Северный Кавказ

Советская власть дала возможность многим получить ранее недоступное высшее образование. Самуил в двадцатые годы закончил медицинский и уехал по распределению из родного Ростова-на-Дону на Северный Кавказ. Работал в больницах, в санаториях в Серноводске, Железноводске, Пятигорске. Ростовская мишпуха[2] мечтала, чтобы мальчик наконец остепенился, чтобы взял хорошую девочку из своих. У Самуила был собственный взгляд на жизнь. Прежде всего – медицина. Медицина – его призвание. За невзрачной внешностью скрывался сильный, волевой характер. Он был хорошим врачом. Организованным, знающим, умеющим провести свою линию в лечении больного. У него были чутье, интуиция. И самое главное, он любил своих больных. Потому и чувствовал их хорошо. Потому и стал успешным врачом. И прекрасным администратором. Поочередно возглавлял несколько санаториев. А что касается еврейской жены – нет уж, увольте. Знаю я ваших жен. Спят до середины дня и к двум часам произносят первые слова: «Сема, у меня все болит!» Самуил Тонечку Федотову любил. Из образованной, обеспеченной, интеллигентной семьи. Чего только не было намешано в этой семье – и русские корни, и терские казаки, и грузинская кровь там была, может – и капелька турецкой. Тонечка младшей из двух сестер была. Не такая красивая, как старшая Таня. Но боже, что это была за девушка! Тонкая, женственная. Худенькая, стройная, с грустным лицом мадонны. Ну, чисто Вера Холодная. Играла на фортепиано, пела тихим голосом. Вела дневник, писала стихи. Сема твердо знал, что ему нужно в жизни. Да и как он мог не влюбиться в Антонину? Если этот очерк читает сейчас кто-то из молодых людей, прислушайтесь к совету старшего товарища. Доведется вам в жизни встретить женщину с тихим голосом, неговорливую, со скромно потупленным взором задумчивых глаз, спрятавшихся за длинными ресницами, не отмахивайтесь, не пройдите мимо редкой удачи. Именно за этой неброской красотой, именно за таким тихим обаянием прячутся самые сильные, верные, самоотверженные и пылкие женские натуры. Именно они дарят своему избраннику самые жаркие объятия и на всю жизнь становятся ему верной опорой.

Самуил с Тоней поженились. Тоня родила двух мальчиков, Вову и Мишу, с разницей в возрасте два года. Главврач был уважаемым человеком. Его семье дали трехкомнатную квартиру. Самуил уступил одну комнату одинокой женщине, врачу своего санатория. Решил, что им и двух комнат хватит. Антонина была гостеприимной хозяйкой. Двери настежь. В доме – аскетически просто: больничные койки, шкаф, стол, стулья. Никакой другой мебели. Зато – фортепиано и прекрасная библиотека. Зато в доме много гостей. Медлительная Антонина вставала в шесть утра, бежала на рынок, готовила. Всех успевала накормить. В их семью мог прийти любой человек с просьбой о помощи. А еще заходили наглые бабки – Тоня, дай денег. Антонина совала им деньги. Если денег не было, давала продукты, молоко, яйца, все, что было. Никому не могла отказать. В доме останавливались знакомые и малознакомые, приехавшие на курорт. Все, кроме родни Самуила. Те не смирились с его браком. Так и не признали Антонину и ее детей. Дети почти не были знакомы с родственниками отца. А вот с красавицей Таней, тетей Таней, у ребят всю жизнь были самые близкие отношения. Забегая вперед, скажу, что с тетей Таней Миша делился всем, чего и матери родной не говорил.

Мальчиков учили музыке, рисованию. Ребята были очень способные. Прекрасно учились в школе. Точные предметы хорошо давались обоим. Старший, Володя, играл на скрипке. Прекрасно рисовал. Мог одним росчерком, одной линией создать образ человека или наметить пейзаж. Младший, Миша, занимался на фортепиано. Но мальчики не были забалованными домашними детьми. Поймем обстановку теплого, южного, курортного города. Обстановку вечного праздника. Обилия отдыхающих. Приезжих из больших городов. Обилия фруктов. Обилия соблазнов. Как и все местные ребята, они носились по улицам, дружили с кавказцами, ходили в горы, лазали по деревьям, собирали шелковицу. Мальчишки росли сорванцами. Гонялись друг за другом, Вовка захлопнул перед Мишкой дверь – бамс! – вместо носа – огромная картошка. Так и прожил Мишка жизнь со сломанным искореженным носом. В другой раз опять Мишка бегал за Вовкой, пугал горячим утюгом, догнал и приложился к попе, у Вовки на всю жизнь остался след от утюга. Антонина решила получить образование, поступила в медицинский институт. В первый же день ее занятий вечером соседи сообщили, что видели, как ее милые мальчики гуляли по карнизу четвертого этажа. Какие занятия, какая учеба? Ой, напрасны, видать, Тонечкины мечты получить образование, напрасны мечты вырастить из мальчишек музыкантов, литераторов, художников, врачей. Не суждено было сбыться этим мечтам. Младший, Мишка, получился особенно разбитным. Живой, веселый, смешливый, очень добрый, а потому и всеми любимый – и сверстниками, и взрослыми. То ли от постоянного пребывания на солнце, то ли от природы, он был не просто загорелым – черным. Таким, какими бывают индусы. Мишкачерный – звали его друзья. И эта кличка сохранилась за ним до последних дней.

Мише нравилось играть в бильярд. Он считал, что должен все уметь делать лучше других. В санаторий иногда приходили профессиональные бильярдисты. Один из них взял шефство над ловким парнишкой и неплохо обучил бильярдным приемам. Перед самой войной невысокий десятилетний мальчишка уже очень неплохо играл. Когда появлялся кто-то, желающий сыграть на деньги, какой-нибудь новый гастролер, в ход пускался любимый прием Мишкиного бильярдного шефа. Куда тебе, говорил он. Сыграй-ка для начала вон с тем пацаном. Народ слетался на это излюбленное представление. «Пацан» залезал на стул. Потому что с пола он не мог достать до шара. И, к всеобщему удовольствию, разделывал гастролера под орех. Да, не похож был Мишка на будущего пианиста или литератора.

В стране неспокойно. Не всегда было спокойно и в этом богом хранимом доме. Загремел, загрохотал, взорвался раскатами грома страшный тридцать седьмой. «О как же я хочу, нечуемый никем, лететь вослед лучу, где нет меня совсем!» – писал Мандельштам. Не улететь нам с вами, Осип Эмильевич, не скрыться, не стать лучом невидимым. В местное НКВД поступила разнарядка. Нужно выявить и арестовать столько-то тысяч скрытых врагов народа. Часть – под расстрельную статью, часть – в ГУЛАГ. Создавались тройки. Готовились аресты. Составлялись списки троцкистов, антипартийных группировок, кулаков, пособников белогвардейцев, шпионов, военных специалистов, ведущих подрывную работу, вредителей, других социально далеких. Поговорим с ними по душам, сами все и подтвердят. Серноводск – город маленький, все знали, к кому следующему поедет ночью черный воронок. Ждали гостей и в доме главврача. Семью спасли чеченцы. Они любили Самуила. Решили помочь. Старики в бурках пришли, сели во дворе санатория. «Ты, Самуил, не ходи домой. Побудь пока здесь. Мы твоей семье сообщили. Они не будут беспокоиться. А там посмотрим». Каждый мальчишка в городе знал о чеченцах в санатории. Для энкавэдэшников это был неожиданный поворот. Могли случиться непредвиденные волнения. За это в Центре по головке не погладят. И сроки поджимают. Черт с ним, с Самуилом. Пусть живет и работает на благо пролетарского государства. Он ведь хороший врач? Ну, пусть трудится. Отчитаемся по разнарядке без него. Возможно, так все и было. Может быть, чеченцы просто спрятали где-то на время главврача, его жену и детей.

Так или иначе – для семьи Самуила гроза прошла стороной. Надолго ли? Трудно предположить, как развивались бы события дальше. К порогу подошла огромная, жестокая, безжалостная война. Которая перемешала всех и вся, нарушила планы строительства «мирной» жизни советской страны. В войну пошел на Северный Кавказ поток раненых с фронта. Санаторий преобразовали в военный госпиталь. Самуил, главный врач санатория, стал начальником госпиталя. Его назначению не помешало непролетарское происхождение.

Загрузка...