Глава 8 Испорченный вечер

Леся стояла перед зеркалом. Невольные слезы мешали рассмотреть собственное отражение. Леся торопливо сглатывала их и деланно улыбалась. Больше, чтобы успокоить встревоженных зрителей. Девочки наотрез отказались оставить ее одну. Хотя чем они могли помочь?

Расстроенные Маша с Дашей чинно сидели на полу. Притихшие и на себя непохожие. Подавленные произошедшим несчастьем.

Рита топталась у окна и делала вид, что ничего страшного не случилось. Посматривала в сад и легкомысленно насвистывала. Вот только мелодию безбожно перевирала. От волнения.

Леся никогда не считала себя жадной. Раньше. Но сейчас… Она пыталась себя успокоить, пристыдить, называла «тряпичной» душой, но это не помогало. Сердце болезненно сжималось, шершавый комок перекрывал горло, мешая дышать: Леся жалела свое погубленное платье!

Никогда до него девочка не любила «тряпок». Была равнодушна к ним. Нет, Леся старалась одеваться современно, чтоб не выделяться на фоне одноклассниц, но…

Ее вполне устраивали джинсы зимой и шорты летом. В торжественных случаях она надевала юбку, купленную еще папой. И какой-нибудь нарядный блузон, топик или джемпер в зависимости от сезона.

Юбка сидела на ней отлично, девчонки дружно завидовали: такую в Керчи не найти. Как и в Симферополе, впрочем, Киеве или даже в Москве. Подруги пытались. И не раз.

Белое воздушное платье перевернуло все Лесины представления об одежде. Благодаря подарку Ванессы Ивановны Леся поняла: это тоже искусство. Настоящее искусство.

«Если в создание вещи – пусть это платье или деревянная шкатулка, неважно – вложена чья-то душа, если, конечно, творцу есть ЧТО вложить – она, вещь, становится настоящим чудом», – так сказал дедушка.

Анатолий Федорович даже написал портрет внучки в новом платье. Он висел в маминой комнате. Рядом с портретом папы.

Мама искренне считала эту дедушкину работу самой удачной и могла часами смотреть на нее. Иногда мама говорила, что дочь на картине порой больше «Леся», чем в обыденной жизни.

Когда Леся маме чем-то не нравилась, мама отправляла ее в свою комнату. Посмотреть на собственный портрет. И немного подумать.


Леся улыбнулась сквозь слезы: дедушка написал ее ранней весной. Тогда только-только ярко-желтыми цветами зацвел дрок. Степь просыпалась после зимней спячки, молодая трава практически вытеснила старую, жухлую. Крым бурно радовался солнцу, все спешило жить, дышать, цвести.

Леся в своем белом платье бежала по крутому склону Митридата. Глаза ее восторженно сияли, так же ослепительно сияло над Лесиной головой солнце, а ярко-синее небо вздымалось над древней горой величественной, уходящей в бесконечность аркой. Тропинка уходила из-под Лесиных ног, как и сама Земля. Леся словно отталкивалась от огромного земного шара, собираясь взлететь. Все в Лесе в эти чудные минуты было открыто, чисто, честно. Как открыт и чист весь мир в божественные весенние дни.

Дедушка назвал картину «Девочка на шаре». Только он имел в виду земной шар. И как—то угадывалось, глядя на полотно – там, совсем рядом, ждут своей очереди другие планеты. Их множество, и они всегда готовы принять обычную земную девочку. ТАКУЮ, как Леся.

Мама не любила показывать эту дедушкину работу знакомым, будто ревновала ее. Только Богдан и его семья видели картину. И так же, как и мама, были очарованы.

Леся судорожно вздохнула: никогда у нее не будет подобного платья! Чудо не повторяется дважды. Леся сморгнула слезы и подумала, что Ритино платье совсем не похоже на ее, белое. Оно шло Лесе, но… Почему-то делало Лесю взрослее. Не высвечивало что-то в самой девочке, а выгодно подчеркивало лишь внешность.

Эластичный лиф плотно облегал грудь, и Леся чуть ли не впервые подумала, что ей уже можно покупать первый бюстгальтер. Дальше шелковое полотно падало вольно, делая Лесину фигуру легкой, воздушной. При малейшем движении ткань прилегала к телу, ненавязчиво обозначая тонкую талию и узкие, еще девчоночьи бедра. «Стоечка» подчеркивала высоту и хрупкость Лесиной шеи.

Леся горестно усмехнулась: как-то отнесется к ее новому облику Богдан? Ему так нравилось белое платье! Он говорил, что Леся в нем похожа на фею воздуха.

Девочка не очень понимала, что он имел в виду. Однако «фея воздуха»… звучало красиво. Нет, волнующе!

Цвет «морской волны» необыкновенно шел Лесе. Благодаря ему, кожа на лице смотрелась нежной, прозрачной. Глаза изумляли глубиной. А кудрявые темные волосы вдруг приобрели благородный оттенок красного дерева. Жаль, веснушки стали заметнее.

И все же… все же не то! Это платье самое обычное. Красивое, нарядное, вполне подходит для любой вечеринки или дискотеки. Но нет в нем волшебства!

Леся печально подмигнула своему отражению. Она никогда б не надела чужого платья, ни повисни на ней с дружным плачем Маша с Дашей. Девчонки так уговаривали ее согласиться на Ритин подарок – хотя бы на сегодняшний вечер! – что Леся сдалась.

«Я как чувствовала – что-то случится, – думала Леся. – Когда Рита заявила, что хочет шелковицы, меня словно кольнуло. Я еще крикнула ей – поосторожнее, мол! Знать бы, что Ритка испортит именно мое платье. Я-то волновалась о ее топике».

Леся покосилась на свою троюродную сестру и вдруг пожалела ее: Рита так умоляла принять в подарок собственное платье – любимое! – что едва не расплакалась. И убедила надеть его на сегодняшний вечер.

Мол, не идти же Лесе в гости в шортах! Раз уж приглашены друзья Богдана и какая-то чужая девчонка. Неудобно. Что они о Лесе подумают? А это платье делает ее старше и интереснее.

* * *

Рита сидела в глубоком кресле и с любопытством рассматривала гостей Богдана. Они совершенно не походили на ее одноклассников. Хотя бы тем, что не курили при девчонках почти демонстративно. Не сплевывали лихо сквозь зубы. Не обсуждали громогласно – явно на зрителя – сорта сигарет, вин, пива или последние модели сотовых телефонов.

И одеты они непривычно. Рита только сейчас поняла, что именно так должны выглядеть парни из приличных, обеспеченных семей. Ничего вызывающего!

На всех троих светлые летние брюки – только цвета и фасоны различались – рубашки с короткими рукавами из тонкого льна и легкие туфли. Ни цепей на шее, ни перстней с печатками, ни пестрых татуировок, ни пирсинга, ни банданы.

Рита задумчиво и немного грустно улыбнулась: и держатся они как взрослые. С чувством достоинства. Хотя смеются порой совсем по-детски. Подшучивают друг над другом и предупредительны к девочкам. В их присутствии… ну да, совсем не хочется быть сильной!

На единственную кроме них с Лесей гостью Рита посматривала с нескрываемым пренебрежением: не соперница. Даже Леське не соперница!

Марина Плющенко оказалась полненькой и ничуть этого не стеснялась. Круглолицая, темноглазая, с двумя тугими длинными косами вдоль спины, она почти постоянно смеялась, и на щеках тут же появлялись очаровательные ямочки.

Рита озадаченно посматривала на ее друга, Виктора Горелова, высокого, вызывающе красивого парня с классическими чертами лица. Богдан называл его «Витьком», как и второй парень – Петро Симоненко.

Витек словно и не замечал «некрасивости» своей подруги. Когда Марина смеялась, глаза Витька словно загорались, а лицо становилось мягким, странно беззащитным.

На Риту бессовестный Витек не обращал ни малейшего внимания. Вежливо поздоровался, улыбнулся равнодушно на какое-то Ритино замечание, а после этого и головы ни разу не повернул в ее сторону.

«Занят слишком, – раздраженно отметила Рита, – своей толстухой. Боится, как бы не похудела. Все пирожные на блюдечке ей таскает. А Маринка лопает! На ней брюки трещат по швам, вон, складки на боках даже под блузоном угадываются, а она уже пятое пирожное заглатывает – кошмар! А хохочет, хохочет как… Будто сухой горох на стекло рассыпали. И что он в ней нашел?!»

Петро пригласил Риту на танец, но она отказалась, сославшись на усталость. Сидела в кресле и неприязненно наблюдала за Лесей и Богданом: они танцевали.

Рита вдруг пожалела, что уступила свое лучшее платье на сегодняшний вечер. Противная Леська выглядела в нем потрясающе. Она казалась изящной, хрупкой и легкой.

Даже Маринка отдала ей должное, Рите никогда этого не понять. Всплеснула руками и закричала:

– Леся, да тебя не узнать!

Сделала вокруг раскрасневшейся Леськи круг. Потом обернулась к Богдану и воскликнула:

– А мы с девчонками головы ломали – что тебя держит возле этой малышки? Теперь понятно. Надо же – настоящая красавица! Глазищи-то какие – упасть, не встать!

Марина звонко расхохоталась, запрокидывая голову. Смущенная Леся спряталась за широкими плечами Богдана. Он усмехнулся:

– Лучше бы вы ломали головы на физике, троек в классе меньше было бы.

– О-о-о, я тебя умоляю, – Марина в притворном ужасе стиснула руки, – только не о школе! Мне до сих пор кошмары снятся, а ведь каникулы!

Все рассмеялись, и на этом разговор о Лесиной внешности закончился. Вот только Богдан от Леськи почти не отходил. Как-то так получалось, что он все время держался рядом. То танцевал с ней. То беседовал о чем-то. То угощал пирожными, хотя Леська и сама могла дойти до стола, ноги-то у нее целы!

Рита помрачнела: может, напрасно она выбрала такую политику? Пока Богдан не очень-то подходил к ней. Пару раз предложил сока и пирожные, но вот рядом не присел. Только улыбнулся сочувственно: мол, устала?

Рита угрюмо усмехнулась: «Видела бы меня сейчас Ленка Сахарова! Глазам бы не поверила – я, да в углу, как последняя уродина. И внимания никто особо не обращает. Вернее, обращает – Петро. Но мне-то совсем другой нужен! А вот он и не смотрит на меня. С Леськой болтает. – Рита непроизвольно сжала кулаки. – Ну о чем, о чем с этой наивной дурочкой можно говорить?! О поэзии? О природе? О ее безруком дедушке и новом протезе? Я уверена – Леська еще ни разу в жизни не целовалась!»

Рита недовольно сдвинула брови: к ней снова шел Петро. Вместо Богдана!

Рядом с друзьями Симоненко смотрелся невыигрышно, Рита сразу это отметила. Невысокий, худощавый, смуглый, с нервным, выразительным лицом, он казался старше Богдана и Витька. И взгляд у него…

Рита невольно поежилась: «Будто он меня насквозь видит! Неприятный тип. И как только Богдан с ним дружит?»

– До сих пор не танцуем? – поинтересовался Петро, присаживаясь на ручку Ритиного кресла.

Небольшие серые глаза смотрели проницательно, тонкие губы кривила насмешливая улыбка. Рита вспыхнула и сердито прошипела:

– Тебе-то что?

– Да жаль тебя.

– Жаль?!

– Точно.

– С чего вдруг?

– Я бы на твоем месте этого вопроса не задавал, – хмыкнул Петро. – Ведь могу и ответить.

– Ты не на моем месте!

– Как знаешь.

Рита раздраженно фыркнула: ну и нахал! Петро склонился к ее уху и сочувственно прошептал:

– Ты на Даньку губу-то не слишком раскатывай.

– Что?! – потрясенно выдохнула Рита.

– Он в Леську влюблен, не заметила?

Рита побледнела и попыталась спихнуть Петро с подлокотника. Ее трясло от негодования: как он смеет… смеет говорить ей ТАКОЕ?!

Петро встал и сухо произнес:

– Вернее, не влюблен – любит. Разницу не чувствуешь?

– Ерунда!

– К сожалению, нет. Даже если Данька сам пока об этом не догадывается, – угрюмо усмехнулся Петро.

Рита с ненавистью смотрела на него. Щеки ее горели, зеленые глаза потемнели, пухлые губы подрагивали, руки бессильно вцепились в подлокотники кресла.

– Ты очень красива, – внезапно сказал Симоненко. – Жаль, сама это прекрасно знаешь.

– Почему «жаль»? – пробормотала Рита, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Девушка едва сдерживалась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось вскочить и располосовать ногтями невозмутимую физиономию мерзкого типа.

– Если верить книгам, – улыбка Петро снова стала доброжелательной, – больший успех имеют женщины, которые не сознают этого.

– Чушь!

– Ты права, – к ее удивлению, кивнул Петро. – Я имел в виду – они, как правило, чаще счастливы. Опять-таки, если верить книгам. И здравому смыслу.

Рита язвительно прошипела:

– Зато такие, как ты, никого не интересуют!

– Серьезно?

– Да. Нам больше нравятся высокие и плечистые парни, понял? Как Данька и Витек. А не… худосочные ботаники!

Петро смотрел на перекошенное гневом Ритино лицо и снисходительно улыбался. Потом спросил:

– У тебя все?

Рита отвернулась, она стыдилась собственной несдержанности: так сорваться при всех! Какое счастье, что на них не смотрят. Если бы Богдан услышал, как она тут разорялась… Словно базарная торговка!

Петро склонил голову в вежливом поклоне и – Рита не поверила собственным ушам! – невозмутимо предложил:

– Может, все-таки потанцуем?

Рита приоткрыла рот, не в силах подобрать достойного ответа. Петро усмехнулся:

– Ты сможешь в танце продолжить тему моей непривлекательности для женской пола.

– Ты… ты…

– Плюс – разовьешь во мне комплекс неполноценности и тем отомстишь за сегодняшний вечер.

Серые глаза откровенно смеялись. Рита неожиданно для себя тоже улыбнулась. И выдохнула:

– Ну и гад же ты!

– Обмен любезностями не закончен? – приподнял правую бровь Петро.

Рита нервно стукнула кулаком по подлокотнику:

– Вот увидишь, через пару дней Богдан и не посмотрит в Леськину сторону!

– Да ты волшебница!

– А танцевать с тобой не буду.

– Разочарование мое безмерно, клянусь!

– Шут, – зло фыркнула Рита.

– А что еще остается худосочному… ботанику?

– Это кто тут «худосочный ботаник»? – весело воскликнул Богдан.

Рита с Петро вздрогнули и обернулись. Богдан держал в руках поднос с крошечными бутербродами и с интересом смотрел на них.

– Подслушиваешь? – толкнул друга в плечо Петро. Наклонился к Рите и лукаво шепнул: – Жертва эксперимента? Ну-ну… Успехов, малышка!

Он развернулся и ушел. Рита видела: Петро подошел к Лесе, что-то сказал, и троюродная сестра звонко рассмеялась.

«Неужели и ему Леська нравится? – разочарованно подумала Рита. – Да нет, не может быть. Просто она сейчас свободна, как я до этого…»

И все же Риту неприятно задело, что Симоненко мгновенно забыл о ней. Жестикулировал перед Леськой и – отсюда видно! – счастливо сиял, когда она смеялась.

«Нашла о чем думать! – сердито одернула себя Рита. – Самое время довести до конца намеченное. Мы с Богданом как раз вдвоем, никто нас не слышит, не смотрит в нашу сторону… Сейчас или никогда!»

Рита печально улыбнулась Богдану и зябко передернула плечами. Богдан поставил поднос рядом с ней.

– Ты что-то сегодня совсем погасшая, – он придвинул стул и сел напротив девочки.

«Лучше бы как Петро, присел на подлокотник», – с досадой подумала Рита.

– Ничего не ешь, не танцуешь, – сочувственно продолжил Богдан. – Неужели так устала утром?

– Да нет, я отдохнула. – И девочка зачем-то соврала: – Поспала даже.

– Тогда в чем дело? Тебе у меня не нравится?

– Очень нравится, – Ритины глаза вспыхнули.

«Как у кошки», – отметил Богдан, с интересом рассматривая москвичку.

Юноша подошел к ней по просьбе Леси. Девочке почему-то показалось, что Рита грустит. И Петро уже достал троюродную сестру своими вечными шуточками. Рита ведь не знает Симоненко, еще примет всерьез его шпильки. А Петро просто по-другому не умеет. У него не язык – бритва.

Леся не сомневалась: Рита до сих пор переживала из-за испорченного платья. Считала себя виноватой и поэтому так печальна. Бедняга даже не танцевала! Петро сколько раз ее приглашал, Леся видела.

Богдан всматривался в хорошенькое, раскрасневшееся от смущения личико и не понимал, почему эта девушка его не волнует. Она ведь… почти красавица, эта Марго. И уже не девчонка, как Леся, например. С ней много проще. Марго понятна как… ластик!

Богдан обернулся и невольно нахмурился: Леся танцевала с Петро. Внезапный укол ревности смутил и рассердил юношу. Богдан неохотно признался себе, что именно Симоненко не любит видеть рядом с Лесей.

«Просто иногда мне кажется, – раздраженно подумал Богдан, – Петро едва не влюблен в нее. Леся, пожалуй, единственная, кого не затрагивают его язвительные шуточки. Маринке и то достается, а мы дружим почти с пеленок…»

Богдан заставил себя не смотреть на танцующую пару. Улыбнулся Рите и спросил:

– Тогда почему ты грустишь весь вечер?

– Я же тебе говорила… – прошептала Рита.

Ее лицо побледнело. Глаза стали несчастными. Она стиснула руки и убито пробормотала:

– Ты уже забыл!

– О чем я забыл? – искренне удивился Богдан.

– Я хотела надеть сегодня любимое платье! – Рита опустила глаза, длинные ресницы взволнованно затрепетали. Девочка еле слышно выдохнула: – Я так мечтала, чтоб ты меня в нем увидел.

Богдан озадаченно сдвинул брови.

– Ну и надела бы.

Рита отвернулась. Богдан подбадривающе воскликнул:

– Ты и в этом прекрасно выглядишь, честное слово!

– Ты не понимаешь, – зеленые глаза заблестели от едва сдерживаемых слез, – это совсем не то. Бирюзовое, оно…

– Какое? – нетерпеливо спросил Богдан. И насмешливо усмехнулся. – Волшебное? Как у Золушки?

– Почти, – кивнула Рита. – Посмотри на Лесю! Разве она сегодня не хороша?

Богдан послушно обернулся и едва не заскрипел зубами от злости: Петро что-то шептал Лесе на ухо, и лицо девочки порозовело от смеха.

– При чем здесь Леська? – холодно поинтересовался Богдан, с трудом отводя взгляд от подруги.

– Как «при чем»? – удивилась Рита. И возмущенно выпалила: – На ней мое платье! Я же тебе говорила, она давно его выпрашивала!

Рита вдруг всхлипнула и прикрыла лицо руками. Она почти не притворялась. Ей в жизни не было так страшно! И так плохо.

Она панически боялась, что обман сейчас откроется. Если Леська, например, догадается рассказать Богдану об испорченном платье. Мол, Ритка закапала его шелковицей, жалость какая – пришлось надеть чужое, гостья буквально его навязала.

Хотя… Леська вряд ли станет жаловаться! Эта дурочка сестре откровенно сочувствовала, Рита видела. Уговаривала не расстраиваться – вот цирк! Мол, ты ж нечаянно, с любым может случиться…

Рита в жизни не сталкивалась с подобной наивностью!

Богдан недоверчиво смотрел на нее, о чем-то думая. Но, к удивлению Риты, не стал ее расспрашивать. Холодно бросил:

– Перекуси. Ты за весь вечер крошки в рот не взяла.

Рита испуганно ахнула: Богдан решительно двинулся в сторону Леси.

«Мамочка моя! Если он сейчас спросит о платье… Я пропала! Нет, я все буду отрицать! В конце концов, мое платье на Леське, что б она там не говорила. Зачем, зачем она его взяла?!»

Руки стали ледяными, ноги ватными, к горлу подкатила тошнота. «От голода, наверное, – равнодушно подумала Рита. – Нужно в самом деле хоть что-нибудь съесть».

Девочка схватила первый попавшийся под руку бутерброд и на подгибающихся ногах направилась к Лесе. Чуть стороной, делая вид, что идет к столу с напитками. Рита хотела слышать, как пойдет разговор! Иначе просто сойдет с ума от страха.

По счастью, Богдан все еще стоял у окна, ждал, пока закончится мелодия, и, соответственно, танец. Ему претило начинать расспросы при Симоненко.

Нет, он отлично относился к Петро, дружил с ним едва ли не с первого класса, но… Если Леся и взяла чужое платье, незачем Петро об этом знать. Не его дело!

Богдан не поверил Рите. Не мог поверить. Даже ее болтовня о каких-то там десяти гривнах, отданных сестре за клубнику, казалась ему клеветой.

Он слишком хорошо знал Лесю! Она наивна, беспредельно добра, беззащитна, в конце концов, перед такой нагловатой девчонкой, как эта москвичка.

И все же после недавнего разговора на стройке на душе остался какой-то неприятный осадок. Будто Марго все же забрызгала Лесю грязью. А он не рискнул спросить подругу открыто – правда ли это. И мучался сомнениями.

Он идиот!

Будто первый раз сталкивался с подобной девицей. Сколько их на нем висело и виснет! И одна о другой обязательно скажет гадость. Как бы между прочим. Они просто смешны в своем стремлении очернить подругу. Леся совершенно другая.

Нет, сегодня Богдан не сделает глупости! Не оставит все в себе, чтобы потом думать: правда или нет? Он спросит саму Лесю.

Богдан раздраженно отвернулся: он невольно подслушивал. Стоял слишком близко, чтобы не слышать, как Петро бессовестно обрабатывал Лесю.

Сейчас Симоненко со смехом рассказывал, как его завалило в пещере. Он трое суток сидел в темноте без капли воды, пока его откапывали друзья по клубу. Со стен, мол, влагу слизывал! И все время во весь голос орал песни Шевчука, чтоб не сойти с ума.

Петро говорил весело, непринужденно, а Лесины глаза горели восторгом: она никогда не ходила со спелеологами. И не была в чудных пещерах старого Крыма, похожих на великолепные бальные залы. Там сталактиты и сталагмиты стремились навстречу друг другу, а стены мерцали в свете факелов или фонарей будто усыпанные алмазами.

«Вот гад, несет! – угрюмо восхитился талантами друга Богдан. – С одной стороны, словно посмеивается над собой. С другой, дает понять – он не из толпы. Мол, обрати внимание: смел, находчив, ловок, умен. И вообще – настоящий мужик. Силен, бродяга! И все же Леське не стоило бы слушать его с раскрытым ртом…»

Последние аккорды растаяли одновременно со словами Петро:

– Если хочешь, этим летом можешь пойти с нами. Мы как раз через три недели выходим. Давай, Лесь, решайся, впечатлений будет – на всю жизнь.

Огромные Лесины глаза смотрели на Петро растерянно и благодарно. Она так и не убрала руку с его плеча. Взволнованно пробормотала:

– Ты меня не разыгрываешь?

Петро ответить не успел. Богдан довольно грубо оттолкнул его в сторону и развернул девочку к себе. Леся удивленно заморгала, будто только что проснулась. Она попыталась обернуться, но Богдан раздраженно бросил:

– Успеешь еще сказки послушать! У Симоненко их немеряно!

– Но Петя сказал…

– Ах, он уже Петя! Быстро ты растаяла!

– Даня, я не понимаю…

– Не сомневаюсь. Куда уж тебе!

Карие глаза посветлели, стали золотистыми и по-детски беззащитными. Богдан смотрел, как они быстро наполняются слезами, и чувствовал себя подлецом. Первый раз в жизни! Но сдержать непонятного раздражения не мог и резко спросил:

– Чье на тебе платье?

Леся сглотнула невольные слезы и прошептала:

– К-какое платье?

Она не могла переключиться так быстро. Только что все было просто замечательно, и вдруг… Почему Даня так разозлился на нее?

– На тебе что, два платья? – язвительно поинтересовался Богдан.

Леся непонимающе опустила глаза, она только сейчас вспомнила, что пришла на вечер в Ритином платье. Ведь ее любимое, бесценный подарок Ванессы Ивановны, непоправимо испорчено. А Богдану оно так нравилось…

Леся сморгнула слезинку и прошептала:

– Ты об этом? – она коснулась тонкими пальцами бирюзовой ткани.

– Угадала. Чье оно?

– Ритино.

Богдан вздрогнул, его как по лицу ударили. Он слепо провел рукой по глазам и пробормотал:

– Как невинно. Ритино. Просто – Ритино. Ни слова больше.

Леся смотрела непонимающе. Богдан откашлялся и хрипло выдохнул:

– Ты знаешь, что это ее любимое платье?

– Рита говорила, – Леся смотрела удивленно.

Богдан не верил собственным ушам! Он в эти секунды ненавидел себя: зачем сунулся с расспросами?! Лучше бы сомневался!

Юноша обернулся, нашел взглядом Риту: она стояла у стола, выбирая сок. Обычно уверенная, слегка вульгарная и нагловатая, Рита смотрелась сегодня непривычно сиротливо.

Богдан стиснул зубы. Помолчал немного, заставляя себя успокоиться. Потом угрюмо спросил:

– Почему ты не надела свое платье? Оно ничуть не хуже.

Леся поймала Ритин умоляющий взгляд и коротко ответила:

– Оно испорчено. Шелковицей закапано.

– Понятно, – пробормотал Богдан.

Зато Леся ничего не понимала. Растерянно смотрела, как Богдан идет к Рите и приглашает ее на танец. Девочка невольно покраснела: так тесно прильнула Рита к партнеру. Всем телом.

Лесе вдруг стало неприятно, и она отошла к окну. Почему-то казалось: что-то произошло. Что-то ужасное. Это «что-то» изменит ее жизнь навсегда. Сделает пустой и неинтересной.

Леся прижалась щекой к прохладному стеклу и печально подумала: «Схожу с ума. Из мухи делаю слона. Сама себя пугаю. Дурочка!»

Богдан же испытывал непонятное облегчение: теперь он понимал Лесино поведение. И мог простить ее.

В самом деле, если у Леси испорчено единственное платье, ничего странного, что она попросила у сестры другое. Не отобрала ведь! А что любимое… Может, другие Лесе просто не подходили по размеру? Марго много крупнее ее. А это бирюзовое платье – с эластичным лифом. Леся в нем…

Богдан встряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. Наклонился к Рите и утешающе сказал:

– Она вернет тебе платье. Леське просто не в чем было сегодня пойти на вечер.

Рита ослепительно улыбнулась ему и кивнула. Она не чувствовала разочарования, понимая: капля камень точит.

Девушка хмуро усмехнулась, пряча лицо: «Ничего, я такое придумала! Посмотрим, какие ты будешь завтра оправдания Леське подыскивать! Если вообще найдешь…»

Загрузка...