда

Звенят, звенят,

Чтобы стихи могли родиться

Прозрачны, чисты, свежи и лучисты,

Как золото плода,

Как пурпур лепестков, как щебетанье птицы.

Неспешным шагом ты выходишь в сад,

Сидишь в тени, по солнцу бродишь,

Я на тебя смотрю, но взгляд

Ты от меня отводишь,

Чтоб целиком я мог отдаться власти слов

Вот этих добрых и простых стихов.

Лобзанья мертвые годов минувших

Оставили печать на дорогих чертах;

Поблекло много роз и на твоих щеках

Под строгим ветром лет мелькнувших;

Твои уста и ясные глаза

Не блещут больше молнией летучей,

И над твоим челом не виснет тучей

Твоя густая черная коса;

И руки милые, с задумчивым мерцаньем

На пальцах, никогда уже не льнут ко мне,

Чтоб целовать мой лоб в минутном сне,

Как утро мхи целует с трепетаньем;

И тело юное, то тело, что мечтой

Я украшал с волнением когда-то,

Уже не дышит свежестью и мятой,

И плечи не сравню я с ивой молодой.

Все гибнет и — увы! — все блекнет миг за мигом,

И даже голос твой как будто изменен.

Как зрелый мак, твой стройный стан склонен,

И юность поддалась невидимым веригам!

И все ж моя душа, верна, твердит тебе:

Что мне до бега лет, назначенных судьбе!

Я знаю, что никто во всей вселенной

Не изменит восторженной мечты,

И для любви, глубокой, неизменной,

Не значат ничего прикрасы красоты!

Когда на скорбное, мучительное кресло

Свинцовою рукой недуг толкнул меня,

Я не мечтал о том, чтоб радость вновь воскресла,

Как солнце, что от нас ушло в разгаре дня.

Цветы грозили мне, злоумышляли клены,

Полудней белый зной больные веки жег,

Рука, моя рука разжалась утомленно,

И счастье удержать, бессильный, я не мог.

Желаний сорняки во мне теснились жадно,

Друг друга яростно терзая и глуша;

Смерзалась, плавилась и разгоралась чадно

Моя недобрая, иссохшая душа.

Но утешения врачующее слово

Ты просто и легко в любви своей нашла:

У пламени его я согревался снова,

И ждал зари, и знал, что поредеет мгла.

Печальных признаков упадка, умаленья

Во мне не видела, не замечала ты,

И твердо верила в мое выздоровленье,

И ставила на стол неяркие цветы.

С тобою в комнату врывался запах лета,

Я слышал шум листвы, немолчный говор струй,

И ароматами заката и рассвета

Дышал горячий твой и свежий поцелуй.

Я покидаю сна густую сень,

Тебя оставив неохотно

Под сводами листвы, бесшумной и дремотной,

Куда не проскользнет веселый день.

Пришла пора цвести и мальвам и пионам,

Но я иду, не глядя на цветы,

Мечтая о стихах прозрачной чистоты

С кристальным, ясным звоном.

Потом внезапно я бегу домой

С таким волненьем и такой тоской,

Что мысль моя, желанием гонима,

Опередив меня, летит неудержимо,

Меж тяжких веток сна прокладывая путь,

Чтоб разбудить тебя и вновь к себе вернуть.

Когда я наконец вхожу в наш дом уютный,

Где дремлет тишина и сумрак смутный,

То нежно, горячо целуя грудь твою,

Я словно песню в честь зари пою.

Касаньем старых рук откинув прядь седую

Со лба, когда ты спишь и черен наш очаг,

Я трепет, что всегда живет в твоих очах

Под сомкнутыми веками, целую.

О, нежность без конца в часы заката!

Прожитых лет перед глазами круг.

И ты, прекрасная, в нем возникаешь вдруг,

И трепетом моя душа объята.

И как во времена, когда нас обручили,

Склониться я хочу перед тобой

И сердце нежное почувствовать рукой —

Душой и пальцами светлее белых лилий.

Когда мои глаза закроешь ты навек,

Коснись их долгим-долгим поцелуем —

Тебе расскажет взгляд последний, чем волнуем

Пред смертью любящий безмерно человек.

И светит надо мной пусть факел гробовой.

Склони твои черты печальные. Нет силы,

Чтоб их стереть во мне. И в сумраке могилы

Я в сердце сохраню прекрасный образ твой.

И я хочу пред тем, как заколотят гроб,

С тобою быть, прильнув к подушкам белым;

Ко мне в последний раз приникнешь ты всем телом

И поцелуешь мой усталый лоб.

И после, отойдя в далекие концы,

Я унесу с собой любовь живую,

И даже через лед, через кору земную

Почувствуют огонь другие мертвецы.

Боярышник увял. Глицинии мертвы.

В цвету один лишь вереск придорожный

Спокоен вечер. Ветер осторожный

Приносит запах моря и травы.

Дыши и мыслью уносись вперед.

Над пустошью кружится ветер, клича,

Прибой растет, песок — его добыча,

И море с берега все заберет.

Когда-то осенью мы жили там —

Всегда в полях, под солнцем, под дождями

До рождества, когда широкими крылами

Сойм ангелов парит по небесам.

Там сердцем мягче, проще стала ты.

Дружили мы со всеми в деревушке,

О старине шептали нам старушки,

Про дряблые дороги и мосты.

В туманах ланд и светел и широк

Стоял наш тихий дом гостеприимный.

Все было любо нам — и черный, дымный

Очаг, и дверь, и крыша, и порог.

Когда же над огромным миром сна

Ночь расстилала света плащ широкий, —

Прекрасного давала нам уроки

Наполнившая душу тишина.

Так жили мы в долине — холод, зной,

Зарю и вечер вместе провожая.

У нас глаза раскрылись, и до края

Сердца вскипали яростью земной.

Мы счастье находили, не ища,

И даже дней печаль была нам милой.

А солнце позднее едва светило

И нас пленяло слабостью луча.

Боярышник увял. Глицинии мертвы.

В цвету один лишь вереск придорожный.

Ты помнишь все, и ветер осторожный

Приносит запах моря и травы.

Нет, жить тобой душа не уставала!

Ты некогда в июне мне сказала:

«Когда бы, друг, однажды я узнала,

Что бременем я стану для тебя, —

С печалью в сердце, тихом и усталом,

Бог весть куда, но я б ушла, любя».

И тихо лбом к моим губам припала

И снова:

«Есть и в разлуке радости живые,

И нужды нет в сцепленье золотом,

Что вяжет, словно в гавани, кольцом

Две наши тихие ладьи земные».

И слезы у тебя я увидал впервые.

И ты сказала,

Ты еще сказала:

«Расстанемся во что бы то ни стало!

Так лучше, чем спускаться с вышины

Туда, где будням мы обречены».

И убегала ты, и убегала,

И вновь в моих объятьях трепетала

Нет, жить тобой душа не уставала.