Песни 1967–1970 годов

«Корабли постоят – и ложатся на курс…»

Корабли постоят – и ложатся на курс,

Но они возвращаются сквозь непогоду…

Не пройдет и полгода – и я появлюсь,

Чтобы снова уйти,

чтобы снова уйти на полгода.

Возвращаются все, кроме лучших друзей,

Кроме самых любимых и преданных женщин.

Возвращаются все, кроме тех, кто нужней.

Я не верю судьбе,

я не верю судьбе, а себе – еще меньше.

И мне хочется верить, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в мечтах,

Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.

Я, конечно, вернусь – весь в друзьях и в делах,

Я, конечно, спою – не пройдет и полгода.

1966

Случай в ресторане

В ресторане по стенкам висят тут и там

«Три медведя», «Заколотый витязь»…

За столом одиноко сидит капитан.

«Разрешите?» – спросил я. «Садитесь!

…Закури!» – «Извините, „Казбек“ не курю…»

«Ладно, выпей, – давай-ка посуду!..

Да пока принесут… Пей, кому говорю!

Будь здоров!» – «Обязательно буду!»

«Ну, так что же, – сказал, захмелев, капитан, —

Водку пьешь ты красиво, однако.

А видал ты вблизи пулемет или танк?

А ходил ли ты, скажем, в атаку?

В сорок третьем под Курском я был старшиной, —

За моею спиной – такое…

Много всякого, брат, за моею спиной,

Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!»

Он ругался и пил, он спросил про отца,

И кричал он, уставясь на блюдо:

«Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —

А ты жизнь прожигаешь, иуда!

А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!

А ты водку тут хлещешь со мною!..»

Я сидел как в окопе под Курской дугой —

Там, где был капитан старшиною.

Он все больше хмелел, я – за ним по пятам, —

Только в самом конце разговора

Я обидел его – я сказал: «Капитан,

Никогда ты не будешь майором!..»

1966

Пародия на плохой детектив

Опасаясь контрразведки,

избегая жизни светской,

Под английским псевдонимом «мистер Джон

Ланкастер Пек»,

Вечно в кожаных перчатках —

чтоб не делать отпечатков, —

Жил в гостинице «Советской» несоветский человек.

Джон Ланкастер в одиночку,

преимущественно ночью,

Щелкал носом – в ем был спрятан

инфракрасный объектив, —

А потом в нормальном свете

представало в черном цвете

То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив:

Клуб на улице Нагорной —

стал общественной уборной,

Наш родной Центральный рынок – стал похож

на грязный склад,

Искаженный микропленкой,

ГУМ – стал маленькой избенкой,

И уж вспомнить неприлично, чем предстал театр МХАТ.

Но работать без подручных —

может, грустно, а может, скучно, —

Враг подумал – враг был дока, —

написал фиктивный чек,

И где-то в дебрях ресторана

гражданина Епифана

Сбил с пути и с панталыку несоветский человек.

Епифан казался жадным,

хитрым, умным, плотоядным,

Меры в женщинах и в пиве он не знал и не хотел.

В общем так: подручный Джона

был находкой для шпиона, —

Так случиться может с каждым – если пьян и мягкотел!

«Вот и первое заданье:

в три пятнадцать возле бани —

Может, раньше, а может, позже —

остановится такси, —

Надо сесть, связать шофера,

разыграть простого вора, —

А потом про этот случай раструбят по «Би-би-си».

И еще. Побрейтесь свеже,

и на выставке в Манеже

К вам приблизится мужчина с чемоданом – скажет он:

«Не хотите ли черешни?»

Вы ответите: «Конечно», —

Он вам даст батон с взрывчаткой —

принесете мне батон.

А за это, друг мой пьяный, —

говорил он Епифану, —

Будут деньги, дом в Чикаго,

много женщин и машин!»

…Враг не ведал, дурачина:

тот, кому все поручил он,

Был – чекист, майор разведки и прекрасный семьянин.

Да, до этих штучек мастер

этот самый Джон Ланкастер!..

Но жестоко просчитался пресловутый мистер Пек —

Обезврежен он, и даже

он пострижен и посажен, —

А в гостинице «Советской» поселился мирный грек.

1966

Профессионалы

Профессионалам —

зарплата навалом, —

Плевать, что на лед они зубы плюют.

Им платят деньжищи —

огромные тыщи, —

И даже за проигрыш, и за ничью.

Игрок хитер – пусть

берет на корпус,

Бьет в зуб ногой и – ни в зуб ногой, —

А сам в итоге

калечит ноги —

И вместо клюшки идет с клюкой.

Профессионалам,

отчаянным малым,

Игра – лотерея, – кому повезет.

Играют с партнером —

как бык с матадором, —

Хоть, кажется, принято – наоборот.

Как будто мертвый

лежит партнер твой.

И ладно, черт с ним – пускай лежит.

Не оплошай, бык, —

бог хочет шайбы,

Бог на трибуне – он не простит!

Профессионалам

судья криминалом

Ни бокс не считает, ни злой мордобой, —

И с ними лет двадцать

кто мог потягаться —

Как школьнику драться с отборной шпаной?!

Но вот недавно

их козырь главный —

Уже не козырь, а так, – пустяк, —

И их оружьем

теперь не хуже

Их бьют, к тому же – на скоростях.

Профессионалы

в своем Монреале

Пускай разбивают друг другу носы, —

Но их представитель

(хотите – спросите!)

Недавно заклеен был в две полосы.

Сперва распластан,

а после – пластырь…

А ихний пастор – ну как назло! —

Он перед боем

знал, что слабо им, —

Молились строем – не помогло.

Профессионалам

по разным каналам —

То много, то мало – на банковский счет, —

А наши ребята

за ту же зарплату

Уже пятикратно уходят вперед!

Пусть в высшей лиге

плетут интриги

И пусть канадским зовут хоккей —

За нами слово, —

до встречи снова!

А футболисты – до лучших дней…

1967

Песенка про йогов

Чем славится индийская культура?

Ну, скажем, – Шива – многорук, клыкаст…

Еще артиста знаем – Радж Капура,

И касту йогов – странную из каст.

Говорят, что раньше йог

мог

Ни черта не бравши в рот —

год, —

А теперь они рекорд

бьют —

Все едят и целый год

пьют!

А что же мы? И мы не хуже многих —

Мы тоже можем много выпивать, —

И бродят многочисленные йоги —

Их, правда, очень трудно распознать.

Очень много может йог

штук:

Вот один недавно лег

вдруг,

Третий день уже летит, —

стыд! —

Ну, а он себе лежит

спит.

Я знаю, что у них секретов много, —

Поговорить бы с йогом тет-на-тет, —

Ведь даже яд не действует на йога:

На яды у него иммунитет.

Под водой не дышит час —

раз,

Не обидчив на слова —

два,

Если чует, что старик

вдруг —

Скажет: «стоп!», и в тот же миг —

труп!

Я попросил подвыпившего йога

(Он бритвы, гвозди ел, как колбасу):

«Послушай, друг, откройся мне – ей-бога,

С собой в могилу тайну унесу!»

Был ответ на мой вопрос

прост,

Но поссорились мы с ним

в дым, —

Я бы мог открыть ответ

тот,

Но йог велел хранить секрет,

вот…

1967

Песня-сказка про джинна

У вина достоинства, говорят, целебные, —

Я решил попробовать – бутылку взял, открыл…

Вдруг оттуда вылезло чтой-то непотребное:

Может быть, зеленый змий, а может – крокодил!

Если я чего решил – я выпью обязательно, —

Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!

А оно – зеленое, пахучее, противное —

Прыгало по комнате, ходило ходуном, —

А потом послышалось пенье заунывное —

И виденье оказалось грубым мужиком!

Если я чего решил – я выпью обязательно, —

Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!

И если б было у меня времени хотя бы час —

Я бы дворников позвал бы с метлами, а тут

Вспомнил детский детектив – «Старика Хоттабыча» —

И спросил: «Товарищ ибн, как тебя зовут?»

Если я чего решил – я выпью обязательно, —

Но к этим шуткам отношусь очень отрицательно!

«Так что хитрость, – говорю, – брось свою иудину —

Прямо, значит, отвечай: кто тебя послал,

Кто загнал тебя сюда, в винную посудину,

От кого скрывался ты и чего скрывал?»

Тот мужик поклоны бьет, отвечает вежливо:

«Я не вор, я не шпион, я вообще-то – дух, —

За свободу за мою – захотите ежели вы —

Изобью за вас любого, можно даже двух!»

Тут я понял: это – джин, – он ведь может многое —

Он ведь может мне сказать: «Враз озолочу!»…

«Ваше предложение, – говорю, – убогое.

Морды будем после бить – я вина хочу!

Ну а после – чудеса по такому случаю:

Я до небес дворец хочу – ты на то и бес!..»

А он мне: «Мы таким делам вовсе не обучены, —

Кроме мордобитиев – никаких чудес!»

«Врешь!» – кричу. «Шалишь!» – кричу. Но и дух – в амбицию, —

Стукнул раз – специалист! – видно по нему.

Я, конечно, побежал – позвонил в милицию.

«Убивают, – говорю, – прямо на дому!»

Вот они подъехали – показали аспиду!

Супротив милиции он ничего не смог:

Вывели болезного, руки ему – за спину

И с размаху кинули в черный воронок.

…Что с ним стало? Может быть, он в тюряге мается, —

Чем в бутылке, лучше уж в Бутырке посидеть!

Ну а может, он теперь боксом занимается, —

Если будет выступать – я пойду смотреть!

1967

Песня о вещем Олеге

Как ныне сбирается вещий Олег

Щита прибивать на ворота,

Как вдруг подбегает к нему человек —

И ну шепелявить чего-то.

«Эй, князь, – говорит ни с того ни с сего, —

Ведь примешь ты смерть от коня своего!»

Но только собрался идти он на вы —

Отмщать неразумным хазарам,

Как вдруг прибежали седые волхвы,

К тому же разя перегаром, —

И говорят ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего.

«Да кто вы такие, откуда взялись?! —

Дружина взялась за нагайки, —

Напился, старик, – так пойди похмелись,

И неча рассказывать байки

И говорить ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего!»

Ну, в общем, они не сносили голов, —

Шутить не могите с князьями! —

И долго дружина топтала волхвов

Своими гнедыми конями:

Ишь, говорят ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

А вещий Олег свою линию гнул,

Да так, что никто и не пикнул, —

Он только однажды волхвов вспомянул,

И то – саркастически хмыкнул:

Ну надо ж болтать ни с того ни с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

«А вот он, мой конь – на века опочил, —

Один только череп остался!..»

Олег преспокойно стопу возложил —

И тут же на месте скончался:

Злая гадюка кусила его —

И принял он смерть от коня своего.

…Каждый волхвов покарать норовит, —

А нет бы – послушаться, правда?

Олег бы послушал – еще один щит

Прибил бы к вратам Цареграда.

Волхвы-то сказали с того и с сего,

Что примет он смерть от коня своего!

1967

Два письма

I

Здравствуй, Коля, милый мой, друг мой ненаглядный!

Во первых строках письма шлю тебе привет.

Вот приедешь ты, боюсь, занятой, нарядный —

Не заглянешь и домой, – сразу в сельсовет.

Как уехал ты – я в крик, – бабы прибежали.

«Ой, разлуки, – говорят, – ей не перенесть».

Так скучала за тобой, что меня держали, —

Хоть причины не скучать очень даже есть.

Тута Пашка приходил – кум твой окаянный, —

Еле-еле не далась – даже щас дрожу.

Он три дня уж, почитай, ходит злой и пьяный —

Перед тем как приставать, пьет для куражу.

Ты, болтают, получил премию большую;

Будто Борька, наш бугай, – первый чемпион…

К злыдню этому быку я тебя ревную

И люблю тебя сильней, нежели чем он.

Ты приснился мне во сне – пьяный, злой, угрюмый, —

Если думаешь чего – так не мучь себя:

С агрономом я прошлась, – только ты не думай —

Говорили мы весь час только про тебя.

Я-то ладно, а вот ты – страшно за тебя-то:

Тут недавно приезжал очень важный чин, —

Так в столице, говорит, всякие развраты,

Да и женщин, говорит, больше, чем мужчин.

Ты уж Коля, там не пей – потерпи до дому, —

Дома можно хоть чего: можешь – хоть в запой!

Мне не надо никого – даже агроному, —

Хоть культурный человек – не сравню с тобой.

Наш амбар в дожди течет – прохудился, верно, —

Без тебя невмоготу – кто создаст уют?!

Хоть какой, но приезжай – жду тебя безмерно!

Если можешь, напиши – что там продают.

1967

II

Не пиши мне про любовь – не поверю я:

Мне вот тут уже дела твои прошлые.

Слушай лучше: тут – с лавсаном материя, —

Если хочешь, я куплю – вещь хорошая.

Водки я пока не пью – ну ни стопочки!

Экономлю и не ем даже супу я, —

Потому что я куплю тебе кофточку,

Потому что я люблю тебя, глупая.

Был в балете, – мужики девок лапают.

Девки – все как на подбор – в белых тапочках.

Вот пишу, а слезы душат и капают:

Не давай себя хватать, моя лапочка!

Наш бугай – один из первых на выставке.

А сперва кричали – будто бракованный, —

Но очухались – и вот дали приз-таки:

Весь в медалях он лежит, запакованный.

Председателю скажи, пусть избу мою

Кроет нынче же, и пусть травку выкосют, —

А не то я телок крыть – не подумаю:

Рекордсмена портить мне – на-кось, выкуси!

Пусть починют наш амбар – ведь не гнить зерну!

Будет Пашка приставать – с им как с предателем!

С агрономом не гуляй, – ноги выдерну, —

Можешь раза два пройтись с председателем.

До свидания, я – в ГУМ, за покупками:

Это – вроде наш лабаз, но – со стеклами…

Ты мне можешь надоесть с полушубками,

В сером платьице с узорами блеклыми.

…Тут стоит культурный парк по-над речкою,

В ем гуляю – и плюю только в урны я.

Но ты, конечно, не поймешь – там, за печкою, —

Потому – ты темнота некультурная.

1966

Ой, где был я вчера

Ой, где был я вчера – не найду, хоть убей!

Только помню, что стены – с обоями,

Помню – Клавка была, и подруга при ей, —

Целовался на кухне с обоими.

А наутро я встал —

Мне давай сообщать,

Что хозяйку ругал,

Всех хотел застращать,

Будто голым скакал,

Будто песни орал,

А отец, говорил,

У меня – генерал!

А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,

Говорил, будто все меня продали,

И гостям, говорят, не давал продыхнуть —

Донимал их блатными аккордами.

А потом кончил пить —

Потому что устал, —

Начал об пол крушить

Благородный хрусталь,

Лил на стены вино,

А кофейный сервиз,

Растворивши окно,

Взял да выбросил вниз.

И никто мне не мог даже слова сказать.

Но потом потихоньку оправились, —

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

А потом уже – все позабавились.

Кто – плевал мне в лицо,

А кто – водку лил в рот,

А какой-то танцор

Бил ногами в живот…

Молодая вдова,

Верность мужу храня, —

Ведь живем однова —

Пожалела меня.

И бледнел я на кухне разбитым лицом,

Делал вид, что пошел на попятную,

«Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!»

Развязали, – но вилки попрятали.

Тут вообще началось —

Не опишешь в словах, —

И откуда взялось

Столько силы в руках! —

Я как раненый зверь

Напоследок чудил:

Выбил окна и дверь

И балкон уронил.

Ой, где был я вчера – не найду днем с огнем!

Только помню, что стены – с обоями, —

И осталось лицо – и побои на нем, —

Ну куда теперь выйти с побоями!

…Если правда оно —

Ну, хотя бы на треть, —

Остается одно:

Только лечь помереть!

Хорошо, что вдова

Все смогла пережить,

Пожалела меня —

И взяла к себе жить.

1967

Лукоморья больше нет

Антисказка

Лукоморья больше нет,

От дубов простыл и след, —

Дуб годится на паркет —

так ведь нет:

Выходили из избы

Здоровенные жлобы —

Порубили все дубы

на гробы.

Ты уймись, уймись, тоска

У меня в груди!

Это – только присказка,

Сказка – впереди.

Распрекрасно жить в домах

На куриных на ногах,

Но явился всем на страх

вертопрах, —

Добрый молодец он был —

Бабку Ведьму подпоил,

Ратный подвиг совершил,

дом спалил.

Тридцать три богатыря

Порешили, что зазря

Берегли они царя

и моря, —

Каждый взял себе надел —

Кур завел – и в ем сидел,

Охраняя свой удел

не у дел.

Ободрав зеленый дуб,

Дядька ихний сделал сруб,

С окружающими туп

стал и груб, —

И ругался день-деньской

Бывший дядька их морской,

Хоть имел участок свой

под Москвой.

Здесь и вправду ходит Кот, —

Как направо – так поет,

Как налево – так загнет

анекдот, —

Но, ученый сукин сын,

Цепь златую снес в торгсин,

И на выручку – один —

в магазин.

Как-то раз за божий дар

Получил он гонорар, —

В Лукоморье перегар —

на гектар!

Но хватил его удар, —

Чтоб избегнуть больших кар,

Кот диктует про татар

мемуар.

И Русалка – вот дела! —

Честь недолго берегла —

И однажды, как могла,

родила, —

Тридцать три же мужука

Не желают знать сынка, —

Пусть считается пока —

сын полка.

Как-то раз один Колдун —

Врун, болтун и хохотун —

Предложил ей как знаток

дамских струн:

Мол, Русалка, все пойму

И с дитем тебя возьму, —

И пошла она к ему

как в тюрьму.

Бородатый Черномор —

Лукоморский первый вор

Он давно Людмилу спер, —

ох хитер!

Ловко пользуется, тать,

Тем, что может он летать:

Зазеваешься – он хвать! —

Загрузка...